Текст книги "Белая ласточка"

Автор книги: Ольга Коренева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Белая Ласточка

ОЛЬГА КОРЕНЕВА

ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ

 

Художник Любовь АЖАЕВА

«Советский писатель», 1982

Ольга Коренева, 1982 г.

СОДЕРЖАНИЕ

От автора

Отзывы о книге

ПОВЕСТИ

Командировка в Газли

Белая ласточка

Клинический случай

РАССКАЗЫ

Испанец Иванов

Культпоход

Коллега

Ясновидец

Карпов и Лида

Двенадцатый час

Запах вереска

Крем-брюле

Оплачивайте проезд

Ночные голоса

ОТ АВТОРА:

Эту книгу я писала в 70-е, в годы застоя. Я была юная, ранимая, с очень ярким и обострённым восприятием действительности. Училась в Литературном Институте им. А.М. Горького на семинаре известного писателя Юрия Валентиновича Трифонова, и работала. На 4-ом курсе была переведена на дневное отделение. Решила, для солидности, издаваться под псевдонимом Ольга Астахова. Сейчас печатаюсь под своей фамилией.

Ольга Коренева.

Контакты

mailto: [email protected]

Тел.: 8 926 239 94 95

Отзыв на книгу Ольги Астаховой «Белая ласточка». Повести и рассказы. М., «Сов. писатель», 1982. Объем 12 а.л.

Если верно, что стиль – это человек, то я, даже не зная Ольги Александровны Астаховой в лицо, могу об этом литераторе сказать как о человеке распахнутой души, я бы даже сказал – обнаженной, магнитно чуткой ко всему живому – действительно живому в нашей, слишком подчас рациональной и целеустремленной жизни. Отчество Астаховой я нашел в конце ее книги, в выходных данных, но – странно называть этого человека по отчеству после того, как она столь живо и непосредственно ввела читателя в мир своих – опять же судя по интонации – сверстников. Конечно, бывает, что и молодые люди подчас расчетливее взрослых, но молодые герои ее повестей и рассказов живут сердцем, и это, я думаю, найдет отклик даже у пожилого читателя.

Между тем, эта, вышедшая в издательстве "Советский писатель" книга – свидетельство несомненного литературного профессионализма ее автора... Живые характеры персонажей, живой современный язык, сюжетное мастерство... Например, в рассказе "Испанец Иванов", кстати, еще раньше прочитанном мною в журнале "Знамя", просто отлично набрана та духовная высота, на которой, к изумлению их насмешливого окружения, оказались герои.

Заслугой автора является и то, что духовная высота и цельность ее молодых героев обнаруживается в самых будничных проявлениях жизни, в которых нам "проявляется" человек гораздо труднее.

Рекомендую Ольгу Александровну Астахову в члены нашего Комитета литераторов.

10.11.85.

Ю. Сенчуров

Письмо читательницы

Уважаемая Ольга, доброго времени суток. Могу я просить вас, что бы вы выслали мне электронный вариант вашей книги «Белая ласточка». Я проживаю на Украине, поэтому этот вариант будет доступней и удобнее мне и вам. Дело в том, что я никак не могу ее ни скачать, ни заказать почтой. Я большая поклонница вашего творчества, но "Белая ласточка "– книга для меня очень важная, скажу, знаковая. Это книга моего детства, с ней я спала под подушкой, она мне здорово помогла в моей подростковой влюбленности и послужила мне своеобразным мостиком из детства и юности во взрослую жизнь. Я ее очень берегла, но она просто рассыпалась от времени, так как была издана в простой бумажной обложке оранжевого цвета. Заранее спасибо, если вы сможете мне помочь. Простите, что я не представилась. Меня зовут Елена Семкова, живу в Одессе, очень люблю читать, иногда, под настроение, пишу стихи, эссе, коротенькие новеллы, вот вкратце вся я. С нетерпением буду ждать вашего отклика.

2016 г.

Повести

КОМАНДИРОВКА В ГАЗЛИ

Вообще-то звали ее Марджан, а не Светкой: простая узбекская девчушка из небольшого кишлака Айнура, что в семидесяти километрах от нового центра Газли. И только тут, в отделе, куда явилась она на практику лишь три месяца назад, рослая расторопная Марджанка, студентка нефтяного института, вдруг стала Светланой, любимицей – за свою доверчивость, за исполнительность – всего отдела. Как это получилось, она и сама... Да Виктор же и назвал ее так в первый день появления ее в министерстве.

