Текст книги "Псих. Разбег (СИ)"

Автор книги: Ольга Хожевец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

11.

В выборе леталки для «дела» наш лейтенант превзошёл себя – розовые мартышки перед этим просто бледнели.

По медленно просыпающемуся, ещё необычно тихому, только-только умывшемуся рассветными лучами городу мы пёрли напрямик через центр к заветному казино на ярко-красной, как бычья ярость, несуразной, как жук-богомол, и иллюминированной, как новогодняя ёлка пожарной машине, угнанной нами прямо из депо.

Время мы выдерживали чётко. На подлёте к крыше Кот дал знак, и я врубил сирену. Мощный бас пожарного ревуна заставил содрогнуться благополучных обывателей, ранними пташками спешащих поутру на хорошо оплачиваемую работу, и тех, кто в это же время с работы возвращается, удовлетворённый ещё одними спокойно прожитыми сутками; вырвал из сладкого утреннего полусна мирно дремлющих сторожей в пустых зданиях и заведениях; встрепенулись, показалось мне, даже листья деревьев на бульваре. Каждый из людей, наверное, с облегчением подумал в эту секунду: «Какое счастье, что это не ко мне».

На крыше казино двое охранников, только что подсадивших на подножку флайкара старичка-казначея и уже поднимавшихся следом, остановились и посмотрели в нашу сторону.

***

Вечер накануне ограбления я провёл с Ликой.

В этот раз я принёс с собой бутылку вина – ординарного красного.

– Можешь не пить, – сказал я суховато, прямо в дверях демонстрируя хозяйке свою покупку. – Я сам выпью бокал, максимум два. Но орать не смей. Сегодня не смей.

– Я не буду, – отозвалась она тихо. – Сегодня не буду, милый. И даже выпью с тобой немного. Только... видишь ли, Птаха, у меня нет бокалов.

Так что мы цедили кислое и терпкое вино из гранёных стаканов, мелкими глоточками, а вслед за каждым глоточком клали в рот по арахисовому орешку в глазури из чёрного шоколада, катали орешек на языке, чтобы глазурь чуть подтаяла, а потом раскусывали эту ароматно-горьковатую сладость, и снова делали глоточек вина.

– Остался один орешек, – вздохнула Лика, поднимая тёмно-коричневую горошину тонкими пальцами с ярко-алыми коготками. – Возьми себе. На удачу.

Я покатал орешек по ладони и сунул в нагрудный карман.

– Нет, съешь! – запротестовала Лика.

– Завтра, – пообещал я.

***

Тот из охранников, что уже стоял на подножке, соступил одной ногой вниз и так и застыл с обалдевшей рожей у открытого люка флайкара; второй неуверенно тянулся к лучемёту.

Бешено завывал ревун.

– Этих бей сразу пеной! – крикнул мне Кот. – Этих надо стопроцентно выключить!

Утяжелённая дверца люка вздрогнула и медленно поползла вниз, отсекая внутренности бронированной леталки-сейфа и от охраны, и от тех, кто вздумал бы на эти внутренности без должных оснований покуситься.

– Пену, Птаха! – резко бросил Кот. – Пора!

***

Весь вечер мы с Ликой почти не разговаривали.

Это не было напряжённым молчанием взволнованных людей. Скорее, наоборот – свидетельством покоя, воцарившегося в крошечной квартирке и в душах двух одиночек, случайно повстречавшихся и подаривших друг другу немного драгоценного тепла. В этот вечер мы молчали не порознь, а вместе, и редкие малозначащие фразы и реплики гармонично вплетались в это молчание, не разрушая его.

Только в первый раз пригубив вино, Лика спросила:

– Птаха, наверное, я должна сказать тост?

– Не должна, – качнул я головой, невольно вспомнив те многочисленные и пошлые банальности, которые обычно произносят люди в подобных случаях.

Подумал и добавил:

– Впрочем, если хочешь, скажи.

– Ладно.

Лика подняла стакан на уровень глаз и чуть-чуть накренила его; тонкая струйка темно-рубинового вина пролилась на стол.

