Текст книги "Осень в Кёнигсберге (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Страх вскарабкался  по спине больной кошкой. Единственное, что казалось правильным в этот момент, так это сделать резкий разворот – и бежать прочь, куда глаза глядят, пока жертвами такого «развеселья» не стали и мы тоже…

Едва не путаясь в собственных ногах, в попытках быть быстрее, чем выдает тело, летим на крутых, серпантинных ступеньках, жадно уцепивших в перила, мчим, как больные.

– Девушки! Девушки, вы куда?!!

Послышались крики за нашими спинами. Горло перехватил ужас, а внутри все поледенело. Еще один шаг – и ноги коснулись асфальта, но едва попытались рвануть прочь по твердой, ровной земле, как кто-то ухватил нас сзади, пресекая такуюсвоевольность.

– Красавицы, вы куда?!! – послышалось над моим ухом.

– Мы никому не скажем, – рычит моя Ира, пытаясь вырваться из оков.

А я замерла, давая понять, что не буду сопротивляться. Расслабил хватку мой коршун. Обернулась к нему лицом. Милая (лживая улыбка) в попытках сгладить ситуацию, усыпить бдительность.

– Девушки, давайте познакомимся, – выдал второй.

Замерла и Ирина. Опустила руки, оставила попытки драться.

– П-простите, но мы домой спешим, – единственное разумное, на что я была способна в тот момент.

– Ну, зачем же врать? Зачем эта робость? Вы же не зря туда наверх забирались.

– П-покурить, – спешно выпалила подруга.

– А что, есть что? – ехидно заулыбался ее «завоеватель», и уж совсем расслабился. Руки сплыли, бросив захват, превращаясь в легкое объятие за плечи, прижавшись к спине. Вот оно. Вот момент истины. И действия больше были рефлекторными, чем осознанными. Я хватаю Иринуза грудки, выдираю из «ленивой» хватки и грубо тащу за собой. Бежим, бежим со всей дури, нервно ревя и садя матом, боясь даже на мгновение обернуться назад…

Удалось…

Помню, как залетели вмой подъезд, единственный взгляд в ад, на погоню: из-за угла дома только и показался чей-то силуэт в белой футболке... Браво, входная дверь на замке – захлопнуть за собой железное полотно, окончательно завершая жуткий побег….

Как оказалось, рюкзак Ирки остался у этих ублюдков… Да и плевать, главное –  жизнь, главное… что спаслись обе…

Не знаю, что там с тем парнем произошло. Не слышала, но надеюсь, жив…

Вызвать милицию так и не решились, осознавая, что те точно уже знают мой адрес.

Да простит нас Бог…

Еще не раз оборачивалась в испуге по сторонам вечерами, не раз передергивало от фантома преследователей, от ужаса, что поселился во мне, но время брало свое… и кроме, как полезного урока, что ко всему нужно быть готовой, в моей голове ничего не осталось.

Не единожды затем вспомню это прозрение. Не единожды… Мое первое прозрение и первая жестокая оплеуха от жизни…

………………………

И снова промотать  время в своей голове и сделать очередную затяжку горького дыма…

…………………..

…Февраль. 2003 год…

Снегу навалило, помню, неслабо тогда. Зима вошла в кураж, а потому на знаменитой «горке» (подороге с «9-ки» в детский парк,забывшем «понтонном» мостом, что перекинут через реку Псел, недалеко от художки), было много детворы, вконец раскатывающей своими попами (кто на санках, а кто на портфелях или картонках) спуск, и лишая тем самым единственной надежды нормально, цивилизовано вскарабкаться наверх. Это теперь здесь построили лестницу, а тогда, словно настоящий скалолаз, каждый мог потренироваться, а затем продемонстрировать свое мастерство в «покорении вершин». По сугробам, проваливаясь едва ли не по пояс, по обочине дороги-катанки, жадно цепляясь за ветки и прочуюлабуду,  спустя лишь час, мы с Олькой и Иркой наконец-то забрались наверх.

И вновь парк «Сказка».

Зимняя эстрада.

Сейшн.

… странное, новое тогда слово, обещанный «концерт вживую» местных («неформальных») рок-групп, манил меня больше, чем мотыльков – свет.