– Светлана, вот эту штуковину, то бишь вычислительный аппаратец, – вы его без сомнения «проходили» в институте? – надо ставить ошуюю, с левой стороны стола, так мне удобнее работать. А вот это, банальный арифмометр, которые ныне есть в конторе любого колхоза, ставьте одесную, вот сюда... – знакомил ее с обстановкой Виктор, старший инженер, чуть иронически склонив голову с белесой волнистой прической («Часа два, верно, сидел в кресле у модного мастера», – сердито решила Марджанка, глядя на его волнистую голову с лоснящимся пробором).

Она скромно поправила его насчет имени.

– Ах, не Светлана? А я бы сказал, – не смутился самоуверенный инженер, – это вам подходит, вы очень, о-очень напомнили мне одну...

– Виктор Палыч, хватит, – оборвала его делопроизводитель Зинаида, дама в летах, возясь с папками у

шкафа. – Сам знаешь, как шеф с утра говорит: «Прекратить треп, будем работать!..» Конечно, она Светик, чудо, а кто же еще...

Так и пошло: «Светик и Светик...» Она и сама полюбила так себя называть. А Виктор, наверное, и не знает настоящего ее имени. Вот и сейчас:

– Све-етка! – кто-то окликает ее на улице. Девятый час, все спешат на работу. Кто же это? А, это Юлька, машинистка из секретариата. Тоже торопится. Живет она рядом с их общежитием, вот Света и сталкивается с ней чуть не каждое утро.

– Светка, погоди! – кричит издали Юлька. – Что скажу!..

Ну и надоела же Свете эта пигалица – бойкостью, болтливостью своей, что ли. В кишлаке, да и в ташкентском училище девушки, как кажется сейчас Свете, куда смирнее, а к таким она пока еще не привыкла...

– Стой, Светик-с, – Юлька, просмотрев по телевизору какой-то фильм-спектакль по пьесе Островского, теперь всегда прибавляет к словам это «с», думает, это очень оригинально. – Милый Светик-с, не торопись, все равно опоздание-с нам сегодня обеспечено-с. На линии авария. Трамваи стоят.

– Как авария? – опешила Света. – Мы же опоздаем!

– А ты думала! – насмешливо сыплет Юлька. А сама оглядывается: нет ли чего попутного? – Вот и я говорю: опоздание обеспечено-с. А нам все равно, – пропищала она нараспев. – По уважительной причине. Не мы одни, смотри...

Вокруг и впрямь – толпами, поспешно идет народ, все в одном направлении – к ближнему метро, а трамваи понуро стоят длинной чередой, как стадо у водопоя. Юлька вдруг метнулась в боковую улочку, остановила такси. Села и укатила... Вот тебе и «все равно». Ну и ловка!

Опаздывать Светлане не хотелось. До министерства еще несколько остановок. Она прибавила шагу, почти бежала.

Легко перебежала через шоссе. Легко, чувствуя какую-то веселую пружинистость во всем теле, перескочила через рельсины... Сама ощутила легкость, ладность всей своей фигуры и, словно упиваясь этим чувством, бежала дальше. Уже и не думала про опоздание. Вроде и не на работу – а просто навстречу утру бежала, навстречу новому хорошему дню, где будет – многое... А Виктор, интересно, он что – тоже опоздает сегодня? Или ему, как и шефу, подают по утрам машину? Вот, четвертый месяц она работает тут, второй... да нет, уже третий месяц, как у них началось это с Виктором, а такой простой подробности о нем – на чем он приезжает на службу – она в точности и не знает. А о Викторе ей надо бы знать побольше!.. Юлька, та уж с первого дня знала бы все это... Виктор – первый и незаменимый советчик шефа, мрачно-свойского старого человека, которого, несмотря на этакую его свойскость и простоту, все побаиваются; Виктор Векшин, светлая голова отдела, он может все, вроде бы играючи, решить и расчислить в кратчайший срок; «мой собственный Карпов», так говаривает о нем шеф, конечно за глаза и, конечно, другим, но почему-то так, что случайно находящийся где-нибудь рядом Виктор это слышит. Уши его и кожа на ухоженной и розовой, как у поросенка, дорожке пробора аж алеют, альбиносово-светлые ресницы сладко помаргивают – доволен, лестно... Но однажды, – взглянув на него из-за стола, Светка подметила это – Виктор вскинул лицо, ехидно и неприятно ухмыльнулся при очередном «Карпове» в свой адрес. «Не проведешь, – говорил его умнющий взгляд, – это нарочно для меня...» «Сие неспроста...» «Повадился сравнивать меня со знаменитым шахматистом, неспроста…» И в самом деле, Виктор исчезал в самые трудные поездки по месторождениям, на самые сложные задания каждый раз – это отметила даже Света – после того, как шеф бывал особенно ласков с ним и нахваливал его.