– Это сегодняшнему дню, – улыбнулась она.

Взяла с комода ещё один стакан и, сосредоточенно нахмурившись, перелила в него ровно половину вина из своего. Отняла, не спросясь, мою посудину и долила третий стакан доверху.

– Это нам с тобой на завтра, – деловитым тоном сообщила она, выставляя полный до краёв стакан на комод.

Если я правильно понял, это и был её тост.

***

Напряжённая, мощная струя пены ударила по крыше, на глазах выращивая белоснежные айсберги и сугробы, сбила с ног и безжалостно швырнула о борт флайкара двоих не вовремя замешкавшихся охранников, потекла к «стакану», возле которого уже рвали с ремней лучемёты ещё двое, шибанула им под ноги, наддала напора – и в ту же секунду, прежде, чем я плюхнулся брюхом в пузырящуюся подушку, Кот высунулся из верхнего люка и швырнул первые газовки. Кидал он их связками по три штуки: две связки ушли к «стакану», две – прямо под броню флайкара. Это были даже не слезоточивки, а что-то более крепкое, парализующее; Кот предупреждал, что и в фильтрующих масках лучше не находиться в этой дряни долго, а то можно «поплыть».

Долго мы и не собирались.

Тихо зафукал стационарный лучемёт: это прочухались те, что в «стакане». Первые лучемётные очереди саданули по обшивке пожарной леталки; я успел выйти из слияния – в последний момент, но вовремя. Кот ответил, ведя беглый огонь из-за приоткрытого щитка левого люка. А из правого, расшвыривая гранаты, уже сыпались Танч и Полоз – моё прикрытие на случай, если охранники ещё боеспособны.

***

Было уже поздно, когда мы с Ликой легли в постель – тихо, по-домашнему, без всяких игр и изысков.

– Не выспишься, Птаха, – сказала она, проводя рукой по моим волосам.

– Угу, – отозвался я, уткнувшись лицом ей в шею.

– Тебе бы идти пора.

– Успею.

– Завтра на работу не пойду, пожалуй.

Я поцеловал её в ушко, отведя пальцем тонкую русую прядь.

В эту ночь мы с ней любили друг друга тихо, просто и нежно, и это было самое головокружительное из всего, что только случалось между нами двоими.

***

Я прыгнул следом за парнями. Я видел перед собой только бронированный борт леталки, которую мне необходимо было приручить, как норовистого коня, и больше ничего; под ноги в размётанной в клочья пене попалось что-то мягкое – я даже не сообразил, что это. Я вошёл в слияние с лету, прежде, чем стукнулся открытыми ладонями и грудью о броню.

Слияние. Мощная, великолепно отлаженная машина, зажатая в рамки кургузого, неуклюжего, непропорционально тяжёлого тела. Уродство. Зачем люди творят такое, неужели они не понимают?

Люк открыт. Дверь кабины открыта. Внутрь влетают, взрываются шипящим облаком гранаты; валятся на пол игрушечные тела.

Отрыв. Рядом со мной Кот, тащит меня куда-то; да, конечно, в люк, в сочащееся газом нутро. Танч и Полоз выволакивают наружу бесформенные тюки.

Обжигающей молнией вдруг вонзается в сознание мысль: боже, какие тюки, это люди, боже, что я творю, кто из них жив, кто из них мёртв сегодня, что же я делаю, я же придумал все это, и там, в пене, мне попалось под ноги, это же тоже, что же я...

– Что замёрз, Птаха? – орёт Кот и трясёт меня за плечи. – Давай, давай!

Слияние. В слиянии нет места пустым мыслям.

Взлёт.

Лучемётная очередь в днище.

Я не чувствую боли.

***

Завывающие вопли полицейских сирен неслись со всех сторон – казалось, будто завывает и вопит сам город, возмущённый учинённым над ним насилием.