Как чувствовала, как предвидела…

Действо этоворвалось в мою жизнь,словно ядерный взрыв на просторы мирного общества,– оставив по себе развалиныпрежнего мировоззрения и грез, открыв истинную красоту мира музыки.

Шальной драйв, фантастическая энергия общения исполнителей и поклонников. Феерия чувств и желаний. Я завидовала белой завистью музыкантам на сцене, завидовала и упивалась их эмоциями.

Во мне зародилась тайная, еще неосознанная мечта. Мечта, которую я хранила в своем сердце до победного.

Эйфория поглотила сознание, лишая прав адекватно реагировать на мир. И даже то, что пристальный взгляд вокалиста (как оказалось потом, довольно-таки известной в городе группы), не спадал с меня все то время, пока ребята выступали, не могло прервать мое пламенное желание упиваться музыкой, ею и только ею…

Но… но, судьба решает иначе.

Ольга хватает меня за рукав и волочит куда-то за собой. Мгновения растерянности, попытки сообразить – на выход, та тащит меня на выход. Усилия остановить ее, прервать, поговорить, понять, что хочет, но все тщетно, а потому еще мгновения – и вывалились на улицу. Мороз радостно щипнул за открытые участки кожи, а затем и вовсе полностью схватил в свои объятия. Изо рта вырвался белый пар….

– Ты чего? – едва не выругалась от злости, что не удалось ее остановить еще в здании.

– Покурить хочу.

– Дык, а я причем?

– Мне одной скучно!

– Очень весело…

– О, Юра! – вдруг выкрикнула Оля и дернулась за теми, кто только что протиснулся в толпу мимо нас. Удар пальцами по плечу вдогонку – обернулся.

– Ешкин! – растерялся на мгновение от неожиданности, но тут же собрался и  мило улыбнулся в ответ. – Леля! Привет.

Взгляд быстро забегал по толпе, ища что-то важное, и вдруг замер на мне. Глотнул улыбку... Криво ухмыльнулась яв ответ и тоже промолчала. Сражение с мыслями –едва заметно кивнул в знак приветствия и вновь перевелвзгляд на Ольку.

(недолго мялась, подошла ближе, застыла у подруги за спиной; нарочно взгляд пустила вбок и нарисовала на лице раздражение)

– Что вы здесь делаете? – попытался сгладить неловкость, спрятать свое волнениеФролов.

Лелька не сдержалась от смеха.

– Как же праздник и без нас?

– А, ну да. Как же без тебя...

– А-то!

– Ю-ю-юра! – вдруг послышалось у дверей.

Мы обернулись. Разукрашенная фифа, с длинными пышными ресницами и гладкими, блестящими, длинными черными волосами, в короткой, пушистой черной шубке, мини юбке, которая едва ли что прикрывала собой, на высоких модельныхшпильках – это существо сгорало от паники, утопая в ужасе от того, куда она попала.

Я нарочно залилась смехом, упиваясь занятной картиной, и уставилась на него, глумясь взглядом и восхищаясь его беспокойством, а Ольга тактично закусила губу, сдерживая хихиканье.

Нервно скривился Юрка, покраснев не то от мороза, не то от неловкости.

– Ну, я, э…

Едва первые рвения смеха прошли, Леля расслабилась и выпалила:

– Иди, иди к ней, а то она сейчас броситься наутек от поглощающего ее ужаса. Кактебе вообще в голову пришло это чудо сюда привести? Как павлина в сарай затолкать.

Ядовито скривился и бросил на Иванову колкий взгляд. Промолчал.

А я, я тихо соплю себе под нос, уже растеряв весь свой яд. Отчего-то заскребло внутри, поджаривая сердце на медленном огне…

Отвела взгляд в сторону и болезненно сглотнула застрявший в горле ком… обиды.

…

Секунды сомнений – развернулся и тут же прильнул к ней. Обнял за талию и повел внутрь. Олька достала сигарету, а я лишь тихо завыла от боли и уткнулась пустынным взглядом в асфальт.

– О! О! Димчик! – вдруг завопила Иванова, вперемешку с затяжками, еще один вдох – и выбросила свою «соску» в мусорный бак. Рывок – и скрылась в толпе, бросив меня, оторопевшую от удивления. Тяжело выдохнуть, сдержать чертыханья и пойти за ней.

