Текст книги "Осень в Кёнигсберге (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Но твой друг прав.
(вмиг похолодело внутри от взрыва радости и тот час жгучего удара хлыста страха)
Не дышу.
Молчит, вглядываясь в мои глаза, ожидая реакции.
(хриплю, могильным голосом)
– В чем?
(на мгновение опустил взгляд, подхватывая на язык слова)
Глубокий вдох для смелости:
– В том, что я не смогу тебя делить со всем этим.
Отлегло. Словно свалился с души камень.
(рассмеялась, захохотала от взорвавшегося облегчения)
Не понимая ход моих мыслей или боясь услышать обратное надежде, испуганно заморгал.
– И не нужно.
– Я не хочу вставать между тобой и твоей мечтой.
Промолчала, лишь загадочно ухмыльнувшись.
Мы поменялись ролями. Теперь я держу топор в своих руках.
Его участь – тонуть в страхе, а моя – властвовать, решать… и делать спасательный выбор.
Я едва приоткрыла рот, чтобы сказать, как друг перебил.
(опустил взгляд)
– Ты когда-то сказала, что вряд ли есть профессия, которая подошла бы тебе, твоему нраву, душе.
(посмотрел в глаза)
Думаю. Нет, знаю… ты наконец-то нашла себя. Это – твое.
(похолодело в душе)
(и вновь пытаюсь сказать – перебивает)
Я видел тебя на сцене. Это было нечто. И даже дело не в прекрасном голосе или красивой игре, хорошей песне…
(вдруг замер, заикнувшись на последнем слове; отвел взгляд;
учтиво молчу, даю собраться)
Дело в том, что я впервые тебя увидел счастливую, настоящую. Яркую. Искреннюю, открытую и… смелую. Увидел живую. Без страха и робости в глазах. Я увидел счастливого ангела.
– И, тем не менее, – решаюсь на дерзость, перебиваю речь.
Замер, не дыша.
– Может, ты и прав. Но это – не моя мечта. Вернее, мечта, но не то, ради чего я живу. Это не то, ради чего хочу просыпаться каждое утро. Не то, ради чего готова пережить еще много горя и встретить болезненные рассветы. Теперь я это уж точно знаю.
(шумный вздох; тяжело сглотнул;
молчу)
– А что тогда? – подыгрывает мыслям.
(в очередной раз подбираю слова – и все-таки выпаливаю, как на духу)
– Я хочу семью. Я хочу быть любимой женой и заботливой матерью. Я устала… быть одинокой.
(на его губы вдруг проступила робкая улыбка, опустил на мгновение глаза, а затем вновь уставился на меня)
– А если не оправдаю надежд?
Короткая пауза.
– Будь что будет.
Счастливоухмыльнулась.
… и с моих губ сорвался уверенный, повелительный поцелуй.
Глава Семнадцатая.Робкие вдохи надежды
***
Сильнее втиснутся в деревянный стул-кресло, натянуть по самый нос кепку (прикрывая лицо козырьком) – и устало смежить веки.
Выпустить из головы фоновые разговоры.
Придаться мыслям.
Я понимала, какой он человек. Какие требования мне выдвинет волей-неволей.
И – … на все давно уже согласна.
Я хочу стать ему идеальной женой, хочу подарить радость.Хочу стать всем тем, чем пыталась быть для Леши. И пусть тот не оценил. Пусть поплатилась. Пусть прокляла себя за всё это. Пусть…
Отстрадала, перегорела, пережила. И… почти… забыла.
И теперь…я с новыми силами, с новой надеждой, словно впервые,бросаюсь в пучину неизведанного, в пучину отношений, пучину безрассудной любви.
И, даст Бог,то, возможно, наконец-то обрету своесчастье.
Нежно погладил меня по руке – невольно дрогнула. Косой, из-под кепки взгляд и, удостоверившись в том, что это было все-такиего прикосновение, расплылась в улыбке.
…
– Курить, кто идет?
Даже не повела взором.
Я тверда в своем решении. И ничто этого не изменит.
Глубокий, шумный вдох – и прогнать нахлынувший едкий, физический позыв.
– Злата?
– Нет. Спасибо, я бросила.
(заметила – метнул Матвей в тот же миг на менякороткий взгляд, а затем, видимо, одумавшись,вновь уставился в монитор)
***
– Милая, ты устала. Езжай домой.
