Текст книги "Осень в Кёнигсберге (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

… все становилось только хуже. Жизнь катилась с горки, разбиваясь о кочки на пути вдребезги.

…

Помню, как зазвенел его мобильный.

Короткий взгляд на дисплей и принял вызов. Машинально повернулся ко мне спиной и спешно пошагал на вход (из комнаты). Заговорил, затараторил.

До моего слуха донесся  девичий голос.

Торопливо подскочила со стула, шаг вдогонку.

«Завтра заезжай за мной, как обычно», – донеслось из трубки…

В глазах аж помутнело.

Сходу бросаюсь к двери – и в лес.

Пятьдесят метров пролетела, как три шага, а дальше дело техники – скрылась в деревьях, потерялась в заботливой темени безмолвного, вечнозеленого друга.

Не догнал…

Слезы лились по щекам, жадно пытаясь убежать от разгорающегося внутри пожара. Кошка скребла изнутри и снаружи, раздирая на кусочки. Обида, сплетаясь с болью и ненавистью, рьяно выжигала кислотой дыру в душе, нервно комкая сердце. Никакие объяснения самой себе и отговорки не могли все исправить, убедить, привести в чувства.

Каждому оправданию сразу эхом повторялись жуткие слова и рисовались болезненные картины…

Упасть на мягкий, холодный, мокрый мох, прижаться спиной к стволу дерева и дико, отчаянно зареветь на всю глотку.

«Предатель!»…

… «Предатель!»

«Сука… предатель»

Не знаю, не помню, сколько тогда прошло времени, прежде чем смогла собраться с силами, с духом. Как выбрела наощупь домой.

Помню, только как поставила ультиматум, яростно сверля взглядом его серые глаза.

– Если хочешь, чтобы я осталась – дай с ней поговорю!

– Злата, солнышко, – попытался обнять; вырываюсь, визжу, кричу, нервно трясясь от злости и боли. – Это просто коллега! Нам просто по пути ехать!

– Давай мобильный, или это – конец!

Нырнул в карман, достал телефон и, секунду помешкав, протянул мне.

– Ира.

Выхватила, выдрала из его руки аппарат и нервно начала тыкать по кнопкам.

Ждал, молча, ждал, наблюдая за каждым моим движением, следя за каждой эмоцией...

– Здравствуйте, я – Лешина жена, и мне не нравится то, что вы ему звоните и назначаете встречи!

– Да, да.Я вас понимаю, – нервно, торопко заговорила та, едва пришла в себя после моей нападки, – … сама была замужем.Больше звонить не буду.

… говорил, что больше ее не подвозил.

Счастлива? Счастлива! Конечно, счастлива… была.

Была.

***

Все это резко, в тот, черный день, оказалось прошлым.

Наступила очередная «осень» – и жизнь отвесила вторую оплеуху…

– Ты  – хорошая жена, но мне с тобой скучно.

Пытался то ли оправдаться, то ли еще глубже загнать нож в сердце.

И так, раздавленная депрессией, осознанием того, что нужно что-то менять, что-то решать в этой жизни,что деньги сами не вырастут, и их нужно зарабатывать, я едва дышала.

И пусть люблю юриспруденцию, пусть она давалась мне легко, с каждым днем все больше понимала, что это не мое. Ведь ради того, чтобы данной профессиейдостойнозарабатывать, чего-то нормального достигнуть, нужно иметь твердый, холодный, расчетливый, лицемерный характер.

А меняться я не хотела…

Очередные проблемы дома у матери и отчима, болезнь бабули (приступ инфаркта) – всё это вынудило занять денег у Алеши и свекрови.

Странное реверс-дежавю, не имеющее в себе повтора: когда мой отчим помогал Алексею покупать машину, все было так, словно и нужно, естественно, без обязательств. А когда вопрос выросс другой стороны, ко мне пришло великое прозрение…

И во всем этом потоке страха, переживаний и безвыходности, я стала еще больше угасать.

И тут ты… открываешь дверь, неспешные, врастяжку, полные сомнений и нервозности, шаги в комнату. Застыл на мгновение, взгляд на меня, не касаясь глаз.

– Я от тебя ухожу.

… не верю, отрицаю, пропускаю мимо ушей. И пусть поддаюсь на игру, веду разговор, не понимаю, что всё уже решено… и кончено.

– И с чего так вдруг? Тебя что-то не устраивает?

– Нет. Просто…

– Просто что?

