Текст книги "Вербовщик"

Автор книги: Ольга Табоякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Хотелось бы.

– Выпускай, но я позову Марэнэ, пусть поприсутствует, – Сандаван велел кому-то из людей позвать молодую пару.

Все вместе мы выпускали души разных великих и не очень людей и нелюдей. Марэнэ, Сандван и Лон мне коротко рассказывали о них.

– Все? – уточнил Лон.

– Почти, – я достал последнюю бутылочку с душой некой Смеи.

"Что делать, учитель?", – я надеялся, что он что-то объяснит.

"Это моя жена", – сообщил он.

Я чего-то такого и ожидал, потому не удивился.

"Что делать?"

"Открой бутылку", – попросил он.

Я открыл, а через мгновение меня обволокло нежностью, любовью, волшебством. Потом все ушло.

"Она ушла", – учитель был счастлив.

"А как она оказалась там?", – мне очень хотелось знать подробности.

"Позже", – пообещал Великой Воин Гада.

Марэнэ, Сандаван и Лон поняли, что я прощался с чье-то родной душой. Никто не задавал вопросов. Я был им признателен, что-то переживания учителя готовы были вырваться неоднозначными реакциями.

***

Лон и Марэнэ обсуждали Евгения.

– Так ты говоришь, что в нем часть души Великого воина Гада? – Марэнэ водила пальцем по губам. Ей так лучше думалось.

– Жека получил ее у шамана Чава, – начал рассказ Лон. – Я не все знал, но потом мне много пояснили при принятии в Великий Воинский дом. Жека не говорит, но я ведь и не спрашиваю.

– Да, интересная вещь получается, – Марэнэ думала говорить или нет. – А душа, которую он купил первой – это душа Смеи? Жены того самого Великого Воина?

– Да, ты и сама видела, как ее душа обняла Жеку, – Лон чувствовал, что любимая ведет расспросы неспроста.

– Понимаешь, Лон, моим прапрапрадедом был Великий Воин Гада, – лукаво пояснила Марэнэ. – Но сейчас это не имеет значения, – Марэнэ обняла и поцеловала возлюбленного.

Лон был ошеломлен, но на такое внимание отреагировал мгновенно.

***

– Так мы пойдем? – мягко спросил Сандаван.

– Конечно, – я приготовился к очередной встрече с захватывающим воображение человеком. Обломался, это был вовсе и нечеловек.

В кривом доме жил калейдоскоп. Я видел его человеком-калейдоскопом. При нашей беседе он изменился шесть раз. Сначала был темным, смуглым, похожим на фэнов, а потом высоким блондином со скандинавским профилем, а потом стал женщиной толстой и неопрятной. Остальные превращения я уже не запомнил, пожалуй, приспособился к его изменениям.

С метаморфом я уже был знаком, так вот, этот предсказатель, он не менялся, как метаморф. Он это делал, как делают картинки в детском калейдоскопе.

– Это тот молодой человек, – представил меня Сандаван. Он остался стоять за моей спиной, а мне указал на стул напротив этого человека-каледойскопа.

Я сел и старался из-за всех сил не пялиться на превращения.

– Интересно, – оживился предсказатель. – Очень даже, но теперь все ясно.

– Что? – это полюбопытствовал Сандаван.

– Так в дело вмешался человек, не числящийся в общем реестре времени. Такие появляются только по синим билетикам.

До меня быстро дошло, что он говорит о Викторе-Андреасе.

– Был такой, – я подтвердил слова предсказателя.

– Даже так? – Сандаван не сдержал возгласа удивления. – Так есть ему какие рекомендации.

– Есть, – калейдоскоп сложился в новую картинку. – Талантов у него нет, но это не беда, хуже другое...

– Что? – уже второй товарищ мне заявляет, что у меня нет талантов. Сговорились они что ли?

– Мммм..., – предсказатель достал из воздуха сложенный лист бумаги. – Получишь, прочитаешь, что хуже.

– Не понял? Вы мне письмо что ли посылаете?

– Иди, – разрешил мне человек-калейдоскоп, – а ты задержись, – это он Сандавану.