Я провентилировал салон. Парни уже схватились за мешки с деньгами; действовали споро, несмотря на то, что в крошечной леталке было не повернуться. Танч распаковал поклажу: четыре объёмистых туристских рюкзака из тонкого алакрона; лёгкие и прочные, в сложенном виде такие почти не занимают места, зато очень вместительны. Кот вскрывал инкассаторские упаковки быстро и ловко, будто полжизни занимался именно этим делом; он заглядывал внутрь, мешки с мелочью отшвыривал в сторону, остальные совал в подставленный раскрытый рюкзак.

– Сколько тут, Кот, сколько? – подвывал Танч, стоя на коленях и растягивая в подрагивающих руках очередной рюкзак. – Сколько, а?

– Откуда я знаю! – огрызнулся лейтенант. – Что я тебе, счетовод? Может, и миллион.

Полицейские леталки выныривали спереди и из проулков, пытались висеть на хвосте. Я уходил легко; я ушёл бы от них, пожалуй, и на обычном флайкаре, а уж мой бифлайный движок, способный вынести машинку на орбиту, полицейским леталкам и не снился. Жаль, что не рассчитан на такое корпус: я бы просто прыгнул в стратосферу, оставив флайкары с носом, и свалился бы в удобном местечке прежде, чем успела бы прочухаться СОИ. Но мне и так было неплохо. Я играл с вертикалью, обходя легавых сверху и снизу, разгоняясь над домами и ныряя в закоулки; расшвыривал их воздушными потоками на виражах и протискивался в такие щели, куда преследователи и соваться-то боялись. Их пока слишком много было вокруг, чтобы оторваться окончательно, но меня это не особенно беспокоило; я метался, сбивая их с толку, рассеивая по ложным направлениям, не позволяя понять, куда рвусь.

Как и во всех операциях Кота, у нас было запланировано несколько путей отхода. В небольшом дворике, имевшем, тем не менее, три выезда на разные улицы, нас ждала машинка – ничем не примечательный колёсный кар. Ещё одна столь же скромная тачка приткнулась в длинном ряду своих товарок на подъезде к продовольственному рынку – благо бурная деятельность там начинала кипеть с раннего утра. Самое удивительное, что обе машинки были не угнаны, а честнейшим образом взяты напрокат. Правда, по липовым документам, но зато за настоящие деньги!

Оба варианта имели один недостаток: требовалось оторваться от полицейских настолько, чтобы обезопасить момент смены машин.

Имелись пути отрыва «пешеходного» – по любимым нашим лейтенантом подземным коллекторам. Тут были свои минусы: потеря мобильности и скорости; достаточно позволить полиции сообразить, куда мы подевались – и нас успеют отрезать.

Так что предпочтительными представлялись схемы комбинированные – со сменой каров и кратковременными переходами по коллекторам. Таких было отработано четыре – изъезжено, излазано и исхожено с секундомерами в руках, затвержено и пронумеровано с характерной для Кота педантичностью. Пока я работал на первую.

Существовал ещё запасной вариант: за городом, замаскированный ветками в уединённой лощинке, нас дожидался тот самый флайкар с розовыми мартышками.

Конечно, можно было бы и махнуть в Нору прямо на нашем броневичке, не озадачиваясь подобными сложностями. Но тогда мы рисковали привести на хвосте такую облаву, какой этот город в городе ещё не видывал, и вряд ли обитатели Норы стали бы испытывать к нам за это благодарность. Саму мысль о чем-то подобном Кот брезгливо и категорично зарубил в зародыше.

Первая схема была моей любимой – самая короткая из всех и самая эффективная. На этапе разработки мне пришлось изрядно за неё повоевать, поскольку предполагала она один щекотливый момент: пролёт на броневичке сквозь длинный, но узкий пешеходный туннель под многоуровневой транспортной развязкой. Прямо в туннеле мы должны были бросить машину и уйти под землю, в старый и разветвлённый коллектор, из которого вертикальный колодец вёл прямо во дворик, где нас поджидал кар. Не слишком большой перегон до колодца другого коллектора – и мы, считай, уже в Норе.