Подняла кепку и бросила на него злобный взор.
Не шутил.
– Да нет уж. Я лучше дождусь.
(мило, отчасти с издевкой, ухмыльнулся, словно прочел мои мысли; едва заметно покачал головой)
– Я тебе ключи дам.
(жар вмиг хлынул к щекам и те запылали от смущения)
– Й-я дождусь.
(все еще дрожа от радости в душе, с уверенностью в голосе вновь проконстатировала свое решение)
***
Резко распахнулась дверь, и внутрь ввалился взбудораженный Влад.
Живо уставились все на него. Немой вопрос застыл на наших лицах, но предупредительно дали молодому человеку продышаться.
– Ну, что? – наконец-то не выдержал Агатов.
Еще один шумный вдох, и, наконец-то совладав с собой, выдал:
– Второй на левом крайнем потух.
– И?
– Ивана Васильевича нигде не могу найти. Хрен его знает, где запропастился.
– Большой, малый?
– Большой.
Шумный вздох, проведя ладонями по коленям. Замер Матвей.
– Ясно, – подорвался с места. – Схожу, посмотрю. А ты следи за монитором и сценой.
– Я с тобой.
Бросил на меня короткий взгляд, но ничего не ответил.
(но на губах расплылась улыбка)
…
Утопая в тихой радости, что вновь останемся одни, совсем из головы выскочили мысли о том, где нахожусь.
Быстрые, резвые шаги по коридору, догоняя Матвея. И лишь, когда ужесовсем вылетела из-а поворота, когда вот так в открытую, едва не налетела на толпу ребят, поняла, что творю.
Дикий визг, крик – и толпа ринулась на меня.
Агатов замер в шоке и растерянности. Сделал, было, шаг ко мне в попытке защитить, но тут же покорно застыл.
Меня обступили, бестактно став тыкать в лицо блокноты с ручками. Громкие звуки залили все вокруг, так что не то, что можно было бы слово внятное донести к адресату, а и самой себя услышать.
Многозначительный взгляд в глаза и кивнула, отпуская.
Перевела взор на ребят, и, нарисовав дежурную улыбку, попыталась занять удобное положение, дабы удержаться на ногах, противостоять их напору, что был не слабее бурлящего моря. Глубокий вдох – и начать по очереди раздавать автографы…
Не знаю, сколько прошло времени, но умело справившись с облогой, нагло бросаю поклонников и уже, натянув по самый нос кепку, бегу в ту сторону, где перед этим скрылся мой Матвей.
Расспросить персонал – и, ловко отбив «чечетку» по ступенькам, прорваться к верхним, «техническим» лоджиям.
Скрипнула дверь.
– Привет.
Живо бросив на меня взгляд, мило улыбнулся. Промолчал. Вновь принялся ковыряться в раскуроченном прожекторе.
– Что-то серьезное?
– Да не думаю. Сейчас проверим.
Ухмыльнулась.
– Не думала, что ты еще и электрик.
(глаза в глаза, ехидно заулыбался)
– Ты еще многое обо мне не знаешь.
Пристыжено скривилась, отвела взгляд в сторону.
– Ничего. Узнаю еще. Надеюсь только, что оно будет в большей мере меня радовать, чем огорчать.
– Я тоже на это надеюсь, – вновь метнул косой взор и улыбнулся.
Присела рядом.
– Ты вот про меня знаешь, как жизнь дальше пошла. А ты? Как у тебя все сложилось?
Замер. Мгновение на рассуждения – и скривился.
Тяжелый вдох – и вновь зашевелились руки, творя задуманное.
– Пару месяцев назад похоронил бабушку.
Онемела. Словно кто дернул сердце – и оно, сорвавшись с веревок, упало об землю и разлетелось на куски.
От нахлынувших чувств пошатнулась, и едва не упала на пол – удержал, схватив за локоть.
– Спасибо, – машинально выпалила, а затем осеклась. Еще мгновение – и уступила мыслям. – Соболезную…
Коротко кивнул. Промолчал.
– Но, – вдруг вновь отозвался, с позитивным (внатяжку) настроем в голосе. – Были и хорошие моменты.
Молчу, не выдерживая его сарказма.
– Я выиграл суд насчет того злосчастного кредита.