Я дожидался Сандавана, сидя на поваленном дереве у кривого дома человека-калейдоскопа. Муторно на душе как-то. Сандаван вышел довольным, будто заключил сделку века на самых выгодных условиях.

На обратном пути я все же еще раз спросил Сандавана, что я ему должен за те деньги.

– Сумма то немалая.

– На эти деньги можно купить весь твой Лирейд, – согласился Сандаван.

– Ну, Лирейдом я не владею, но как-то вернуть долг мне надо, – настроение резко испортилось. Я не замечал красоты этих мест, не радовался, что выпустил столько сущностей, не был доволен своими действиями.

– Евгений, ты говорят собираешь в маленькую поездку к Нитедеям?

Пора бы мне привыкнуть, что Сандаван откуда-то знает обо мне много лишнего.

– Собираюсь, – о поездке к Нитедеям просил меня Виктор-Андреас, которому я был обязан жизнью. Хотя разве я бы не справился с тремя торговцами-фэнами?

"Не справился", – послышалось от учителя. – "У них есть такие вещи, как малые коконы. Это временные ограничители. Для тебя это губительно".

– Вы хотите что-то получить из моей поездки к Нитедеям?

– Маленький сувенир, – согласился с моей формулировкой мафиозо. Мы были у дома, но выходить из машины не собирались. Я шестым чувством знал, что это личная просьба Сандавана. Никому о ней лучше не знать. – Привези мне цветок-гербамис, пожалуйста. Достаточно одного цветка.

– Хорошо, а какой он?

– Небольшой желтый с мохнатыми зелеными листьями, – поспешил он описать мою будущую цель.

Лон остался у Марэнэ, а я вернулся на Лирейд.

Олег Вальбихин выжил.

Я вернулся к учебе. Получилось так, что я занял место Олега в команде по крикету. Пришлось учиться правилам игры.* До капитана я не дотягивал, но в двух сыгранных играх показал себя неплохо.

*прим. Е. Сангадиева: Понятия не имею, какой умник решил, что экономический факультет должен играть в крикет. Вот иностранцы резво махали шпагами, а айтишники перчатками на ринге. Когда я играл в крикет, то все время ощущал себя Алисой с птицей вместо биты.

На занятиях я старался держать язык за зубами. Все время прорывались юридические комментарии. Экономист у нас был странный – чокнутый профессор Лебедев. Он начинал про Адама Смитта, а заканчивал пересказом последней серии новомодного сериала про большой город. Лекции еще ничего, а вот на семинарах, мне было тяжело.

Алекс вел свой новомодный предмет. Народ был в восторге от него, а я не был ни на одной лекции. Либо он находил причину и выставлял меня из аудитории, либо меня вызывали в бухгалтерию, к ректору или к охране (это по поводу машины).

Три недели прошли очень тихо, спокойно, пока не пришли очередные выходные. Пора мне отрабатывать долги: Амели должна поехать к Нитедеям, а мне надо ее тайно сопроводить, да еще притащить Сандавану редкий такой желтый цвточек. Виктор-Андреас разъяснил мне откуда Амели начнет свой путь, я должен ее там ждать, а потом оберегать весь путь.

Я был уже готов сделать шаг на Фаган, но не тут то было. Зазвонил мой мобильный.

– Да, босс? – это Алекс.

– Следующий конверт можешь вскрывать, – сообщила трубка, связь оборвалась.

До этого Алекс мне запретил вскрывать следующий шестой по счету конверт до особого распоряжения. Ругнувшись, я вернулся к столу, достал папку с надписью "Вербовщик" и достал шестой конверт.

Дело шестое «Дано. Требуется. Решение.»

"Самое сложное в жизни, не найти решение,

а правильно сформулировать задачу.

Житейская мудрость от одного Гада"

Стоя по колено в грязи в холодной канаве, я мысленно перечитывал шестое задание. Если я раньше думал, что прошлые задания писали редиски, то это точно плод творчества сумасшедшего городового.

"Вербовщику предписывается встретить черного волонтера и в полнолуние на северном берегу несуществующего озера Мантхитай договориться с тремя водяными о выкупе последнего желания".

