Текст книги "Спаси меня, если сможешь (СИ)"

Автор книги: Ольга Християнчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 7

Он притягивает меня к себе, я обнимаю его, прижимаюсь к груди. Дрожь его тела передается мне, дыхание тяжелое, хриплое. Он довольно долго просидел неподвижно в холоде, и я волнуюсь, чтобы не отморозил конечности. Беру руку в ладони, растираю ее, разминаю пальцы.

– Что ты делаешь? – его горячее дыхание согревает щеку.

– Жаль будет, если ты обморозишь руки и потеряешь пару пальцев, – спокойно отвечаю и берусь за вторую руку. – Где твои перчатки?

– Потерял, – отвечает. – А это помогает, я начинаю ощущать твое прикосновение.

Он не перестает трястись и я решаю действовать по другому. Отстраняюсь, расстегиваю и снимаю свою куртку. Когда тянусь к его молнии, он не возражает, только внимательно наблюдает за мной. Забираюсь руками ему под куртку, крепко обнимаю, полностью прижавшись к его телу, сверху забрасываю свою куртку. Давид поправляет ее и обнимает в ответ. Грудью чувствую громкий стук его сердца, горячее дыхание на своей шее. Прижимаюсь щекой к его холодной щеке, стараюсь чем больше отдать своего тепла.

– Хоть какое-то удовольствие со всей этой ситуации, – шепчет Давид мне в волосы.

– Это вынужденная мера, – оправдываюсь, понимая, что почти вся вылезла на чужого парня. – Тебя надо отогреть.

– Так можешь меня греть вечно, – замечаю изменение тона его голоса, более плавный и расслабленный. – Ты такая теплая.

– Смотри не усни, – предупреждаю. – Тебе нельзя спать. Кто знает, как повреждена голова.

– Как я могу заснуть, когда девушка так близко, – тихо отвечает.

Трястись он перестал, значит, начинает согреваться. Одно время он не шевелится, только сильнее прижимает меня к себе. Его близость мне приятна, хотя и не хочу признаваться в этом. Моя цель только спасти ему жизнь, никаких других мотивов. Хотя в этой ситуации невозможно не отметить приятный его аромат кожи и упругость тела.

Словно услышав мои мысли, Давид шевелится, поворачивает голову и трогает губами моей щеки. А потом к удивлению мне, раскрывает их и целует согретую им кожу. Поцелуй нежный и влажный.

– Зачем ты это сделал? – возмущенно спрашиваю, отклонившись от него.

– Не смог сдержаться, – отвечает без всякого сожаления. – Это моя благодарность тебе.

– Я не просила так благодарить, – держусь на своем. – Я вижу ты уже согрелся.

Отстраняюсь от него всем телом, надеваю куртку. Он недовольно стонет. Но я не хочу, чтобы он думал что-то большее, чем есть на самом деле.

– Извини, если тебе было неприятно, – уверенность исчезла, в голосе только разочарование. – Я больше так делать не буду.

– Конечно не будешь, – строго продолжаю. – Не забывай, у тебя есть девушка. И я тебе не разрешала.

– Я понял, – довольно сухо отвечает и протягивает ко мне руки. – Может, обнимешь меня снова. Так нам будет гораздо теплее.

Я сомневаюсь. Без его тела неприятно холодно, но стоит ли ему доверять? Но что он может сделать с разбитой головой и сломанной ногой? Обнимаю его снова, но куртку больше не снимаю, только оставляю расстегнутой. И мы прижимаемся друг к другу, согреваясь близостью тел.

Какое-то время сидим молча, даже не шевелимся, гул ветра над головой и шорох снега разбавляют мертвую тишину. Затем замечаю, что Давит дышит плавно и равномерно. Словно спит. Нельзя допустить этого.

– Давид, – обращаюсь не громко, смотрю на лицо, легонько толкаю в сторону.

– Что? – отвечает не сразу, как-то вяло.

– У вас с сестрой такие необычные имена, – начинаю говорить, первое, что пришло в голову. Нужно расшевелить его сознание, чтобы он не спал. – Кто вас называл?

– Мама, – слышу улыбку в его голосе, наверное, отношения у них довольно близкие. – Она у нас любит все экзотическое.

– И чем она занимается? – заинтересованно спрашиваю.