Нырять в туннель я собирался на глазах у полиции (чтобы они, потеряв меня, не принялись ненароком шарить по окрестным дворам); в то же время хотелось бы, чтобы их было не слишком много – чтобы они не сумели в последний момент оттереть меня от входа. В том, что ни один флайкар в эту дыру следом за мной не сунется, я не сомневался ни секунды; колесники же там просто не пройдут – лестница.

И я их таки обманул. Я закрутил легавых каскадом виражей и горок – и выскочил к развязке, имея две леталки на хвосте, но в отдалении; и ни одной впереди или сбоку. Путь был свободен.

Парни к этому моменту загрузили три рюкзака и в диком темпе наполняли четвёртый. На этот счёт у нас был жёсткий уговор: забираем столько денег, сколько успели упаковать до посадки; тратить на это лишние секунды, и без того драгоценные – риск потерять всё.

Я вошёл в пике. Закруглённая вначале, лестница поворачивала к туннелю почти под прямым углом, и это была самая сложная точка манёвра; я дал крен, всем вибрирующим телом оперевшись на воздушный поток, вписался, встав на крыло, едва не огладив брюхом стену.

И тут же свистнул рассекаемый воздух за моей спиной.

Не может этого быть.

В угаре чертовски непростого манёвра я не успел даже понять, что за леталка свалилась вслед за мной, вынырнув откуда-то из-за развязки, в точности продублировала моё пике – и вошла в спиралевидный проем лестницы.

Я уже вонзался в жерло туннеля. Ну что, сумеешь повторить мой поворот, кто там ты, такой смелый?

Он сумел. И когда он мелькнул удлинённым сигарообразным профилем, довернул ко мне хищный, раздвоенный нос, качнул кровожадно тяжёлыми дулами плазменных пушек – я понял, что крупно влип.

Военный бифлай. Откуда он тут взялся?

Я прибавил скорости. На вылете придётся трудновато, ну да справлюсь. Бифлай длиннее меня, авось притормозит. Теперь самое главное – спрятаться от него, любой ценой стряхнуть с хвоста.

Однако вояка уверен в успехе. По крайней мере, стрелять пока не спешит. Или боится обрушить туннель?

– Ты что, Птаха? – оторвался от денежных дел Кот; видимо, засек, что я проскочил условленное место.

Бросил взгляд на экран заднего обзора.

И тихо выговорил:

– Ого.

Я прошил туннель насквозь, прилично пропылил брюхом по мозаичной стене на повороте – вряд ли после этого там осталась мозаика – вывернул вверх, ещё вверх. Завалился на спину, не меняя режима, вытаскивая себя на пределе возможностей несуразной конструкции, брюхом кверху нырнул под эстакаду... И всё это только для того, чтобы увидеть впереди по курсу ещё две хищно подрагивающие бифлайные морды.

Проклятье.

Третий заходит сзади, издевательски покачивая выпущенными на треть атмосферными крыльями. И тот смельчак, что нырял в тоннель, уже выскочил в верхний эшелон.

Мне удалось выщемиться между бифлаями и эстакадой, оставив их у себя на хвосте, и снова прибавить скорости.

Но это был жест отчаяния.

От нескольких бифлаев мне не уйти.

Неудивительно, что они не стреляют. Они хотят меня прижать, а потом вынудят сесть.

И ведь сделают это, черти полосатые.

Впрочем, не сразу.

Нет, было б дело на открытом пространстве – и мне оставалось бы только вскидывать кверху лапки, это я понимал чётко. Пусть у меня и бифлайный движок, зато аэродинамика – ни к черту, не то, что у них. Кроме того, флайкарный корпус не имеет гравикомпенсирующей капсулы. То есть теоретически я могу разогнаться до космических скоростей, практически – живые тела внутри просто раздавит перегрузкой. Если раньше не развалится обшивка. Итак, тягаться в скорости – смешно, в манёвренности – тяжко, хоть я и меньше; и всё же, всё же...

Всё же мы в городе, ребятки.

Ну, что ж, держитесь, черти. Не удеру – так хоть полетаю.

И я закрутил карусель.

Так я ещё не летал; всё моё прежнее лихачество меркло перед тем, что я вытворял нынче. Азарт погони словно умыл меня, обновив мозг и тело; я умудрялся замечать – нет, скорее считывать из окружающего пространства – мельчайшие детали; я будто вдруг обрёл способность заглядывать на несколько секунд вперёд. Я уверенно нырял в любую щель, успевая там, где успеть почти нельзя, в последнее мгновение оставляя преследователей с носом; я уворачивался и разгонялся, разгонялся – и увиливал тысячей возможных и невозможных способов; если я ещё удивлялся чему-то в угаре этой бешеной гонки – так это тому, как до сих пор выдерживает повизгивающий, ноющий корпус.

– Класс, Птаха! – просто-таки выл вцепившийся в комингс Полоз. – Покажи им класс!

Я показывал – всё, что мог. Полицейские флайкары давно уже выбыли из игры, перейдя на роли статистов. Для четвёрки бифлаев, похоже, моя манера летать тоже оказалась сюрпризом. Я всё же отрывался от них – ненамного и ненадолго, но мне удавалось какое-то время находиться вне их поля зрения; мало, слишком мало пока, но может быть...

– Птаха, – сказал Кот. – Высади нас в районе рынка. И постарайся увести этих.

Первая реакция у меня была – я потеряю на этом время. Драгоценное время, которое выгрызал зубами по долям секунды.

Вторая – он прав.

И третья – я ведь стану легче.

А маршрут уже просчитывался в голове, мудрёным лабиринтом ложился под крылья.

Да, это я смогу.

Я слышал, как в салоне Танч пытается спорить с лейтенантом:

– Кот, ну я сам его потащу, они ж не тяжёлые, как же ж оставить...

И рёв Кота:

– Ты представляешь, как будешь выглядеть с двумя рюкзаками?! Всех спалить хочешь?! Четвёртый бросаем, я сказал! Впрочем...

Кот одним движением ножа располосовал рюкзак сверху донизу; ухватив за лямки, вытряхнул на пол содержимое, оболочку скомкал и сунул за пазуху Танчу.

– На. Забирай.

Танч тихо заскулил.

***

В извилистом коридоре подворотен и неопрятных проходных дворов, из которых народные тропы выводили на зады рынка, я посадил машину, по инерции пропахав днищем асфальт – никаких подушек, никакого плавного сброса, не до того: люк уже открыт, парни прыгают наружу...

Усилием я вышел из слияния.

– Кот, – произнёс в спину лейтенанту. – Не приду – отдашь мою долю Лике.

Входя в слияние и взлетая, я не понял, не разобрал, успел ли он что-нибудь мне ответить.

И тут же забыл об этом.

Меня ждала дуэль с бифлаями.

12.

Да, я стал легче; я сразу почувствовал это в манёвре. Неустойчивей. И одновременно – чутче.

Поглядим.

Я вынырнул навстречу бифлаям, едва не протаранив первую парочку, заставил их прыснуть в стороны – а, ребята, нервишки не железные? – и увёл вояк за собой, дразня опасной близостью, пока мои подельники отлёживались в щели перед подвальной дверью. Насколько я мог отследить, парни остались незамеченными.

А вот воякам, судя по всему, шутки шутить надоело. Впрочем, верно и то, что подставился я сам.

Первый выстрел из плазменной пушки прошёл у меня точнёхонько под днищем, слегка зацепив краем; не повредил, но мазнул разрядом по нервам, заставив содрогнуться. А когда я рефлекторно дёрнулся вверх, второй выстрел недвусмысленно указал мне мой потолок.

Осталось только обрисовать меня слева и справа – для полноты картины.

Первое предупреждение. Оно же последнее. Так это следует понимать?

Нагло прибавив скорости, я нырнул в вовремя открывшийся между двумя высотками проем.

Не так просто, ребятки. Посмотрим, как вы постреляете по мне на узких улочках, там, где кварталы короткие и кругом дома.

