Текст книги "Психушка монстров (СИ)"

Автор книги: Ольга Гребнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Ольга Гребнева
Психушка монстров

Глава 1
Эдик. Старая Дубрава

Вывалившие из автобуса люди быстро утопали по перечеркнутой полосами фонарного света проторенной тропинке – в обход лесного массива, в сторону не видных отсюда огней высоток своих жилых комплексов или, чем чёрт не шутит, коттеджных поселков. Хотя кто же из владельцев таких крутых особняков будет толкаться в мрачной, тряской и медленной маршрутке? Наверняка они летят в похожих на призраки ночной трассы джипах, даже не замечая простых смертных. Эдуард вздохнул и свернул прямо между потрескивающими от мороза дубами, не желая присоединяться к бодро шагающему человеческому стаду – за длинный рабочий день продавца-консультанта столько людей насмотришься, что просто физически хочется остаться одному. Короткая дорога через лес, похоже, была известна только ему одному. Никто больше сюда не сворачивал, и на тропинке виднелись только чуть замаскированные снежком следы – Эдик их и оставил, вчера вечером. Кажется…

Парень примерил свой ботинок к следу. Его ног в глубоком отпечатке уместилось бы минимум полторы, если не две. А вот там следы идут вообще обратно, ему навстречу, хотя по утрам Эдик уезжает с другой остановки и не проходит через дубраву. Словно ревность какая-то кольнула сердце при мысли о том, что кто-то ещё гуляет по «его» тропе. Сроду здесь никого не видел.

Через пару минут быстрого шага впереди показался билборд, у основания засыпанный сугробами, покосившийся влево, но прочно стоящий на своей одной ноге. «Старая Дубрава» – еле заметные из-под прилипшего снега буквы с каким-то этническим изгибом. С другой стороны к коттеджному поселку подходила и автомобильная дорога, по которой к нему должны добираться местные жители. Гипотетически. Кинув взгляд в сторону заметённого снегом асфальта, парень убедился, что сегодня-то явно никто не приезжал, на белой поверхности нет ни грязи, ни отпечатков колёс.

Эдик потянул скрипнувшую створку ворот – чугун, витиеватый орнамент металлического кружева – даже сквозь перчатку почувствовал холод, который проникал будто сразу от пальцев до сердца и прочих внутренних органов. И ступил на территорию скрытого за неприступным высоким забором нового ЖК. Семибратск хоть и не Москва, но современная мода окружать населенные пункты пригородными спальными районами и расположенными на некотором расстоянии поселками-сателлитами чувствовалась и здесь.

Впрочем, вопрос о том, новый здесь комплекс или старый, оставался открытым. Всегда прибрано, дорога между коттеджами вычищена, даже будто колея на снегу, но ни в одном окне сроду не горел свет, не видел Эдик здесь ни людей, ни машины проезжающей – пустота и тишина. Скрип свежего белоснежного снега под ногами да далёкий собачий вой – вот и все местные звуки. Но одно парень знал точно: через Старую Дубраву до дома можно пройти минут за семь вместо двадцати, если топать вместе с толпой в обход. И вожделенное уединение опять же нравилось Эдуарду несказанно, он прямо-таки душой отдыхал и порой завидовал тем людям, которые живут здесь – ну ведь живут же, не могут не жить, иначе здесь уже давно бы дома разваливались без присмотра. В этакой благословенной тишине вечера проводить – это вам не на его одиннадцатом этаже с шумными соседями.

С освещением только тут плоховато – фонари по бокам дороги торчат исправно, через каждые пятьдесят метров, но горит из них всегда только один, тот, что ближе к противоположному выходу с территории. Освободив руку из перчатки, Эдик ткнул в экран мобильника замёрзшим пальцем, включая фонарик, и сунул ладонь поглубже в карман, отогреваться. Нащупал полиэтиленовый пакет с припасённой для Стража сосиской, а ещё там же обретался бутерброд с колбасой – обедать сегодня было некогда, так что псине осталось еды в два раза больше. Вон как воет – проголодался. Спеша и четвероного друга накормить, и до дома быстрее добраться, пока совсем не замёрз, Эдик зашагал между темными заборами пустых коттеджей.