Так вот спрашивается, зачем меня засылать в этот институт? А? Если надо искать несуществующее озеро, там найти черного волонтера, а потом договориться с тремя водяными.

В канаве я оказался в процессе слежки за Амели. Нет, надо начинать не с этого.

Итак, Амели вышла в полночь из дома номер тринадцать на улице имени Ламинария в городе Кранде в мире Лалан. Я стоял на углу и смотрел на девушку. В такой темнотище успел рассмотреть не много, но убедился точно она, именно та, которая мне периодически снилась и грезилась. Амели шла по улице, я крался за ней, и это мне напомнило, как я постигал основы слежки, когда работал в "Эпохе времени".

***

– Жека, – Подлодка поправила шейный платок, потом строго на меня посмотрела, потом опять поправила платок. До меня дошло, что она чем-то озабочена. – Евгений, – перешла она на более официальный тон, а я уже знал, что это сулит неприятности. – Евгений, тебе надо найти господина Казаченко и принудить его... принудить его..., – я с ужасом подумал к чему надо принуждать этого незнакомого господина. – Принудить его к откровенности, – нашла верные слова Подлодка.

– На какую тему? – что-то в моем понимании "принуждение к откровенности" сильно ассоциировалось с пытками.

–Надо точно выяснить сколько у него жен, – уже хитро улыбаясь, сообщила Елизавета Матвеевна.

– Жен? Он что шейх?

– Нет, он мировой Казанова, – мягко поправила меня начальница. – Отправляйся.

Когда Подлодка говорит "отправляйся", то надо отправляться и немедленно. Я выскочил из кабинета и наткнулся на Роджера.

– Куда, стажер?

– Казанову не видал? – я понадеялся поставить Роджера в тупик, но не удалось. Он ответил без запинки.

– Господин Казаченко отдыхает.

– Ты его знаешь?

– Конечно, это же наш проверяющий из ССБ.

– Твою...его..., а особенно ее мать! – я опять вляпался в разборки с ССБ.

Роджер пожал плечами и пошел к начальнице.

– Погоди, а где он отдыхает?

– Как где? В Карловых Варах, конечно,– Роджер взялся за ручку, открыл дверь и скрылся с глаз моих. Теперь стой и думай про Карловы Вары. Это стёб или объективная информация?

"Что есть Карловы Вары?", – поинтересовался учитель.

Я объяснил, он предложил поехать туда и самому проверить.

"Учитель, но ведь Роджер мог и пошутить", – я был уверен, что это все же шутка.

"Ну, есть такая замечательная пословица твоего мира: "Солдат спит, служба идет", а в моем мире говорят: "Каждому любовнику – своя ночь".

Про любовников и ночи я не уловил, но спорить не стал. Хочет учитель, чтобы я поехал в этот милый город, поеду. На пороге я остановился. Я был в стольких мирах, прыгал во времени, но за границей не был. Паспорт заграничный у меня был, там к моему вящему удивлению нашлась виза.

"Значит, точно в Карловых Варах", – суммировал учитель.

Билет привезли на дом. Гостиница была забронирована. Курс лечения мне прописали заочно: три раза к какому-то "Садовому" источнику. На бумажке было написано: "9.20". Ровно в девять двадцать я был у Садового источника. Мое внимание привлек красавчик с темной шевелюрой, загадочным лицом мачо на отдыхе.

– Антоний! – позвали его. – Мацевски!

"Не он", – пришлось высматривать нового Казанову.

Еще одного подобного мачо утащила мило щебечущая англичанка.

"Я думаю, что тот с черными ногами", – высказался учитель.

"Какой?", – я не мог поверить, что Казановой может являться этот низенький лысоватый тип, нагло усевшийся на скамейке и снявший ботинки. Ноги он похоже не мыл месяца три. "Поди к нему", – велел учитель.

"Да, не он!"

"Спорим?", – впервые мой учитель захотел о чем-то поспорить.

"На что?", – что-то меня это не вдохновило. Если он собирается спорить, значит, уверен в своей победе.

"Правильно думаешь, ученик", – согласился со мной учитель. "Просто мне кажется, я его признал".

"Учитель, так вы его встречали?", – дело запутывается.