– Ничем. Ее часто нет дома. Путешествует, – теперь в его голосе появляется нотка печали.

– Сама? Без отца? – не унимаюсь я.

Давид напрягается в моих объятиях, чувствую, как рука на моих плечах сжимается в кулак. Сама того не осознавая, заговорила о чем-то неприятном.

– У него нет времени, – тон голоса меняется от веселого на холодный. Понимаю, что отношения с отцом у него не самые лучшие. – Постоянно занят. Занимает важную для себя должность.

– И кем он работает? – спрашиваю только для того, чтобы продолжить разговор. Чем больше вызвать у Давида эмоций, тем меньше захочет спать. А негативные я считаю, как лучше для этого подходят.

– Заместителем мэра, – после долгой паузы все же отвечает. – Я думал, ты знаешь.

Его удивление веселит. Как будто профессия его отца должна быть важной для меня.

– Возможно Дмитрий и говорил, но я не запомнила, – легкомысленно говорю. Такие вещи меня не волнуют, на мажоров и их родителей обычно не обращаю внимания.

Давид придирчиво смотрит на меня, словно в первый раз видит.

– Может быть расскажешь ты о себе, – наконец подает он голос. – У тебя есть парень?

Я смеюсь, неловко двигаюсь рядом с ним.

– Тебя только это интересует? – весело спрашиваю. – Может, я лучше расскажу, откуда я?

– Это я знаю, – вдруг признается к удивлению мне. – Дима все о тебе рассказал.

Все обо мне разузнал, а о личной жизни не смог. И это не удивительно, как мы с Дмитрием разошлись, я не посвящаю его в сердечные дела. Это больше не его дело.

– Ты его расспрашивал обо мне? Зачем?

– Просто было интересно, – Давид крепче сжимает меня в объятиях и я смущаюсь. – Хочу открыть тебе секрет. Это я предложил, чтобы он пригласил тебя в этот отпуск.

Я в шоке молчу, не знаю, что ответить, и как реагировать. Зачем ему на отдыхе незнакомая девушка? Он мог взять на мое место любого из своих друзей. Потом вспоминаю, как он себя вел все время и возмутительно смотрю на него.

– Выходит сначала пригласил, а потом не давал покоя, – сердито шепчу. – Давид, ты какой-то садист.

– Я не знал, как к тебе подступить, – оправдывается. – Ты еще та неприступная гора.

– А конечно, приветливо говорить не пробовал, как все люди? – злюсь на него еще хуже. Что можно ожидать от наглого мажора.

– Пробовал, – отрезает решительно. – Забыла? На дне рождение Дмитрия, ты не дала мне никакого шанса.

– Ты вел себя нагло, – брызгаю от возмущения и немного отстраняюсь, но он не пускает, держит меня крепко. – Неужели ты думал, что если ты при деньгах, то я повешусь сразу тебе на шею?

– Не знаю, – неуверенно отвечает, отводит взгляд, молчит определенное время. – Я привык, что обычно так и происходит. Говорю кто я, и девушки мои, выбирай, какую хочешь.

Какую странную обреченность слышу в его голосе. Кажется, будто он чувствует себя пленником денег отца. Почему-то уверена, что я первая слышу от него такие слова. Но жалости у меня не дождется, достаточно хитрые могут быть эти люди.

– Только не я, – четко говорю, чтобы он не забывался.

– Я знаю, – с пониманием говорит. – Возможно, поэтому ты и не оставляешь меня в покое.

Я ничего не отвечаю.

Он склоняет ко мне голову и прижимается щекой к виску. Мы еще долго сидим в тишине, каждый погруженный в свои мысли.

Глава 8

Наверняка я заснула. Мне снится родительский дом, моя маленькая, но уютная комната, первые фотографии, сделанные купленной камерой, которые я прикрепила на стену.

Непонятный шум развеивает марево и я открываю глаза. Первые секунды не понимаю, где нахожусь и кто лежит рядом. Но жесткая реальность быстро возвращается.

Шум повторяется. Словно голоса. Отстраняюсь от Давида, он спит, стараюсь его разбудить, напрасно.

Быстро открываю проход и пытаюсь вылезти наружу. Ветвь наполовину присыпала снегом, и мне приходится выползать из тайника. На дворе рассвет. Солнце еще не взошло, и серое небо готовится к хорошей погоде. Возвращаюсь в сторону горы и вижу четырех мужчин в ярко-красных куртках, спускающихся в мою сторону.