– Тоже мне, незаменимый! – ворчала тогда Зинаида, ведь ей сразу же прибавлялось работы в отделе. – Посмотрели бы, как он незаменим у себя дома! Ботинки небось не почистит сам. Все мать за него делает. Жа-а-них! – издевательски тянула она на деревенский лад. – Попробуй ожени такого! Все на матери едет, на старой, интеллигентной женщине, одинокой... Эх, плохо нам, одиноким... – вздыхала уже заодно об участи обеих: своей и «интеллигентной, одинокой» матери Виктора. – Ему бы надо помогать ей, а не ей – ему. Он ведь здесь Карпов, а там – тюфяк, пустое место...

– А ты откуда знаешь? – опросила Раиса, Юлькина наперсница из секретариата.

– Знаю, – отрезала Зинаида. – Я с его матерью на концертах встречаюсь.

Раиса часто и подолгу торчала у них в отделе; «часы большого трепа», или «дохлый штиль», так определял это шеф у себя в кабинете. В часы большого трепа Света полностью углублялась в работу – просто, чтоб не обалдеть от скуки и не дать затянуть себя в бабские разговоры: готовила на малом «аппратце» данные для Виктора, делала всю разноску – за себя и за других, – помогала Юльке в секретариате. Собственно, за эту безотказную работящность все Светку и любили; но она-то делала все это лишь из внутреннего упрямства, со зла на пустяковую болтовню или на такое вот куриное клохтанье почти всех женщин на всех этажах министерства... Так бывало часто. А что ждет ее в отделе сегодня?

Два квартала, три трамвайные остановки уже миновала. Опоздать, пожалуй, все же придется, но не намного. Ладно, можно перевести дух . Светка на минуту задержалась около газетного киоска, купила «Известия», «Комсомолку», пошла дальше. Видела бы ее сейчас мама, сельская учительница, там, в Айнуре! Пожалуй, и не узнала бы свою застенчивую, в длинном и, добротном, как халат, платье дочку – в этой уверенной, стильной московской девице, в модных сапожках, с косметикой на веках и – главное – со смелостью, радостью в душе. Еще бы! Четыре институтских года за плечами, в отделе ее ценят... а сейчас она увидит Виктора. И – вот что главное-то! – Виктор будет ей рад! Да, рад, что бы там ни твердила о нем эта противная Зинаида.

Света пошла быстрее. Надо спешить! Вдруг сзади кто-то стал подсвистывать, чьи-то шаги... Оглянулась – двое парней, пересмеиваясь, идут почти вплотную за Светкой: нарочно, балуясь, чуть не наступая ей на пятки. Света – быстрее, и они быстрее; она – тише, и они потише... «Ну вы! Осторожнее там!» – так осадила бы их Юлька; и Света чуть было не крикнула им по-Юлькиному. Но сама лишь чуть улыбнулась, досадливо пожала плечиком. Мельком заметила: парнишки-то совсем зеленые, бог с ними! Из соседнего профтехучилища, наверное...

– Девушка, а опаздывать на работу не того... Ай-яй-яй, слышь, девушка!.. Не хорошо-о...

Голос шутника звучал малость неуверенно. .:.

«Цыц, сорняк», – чуть не срезала его по-Юлькиному Света, но сказала мягко:

– А сами-то?

– А нам можно! – оба обрадованно и дружно заржали.

– Какие остроумные, – сказала Света. – Психи.

И припустилась бегом. Времени оставалось в обрез.

Вот и министерство наконец-то... Четверть десятого, не успела все-таки... Теперь лишь бы проскочить мимо поста общественного контроля...

У самого подъезда опять раздалось за спиной:

– Девушка, а можно с вами познакомиться?