"Возможно, что именно его. Был такой помешанный тип, все искал способ разобраться со своими одновременными воплощениями".

"Это как?", – опять я не уловил даже связи между этим нагромождением вроде бы обычных слов.

"Я встретил его один раз в доме, не важно, тех людей уже нет. Так вот он расспрашивал о поиске своих воплощений. Знаешь, ученик, есть теория по которой обосновывается множество миров и множество времен и множество воплощений. Суть это теории сводится к тому, что берется единая прямая по времени, пространству и приравнивается к количеству душ. Считается, что в других моментах времени и точках пространства живут те же самые души, но только они не всегда помнят об этом".

"Чего?", – я нарисовал две линии, потом пересекающую, показал учителю, он подтвердил, что основы я понимаю правильно.

"Так вот он искал свои воплощения или не свои, но это неважно. А важно, что есть такое утверждение, что уникальными, не статичными, а очень индивидуальными являются люди, чьи души живут только в один момент времени и пространства".

"Ох!", – если я как-то разобрался с предыдущим утверждением, то на этом засыпался. – "В чем смысл, учитель?".

"Не знаю, но сдается мне, что этот тип не есть ваш проверяющий из ССБ, а есть тот самый знакомый. Не могу вспомнить, как его зовут. Хотя нет, он не представлялся".

"Так вы думаете, что он не тот за кого себя выдает?"

"Не знаю, спроси его и узнаешь", – учитель мысленно пожал плечами, не желая продолжать разговор.

"Учитель, а в чем связь между тем типом и Казановой?"

"Так жены-то у него должны быть во времени, иначе с чего бы это дело попало в "Эпоху времени"?", – Великий Воин Гада разозлился. Не для того он столько со мной занимался, чтобы я не видел столь простых логических связей.

"Хорошо", – я налил в стакан водички и пошел к скамейке, которую брезгливо обходили мужчины и женщины.

– Можно? – я спросил по русски, в тайне надеясь, что тип залопочет по английски или польски.

– Прошу вас, – разрешил он на чистейшем русском языке.

– Простите, вы господин Казаченко? – я выработал аховый план действий.

"Ты, что несешь?", – поинтересовался учитель, а потом посмотрел в мою душу, похихикал и пожелал мне удачи, а Подлодке крепких нервов.

– Я, – господин Казаченко снял второй ботинок и пошевелил большим пальцем, который проглядывал сквозь дырку на носке. – А вы кто?

– Евгений Сангадиев, – я представился и поставил свой стакан между нами.

– Знаю, – Казаченко светло мне улыбнулся. Так простодушно умеют улыбаться только дети или самые лучшие в мире лицедеи. – Вы стажер в одной вневременной конторе.

– Не могли бы Вы мне помочь? – к нам подошла забавная пара: старый мужчина и молоденькая красотка. Девушка косила на меня, а мужчину это бесило. Он ей высказал, что не за этим вытаскивал ее из какой-то помойки, а затем утащил жену из сада.

– Я слушаю Вас, Евгений, – напомнил о себе господин Казаченко.

– У меня задание по работе. Надо узнать сколько конкретно у Вас жен, – я понадеялся, что нас прослушивают.

– Одна, – развернулся ко мне всем корпусом Казаченко. Мне хотелось сказать, как я рад, что все эти слухи и подозрения полная нелепость, но Казаченко не дал мне этого сделать. – Но во всех воплощениях.

"Вот видишь!", – возликовал учитель.

– Это как? – чувствую, что у меня будет много проблем.

Дальше этот тип толкнул мне получасовую лекцию о переселении душ, вселенных, миров и времен. По его утверждению туда-сюда скачут не только души, но и времена и вселенные.

– Так, что мне написать в отчете? – я все еще надеялся легко отделаться от этого задания.

– А что Вы хотите написать, Евгений? – Казаченко не так простодушен, как желает казаться.

"Нет, ну ты нашел к кому применять подобное слово, к служащему ССБ", – восхитился моей наивностью учитель.

– Нечто правдоподобное, – я взял свой стакан и выплеснул воду в клумбу.

Господин Казаченко запыхтел потому, что стал одевать свои ботинки.

– Пойдем, – Казаченко махнул рукой.