– Эй, мы здесь! – машу им руками и вовсю кричу.

Дыхание перехватывает от радости. Нас нашли. Наконец-то. Мы спасены. Мужчины быстро приближаются. Один говорит по телефону, слышу отрывки слов, он сообщает, что мы найдены.

– Я же говорил, что это шарф висит, – говорит другой, и я автоматически перевожу взгляд на свою метку.

Бабушкин шарф сильно припылен снегом, но его едкий красный цвет все равно хорошо просвечивается. Я быстро стряхиваю снег и снимаю его с дерева.

– Если бы не он, – говорит ко мне один из спасателей, подойдя уже довольно близко. – Мы бы прошли мимо и повернули в другую сторону.

– Вы не так далеко от базы, почему вы не вернулись? – другой высоченный и плечистый, раздраженно требует от меня ответа, пронзая жесткими глазами. – Где парень?

– Нас засыпало снегом, Давид сломал ногу, идти сам не может, – начинаю виновато оправдываться и провожу их в тайник.

Сначала они удивленно смотрят, потом приходят в себя и начинают разгребать ветви со снегом, чтобы добраться до Давида. Я стою рядом и нервно наблюдаю. Их трое, четвертый известил по телефону о раненом и вернулся за носилками.

– Я ногу не трогала, боялась сделать хуже, – бормочу им, когда те аккуратно достают парня наружу и ложат на снег.

Пытаются его разбудить, но он не реагирует. Плохое предчувствие селится в груди. Я внимательно всматриваюсь в его лицо, надеясь увидеть хоть какую-нибудь реакцию. От мысли, что он, возможно, уже умер кружится голова и я чуть не падаю на колени.

Спасатели открывают ему глаза, проверяют пульс, а я с ужасом жду их вердикта.

– Дышит, – констатирует высокий, – но без сознания.

Я вздыхаю с облегчением.

– Это ты вырыла эту яму? – заинтересованно спрашивает другой, меньший, с добрым выражением лица.

– Началась метель и я не могла его оставить на ветру, – тихо отвечаю.

– Ты молодец, – он подходит ко мне и добродушно хлопает по плечу. – Возможно ты спасла ему жизнь.

Я неловко киваю в ответ. Надеюсь, с Давидом все будет хорошо.

Нас увозят в местную больницу. При входе подмечаю несколько репортеров. Наше исчезновение получило огласку. Под лавину попал сын заместителя известного мэра, будут о чем долго говорить.

К моему удивлению, меня селят в платную палату. Удобная кровать, плазма на стене, кондиционер. Врачу пытаюсь сказать, что у меня нет финансов ее оплатить, и получаю ответ, что не нужно волноваться, все оплачено. Не знаю, кто мой меценат, но могу только догадываться.

Мне меряют температуру, делают все необходимые анализы. Оказывается ничего страшного, только легкое переохлаждение. Медицинский персонал очень внимателен, врач, средних лет, вежлива и говорит со мной с улыбкой. Я всему удивляюсь и не понимаю, что происходит.

Когда все процедуры сделаны и меня оставляют в покое, в палату влетает Дмитрий. Взволнованный и покрасневший, он крепко меня обнимает. От неожиданности перевожу дыхание.

– Слава Богу ты жива и здорова, – шепчет на ухо, отстраняется и внимательно всю меня осматривает. – Мы не знали, что и думать, когда вы пропали.

Так приятно слышать заботу в его голосе.

– К счастью все прошло, – устало говорю. Мягкая кровать и тепло расслабили мое тело и чувствую, как клонит в сон. – Мы попали под лавину.

– Мы видели ее с лыжной трассы, – азартными глазами смотрит Дима, вспоминая события. – Стоял такой гул. Я видел, как деревья шевелятся, но самой лавины не было видно. Она пронеслась сбоку от трассы. Мы даже вообразить не могли, что вы в той стороне.

– Меня туда понесло за фотографиями, Давид пошел за мной, – вздыхаю, снова чувствуя свою вину. – Кстати, как он там?

Дима пожимает плечами.

– Жить будет, – отвечает и берет меня за руку. Неожиданный жест. – У него сотрясение мозга и двойной перелом ноги. Сейчас у него Алиса.

– Он очнулся? – озабоченно спрашиваю, даже не понимаю, почему так сильно за него волнуюсь. – Мы не могли его разбудить.

– Сейчас он в сознании, немного дряблый, но после пережитого неудивительно, – парень умолкает, поглаживает мою руку и как-то странно смотрит на меня. – Я сильно волновался за тебя. Боялся, что никогда не увижу.

Этот взгляд, этот тон голоса, так он вел себя, когда мы встречались. Когда-то давно я тонула от такой его заботы, сейчас это вызывает подозрение. Почему это вдруг такое внимание в мою сторону? Я хмурюсь, забираю от него руку и собираюсь поставить его на место. Как вдруг в палату врываются двое. Молодая симпатичная женщина с микрофоном в руках представляется репортером известного канала. Я сразу ее узнаю, она часто путешествует по стране и снимает интересные события. Позади нее стоит высокий, худой молодой человек с вьющейся бородой. На плече у него телевизионная камера, направленная на меня.

– Что это такое? – шокировано спрашиваю и перевожу взгляд на друга.

Тот радостно улыбается, снова хватает меня за руку и пододвигается поближе.

– Теперь ты известна, – шепчет на ухо, я чувствую его эйфорию счастья.

– Мы хотим взять у вас интервью, если вы не против, – вежливо говорит женщина, уже знакомым, с передач, голосом.

Глава 9

– Конечно она не против, – быстро отвечает за меня Дмитрий, не успела я даже открыть рот. – Мы ответим на все интересующие вас вопросы.

– Почему я? – растерянно спрашиваю. – Что я такого сделала? Зачем меня снимать?

Репортёрша улыбается и подходит ближе. Ее ярко-красная помада резко выделяется на бледном лице.

– Скажу честно, – в глазах холодный расчет и профессиональный пыл. – Красивая история спасения. Молодая, хрупкая девушка спасла своего друга, не оставила в беде. Страна должна знать своих героев.

– Какой из меня герой? – хмурюсь. – Я ничего особенного не сделала.

– Мы следили за вашими поисками, – продолжает женщина, не обращая внимания на мой недовольный вид. – Люди хотят знать чем все закончилось. Мы уже пообщались со спасателями. Они в восторге от вашей находчивости, спрятать друга в снежной норе. Благодаря этому он остался в живых. Разве это не стоит похвалы?

– Все равно не понимаю, что здесь такого особенного, – стою на своем. Сниматься на камеру я не хочу, предпочитаю находиться по другую сторону экрана. – Я действовала интуитивно. Сами видели, какая началась метель. Раненый, он бы не протянул долго.

– Вот и это расскажете, – подхватывает мои слова репортерша, вряд ли от нее можно избавиться. Упрямство – хорошая черта в ее профессии. – Я задам всего несколько вопросов. И все.

– Надежда, чего ты отпираешься? – удивленный моей реакцией Дмитрий, трясется, так хочет попасть на телевидение. – Тебя покажут на всю страну.

Раздраженно забираю от него свою руку. Его заботливое присутствие говорит о желании засветиться на экране. Его тщеславие когда-нибудь его погубит.

Я неохотно соглашаюсь и сухо отвечаю на вопросы типа, как строила тайник, было ли мне страшно, и насколько близки мы с Давидом. Последнее принципиально игнорирую, давая понять, что это не их дело.

Дмитрий радостно усмехается и дополняет мои слова не важными репликами. Его поведение меня раздражает. Как я могла поверить, что он за меня волнуется? Даже в эту поездку я попала не благодаря ему, как думала раньше, а по желанию Давида. Теперь мажор не вызывал у меня отрицательных эмоций, в отличие от старого друга.

Когда допрос закончился, с облегчением вздыхаю, надеясь, что меня оставят в покое. Чрезмерное внимание не переношу, а быть в центре каких-то событий, вообще для меня недопустимо. Я отношусь к людям незаметным, только наблюдающим. Дмитрий наоборот, окончанием интервью разочарован, его воля, он бы позировал перед камерой весь день. Я смотрю на парня, которого когда-то любила, и вижу чужого незнакомца.

– Я благодарна, что вы согласились с нами пообщаться, Надежда, – вежливо улыбается корреспондентка.

