Текст книги "Бутлегеры"

Автор книги: Олег Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Потом, вернув ключи секретарше, отправился к экспертам. Там шоколадкой не обошлось, за срочность пришлось пообещать бутылку. Но когда мы начали проверять запись на видеокамере, и они, и я забыли обо всем. Запечатленные на ней кадры смогли бы стать украшением передачи "Случайный свидетель" на REN-TV. Это была фантастическая удача! На экране сцена удушения негодяем Батт-Хедом несчастной Ирины Гуревич смотрелась весьма драматично. "Ну, Вязов, ну, сукин сын, и везучий же ты!" – мысленно порадовался я за товарища.

Эксперты сделали мне копию на видеокассету стандартного размера, и я потопал к Петровичу. Тот посмотрел запись и невозмутимо спросил:

– Как к тебе попала эта пленка?

Я рассказал.

– Придется положить видеокамеру на место. Нужно будет изъять ее процессуально грамотно, согласно постановления, в присутствии понятых, и все-такое. Ясно?

– Ясно..., – растерянно кивнул я.

– Тогда действуй. А я поеду в прокуратуру, скажу, что к нам поступила оперативная информация будто бы Гуревич сняла свое убийство на видео.

Спорить не имело смысла. Наша Фемида даже с завязанными глазами зорко бдит за происхождением вещественных доказательств. И обнаруженные при туманных обстоятельствах зачастую отметает.

В общем, пришлось мне снова возвращаться на квартиру Гуревич. Сосед, увидев меня снова, ни слова не сказал, но видом своим показывая как я ему надоел, молча выставил кувалду за порог. Я вернул цифровую видеокамеру на место. Как рекомендуют в детективах, протер носовым платком предметы, которые трогал, потом починил замок, закрыл дверь и приляпал на место уже заметно измочаленные полосы бумаги.

Оперативная информация – это нечто вроде сигналов из космоса. Доказать или опровергнуть, что она имела место невозможно. Поэтому прокуратуре лишь оставалось принять сообщение Петровича на веру и оформить постановление на обыск квартиры Гуревич. На сей раз видеокамера была извлечена из ночника процессуально грамотно и приобщена к уголовному делу. У Вязова появилось железное алиби, что он не убивал Ирину. Однако следователь прокуратуры Муромова сказала, что не исключает возможность соучастия Виталия в преступлении. Мало того, что Бивис и Батт-Хед назвали его при пэпээсниках своим приятелем, так еще у него в карманах обнаружилось золотишко Гуревич.

– Ну, Вязов! Проще вытащить из болота бегемота, чем тебя из того дерьма, в которое ты попал! – изрек Петрович после того, как обрисовал мне ситуацию.

Ночью мне опять позвонил Виталий. Я отчитался ему о проделанной работе. Известие об обнаруженной у Ирины видеокамере он воспринял не как потрясающее везение, а словно само собой разумеющийся факт. Зато, когда я сообщил, что не нашел у него в сейфе материалов по Кедровскому гидролизному, потерял свою невозмутимость.

– Да ты что?! Не может быть! Они должны быть в сейфе! Ты хорошо посмотрел? – чуть ли не кричал он в трубку.

Я заверил, что перебрал каждую бумажку, но материалов так и не нашел. Вязов выругался от расстройства и отключился. Ей богу, странный человек. Ему за свою судьбу надо переживать, а он за работу головой болеет.

КАРТЫ ДО ДОБРА НЕ ДОВЕДУТ

На следующий день мне позвонил Юрка Коньков и попросил привезти чая.

– Какие проблемы, – ответил я его любимым выражением, – пачек пять хватит?

– Не хватит, – заявил он. – Я не для себя прошу. Мой человек по твоему заданию угорел на двадцать пять кило. Теперь ему или чай, или вилы.

Час от часу не легче. Я не знал каким образом угорел юркин сексот, но отдуваться нужно было мне, а четверть центнера чая в пересчете на деньги составляла мою месячную зарплату. Впрочем, я мог потерять всего лишь деньги, а сексот лишиться здоровья или даже жизни. В тюрьме арбитражных судов не существует, и за долги приходится отвечать по понятиям. Делать нечего, надо юркиного человека выручать. Я отправился к Петровичу. Он внимательно выслушал меня, успокоительно похлопал по плечу, мол, не кручинься добрый молодец, и в два счета снял проблему с повестки дня:

– Возьми в камере хранения сколько надо. Только акт составь на уничтожение. В комиссию включи и меня. Придется ради благого дела пойти на нарушение.

