Текст книги "Тьма (СИ)"
Автор книги: Ольга Грибова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Децима, что в переводе с римского значило «судьба», во всем походила на сестер. На её голове красовался венок из полевого вьюнка, и я впервые задумался, что цветы, вероятно, имеют какое-то значение, о чем шепотом поинтересовался у Андрея.
– Вьюнок – символ покорности, – пояснил вампир, наклоняясь ко мне. – Мы должны смиренно принимать свою судьбу.
– А фиалки с акацией?
– Фиалки раньше означали смерть, а белая акация – жизненные силы.
Я кивнул в знак благодарности.
Децима, как и её сестры, была незрячей. Есть в этом что-то забавное – слепые богини судеб. Недаром говорят: судьба слепа. Кто бы мог подумать, что это высказывание так точно передает суть.
Она услышала наши шаги издалека и теперь сидела, гордо вскинув голову, ожидая наше приближение. Нити со всех сторон зала сами шли к Парке в руке, тянулись к ней, как звери к водопою. Её искусные пальцы направляли их то в одну, то в другую сторону. Порой переплетая друг с другом, а иногда разделяя навечно. С кем-то она была нежна и ласкова, с другими действовала грубо и даже жестоко. Думаю, последних судьба не жаловала и они вряд ли могли похвастаться счастливой жизнью.
– Ваша судьба предрешена, – стоило нам подойти, и Парка пресекла любую попытку спорить или торговаться.
– Мы не хотим изменить судьбу, – покривила душой Амаранта. Я бы, например, не отказался внести пару-тройку изменений в своё безрадостное существование. Уверен, если кто в этом мире и в состоянии вернуть мне человеческую жизнь, то это Децима.
– Тогда зачем вы здесь? – из трех сестер эта оказалась самой вменяемой, и мы всерьез рассчитывали на конструктивный диалог. Голос Децимы и тот звучал приземлено и походил на голос ласковой матери, а не на загробное завывание.
– Нам необходимо узнать чужую судьбу, – признался я.
Парка перевела на меня взгляд слепых глаз, и мне показалось, что она видит меня четче, чем я её, так пристально и внимательно изучали меня бесцветные зрачки.
– Зачем? – только и спросила Децима.
– Мы не собираемся никому вредить, – убеждала Парку Амаранта. – Мы лишь хотим отыскать кое-кого из ныне живущих.
– Если он и впрямь живет, то вы пришли по адресу. Кто вам нужен?
– Царица Нефертари, – сказал Андрей.
Парка закрыла глаза и задумалась, не прекращая перебирать нити. Она будто вслушивалась в одни ей ведомые звуки, рассчитывая из миллиона голосов вычленить единственно нужный.
Неожиданно глаза Децимы распахнулись, а губы недовольно поджались.
– Нефертари особенная. Её нить – самая древняя.
– Да-да, – радостно закивала Эмми. – Как раз её мы ищем.
И снова Децима погрузилась в молчаливое раздумье. Но следующие слова Парки заставили нас самих крепко призадуматься: что есть судьба и насколько велико её влияние на человечество?
– Вам суждено встретиться с царицей, – голосом ясновидящей, погрузившейся в транс, заявила Парка. Она взмахнула рукой, и ряды нитей расступились. Мы вынужденно отпрыгнули в разные стороны, когда мимо нас подобно тарану проползла самая толстая из виденных мной нитей. Она была алого цвета как свежая кровь.
Нить послушно легла в руки Децимы и затаилась. Парка погладила её, как любимое домашнее животное, и произнесла с сочувствием:
– Много страданий выпало на её долю.
– Как же, как же, – себе под нос проворчал Андрей, – убивать других и пить их кровь так тяжко. Как она, должно быть, мучается, бедняга!
Я шикнул на вампира. Его длинный язык мог стоить нам сведений. Разве не он сам всегда попрекал Диму за несдержанность?
– Разве ты не делаешь того же? – спросила Парка, внезапно заинтересовавшись мотивами Андрея.
– Меня никто не спрашивал, хочу я этого или нет. Она же добровольно обрекла себя и других на такое существование.