… обняв за талию, Дмитрий жадно притянул к себе свою Лелю и впился голодным поцелуем в ее губы.

Замерла я, перебирая мысли. Еще мгновения блуждающего пустынного взгляда округ, в попытках понять, что делать дальше,куда податься, кого из наших искать в толпе, – и вдруг что-то дрогнуло внутри, сердце ойкнуло, и глаза торопливо навели фокус. В голове тут жеотпечатался Юрка сосвоей «фифой», как он ей что-то говорит, а та весело хохочет, затем объятия и поцелуй в губы, и вновь какие-то слова на ушко…

………………

Струсить пепел в чашку, стоящую у ног, последняя затяжка и потушить окурок в остатках кофе…

И снова вдох, и вновь отдаться мыслям и прошлому…

……………..

Не помню уже, как отыскала в раздевалке куртку, как выбралась наружу, как добралась до ближайшего магазина и купила слабоалкогольный напиток. Душить водку в одиночестве не было желания, а потому решила обойтись малым. И вновь шаги в парк. Через газоны прямиком к беседке…

Черт, как всегда занято. Пройтись немного дальше, к задней части Зимней Эстрады, присесть на лавку около «черепах-мутантов», нога на ногу, достать из кармана ключии сорвать пробку…

Черничный вкус неоново-голубой жидкости «Шарма» в очередной раз проиграл привкусу спирта. Еще глоток – ипридаться горьким размышлениям о несправедливости судьбы,о глупой сущности гордыни, о тупости нашего молчания и бессмысленности томныхвзглядов, недосказанности слов.

– Привет! – кто-то окрикнул меня сбоку (отчего  невольно передернуло, но так и не ответила, не отреагировала, лишь одарила наглеца молчаливым, выжидающим взглядом). Еще глоток,  несколько  шагов незнакомца – и застыл рядом.

Свет луны упал на него, осветив лицо, – и я узнала: тот самый вокалист из рок-группы, что все свое выступление не сводил с меня глаз.

Нервно проглотила слюну, проталкивая глубже злость, и натянула губы в улыбке, пряча боль от его взора.

– Можно присяду?

Робко кивнула головой и немного сдвинулась вбок, давая больше свободы.

Опустился на лавку.

Молчит, молчу и я.

Вдруг тяжелый вздох – и, на мгновение поджав губы, выдал:

– Проблемы? –  коротко кивнул в сторону выпивки.

«Да, так», – хотелось, было, машинально, по привычке, ответить, но помедлила. Сделала глоток, так и не переводя на него взгляд, ковырнула мысли – и слова выплыли сами по себе.

– Любовь. Сука… любовь.

Промолчал, лишь сделав глубокий, шумный выдох.

Я склонила голову набок, упиваясь сотворенной неловкостью и расплывающимся по моему сознанию пониманием того, что надежды этого парня завязать какие-либо отношения со мной только что разбились, как хрустальный бокал об асфальт.

Еще минута тишины – и вдруг очнулся. Отозвался, но слова его были совсем не те, на которые я рассчитывала…

– Любовь, может, и сука… Да вот только ради нее мы и живем.

Нервно заморгала я и невольно уставилась на него.

Не отреагировал, не смотрел на меня, а блуждал пустым взглядом где-то вдалеке, рассуждая дальше:

– Если бы не ее горечь, не была бы и столь сладкой. Не приторной, а божественно сладкой. Если бы не ее грани – не порхать бы нам от чувств, не писать бы ей возвышенные оды, и не умирать бы во имя нее, прекрасной…

Тяжело сглотнула. Промолчала.

Отвела глаза в сторону.

Где-то глубоко в душе я с ним была согласна, но не сейчас… не готова еще это признать. Слишком больно…

– Я знаю, – вдруг снова отозвался, словно прочитал мои мысли. – Сейчас все это трудно осознать, да и не нужно. Не время… Но когда-то всё это даст ума оценить то, что будет подарено судьбой, и лишит сил и глупости раздавить ее, восхитительную. Не даст растоптать… настоящую любовь.

– А почем, – хрипота от долгого молчания и холодной «слабоалкоголки» не дала договорить; прокашлялась, – А почем знать, что это – не настоящая?