Я уходил в Крыжи, старый жилой район, застроенный ещё семи-девятиэтажками, да так плотно, что народ там имел привычку спокойно общаться, стоя на балконах, с соседями через улицу. Уходил, виляя из стороны в сторону и каждую секунду ожидая прицельного выстрела – как только они поймут, куда я рвусь.

Пока меня отпускали. Парочка висела на хвосте, как приклеенная, сопровождая каждое моё движение рысканьем тяжёлых стволов, но больше не стреляла. Ещё два бифлая внезапно отвернули в сторону и скрылись с глаз. Это меня обеспокоило. Что они задумали?

Ладно. Что бы там ни было, оно мне на руку. Вот они, узкие ущелья переулков. Я уже почти в Крыжах.

А вот и первые верёвки с бельём, натянутые на роликах поперёк улицы. Помню, как изумлялся сам такому раритету, увидев его во время одного из «вояжей» по городу с Котом и ребятами. Мне рассказали, как городская администрация пыталась бороться с этим. Указы, штрафы, проверки... Жители Крыжей слушали, мотали на ус – и при появлении чиновников быстренько верёвки убирали; однако стоило представителю власти спуститься с этажей и выйти из подъезда – верёвки чудесным образом оказывались перекинуты снова. Дело поручили полицейским флайкарам, и те быстро почистили улицы. Но уже на следующее утро бельё красовалось на прежних местах. Израсходовав за неделю месячный ресурс флайкарного топлива по району, власти смирились. Не знаю уж как им, а мне упорство местных чудаков импонировало.

Но сейчас было немножко не до того.

Так что за бельё извините, ребятки.

Я завязывал улочки в причудливые узлы, по возможности уворачиваясь от полощущихся «флагов». Серьёзным сюрпризом они для бифлаев, конечно, не станут, но уж целиться-то помешают точно.

И если мне повезёт, немного собьют с толку. Самую малость хотя бы. Попадались тут, если мне память не изменяет, удобные такие подворотенки... Неприметные с ходу. Если заскочить... Улизнуть бы только из-под прицела хоть ненадолго. Мне ведь много времени не надо, я один, и уходить буду без денег. Авось да вырвусь.

Беспокоили меня те два бифлая, что скрылись с глаз. Куда они могли дёрнуть? Зачем?

Жаль, флайкару радар не положен. Впрочем, в городе и не помог бы мне особо радар.

А если сверху?

Чёрт.

Мерзкий такой холодок пронизал меня насквозь.

Вот куда они деться-то могли.

Если вояки пасут меня сверху по радару...

Чёрт.

Сброс скорости засекут моментально. Не спасут никакие подворотни, никакие лабиринты.

Ничего мне тогда не успеть. Нереально. Упадут на голову, как коршуны на дичь. Опередят любое действие. И этих, сзади, наверняка оттуда направляют – недаром же они как приклеились, идут, словно на буксире.

Первый раз за все время погони я почувствовал себя по-настоящему зажатым в тиски.

Всего лишь догадка, да. Но я ощущал, что она верна.

В груди назойливо затикал секундомер.

Сколько я ещё смогу держать темп, таская их за собой по городу?

Да сколько бы ни смог – какая разница. Те, наверху, считай, отдыхают. Птички божьи.

Хорошо ещё, что не додумались до такого сразу. На лёгкую добычу рассчитывали, не иначе. Обломилось. Парни-то с деньгами ушли. Это все же согревало мне сердце.

Так, стоп, Данил. В панику впадать будем как-нибудь на досуге. Прежде всего, догадку следует проверить.

Задрав нос, я круто полез вверх, нагло подставляясь под выстрел. Плевать. Если мои прикидки верны, стрелять им незачем. А если у ребят нервишки шалят...

Тем более плевать. Пусть стреляют.

Вот они, мои птички. Отсвечивают в солнечных лучах, мирные такие. Одна чуть сзади, другая идёт с опережением. Обеспечивают радиус захвата.

Эх, ракету бы мне. Лучше две.