Децима улыбнулась. И столько мудрости и ласки было в этой улыбке, что мне вдруг захотелось рассказать ей самые сокровенные тайны. Но ведь она их и так знала! При мысли о том, что в этом мире есть существо, которое стопроцентно понимает тебя, разделяя все твои горести и радости, стало теплее на сердце.
– Подойди, – Парка тем же жестом, что минуту назад призывала нить, поманила к себе Андрея.
Вампир, не смея ослушаться, шагнул вперед, но по его лицу было видно, что он успел горько пожалеть о сказанном. Децима потребовала, чтобы он наклонился к самым её губам, и тогда прошептала ему несколько слов. Их даже мой вампирский слух не смог уловить. Лицо Андрея при этом дрогнуло, на мгновение он превратился в испуганного двадцатилетнего парня, которому сказали, что он завтра умрет. Устремив невидящий взгляд в стену, вампир отшатнулся от Парки.
– Теперь ты, – Децима обратилась к Амаранте, и та испуганно ойкнула, но все же пошла к стулу.
Пока Эмми шепталась с Паркой, я тихо спросил у Андрея:
– Что она тебе сказала?
– Ничего особенного, – отмахнулся вампир, но его лицо все еще напоминало восковую маску.
В отличие от Андрея Эмми осталась довольна пророчеством. Она рассеянно улыбалась, пока я шел за своей порцией независящих от меня планов на будущее.
Дыхание Децимы коснулось моей щеки, когда она произнесла:
– Ты обрел свою судьбу.
Я изумленно приподнял брови. Что бы это не значило, больше Парка ничего не добавила. Единственное, что она еще сказала нам – это название места, где искать царицу.
Глава 19. Прощение
Я повернулся вокруг своей оси, растерянно осматриваясь вокруг. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять: я стою на улице перед входом в гостиницу, где нашего возвращения от богинь ждут Ксюша и отец. Неподалеку изумлено таращились по сторонам Андрей и Амаранта. Децима при помощи магии доставила нас из пристанища Парок назад в цивилизацию. В следующее мгновение я испугался, что Дима остался в пещере. Еще раз обернувшись на сто восемьдесят градусов, увидел удивлено моргающего младшего брата, которому были неизвестны события последних часов.
– Светает, – Андрей первым указал на порозовевшую линию горизонта, и мы поспешили укрыться в гостинице.
Всё еще не пришедшие в себя мы некоторое время толклись в холле. Дима опомнился первым:
– А «Мерседес»-то остался у пещеры.
Эти слова подействовали на меня как пощечина, и я вмиг очнулся. Отец редко доверял нам машину. Это был исключительный случай. Кинув взгляд на улице, осознал, что сам не смогу забрать мерс. Из всех вариантов оставался только брат. Но уж лучше признаться папе во всех смертных грехах, чем отдать ключи от «Мерседеса» Диме.
Приуныв, мы поднялись наверх. Стоило оказаться на нашем этаже, как дверь в мой номер отворилась и в проеме показалась голова отца.
– Как успехи?
Заметив наши неулыбчивые лица, папа нахмурился и пригласил нас войти. Шагнув в номер, Андрей первым делом направился к холодильнику. Пока вампир доставал бутылки с кровью, одну из которых любезно предложил мне, а вторую Эмми, Ксюша и отец молча изучали нашу потрепанную в боях одежду. Андрей повалился в кресло, вылил содержимое своей бутылки в стакан и с наслаждением осушил его до дна. Не прошло и минуты, как порезы, оставленные на его руках осколками сталактитов, затянулись.
– Вот бы мне так, – с завистью протянул Дима, разглядывая синяк размером с теннисный мяч на правой голени. К этому времени он успел стянуть кроссовки и закатать джинсы до колен.
Отец отреагировал мгновенно, залепив брату подзатыльник. Дима обиженно поджал губы, но промолчал, что было само по себе удивительно. Обычно брат не оставался в долгу. Ксюша бросилась на выручку к Диме, отгородив его от разгневанного Виктора Климентьева, для которого мысль о том, что его второй сын тоже станет вампиром, была сопоставима с концом света.