Словно ждал этих слов, этого вопроса. Ответ последовал незамедлительно.

– Может,  и настоящая… Тогда, тем более, не стоит так сильно переживать. То, что суждено, и лопатой не отгонишь. А что проходящее – отпусти с миром, искренне благодаря за опыт и открытый путь тому, что стоит и слез, и бессонных ночей, и безвозмездных, болезненных жертв.

– Н-не знаю…

Этот вечер прошел бы, по сути, как и любой другой, растаяв в небытии из-за несовершенства человеческой памяти, да только слова его легли на мою душу неизгладимым отпечатком мудрости смысла. Все это изменило на корню мое мировоззрение, дав силы сделать шаг дальше, переступив через глухую стену обиды и сомнений.

Наша жизнь словно здание – кирпичом за кирпичом опыт складывается в душе и сознании, образуя пирамиду судьбы, ведя нас вперед, к вершине, к чему-то грандиозному, задуманному кем-то свыше…

… но, конечно, всё это прозрение пришло ко мне не сразу. Еще долго я носила в своей душе переживания и надежды, пока окончательно судьба нас не развела. Юра окончил школу и уехал учиться в Харьков. Ни пока, ни прощай… Видела его потом еще несколько раз, да и то мельком, как яркое прошлое…

Глава Четвертая. Шаги вперед

…Лето. 2003 год, мои все еще 14...

Еще один день, еще одна яркая вспышка былого...

Киев. Мой родной, любимый Киев. И пусть мне не довелось вырасти в твоих объятиях (а, возможно, именно по этой причине),  я без памяти в тебя влюбилась с первой нашей встречи и до сих пор люблю,   храню в сердце каждую минуту, каждое мгновение проведенное вместе. Я чувствую в тебе что-то родное, свое, беспечное. Чувствую твой дружеский, полный заботливости и нежности, настрой.

… и крайне благодарна за это.

Чудный выдался тогда день. День на грани безрассудства и везения…

Это была вторая наша с Киевом встреча, но впервые полностью самостоятельная, без надзора родителей.

Беспечно шагая в шесть утра, пока еще не работало метро, по пустынной улице от вокзала на холм в неизвестном направлении, блуждая на бум, мы с Олькой молча захлебывались эмоциями, утопая в собственных мыслях, предвкушая незабываемые впечатления.

Купить в киоске пирожки и утолить голод после бессонной ночи в поезде.

А дальше  дождаться нужного времени и нырнуть в  подземку: покататься вдоволь на эскалаторе, съездить на Крещатик, прогуляться к бесподобному Киевскому национальному университету имени Тараса Шевченко: громадный комплекс, ярко алого, цвета крови, окраса, с рвущимися ввысь колоннами,  и с личным швейцаром, он был бесспорно чем-то уникальным, значащим, заворажующим, толкающим на новые, отчасти по-детски наивные, мечты о прекрасном будущем и заоблачных высотах…

 Пройтись по близь лежащему парку, а затем вновь спуститься в метро и выбирать новый маршрут.

… парк Арсенальный. Его создатель – гений, прекрасней места я еще не встречала: днем здесь можно видеть, как туман заботливо укрывает весь Киев, и убаюкивает, словно тот – его родное дитя. А ночью, ночью огни паутинных улиц превращаются в тысячи звезд, упавших на землю, но так и не разбившихся, не погасших, а мерцающих своими хрупкими, трепетными тельцами, маня остальных жителей небесного свода к себе…

 «Печерские лавры». Обе набережные Днепра. Громадный памятник «Родины-Матери», величественно вздымающейся над всем Киевом, уверенно занеся вверх меч и щит, смело грозя врагу, и преданно обещая безопасность своим подопечным. Подножье горы у Арки Дружбы народов, шепчущее взволнованными листьями молодых и зрелых деревьев от барабанной дроби дождя, утопающее в селях, храбро рвущихся от самой вершины через плиткой выложенные тротуары, асфальтированную проезжую часть и скромные трамвайные пути, к заботливому отцу, величественному Днепру. Притаившийся днем среди густого, пышного покрывала верхушек вечнозеленых елей, и в медовых лучах, прорезая холодную, таинственную темень, ночью, памятник Святому Владимиру. Пешеходный мост, мост влюблённых, перекинутый через грозную, бушующую реку…