Примерно на десятом шаге мобильник вжикнул и погас. Потыкавшись в кнопки и экран, Эдик понял, что батарея пасанула перед морозной погодой и окончательно умерла, хотя при включении фонарика индикатор показывал процентов шестьдесят. И теперь надо или идти по темноте, или возвращаться на общую дорогу и терять время. Эдик поморгал, прогоняя из глаз оставшийся от света фонарика «зайчик» и привыкая к почти полному мраку. Здесь было ещё темнее, чем в окрестном лесу, свет луны будто не пробивался сюда, что, конечно, было совершенно невероятно. И естественно, всего лишь казалось парню – просто глаза не адаптировались…

– Да что я, заблужусь, что ли? – почему-то вслух поговорил он, прямо в зимнюю темноту. Ну, то есть понятно, почему: жутко стало, до мурашек по спине, но Эдик не желал себе в этом признаваться, а противную дрожь списал на забирающийся под слишком лёгкую для двадцатиградусного мороза куртку холод. И добавил ещё громче: – Дорога-то прямая. Да и Страж, если что, доведёт уж до калитки. Эй, Страж!

Парень свистнул, как только он умел. Громко, переливчато, с особой «мелодией». Его четвероногий друг уже давненько выучил этот свист, который стал их своеобразным позывным.

Огромный чёрный пёс дворянских кровей охранял Старую Дубраву, но так как никогда не видел Эдик ни сторожа, ни местных жителей, то понятия не имел, кто зверюгу кормит. Само собой и получилось, что отдав при первой встрече псу купленные на ужин сосиски, он теперь нарочно таскал Стражу (кличка как-то сама придумалась) вкусненькое каждый день. Пёс всегда благодарно принимал подношения и по традиции обязательно встречал Эдика у входа и провожал до противоположной калитки, составляя человеку компанию в пустом ЖК. Только сегодня почему-то не появляется, хотя парень прошагал уже порядочно.

Белый снег и тёмные постройки стали видны немного лучше, чтобы хотя бы направление улицы не потерять. Впрочем, если и свернешь ненароком, то быстро упрешься в один из высоченных заборов, из-за которых только второй-третий этаж коттеджа виднеется. Обычно виднеется, когда светлее. Эдик потихоньку шагал дальше, призывая свистом своего «питомца», чей вой по-прежнему слышался где-то впереди, и уговаривая себя, что нет совершенно ничего странного и страшного в пустом ЖК, полностью застроенном, но тёмном и безлюдном, однако при этом ничуть не обветшалом. И в том, что знакомый пес изменил традиции и завывает аки стая вервольфов где-то за домами, а не бежит рядышком.

– Стра-а-аж! – в очередной раз прокричал Эдик. – Да где же ты, демонюка лохматая?

За собственными воплями и свистом парень не сразу уловил появившийся новый звук – хруст снега под лапами. Темнота впереди резко уплотнилась, концентрируясь в стремительно движущуюся четвероногую фигуру.

– Страж, зверюга, вот ты где…

Эдик осёкся, не договорив ласковую приветственную фразу, потому что приближающееся нечто явно не было знакомой собакой. Как минимум раза в четыре крупнее, хотя и местный лохматый охранник, в родословной которого явно отметились волкодавы, был Эдику выше пояса. Когти лязгают, взбивая снег до самого дорожного покрытия и высекая искры из бетона, глаза пылают гнилушечным зеленоватым светом. А за спиной зверя словно ещё более тёмное облако, похожее то ли на раскинутые крылья, то ли на развевающийся плащ, и там тоже искры проскакивают. Зелёные, багровые и серебристо-синие…

«Фейерверк чёртов…» – абсолютно глупая мысль-ассоциация мелькнула и пропала. Приближающееся ЭТО выглядело настолько жутко, что думать о нём нисколько не хотелось, а возникало желание только драпать, бежать, спасаться. Куда угодно, но быстро!