«Вот увязался», – Света оглянулась наскоро: паренек был один, товарищ уже отстал. «Нашел время, ну и дурак!.. Только бы на контроль не нарваться!» Дернула дверь на себя, вбежала, нащупывая в кармане пропуск

– Ваш пропуск, девушка?

«Вот черт, влипла! Может, назад, пока не поздно?.. Да ладно...»

– Молодой человек! Стойте, стойте, вы куда?

– Да он не наш, – голос старухи вахтерши. Взмахнув вязаньем, она выскочила из-за конторки.

На пол, звякнув, упала спица.

– Эй, постой! Ты куда, парень?

Тот рванул мимо нее.

Пользуясь суматохой, Света проскочила к лифту. На всякий случай не стала у него задерживаться, махнула сразу на второй этаж. Там, переведя дух, спокойно подождала лифта.

Когда лифт подошел, в кабине уже торчал тот самый паренек. Ничуть не смущаясь, он ухмылялся. Был, видимо, доволен.

– Ага, заяц?

– А чего?.. Вы на восьмом, значит, работаете?

– Это неважно! Прошмыгнул и рад?

Света старалась быть строгой. Как-никак она старше этого мальчишки, ему на вид лет семнадцать...

– Устроил гонку.

– Кто кого... – согласился парень. – Бег с препятствиями... Спорт!

– Ну вот что, спортсмен. Приехали!

Лифт остановился. Света вышла. За ней выбрался, нескладно затоптался на коридорном коврике и парень.

– Я к себе на работу, а ты мигом вниз – и давай отсюда!

Отчеканила, и сама пожалела, что так резко. И, стараясь смягчить, добавила:

– Давай спеши, у тебя занятия...

– А меня зовут Слава, – заулыбался тот еще шире, протянул Светке ладонь.

– Очень приятно!

Света повернулась, пошла по коридору. Парень затопал следом, потом все же отстал.

– А я опоздал уже... Чего, думаю.

– Давай, давай на занятия, Слава! – уже около двери бросила Света.

– Ну, я пошел... значит... – издали оповестил Слава. – Зайду еще.

Дверь, распахнувшись навстречу, чуть не шибанула Светку в лоб. Выскочила, прыская в кулак, Юлька... Увидела Светку, даже заметила – рысьим оком – удаляющегося нескладного паренька и привычно затараторила:

– Как, проскочила?.. Ну, смело влетай, птичка. Сегодня все опоздали. А бугор-с в яме-с.

«Бугор в яме» – на дикарском министерском жаргоне это—«шеф в кабинете». Работа идет. В общем, бояться нечего.

Они задержались у двери, поболтали чуть.

– А это что за Матросов? – тарахтела Юлька, ткнув вслед пареньку. Тот свернул на лестницу и уже топал вниз. – «Ну, я пошел», говорит, как в фильме... Тоже боец! Герой!.. Штурмом брал неприступный дот! Ха-ха-ха! – залилась Юлька смехом. – Ну, Светка! Ну ты даешь!

– Тсс! Юлька! – засмеялась и Света. – Какой я тебе дот? Да еще неприступный... Так просто, поклонник.

– Ой, не могу! – закатывалась Юлька. – Поклонник с утра пораньше. Ой, девочки, держите меня!.. К – – К Светке, с утра... пете... петеуш... петеушник в ватнике... поклонни-ик...

Смешливая Юлька прямо корчилась от хохота. Даже Светке стало смешно, хоть и понимала, что ничего смешного тут нет.

Шеф, Василий Ефимович, вместе с Виктором вышли из кабинета и очутились против хохочущих девушек.

– В чем дело? – удивился шеф. – Я что-то расслышал – какой-то «петушок»...

Он строго посмотрел на всех. Шеф иной раз умел, особенно с утра, чтоб нагнать «рабочего духу», смотреть строго.

– Какие такие петушки?!

– Петеушник, Василий Ефимович, – не реагируя на строгость шефа, еще пуще закатилась Юлька. – Петеушник, а не «петушок»! В атаку пошел... Как Матросов... – хохотала она. – Это Светкин поклонник.

– А, поклонник, – ответил шеф. И добавил уже деловито: —Раз поклонник, дело другое! Пошли, Векшин.

И они проследовали мимо, продолжая деловой разговор.

Весь этот день Светке было втайне неловко за «поклонника». Что подумает Виктор, в самом-то деле? Проклятая Юлька!

Света переобулась: сапожки поставила в узкий стенной шкаф, надела туфли. Села за стол и, придвинув пачку новых телеграмм и сообщений, приступила к разборке...