Чтобы отвлечь папу от тяжких дум, я сказал:
– Нам удалось узнать, где скрывается царица.
– Значит, она существует? – Ксения вскинула брови. Похоже, она не верила в наш план.
– Еще как существует, – кивнул я. – И чем скорее мы её найдем, тем лучше.
– Где же она живет? – отец смотрел на меня, не мигая.
– Конкретно сейчас, – взял слово Андрей, – в Мурманске.
Заявление вампира вызвали недоумение у собравшихся. Я, признаться, поначалу тоже посчитал эту информацию неудачной шуткой Парки, но немного поразмыслив, вспомнил: как раз сейчас в Мурманске в разгаре полярная ночь – время, когда на небе нет солнца. Куда еще податься вампиру, ненавидящему небесное светило, как не в город, где его не будет долгие сорок дней?
– Нам надо поторопиться, – заявил я. – Сегодня уже пятнадцатое декабря. Полярная ночь продлится до одиннадцатого января. К этому времени царица покинет город.
– До Мурманска больше суток, – прикинул отец, поглаживая подбородок. – Надо хорошенько заправиться. Отправляемся сегодня вечером.
Папа протянул ко мне руку, желая забрать ключи от «Мерседеса». Я положил ключи в раскрытую ладонь и нехотя признался:
– Машина осталась у пещеры.
В первое мгновение показалось, что сейчас на мою голову обрушится гнев Зевса-громовержца, но отец проявил чудеса выдержки. Глубоко вдохнув, он медленно выпустил воздух через ноздри, кивнул и направился к двери.
Все разошлись по своим комнатам. Лишь Эмми осталась в нерешительности стоять на пороге. Она хотелась поговорить. Учитывая, наш недавний поцелуй, я догадывался, о чем будет этот разговор. Но это нисколько не приближало меня к понимаю наших отношений. Пожалуй, впервые в жизни я, в самом деле, не знал, как поступить.
Амаранта аккуратно прикрыла дверь, точно страшась спугнуть меня громким звуком, и шагнула в центр комнаты. Некоторое время девушка изучала меня, а я в ответ, прислонившись к двери в ванную и скрестив руки на груди, хмуро буравил её взглядом. Меня раздирали внутренние противоречия: с одной стороны то, что произошло между нами в пещере, стало для меня настоящим откровением, и я боялся этого лишиться, но с другой отлично помнил предательство Эмми, и его было не так-то легко простить.
– Ты всё еще ненавидишь меня? – первой заговорила Амаранта и тут же, не дожидаясь ответа, добавила: – я принесла тебе столько горя.
– Я не знаю, что делать. И что хуже всего я понятия не имею, что чувствую.
– Это нормально. Твои инстинкты ведут тебя, но придет время и ты возьмешь над ними верх, – Эмми улыбнулась и робко поинтересовалась: – тот поцелуй – он что-то значил?
– Сам не могу понять, – я развел руками. – Тебе не приходило в голову, что мы недостойны счастья?
– Но почему?
– Мы – убийцы! Я убил девушку.
– А я ребенка, – напомнила Амаранта. – Если бы мне снились сны, то это были бы кошмары. Я бы каждую ночь просыпалась с криком, потому что не было ни одного дня, чтобы я не вспоминала о той маленькой девочке.
– Как тебе удается жить с этим? – спросил я, присаживаясь на край кровати. Боевой пыл покинул меня, оставив после себя пустоту.
– Я пытаюсь стать лучше. Да, внутри каждого из нас притаилась тьма, и мы вынуждены каждую минуту бороться с ней, но тем ценнее то человеческое, что еще осталось в нас.
Я хмыкнул. Амаранта присела рядом, обвила руками мою шею и прильнула щекой к моему плечу. Я не стал возражать, а просто сидел, глядя в пол, прислушиваясь к звуку её дыхания.
– Я не уверен, что по-прежнему люблю тебя, – наконец, тихо признался я. – Я вообще ни в чем не уверен.
Эмми чуть вздрогнула, но лишь теснее прижалась ко мне.