Ноги сами понесли Эдика обратно, откуда пришёл, к выходу. Морозный воздух комом становился в горле. Снег, до этого казавшийся расчищенным и утоптанным, хватал за ботинки, как зыбучие пески, а темная улица казалась бесконечной. Но он бежал быстро, изо всех сил, стараясь не спотыкаться и не терять направление. Страх, как склизкая жаба, холодил грудь изнутри, и главное было – успеть добежать, выбраться к остановке, к людям, к свету фонарей и шуму бегущих по трассе автомобилей. Прочь из этого заколдованного места! Там, за забором, зверь его не достанет – уверенность в этом засела единственной мыслью в голове.

С разбегу Эдик вписался в закрытые ворота всем телом, больно ударившись, так, что воздух из лёгких вышибло. Тряхнул за прутья, толкнул плечом. Раз! Другой! Створки не сдвинулись ни на сантиметр. Даже в темноте парень рассмотрел большой висячий замок, заледеневший и ржавый – явно сто лет не открывали.

– Нет! Я же здесь только что шёл!

Раздумывать о том, кто запер ворота, когда успел и зачем, было некогда. Конечно, неизвестный злоумышленник мог повернуть ключ прямо за спиной вошедшего Эдуарда, но вот ржавчина и наледь мгновенно не образуются.

Он снова и снова тряс ворота, кричал в темноту дубравы, где на краю зрения виднелись отсветы фонарей на автобусной остановке.

Происходящее всё сильнее напоминало ночной кошмар – абсурдный и не имеющий выхода, кроме как проснуться от ужаса. У парня появилось искушение бросить попытки спастись. Сон же – сейчас преследователь его догонит, и кошмар так или иначе прервется. И очутится Эдик в собственной кровати, может, с температурой – когда заболеваешь, всегда подобная жуткая муть снится.

Лязг когтей и смрадное дыхание монстра приблизилось вплотную, и мысли о том, чтобы сдаться и ожидать смерти и пробуждения, покинули парня. В последней попытке спастись Эдик постарался перелезть забор. Ноги оскальзывались по обледенелым прутьям, замерзшие пальцы уже почти ничего не чувствовали, буквально прилипая к мёрзлому чугуну. Эдик не замечал, что ободрал ладони до крови, пока перехватывался по вычурным кованым завиткам.

Да когда же уже верх ворот? В тягучем воздухе он карабкался медленно и бесконечно. Новые и новые узоры из чугунных цветов и листьев покрывались пятнами его крови, которая тут же впитывалась в металл, как в губку, и исчезала.

Внезапный удар сбил его на землю, прямо в сугроб, воздух вышибло из лёгких, а грудную клетку пронзила нестерпимая резкая боль. Эдик заорал бы, но рот только впустую открывался и закрывался, не в силах набрать кислорода и вытолкнуть его обратно криком. Парень никак не мог подняться, что-то мешало оттолкнуться от земли или хотя бы откатиться в сторону. Он копошился в снегу, как упавший на спину жук. А зверь уселся на дорогу, задрал огромную морду вверх, к затянутому снежными тучами ночному небу, и завыл. Тоскливо, протяжно, как потерявшая хозяина псина.

Бросив свои безуспешные попытки подняться и убежать от монстра, Эдик пригляделся. Зверюга, которая гналась за ним и напугала до чёртиков, оказалась очень похожа на старого знакомого. Зрение неожиданно наладилось, и вместо теней на фоне белого снега парень теперь мог видеть всё в малейших подробностях.

– Страж… – губы плохо слушались Эдика, а руки, которыми он пытался нащупать сверток с бутербродом, и того хуже. – Это же ты?

Кое-как он попал рукой в карман, сморщился от боли, когда жесткая ткань коснулась ободранной до мяса ладони. Однако ни сосиски, ни бутерброда, да вообще всего пакетика с гостинцем в кармане не было. Выпал, наверное, когда Эдик сверзился вниз с ворот.

– Сейчас, маленький, я найду…

С губ парня слетало невнятное бормотание. И странное по отношению к зверю в два человеческих роста высотой обращение «маленький» казалось Эдику логичным. Вон как плачет, как щенок, которого от мамкиной титьки раньше времени оторвали. Он снова начал трепыхаться в сугробе, чтобы встать и поискать свёрток с едой. Мысль, что «пёс» со своим отличным нюхом мог бы и сам съестное учуять, в голову не пришла.