Она с оператором собирается выходить, когда в палате появляется неизвестный мне мужчина. Он уверенно, по-хозяйски подходит к кровати и устремляет на меня острый взгляд зеленых глаз. Его высокий рост всех присутствующих делает малыми и незначительными, даже оператор кажется сгорбившийся. Дорогой серый костюм кричит о хорошем достатке. Седина, расползающаяся от висков по черным волосам, намекает на его не молодой возраст, а возможно еще и нервную работу.

Атмосфера в палате изменяется. Дмитрий возле меня напрягается, исправляет спину, как на уроке, не отводит глаз от гостя. Корреспондентка загорается азартом и жестом показывает своему коллеге включать камеру.

– То ты и есть та Надежда, – голос властный, привыкший руководить и отдавать указания. – Красивое имя. Умных имеешь родителей. Не то что моя жена, назвала детей непонятно как.

Он кривится в пародии улыбки и я замечаю явное сходство с Давидом. Не нужно представлять этого мужчину, я знаю, кто передо мной стоит. Прямой нос и изгиб губ намекают на родство, а острый взгляд зеленых глаз только это подтверждают.

– Александр Петрович, позвольте задать несколько вопросов рядом со спасительницей вашего сына, – трепет репортерши четко говорит, какая она удовлетворена удачным материалом.

Он взглянул на нее с нежеланием и безразличием.

– Я уже отвечал на ваши вопросы, – нотка холода в его голосе погасила блеск в ее глазах. – Скажу только одно. Я пришел к Надежде, поблагодарить ее за то, что не оставила моего сына в беде.

Мужчина умолкает, демонстративно показывая, что больше говорить на камеру не будет.

– Спасибо, – смущенно говорит женщина и наконец эти двое покидают мою палату.

Александр Петрович медленно обходит кровать и без всяких церемоний садится на стул напротив меня. Лишь один взгляд на Дмитрия и тот подпрыгивает с места.

– Тогда я пойду, – лепечет парень и неловко смотрит на меня. – Принесу тебе телефон. Я говорил родителям, что ты перезвонишь им.

– Хорошо, – успеваю только ответить, как он исчезает за дверью. Очевидно, Дима опасается этого мужчины.

Я перевожу на своего незваного гостя взгляд. Мгновение он изучает меня, загадочно улыбается, а я терпеливо жду вердикта.

– Раньше я тебя не видел в компании Давида, – заинтересованно говорит. – Обычно такие, как ты не интересовали его. Неужели что-нибудь изменилось?

– Будьте уверены, что нет, – резко отвечаю. Мне не нравится его пренебрежительное отношение. Выходит такая, как я для его сына не слишком хороша. Теперь понятно, откуда Давид черпает отрицательные качества своего поведения. – Мы с вашим сыном даже не друзья. Просто Дмитрий пригласил меня в это путешествие.

– Так ты девушка Дмитрия?

– Я сама по себе, – отвечаю и поднимаю вверх подбородок, давая понять, что моя личная жизнь его не касается

Он продолжает изучать меня, будто хочет что-то найти. Затем резко отклоняется назад и спокойно опирается на спинку стула.

– Да это не так и важно, – в конце концов делает вывод. – Главное ты и мой сын живы. Ему нужно будет немного полечиться, но благодаря тебе он сейчас дышит. И это самое важное. Разве нет?

– Да, – неуверенно отвечаю. Я не понимаю к чему ведет этот мужчина и почему его манера говорить с надменности сменяется вежливостью.

– Ты храбрая девушка. Не убежала, не испугалась, – теперь пошли комплименты и невозможно понять, искренне ли он это говорит. – Надежда, теперь ты известная героиня.

– Мне не нужна слава, – резко возражаю. – Не люблю этого.

Александр Петрович прищуривается и театрально наигранно смеется.

– Слава – это тяжелое бремя, – произносит слишком эмоционально. – Ты еще достаточно умна. Хотел бы я знать, чем я могу отблагодарить тебя за своего сына.

– Мне ничего не нужно, – уверенно отвечаю. – Я не ради вознаграждения ему помогала.

Снова молчаливая пауза и пронзительный взгляд. Я хорошо вижу, что он меня изучает, но не понимаю, зачем. Какой для него интерес может представлять такое лицо, как я? Ну хочешь ты поблагодарить, так скажи спасибо и иди. Нет, он как охотник узнает жертву, оценивает ее поведение, прежде чем прикончить. Возможно, у него такая манера со всеми знакомиться, из-за специфики работы.