Все это – малая часть того, что проникло тогда в нашу душу, как терпкий яд, и навсегда овладело, подчинило своей воле сердце, то, что из года в год звало к себе, жадно требовало встречи, и мы подчинялись, как самые верные воздыхатели, рвались без стыда и сомнений на долгожданное свидание…

Но было еще что-то. Что-то, что еще на один шаг меня подвинуло к мечте ближе, и ее я наконец-то стала видеть ясно…

Громадный, с мощной энергетикой публики, могучим духом, концерт на Площади Независимости…

Дикая эйфория, шальные  крики толпы, бездушная, нездоровая давка у ограждения сцены, драйв, слэм и страх вперемешку с безумием. Всё то, что сыграет затем значительную роль в моей жизни, в момент принятия тяжелого решения, осуществления выбора, как быть дальше…

Но, а пока все еще летний вечер…

… на часах уже показало десять, оставалось совсем немного до отправки нашего поезда. Билеты взяты заранее, осталось дело за малым – прийти в себя, собраться с силами покинуть завораживающее зрелище – и отправиться домой.

 Но вырваться из сладкого ада живыми не так-то просто: движущийся в хаотическом порядке, массив людей, единственное, что мог без сомнений обещать, так это сбить с ног и затоптать заживо…

Попытки, рвения – домчаться до метро, а там вокзал – и путем великого «Авось» выскочить на нужную платформу к вагонам,

… с таким родным названием «Сумы-Киев».

И только потом с хохотом мы будем вспоминать, как потеряли друг друга, когда выбирались из пекла, как я осталась без копейки и документов, мгновения паники и попыток собраться. И как волей того же безумного случая, или с заботливой «руки» родного Киева, тут же отыскиваемся среди тысячной толпы, и мчим, вновь мчим в сторону метро, станции «Крещатик», дабы успеть отчалить домой…

Совпадения, везение и безрассудность – вот удел глупых, безмозглых, надеющихся невесть на что, малолеток…

***

Я шла вперед. Вперед к мечте, которая стала пылать во мне с каждым днем все сильней и сильней. Близился выпускной – и единственное, чего я тогда желала, так это чтобы там звучали мои песни,… и исполняла их я.

Что ж, спасибо всем тем, кто в меня не верил и говорил, что  не смогу. Благодаря вам я взлетела высоко.

Первая такая победа – золотая медаль в школе. Почти половина репертуара «ремиксов» старых хитов на школьно-выпускную тематику – мои. И три песни – исполняю я.

Сцена. Нервозность всегда сохранялась во мне, но паника перед толпой… ее, слава Богу, не было. Да и не помню, когда впервые вышла вот так в зал на всеобщее обозрение, обсуждение, когда и как потеряла сценичную девственность. По жизни как-то всегда тянулась к творчеству, а где сама тормозила – другие вели.

В детском саде должна была быть одной из «восточных красавиц», исполняющих танец живота. Но в последний момент пресеклаэто счастье мама, и единственная моя роль  – это массовка снежинок с бумажными конфетами в руках.

В школе, в начальных классах, на концерте, в честь Дня учителя, играла роль «Подоляночки», вокруг которой кружились, водили другие девочки хороводы.

Дальше – несколько лет подряд ведущая концертов «Таланты».

Затем… выпускной.

До сих пор помню этот ужас, страх забыть слова, истерика перед выходом. Постоянно, словно больная свой бред, свою мантру, повторяла я стихи и путалась в исправленных строчках. Желание отказаться от всего… – и выход. Исполнение песен, заподлянка партнерши по сцене и бурные аплодисменты.

А дальше,… дальше – переезд, университет. В шаге от участия в конкурсе талантов, в шаге от участия в герлз-бэнде.

Но… но… но… здесь начинается история о моем Лёше и о всех жертвах, которые я вознесла на его алтарь.

Глава Пятая. Леша

…Лето. 2004 год…

Окончив школу, не дожидаясь, пока мне стукнет семнадцать, после очередной ссоры с матерью и ее мужем, собрала вещи и уехала к бабушке в Россию, в Петрово, Калининградскую область.