Вернулся Виктор. Прошел в особую часть помещения – вроде смежной комнаты, только без двери – к своему обширному столу, где «ошуюю и одесную» стояли «аппаратцы» и новые, уже совсем непонятные для Светы, аппараты и приборы... Полностью уйдя в работу, сидя к нему спиной, все равно она каждый миг его видела, чувствовала, понимала каждое движение: что он делает, с кем, о чем говорит по телефону. Вот он – видела она спиной, собой, особым чувством, – в черном свитере, туго облегающем плотноватое, но стройное тело, высокий, светловолосый, с прической волнистой, даже слишком уж ухоженно-волнистой, с белесыми, пушистыми и длинными ресницами под темными, в соболью ниточку, бровями – такой уж от природы, красивый какой-то севернорусской, и скорее даже не русской, а литовской, что ли, красотой, тридцатилетний, холостой (Зинаидино: «жа-а-них», «такого ожени попробуй»), берегущий себя мужчина, может быть, склонный в будущем к полноте и уж, без сомнения, склонный к спокойной жизни... Вот он, умеющий быть с ней, Светой, в их вечерние послекиношные часы до удивления мягким и добрым, вдумчиво-ласковым, по-братски сердечным и милым... Но... только ли с ней? И были – да нет, конечно же, были, – много ли было у него таких увлечений до нее?.. А о том, что у нее – до него – не было никого, что он – ее первый, Виктор знает. Он-то в этом не сомневается.

В черном, глухом, до лица, свитере он движется от телефона к своим «аппаратцам» легко и уверенно, с бесшумной повадкой ленивого барса. Крупный, слегка упитанный барс в черной шкуре. У них в Узбекистане, говорят, водились в горах снежные барсы. Черных не было. Это первый в природе и в ее девчоночьей жизни черный барс. Барс, говорят, легко может съесть человека?

На спинке стула висит желтый в полоску пиджак черного барса. Шкура неубитого барса, говоря Юлькиным языком. Крохотуля Юлька сама скушает любого барса.

...Звонок телефонный.

– Да? Слушаю...

В трубке голос шефа. Он звонит из приемной замминистра. Нужны такие-то и такие-то бумаги. Нужно с кем-то срочно созвониться. Нужен – ну конечно же, это и так ясно! – Векшин.

– Тебя, Виктор. К шефу...

– Угу.

А сам не двигается, продолжает что-то высчитывать.

– Виктор... – укоризненно.

– Подождет!.. Не мешай.

Что-то новое, холодноватое в его голосе. Сердится на нее или просто занят, заработался? Но она-то при чем? Почему с ней – так нелюбезно?..

Снова звонок.

– Ну как там Векшин?

– Ушел, – ответила Света.

Виктор шумно отодвинул стул. Бросил, не глядя:

– Не могу же я... с пустыми руками.

И вышел.

Вот и все «спасибо за внимание»... А она-то еще завтрак ему притащила из дому... Впрочем, что же? Человек заработался. Вот вернется от шефа, надо его покормить...

– Кури! – сказал шеф, протянул раскрытый портсигар Виктору. Сам он только что ткнул в пепельницу окурок и тут же достал новую сигаретину...

Виктор машинально взял сигарету, размял в пальцах, хотя не курил уже второй месяц. Он думал о своем... «Итак, дело там, в Газли, опять дрянь. Хуже всего – на спецстройке, в пустыне, теперь уже почти родном детище, за которое он в ответе, которое с самого начала он не просто «курирует» (дурацкое словечко!), а вынянчивает руками собственными!.. Там, на этом головном сооружении, опять нехватка с агрегатами, с кольцами, фланцами; поставщики чертовы все дело гробят! И нет на них ни управы, ни «рекламаций!..» Такие вот пироги, Виктор! – пожаловался он сам себе. Заказ наш не выполнен энским заводом, да и истринское предприятие в срок уже не даст оборудования, необходимого для газовщиков. Ерунда и с компрессорами... Того и гляди, выйдут из строя, еле тянут. Подстанция не справляется. Вот уже и скважины кое-где обводняются, а начнутся суховеи– беда будет! План не выполним, это ясно как день... Говорят, в этом году черный афганец дунет раньше обычного. А тогда... Песчаный шквал прервет все работы и по монтажу... Чего-то ждут, каких-то стихийных сдвигов... Да план – это не самое страшное. Перед министром, даже Госпланом еще можно отговориться, попросить отсрочку, ну, выговор вкатят... Перед стихией не отговоришься. К апрелю не успеем – пиши пропало. «Ах, Светка, Светка! – неожиданно подумал он. – Это же твои места, возле Газли!..» Та спецстройка, куда недавно ездил, находится как раз на полдороге между Газли и Светиным кишлаком...