Мы шли с этим господином по аллеям Карловых Вар, и я слушал историю о вечной любви – любви мужчины и женщины. Казаченко признался, что его давным-давно прокляли, вот и живет он очень долго.

– Я родился во времена Карла Великого. Моя жена красавица Эльза умерла при родах. Ребенок тоже не выжил, а ее родители меня прокляли. Моя теща была страшной женщиной. Говорят, что она спала с драконом и за то, он даровал ей это жуткое свойство. Мать Эльзы пожелала мне в сто раз дольше жить без Эльзы, чем с ней. Вот поэтому я живу свой земной срок, но старею медленно. Но во всех временах я нахожу мою Эльзу. Нет, не так, Евгений, я научился этому лишь недавно. Где-то лет десять тому назад я попал в ССБ. Понимаешь, все время так жить скучно, приедается. Быть заметным мне не хочется, а то побаиваюсь судьбы Кощея. В ССБ мне достался очень интересный объект для курирования – твоя контора "Эпоха времени". А на третьем этаже обитает некое забавное таможенное управление. В одно время мне вышло курировать обе конторы. Я много чего интересного узнал, сам по времени походил, разных умных людей встретил, которые и объяснили, что я хоть и подвержен проклятию той злыдни, но и обойти его могу. Все отведенное мне время, я могу прожить с душой Эльзы, которая воплощается в каждом времени, в каждой эпохе.

От подобных соображений и рассказов у меня ум зашел за разум. С одной стороны вроде бредятина полная, а с другой, а что бы делал я...?

– А как же вы ее узнаете?

– В каждом времени я ищу женщину, которая вызывает во мне любовь, – выдал четкий критерий выбора мировой Казанова.

– О! – я то думал, что он в души заглядывает, а здесь все более прозаичнее.

– Да, я вот отдыхаю здесь не просто так, кажется мне, что должна появиться моя любовь, – признался господин Казаченко.

– И вы ее ждете? – мы вышли к отелю и остановились.

– Жду, – признался Казаченко.

Я тоже стал ждать. В тот день мы ее так и не дождались.

"А ты ведь лопухнулся, ученик", – сегодняшняя ночь была посвящена занятиям. После того, как я научился выпускать плохую ци, учитель неожиданно прервал занятие.

"Это в чем?", – что-то такого за собой я не мог припомнить.

"А в том, что рассказ Казаченко не соответствует его личности", – порадовал меня учитель.

"Но ведь в его истории все возможно, нет явных нестыковок", – я еще раз перебирал в уме все услышанное от проверяющего из ССБ.

"Вот именно, проверяющего, ученик. Ты хоть понимаешь, что такой человек не будет размениваться на мелочи в виде любви?"

"Возможно, но может быть и нет"

"Ученик, я бы на твоем месте все еще раз проверил. Нет, пойми меня правильно, все может выглядеть именно так, как он говорит, а вот подоплеку иметь иную".

"А как мне это проверить?", – я и сам хотел понять есть ли любовь в ССБ.

"Тогда подумай и затем уж действуй", – напутствовал учитель и прекратил разговор.

Я (или надо говорить мой дух) сидел на ровной площадке на горе Ихудумасен (понятия не имею, где эта гора и как она оказывается внутри меня, это любимое место учителя для наших занятий) и думал. Постепенно ветер усиливался, я поднял, что-то раньше такого не было. Ох, не нравится мне здесь! Пойду-ка я назад, посмотрю производственный кошмар или даже выслушаю нотацию от учителя. Но дверь, которая так всегда услужливо находилась, пропала.

Сколько помню по лекциям, учитель всегда говорил, что паника дело дохлое. Если что-то случилось, то надо сначала найти выход из ситуации, а потом лишь давать волю нервам. Я минуту другую пометался по площадке для занятий, но выхода не нашлось. Прыгать вниз было боязно. Все же я так и не понял, нахожусь ли я здесь в качестве духа или телесно тоже. Учитель мудрит на этот счет.

Ветер дошел до состояния ураганного, будто задался целью меня куда-то унести. Когда я это осознал, то решил, что надо ему позволить это сделать. Я расслабился, ветер не упустил, данного ему шанса. Он подхватил меня и поволок в неизвестность.