Не тратя времени даром, я немедленно отправился в подвал. Там, в помещении медицинского вытрезвителя одну комнату приспособили для хранения вещественных доказательств. Чего-чего, а чая в ней оказалось навалом.

Месяц назад Пашка Бородянский накрыл в одной студенческой общаге подпольный цех, организованный грузинами. Те привозили с родины дешевый чай в мешках, в какой-то типографии изготовили бумажную упаковку для индийского со слонами и наняли наших студенток в фасовщицы. Трудилась на них чуть ли не половина женского населения общежития. Девчонки ради прибавки к стипендии в свободное от учебы время усердно клеили коробочки и объединяли в них грузинское качество чая с товарным видом индийского. Как это нередко происходит в нашей практике, сначала Пашка отловил организаторов цеха и возбудил на них уголовное дело за незаконное предпринимательство, а потом они, отпущенные под подписку о невыезде, дружно слиняли из города. В результате изъятый чай осел в нашей камере хранения и постепенно превращался из вещдоков в безхоз. Как говорится, от большого взять немножко – это не грабеж, а дележка. Я прихватил несколько мешков, загрузил их в багажник своей машины и составил акт, будто бы 25 кило чая съели мыши. На иную уважительную причину моей фантазии не хватило, но и эта показалась руководству убедительной. Акт мне подписали.

Когда я заволок в кабинет оперчасти СИЗО мешки с чаем, Коньков заметно повеселел.

– Ну, молодец, Игорь. А я уже было расстроился. Человечку своему пропистон вставил за то, что он так продулся.

– Юрка, ты расскажи толком, что произошло?

Рассказ Конькова был ярок и колоритен. Он в лицах передавал диалог участников действия, для достоверности обильно пересыпая речь специфическими тюремными жаргонизмами. Его повествование и жестикуляция настолько соответствовали реальным событиям, что я ясно представлял их, словно они разворачивались в моем присутствии.

В общем, выполняя мою просьбу поприжать Бивиса, Юрка решил подвести под него своего сексота – "старового каталу", то бишь опытного картежника, который должен был обыграть его впух и прах, и тем самым поставить в трудное положение. Коньков организовал подселение каталы в камеру к Бивису и спокойно отправился играть с коллегами в "мандавошку", будучи уверен, что опытный сексот все сделает как надо. Действительно, катала, для которого тюрьма была дом родной, без проблем освоился на новом месте, представился камерному пахану, свирепого вида амбалу по кличке "Тарас", и получил козырное место на шконке. Сразу брать быка за рога он не стал, освоился в хате, присмотрелся "ху их ху", вычислил Бивиса. Уже вечером, после ужина достал стирки (карты) и стал зазывать желающих скатать по маленькой. Побаловавшись с пацанами в очко, сумел вовлечь в игру и Бивиса. Но тот, продувшись пару раз по мелочи, скривился и заявил:

– Отстой. Одни бакланы в очко режутся. Я выхожу.

– Нормальная фартовая игра, – пожал плечами катала. – Если зассал, так и скажи, а то начинаешь пургу гнать – игра ему не нравится. Если хочешь знать, в очко в самых крутых казино шпилят.

– Ну вот, типа, каждый пельмень мне сейчас про казино и "блэк джек", станет рассказывать, – усмехнулся Бивис.

– Давай в чо другое перекинемся: в буру, в секу, в рамс, в преф, в покер. Я во все, чо хошь, могу, ежели на хороший интерес. Слабо?

Подначивать потенциальную жертву – немаловажная составляющая искусства карточных шуллеров, и вскоре катала сумел завести Бивиса.

– Ну, если хочешь с голой задницей остаться, давай в тысячу. Очко бакс, – предложил тот.

– Заметано, – кивнул катала. – Только третьего надо. Братва, кто в тыщу играет?

И тут случило то, чего сексот не ожидал. Тарас раздвинул публику, сел рядом и заявил:

– Я играю.

А потом случилось то, чего уже не ожидал никто. К игрокам протиснулся невысокий пухлый паренек в очках с большими линзами и спросил:

– Возьмете четвертым?

– Ты кто? – поинтересовался катала.

– Вова, – пожал плечами паренек.

– Ну, садись, Вова, – кивнул катала, полагая, что принимает в компанию пустого лоха, то есть человека, который однозначно проиграется и заведомо неплатежеспособен.

В это время Тарас взял в руки колоду, внимательно осмотрел карты и заявил:

– Коцаные стирки, однако. Надо бы заменить.