– А! Я и забыл, что ты некурящий, – голос шефа дошел словно издалека. – Ты чего приуныл-то? Соображаешь чего-то, вижу...

– Да так. О компрессорах и все об этих поставщиках, запуталось все...

– Будем распутывать! – пообещал шеф авторитетно.

«Мог бы и не уточнять, и так ясно – работенки теперь хватит», – подумал Виктор... Они сидели в кабинете замминистра, после долгого и нудного, кропотливого докладыванья о ходе дел на южном участке. Зам вышел на минуту, кажется, в партком, оставил их одних. Виктор привычно знал: сейчас они пройдут к шефу в кабинет, шеф расскажет что-нибудь «из быта», может, пару анекдотов – в знак дружбы и особого к нему, Виктору, доверия – и под занавес навьючит его сложными делами по самую завязку. Тоже в знак особого доверия. Гордиться бы тебе этим, Виктор, а ты и впрямь приуныл...

Поднялись по лестнице к себе на восьмой. Шеф, как всегда, начал с пустяков...

– Садись! – двинул Виктору стул. – Еду вчера с совещания, ГАИ останавливает: «Ваши права...» А шофера я отпустил, кто-то у него заболел дома. Отвечаю: «Зачем? Разве я нарушил?» – «Нет, говорит, просто проверка... Посмотреть хочу»... Понимаешь? Говорю, мол, так и так, спешу, у меня...

Шеф опять закурил. «Весь кабинет прокоптил, – отметил Виктор. – И чего он так дымит! Сам желтый уж весь стал, ссохся, стручок прямо. Девки так и зовут его за глаза – стручок. А все дымит... Да-а... А я бросил ведь из-за Светки, ей дым не нравится»... И вспомнилось, как ехали на днях из концертного зала. В троллейбусе впереди них весело сидели два парня, крепыши, розовые как поросята, один, видно, только что отслужил: в общем, – демобилизованный с корешем, слегка «поддатые». Всё оборачивались на Светку, лезли в разговор. Спрашивали насчет остановок, то, се, шуточки... Виктор хлопнул одного по плечу:

– Слушай, друг, что хочешь потом спроси, отвечу. Но сейчас не мешай. Занят.

– Есть, земеля. Заметано. Ты с девушкой. И все дела.

Парень повернулся к другу:

– С девушкой он, понял? Не мешай.

Парни отстали. Светка приподняла от его плеча лицо, взглянула снизу – горячо, преданно. Такой взгляд!.. «А она ведь не красится. Без никакой косметики или чуть-чуть... Это по мне. Да и не нужен ей грим. Глазищи и без того черные, брови – уголь! Вся яркая, ладная. И наряд на ней яркий – джемпер в обтяжку. Восточные девушки, как известно, созревают рано... Но рано и старятся... Нет, к Светке это не относится. Она ведь совсем особенная... Сегодня позову ее домой...»

– Ну, так как? – голос шефа.

Шеф скомкал окурок, бросил в корзину с мусором. «Когда-нибудь спалит Ефимыч кабинет. В корзине-то вон сколько хлама!..»

– Окно открой, Василь Ефимыч, задохнешься.

Виктор иной раз переходил с шефом на «ты». Вдруг, без всякого повода, по тайному капризу... для «духовного тренажа», как называл это про себя. И тот принимал это как должное. Вот и сейчас: в знак того, что оценил такой переход Виктора – к большему обоюдному доверию, что ли, шеф тут же разразился анекдотом.

– Слышал, что я сейчас говорил? Прослушал?..

Шофер мой, конечно, закладывает по выходным. То-то на другой день он немного... того... Да ведь не он один!

– Еще бы!