– Ты просто запутался. Тебе нужно время, чтобы во всем разобраться.
Не понятно было, кого она уговаривается: меня или себя.
Я откинулся назад и лег. Амаранта последовала моему примеру. Пристроив голову у меня на груди, она замерла. Ноздри щекотал запах цветов шиповника. Он был также нежен, как и раньше, но сердце больше не сжималось в сладостном предвкушении, стоило мне его почуять.
– Твоё сердце молчит, – заявила Амаранта, некоторое время прислушиваясь к звукам в моей груди. – Почему ты не заставишь его биться?
– Какой в этом смысл? Это не вернет мне жизнь.
Эмми подняла голову и с тревогой заглянула мне в глаза. Кажется, она впервые с того момента, как обратила меня, всерьез испугалась за моё состояние.
– Нельзя резко отказываться от прошлого. Это может сильно тебя изменить.
– Куда уж сильнее? – горько усмехнулся я.
– Ты не понимаешь, – она упрямо тряхнула головой, и черные волосы каскадом рассыпались по моей груди и плечам. – От этого зависит кем ты станешь: бездушным монстром или же в тебе сохранится частичка человека.
Я заглянул в кобальтовые, бездонные глаза девушки и мне вдруг стало неловко за своё поведение. Все носятся со мной, как с писаной торбой, а я только и делаю, что жалуюсь на тяжелую жизнь. А ведь другим тоже нелегко.
Я легонько коснулся щеки Амаранты, убрал непослушную черную прядь с безукоризненного лица и прошептал:
– Прости. Я запутался.
– Я готова подождать, – Амаранта улыбнулась и легонько поцеловала мои пальцы. – Мне некуда торопиться.
– О да, – я тоже не сдержал улыбки, – времени у нас навалом.
Амаранта снова опустила голову мне на грудь. Так мы и лежали в полной тишине. Для меня стало внезапным открытием это единение. Впервые я увидел в Амаранте не просто красивую девушку, которой хочется восхищаться, а союзника. Что-то новое зародилось между нами. Имя ему было – равноправие.
Довольно долго мы молчали, наслаждаясь единением, что возникло между нами. Пожалуй, мы еще никогда не были настолько близки.
– Моё кольцо у тебя? – спустя пару часов я неожиданно для себя нарушил тишину. Почему-то вдруг показалось важным, чтобы обручальное кольцо, которое я снял, узнав о предательстве Амаранты, было у меня.
– Я всегда ношу его с собой, – Амаранта запустила руку в вырез платья и продемонстрировала мне цепочку. На ней как кулон висело кольцо.
Я лег на бок, лицом к девушке и признался:
– Мне бы хотелось его вернуть.
Эмми сняла цепочку, освободила кольцо и надела его мне на палец, как в день венчания. Я провел по гладкому боку кольца и улыбнулся. Мне вдруг сделалось спокойно. Если раньше я был кораблем, попавшим в шторм, и меня бросало из стороны в сторону, я был на волосок от гибели, но теперь меня, наконец, прибило к безопасному берегу.
– Почему ты выбрала меня? – спросил я. – Ты могла бы заполучить любого. Хотя бы того же Андрея. Он ведь неравнодушен к тебе. Но ты предпочла меня. Почему?
– Ты первый, кто поверил в меня, – Эмми лежала на боку, подперев голову рукой. – Все в один голос твердили, что я чудовище и что мне давно пора смириться с этим. А ты рассмотрел во мне другую сторону. Ту, в существование которой я и уже сама начала сомневаться. Я смотрела в твои глаза и видела себя такой, какой всегда мечтала стать, – Амаранта на секунду замолчала, выбирая слова, а потом горько произнесла: – сейчас ты смотришь иначе. Так, словно впервые разглядел меня по-настоящему. И то, что ты видишь, тебе не нравится.
Я не нашелся с ответом, тем более что Эмми во всем была права. Видя моё смущение, Амаранта сменила тему. Протянув руку, она прижала ладонь к моей груди – туда, где находилось сердце.
– Мне не хватает твоего сердца. Оно билось за двоих.