Катала похолодел. Действительно, карты были мечеными. Однако пахан не стал заострять на этом внимание, только одарил сексота убийственным взглядом. И шулер сразу понял – Тарас сегодня должен выиграть, а он приложить все усилия, чтобы так случилось. Кто-то протянул другую колоду, изрядно потрепанную.

– Убери эти мутузки, – скривился пахан.

Потом встал и достал из матраца еще новую нераспечатанную колоду, чем вызвал уважительный гул сокамерников, поскольку тюрьма не казино и неигранные карты тут редкость.

– Шпилим на счастье! – веско объявил Тарас и начал сдавать на туза.

В переводе на нормальный язык его фраза означала, что "игра честная". Однако приз "файер плей" от международной организации спорта он бы не получил. При первой же раздаче катала своими чувствительными пальцами ощутил, что углы у карт подпилены.

Наверное, работавший на Конькова, шулер в своей криминальной профессии не достиг больших высот. К тому же он оказался в непростой ситуации. Во-первых, пришлось работать в одиночку. Во-вторых, над ним довлело обязательство перед опером крупно обыграть Бивиса. А в-третьих, ему нужно было сделать, чтобы в выигрыше остался Тарас. Тот оказался неважным картежником, и катале приходилось буквально тащить его наверх, зачастую жертвуя своей хорошей картой. А еще большим сюрпризом для сексота стала игра Вовы. Паренек, как говорится, видел за версту, просчитывая длинные многоходовые комбинации и успешно их осуществляя. Вова с блеском опускал на землю зарвавшихся игроков, перехваливая их козыри своими. Его расчетливость удивляла даже видавшего виды шулера, а поскольку он сначала не воспринимал парнишку всерьез, то, когда хватился, было уже поздно.

Игра приближалась к концу. Лидировал с большим отрывом Вова. Тарас и катала шли почти вровень. А вот Бивис сидел в большом минусе без всяких шансов выправить положение. Правда, он сам еще не осознал, что дело его безнадежно, и азартно рисковал, пытаясь отыграться. Но то был явно неудачный для него день. Молодой очкарик и пожилой шулер раз за разом сначала загоняли Бивиса на высокий заклад, потом пасовали и, сбрасывая друг другу карты покрупней, делали так, что тому не хватало нескольких очков до объявленной цифры.

Бивис злился. И особенно на Вову, который был в самом большом выигрыше, поэтому то и дело отпускал реплики в его адрес. Тот тоже не лез за словом в карман и крыл не только карты Бивиса, но и его фразы. Они подобно фехтовальщикам обменивались уколами, но их словесные выпады велись на таком необычном слэнге, что непривычно звучали даже в тюрьме, где особенно в ходу ненормативная лексика. Тарас и катала, сидя с отвисшими челюстями, просто охреневали, когда слушали торг примерно следующего содержания:

– Полный отстой! – прокомментировал пришедшие к нему карты Бивис и, чуть помолчав, добавил: – Ладно, пять скажу.

– Маст дай, – печально заметил Вова, разложив по мастям свои карты и, выдержав паузу, произнес: – Рискну. Десять!

Катала был на раздаче, Тарас пасанул, и торг продолжился.

– Вова, ты основательный упырь, но до моей задницы тебе не достать. Пятнадцать! – заявил Бивис.

– Только не пингуй меня за ламера, – скривился паренек. – Я же знаю, что ничего серьезного у тебя на руках нет. Двадцать!

Сказав "двадцать", Вова сделал заявку на то, что обязуется набрать 120 очков. Это рубежная ставка, поскольку больше можно объявлять, только имея на руках "хваленку", т.е. марьяж. Бивис сделал вид, что очень расстроен.

– Заглючил что ли? Говори, твое слово, – поторопил его Вова.

– Обломись, пельмень! Двадцать пять! Добро пожаловать на психоделический сейшн! – с торжеством в голосе воскликнул Бивис, думая, что перебил предельную ставку соперника.

– Рано радуешься, чайник. Сто тридцать!

– Баклан, ты совсем охренел. Сто сорок!

Вова, решив, что поднял ставку достаточно высоко, отступил:

– Ладно, играй, недопаченный, только не надорвись.

– Снимай штаны, кретин. Сейчас я тебя сделаю, – с довольным видом сказал Бивис и, смеясь, захрюкал.

Однако расчет Вовы оказался более верным. Он не стал зацикливаться на возможности использования имеющейся у него "хваленки", а сыграл на Тараса, сбрасывая ему наиболее большие свои карты. В результате Бивис не добрал трех очков и "влетел".