– В том-то и беда. Вот я и говорю... Сошлись, значит, два представителя, наш и американский. Ну, после всего, на банкете, а-ля фуршет, тот нашему жалуется – пьют у них в Штатах много. Закладывают американцы. «А у вас?» – «А у нас, – отвечает наш, – лишь три вида пьяниц». – «Это какие же?» – «А вот: малопьющие, застенчивые и выносливые...» Слышь, Виктор? Всего три категории. У них больше! «Малопьющие, – поясняет наш, – это те: сколько бы ни пил, все мало. Застенчивые – те, что за стенку держатся, когда домой добираются. А выносливые – которых после пьянки выносят...» Ха-ха-ха! – скрипуче загрохал шеф. – Ничего, а?

– Ничего, – ухмыльнулся Виктор, поднимаясь для виду. – Анекдот скорее грустный, чем смешной... Ну, я к себе, Василь Ефимыч...

– Постой, постой! Я же не кончил... Придется поехать, Виктор. Ничего не попишешь. Жаль мне тебя, но...

– Да я уж понял, Василь Ефимыч.

– Что понял, что ты понял! – чуть не рассердился шеф: он не любил, когда его слишком быстро

понимали. – Я говорю: жаль! Только неделю как вернулся...

– Десять дней...

– А я тебя опять гоню! Отдохнуть не даю. А мне, думаешь, легко – оголять отдел? Но приходится... – шеф говорил искренно... – Ты-то уже знаешь там все. Сумеешь. А кому еще?

Виктор пошел к себе.

У двери шеф нагнал его, остановил.

– Там сейчас сложно, – сказал негромко. – Афганец раньше времени шибанул. И вообще...

– Понял, знаю.

– А сейчас – давай лучше домой, – неожиданно сказал шеф. – Сегодня отдохни. Билет только закажи.

Отдыхать не пришлось, дела все равно закрутили Виктора до вечера. Все же на часок раньше он вырвался. Сказал Свете:

– Свет, шабаш! Отпускаю домой...

– Чего так?

– Ничего. Суши весла, и пойдем ко мне.

– К тебе? – ахнула Света. – Ни с того ни с сего...

– С мамой познакомлю.

– Господи! – еще раз ахнула Света. – Да мы знакомы уже, забыл? И имя помню. «Зовут мою маму, как русскую императрицу, – сам же так ее представлял,– Елизаветой Петровной», – напомнила Света.– А я и без «императрицы» бы не забыла. Прекрасная женщина!

– Вот и хорошо! И ты ей тоже понравилась... Ну, Свет, – ласково упрашивал Виктор. – Тогда ведь мы лишь на минутку заскочили, перед кино. А сейчас – посидим по-людски, чайку попьем...

– Не действуй личным обаянием, – отбивалась Света. – С утра бы сказал! Ну как я в таком виде? Я бы переоделась. Синее платье бы надела, то самое, помнишь...

– Да зачем? Вид у тебя вполне... В джинсах, чем плохо? К министру можно, а к нам с мамой нельзя? Ну, не чуди, Свет. Ну, прошу!

– Ладно, подумаю.

– А то возьму да и уеду, не простившись...

–_Сиди уж! Только приехал, куда тебе ехать.

– Эх, Свет, – вздохнул Виктор, – ничего ты не знаешь.

Уточнять Виктор не стал... После работы шли рядом, дурачились, весело смотрели на встречных. Разглядывали прохожих, все прохожие сейчас казались им какими-то смешными, милыми и нелепыми. То и дело, обменявшись взглядами, Света с Виктором хохотали. Сильный ветер бил в лица, лицо у Светы горело, и от иголок вихря остужались щеки, отдувались назад черные пряди. Сдернула шапочку, отдала их целиком ветру: ей было приятно идти без шапки...

Вошли в здание. Елизавета Петровна открыла им дверь:

– Витя! Светочка! Здравствуйте, – обрадовалась она. – Проходите, проходите в дом! Вот хорошо, что пришли. Как раз к ужину.

– Здравствуйте, Елизавета Петровна. Я ненадолго. Виктор вот затащил.

– И правильно сделал, – ответила ласково Елизавета Петровна. – Как это «ненадолго»! Нет уж, будем ужинать, пить чай. Проходите вот сюда, мойте руки... Отдыхайте... Я сейчас. – Она поспешно удалилась на кухню. Там что-то шипело, жарилось.