Это были слова раскаяния. Она дала мне понять, что горько сожалеет о своем поступке. Я бы мог заставить сердце биться, как она того просила, то это было бы не тоже самое, что живое сердцебиение. Мы оба это прекрасно понимали.
Я накрыл руку Амаранты своей и прошептал:
– Я прощаю тебя.
Глава 20. Царские покои
Как должен выглядеть дом, в котором живет самый первый вампир в мире, прародитель всех кровососущий на Земле? Мне представлялась средневековая крепость, окруженная со всех сторон глубоким рвом или, быть может, высокие стены замка с готическими горгульями. Моё воображение не стояло на месте, предлагая то одну, то другую картинку и каждая последующая была красочнее предыдущей. Одного я никак не мог предположить: простого двухэтажного коттеджа в стиле «я сказочно богат и не скрываю этого». Красота особняка была кричащей, граничащей с безвкусием выставляемого на показ благополучия: стены из красного кирпича с болезненной скрупулезностью копирующие замковые башенки, зеленое идеально ровное полотно лужайки, позолоченные решетки. Единственное, что разительно отличало этот дом от подобных ему – это отсутствие окон. Лишь под самой крышей виднелось одно-единственное круглое окошко. Это делало коттедж похожим на каменную коробку. Как там в детской загадке: без окон, без дверей полна горница людей.
Я толкнул калитку, и она со скрипом отворилась. Во дворе не было ни души. К крыльцу, петляя, тянулась выложенная камнем дорожка. Она отливала серебром в свете луны – ни дать ни взять сказочная тропинка из «Волшебника Изумрудного города». Я невольно подумал, каков он – волшебник, что ждет нас внутри? Захочет ли он исполнить наши желания?
– Красота-то какая, – присвистнуло наше личное «Пугало». – Вот бы мне такой домик.
– И будешь жить там один, – одернула Димку Ксюша, – потому что таким кошмаром может восхищаться лишь тот, у кого чувство прекрасного отсутствует напрочь.
Я пропустил мимо ушей разборки брата с женой. Кажется, они выясняли, что именно можно считать образцом вкуса. Куда больше меня волновало отсутствие охраны. Это наталкивало на два предположения: либо это ловушка для нежеланных гостей, либо хозяин коттеджа несказанно уверенное в себе существо.
Андрей первым шагнул на тропу. Не таясь, он направился к дверям особняка, и мы, движимые любопытством, пошли следом. Лунный свет раскрасил стены дома причудливыми тенями. Казалось, они танцуют и протягивают к нам свои скрюченные пальцы.
Не найдя кнопку звонка, Андрей постучал. Несколько долгих минут ничего не происходило. Тишина плотным кольцом обступила нас, а морозный зимний ветер норовил пробраться под одежду. Ксюша зябко ежилась, обхватив живот, и я в очередной раз подумал, что взять её с собой было огромной ошибкой. Кто знает, что ждет нас в этом странном доме? Лучше бы она, как и раньше, сидела с папой в номере. Но последний наотрез отказался отпускать нас одних. Так как больше желающих остаться с Ксенией не нашлось, пришлось позволить ей идти с нами.
Неимоверно медленно, не издав ни единого скрипа, дверь открылась. На пороге стояла тоненькая как прутик девушка. Кроме платья из полупрозрачной газовой ткани на ней ничего не было. Ветер, почуяв легкую добычу, ворвался в дом, с остервененьем подхватил длинную юбку платья, словно пытаясь сорвать с несчастной одежду. Но девушка, который на вид было не больше шестнадцати лет, даже не вздрогнула. Её лицо оставалось безмятежным, точно высеченным из мрамора – ни единой эмоции.
– Кто вы? – голос девушки-дворецкого оказался таким же бесцветным как она сама. Глаза равнодушно скользнули по нашим фигурам и уставились куда-то в ночь за нашими спинами.
– Нам необходимо поговорить с хозяйкой дома, – осторожно произнесла Амаранта. Она говорила с расстановкой, опасаясь, что странная девушка может её не понять.