(словно ожила, выжидающе уставилась на него)
Хотя, – вдруг продолжил, – чего злосчастного? Если бы не он, я бы тебя не встретил, – взгляд искоса и искренне заулыбался.
(ответила тем же)
Правда, на все эти тяжбы и трения, адвокатов и разбирательства ушло больше денег, чем в итоге был должен.
Горько рассмеялись.
– Зато победил.
– И не говори, – радостно съехидничал.
– А теперь что? Как сюда попал?
– Через хорошего знакомого. Он всем этим раньше занимался. Но стал расширяться, и решил взять себе помощника. Про меня вспомнил – учились вместе в Хабзайке.
Коротко улыбнулась.
Ноги уже давно разнылись от боли, а потому просто плюхнулась на колени перед ним.
– Злат, – вдруг голос его стал серьезным.
(внутри все похолодело от страха)
– Да?
– Ты уверенна в том, что происходит?
(спешно закивала головой)
– Д-да. Конечно.
(благодарно улыбнулся)
– Просто, обратного пути уже не будет.
(немного помолчав)
– А я и не жду.
– Н-н-н, – приложив усилия, резво провернул плафон, –надеюсь.
Свет прожектора вдруг резко выстрелил вперед, разбиваясь о купол рельефной потолочины.
Глава Восемнадцатая. Дом
***
Сесть в такси и поехать по, казалось бы, давно забытому, но такому родному, такому важному, адресу. Сердце счастливо сжалось и замерло в предвкушении.
Вдруг придвинулся Матвей ко мне ближе и, обняв за плечи, привлек к себе, прижал к груди.
Все внутри в мгновение тут же взорвалось и обмерло, не веря происходящему.
Минуты напряжения, волнения – но теплота его оказалась сильнее. Постепенно, мышцей за мышцей,я стала расслабляться, и буквально еще чуть-чуть –совсем растаяла, утонула в его аромате.
Знакомый маршрут, родные улочки – переехать мост и свернуть с Суворова во дворы.
Глубокий вдох – но волнение так и не смогла побороть.
Неожиданно ласковый, нежный поцелуй коснулся моей макушки.
– Я тебя люблю, – едва слышно шепнул и еще сильнее сжал в объятиях.
Благодарно коснулась губами его руки. Промолчала, сгорая, изнемогая уже от переизбытка чувств в душе.
… авто покорно замерло.
***
Каждый шаг наверх по лестнице… как первый раз. Как первый, незабываемый раз.
Отворил дверь – и пропустил пред себя.
… едва что узнала. Да, старые обои, и из комнаты выглядывал старый круглый деревянный стол, но в остальном здесь было все как-то по-другому.
– Проходи, не бойся, – не без издевки съехидничал, ухмыльнулся и продвинул меня насильно вперед.
Разуться и пройти в комнату. Нет, меня не встретил мой вечно бурчащий лиловый старичок. Вместо старого дивана стоял новый – нежно-голубой. Не сдержалась и провела по оголенной боковушке рукой. А вот постель узнаю – по-прежнему кубарем, скомканная и одиноко брошена. Одна, темно-синяя подушка, такого же цвета простыня и сине-зеленое, в клетку, шерстяное одеяло.
– Кажется, словно я здесь была триста лет назад.
Вдруг шаг ближе – и нагло ухватив меня за кисти, привлек к себе – плюхнулась на грудь. Глаза в глаза.
Коварно, загадочно улыбнулся. Замер.
– Что?
Молчит.
– Ну, что? – заглядываю в свои родные, голубые глаза и боюсь отгадать загадку.
– Сколько тебя искал, а ты все это время была на виду. Разве не глупо?
– Самое лучшее место, где можно спрятаться.
– Логично, – съерничал… и в тот же миг коснулся моих губ поцелуем… Ответила, но на мгновение, тут же отдернулась и увела взгляд в сторону, задыхаясь от волнения.
Попытка спрятать истинные эмоции.
– А подушка у тебя одна?
(в тот же миг бросил взгляд на постель)
Скривился.
– Завтра вторую купим.
(ухмыльнулась)
– Ненадо, я лучше будуна твоей груди спать.
Нежно провел рукой по волосам, взгляд в глаза, а на губах застыла улыбка.
– Я в душ, а то запарился за целый день, – неожиданно отозвался .– А ты пойди, поройся в холодильнике. Наверняка, уже готова слона глотнуть за целый-то день.