Отпустил меня этот наглый ветер только у какой-то скалы. Стоило ли менять шило на мыло? Я осмотрелся по сторонам. Что-то было знакомое в этом месте. Запах. Точно. Я уже знал, что увижу в пещере. Труп. Девушка лежала на спине в груди рана. Вокруг много следов, и нет никаких намеков, что делать мне в этой ситуации. Я пошел к выходу, нашлась и дверь назад. Видимо ветер хотел мне еще раз показать девушку.

"Возможно не показать, а напомнить", – послышалось весьма далекое от учителя.

Я открыл дверь и вернулся в обычный сон.

Утро я провел в качестве сопровождающего господина Казаченко. Он, наконец, нашел свою любовь Эльзу. Причем найденная им женщина произвела на меня впечатление. Как такая яркая индивидуальность может в один миг влюбиться в этого толстяка?

"Смотри", – скомандовал учитель.

Я смотрел, но все было так хорошо разыграно.

"Стоп!", – послышалось от учителя. – "Ты подумал разыграно?".

А ведь я и точно так подумал. Значит, мне кажется, что они играют.

"Видишь", – учитель был крайне доволен собой.

Я улетел из Карловых Вар в тот же день.

"И что писать будешь в отчете?", – уже в самолете спросил учитель.

"Больничный лист", – я уже знал, где раздобыть подобные бумажки. – "Поищу-ка я сведения об этом мировом любовнике".

В больничке меня встретили как родного, да еще и случайно сообщили нечто очень важное. У господина Казаченко оказывается было два гипертонических приступа, а родился он в 1959 году, наблюдал его в юношеском возрасте с язвой желудка врач, который сейчас является зав.отделением. Выходило, что проверяющий из ССБ не сказал ни одного слова правды.

"Ну, почему? Он любезно подтвердил, что его зовут Казаченко", – порадовал меня ехидный учитель.

"Но тогда много не ясно. С чего он туда-сюда шляется по времени, по мирам, носится со своей теорией, ищет каких-то женщин, заводит семьи. И вообще, зачем Подлодка кинула меня на это дело?".

"Ученик, ты опять смешиваешь кислое с пресным. Подлодка может хотеть избавится от тебя или от него, может желать проверить тебя, занять на какое-то время бесполезным делом, а может здесь есть что-то еще, но твоя задача не найти мотив Подлодки, по крайне мере, сейчас. Твоя задача разобраться с делишками господина Казаченко".

"И что мне можно сделать, чтобы разобраться?", – я рылся в вещах, разыскивая костюм-хамелеон, кто его знает, куда затащит меня Казаченко. Не хотелось бы помереть на Диком западе за водолазку и джинсы со стразами, или выпилиться в классический костюм при Дворе Людовика 16. Этот "временной хамелеон" я выиграл в споре с Роджером. Тот, я так понимаю, его списал, как пришедший в негодность.

"Как минимум, посмотреть за ним", – учитель озвучил мои намерения. Я-то надеялся, что он чего нового предложит. – "А ты подумал, как будешь по времени прыгать?", – я остановился в своих сборах. Точно ведь я сам этого делать не умею. Нужны инструменты. – "Попросить ты не можешь", – порадовал меня учитель. – "Ты же на больничном, значит, должен болеть".

Надоели мне его высказывания.

"Не могу попросить, возьму без спроса!".

"О, да ты взрослеешь, ученик", – с непередаваемой интонацией заявил учитель.

"Нет, просто становлюсь крутым ... юристом, учитель", – я приказал костюму воплотиться в черный защитный комбинезон.

В "Эпохе времени" мне встретилось трое знакомых, в том числе и Роджер, но никто не задал ни одного вопроса. Я шел по коридору, затем рылся в комнате для инструментов, но глядя на мою печально-решительную морду, люди отворачивались.

"Видишь, как все просто", – я стоял на стоянке за конторой.

"Просто ты внутренне ощущал себя правым, да, еще с такой рожей. Кстати, ученик, ты хорошо ловишь настрой".

"Нет, учитель, просто новые ботинки сильно жмут. Думаю, что мозоль будет".

