Текст книги "Мой падший ангел (СИ)"

Автор книги: Ольга Алёшкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Глава 34 Аглая

Тело заживает гораздо быстрее души. Ей требуется что-то посущественнее витаминов и мази от синяков и ушибов. Прописанные антидепрессанты игнорировала, выходит, напрасно? Я замерла напротив зеркала и подняла выстриженную недавно, густую челку.

«С этим можно жить», – повторяю я, привычную уже для себя мантру, и провожу пальцем по розовому рубцу. Рана заживает, затягивается, но от этого послание Юмашева не становится менее заметным. Разве чуть-чуть. Похоже, и время не справится с ним. Интересно, что предложат косметологи: пересадку кожи, шлифовку, что мне поможет? Ни-че-го!

Я потрясла бутылочку – брякают. Вынула одну маленькую горошину, закинула в рот и проглотила. Проскользнула, как миленькая.

Вчера купили родительский дом. Риелтор продала его по доверенности, деньги переведены на мой счет. Можно паковать чемоданы, не спешу что-то. Раны залечиваю. Хороший предлог, уважительный.

Две недели я существую в пределах этой комнаты, две недели никуда не выхожу. Даже полиция идет мне навстречу, приезжает сюда, в дом. Хотя, и были всего-то пару раз. Исключением лишь визит в медицинский центр стал – аппарат МРТ в дом не привезешь. С головой всё в порядке. Странно, правда?

Я скосилась на часы – скоро Ярослав вернется. Подколола челку, взяла консилер, обильно прошлась по лбу. Капнула на подушечку тоналки, сверху нанесла. Растушевала. Повертела головой, подставляя под разные ракурсы, – бред. Хоть десять слоев…

Стерла. Сначала ватным диском, смоченным тоником, а потом и вовсе умываться пошла. Стук в дверь застал в ванной, я прислушалась – Люба. Только она так суетливо, так неритмично стучит.

Открыла.

Всклокоченную, с распахнутыми, как у филина глазами, повариху, оттеснил Ярослав и спешно просочился внутрь. Дверь перед Любиным носом захлопнул. Я хотела сбежать в ванную – не удалось, за руку схватил.

– Покажи, – потребовал.

– Что? – И сердце забилось так… часто-часто. Я прекрасно поняла, о чем он, одно невдомек: от кого узнал? Елена, Печенкин? Не угадала. Он «прошелся» по мне глазами, немного задержавшись на челке, и пояснил:

– Был на очной ставке с этим ублюдком, про клеймо какое-то трепал. Что он тебе сделал?

– У меня тоже будет? – перепугалась я. Видеть Юмашева – пытка.

– Постараюсь, чтобы не было, – пообещал он и настойчиво повторил: – Покажи.

Нельзя показывать, нельзя! Я знала это и все-таки занесла свободную руку. Резко, пока не передумала, смяла челку и оголила лоб, ощущения – всю себя оголила.

Шок – вот что выражали его глаза. Яр ошарашен, почва выбита из-под его ног. Вероятно, надеялся Юмашев бахвалится и попросту мелет языком, чтобы позлить его. Такой отметины он точно не ожидал. Запястье, зажатое до сих пор в тиски его пальцев, освободилось, моя рука безвольно повисла. Он запустил ладони себе в волосы, стиснул по бокам череп и растерялся:

– Что это??

– Буква «ш», – констатировала. – Шлюха, значит. Это, чтобы все знали.

– Тварь, какая же тварь! – взревел он и кинулся вниз.

Не было его около часа. За это время я почти успокоилась, перестала бродить по комнате, тревожно оглядываясь. Ярослав вошел не стучась, приблизился, взял в обе руки мое лицо и заглянул в глаза:

– Ты поэтому от меня пряталась?

«Ах, если бы только поэтому», – вздохнула я, не высказав вслух. Он расценил мой вздох по-своему, задрал мне челку и поцеловал чертову отметину. Прикосновение губ дурманило, столько нежности таил в себе этот поцелуй, столько тепла. Он вдыхал в меня жизнь, через это прикосновение, возвращал к ней, всё остальное меркло, не заслуживало внимания.

– Клянусь. Я обещаю тебе, Юма ответит за это сполна, – как заклинание произнес он и обхватил меня. Стиснул, прижал к себе. Я щекой слушала, как колотится его сердце, а стены преломлялись, плясали вокруг – то слезы выступили. И так хотелось поверить: счастье возможно, общее, на двоих. Только его отец всегда будет стоять между нами, как напоминание, о моем падении, как клеймо, горящее на моем лбу. Здравый смысл всегда побеждает, когда эмоции отходят на второй план. Яр отпрянул от меня и обхватил за плечи: – Ты мне веришь?

Я-то тебе верю, а вот поверишь ли ты мне?