Света, выйдя из ванной, прошлась по квартире. Две комнаты, поменьше – видимо, кабинет Виктора. В обеих – тот особый, с тонким вкусом созданный уют, чистая, изысканная, хотя и не очень модная, «со старинкой», обстановка – по которым в доме чувствуется заботливая хозяйка. В кабинете у Виктора – многоступенчатая «стенка» с техническими книгами. А на террасках «стенки» – набор каких-то причудливых стеклянных фигурок и вещиц, разного размера, синих, розовых... Виктор, облаченный уже по-домашнему – замшевый долгополый пиджачок-пижама, вельветовые брючки, тапки с меховой оторочкой, – брал в руки то одну, то другую стеклянную финтифлюшку.

– Чудо стеклодувного искусства, – пояснял, пошучивая. – Глянь, какая белочка!.. А вот аист, ишь ты – как стоит! Это конаковская работа. Конаково на Волге... А вот персонажи русских сказок. Это орехово-зуевское. Стекло-то какое, а?.. Грешен, интересуюсь...

Из кухни слышались плеск струи, стук ножа. Елизавета Петровна поглощена была стряпаньем, спешила.

– Виктор, может, помочь?..

– Ничего... Мама справится.

– Вить... Она и так ведь устала. – Света обвела глазами до лоска начищенный, блистающий паркет, мебель. – А тут еще мы...

– Ты-ы в гостях, – Виктор назидательно погрозил пальцем. – И цыц!.. А уж кто устал, так это я, – с улыбкой, томным баритоном добавил он и потянулся. – Уж так уста-ал...

Сел, вольно развалился в кресле, руку – за голову, другую – наотмашь за край кресла.

– Ну и денек был сегодня...

– Ребятки-и!.. – послышалось из большой комнаты. – Сейчас дам команду: «К столу...» Готовьтесь!

Елизавета Петровна хлопотала уже около серванта, доставала парадную посуду, хрусталь, накрывала на стол.

Света поглядела на томно расслабившегося Виктора. И вдруг кощунственно возразила ему в мыслях: «С чего бы тебе так уставать?! Дров вроде не колол, полов не мыл, землю не копал...» Это вспомнилось ей обычное мамино – там, в кишлаке, – так она вразумляла порой кого-нибудь из старшеклассников, если тот хныкал и жаловался на усталость. «Дров не колол, не пахал, не копал. Даже как мы, женщины, не стирал и полов не мыл. А устал... Устал сидеть на стуле и слушать? Нет, брат, это не ты устал... а другие...» Светка, впрочем, никогда с ней в этом не соглашалась, учиться ведь тоже трудно. Или слишком уж буквально понимала мамины слова... И все же...

– Молодежь!.. Готовьтесь, – повторила, позвала Елизавета Петровна.

– К труду и обороне! – подхватил Виктор и бодро вскочил. – Ну, пойдем питаться, Свет! – Подошел, ласково приобнял ее за плечи. – Сейчас мать нам удружит, бутылочку особого выставит, вот увидишь..

Свете стало вдруг скучновато. И даже как-то не очень уж интересно в этой квартире, с Виктором. Сама даже не поняла, почему. Может, потому, что все тут показалось ей слишком уж – как на безотказных Викторовых «аппаратцах» – отлаженным, расчисленным, рассчитанным. Повела резко плечом, сбрасывая Викторову руку.

– Какой ты!.. – сказала шепотом. – Очень уж ты...

А что дальше – не знала, нужных слов не нашлось..

– Ладно, ладно, Светик, – понял он по-своему. – Ты устала, я устал, все устали... Пойдем лучше выпьем!

За столом Света чувствовала себя скованно. Общая беседа не клеилась. Но Виктора это вроде не смущало. С удовольствием, со вкусом ел блюда, хорошо приготовленные Елизаветой Петровной, подкладывал Свете, галантно подливал всем токай из импортной длинногорлой сосудинки. Пил сам в душу, других не подгоняя, не упрашивая. Было видно – человек просто отдыхает после трудового дня, ему хорошо... Света всмотрелась в лицо Елизаветы Петровны: все еще миловидное, бледновато-меловое – уж не болеет ли? – в сетке мелких морщинок около глаз, с отсветом мягкой, утонченной доброты интеллигентного, глубоко усталого от жизни человека... И что-то дрогнуло в ее душе. Она вспомнила вдруг о своей матери. Чем-то они похожи и, конечно, непохожи, обе эти пожилые преподавательницы, русская и узбечка, одна в кишлаке, другая в столице; но что-то общее, единое есть в них обеих, есть!.. Что же это – общее?.. Света не могла определить...