Учитель никак не прокомментировал мое заявление, по-моему, он слегка обалдел.

"И куда ты собрался прыгать?", – это опять учитель.

А ведь я не знаю, где господин Казаченко. Ругнувшись, я потащился назад в контору. Роджер встретил меня с бутылкой виски в руках.

– Будешь?

– Нет, – я предпочитал не пить.

– Тогда этого? – Роджер достал порошок.

– Я не по этому делу, – признаюсь, что я поморщился. Наркотики тоже не моя стихия. Мне в отличие от некоторых не нужна травка, чтобы побывать в другом мире.

– Это сахар, – пояснил Роджер. – Для поднятия настроения. А-то смотрю, что ты перепил водички в Карловых Варах.

– А где, кстати, наш проверяющий? Вернулся уже с курорта?

– Да, вроде нет. Завтра ожидаем. Плановая проверка начинается, – Роджер тяпнул стаканчик и закусил сахаром.

– Какая плановая проверка? – я приободрился.

– Так, проверяющий должен проинспектировать наши представительства во времени, – Роджер положил на стол обходной лист с записями завтрашней инспекции. Я посмотрел, запомнил, все же мнемонические тренировки – вещь замечательная. – Сам понимаешь, что на содержание человека в 19 веке надо столько-то, а при дворе Екатерины Второй совсем другая сумма, а уж какой компенсационный пакет у неандертальцев! Это довольно вкусно жить в другом времени, а отдыхать ездить сюда.

– Роджер, я вот знаю, что в прошлое ходят, а в будущее? – мне очень хотелось узнать возможно ли это.

– Жека, я еще не столько выпил, чтобы выбалтывать такие тайны, – радостно заявил Роджер и налил себе еще один стакан.

– А сколько тебе надо? – я не надеялся, конечно, услышать что-то еще, но и этого ответа было достаточно.

Роджер довольно долго молчал, при этом сильно помрачнел, аж посмурнел до состояния зимнего снежного бурана.

– Жека, знаешь, а ведь здесь не три этажа, – сообщил он.

– Это как? Вроде было три, что еще один достроили?

Учитель уже все понял и аж заверещал от свой догадки, а я вот, пока пребывал в неведении.

– Раньше дома как строили? С подвалами, Жека, – Роджер налил себе третий стакан и выхлебал его.

"Инерция мышления", – напомнил мне учитель.

– А сколько подземных этажей может быть у такого здания? – я сам подивился, каким хриплым голосом я заговорил.

– На пивни, – Роджер достал пивную кружку, стыренную некогда из английского паба.

Я послушно пивнул предложенного виски.

– Шесть, – заключил Роджер и так гадко улыбнулся, точно нашкодивший подросток.

– О! – мне подумалось, что правильно я тогда начал свои записи. Все время чувствую себя лохом.

– Вот, видишь, – Роджер достал еще одну упаковку с сахарной пудрой. – Закуси.

Я закусил. Виски с сахаром новое слово в науке и технике.

– Я, пожалуй, покурю, – заявил Роджер, – а ты не любитель растительных экстрактов иди, погуляй.

Я сидел дома и записывал на лист план завтрашних мероприятий. Первый пункт лучше пропустить, а поджидать нашего проверяющего на втором пункте его путешествия. Завтра у них пять пунктов. Я смог хорошо подготовиться, проверил, заряда на путешествия хватит, а потом я вернулся в больницу. Все же надо хорошо заболеть, мало ли чем завтрашний день обернется.

Вторым пунктом в инспекторской проверке значилась некая обсерватория в городе Исфахане в 1076 году. У меня было время хорошо подготовиться, грим получился замечательный. Никто бы не признал в таком милом старикане с белой бородой молодого парня из 21 века. Обсерватория нашлась быстро, я зашел и затаился в полутьме. Высокая (вернее будет сказать толстая) комиссия всего-то в лице одного господина Казаченко прибыла только через час. Его поприветствовал весьма представительный, харизматичный мужчина.