– Злата. Давай не будем, – раздраженно скривился.

– Что не будем? Леша! Как это не будем?

– Зачем весь этот крик? Эти разборки? Давай расстанемся, как нормальные люди.

(болезненная пауза)

– Я, просто, хочу понять, что сделала не так.

– Ты здесь непричем… Ты – хорошая жена,но

 … мне с тобой скучно.

(оцепенела; слова застряли в горле, так и не коснувшись языка;

тягучие мгновения –  отойти от шока)

– Скучно?

(едва слышно повторила;

внутри обида вдруг взорвалась бурлящей кислотой злости)

Скучно?!! Да?!!

(руки нервно сжались в кулаки, и готова была зубами вцепиться в ублюдка)

– Да, Злата! Да! Скучно!

Прошла любовь, завяли помидоры.

Удар в сердце…

В глазах потемнело. Замерла, не дыша.

Заезженная фраза ужалила больнее пощечины.

Неужели… за все то время, что прожили вместе, в такой момент я недостойна искренности, чувственности? Правды.

– Леша, – собираю остатки жизни по телу; стиснув зубы от боли, перевожу на него взгляд, боясь коснуться глаз. – Леша… у тебя кто-то есть?

Едва заметно вздрогнул. Застыл.

Промолчал.

-Леша… прошу…

-Н-нет.

– Пожалуйста…, – едва сдержалась от писка; слезы новой волной сорвались с глаз и спешно покатилисьпо пылающим щекам вниз, покидая больной, жгучий внутренний ад. – Скажи… Кто она? Как ее зовут?

– Нету, Злата. Никого.

– Тогда почему?

– Я же уже сказал.

– Ну, не верю тебе! Не верю! Ты хоть сам себя слышишь? В чем моя вина? В чем? Что я все время посвящала тебе? Наплевала на свою жизнь, на себя, а ты

– Катя.

Выстрел.

Упала душа в пятки

… и захолонула.

Глаза приросли к его лицу, руки рухнули вниз, все внутризанемело.

А затем, спустя секунды прозрения,болезненный

 ком металлическими шипами в груди стал нервически ерзать, раздирая сердце на ошметки. Хотелось завыть, дико завыть, да только забылось, как дышится.

Умерла. В тот миг, казалось, я умерла.

Молчишь. Растерялся, ждешь продолжения. Моих слов, действий.

Секунды стекали в минуты… прежде, чем нашла в себе силы пошевелиться.

– Кх-кто она? – хрипит горло. Язык едва ворочается.

– С работы.

…

Не знаю, сколько еще должно пройти времени, чтобы вспоминая этот момент, не сжималось от боли сердце,… чтобызверь обиды не драл до крови когтями душу.

Всё  в прошлом. Всё. И даже на мгновение ничего не хочу вернуть обратно.

Забыть. Замазать. Уничтожить, да… невозможно.

Перед глазами наша ссора, раздражение и попытки посильнее задеть друг друга. Мои слезы и твое раздражение.

И приговор. Твои слова.

Твое решение.

Время, казалось, остановилось. Я отказывалась поверить, что это – конец. Что дальше ничего не будет. Что свет погаснет – и мой мир умрет. Лицо твое окаменело, а глаза покрылись льдом. Чужой. Чужой… ты лежал в кровати в сантиметрах от меня, а казалось, словно разделяют нас километры.

Нервно стряхнуть голову, прогоняя ужасные мысли. Нет. Нет! Ничего не кончено! Завтра будет обычный день! Обычная ссора и… примирение. Ты мне соврал. Ты не уйдешь к ней. И вообще, ее не существует…

Уговорила тебя сегодня не уходить. А завтра – и сам передумаешь. Остынешь.

Мой бог меня не покинет, и солнце не погаснет.

Я боялась тебя коснуться, но и боялась упустить. Неужели последний раз вот так в одной кровати? Вот так близко? Вот так… твоя?

Уснул… Слышу, как стихло дыхание, стало ровным и поверхностным. Мой Лёшенька, мой Алексей… моя судьба. Всматриваюсь в твое лицо, а слезы так и рвутся наружу, жадно вымаливая прощение, помилование… Жадно моля остаться…

Все будет хорошо. Все обойдется, я буду жить.

Ты не уйдешь, будешь со мной. Еще много-много лет буду просыпаться рядом, буду целовать твою родинку наплече, нежно водить, гладить рукой по волосам, упиваться твоим запахом, засыпая на груди, и трепетно сжимать ладонь во сне, лениво ворочаясь в постели …

…

Утром мы поехали в Калининград: он – на работу, я – в университет.