Благодарно улыбнулась (за заботу), но промолчала.
– Я быстро, – дернулся к шкафчику и, открыв дверцу (!), вытащил оттуда полотенце.
Обернулся. Заметил мою иронию, застывшую на губах.
– У меня полноценные выходные появились.
– Не сомневаюсь.
Шаг ближе– и, коснувшись кончиками пальцев моим губ, ласково, робко провел по ним (при этом задумчиво, пристально следя взглядом).
– Я уже не думал, что когда-то тебя встречу.
– Я тоже.
Вдруг, едва заметно мотнув головой, словно прогоняя чувства и мысли,отступил шаг назад. Разворот – и спешно скрылся в коридоре.
Спустя короткие секунды – донесся до моего слуха шумревущих труб и бурлящей воды.
***
Скрипнула дверь – и я робко протиснулась внутрь. Замер в полуобороте. Лицо ничего не выражало, зато пристальный взгляд жадно скользил по обнаженному моему телу, боясь хоть на миг где-то задержаться и что-то упустить.
Уверенный шаг в ванную – и поравнялась рядом с ним. Вмиг обхватил за плечи и привлек к себе, жадным поцелуем впившись в губы. Мгновения его напора, мгновения моих колебаний – и смело ответила лаской, отдаваясь его власти и воле…
Нежно провела рукой по спине и замерла на пояснице. Волна удовольствия, прокатившаяся в тот миг по его телу, передалась мне. Невольно задрожала. Вдруг ладонью соскользнул с моего плеча и, ловко нырнув под руку, протиснулся к груди и властно ее сжал до легкой, приятной боли. Неосознанно застонала и еще сильнее приросла губами, языком к его шее, нежно рисуя узоры
…сбывающейся мечты.
Глава Девятнадцатая. Весна
И пустьна улице стоял август 2011 года, на душе моей вновь (а, может, впервые…) расцветала весна.
Солнце засияло на небе, как никогда ярче; пение птиц, ритм летнего дождя после знойного дня, шум прибоя и шелест буйных трав – казалось, словно я впервые открыла глаза и наконец-то увидела мир в егополных красках, во всей его красе.
Все это эхом вторилось биению моего, замершего в безрассудномсчастье, ожившего сердца…
– Злата, я не могу так.
– Что?
– Завтра уже твой День рождение, а я все не могу придумать, что тебе подарить.
Коварно ухмыльнулась.
– Что?
– Да, нет. Не согласишься.
– Что-о-о? – едва ли не взвыл; шаг ближе и, схватив за руки, насильно развернул к себе лицом. – Что ты хочешь?
– Все равно не подаришь.
Нервно скривился, замер, давая понять, что не особо настроен шутить.
Проигравши, стыдливо улыбнулась. На мгновение опустила взгляд, а затем вновь уставилась на него.
– Хочу тебя.
Замерла тишина. Смотрел на меня, словно выискивая подтверждение того, что не ошибся в своих суждениях и предположениях.
С вызовом уставилась и я в глаза, скривившись в ухмылке.
Вздернул возмущенно головой и вдруг, выпуская меня из своей хватки, ступил шаг назад.
– Смотри, чтобы потом не уговаривала передумать.
Растерялась теперь уже я в предположениях.
…
… Жадно сжимая в руках букет красных роз и большого, белого, с сердечком на груди, медвежонка, взволновано переступал с ноги на ногу. Замерла я в смущении, так и не сделав шаг ближе.
Глубокий вдох, и игнорируя все, что надумал ранее, вдруг выпаливает слова:
– Ну, так что? Ты не передумала?
– Насчет чего?
(вздернул бровью)
– Меня в подарок?
(коварно улыбнулась)
– Конечно же, не передумала.
– Тогда одевайся, поедем в ЗАГС…
***
Подали заявление.
И в октябре того же года я стала… его женой, стала Агатовой.
***
Отдавая дань предкам, первыми на пути семейной пары оказались родственники из Петрово. Моя бабуля. Затем – Добровольск, его мать и бабушка.
Глубокий вдох – и познакомиться с ними лишь так, смотря в лицо овальной, жестяной фотографии…
…
– Матвей.
– Да, золотце?
(улыбнулась его ласке)
– Матвей, я хочу ребенка…
(благодарно улыбнулся и поладил меня по щеке)
– Я тоже.