Они заговорили, а я слушал и ничего не мог понять. Они обсудили Григорианский календарь, какие-то наблюдения за звездами, а потом перешли к теме женщин. Казаченко интересовался, как там его супруга. Этот тип, которого он называл просто Омаром, как-то не вязался со всем происходящим. Вскорости Казаченко ушел, а мне пришлось еще минут десять отсиживаться в этом неуютном, сером пыльном углу.

Следующий пункт путешествия господина Казаченко заставил меня изображать страстного влюбленного. Я вслед за ним оказался в городе каналов и мостов. Вечер маскарада. Встреча Казаченко с местным резидентом была назначена на мосту. Я привалился к перилам, изображая пьяного вусмерть, но выходило плохо. Казаченко с незнакомцем пошел на прогулку. Я поднялся и сообразил для конспирации подхватить за локоток какую-то даму в маске. Пришлось с ней долго обниматься, а потом обмануть ее ожидания. И даму разочаровал, и толком разговора не услышал. Зато успел сообразить, что на следующее место встречи надо явиться пораньше проверяющего.

Четвертым временем и местом проверки было раннее зимнее утро 1889 года в каком-то лечебном учреждении, говорили характерно шпрехая. Я нарядился в белый халат и стал мыть полы. Казаченко явился к полубезумному господину с которым перекинулся всего двумя словами. Казаченко обещал увеличить финансирование резидента, которому приходится прибегать ко столь радикальным мерам потому, что нечем платить за жилье. Я так и не понял, кто этот господин, но догадка возникла, когда услышал чей-то шепот: "Фридрих".

В пятое место инспекции я не подался. Лондон мне уже был поперек горла, да и заряд на перемещения кончался, как-то не хотелось оставаться в том самом Лондоне. Я вернулся в больничку на свое койко-место. Полежу, подумаю, может чего и пойму.

"Прааааально!", – послышалось от учителя.

"Получается, что разговор о жене я слышал только один раз. Разговоры были о деньгах, о достижениях эпохи, но не о женах. С женщинами он не встречался. Ничего криминального не предпринимал".

"А чего бы ты хотел? Это ведь официальная поездка".

Я с трудом удерживался от злости на самого себя. Поездка действительно была официальная, надо было смотреть за ним в неофициальной обстановке. Учитель прав.

В общем следующая декада представляла собой периодические посиделки с Роджером и слежку за Казаченко. Я выследил пять домов и соответственно семей товарища из ССБ. Разные времена, разные женщины, в трех семьях были дети. В двух нет. Только вот отношения уж сильно напоказ: поцелуи на пороге дома, объятия, цветы, шумные скандалы и не менее шумные примирения. Пару раз меня пробивало, ну, чувствую, что он смеется надо мной.

"Думаю, что достаточно", – осадил меня учитель. – "Ты знаешь уже много, теперь надо воспользоваться этой информацией".

"Как?", – я-то собирался в очередной раз заняться слежкой. Знаете, уже привык. Стало казаться, что в этом и есть смысл работы и жизни.

"Копни поглубже", – коротко посоветовал мой наставник.

Это могло значить только одно. Мне надо втереться в доверие к одной из этих женщин и выяснить, кто такой господин Казаченко. Выбрал я испанку Долорес. Потом передумал. Я видел, как она пыталась заколоть своего супруга Казаченко и это ей чуть было не удалось. Остановился на француженке Мадлен. У них детей не было. Жила она в квартире на втором этаже милого дома и по моему глубокому убеждению сия Мадлен являлась богемной особой. Где можно найти богемную особу? Близ площади Пигаль на бульваре Клиши в кабаре Мулен Руж.

Я узнал, что в 1892 году Париж был таким же, как и сейчас (я имею в виду его дух свободы и вульгарности). На сцене дебютировал усатый господин Ле Петоман, который умел играть Марсельезу своим анусом.

Обратить внимание Мадлен на себя мне удалось, я пригласил ее встретиться в более спокойной обстановке. Она затащила меня в какую-то подсобку или гримерку и страстно прижалась. Остановить ее я не успел, во истину говорят, что француженки мастера в любви. Мастера-то мастера, но в любви лучше иметь дело с любителями, энтузиазма больше.

– Мадлен, ты свободна?

– О, нет, я всегда занята, – захохотала красотка.