Маленький. Плачет. Хозяина потерял. Голодный. Надо помочь. Маленький…

Замёрзшая ладонь наткнулась на что-то, чего около Эдиковой груди быть явно не могло. В первое мгновение парень подумал: кажется, рука уже почти ничего не чувствует, как деревянная. Однако странное, неправильное ощущение не уходило. И Эдик наконец посмотрел. Оторвал взгляд от воющей (плачущей!) псины и перевёл на собственное тело.

Видимый мир на секунду раздвоился. Он видел себя, валяющегося среди снега, покрытого тёмно-красными пятнами. Неподвижного. И одновременно разглядел очень близко, уже не стороны, а нормально, из своих глаз, поблёскивающий багровым металлический прут, торчащий из того места, где заканчивается грудная клетка и начинаются мягкие ткани живота. С прута медленными каплями стекало это самое, багровое, тягучее, как вишневое варенье.

Страж рядом взвыл громче, и в щёку Эдика ткнулся мокрый собачий нос. И наступило ничто.

Около покосившейся чугунной ограды лениво бросала блики в утреннюю зимнюю серость полицейская мигалка.

Красный-синий, красный-синий, красный-синий…

Огоньки выглядели столь же невыспавшимися и усталыми, как и сотрудники убойного отдела, смолящие сигареты в некотором отдалении от ворот. Их было двое. И пожилой мужичок, штатский, со следами неправедно-алкоголического образа жизни на лице, в грязноватенькой одёжке, с прорехами кое-где.

– Дык вот чего я и говорю. Шёл я себе… это… ну, купить надо было. Ну, в магазин, туда, – маргинальный мужичок махнул рукой в сторону тропинки через лес. – К остановке, значить. Там магазин, а трубы горят, мужики, скорее надо было. А там, на дороге если идти, тама участковый наш, су… Ой, простите, коллега же он ваш… Короче, ругается сильно гражданин начальник, если я, значить, поутру за бутылочкой-то… Я и пошёл через лес.

Рассказ свидетеля звучал сбивчиво и неуверенно. Сразу становилось ясно, что бомжеватого вида мужичок шёл вовсе не в магазин – судя по его виду, и денег-то на самую дешёвую бутылку у него не было. Однако сотрудники его пока не перебивали, слушали внимательно, кивали и вопросы придерживали, ожидая завершения истории.

– Ну и в общем, это, того… Иду мимо этого забора, значить… – мужичок в сторону упоминаемого им забора старался не смотреть. – А тама это вот, значить… – чем ближе рассказ подходил к сути, тем больше слов-паразитов проскакивало в его речи. – Кровищща, значить. Я не подходил, нет! Я правила же знаю, нельзя место преступления, значить, топтать… Так видно же, что кровищща! Что я крови не видал, что ли? Я в Афгане, знаете… – горячился мужичок. – Так и прямо вокруг арматурины. Ясно же, кого-то на нее насадили. Да что ж вы молчите-то, ироды?! – не выдержал он наконец тяжёлого молчания слушавших его оперов.

– Нет состава преступления, – старший из полицейских сплюнул себе под ноги и сделал ещё одну затяжку. Слишком нервную для человека, считающего, что ничего страшного не произошло. В сторону чугунной ограды он тоже старался не смотреть.

– Дык гляньте, крови-то сколько, и следы… – мужичок, от впечатлений сегодняшнего утра и от возмущения пренебрежением со стороны властей забывший даже о вожделенном опохмеле, по-простому ткнул пальцем туда, куда следовало «глянуть».

Там, в нескольких шагах от ограды, с той стороны, действительно торчал из снега корявый металлический прут, выпачканный в чем-то неопределённого с такого расстояния цвета. Зато вокруг явственно «кровищща» расплескалась, в этом и у оперов сомнений не было. Очень яркая на фоне белого снега лужа свернувшейся крови. И сугроб взрыт так, будто дрались там или лежали или ещё что делали.