…
– У вас будет мальчик.
Да я и без них уже давно знала, чувствовала. Чувствовала, что это будешь ты, мой сынишка.
Моя ласточка…
Глава Двадцатая. Осень
Настал такой счастливый, и такой жуткий 2012…
Лето в душе моей промчало как-то слишком быстро. Девять месяцев пролетели, быстрее стрелы. И пусть жадно считала каждую неделю, считала дни до нашей встречи, я радовалась каждому мгновению, проведенному вместе.
Сколько я прошла с тобой, сколько радости ты посеял во мне за эти долгие месяцы. Сколько душ спас. Мышка (которую ты вынудил меня спасти из ловушки), уточка (подбитая в электропроводах около двухъярусного моста), карасик, пойманный на мою же удочку, котики, собачки около дачных участков – все эти судьбы ты перевернул, изменил, спас, уберег от смерти. Малыш, ты – самое светлое существо, которое мне довелось повстречать в этой жизни, на этой земле.
И всё ты знал, знал… что произойдет. Знал и пытался, даже, мне это сказать.
(…и была догадка насчет твоей яростина мой поход в РПЦ, да толку?
и пусть специально сменила роддом, да только того, что суждено,… видимо, и вправду, не исправишь, не избежишь, не изменишь;
волей-неволей ты все равно оказался в этом злосчастном месте – и судьба свершила задуманное)
И пусть даже приснился вещий сон – ничего, кроме как первого (и последнего) прикосновения к тебе, мне не было дано.
Я многое могу о тебе рассказывать, показывать, доказывать, но еще большее осталось в глубине моей души, скрытым под толщей болезненного молчания…
Словами горю не поможешь, а слезами – боль не смоешь.
Твой мудрый, радостный взгляд, кривая, как умелось, улыбка и тихий, нежный писк на звуки голоса отца– этого ничто никогда не заменит, и какова бы дорогая цена не была, в итоге, я готова ее заплатить.
Я предлагала взамен счастья свою жизнь, но кто-то свыше решил… иначе.
И вместо меня – забрали
…тебя.
***
Осень…
… и когда успела вновь прийти в мою жизнь? Вместе с желтыми листьями, грустными, тяжелыми серыми тучами… и холодным, полным боли и отчаяния, дождем… пришла ты, пора больших перемен, пора перехода в забвение, пора мудрости и заката глупых чувств и грез. Пора смерти. Привела за руку слепую, седую старуху. И что теперь стоите, смотрите мне в глаза? Чего ждете? Каких слов? Каких действий?
Я замерла, застыла в оцепенении тем далеким, страшным сентябрьским днем, когда в душе уже знала, что произойдет,… но разум еще противился и не воспринимал то, … что суждено, то, что предсказано, то… что, как оказалось, уже свершилось.
Помню то странное, все еще полное надежд утро… Оно всё же настало, я жива и телефонного звонка не поступило. А потому мчу через весь город, мчу на площадь… короткие, быстрые (неуверенные) шаги по ступенькам (долгим, словно в небо ведущим) в храм… рывок – и скрипнула дверь. Скользящий взгляд вокруг: по стенам, по потолку; нервный переспрос, уточнение, где именно ставят свечи за здравие, колкий, боязливый взгляд в сторону креста по усопшим,… и молитвы, первые в жизни в церкви, полные надежды (жажды), но хромой веры, молитвы, поклоны, мольбы… Попытка выкупа чуда пожертвованиями, и снова шаги… шаги на выход, перекреститься и полностью отдать (полностью смириться) … Богу в руки право распоряжаться ЕГО , и моей судьбой…
И снова автобус. И снова я мчу НЕМУ навстречу, на нашу… короткую, такую приятную, трепетную, полную грез и мольбы, встречу.
Минуты, уже (так быстро) привычные минуты ожидания… и снова шаги. Но сегодня всё как-то иначе. Впервые никто, кроме меня, из посетителей сюда не пришел, впервые я одна. Но мысли гоню прочь, всё это неважно, ведь главное… главное – звонка не было, а значит еще есть надежда. Он жив, а значит… я всё еще верю в чудо, я верю в то, что иначе просто не может быть. СО МНОЙ… иначе не может быть. Не может…
– ВЫ???