Я даже не понимала толком, что происходит, просто знала, понимала, главное  – не оставаться одной, чтобы крыша не поехала. Не поддаваться панике, не вестись на ложь и обман.

Он просто хотел сделать мне больно. Хотел… и сделал.

Наступит вечер… – и приедет по меня, как всегда. МойАлешенька по меня вернется.

Все будет, как раньше.

Все будет, как всегда.

Но он… не приехал.

И не явился на следующий день.

И даже через неделю…

Сказка оборвалась, превратившись в жуткий кошмар.

Мое божество меня предало.

Сердце остановилось. Душа умерла. Глаза потухли.

И только тело все еще удерживало в себе импульсы.

Оно… жило.

Сон перестал брать меня в свои руки, оставив свободу мыслям, вопросам без ответов… и жгучей боли.

Мир взорвался,… но вместе с тем не перестал существовать.

Несколько дней не вставать с кровати. Забыть как есть, как пить. Забыть, как жить. Один лишь жуткий страх впустить в сознание и дать червем проникнуть в каждую клетку.

И вдруг затем воспламениться ненавистью к самой себе, взорваться в неистовой агонии, разлетевшись на миллиарды колких льдинок, и вновь сделать вдох.

Глава Седьмая. Вдох

***

Ты живешь в своей осени жизни. 

   Хочешь вьюги лесные ле-летом.

   Удиви, всем назло разгуляйся,

   Ты отвыкнешь от желтого света.

   Представь, что на улице весны.

   Птицы, зелень, любовь и гвоздики.

   И твой взгляд будет огненно-пестрый,

   Из души только радости крики…

(«Желтая», Аномалия)

Я переехала жить в общагу при университете. Записалась на курсы дизайна, чтобы не было времени думать, копаться в гребанном прошлом. Было даже адское желаниеуйти в монастырь. Да, видимо, Господь оказалсяпротив.

… Но Леше так и  не звонила:  не нужна, так не нужна. Быстрее удавлюсь, чем унижусь, сдамся,… кинусь в ноги и буду просить. Никогда.

Теперь уже… НИ-КОГ-ДА!

… узнала, узнала, что ты все-таки ушел к ней. Что ж, она оказалась важнее для тебя, важнее и лучше,

… и на двенадцать лет старше меня.

Отчим перезанял деньги и вернул долг.

А я … умело лгала близким и придавалась безумию.

Вставала в пять утра, в семь уже была в университете, занималась до занятий, потом учеба, а дальше ехала на курсы. Домой попадала лишь часов в десять вечера. Но и того мало: занималась спортом, дабы в конец себя изнеможить, сознание убить, мысли прогнать… И лишь когда уже падала от полного истощения, в мое тело приходил покой – и я забывалась сном.

По началу  даже разучилась есть: незачем, не как,… но природа брала свое – делала уступки.

Боль так захлестнула, что панически стала бояться сделать кому-то больно. Стала вегетарианкой. На уровне полного безумия  училась жить без него.

Вдох за вдохом. Шаг за шагом. День за днем…

И смогла.

Смола.

Слышишь, СМОГЛА!

…

И ты, сука, словно учуял,

… взял

и позвонил.

Позвонил,  в трубке я услышала слова, что кипятком ошпарили мне душу, вывернув еще больше наизнанку. Слова, что, казалось бы, заживо содрали с меня кожу и вновь кинули в котел к чертям:

– Прости меня. Идиот я, что ушел. Прости, не могу я без тебя, не могу… Люблю я тебя, понимаешь? ЛЮБЛЮ!

И пусть  ревла, и пусть захлебывалась слюной, слезами, мечтой и болью. Пусть!

…но  тебе не уступила. И в ад я больше, на поводу за тобой, не пошла!

Теперь тебя я ненавижу. И это–  твой выбор. Твой. Твой, и только твой, паскуда...

***

И чем дальше я пыталась от него убежать, тем сильнее Леша пытался меня догнать. Звонки, «нечаянные» встречи. Напор, настойчивость и давление. Я больше не могла. Не выдерживала.

Сдавалась…

– Леш, если ты так хочешь… Если действительно хочешь все вернуть, все наладить. Предлагаю… начать с чистого листа. Мы разведемся и начнем заново встречаться, влюбляться, жить,… словно ничего не было, словно только повстречались.