– Собачьи следы, дядь. Тела нет, и признаков того, что его отсюда убрали, тоже. Не собака же там кого-то на арматурину насадила? Как думаешь? – опер по-прежнему не смотрел в сторону багрового пятна. Насмотрелся уже, даже на его работе не каждый день такое увидишь.

– Юр, верни замок на место. Написано же – «Закрытая территория». А ты, дядь, домой иди. Бухать вредно.

Не слушая более возражения мужичка, опер направился к машине, припаркованной около высокого билборда (видимо, чтоб никто не пропустил) с надписью «Закрытая территория. Проход и въезд запрещён», выполненной какими-то чудными витиеватыми буквами.

Глава 2
Ксюша. Клиника

– Чего встала? Слепая, что ли?!

На Ксюшу, замершую над первой ступенькой лестницы подземного перехода, со всего, кажется, разбега наткнулся какой-то мужик. Еле удалось устоять и не покатиться считать эти самые ступеньки собственными боками.

– Почти угадал, – зло буркнула Ксюша. Но в сторону отступила, чтобы не перегораживать проход другим торопливым прохожим.

Зимнее утро можно было назвать утром только по привычке, потому что никаких признаков обозначенного времени суток у него не наблюдалось: ни рассветных лучей, ни потепления. Мороз и чернота, прорезаемая то вспышками автомобильных фар, то редкими фонарями. Эти жалкие попытки привнести свет в темноту Ксюще только мешали, ослепляли и после этого становилось совсем ни черта не видно под ногами. По ровной дорожке ещё более-менее можно было передвигаться вслепую, а вот мрачный зев подземного перехода с обледенелыми ступеньками девушку страшил – здесь по памяти не пройдешь. Надо аккуратно трогать каждую ступеньку ногой, находя краешек, и только после этого делать шаг вниз. Медленно и осторожно. В сутолоке бегущих на работу людей занятие проблематичное – никто не хотел ждать, пока непонятно от чего тормозящая девушка, не отлепляясь от перил, спустится вниз.

Ксения отошла в сторону и крепко зажмурилась. Досчитала до пятидесяти и снова открыла глаза. Иногда это помогало, и резкость на некоторое время улучшалась. Ненамного, но хоть чтобы лестницу проковылять.

– Ненавижу зиму. Ненавижу темноту. Ненавижу вас всех, – бормотала девушка, считая ступеньки. – Пятнадцать. Шестнадцать. Семнадцать. Уф, всё…

Густой аромат кофе и свежей выпечки наполняли зал небольшого уютного кафе. Ксюша любила это место – недалеко от универа, не так уж дорого и при этом безумно вкусно. И меню с картинками и крупными буквами. Поистине самая чудесная кофейня в Семибратске.

– Большой капуччино без корицы и грушевый штрудель.

Даже и в меню можно не смотреть, Ксюша уже знала его наизусть. И в ожидании заказа привычно опустила веки, отключаясь от неясной картинки окружающего мира. Зрение давно не давало ей много впечатлений, больше включались другие органы чувств. Например, девушка думала, что больше никто из посетителей кафе не различает столько оттенков в наполняющих комнату запахах. И сто процентов только она слышит лёгкий звон фарфоровых чашечек и витиеватых ложечек, доносящийся с кухни.

– Привет, Ксюха! Спорим, не слышала?

В плечо дружески ткнули кулаком, и девушка словно очнулась. Действительно, шаги лучшей подруги она не заметила, медитируя над кофейными ароматами и звуками.

– Салют, Валька, – Ксюша невольно улыбнулась, даже несмотря на удручённое настроение.

Лицо усевшейся напротив девушки тоже было не в фокусе, хотя разделял их только малюсенький круглый столик.

– Что, совсем плохо? – поняла без слов Валя, заметив, что взгляд Ксюши направлен куда-то ей мимо плеча, в пространство.

– Вообще, – Ксения ухватилась за так вовремя принесённую официантом огромную чашку с горячим капуччино. – Вчера с работы выгнали…

– А чего? Ты ж такая умница, всё вовремя… Где они другую такую найдут?