***

Калининград. Мой родимый и такой любимый Кёнигсберг. Город, в котором в крепкий узел сплелись нити прошлого, настоящего и будущего. Мир тайн и надежд на светлое будущее.

Такой же неприкаянный, с потрепанным, разодранным безжалостной судьбой,сердцем, такой же чужой среди своих, как и я.

С тебя вырвали душу и заселили новую жизнь. Тихими, робкими шагами… среди руин жуткой войны, возрождаясь из пепла, ты вырвался из заточения страха и безнадёжности,взлетев необузданным фениксом ввысь, и засиял еще ярче.

Еще живы те, кто помнит, какв первых рядахприехали к тебе в конце 40-х, как бросились в пучину политических интриг и житейской жути. Как ступили на землю чужака и попытались увидеть в разрушенных, закопченных дымом из красного кирпича стенах, в осколках горя и ужаса, свой родной дом. Как Королевская Гора стала упорно превращаться в город имени Калинина…

Безжалостная кошка страха заживо сдирала кожу каждый раз, когда приходилось ступать шагза порог на безлюдную улицу и идти в поискахогоньков жизни.

Завоеватели. Победители… Или жертвы, получившие трофей, как залог того, что ад больше не возвратиться…

Сложно судить, да и у каждого свои доводы. Но кто что бы не говорил, ничего уже не изменишь… Ты остался один, брошенный, вырванный из рук прежних хозяев, и награжденный новой «судьбой».

И пусть в темных переулках ещебыло застывшее эхо крика смерти, дрожал визг боли, и доносились рыданияглубокого отчаяния, с каждым стуком сердца новоприбывшего  разливалось по твоим жиламвсе больше тепла. Априлежнаярека Преголяревностно смывала потоки крови и слез чистой, пресной водой, обещая подарить вскоре счастливое, беспечное будущее…

***

Сначала эта «поездка» оправдывалась желанием «провести летние каникулы у бабушки»; затем – «рвением учиться в престижном КГТУ»; и только потом истинной причиной – мечтой жить своей жизнью, без абсурда давления со стороны матери и вездесущего отчима.

Жаркий, помню, тогда выдалсядень. Накупавшись вдоволь, хоть в холодном, но таком блаженном (после сумских-то водоемов) Балтийском море, в Светлогорске, с чувством исполненного долга перед собой и изнеможенным от духоты и высоких температур телом, я приплелась к своей подруге Ульяне.

– Злат, а я ухожу.

– Смешно.

– Ну, хочешь,… пошли со мной?

– Куда?

– К моему Митеньке…

И пусть разговор состоялся полчаса назад, эта несушка все еще разорялась в своем доме, наводя марафет. Я же устало сидела во дворе, идиотически покачиваясь на качелях. И вдруг, словно эхом из 45-го, мимо меня стала двигаться целая колонна военных машин,  под сотню единиц, не меньше. Эдакой жуткий знак судьбы, ведь мой «будущий» Лёшенька как раз тогда учился в военном институте на втором курсе…

Я с жадностью всматривалась в «незваных» гостей, не желая пропустить хоть малейшую деталь. Взгляды солдатиков, их улыбки, крики, шутки… мое смущение и робость.

***

Пока всё это действо близилоськ своему логическому концу, да и пока Улькасобралась, подоспели все наши: Лина, Аня, Елена и Женя. И вот такой делегацией мы выдвинулись в сквер, к памятнику Великой отечественной и ее жертвам, куда и должен был подойтиДимка.

Но, кто-то свыше уже давно расписал свой коварный план, нарисовав две кривые, пересекая их и взрывая в новой, покореженной будущими событиями и переживаниями, судьбой несчастной любви.

Анька первая закричала от радости. Не сразу я сообразила, что происходит. Но затем взгляд уткнулся в его лицо: навстречу нам шло два молодых человека – Митька Ульяны и,… по всей видимости, какой-то его товарищ.

 «Голодные», «неприкаянные» девчушки тут же кинулись делить кавалера, словно последнего мужчину на земле.

Не сдержалась и я: сыграл дурной, упертый характер.

Как же это не вступить в глупый спор за трофей? Как же отдать право на победу кому-то? Да не будь я Златой, если промолчу!