Солгала.

Поверил.

И пусть мой шаг был робким, и пусть в душе на дне догорала, дрожала глупая надежда, твердой рукой я поставила точку в графе подписи разведенной.

Ты вымолил  встречу в ресторане.

Первый для тебя миг новой жизни, а для меня – последний… старой.

Ласково улыбнувшись прошлому, я помахала тебе рукой и навсегда… уверенно закрыла за тобой двери.

…

Я короткими шагами по краю боя,

Всю свободу – за мгновение, зато с тобою,

Ну зачем здесь эти люди, зачем они спасают, меня спасают,

Ведь сегодня мне все можно, сегодня я теряю, тебя теряю.

Проводи со мною, милый,

Все свои цветы и сказки,

Чтобы я совсем забыла,

Чтобы не ждала напрасно.

Я надела свое платье,

Чтобы быть совсем не хуже.

Мне последнее так нужно.

Что же ты так поздно, милый…

(«Милый», Аномалия)

Я смотрю в твои серые льдины, что мечутся, словно раненный зверь, пытаясь предугадать события, твои губы, что нервно дрожат, подбирая правильные слова, да только уже… напрасно. Напрасно, все это, милый. Слишком поздно. Я решилась. Ставлю точку. Хватит запятых, хватит слез, хватит ран на мое сердце и пуль в душу.

Шикарный ресторан. Трепетное внимание, нежные слова, робкие объятия, да только тепло это больше не греет, а морозом щиплет шпорами обиды.

Разрываешься, пыхтишь в попытках быть лучше, чем когда-либо, чем есть на самом деле… Да только слова твои больнее ударов.

Любовь умерла, сгорела, превратившись в золу злости.

Алешенька, радость моя, нежность моя, сказка, для меня ты умер в тот далекий, тяжелый, зимний день. Умер, и на твоей могилке я зажгла твердой рукой лампадку прощания.

Взял мою ладонь в свои, обнял ее, пытаясь согреть, усыпить прошлое, а губы зашевелились, разливая приторную ложь.

Странно, то ли сознание остыло, то ли сердце перестало чувствовать, но то, что раньше меня б забросило на седьмое небо, сейчас не сдвигало даже на миллиметр.

Сделать глоток дорого вина, мило улыбнуться.

Нет, я не желаю тебе зла. Ни зла, ни боли, ни счастья.

Ничего.

Взгляд оторвался от твоего лица и поплыл вокруг.

Хватит. Хватит этой комедии, трагедии. Хватит отпевания.

Вырвать свою руку из твоей. Отставить тарелку подальше, последний раз взглянуть на свое божество, ухмыльнуться своей детской наивности и мечтам, прошлому... Смелое движение, достать деньги из сумки за свой заказ – и кинуть на стол.

(замер, ошарашенный, не дыша)

Уверенно встала. Взгляд сверху вниз.

– Я ухожу, Леша. И не ищи больше встреч, – глубокий вдох. – Для тебя я умерла, как и ты для меня. Прощай, … и не скучай.

Проводи со мною, милый,

Все свои цветы и сказки,

Чтобы я совсем забыла,

Чтобы не звала напрасно.

Я надела свое платье,

Чтобы быть совсем не хуже.

Мне последнее так нужно.

Что же ты так поздно, милый…

(«Милый», Аномалия)

Глава Восьмая. Новая жизнь

***

Еще долго я приходила в себя, еще долго училась держать голову прямо.

Окончила университет, получила  красный диплом в доказательство тому, что могу покорить любые вершины, и преподаватель, который унизил меня еще на первом курсе ни за что, был неправ в корне: я не только говорю, но и делаю.

Все, как всегда, – живу наперекор другим. И, в принципе, пока неплохо получается…

Буквально сразу через знакомых устроилась в районный отдел судебных приставов-исполнителей оным самым. Да только коллектив был уже сформирован. Коллектив алчных, ехидных, ушлых… «государственных служащих». Каждое мое задание – попытка оправдаться, что я стОю своей должности, и мои собственные заслуги держат меня в кресле, а не связи.

Каждое утро словно последнее, поход в офис на работу, в логово к змеюкам, – словно на расстрел, сил оставалось все меньше и меньше.

Не знаю, но, наверно, еще напор – и впервые я просто так возьму и сдамся…

Устала. Физически, морально…

Я больше не могу.

Пройтись по коридору и застыть у двери нашего кабинета. Заметила, конечно, заметила едкую ухмылку на губах «Витюши».

Что на этот раз?

Мгновение – и нырнул к себе в коморку. Глубокий вдох – и дернуть за ручку.

Резко стих разговор. Алена  косо посматривала на меня исподлобья, при этом “искусно” делая вид, что перебирает бумаги, ищет что-то важное,   а Валентина Ивановна без малейшей капли смущения скривилась от негодования.  Взгляд тяжелым молотом обрушился на меня, желая если не уничтожить, то причинить неудобство уж точно.

Раздраженно, и с таким же вызовом, как  она, уставилась я на нее. Молчу.

– Для тебя «дело» есть.

(лицо моеперекосилось)

– Да? – протянула руку вперед, предлагая забрать папку.

– Матвей Агатов, – спешно сгребла со стола стопку, и, немного постукав потвердой поверхности, выравнивая листы, сунула ее мне. – Надеюсь, хоть с этой «элементарщиной» справишься.

(чиркнула, молча,от злости зубами, выхватила бумаги и пошагала на свое рабочее место)

«Провалы». Сволочь! Да ты нарочно мне отдаешь безнадежные, глухие дела.

И, здесь, наверняка «некурабельный случай».

***

Спешными, торопливыми шагами выбраться наружу, сесть в маршрутку – и ехать по указанному адресу. Дело давно уже вели, а, вернее, оно пылилось на полке. Мадам, от которой мне досталось это «богатство», понимала безвыходность ситуации, а потому с чистой совестью закинула его в дальний угол. А вчера ушла в отпуск, и мегеры, отыскав столь сладкий клад, выждали момент и кинулись в атаку.

Неизвестный мне район. Неизвестная улица. Расспросы первых встречных, поиски на карте – и наконец-то отыскала долгожданные «33». Пятиэтажка. Девятая квартира.

На землю уже стали спускаться сумерки, да отступать от задуманного теперь ужбыло глупо.

«С Богом!» – и нырнуть в подъезд.

***

Звонок, стук в дверь. Еще и еще. Слышу ж, шаркают где-то там внутри, да внаглую не хотят отворять.

– Открывайте!Исполнительная служба! Открывайте немедленно, – злость закипала меня от невежества и наглости должника. – Открывайте, а то вызову милицию!

– Чего орешь? – от неожиданности передернуло. Обернулась. Внизу на лестнице застыла пожилая женщина.

– Мне, – замялась от волнения, – мне нужно поговорить с Матвеем Агатовым из девятой квартиры.

– Ну, нет его, раз не отворяет. Чего орать-то? Может, кто спит уже!

– Рано еще спать! – Злобно гаркнула. – Да и потом, слышу ж, что есть!

Раздраженно скривилась та. Тяжелый, глубокий вдох и стала подниматься наверх. Тягучие минуты – и поравнялась со мной.

Отдышаться, шаг к двери – и быстро, грубо заколотила косточками пальцев по бордовому деревянному полотну.

– Матюша, открывай! Хватит чудить. Поговори с девушкой. Видишь, не успокоиться все никак.

Секунды тишины – и вдруг щелкнул замок. Пораженная до глубины души, я уставиласьна старушку.

– С-спасибо.

– Да оставили бы уже его в покое. Чего неймется?

(нервно сглотнула, промолчала)

Взгляд перевала на дверь – полотно так и не думало отворяться.

– Ну, что ждешь? Заходи, – кивнула та в сторону квартиры.

Робкое движение…От неожиданности представшей картины дажекинуло в дрожь. За аккуратной дверью скрывалось  кубарем «перелопаченное» жилище, в воздухе которого парил не ромашковый аромат. Невольно поморщилась, замялась, но все же ступила шаг внутрь. За мной заскочила и женщина.

– Матвей? – растеряно переспросила бабулька, не наблюдая хозяина.

Вдруг донеслись непонятные звукииз комнаты (что когда-то, по всей видимости,  задумывалась как кухня, а не свалка) – и в проеме появился молодой человек, лет тридцати на вид. Лохматые, неухоженные, средней длинны (нечто застрявшее между короткими и удлиненными) темные волосы, чуток покрытые  налетом первой «несвежести». Они торчали забавным ежиком, придавая своему обладателю забавный, смешной вид. Густые, ровные брови; тонкие, чуткие губы;  «легкая»небритость недельной давности; глубокие, нежные, мудрые глаза цвета неба – все это не вязалось с окружающей нас обстановкой. Как такой красивый человек (не смотря на некоторые, упомянутые мной, «нюансы») мог находиться в столь жутком месте, да и носить грязные, помятые, местами драные, вещи.

Невольно встряхнуть головой, прогоняя наваждение мыслей, и собраться. Прокашляться, и начать экспромтом речь «государственного служащего».

Женщина, видимо, удостоверившись, что все хорошо, и хозяин квартиры не будет сетовать на ее вмешательство, что-то буркнула себе под нос и тут же тихо, едва заметно, скрылась за дверью, да так, что только и послышалось прощальный щелчок. Я невольно, испугано обернулась, но вмиг, совладав с собой, продолжила дальшевести речь:

– Вы должны в кротчайшие сроки погасить задолженность банку, или же мы опишем ваше имущество и  уже сами, реализовав его, закроем этот хвост.

Что-то лениво жуя, молча, с интересом наблюдал за мной, словно за каким-то зверьком в зоопарке. Казалось, каждое мое переживание, попытки достучаться до его сознания приносилиему удовольствие.

– Вы меня слышите?

Вдруг достал из кармана яблоко и откусил от негодобротный шмат. Взгляд вновь коснулся моих глаз, а губы так и не дрогнули.

– Вы – немой? – немного помешкала, – или глухой?

Приговаривая к полному дефолту, молча  моргнул и проглотил окончательно, раздробленный зубами, кусок.

Мгновения рассуждений – и, не роняя больше ни слова, протянула ему повестку.

Даже не взглянул на нее, только лишь очередной раз укусил свою зеленую «фруктину».

Нервно сглотнула, ошарашенная таким поведением.

Чего только не навидалась и не наслушалась от должников: и с ружьем гонялись, и собак спускали, и водкой угощали…

Да вот такого наглого игнорирования еще не встречала.

Он вообще нормальный? Или я зря опять без милиции явилась?

Нервозно сглотнула, уже перебирая в голове, ища по памяти пути отхода. Дверь щелкнула. Замок закрылся или это только простой хлопок прикрытой двери?

– Вы… вы отдаете отчет происходящему и последствиям? – робкий шаг назад и уткнулась спиной в дверное полотно. Неспешно рука поплыла за спину и нащупала ручку. – Заберут все ценное, все, что не лень, и продадут за копейки, пустив с молотка.

– Пусть сначала найдут что-нибудь ценное.

От его голоса даже немного подкинуло на месте. Закляла, в растерянности и нерешимости.

Слова эти – реакция на мой робкий побег и страх, или наконец-то заинтересовался происходящим?

Взволнованопроглотила скопившуюся слюну. Попытка вести достойную беседу  дальше.

– К-квартира. Ее тоже могу разменять на комнату в общежитии и…

– Она принадлежит моей бабушке, – вдруг резко перебил. – Дальше что?

– Т-телевизор. Компьютер, мебель…

Сдержал едкий смешок. Обвел квартиру взглядом и тут же уставился на меня:

– Мы с тобой одно и то же видим, или ты что-то приняла?

Нервно заморгала, перебирая сказанное.

Вдруг развернулся и пошел в зал, на ходу вновь жуя свое яблоко и бормоча под нос:

– Иди, ищи и покажи мне здесь что-нибудь «ценное». Ищи – найдешь, забирай и проваливай.

Стою, стою, замявшись от ситуации.

Из комнаты донеслись странные звуки, еще немного – и молодой человек вышел ко мне. Да только теперь на нем была теплая куртка. Уверенные движения и, подойдя ко мне, стал обуваться.

(не сразу заметила рядом с собой его сапоги; немного помешкав, торопко отодвинулась вбок, давая больше свободы действиям)

Мгновение – и, нагло схватив меня за локоть, отодвинул от двери. Смотрюна него, ошеломленная. Ухватившись за ручку, резко дернул деревянное полотно.

– Эй, вы куда?!!

– По сигареты! – раздраженно фыркнул и скрылся вон. Буквально секунды – и рванула за ним, да только  след уже простыл. Обмерла, растерявшись.

Бросил меня одну в своей квартире. Дверь не захлопнуть на защелку, а ключей ни в коридоре,  ни во всей квартире, не нашлось, и исправить ситуацию было не как.

Еще один круг по всем комнатам, раскидывая, перекладывая разброшенные вещи, газеты, пакеты,… но ничего, что могло обещать победу. Гневно чертыхнувшись себе под нос, упала на стул за круглым столом (что стояли едва ли не по центру залы, единственном жилом (спальном) помещении однокомнатной квартиры). Устало вновь окинуть взглядом окружающую обстановку: небольшой, кривой, с отломанной дверкой, книжный шкаф, захламленный газетами и прочей макулатурой; два стула с потрепаннымисидушками (на одном из которых я сижу); круглый, пошарпанный деревянный, старый стол; грязная чашка с засохшим в ней чаем; разбросанные крошки какой-то выпечки. Но больше всего места здесь занимал старый, скрипучий до ужаса (ненароком проверила, да осеклась, почуяв злобное роптание убитых пружин) диван. Подушка, скомканная серо-голубая простыня и шерстяное, сине-зеленое, клетчатое, одеяло, «прячущее» лиловые узоры тканевой обивки «ложа».

За окном уж совсем вечер разгулялся – и в комнате стало довольно-таки темно. Лениво встала и прошлась к выходу. Пошаркав рукой по стене, нащупала выключатель и нажала. Матовый, притупленный медовый свет разлился по «баррикадам»,

Тяжелый вздох, присела вновь натабурет,облокотилась, уперлась локтями в столешницу, но в тот же миг, то ли от того, что сломан мой «трон», то ли что криво стал (наступив ножкойна какой-нибудь мусор), стул вмиг пошатнулся– и едва не шлепнулась на пол.

– Мать тв, – слова машинально вырвались из меня, но тут же осеклась и прикусила язык, испугавшись собственного звука. Страшно было находиться в чужой квартире, одной, и, будь хозяин кто другой, давно бы уже дала деру отсюда, но вот почему-то эти добрые голубые глаза подкупали не нашутку,и непонятная жалость заселавнутри (возможно, отголоски прошлой жизни, не знаю), но  было совестно бросить незапертое жилище без надзора.

Но понимаю, знаю: сам виноват. Чем думал? Какой-то беспечный и глупый. Да и потом, что я сделаю, если кто заявится сюда?

Черт! Спешно срываюсь на ноги и бегу к выходу, провернула барашек – и успокаивающе щелкнул замок.

Злости моей не хватает!

 Нагребут кредитов, а дальше – нечем платить. Да даже и на мгновение не задумываютсякак исправлять ситуацию. Больше того, внаглую начинают нас, надрывая глотку, осыпать бранью, унижать и кидаться едва ли не с кулаками.

Да и банки не лучше:  раздали деньги невесть кому, а теперь жертв из себя корчат.

Время шло, и минуты давно уже вылились в час, если не больше... Утомленно уложила голову на ладони и прикрыла веки. Устала. Черт, от всего устала.

От борьбы в офисе, от войны за пределами его. От попыток кому-то что-то доказать. Это последнее задание. Теперь уже точно знаю, да и они понимают. Если сама не уйду – уволят. Всё и все замешаны, переплетены. Я не захотела плясать под их больную дудку коррупции и лжи, итеперь стала врагом номер один. Попытки выжить из коллектива, унизить и растоптать…

…

От его прикосновения к плечу током пробило все тело, и невольно подпрыгнула на месте. Живо подняла голову и уставилась в лицо.

Поставил вдруг передо мной две бутылки молока с синей этикеткой «Залесского» и, сделав пару шагов к стене, выключил свет.

Вокруг стало серо, но не темно. Испуганно дернулась взглядом к окну – сверкало. Замерла, пораженная от увиденного. Проспала всю ночь? Я просидела здесь всю ночь?!!

Нервно сглотнула и перевела взгляд на парня.

Молчит, занят своим.

Что-то стал перебирать на полке шкафчика, а затем вдруг вытащил газету и бросил на стол. Еще мгновение – и, где-то из-под кипы бумаг рядом со мной, достал пряник. Резво подхватил бутылку молока и, открутив крышку, принялся уплетать свои лакомства.

Скривилась. Злость, обида и нервозность вдруг зарычали внутри.

Набравшись храбрости и дерзости, выпалила:

– Я тебя не смущаю?

Удивленно вздернул бровью (не то от слов моих, не то отсмелости), уставился в глаза (переставдаже на мгновение жевать):

– Н-нет.

 Шаг – и присел на диван.

(пружины раздраженно скрипнули в ответ)

Нервно сглотнула и отвернулась. Бешенство от того, что обманули, что, глупая, поверила, с каждым его чавканьем разгоралось во мне все сильней и сильней.

– Ну, что? Купил сигарет?! – гневнорявкнула и вздернула подбородком вверх.

Неторопливо перевел на меня взгляд, рисуя на лице раздражение.

– Я не курю.

(молниеносно выстрелила взглядом в его сторону)

Обомлела. Казалось, во мне взорвалась ядерная бомба. Чуть не подавилась собственной слюной.

Протолкнула колкий комок обиды глубже.

(но вдруг желудок предательски заворчал)

Тяжело вздохнув, вдруг Агатов поднялся с дивана. Шаг ближе и, живо схватив вторую, нетронутую бутылку, открутил крышку. Точное движение – и та приземлилась прямо передо мной.

– Пей. Ничего другого у меня нет.

Злобно стиснув зубы, живо дернулась вперед и отодвинула молоко в сторону.

– Спасибо, обойдусь.

Глубокий, раздраженный выдох и, подхватив «занозу», тут же опрокинул –  белая жидкость полилась ему в рот. Тягучие секунды – счастливо вздохнул и учтиво рукавом вытер губы. Со стуком поставил пустую тару передо мной.

– Баба с воза – кобыле легче.

Дерзкий, с вызовом мой взгляд в глаза.

– Подпишешь повестку?

(коротко, едва заметно ухмыльнулся)

– Нет.

– Как нет?

(молчит, только наблюдает за мной; черт! эта его манера меня уже не по-детски выводит из себя)

Почему это?

– Ты только ради этой глупости меня всю ночь ждала?

– Глупости?!! – едва не завизжала от ярости. Живо вскочила на ноги. Пристальный взгляд в глаза.

(в его теплые, но колкие льдины)

Это – глупости? Глупости, это нагребать кредитов, а дальше прятаться по закоулкам!

– Я ни от кого не прячусь, – нервно скривился. На мгновение отвернулся в сторону.

– Да неужели?!

– Да! – гневный взгляд в глаза.

Замерла я на мгновение, глотнув слова.

– Н-но.. Н-но, – попыталась сообразить, собрать мысли до кучи и вновь ринуться в бой.

– Что «но»? Я здесь, разве не так? У вас есть мой адрес, приходите, берите, что хотите, и отвалите уже от меня! – злобно рявкнул и тут же стиснул зубы. Губы побледнели, превратившись в две белые тонкие линии…

– Но у тебя здесь нечего… брать, – робко, едва слышно прошептала.

– Да неужели? – едко запричитал, едва заметно покачав головой. – Ты наконец-то заметила!

(тяжело сглотнула)

– Н-не понимаю, – пытаюсь перевести разговор в другое русло. – Не понимаю таких людей, зачем брать в долг, если потом не собираешься платить.

(молчит, чего-то выжидая)

Или если нечем, то зачем…

– Все высказала? – грубо рявкнул (и вновь проглотить комок неловкости и боли). – Мне на работу пора. Если тебе больше нечего сказать, желательно что-то новое  и разумное, я ухожу. И, надеюсь, вечером, когда вернусь, тебя не застану.

Но неожиданно его лицо просветлело, и наружу вылезла ласковая улыбка.

– Или ты теперь у меня здесь поселишься до тех пор, пока не погашу долг?

Промолчала.

Сверлит взглядом, дожидаясь ответа.

Тщетно, я выигрываю молчанки дуэль. Сдался.

(чья школа!)

– Ладно, пошел я. Делай, что хочешь. Только, как соберешься вновь спать, выключай, пожалуйста, свет. Не казенный ведь.

(нервно заморгала я, перебирая сказанное; и хотелось, было, что-то едкое кинуть поперек, да опоздала: резвые, точные его шаги на выход и, спустя секунды, скрылся из виду долой).

А, черт с тобой! Тебе плевать на брошенную открытой  квартиру, значит, и мне нечего голову ломать!

Быстрые шаги – и, пролетев за несколько секунд пять этажей, вырвалась на улицу.

Глава Девятая. Седая

...Январь. 2010 год...

***

Я признала свое поражение и вскоре уволилась по собственному.

Устроилась без всяких  "знакомых" и "помощи" в магазин джинсовой одежды продавцом. Зарплата невысокая, без соцпакета, зато стабильно и недалеко от дома. По-прежнему снимала комнату в общаге. На еду хватало,  а на одежду – бабуля, втихую от моей матери, давала, выкраивая  из своей пенсии.