Два через два по вечерним сменам Ксюша подрабатывала в самом крутом салоне красоты Семибратска. Попасть туда считалось среди студенчества невиданным успехом – платят достойно, график можно подобрать так, чтобы по минимуму пропускать лекции, да еще и в качестве отдельного бонуса можно пользоваться услугами салона на некоторую сумму в месяц. Не так чтоб на огромные деньги, но стрижку там или маникюр сделать вполне хватало. Однако и требования к администраторам, которыми, собственно, и устраивались туда студентки, были жёсткие. Никаких опозданий, никаких перекуров, никаких «чуть-чуть отвлеклась», никаких хмурых лиц и немытых волос. Ну, и так далее. Лицо салона, встречающее посетителей, должно быть симпатичным, ухоженным, приветливым и довольным. Чтобы только позитивные ассоциации и всё такое.

Ксюше удалось продержаться на той работе долго, как никому другому – больше полугода. Как после летней сессии начала, так только сейчас вот…

– Да, так… – махнула рукой Ксения, переводя взгляд в чашку, потому что глаза внезапно противно защипало, а губы затряслись. – Клиента важного не узнала. Не увидела. Да и компьютер слишком близко смотрю. Как начальница выразилась, меня из-за стойки не видно, как будто нет никого, и клиент чувствует себя потерянным.

– Бред какой! – возмутилась Валя. – Лучше тебя никто там не справлялся. Я же знаю, сама на твоём месте была. Мне вот этот макияж каждодневный вот где встал через месяц, – она картинно чиркнула ладонью по горлу.

– Да что об этом говорить… Ничего не сделаешь, – пожала плечами Ксюша, которую несколько глотков ароматного кофе немного привели в чувство. По крайней мере, исчезло ощущение, что она сию секунду разрыдается.

– Не, ну как так? Выход всегда есть! Вот я слышала, что сейчас в глаза какие-то импланты вставляют – и слепые прозревают! Ты у врача когда последний раз была?

Валька задала вопрос неспроста – её подруга терпеть не могла поликлиники и докторов, которые раз за разом разводили руками: «Медицина бессильна».

– Неделю назад, – не полезла в карман за словом Ксения. – В Москву ездила. Там эта операция столько стоит, что я ослепну раньше, чем заработаю. Тыщ сто за один глаз. Ну, сама посуди: откуда мне столько взять? У меня, конечно, есть сбережения, и от мамы счёт остался. Но там нет даже половины таких денег!

Подруги ещё долго просидели в кофейне, над опустевшими чашками, обсуждая непростую ситуацию с Ксюшины глазами. Да так ни к чему и не пришли. Без кучи денег ничего не решишь, а взять их студентке-сироте неоткуда.

На следующий день Ксюша проснулась настолько разбитой и удручённой, что даже на занятия не смогла выскрестись. Так и осталась дома, сидела на широком подоконнике и смотрела в низкое сизое зимнее небо. А ближе к середине дня, когда стало максимально светло, насколько это возможно в середине зимы, отправилась гулять. Без особой цели, просто торчать дома одной опротивело до слёз.

Шагая по знакомым с детства улицам, девушка продолжала думать, бесконечно по кругу об одном и том же. И естественно, по сторонам особо не глядела – все дома, вывески и магазины она знала наизусть.

Изумрудно-зелёные буквы зазывно мигнули из переулка, так что Ксения остановилась от неожиданности и сощурилась, пытаясь прочитать. Сроду ничего там не было, уж такой красивый цвет она бы точно запомнила – на фоне серо-чёрной цветовой гаммы декабря не заметить невозможно. Девушка шагнула в переулок, на редкость прибранный, прямо до асфальта выметенный, хотя на соседней крупной улице под ногами каша из снега с песком.

«МАГИЯ ЗРЕНИЯ».

Вот что светило на неоновой вывеске. Это Ксюша рассмотрела уже стоя практически у крыльца. И чуть мельче:

«Инновационная офтальмологическая клиника».