– Ну тогда искренне благодарен за помощь Давиду, – мужчина резко поднимается с места, тянется к моей руке и крепко сжимает. – Если что-нибудь будет нужно, я к твоим услугам.

Не успеваю я ничего ответить, как он уже у двери.

– Возможно еще встретимся, – оглядывается на остаток. – Пока.

– Прощайте, – тихо шепчу уже пустой палате.

Его визит кажется довольно странным. Он словно прощупывал меня, имею ли какую-то ценность. Но для чего ему это, я так и не смогла понять.

Глава 10

По телевизору показывают иностранный сериал. Молодая пара эмоционально выясняет отношения, но я почти не обращаю на них внимания. Мои мысли летают далеко, там, где недавно я боролась за свою жизнь, там, где изо всех сил пыталась спасти парня, которого терпеть не могла. Там на суровых склонах, в смертельно холодном снегу я прижималась к нему, чтобы согреть, впервые говорила с ним спокойно, без взаимных обвинений. Кажется, тогда я узнала совсем другого Давида, на долю секунды он был настоящим, и такой Давид мне даже немного импонирует.

Сериал надоедает и я переключаю каналы. Увидев знакомых спасателей, останавливаюсь. Они стоят на фоне лыжной трассы и активно рассказывают о поисках двух молодых людей и их спасении. Они говорят о нас. Один из них, хваливший меня на горе, говорит, как я героически спасала друга. Потом кадр меняется и на экране уже я, на больничной койке. Мрачно отвечаю на вопросы, лицо бледное, вид устал. Рядом сидит веселый Дмитрий. Всего не показали, вырезали большую часть, и я этому только рада. Затем показывают Давида. Я автоматически прибавляю голоса на пульте, внимательно смотрю, затаив дыхание. Его вид хуже, чем у меня. Голова перемотана, на ноге наложен гипс, его выражение лица довольно болезненное и обессиленное. Репортерша активно задает вопрос, он вяло отвечает хриплым голосом. Я рада его видеть, счастлива, что он жив.

– Ваша подруга довольно сообразительна, – веселый голос репортерши звучит в моей палате. Зашла речь обо мне, я прислушиваюсь. – Она спрятала вас от непогоды в яме, которую сама вырыла. Как вы думаете, благодаря этому вы спаслись?

Я замираю в ожидаемом ответе. Мне очень важно, что скажет Давид. На мгновение лицо его проясняется, губы растягиваются в едва заметной улыбке и зеленые глаза смотрят с экрана прямо на меня. По спине бежит холодок, становится неловко.

– С ней не страшно попадать в опасные ситуации, в этом я убедился. Она согревала меня своим телом, и это позволило мне дожить до утра. Она была моя надежда.

Я выключаю телевизор и выхожу из палаты. Быстро иду по коридору с желанием увидеть Давида. Странное внезапное чувство поселилось глубоко в душе. Словно какая-то привязанность. Я не понимаю, что со мной происходит, но знаю точно, что по-прежнему я к нему относиться уже не смогу. Это как если приручаешь бездомное животное и берешь обязательство на себя заботиться о нем.

Хожу от палаты к палате, заглядываю в каждую, пока на пятой или шестой не останавливаюсь. Он лежит с закрытыми глазами, возможно спит. Я тихонько захожу внутрь. В палате больше никого нет и я с облегчением присаживаюсь на стул у кровати. Какое-то мгновение прямо на него смотрю и в сердце чувствую удивительное тепло. Неужели я к нему привязалась? Да не может быть. Вместе мы провели только сутки.

– Пришла проверить жив ли еще? – глаза закрыты, но улыбка на его лице дразнит меня.

– Нечего проверять, – отвечаю, стараюсь быть равнодушной, но сердце почему-то предательски ускоряет ритм. – Только что видела тебя по телевизору. На умирающего не похож.

Он открывает глаза, смотрит на меня внимательно.

– Я тоже смотрел. Дмитрий наверняка хорошо заботится о тебе, – мне кажется, или я слышу в его голосе ревность? С какой бы это радости?

– Он долго не задержался, – легкомысленно машу рукой. – Как только пришел твой отец, сразу сбежал.