Крупный проигрыш в первой игре Бивиса не смутил, а вверг в еще больший азарт. Он предложил опять расписать "тысчонку". Партнеры согласились. Игра продолжалась почти до утра при свете ночника, закрытого от дверного глазка одеялом, и закончилась только при полном истощении сил всех участников. Но спать никто не лег, пока не был произведен подсчет бабок. С учетом того, что по договоренности каждое очко оценивалось в доллар, Вова выиграл сумму, достаточную для приобретения подержанного "жигуля". Правда, Тарас тут же малость охладил его радость, заявив, что половину выигрыша придется отстегнуть в общак. Сам бугор тоже мог быть доволен, хотя причитающаяся ему сумма была значительно меньше. Катала оказался в минусе. Несколько раз он рискнул, пытаясь удержать в игре Вову, когда тот "сидел на бочке" и сделал это неудачно. После оглашения результатов Тарас сказал катале, что, если у того нет баксов, он может рассчитаться чаем по курсу. Тут же на месте прикинули, сколько это выйдет и сошлись на 25 кило. А вот Бивис проигрался в пух и прах. Ночка обошлась ему в несколько тысяч долларов долга.

В общем, задание опера катала выполнил. Когда на следующий день он давал подробный отчет и рассказывал Конькову о ходе игры, то все недоумевал на каких языках разговаривали его недавние партнеры-соперники – Бивис и Вова. Особенно его удивило, что, ругаясь, они не крыли друг дружке по матушке или фене, а называли совсем не обидными словами. К примеру, Вова с презрительным выражением лица обзывал Бивиса "чайником", а на воровском жаргоне название данного сосуда означает – друг, приятель.

– А Вова за что у вас сидит? – поинтересовался я у Конькова.

– Так его ваши же обэповцы из областной управы арестовали. Он этот, как его, на букву "х", короче.

На язык сразу запросилось что-то совсем неприличное, но я выдвинул другую версию:

– Художник?

– Нет. Черт, забыл как его назвали.

– Хакер? – сделал я еще одну попытку угадать.

– Точно! Он самый, холера такая. Короче, этот Вова залез в компьютерную сеть какой-то крупной фирмы, перевел оттуда на свой счет кучу бабок, а чтобы скрыть свою проделку, устроил фирме Чернобыль.

– Чего?! – изумился я.

– Чернобыль. Мне ваши обэповцы объяснили, что так называется компьютерный вирус. Вот Вова этим вирусом и заразил север в данной фирме. Теперь там боятся его выключать. Говорят, если выключить север, то вирус все программы сожрет.

– Не север, а сервер, – улыбнулся я. – Придется поработать над твоей компьютерной безграмотностью.

Относительно некоторых из упомянутых Юркой терминов компьютерного слэнга я был в курсе и объяснил их ему. Например, "mast die" – "должен умереть", так в шутку называют систему "Windows 95" за ее ненадежность. "Ламер" – это "чайник", который считает себя хакером. "Не пингуй меня за ламера" я перевел Конькову как "Не держи меня за фраера", а "недопаченный", как "недоделанный".

Пока объяснял, Юрка взглянул на часы и решил, что пришло время пить "херши", вернее чай. Чай по изоляторской рецептуре я уже пробовал, от него сводит скулы и сердечко начинает биться с повышенной частотой, поэтому отказался от угощения и хотел было уже попрощаться, но Коньков меня остановил:

– Подожди Игорь. Самого-то главного я тебе не рассказал.

Я снова опустился на стул и приготовился слушать самое главное.

– Утром Бивис подкатил к Тарасу и поинтересовался, есть ли у того дорога. На что пахан ответил, что хата считается лунявой, если у нее нет дороги.

– Подожди, объясни нормально, что сие означает.

Теперь уже Юрке пришлось переводить мне. Оказалось, что "дорога" это связь с волей, и позор тюремной камере, ее не имеющей.

Кивнув, я попросил Конькова рассказывать дальше, только уже в переведенном варианте. И он поведал, что Бивис написал мочой записку своей знакомой, чтобы она передала ему в СИЗО деньги для уплаты карточного долга. Записку Тарас передал одному контролеру, который раньше уже оказывал за деньги курьерские услуги подследственным. К счастью, находившийся в камере катала был настороже и сумел предупредить Конькова о "маляве". Опера негласно подменили записку в кителе контролера на чистый листок, потом прогладили ее утюгом, в результате чего на бумаге проступила надпись буровато-желтого цвета. Юрка дал мне возможность ознакомиться с посланием, и я выяснил, что Бивис просит какую-то Риту загнать, но только не в ломбард, подаренное ей колье и еще связаться с Колчеданом, чтобы помог с деньгами.