Дверь, ведущая, видимо, внутрь клиники, тоже приятно зеленела, а ручка выглядела как бронзовая, и настоящий дверной молоточек, с мордой какого-то кошачьего. Ни секунды не сомневаясь, Ксюша поднялась на высокое крыльцо, повернула ручку, а когда дверь не поддалась, постучала молоточком, чувствуя себя персонажем исторического фильма. Писк открывающегося замка домофона, впрочем, оказался вполне современным, а интерьер внутри приятно сочетал в себе уютную старинную (или под старину? Ксюша не разбиралась) мебель и вполне современные технологии – компьютеры, видеокамеры, кулеры и прочее офисное оборудование.

– Здрасти, – неуверенно произнесла Ксеиия, никого не увидевшая. По опыту она знала, что это вовсе необязательно значило, что в помещении пусто. И в этот раз оказалось так же.

Из-за стойки ресепшена ей навстречу поднялся представительный молодой человек в безупречно отглаженном костюме.

– Добрый день, барышня, – тоже как-то старомодно обратился он к посетительнице и предупредительно поймал её под руку. – Давайте я вас провожу.

– Да я сама могу, – ершисто пробубнила Ксюша, – и вообще не надо меня никуда провожать, я только спросить…

– Конечно, спросите, – кивнул молодой человек. – Прямо у доктора и спросите. Пойдёмте.

И не слушая возражений и «дайте посмотреть прайс-лист», повёл девушку вглубь помещения. Чуть позади ресепшена, за углом, начинался недлинный коридор, очень слабо освещённый и без окон. Ксюша сразу же расслабилась, прикрывая глаза – приглядываться без толку, всё равно ни шиша не рассмотрит, а встретивший молодой человек уверенно направлял её, так что можно было довериться ему в выборе дороги. Единственным ярким ощущением осталась мягкость под ногами, как будто там лежал толстый ковёр с длинным ворсом (очень непрактично, даже бахилы же не дали!).

– Мы вас уже с утра ждём, – ворковал в ухо молодой человек, от его интонаций почему-то клонило в сон. – А вы всё не идёте и не идёте. Найти не могли? А я ведь предлагал вам сопровождение, – теперь будто укоризна проскользнула.

– Да как же ждёте? – возмутилась наконец Ксения, как раз в тот момент, когда перед ней распахнули дверь в залитое бело-голубым светом помещение. – Я же случайно вывеску увидела. И ничего вы мне предлагать не могли! Я вас впервые слышу!

На Ксюшу теперь смотрели с двух сторон – её провожатый в упор, ошарашенно и, видимо, осознавая, что обознался, а из ослепительного кабинета какой-то пожилой господин, весьма заинтересованно. Лица его девушка рассмотреть не могла, но вся поза доктора (а кто ещё тут мог быть?) излучала любопытство.

– Проходите, проходите, мадемуазель, – голос человека из кабинета, наоборот, звучал резко, как-то каркающе, но при этом не неприятно. – Варфоломей, благодарю, а теперь можете нас оставить.

После сумрачного коридора в ярком освещении Ксения беспомощно щурилась, но вся ситуация её уже начала подбешивать. Поэтому решив, что посреди врачебного кабинета не должно быть ступенек, порожков, ям и прочих неприятных особенностей рельефа, она отпихнула навязчиво-приторного Варфоломея и решительно прошествовала от двери к столу владельца кабинета. Если не знать, то любой подумал бы, что Ксюша знает, куда идёт.

За спиной мягко стукнула закрывающаяся дверь, а Ксюша ловко опёрлась на спинку кресла для посетителей, будто невзначай, для удобства, а на самом деле, чтобы понять, где оно, и усесться. Закинув ногу на ногу, она глянула сквозь пожилого господина и объявила:

– Ну и?

И сделала, как ей казалось, красивую театральную паузу. Кто-то же должен ей объяснить, что здесь происходит, и доктор с расплывающимся в ярком свете лицом подходил на роль этого «кого-то» лучше всех. Ясно, что её приняли за какую-то другую посетительницу, которая была записана на прием. Конечно, ошибка фактически уже выяснилась, Ксюша сама только что яростно об этом кричала. Но и уходить прочь Ксюша раздумала: в конце концов, надо понять, откуда в их Мухосранске, простите, Семибратске, столь навороченная клиника (глаза немного привыкли к яркому свету, и она видела очертания разных диагностических приборов, а вовсе не только табличку с «Ш Б» на стене, как у большинства местных окулистов) и какие услуги они могут предложить.