Дележка «подарка» закончилась полной капитуляцией других девушек, и я, разгорячённая львица, бросилась на бедного парня, очаровывая, околдовывая, лишая  того хоть малейшего шанса на спасение.

Но это была лишь игра. И пусть он прилежен, учтив, хорошо воспитан и красив на лицо, статный военный, который и словом мог угодить, ублажить, и делом, отчего-то моя душа не лежала к нему. В тот вечер я быстро сбежала домой, в спехах попрощавшись и бросив «жениха» ни с чем.

Чего грех таить, я тайно надеялась, мечтала, что тьма скроет путь, адрес моего «приюта», и никогда мой ягненок больше не потревожит логово коварной завоевательницы.

Да не тут-то было. Лёшаоказался не из робкого десятка.

И не ясно уже стало, кто из нас захватчик, а кто – жертва. Быстро меня отыскал через Дмитрия. А затем,… затем с каждым напором, с каждым наскоком, попыткой мои стены рушились – и я влюбилась, впервые открыто и безвозмездно влюбилась. А через два дня, как мне исполнилось восемнадцать,  стала его женой.

………………

… Осень, 2012 год…

Встать с подоконника, забрать чашку с собой. Лишки – в унитаз, остальное смыть в раковине.

Тяжелый вздох – и пройтись по квартире. Взглядом  уткнулась в альбом на полке. Нет, в нём давно уже нет ни одной фотографии Лёши. Ни одной…

С глаз долой, из сердца – вон.

Машинально обернуться и посмотреть в привычную сторону: «15:28».

Еще нескоро вернется домой.

Ужин готов, квартира убрана. Компьютер надоел, телевизор давно уже неинтересен.

Тяжелый вздох, прогоняя накопившиеся эмоции, – и опуститься в кресло. Голову откинуть на спинку, ногу на ногу – и замереть, перебирая, ковыряяпрошлое дальше…

………………..

…2004 год…

Алексей учился все в военном институте, а по ночам работал охранником, я – поступила в КГТУ на юриста и вела дом хозяйство.

Переехали в Калининград, в семейное общежитие…

***

Странно как-то. Вся наша жизнь сопровождается какими-то тайными знаками, намеками, предостережениями… Кто-то свыше хочет сказать что-то важное, да вот только стоя вот так вплотную, купаясь в жгущих эмоциях,… уж слишком слеп и глух, чтобы что-то заметить.

… и ко всему моеупрямство дает о себе знать. Самолюбие и эгоцентризм. Хочу – а значит,получу… любой ценой.

Когда мы подавали заявление в ЗАГС,… было землетрясение в Калининграде (до безумия крайне редкое явление): хорошо нас в тот миг тряхануло…

Обе попытки обвенчаться с Лешей заканчивались жуткой нервозностью, зеленым моим лицом и обмороком, причем любые другие походы в церковь мне давались легко.

Знак? Предупреждение? Нужно было остановиться?

Да неужели? Остановило бы это Вас? Остановило бы, если этот человек – это всё, что нужно в жизни, всё, что есть, всё, чем дышите, что дает силы и желание просыпаться каждое утро…

Вот и меня ни на мгновение не усомнило, не предосторожило, не пресекло…

Я отдавала ему всю себя. Сполна. Не жалея ни сил, ни времени, ни собственных желаний. Он мне был и мужем, и братом, и отцом, и богом.

Был моей вселенной…

Помню, как не поддалась на уговоры друзей из университета учувствовать в конкурсе талантов. Время, которое пришлось бы тратить на репетиции, я с радостью посвятила своему любимому(дико было потом наблюдать за всем происходящим на сцене из проема входной двери в актовый зал, да и то только короткие минуты слабости и интереса…)

Та же участь постигла и предложение знакомых влиться в их рок-группу.

Гитару со стихами я давно забросила.

Друзья? Подруги? Они давно исчезли, превратившись в простых товарищей и далеких знакомых. Весь мой круг общения сузился к часам жизни в университете, и только ради учебы, по делу. Все остальное время я посвящала своему божеству…

Но, чем больше  за ним гналась, тем рьяней пытался убежать от моего напора, от моего внимания, моей любви. Я оказалась достигнутой вершиной, взятой высотой, а потому… взгляд упорно стал блуждать по сторонам, да, увы,…  того вовремя не заметила (хотя, изменило бы это что-то? сомневаюсь,  сама загнала себя в капкан зависимости и поплатилась за это).

Работа охранником брала свое: ночи напролет Леша был где-то там, за пределами моей досягаемости. Работа? Как оказалось, как сам потом признался (честный парень), несколько раз уходил в «позыве долга», а сам с друзьями куролесил до рассвета в каком-то клубе, а, может, и подругами, кто знает.

Да и однажды работу с тем же успехом разменял на вечер стриптиза…

А я, наивная, все рубашечки ему гладила, в губки целовала и по головке гладила, нежно шепча его имя, как заговор…

Но от этой его искренности что-то внутри меня сломалось. Сама того еще не понимала. Но обида сосала меня изнутри, порождая из зернышка тайной боли целый рой всепожирающих червей…

– Н-нет, дорогой, – ехидно, помню, рассмеялась я. – И не рассчитывай, не поеду  за тобой в твою тьму-таракань, пока универ не закончу.

И вот оно решение – основательная трещина в нашем совместном будущем. Раз я не поеду туда, куда тебя отправят служить после института, ты бросаешь все к чертям собачьим (на тогда уже четвертом курсе)… и устраиваешься в «Бау-центр» продавцом. Наша любовь трещит, но всё еще держится. От твоей решимости и уступка мне – прошлое смывается чистой, пресной водой, руша толстые слои соли застывших слез. Я вновь верю в светлое будущее и вновь бросаюсь в пучину открытых,  пылких отношений, не боясь быть зависимой и уязвимой…

Но уже через полгода тебя повышают до администратора зала, в твои-то молодые годы, признают и ценят высокий ум и качественный труд. Ты звезда, а я – увы,… осталась лишь тенью.

Сколько уже лет прошло, а до малейшей детали помню тот вечер. Ту, нашу ссору, твои жестокие слова:

– Ты  – хорошая жена, но мне с тобой скучно. Прошла любовь – завяли помидоры…

Глава Шестая. Черный день

***

………………………….

Черт, до сих пор дерет в горле обида, пусть даже уже не плачу. Пусть уже и не ненавижу…

Глубокий вдох – и прикрыть устало веки.

…………………….

Знаю, что не была идеальной женой, из-за своего сложного характера могла и огрызнуться на попытки меня обидеть, но, видел Бог, я искренне старалась изо всех сил угодить и ему, и его матери…

Помню, как жили у свекрови в Зеленоградске, я все норовилапочаще оставлять Алешу с ней вдвоем, думала, что той будет приятно поговорить с сыном,  чисто по-женски хотела понять. Да, как оказалось,зря…Она на меня ему усердно жаловалась:и то не то, и то не этак…Мне хоть бы раз сказала –  с радостью б исправилась. Да, видимо, это было слишком «заумно».

…стала  замечать, как меняется его отношение ко мне.

Помню, едем в Калининград, тороплюсь на зачет в университет, и, как назло,  уже у самого городавспоминаю, что забыла зачетку.

Он разорался, заставляя обратно возвращаться…

И, что самое обидное, я так сильно волновалась, а он это никак не мог понять.

Слово за слово – и понеслась: и смысла у меня нет в жизни, и, вообще, я посуду не тута ставлю!

 Слышу ж, чувствую, не его это словавовсе,  не его злость сейчас на меня выплескивается желчью…

Добилась своего «мамочка», поссорила нас – я уехала назад к бабуле. Выдержала месяц – не ела, не спала, к подруге на свадьбу не пошла (чтобы он не ревновал), но чувствую, понимаю: не могу без него жить, не могу, хоть убейте!

Звонок, слова… и вновь замирает сердце от поцелуев и нежных ласк.

Вернулась обратно…

К тому времени уже успела получить гражданство (мать окончательно смирилась с моим желанием жить в России), так что летом, на каникулах,я без проблем устроилась в детский сад воспитателем, чтобы не чувствовать себя дармоедкой, и на заработанные деньги подарила свекрови телефон.

Помирились.

(или, как всегда, просто нарисовалась видимость «добросердечных» отношений)

Но стоило ли это ревностных усилий? Стоило ли того?