И пусть я кричала, и пусть еще жадно взывала опровергнуть то, что читалось в их глазах, действиях, смятении и испуге. Пусть...
В душе, в душе же давно весь пазл вчерашний сложился в одну картину…
– Да. Вчера вечером, в … десятого.
Только потом, только спустя день… в морге я окончательно услышу все сказанное в тот сентябрьский день… и узнаю час, когда перестало биться ТВОЕ сердечко. Сердечко, бомбовый механизм, что затаился в твоемтеьцееще восемь с копейками месяцев назад.
Мой мир рухнул и душу выдрали из груди, оставив… лишь пустоту.
Но, почему-то редко болит, и почти не текут слезы.
Просто нечему болеть. Не осталось во мне ничего живого. Не осталось.
Чуда не свершилось. Болезнь не отступила. Жизнь не удержалась.
А Господь не явил своей милости написать счастливую судьбу нам обоим.
Он умер. Ты… умер.
И солнечной поре в моей душе пришел конец.
Лет на десять я в те дни стала старше. Лет на десять.
Детские грезы, самонадеянность и вера исчезли, развеялись по ветру, как дым.
Умерли вместе с тобой.
Дни идут, ночь сменяется днем, и произошедшее не превращается в прах, и не развеивается, как былое накануне.
Нет.
За сентябрем пришел октябрь, а за понедельником – вторник. Солнце всё так же успешно прогоняет дождь, и единственное… что остается неизменным, так это –зияющая рана, злость и попытки оправдать «выбор» Вездесущего. Оправдать. Объяснить. Понять и принять.
(ведь с другой стороны, Он прекратил твои (жуткие, ужасные) страдания, и не обрек меня на беспомощное наблюдение всего этого, что, наверняка, болезненней и невыносимее, чем нынешний исход).
Но… почему-то ни одно «логично обоснованное», «адекватное» оправдание до души не доходит, не становиться легче и не воспринимается всерьез. Тебя нет. И это – факт, которым теперь я живу.
Единственное, что остается, на что способна, так это нездорово цепляться за мечты о будущем. О днях, когда черное смениться на белое, когда снова вокруг станет тепло.
Но впереди зима, зима, когда до разума дойдет всё то, что произошло. Всё то, что случилось. Зима, когда падут оборонительные стены игнорирования и отрицания. Когда сорвется пелена с глаз… и произойдет взрыв. Срыв. И убийственное уяснение … что ТЕБЯ больше нет.
И перестанут вториться в голове стуки лопат, черпание песка, плач и крик.
Останутся лишь твоя улыбка, твой мудрый, полный понимания и знания своей судьбы, взгляд, твой тихий писк и нервный плач от боли…
Прости меня, прости, что не уберегла, прости, что не домолила, прости, что предала (не спасла).
Прости… и спи спокойно.
Я вечно тебя буду ждать, и после смерти искать.
Маленький, нежненький, самый добрый, самый красивый, самый лучший… мой малыш.
Мой сыночек.
Прости меня за все…
… и прими в дар это искренне, мое, покаяние.
Эпилог. Послесловие
Дни идут за днями. Иночь сменяетсяутром.
Не знаю, за что это было дано нам с Матвеем такое испытание. В чем провинились. Видимо, прежних слез было недостаточно.
Сумасшествия буря прошла, и остались лишь тяжелые, одиночные мысли. Вопросы. Догадки.
Возможно, это подсказка, что мы не должны быть друг с другом. А, возможно, совсем наоборот… так судьба показала, что даже такое горе не способно разрушить наше единое целое.
Обида, молчание и срывы стали отступать… и с каждым вдохом, с каждым днем я сильнее ценю то, что ты, Агатов, со мной рядом. Твоя поддержка, твои объятия, твои поцелуи – и даже в аду так можно жить.
Малыша похоронили в Петрово рядом с его прабабушкой и прадедушкой.
Пусть охраняют твой сон, манюня, защищают от чужих взглядов и слов.
Здесь часто около вас бегает маленький щенок. Я знаю, ты непременно этому счастлив. Вижу его– и на душе становится светлее…
Раньше я боялась кладбищ, боялась смерти,… а теперь сама подружилась со старухой.
С радостью, со счастливой улыбкой на губах я мчу сюда, как на свидание. С трепетом и замиранием в душе, поправляю твое одеяльце из глиняной смеси. Я смирилась. Смирилась с нуждой, с тем, что теперь твой дом – здесь.