Однако доктор не спешил начать объясняться и отчитываться. Он улыбнулся, приветливо, как добрый дедушка, продолжая рассматривать посетительницу с жадным интересом.

– Доктор Вергилий Мортимер, – учтиво представился он. – Доктор во всех смыслах, простите за нескромность. И наук, и врач. Так на что жалуемся? А впрочем, подождите, – вскинутая суховатая ладонь прервала неначавшийся ещё монолог Ксюши. – Я сам.

Рассказ врача оказался на удивление точен, как будто он не просто внимательно рассматривал сидящую перед ним девушку, а заглянул ей в глазное дно, провёл по всем своим новейшим приборам, а потом ещё обсудил сложный случай с консилиумом коллег. Вергилий Мортимер умудрился практически без ошибок изложить и анамнез, и текущее состояние.

Ксения не перебивала, храня каменное выражение лица. Если б она верила в волшебников, то наверное посчитала бы, что пожилой офтальмолог обладает магическими способностями. Наверное, опыт у дедка огромный, а её якобы уверенные движения могли обмануть обычных людей, но не специалиста.

– Ну что? Я прав? – по-прежнему открыто улыбался Вергилий.

– Почти, – кивнула Ксюша. – Кстати, я Ксения. Ксения Крестова. А то ваш менеджер даже карту не заполнил. Вы все правильно рассказали, доктор Мортимер. Кроме того, сколько стоит всё исправить. А это самая важная информация. Ну и вообще, я не очень понимаю: я зашла только узнать, а вы меня сразу на приём. Я и записана-то не была. Почему вы меня приняли? Откуда вдруг ваша клиника тут появилась? Я только вчера ходила – и не было ничего. – Девушку прорвало, она больше не могла переносить странности и неизвестность.

Может, это и не клиника вовсе, а какие-нибудь мошенники. Хотя, конечно, сымитировать дорогостоящее медицинское оборудование не так-то просто, и вряд ли рентабельно – разводить людей на деньги можно сотней более лёгких и дешёвых способов.

– Как много вопросов, мадемуазель…

Опять это старомодное обращение, словно они на балу в девятнадцатом веке, а не в современной клинике.

– Вы разрешите мне отвечать не по порядку? Так вот, клиника работает уже на протяжении двенадцати лет, но вы правы – на этом месте мы не так давно. Но и не с сегодняшнего дня, конечно же. У нас вывеска некоторое время не работала, так что вы могли не обратить внимание. Мы, как видите, в закоулке, на центральную улицу крыльцом – слишком дорогая аренда выходит, – поделился проблемами доктор Мортимер. – А с вашим зрением, извините за некоторую бестактность, могли и не прочитать издали. Кстати, вы чаю хотите? – И не дожидаясь ответа, он нажал кнопку на массивном телефонном аппарате: – Варфоломей, принесите нам чаю.

Менеджеру потребовалось буквально полторы минуты, как будто он уже стоял под дверьми наготове с подносом с двумя чашечками из тонкостенного фарфора.

Сделав маленький глоток горячего чая, Вергилий продолжал:

– Так вот, пойдёмте дальше. Почему я вас принял? А почему бы, собственно, и нет? Я свободен. Дама, которая должна была сюда прийти, пропустила приём. Варфоломей ей и дозвониться не может. Вместо неё пришли вы, и я вижу, что вам были бы очень интересны услуги моей клиники. Я прав?

Ксения автоматически кивнула. Чашку с чаем она взяла, но пить не стала. От напитка поднимался густой пар, девушка боялась ошпарить язык, да и аромат от чая поднимался какой-то необычный. Нет, она по-прежнему считала, что для того, чтобы ограбить, изнасиловать и убить её, простую горожанку Семибратска, не стоило прикладывать таких усилий, и в принципе не страшилась, что её попытаются опоить, отравить или подсадить на наркоту. Но запах незнакомых трав ей не понравился, вот и всё.