Прекрати истерику, Данил. Думай.

Ты – не флайкар, помнишь? Ты – нейродрайвер. Они следят за леталкой, не за тобой.

Чтобы покинуть флайкар, нужно сбросить скорость. Ты об этом знаешь, и они об этом знают тоже.

А если не сбрасывать?

Будет большое мокрое пятно на асфальте, вот что.

А если не на асфальте?

Трава, кусты? Нет, нереально. Расшибусь.

Вода?

Вода.

Хм.

Вокруг города – парковая зона, «голубое кольцо» – цепь озёр, соединённых каналами. Есть совсем маленькие прудики, есть побольше.

Можно попробовать.

Однако, мне нужна глубина.

Ну, это уж как повезёт. Глубину я в них не мерял, не приходилось как-то. Даже примерно не представляю, сколько там может быть.

Ещё одно «но». Те, что прилипли сзади – они засекут прыжок без всяких радаров, визуально.

А вот эту проблему можно решить. Помню я одно озерцо, там ивы вдоль всего берега, огромные, старые. На такой фокус мне опережения хватит. В обрез, правда. Ну, ещё отвоюю чуток по дороге.

Машину вывести? Подниму слегка нос и заклиню управление. Пусть догоняют. Хотя, над полями-то, наверное, сразу собьют. Гореть леталка не будет – гореть тут нечему – так что быстро разберутся, что меня внутри не было.

Ну и черт с ним. Пока сообразят, пока будут гадать, куда я делся... Уйду.

Значит, решено. Нырять так нырять.

Скумекать бы ещё, где я видел то озеро.

***

Войну за доли секунды, так жизненно необходимые мне, я выиграл.

Вот с озером слегка промахнулся – сначала выскочил не к тому. Прошёл над ним. Воспользовавшись случаем, прикинул время на прыжок, сориентировался. Срезал путь через кварталы, выписав замысловатую петлю.

Снова пришлось отыгрывать потерянное время. Что-то я стал нервничать, а это уже плохо.

Со второй попытки попал, куда нужно; вылетел с разгона, на полном скаку. Вот они, мои ивы, густые и развесистые. Выручайте, родимые.

Я опустил хвост, поднимая машину на дыбы, как норовистую лошадь, и одновременно чуть-чуть, самую малость убавил мощности.

Как и ожидалось, леталка грузновато просела, черканув напоследок по ветвям; словно сделала приседание, ненадолго спрятав тяжёлую заднюю часть за линию зелёных разлапистых крон.

Люк у меня уже был открыт.

Последним импульсом я добавил флайкару прыти – лети, дружок.

И шагнул в люк.

***

Глубины оказалось достаточно. Правда, в воду я вошёл не слишком удачно. Инерция полёта протащила меня вперёд, я завалился и так саданулся бедром и боком, что едва тут же не утоп – попытавшись заорать под водой. Помогло то, что дыхание перехватило. И ещё досталось глазам – я не успел их зажмурить, вернее, адаптироваться не успел, слишком быстро вышел из слияния. Так и упал с распяленными, и глаза сразу зашлись острой резью в мутной, непрозрачной воде.

Пронёсшиеся над озером туши преследующих бифлаев отозвались противной вибрацией по всему телу. И тут же ноги ощутимо ткнулись в илистое, склизкое дно.

Нормально, как любит говорить наш лейтенант. Всё ерунда. Главное – дело сделано, и ничего, вроде, не сломано. Теперь выберусь.

Всплывать я старался осторожно, хотя грудь уже распирало изнутри. Тела касались какие-то мерзкие холодные водоросли, так и норовили обвить руки-ноги. Вода вызывала отвращение – не вода, а просто кисель какой-то, ещё и ледяной. Надо же. А с виду казалось – такое красивое озеро.

Плевать. Я тут не ванну принимаю. Вот резь в глазах мешает реально: почти ничего не вижу кругом. Но вроде – насколько могу судить – всё спокойно.

Я тихонечко погреб к берегу, стараясь отпихивать от себя плети водорослей.