Но та неожиданно отступила, приглашая нас войти. Мы с Андреем переглянулись и, решив, что грех отказываться от такого предложения, ступили за порог особняка. И словно по щелку пальцев мы за долю секунды перенеслись на несколько тысяч лет в прошлое. Дверь закрылась за нашими спинами, единственным источником света служили закрепленные на стенах факелы. Их тусклого освещения едва хватало, чтобы разглядеть плиточный пол и стены, покрытые удивительно яркими изображениями, напоминающими настенные рисунки в гробницах фараонов.
Ни слова не говоря, девушка пошла по коридору, ведущему в центральные покои коттеджа. Шаги отдавались эхом, троекратно повторяясь под высоким потолком. Современный мир остался далеко позади, впереди нас ждало увлекательное и опасное путешествие в Древний Египет.
Провожатая покинула нас в одном из залов. Центральное место здесь занимал мебельный гарнитур – круглый стол и четыре низких кресла со спинками из черного дерева с инкрустацией из зеленого и синего малахита и слоновой кости. По бокам стояли два факела-светильника. Они едва освещали мебельную группу. Остальная часть комнаты скрывалась от нас в глухой тени.
– И что дальше? – шепотом спросила Ксюша.
– Думаю, надо подождать и царица сама к нам выйдет, – также тихо ответил я. Отчего-то не хотелось нарушать естественную тишину этого дома. Это было бы равносильно крику в храме.
– Вот так просто? – удивился Дима.
– Почему нет? – Андрей пожал плечами. – Страшно представить, сколько ей лет и какова её сила. Никто не в состоянии причинить царице сколько-нибудь ощутимого вреда. Так чего ей бояться?
Не успел Андрей договорить, как двойные двери напротив нас распахнулись. Огонь факелов мигнул, но уже через секунду снова ровно разгорелся. Фигура в белом, длинном одеянии двинулась к нам навстречу. Мы замерли, не зная как реагировать. Лично я побаивался лишний раз вздохнуть, поэтому предпочел вовсе не дышать.
Слух уловил мягкий шелест ткани и едва различимую, невесомую поступь. Постепенно в круге света проступила женская фигура. Белая с вкраплениями золотой нити юбка покачивалась в такт шагам, длинный подол волочился по мраморному полу. Плотный пояс перетягивал болезненно тонкую талию и завершался под аккуратной, маленькой грудью. Руки скрывались в пышных газовых рукавах. Виднелись лишь кончики пальцев с длинными ногтями. Предплечья прямо поверх ткани были перехвачены толстыми, золотыми браслетами. Ядовито-черные волосы, в свете факелов отдающие синевой, впереди были скреплены двумя браслетами-заколками и тугими хвостами опускались на грудь, оставшаяся часть волос свободно падала на спину, доставая до талии. Кожа женщины отливала золотом, словно она, подобно всем её украшениям, отлита из этого благородного металла. Голову венчал тонкий ободок, в центре которого покачивалась голова змеи. Гибкую шею обхватывало ожерелье. Сплетенное из множества золотых пластин, оно спускалось до самого выреза платья, скрывая от посторонних глаз ложбинку между округлых грудей.
Потрясенный богатством одеяния незнакомки, я присмотрелся к её лицу. Миндалевидные глаза, подведенные черным, блеснули синевой. Полные губы имели неестественно алый цвет. Красота девушки была необузданной, первозданной. Она проникала в самое сердце, от одного взгляда на идеальное лицо пробивал озноб, и перехватывало дыхание. Мы стояли – пораженные и молчаливые, будучи не в силах оторваться глаз от совершенства. Удивил меня и возраст девушки: ей было не больше четырнадцати лет.
Как парусник она проплыла мимо, и мы вдохнули тонкую смесь ароматов жасмина и кардамона. Она изящно опустилась в деревянное кресло и замерла, устремив на нас внимательный взгляд. Если лицо египтянки было невинно, как у девочки-подростка, то в глубине синих глаз притаилось время. Глаза, как чаши до краев наполненные вином, были полны мудрости несвойственной молодым.
Из-за спины египтянки появилась наша недавняя знакомая. Служанка поставила на стол перед госпожой хрустальный бокал на тонкой ножке, достала из-за пояса небольшой кинжал, взмахнула им и разрезала себе запястье. Алая кровь заструилась в бокал. При этом лицо девушки было также бесстрастно, как и в минуту нашей встречи. Наполнив бокал наполовину, она пережала здоровой рукой вену и отступила в тень.
Египтянка пригубила кровавый напиток, облизала чувственные губы и поставила бокал обратно. Столько истомы было в этом простом движении, что мужская половина нашей компании невольно вздохнула, отчего уголки сладострастных губ египтянки слегка дрогнули в самодовольной улыбке.
– Говорите, – откинувшись на спинку кресла, произнесла египтянка, и мы окончательно лишились самообладания. Эхо захлебнулось, будучи не в силах передать и сотой доли тех нот, что таились в голосе царицы. Если голос Амаранты был подобен перезвону колокольчика, то голос египтянки по своей силе и красоте напоминал набат. Он сбивал с ног, разя наповал.
Первым опомнился Андрей. Он слегка толкнул меня в спину, но этого оказалось достаточно, чтобы я невольно сделал шаг вперед. Взгляд царицы сосредоточился на мне, и я вдруг ощутил, что ноги меня больше не держат. Пошатываясь, как пьяный, я кое-как преодолел расстояние в несколько шагов, что отделяло меня от кресла египтянки, и упал перед ней на колени. Плохо осознавая, что делаю, я припал губами к руке царицы. Её кожа была холодна, как вечерний бриз, и пахла жасмином.
Тонкий пальчик царицы прочертил узор на моей щеке, добрался до подбородка и заставили меня поднять голову. Содрогаясь от ужаса смешанного с восхищением, я заглянул в глаза Нефертари. Они как два солнца сияли на лице, и я почувствовал, как растворяюсь в их дивном свете, способном разогнать сумрак в самой черной душе.
– Новообращенный, – определила царица. Её рука по-прежнему придерживала мой подбородок, и какая-то часть меня отчаянно жаждала, чтобы это никогда не заканчивалось. Я мог бы вечно сидеть у ног прекрасной царицы, глядя в глаза ожившего божества. Если при жизни она была хотя бы вполовину так прекрасна, как сейчас, то я отлично понимал фараона, который наперекор всем правилам и законам взял в супруги жрицу.
Но вот царица улыбнулась мне и убрала руку. Я бы, наверное, сошел с ума от горя, лишиясь возможности чувствовать на своей коже её прикосновение, если бы не эта улыбка. Идущее от неё тепло укутало меня, как мать любимое дитя, и я едва не расплакался от переполнившего меня восторга.
– Поведай мне свои печали, милый мальчик.
И хотя язык плохо меня слушался, я не посмел отказать своей царице, пожалуй, именно в эту секунду до конца осознав, что пойду за ней, куда она только пожелает. Не знаю было ли это следствием её гипнотического дара, даже не уверен, что такой вообще имелся, но одно уяснил четко: я разговариваю с богиней и вести себя надо соответствующе.
– Я пришел молить тебя о милости, – я снова склонил голову, боясь увидеть гнев на лице царицы.
– Не часто ко мне заглядывают с просьбами, – в голосе подобно напевам волшебной флейты послышалось одобрение, и я рискнул бросить взгляд на Нефертари. Лицо четырнадцатилетнего ангела было безмятежно. Это придало мне смелости.
– Я прошу твоей помощи. Один из твоих сыновей задумал погубить меня и всех, кто мне дорог. Помоги мне восстановить справедливость и защитить своих близких, – на одном дыхании выпалил я.
– У меня много детей. Даже ты, – её пальцы едва коснулись моего виска и снова упорхнули, – моё дитя. Назови мне имя своего обидчика.
Увиливать не имело смысла, я бросился в омут с головой:
– Грэгори.
Царица на секунду прикрыла глаза, а потом вдруг встала, да так стремительно, что я не удержал равновесия и повалился назад. Она не смотрела в мою сторону, куда больше её интересовала Ксюша. Ни слова не говоря, она направилась к девушке. Обогнув её, египтянка склонилась к уху Ксении.
– Когда-то давно у меня был любимый супруг. Я подарила ему много крепких сыновей, – произнесла Нефертари, видимо, намекая на округлившийся живот Ксюши, но при этом обращаясь ко мне. – Их прах давно смешался с песками пустынь. И теперь ты просишь, чтобы я помогла тебе убить одного из моих новообретенных детей. Пусть они не моя плоть, но они кровь от крови моей.
Рука царицы легла на живот Ксении. Дима непроизвольно дернулся вперед, но его удержал отец. Он четче нас всех вместе взятых понимал: сопротивление бесполезно. В конце концов, мы знали куда идем и отдавали себе отчет, что можем не вернуться.
– Моя просьба самонадеянна и дерзка, – изо всех сил стараясь подражать манере речи царицы, произнес я, поднимаясь с пола. – И я бы никогда не решился просить о таком, если бы меня не вела любовь.
Я замолчал, но Нефертари не спешила отвечать. Она прикрыла глаза (и мне показалось, что зашло солнце), слегка покачиваясь в такт одной ей слышимой музыки. Ксюша тоже была вынуждена следовать этому немому мотиву. При этом её зеленые глаза были широко распахнуты от ужаса, и в них явственно читался крик о помощи.
– Ах, любовь, – наконец, вздохнула царица, открывая глаза (и солнце снова выступило из-за горизонта). – Что за сладчайшая мука эта любовь. Несбыточная греза, ускользающий мираж.
Внезапно потеряв интерес к Ксении, египтянка устремилась ко мне.
– Когда-то я тоже любила, но это было так давно. Пески времени замели воспоминания о моей любви.
Царица подошла вплотную ко мне. Её руки легли мне на плечи, и моё сердце судорожно бухнув пару раз, замолкло. Каким-то непостижимым образом Нефертари удалось пробудить во мне человеческие эмоции. Каждым своим движением, незначительным поворотом головы она умудрялась всколыхнуть во мне такие глубины низменной страсти, о которых я раньше и не подозревал. Она словно опоила меня. Дурман был настолько силен, что я потерялся в лабиринтах собственного сознания, уже не ведая, где я и что делаю.
– Не одна тысяча лет прошла с тех пор, как моё сердце билось в последний раз, – шептала царица всего в паре сантиметров от моих губ. – Я давно позабыла, как это – чувствовать. Заставь моё сердце снова биться. Хотя бы один удар – и я дам тебе всё, что ты посмеешь пожелать.
Плохо соображая, что делаю, я потянулся к приоткрытым губам царицы. Вряд ли в тот момент мной двигало желание получить силы для борьбы с Грэгори. Я позабыл кто это такой. Единственное, что имело смысл – стройное тело в моих объятиях, карамельных вкус податливых губ, шелковые волосы под моей рукой и аромат жасмина, вскруживший мне голову. Я полностью растворился в поцелуе и это был самый сладчайший момент в моей жизни.
– Ах, – вздохнула царица, отступая от меня.
Пока я – потерянный и оставленный – силился прийти в себя, мой взгляд встретился с глазами Амаранты. Она не скрывала боль и обиду. Мне стало неловко за свое поведение, но вместе с тем я как никогда отчетливо понимал, что повторись всё сначала и я опять не устоял бы перед очарованием царицы.
– Мило, – Нефертари провела пальцами по свои губам, словно смахивая с них следы моего поцелуя, – но за тысячи лет я познала не одну сотню мужчин. С чего ты взял, будто именно ты сумеешь заставить моё сердце биться?
Я опешил от такого заявления и крепко призадумался. В самом деле, с чего я так решил? Вроде избыточным самомнением я никогда не страдал.
– Что нам сделать для своей царицы? – впервые в разговор вмешался Андрей, остальные продолжали благоразумно помалкивать.
Нефертари обернулась на голос вампира, скользнула по нему равнодушным взглядом и уже через мгновение пошла к притаившейся в тени двери.
– Наш уговор остается в силе: заставьте меня хоть на краткий миг снова почувствовать себя живой и я дам вам то, что вы жаждите. А пока ступайте, – произнесла она, прежде чем скрыться.