Только и этот вопрос повис в воздухе. Невысказанным, ненужным. Ярослав подхватил меня, перенес на кровать. В нем было столько любви, неразделенной, столько нежности, целый океан бескрайний. Он касался губами кожи на животе, где ещё недавно обжигало от боли, а сейчас жгло от его поцелуев.

«К черту, к черту все предрассудки и условности!» – орала душа, но разум шепнул:

– У меня никогда не будет детей. – Он поднял голову, я ткнула себя пальцами в живот, туда где ещё горело от его ласк, и добавила: – Тут – пусто. И всегда так будет. Ты должен знать.

– Я люблю тебя, всю. Ты моя женщина. Остальное не имеет значения.

– Это сейчас не имеет…

– Всегда, – отрезал он. Навис надо мной, поцеловал меня в нос и улыбнулся: – Мне кажется у нас ещё будут дети. И не один.

«Господи, сейчас он готов пообещать тебе что угодно! Нашла время для разговоров!» – укорила себя и занялась делом. Для начала стянула с него футболку, следом потеряв остатки разума и свою одежду.

К рассвету мы уже знали все, не изученные ранее, интимные места друг друга, слово «люблю» срывалось с наших губ чаще остальных и все равно меня терзали сомнения.

– Я падшая женщина, – в какой-то момент сказала я. – Нельзя тебе со мной встречаться.

– А я и не стану встречаться, – заявил он и взял меня за руку: – Я стану с тобой жить. И ты не падшая, – возразил он.

– Падшая, – настаивала я.

– Хорошо, падшая, – согласился он, прижался обнаженным торсом и шепнул в самое ухо: – Мой падший ангел.

 А потом закрыл мне поцелуем губы, чтобы не вздумала больше трепаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Эпилог

Я полюбила утро. Почти сразу, как только пришлось вставать спозаранку. Новый день – всегда неизведанное. Первая улыбка, первый зуб или первый шаг, первые слова, наконец. Я всегда хотела детей, но даже вполовину не догадывалась какое это счастье.

«Сама не носила, не мать» – шепчутся иные за спиной. Плевать. Обо мне вообще много судачат. Я люблю свою дочь, я люблю своего мужа, я люблю начало нового дня, и я люблю это утро. Ярослав прилетел к нам вчера, отсыпается на свежем воздухе, Маруська играется в саду, а я наблюдаю за ней, покачиваясь в кресле. Дадим нашему папочке поспать ещё часик и пойдем на море. Что может быть прекрасней?

Правда, некоторые личности не сразу поверили в мои чувства… Нет, он никогда не говорил мне впрямую, но иногда не нужно слов. На виду всё. Взять хотя бы тот факт, что он переписал на меня комбинат ещё до свадьбы. Конечно, он долдонил о справедливости, но я-то знала: хочет быть уверен – я с ним не поэтому. Чтобы никакие заводы и комбинаты не стояли между нами. Они и так не стояли, но… где-то в глубине билась самонадеянная мысль – и все-таки я смогла! Я стыдилась её, гнала, однако, в итоге у меня получилось вернуть отцово детище. Ведь смогла? Ещё и мужа себе такого отхватила!

Я откинулась и уставилась в небо, щурясь на солнце. Хороший денек. И ветерок такой нежный, ласковый. С мая по октябрь мы живет тут, у моря. Дом этот купили в прошлом году, вывозить Маруську по рекомендации врачей. Ярослав часто летает, приходится, но всегда устраивает себе длинные выходные, а в каникулы, к нам присоединится Люба с детьми.

 Маруська подбежала ко мне и забралась на колени. Закачала кресло, тараторя считалочку. Она такая говорунья, наша дочь! Обхватила ручонками, прикрыла мне глаза ладошками и засмеялась. Прелестно, заливисто.

– Дочь, дочь, – попробовала я умерить её пыл. – Если ты будешь так сильно качать нас, мы перевернёмся.

– А вот и не привернёмся, а вот и не перевернёмся, – протестовала она, а потом ткнула мне пальцем в лоб: – Это у тебя что?

В прошлое я стараюсь не заглядывать, максимально вычеркнула из жизни. Юмашеву сидеть ещё больше семи лет, а там и последнюю прыть растеряет. В совокупности ему нащелкали двенадцать, Ярослав, к моему удивлению, добился срока и за Артема. Доведение до самоубийства, так вроде звучит, а пункт уже и не вспомню. Впрочем, с мужем мне ничего не страшно. Он – моя стена, моя глыба. Кое-где суровая, кое-где нежная, но всегда – справедливая. Для нас он горы свернет, как бы банально не звучало.

– Это… это я веткой от яблони поцарапалась.

– А вот и не правда. Папа говорит, что это корона. Потому что ты у нас – королева.

Я засмеялась, спустила Маруську на пол и поднялась сама.

– Ну, раз папа говорит, значит так оно и есть. – И подхватила её ладошку: – Идем, короля будить станем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец