Текст книги "Осень в Кёнигсберге (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Помню, как полдня Арина разрывалась от счастья, что сегодня получит зарплату и наконец-то отправиться покупать телевизор. Долго копила, долго собирала, не одну ночь мечтала… и теперь, взяв под руку меня и Таню, направится по магазинам.

Наворачивая уже третий круг по супермаркетам электроники, меня едва несли ноги, тошнило от одного только слова «техника», а у Татьяны – онемел язык. И только Аришка порхала на крыльях грез…

 Протискиваясь между снующими туда-сюда прохожими, попытались «быстро»  пролететь центральный рынок и отправиться в сторону площади, к «Маяку». И, было, уже промчали остановку, оставалось лишь пару шагов, чтобы влиться струю между торговыми палатками, как вдруг кто-то окликнул меня. Словно током пронзило. Разум еще не смог идентифицировать обладателя голоса, в то время как сердце уже бешено заколотилось, норовя выпрыгнуть из груди. Обернулась.

– Злата! – очередной раз крикнул и помахал рукой.

Жар ударил в лицо, отчего тут же запылали щеки. Молчу, нервно моргая.

Торопливые шаги мне навстречу.

– Ты куда пропала? Совсем про друзей забыла?

(тяжело сглотнула; слова так и боялись сорваться с языка, опасаясь прогнать видение)

– Привет, – застыл рядом.

– П-привет, – едва слышно.

– Как жизнь?

– Зла-а-та! Ты идешь? – послышалось за спиной, на мгновение обернулась, и, ничего не роняя в ответ, вновь устремляю взгляд на Агатова.

– Что молчишь?

– Ничего.

Вдруг меня кто-то хватает за руку (гневный взгляд на наглеца – Арина) и тащит за собой.

– Они же сейчас закроются! Злата, нам некогда!

(поддаюсь, невнятные, на авось шаги, глазами все еще цепляясь за Матвея)

– Ты чего не заходишь? – с грустью, нарочно громко, чтобы докричаться.

– Не хочу мешать новой хозяйке!

(последние капли душевных сил, выпустить сарказм, дабы не расплакаться; поддаюсь Арине еще больше – все стремительней и стремительней отдаляюсь)

Нахмурился. Быстрые шаги вдогонку и вдруг замер.

– Какой такой хозяйке?!

(чувствую, как на глазах моих застыли слезы, молчу)

– Злата! Нет у меня никого! Не чуди!

(резкий рывок за руку – обернулась)

– Злата, потом поговоришь! Молю! Смотри под ноги! Зеленый свет!

Прощальный взгляд на Матвея – и подчинилась, побежала по переходу, догоняя время, стекающее секундами в небытие.

***

Прошло еще несколько недель, прежде чем решилась на очередную авантюру. Да только вновь удача была не на моей стороне. Его не было дома, и дожидаться я не стала. Не то от злости и обиды, не то боясь вновь увидеть «нежеланное».

А дальше судьба сделала очередной шаг, пинок, подбивая меня на более резкие движения, резвые решения.

Сколько б не глотала таблеток, температуру так и не могла сбить. Тридцать девять с половиной, и хоть убейся. Тошнота рвала горло, страх – рассудок. Укол медсестры (из скорой) помог ненадолго…

Дожить до утра. Оставалось лишь дожить до утра…

… и в то мгновение, жестокое мгновение прозрения, я даю себе слово: если выживу, если останусь жить, непременно к нему пойду, непременно все разузнаю, поговорю…

Утром вызвала участкового врача. Ангина. Целая куча лекарств и маленькая лепта облегчения.

Завалиться в кровать – и попытаться вновь придаться сну.

Еще несколько дней температурило, ломило тело и разрывало горло от боли. Затем – лишь грубый, сильный кашель, вперемешку с соплями.

Я оставалась жить…

… я выжила.

***

Едва оклемалась немного, что уже смогла выходить ненадолго на улицу (в магазин), душа тут же загорелась выполнить данную себе клятву, да только ноги не несли: страх и волнение оказались сильнее.

Несколько недель на выздоровление, затем  несколько –на укрощение трусости.

И вот вновь сижу в маршрутке. Вновь еду по «родному» адресу в поисках надежды…

Была пятница, а потому город, как всегда, застыл в пробке. Пока добралась – на улице давно стемнело. Может, оно и к лучшему. Будет больше шансов, что застану дома.

Усердно жуя волнение, забралась на пятый этаж и, не давая права сомнениям, не выжидая и секунды, тут же заколотила в дверь.

Шаги, тихое шарканье внутри – и спустя минуту щелкнул замок. Еще мгновение – и на меня уставились усталые девичьи глаза.

Невольно скользнула взглядом по застывшей фигуре:  в мужской футболке,  с оголенными ногами (заступивши одной ступней на вторую, в попытке убежать от холода), с растрепанными волосами и растерянным видом, она пыталась сообразить, что от нее хотят.

– Да? – не выдержала моего молчания. – Вы чего-то хотели?

Обреченно моргнуть, смахивая слезы, и молча развернуться. Быстрые шаги вниз…

–Злата! Злата, постой!

И чем сильнее он пытался меня догнать, тем быстрее я передвигала ноги, до безумия желая поскорее скрыться от ужаса.

– Стой! – прогремело у меня над ухом у самого выхода из подъезда, и тут же, дерзко схватив за плечо, тормознул и развернул к себе лицом. – Злата, прошу, не убегай!

– Почему?!! – разъяренно рявкнула; кулаки невольно сжались от злости, и проглотила очередную горькую слезу.

– Злата, я… – растерянно прошептал.

– Да я уже и так поняла, что ты…!

А говорил,«нету».

(скривилась от отвращения и обиды)

Живо закачал головой.

– Это не то… Это так… мимолетное.

– Я, видать,… тоже – мимолетное.

(резкий рывок, удар плечом в руку – и вырвалась из хватки; презрительный взгляд  в глаза – и выскочила на улицу)

Что было духу, отчаяния и боли,

рванула, … куда глаза глядят, хороня прошлое.

Глава Тринадцатая. Перемены

Перекройте мне воздух, 

задушите руками,

– запретите мне снова

верить в любовь.

Запретите надежде

чуткой змеёю

в душу влезать

и плести интригу из снов.

Разорви мои вены,

растерзай мою плоть,

но не дай, тварь, ты сердцу...

чтить тебя вновь.

Буду громко кричать я,

не издавши ни звука.

Буду глохнуть в тиши,

буду раны нарочно дереть

– только так мне забыть всё…

Только так…

пережить мне суметь…

Закопай меня в яму,

и не ставь ты там крест,

пусть лишь ветер помнит

тайну боли тех мест.

Прочь, брысь, надежда...

Не роняй лживых слов…

Подвела, сука,  снова,

Предала,

дав поверить…

                 … в любовь.

Сигареты стали привычкой.

От прошлой жизни остался только лишь красный, порванный клиновый лист.

Ушла из газеты. Хотела, было, уже все к чертям собачьим послать, все бросить, и уехать на родину.

(видимо, не мое, не сложилось, не найти мне здесь своего счастья...)

  Да в последний момент все перевернулось. Жизнь журналиста взяла свое – появилось много знакомых, в том числе, известные личности. И так, в плену обстоятельств и волей случая, ребята из довольно-таки уже раскрученной рок-группы прослышали про мою тесную связь с музыкой, и пригласили к себе: сначала для участия в дуэте,выступить с новой песней, а затем, затем вовсе … на постоянную основу.

 Я едва не пищала, не визжала от счастья, от невероятной радости, которая свалилась на меня, как снег на голову.

Мир вдруг вспыхнул жарким пламенем, сжигая боль, обиды и страхи прошлого, затуманивая дымом беспечности, веселья и безумия. Земля завертелась с огромной скоростью – и казалось, вот-вот выскочит из-под ног.

Все, чего давно сторонилась, чего не принимала и что строго осуждала, все, кроме наркотиков, стало моим. Оно так смело и настойчиво ворвалось в мою жизнь, что едва могла еще помнить себя, прежнюю.

Я думала, что наконец-то нашла себя. Нашла свое я, свое призвание. Нашла… счастье.

Каждый раз поднимаясь на сцену, каждый раз принимая в свою честь аплодисменты, оставляя на чужих майках, бумажках, открытых частях тела автографы, я погружалась в неведомый рай, транс,…  мир беспечности и экстаза. Мир грез и сюрреальности, мир, где забываешь себя.

***

Но жизнь не стала сказкой. С притоком славы, признания, любви поклонников и поддержки новообретенных друзей, я бродила в тумане непонимания и тихой, монотонной, с хроническим покалыванием в душе, болью. Я сжигалась заживо желчью одиночества и упивалась ядом самобичевания.

То, к чему сердце так долго, молча, подсознательно, рвалось, оказалось самообманом.

Не в этом человеческое счастье. Не в этом… МОЕ счастье.

И даже Рок оказался… не моим любимым. Не моим суженым. Не моим… мужчиной.

Детская мечта взорвалась яркой вспышкой реальности и застыла божественной красоты звездой. Да только свет не грел, и в душе льдины не таяли. Эйфория прошла,  адреналин из сосудов выветрился. И ничего, кроме пьянящего, терпкого вкуса безумия внутри меня не осталось.

… радоваться оказалось – нечему.

Отдаваясь до последнего, выжимая из себявсе, мы дарили сокровенное слушателям.

… прорваться сквозь толпу и нырнуть в гримерную (коморку три на четыре метра, с раздолбанными стульями и пошарпанным столом).

Дима Лазарев, МаксЛеший и Кузьма Ипатов – вот нынче моя семья. Помню, когда-то еще с нами были Маринка и Лина (вне сцены), да только жизнь решила иначе. Первая – не выдержала постоянных ссор из-за поездок по стране, и порвала с Кузьмой, а вторая – не вытерпела измен Макса.

Круг наш сузился, к четырем лицам, молчаливо и послушно носивших  маски счастливых победителей. Сердце рвалось на части – и одна отрада была, это – музыка. Боль, излитая в ней и стихах, казалось, на мгновения, но отступала…

Былые успехи перестали радовать душу, начали раздражать.

Зажрались? Возможно, возможно, вы и правы. Да только от такого прозрения не становилось легче.

Отыграть очередной концерт – и отправиться в отель.

– Как это меня с Максом поселили?!! Вы с ума сошли? Как я с этим кобелем смогу ужиться?

Расхохотался Леший и только игриво заиграл бровью.

– Будешь третей.

– Облупишься! –  и показала недвузначный, нецензурный жест. Резкий разворот –  пошагала к лифту.

Зайти в номер, забрать свои вещи – и направиться к Кузьме.

Робкий стук.

– Открыто.

– Это я.

Ухмыльнулся.

– Макс будет в отчаянии.

– Его мечтам никогда не сбыться, – подыгрывала шутке.

Хотя… на самом деле, так оно и есть. После Леши я так ни с кем ни на что-то большее не решилась. Ни физически, ни душевно. Разве что Матвей, да и то, все оно было как-то робко, колко, да и едва ли можно назвать отношениями.

Тяжелый вздох – и рассесться на кровати.

Рыкнула в коридоре дверь, щелкнул замок соседнего номера. Донеслись женские голоса и хохот Лешего.

– А вот и Казанова на посту.

– Да пошел он, – нервно сплюнула. – Не надоело ему еще? Каждый раз разных таскает, словно что-то новое там пытается найти.

Рассмеялся Ипатов, но промолчал.

– Что? – уставилась на него. – Разве я неправа?

– Права. Ладно, – обхватил голову руками и стянул напряжение ладонями с лица. – Будем спать, или что?

– Угу, только зубы почищу.

– Давай.

Стянул футболку и плюхнулся на кровать.

Я поспешно удалилась в ванную исполнять обещанное, и вскоре присоединилась к Кузьме.

По-братски обнял, и еще громче засопел.

Недолго счастье играло.

Охи, ахи и крики из соседнего номера ставали все громче и громче, что, в итоге, просто-напросто стало невероятно бесить.

Проснулся и Ипатов.

Еще минуты «наслаждения» – и нервно выругался.

– Черт бы его побрал. Нужно в райдер добавить требование селить этого ублюдка за сто километров от нас.

Рассмеялась.

Немного привстала, упершись в ладони позади себя, расселась на кровати.

Неспешно повела взглядом по окутанной полумраком, втусклом свете луны и прилегающих к строению фонарей, комнате.

– Что, может, покурим? … все равно ж не уснем.

– Пошли,  куда деваться, мать его за ногу.

…

Скрипнула дверь. Спешно обернулись – на балкон к нам вышел Димка.

Улыбка переросла в хохот.

– Что? Как всегда? Кто-то трахается, а кто-то – нервнокурит?

– Слышишь, умник, иди ты… сам знаешь куда, – злобно рявкнула я.

– Я и пришел, – ухмыльнулся Лазарев и, спешно подкурив от сигареты Кузьмы, стал рядом и тоже запыхтел. Взгляды наши поплыли по горизонту, утопая в собственных мыслях, спотыкаясь о личные, жизненные печали и обиды.

Глава Четырнадцатая. Эхо

… 28 февраля. 2011 год…

***

Матвей

« Я еще долго стоял и смотрел на тебя, не понимая, рассуждая, ты это или не ты. Короткие, состриженные под мальчика, волосы, перекрашенные в «пепельный блондин», они совсем не вязались с длинными, пышными русыми локонами, которые навеки остались в моей памяти. Пухлые щечки превратились в невеселые впадины, розовые губы – в бледные линии. Глаза, единственное, что осталось твоим – так это глаза. Голубые, по-прежнему печальные, усталые два озерца, полные боли и отчаяния, жажды нежности и заботы.

Спешно отставила от себя стаканчик кофе и вновь поднесла к губам сигарету. Замерла в затяжке.

(невольно поморщился от отвращения и  злости, но промолчал)

Рядом сидящий молодой человек отвесил очередную шутку и ты, дав ему подзатыльник, тоже вместе со всеми расхохоталась.

Шаг навстречу и замер подле вас.

Обернулись.

Ребята протянули руки в знак приветствия, живо ответил им тем же, хотя все еще не отрывался взглядом от твоих глаз. …от глаз, в которых плескались искренне удивление, страх и …»

Злата

«… и боль. Сердце вмиг предательски защемило, и на ресницах застыли слезы.

– Это  – Агатов. Матвей Агатов, – живо отозвалась Лора, представляя нам «гостя». – Сегодня на фестивале он заведует световой шоу-программой. Так что все пожелания и уточнения направляйте непосредственно ему. Ясно?

– Ага, – едко кинул Макс и в очередной раз шутливо скривился.

– П-привет, – решаюсь первой шагнуть впропастьмежду нами…

– Привет, – коротко, стремительно выпалил в ответ.

– О-о-о, я так вижу, вы уже знакомы, – зашелся вдруг Леший, и, спешно обняв меня за плечи, немного наклонился вперед в сторону Матвея.

Молчим. Не шевелимся, все еще сражаясь взглядами.

– Да и судя по вашему виду… не все так уж было гладко.

Словно током пробилислова. Тут же осеклась, отвернулась.

– То же мне, еще придумаешь. Макс, тебе пора книги писать.

Живо вскочила, последний глоток дыма – и потушила окурок в стаканчике с кофе. Протиснуться мимо рядов (мимо Агатова) и резво выбежать в коридор, а через черный ход выскочитьна улицу.

До концерта еще далеко, на территории пока только участники и обслуживающий персонал, а посему смело могу позволить себе такую вольность.

Минуты – скрипнула дверь. Рядом со мной, на ступеньку, присел Кузя.

– Все так хреново?

Промолчала, отвела взгляд в сторону.

– Ясно, – тяжело выдохнул и уткнул глаза в скрещенные перед собой руки.

– Но это же не помешает выступлению?

Резко метнула взор на него.

– К-конечноже, не помешает. И, вообще, – спешно вскочила с места, – эта тема никого не должна волновать.

(немного помолчав, добавила)

И меня тоже.

Встал и Ипатов, поравнялся рядом. Взгляд пред себя, не на меня.

– Ты уверенна?

– Да.

…

Прозрение пробило меня очередной «волной» тока. Живо пролететь по коридору и отыскать в толпе Кузьму.

– Что случилось? – заботливо обнял за плечо и немного отвел в сторону, от пытливых взглядов окружающих.

– Сегодня песню «Друг» исполнять не будем.

– Почему это? – рявкнул кто-то мне на ухо. Испуганно обернулась. На наши плечи с Ипатовым приземлился Макс.

Нервно сглотнула. Молчу.

– Слышь, лесной обитатель, отвали, а. Видишь, сейчас не до тебя, – гневно гаркнул Кузьма и сгреб с себя руку Лешего.

– Э-э-э, ты что? Совсем белены обнюхался? Как это отвали?! – от возмущения его голос давно перерос в крик. – Все, что касается группы…

– МАКС! – писком, визгом прерываю на полуслове. И, едва сдерживаясь от рыданий, от ужаса и волнения, срываюсь на бег и мчу, куда глаза глядят.

… только на первом этаже смог догнать меня Ипатов и, властно схватив в объятия, тормознул на месте.

Уткнулась лицом в грудь и выпустила переживания.

Сегодня снова ожило мое сердце, увидев его, услышав моего Матвея, и старая рана… вновь зазияла, зазияла и закровоточила.

– Тише, тише, моя девочка, – еще сильнее прижал к себе. – Все будет хорошо. Сделаем, как хочешь.

– Все равно толпа не даст, – едва слышно отозвался где-то сбоку Леший, отчего я еще сильней, еще громче зарыдала. – Заскандирует. Любая б другая, но не «Друг»…

***

Действо началось. Все волнующие нас вопросы со «световщиками» уладил Лазарев, а потому оставалось лишь покорно ждать свой выход. Кто же знал, что очередное выступление в Кенигсберге вот так нагло нас сведет с Агатовым лицом к лицу, да еще и тайна моя откроется ребятамвот так глупо и… легко.

Из-за кулис я то и дело, что украдкой метала взгляды в сторону второго этажа, где, предположительно, находился «он». Я знала, что отсюда меня не заметит, не увидит, а потому и не узнает… о моей слабости, о волнении, о том, что еще… чувствуюк нему.

Макс в очередной раз посмотрел мне в глаза, задавая один и тот же немой вопрос – а я молчанием опять уведомила о твердости своего решения.

Еще мгновения – и нас объявили.

Писк, визг, крик и аплодисменты взорвали зал. Страх и ужас новым пластом, настом разлились по моей душе, заставляя дрожать конечности еще больше. Впервые, выходя на сцену, моя голова была забита совсем другими мыслями и чуждыми переживаниями. Я боялась, что сегодня,… давно выставленное напоказ откровение, впервые обретет полный смысл,лицом к лицу с  адресатом, правда оголиться, и искренние, глубокие чувства станут перед толпой, как беззащитное дитя.

…  Агатов узнает правду.

Глубокий вдох, сжать кулаки до боли – и пошагать вперед.

Наладив (под свой невысокий рост) микрофон, поправив на  плече ремень, ухватилась одной рукой за гриф родимой гитары,  и медиатором, зажатым, между пальцев второй, –уверенно ударила по струнам…

Тепло вмиг разлилось по всему залу, возвращаясь ко мне жарким приливом и глуша былые мысли.

Музыка проникла в каждую клетку организма – и из души полились слова. Упиваясь нежностью меланхолической песни, трепетом былых чувств, прикрыла веки и отдалась эмоциям…

Очередной куплет сменил припев, а затем – гитарное соло Лешего…

… и вновь разорвать зал припевом, порождая покорное вторение, цепляющее за душу, «эхо» толпы.

Конец композиции.

Но не успели стихнуть звуки электрогитары, как Лазарев дико, живо заколотил палочками по барабану, взрывая публику в новом припадке восторга и вожделения. Дал по струнам и Кузьма, ознаменовывая, доводя до разума остальных выбор новой песни.

… и вновь отдаться жгучему потоку лирики, льющейся, рвущейся к толпе прямиком из пылкого сердца.

И снова сойти с ума от возгласов людей, от их подпевания, от поднятых вверх рук, плавно качающихся, словно на ветру, вторящих своими движениями музыке, от где-не-где разбросанных по темени нежных, медово-сладких огоньках боли, отчаяния… и надежды.

Еще три композиции – и я буду свободна. Так бы я думала там, за кулисами. Сейчас же в голове были совсем другие переживания. И даже на мгновение стало все равно. Все равно, что узнает, что скажет, что подумает. Все равно…

Здесь, в теплых объятиях взглядов людей, которые в меня верят, которые любят, которые ждут, я готова застыть навеки, и перенести любые невзгоды,… любую боль.

…

Еще один аккорд – и музыка стихла, давая право законно захватить зал звуками восторга и обожания.

Улыбнулась. Искренне, счастливо улыбнулась.

И, когда, казалось, ужевсе разрешилось, закончилось, когда страх уступил удаче, крики толпы стали складываться в единый, связный гул, шум, несущий собой лишь один звук, один смысл, одно слово…

И это слово – «Друг».

Ужас прошиб все тело, но я не поддалась нахлынувшим эмоциям. Взяв чувства в узду, совладав с собой, сделала выбор.

Я чувствовала прикипевшие к моей спиневзволнованные взгляды ребят, их немой вопрос, полный замешательства и смятения.

А потому…

первой ударила по струнам. И акапельно (под звук стихающей ноты) завела болезненную строку…

Мраморный холод сжимает в тиски.

Давит молчанье твое на виски.

Каждый мой шаг  – твои двое назад.

Отчего я погружаюсь в свой ад.

Но едва попрощаюсь с тобой,

Тут же зовешь – и сливаю я бой.

Сколько еще мы так будем играть,

Счастье надежды горем сбивать?

Сколько еще грез на дно моих смыть?

Чтобы понять, как же нам быть?

Сколько еще я стихов сочиню,

Снов нарисую, слез я пролью?

Сколько еще раз повторю,

Что тебя я…  безумно люблю.

Снова утро за утром придет.

Встреча собьет одиночества счет.

Фраза, улыбка, тихий смешок -

И вновь твой раб отбывает свой срок.

Снова пытаюсь разорвать чертов круг,

Но у виска вместо дула  –  колкое «друг».

Сколько еще буду Бога молить,

Нервно пятак в руках теребить?

Сколько еще ночей недосплю,

Нервы лекарством свои я залью?

Сколько еще эту песню спою,

Прежде чем ты поймешь, что – люблю...

Опустились руки, и слова мои стихли, да только зал умело подхватил-продолжил, поднося к самому небу и разбивая о купол неумолимой крыши… нежное откровение моей раненной души.

Сколько еще мы так будем играть,

Счастье надежды горем сбивать?

Сколько еще грез на дно моих смыть?

Чтобы понять, как же нам быть?

Сколько еще я стихов сочиню,

Снов нарисую, слез я пролью?

… замерли последние ноты, трепыхаясь взволнованным мотыльком на лампочке: упиваясь прощальным, но таким желанным, теплом смерти.

Сколько еще раз

в тишь прокричу,

Что без тебя я, Матвей,

    ... жить не хочу.

Глава Пятнадцатая. Тишина

Я мчала через весь коридор, едва ли что замечая под своими ногами. Сердце,хоть и сгорало от страха наткнуться на приговор, но  верно мечтало узнать исход – в нем дрожала надежда...

 Разум же, напротив, орошенный холодным потом и ужасом, твердил, что нужно убираться как можно дальше. Еще один поворот – и выскочить через черный выход на улицу. Застыла, нервно выпучив глаза от волнения, перебираю за и против. Резвый шаг вперед – но так и замерла.

Не уйду. Не уйду – ибо глупо.

Зачем все это? Зачем оттягивать неизбежное? Зачем давать надежде жить дальше, порождая новые ростки и побеги.

Обрубить. Затоптать. … и похоронить все к чертям собачим.

Уничтожить.

Плюхнулась на ступеньку и уткнула лицо в ладони.

Сколько пройдет времени, прежде чем он меня отыщет? Что скажет?

А поймет ли вообщевсё это?

Сколько на мою душу, на мою жизнь Матвеев?

… один. Один-единственный.

Короткое слово, так бездумно брошенное в стихи,… сейчас взорвало весь мой мир. И будет ли это концом, или началом новой вселенной… решать совсем не мне.

Господи. Помоги мне. Прошу, молю, помоги мне. Пусть будет, по крайней мере, не так болезненно.

…

Прошло достаточно времени, чтобы не только оббежать все здание, но и сходить на соседнюю улицу, в «охотничий», купить там ружье и застрелиться.

Боль немного притупилась, а в голове после гневной бури стали тихо, мирно спускаться на дно души снежинки  замерзших слез. Ногти на руках уже все давно сгрызла вусмерть, а потому принялась уже за пучечки.

Глубокий вдох – и прогнать очередной ком переживаний от горла.

В груди мерно ныла боль, глухо отдавая в плечо.

Скрипнула дверь – испуганно обернулась.

… не он.

Двое, девушка и парень, участники рок-фестиваля, бросив на меня лишь короткий взгляд, любезно заторопились, и, быстро пройдя ступеньки, удалились вглубь сквера.

Но еще миг – и наружу вышел охранник.

– Эм… девушка, – робко начал он.

(колкий взгляд метнула в его сторону)

– Я могу вам как-то помочь?

(молча отрицательно качнула головой)

Может, зайдете внутрь. Все-таки… небезопасно вот так, в открытую одной сидеть. Заграждения-то хлипкие.

– Ничего. Справлюсь. Спасибо.

Спешно, отчасти грубо и дерзко, рявкнула ему и тут же отвернулась, и на мгновение не допуская мысли подняться со своего места.

Вдруг шаг вперед и присел рядом (немного отодвинулась вбок, давая больше простора).

Уткнул взгляд пред себя.

Секунды молчания…

И едва я расслабилась, подумав, что разговор так и не состоится, тут же отозвался.

(невольно вздрогнула, и тут же перевела на него глаза)

Не отреагировал –  все еще блуждал взором в пустоте.

– Вы же – Злата Корнеева? Правильно?

– Д-да, – едва слышно шепнула.

– Вас там все ищут.

(нервный смешок вырвался из меня наружу – словно догадался насчет чего)

– Я им сказал, что здесь Вас нет.

(еще пристальнее на него уставилась – и в этот миг он уже ответил мне тем же)

А слышал Ваш плач.

Молчу.

– Думал, хотите побыть одна.

(благодарно кивнула и отвернулась; разум просиял, а сердце завыло от злости)

Тяжелый (его) вздох.

– Красиво поете. Хорошие песни. Мне нравится…

– С-спасибо, – машинально, очень тихо, себе под нос.

– Я могу как-то помочь? Или…

(промолчал, так и не досказав; сложно было понять, что имел виду под этим «или»; возможно, сам не знал и дал волю моему выбору и желаниям, а возможно, просто, побоялся продолжить)

Шумно выдохнула.

– Не знаю.

Рыкнула дверь. Живо обернулись.

Кузьма.

– Ах, е* **** мать! Вот где ты!

Охранник спешно подскочил на ноги и, ступив пару шагов вниз по лестнице, достал пачку сигарет и закурил, отвернувшись от нас, делая непринужденный вид и рисуя отстранённость от происходящего.

Ипатов только нервно прожевал свою злость.

– Совсем рехнулась?! Я чуть с ума не сошел!

Попыталась подняться – да, потеряв равновесие, едва не упала – ловко подхватил.

Поравнялись. Взгляд мимо лица, в пустоту, ему за плечо.

(тяжело сглотнула слюну; и, набравшись храбрости, произнесла)

– И что он?

… мгновения тишины,

мгновения его сомнений, рассуждений

(они ужалили больнее пули)

(едва сдержала писк, когда поняла, что молчание слишком затянулось, чтобы быть простой паузой)

Опустил взгляд.

А я, я, наоборот повела глазами по голубому небу, по верхушкам вечнозеленых сосен, и, жадно проглотив горячую слезу, тихо завыла.

– Не плачь, Злат, – живо обнял, притянул к себе. Уткнулась лицом в шею, алчно пряча глаза от позора. Сердце, разбитое на куски, все еще сжималось, трепыхалось в груди, истекая последними потоками крови, добивая последний ход стрелок жизни. – Может, все еще образуется.

И, хотела, было, что-то крикнуть в ответ, рявкнуть, гаркнуть, кинуть поперек, да только сил осталось лишь на то, чтобы покорно проглотить очередную слезу и сделать рывком  вдох.

Минуты тишины, и вдруг вновь зашептал:

– Сама понимаешь,… с нашей-то жизнью… всегда так будет.

И даже если что-то  улыбнется, то тут же угаснет.

Вряд ли  кто смирится с мыслью, что любимого человека нужно будет делить с миллионами,

…и при этом видеть пару раз в неделю, или, вообще, месяц.

Наш удел – страдать,

… и творить.

Наш удел -… быть одинокими.

Зарыдала, еще громче зарыдала, завыла  от боли.

Не хочу! Не мое!

– Не хочу…

и не буду.

– И не надо, – от его голоса пронзило током. Вмиг оторвалась от Кузьмы и сделала шаг назад, упершись взглядом в болезненную картину, в жгучие глаза. Мир замер. Но вдруг Агатов шевельнулся, резвый шаг по лестнице наверх, ко мне ближе,и, жадно обхватив мою голову руками, властно привлек к себе. Тут же впился у всех на глазахпоцелуем … знойным, пьянящим, сумасбродным раем, уволакивая за собой в мир грез.

На мгновение все внутри встрепенулось и тут жевспыхнуло, поглощая  душу ярким, безудержным пламенем переизбытка чувств.

… ответила,

я ответилавзаимным безумием, руша одиночества форт…

вокруг нас.

Глава Шестнадцатая.Мечта

***

Отошли подальше от входа ближе к деревьям. Я присела на бордюр, а Матвей – около меня замер на корточках. Опустили взгляды. Молчу…

– Я тебя искал, – невольно вздрогнула; выиграл тихий спор с мыслями – и вдруг продолжил, – тогда еще. Летом. Ходил в редакцию… – взволнованно выстрелила взглядом ему в глаза. Не обратил внимание. – Мне сказали, что уволилась. Вроде как… уехала назад в Украину.

(тяжело сглотнула слюну)

– Я… – сухо, хриплым голосом, начала, – я собиралась.

(несмело закивал и вновь замер, утопая в рассуждениях)

– Отыскал твой адрес…

– Съехала, – продолжила за него.

– Да, мне так и сказали. Куда – неизвестно.

– Я уехала с ребятами в Питер.

(бросил короткий взгляд в глаза, но в тот же миг осекся)

– Черт, – раздраженно скривился; встал и тут же нырнул рукой в карман (только теперь донеслась мелодия). Достал телефон и, бросив короткий взгляд на дисплей,живо отбил звонок. – Опять Влад звонит. Видимо, проблемы какие-то со светом.

Обижено поджала губы, но понимающе закивала.

– Иди.

(помолчал немного, скользя по мне взглядом)

– Ты же дождешься?

(улыбнулась; глаза в глаза)

– Непременно.

Шаг ближе, и, взяв за кисть, потянул на себя – поднялась; поравнялась рядом. Жадно схватил в объятия и прижал к себе. Короткий, робкий, гуляющий по лицу взгляд – и тут же коснулся нежным поцелуем моих губ. Секунды на осознание – и спешно ответила.

Но вдруг снова задрожал телефон в его руке, за моей спиной.

Рассмеялись, пристыжено оторвавшись друг от друга.

– Беги…

***

Подскочив к Максу, сидящему в сквере на лавке, вместе с остальными моими «братьями», спешно стащила с него кепку.

– Э-э-э, ты чего?

Молча надела ее себе на голову и развернулась к Лазареву.

– Димка, дай свитер.

Ухмыльнулся Кузьма, промолчал. Отвел взгляд в сторону.

Ловкие движения Митьки – и живо протянул мне черный мягкий комок.

– Спасибо, – радостно прошептала я, сделаларезкий полуоборот на месте и вмиг помчала к дверям,на ходу уже натаскивая на себя одежину (предусмотрительнозажав в зубах кепку). Еще шаг – и рванув на себя серое, металлическое дверное полотно, нырнула в помещение.

Пройтись через центральный вход, низко опустив голову и немного сгорбившись, пытаясь сойти за парня, прошмыгнуть мышью мимо толпы возбужденной молодежи, и  попасть на лестницу. Второй этаж, отыскать нужные двери необходимой коморки – и дернуть за ручку.

Вмиг уставилась на меня  какая-то девушка.

– Вам кого? – гневно гаркнула та. Обернулись и остальные, в том числе и Матвей (скривился от вынуждения  оторваться от монитора лэптопа).

Стащила кепку и мило, по-детски, смущенно заулыбалась.

Ответил мне тем же Агатов, а вот по лицам других – прокатилась волна немого удивления.

– Э-э-э… Корнеева. В-вам… что-то нужно?

– Она ко мне, – торопко отозвался Матвей.

Обернулись, устремили все свои пораженные взгляды на него.

Промолчал, лишь еще сильнее (хоть и тихо) рассмеявшись над их выражениями лица.

– Проходи, милая, – и ткнул рукой на стоящее рядом свободное кресло.

Кепку вновь на голову, шаг ближе – и, немного помешкав, присела.

Схватил вдруг меня за ладонь и крепко ее сжал.

– Спасибо…

Еще секунда немого взгляда – и резко оторвался, принявшись вновь колотить пальцами по клавиатуре, доделывая начатое.

Еще буквально минута изумления тишины –и разговоры, прерваны моим наглым появлением, несмело ожили.

…

– Никто курить не хочет? – вдруг отозвалась девушка.

Матвей метнул на меня колкий (испуганный?) взгляд,но тут же осекся, отвернулся.

Нарочно промолчала (хотя желание давно уже плясало в теле).

– Да, пошли.

– И я с Вами.

– Ну, тогда и я. Агатов, сам справишься?

 (шумно вздохнул, взгляд на парня)

– Да, Влад. Справлюсь. Иди.

… Мгновение – и остались одни.

Молчим. Нужно многое сказать, обговорить. Порывы души порывами,… а жизнь, реальность… они совсем другие.

(нервно сглотнул)

– Злат.

– Да, – испуганно, торопливо отозвалась.

(замялся; секунды сомнений – и все же, сделав полуоборот, уставился в глаза)

– Я… хоть и люблю тебя.