Давид напрягается, лицо превращается в каменную маску.

– Он к тебе заходил? Зачем? – голос тревожный, смущенный.

– Просто поблагодарил за помощь тебе, – отвечаю растерянно.

Давид зажмуривается, устало протирает глаза, потом смотрит обреченно в потолок.

– Просто так у него никогда ничего не бывает, – делает вывод.

Я с ним согласна, его отец не прост, но продолжать этот разговор не хочется. Осматриваю палату. Такая же, как у меня, только на тумбочке целая миска разнообразных фруктов.

– Тебя я вижу хорошо навестили, – улыбаюсь и хватаю из миски мандарин. – Это Алиса принесла?

Я начинаю разбирать душистый цитрус. Его экзотический аромат разносится в воздухе, перебивая стойкий запах медикаментов, который уже за годы въелся в стены.

– Эй, это мое, – в шутку выкрикивает Давид и ловит меня за запястье. Я вырываюсь и продолжаю освобождать мандарин от кожуры. – Даже не спросила.

Он показательно хмурит брови. Я демонстративно кладу дольку себе в рот и с удовольствием стону. Сладкий сок дразнит вкусовые рецепторы, это действительно вкусно. Он внимательно наблюдает за мной с необъяснимым блеском в глазах.

– Ладно, я с тобой поделюсь, – говорю ему снисходительно.

Отрываю дольку и тянусь к его рту. Он охотно раскрывает губы и приняв гостинец, затрагивает ими мои пальцы. Это получается как легкий поцелуй. Кожу в этом месте закололо, чувствую, как щеки покраснели от жара. Я резко забираю руку, только сейчас поняв всю ситуацию.

Давид не отрывает от меня глаз. Он словно ждет, что я опять его поругаю, как тогда на горе. Да я молчу. Между нами что-то начало происходить и это почему-то меня пугает. Нельзя увлекаться мажором, нельзя ему доверять. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Не услышав от меня протеста, Давид воспринимает мое молчание как согласие. На лице появляется радость. Он тянется рукой ко мне, легонько касается колена. Я не шевелюсь. Какая-то невидимая сила сковывает все тело. А может, я просто хочу знать, что будет дальше?

А дальше он собирается мне что-то сказать, но со скрипом открывается дверь и в палату врывается девушка. Она бросается к Давиду, обнимает за шею, а я чувствую только холод в том месте, где только что была его рука.

– Давид, дорогой, какой ужас, – лепечет она своим милым голоском и я уже ее не переношу. – Что с тобой случилось? Ты весь искалеченный.

– Лара, успокойся, все нормально, – неловко говорит Давид и отстраняет ее от себя.

Девушка заправляет длинные, черные волосы за ухо, рассматривает сквозь густые ресницы своего парня и кривит губки на милом лице.

Я придирчиво ее осматриваю. Красивая ничего не скажешь. Не высокого роста, тонкая талия и пышные формы тела, движения плавные грациозны. Я с завистью смотрю на нее и понимаю, что такую ​​девушку нельзя не заметить, невозможно не полюбить. От этой мысли сама вся сжимаюсь, становлюсь незаметной крупицей о которой недавно говорил мне Давид. Теперь понимаю его слова, он был прав.

Парень на мгновение смотрит виновато в мою сторону. Да я на него больше не смотрю.

– Какое здесь нормально? – не успокаивается Лара, тяжело дыша от волнения. – Тебя как танком переехали. Твоя нога в гипсе, ты не сможешь долго ходить.

Я удивляюсь ее недалёкости. Она должна радоваться, что он вообще сможет встать. Все могло закончиться довольно плачевно.

– Зато я жив, – словно подтверждает мои мысли, говорит Давид.

Мгновение она шокировано на него смотрит, будто только сейчас до нее дошло, обтянутая дорогой шелковой блузкой грудь, часто поднимается от тяжелого дыхания. Затем она наклоняется и крепко его целует. Почему-то эта сцена мне не очень приятна, смущенно отвожу глаза и поднимаюсь с места. Нужно уходить, здесь я лишняя.

– Надежда подожди, – слышу в спину взволнованный голос Давида и не останавливаюсь и не оглядываюсь.

– Еще может увидимся, Давид, – сухо говорю, прежде чем покинуть палату.

Хотя я в этом сильно сомневаюсь.