И поняла чудную вещь. Мне все равно, по большому счету, где ты будешь обитать. Смирюсь со всем, лишь былбы… счастлив.
Недавно узнала, что рядом с тобой, буквально в пару метрах, похоронили девочку, на несколько дней младше тебя. Возможно, она была бы тебе невестой, но жизнь решила иначе. И вы оба ушли…
По крайней мере, не будешь скучать среди толпы побитых морщинами лиц.
Прошлые разы я приносила тебе красный клиновый лист приветом из осени, шишку – из леса, а сегодня – маленький киндер-сюрприз, фигурку крошечного Деда Мороза.
Как ты здесь? Не грустишь уже по украденном джипике? Видишь, наши с папой подарки в этот раз остались целы. Все будет хорошо, и не сетуй на глупых людей. Они не виноваты, что творят, не подумав.
Странно как-то… раньше я чувствовала на кладбище пустоту. Ровную, голую землю, бездушные холмы, как памятники былого. А нынче… блуждаю взглядом по широким просторам леса крестов – и чувствую перед собой целую толпу.
Берегите моего малыша. Берегите, люди…Нынче он – часть вашего, общества. Часть того, куда не страшно мне теперь идти. Я верю. Непременно, неуклонноверю, ты меня ждешь. И когда-нибудь я все-таки заключу тебя в свои жадные объятия.
Но а пока,… пока лишь приветливо машу рукой, а затем ухожу, не прощаясь.
Шаг за шагом. Вдох за вдохом.
Сердце кровоточит. Раны мохом
Покрывает боль и глухая злость
От того, что всё… не сбылось:
Грезы, мысли, просьбы и мечты.
Утонуло всё, оставив мне сны.
И теперь иду, плавая в бреду,
Горько ненавидя чёрствую судьбу.
Кто писал сценарий? Кто придумал то,
Что с тобою встреча была как в кино?
Нежные двенадцать превратились в миг.
И теперь я вечность утопаю в них.
Пара фотографий, пластика кружок –
Вот теперь мой тихий, ласковый мирок.
Буду я у Бога день у день молить
Встречу нашу снова вскоре повторить.
Дать нам не минуты, и совсем не дни,
Подарить нам годы ласки и любви.
Сердце кислотою разъедает мысль:
Всё, что так хотела, потеряло смысл;
Ангел мой хранитель, жизни моей вес,
Наблюдаешь тихо ты за мной с небес.
Сколько не додала, сколько ты не взял.
Как бы я хотела, чтобы ты понЯл,
Что на свете белом нет причин тому,
Что бы я сказала, что хочу судьбу,
Где тебя не встречу, где минуты эти
Не равны столетьям, и тебя в них нет.
Благодарна Богу за твою улыбку,
За счастливы глазки, и надежду зыбку.
Буду я молиться и тихонько звать,
Все моменты наши… горько вспоминать.
Буду я у Бога день у день молить
Встречу нашу снова вскоре повторить.
Дать нам не минуты, и совсем не дни.
Подарить нам годы ласки и любви.
И прости, сыночек, что не прихожу.
В сердце я мгновенья все с тобой ношу.
Сколько б не молчала, не смеялась я,
Всё равно мне больно, больно без тебя.
И прости, коль если, что вдруг где не так,
Не грусти, будь счастлив и не верь во мрак.
Радости желаю, ласки и добра.
И, как будем вместе, разойдется мгла.
Даст Бог, будем снова строить нашу жизнь.
Главное, манюня, ты ко мне вернись.
И как будешь рядом, дай об этом знать,
Чтобы я хоть стала меньше горевать.
А, коль если все же, … не дано сплясать,
Буду я во снах всех… верно тебя ждать.
***
P.S.:не знаю, сколько еще раз придется разреветься от младенческого плача, болезненно зажмуриться, видя детские глаза и улыбки. Не знаю, сколько еще раз нужно прокрутить в голове те такие яркие, трепетные двенадцать дней, чтобы достаточно найти в себе сил вновь поднять голову, устремить взгляд прямо и пойти навстречу обещанной весне.
Весне, когда снова попытаюсь стать полноценной матерью и подарить тебе, Матвей, такое долгожданное счастье …
Счастье быть отцом.