Это было уже действительно интересно. Мы договорились с Коньковым, что он обратно поменяет чистый листок на записку и поможет взять контролера под наблюдение, чтобы узнать куда тот отправится.

По такому случаю я даже выпил юркиного наикрепчайшего чая, после чего поехал в райотдел.

Петрович сумел договориться с оперативно-поисковым управлением об установлении за контролером наружного наблюдения. Ребята четко довели объект до адреса, а потом уже Риту сопроводили до оживленного пятачка в центре города, где вечно толкутся мужики с картонными объявлениями "Дорого куплю золото". Там мы ее и задержали в момент совершения сделки. Как бы совершенно случайно. Потом привезли подружку Бивиса к себе в райотдел и стали пудрить ей мозги будто колье, которое она хотела продать, с квартирной кражи. Рита не стала запираться и тут же заявила, что данное ювелирное изделие ей подарил несколько дней назад ее "бой-френд" Бивис. Колье мне сразу же показалось знакомым, только я поначалу никак не мог вспомнить, где его видел. И вдруг меня осенило. Мать честная, так я же видел точно такое в стенном сейфе Колчедана! Я разыскал фотографии, которые мы сделали, когда проводили у него обыск. Есть! Данное колье было запечатлено на одном из снимков.

Привязка Бивиса к Колчедану получалась весьма наглядная, да и Рита вскоре созналась, что "бой-френд" попросил ее обратиться к господину Пахомову за финансовой помощью.

СЛЕДОВАТЕЛЬ С ЦВЕТАМИ

Вязов был немало удивлен. Но не факту появления в его палате прокурорского следователя Муромовой, а тому, что Галина Матвеевна заявилась не с бумагами, а с цветами.

– Здравствуйте, Виталий Иванович, – сказала она. – Я пришла вас поздравить. С вас сняты все обвинения.

– Приятно слышать, Галина Матвеевна. Я же вам обещал, что так и случиться, а вы не верили.

– Потому и пришла сегодня. Честно говоря, я была уверена в вашей причастности к убийству Гуревич. А теперь, в знак признания своей ошибки решила навестить вас и пожелать скорейшего выздоровления. Это вам, сообщила Муромова и положила цветы на одеяло Виталию.

– Спасибо большое. В жизни не слышал, чтобы следователь приносил обвиняемому цветы, – ухмыльнулся Вязов.

– Я бы тоже не поверила, если мне кто-нибудь такое рассказал. Поэтому и вы, Виталий Иванович, никому не говорите, пусть это останется между нами.

– Никому не скажу! – заверил Виталий. – Присядьте, пожалуйста. Просветите, что же такое произошло со времени нашей предыдущей встречи?

Галина Матвеевна прошлась по палате, собираясь с мыслями, потом опустилась на стул и начала рассказывать:

– Знаете, много всего случилось. И главным образом благодаря вашим коллегам. Видимо, Виталий Иванович, они вас очень ценят, поскольку сделали все, чтобы найти настоящих преступников. Раньше я с долей предубеждения относилась к обэповцам, а теперь убедилась, что они умеют здорово работать. Не знаю, как и где они добывали оправдывающие вас факты, но я просто поражалась каким образом им это удается. Сначала ваш начальник позвонил и сообщил, где скрывается участник преступления по кличке Бивис. Потом он приехал лично и рассказал о наличии в квартире Гуревич видеокамеры. И каждый раз его информация подтверждалась. А позавчера приехали двое других ваших коллег – Павел и Игорь. Они привезли ко мне подружку Бивиса и изъятое у нее колье. Она дала показания, что данное ювелирное изделие он подарил ей на следующий день после убийства Гуревич. Ваши коллеги сказали, что раньше колье принадлежало Пахомову. Я вызвала его и предъявила на опознание ювелирные изделия, которые были изъяты у вас, между которых поместила и колье. Пахомов заявил, что колье подарил Ирине Гуревич незадолго до ее гибели. На основании, обнаруженной в квартире убитой, видеозаписи, показаний Пахомова и сотрудников милиции, я уже смогла предъявить обвинение Бивису. И главное, как вы опера говорите, сумела расколоть его. Он сознался и в соучастии в убийстве Гуревич, и в том, что похитил у нее колье, и в том, что, воспользовавшись вашим беспомощным состоянием, подложил вам драгоценности, чтобы направить следствие по ложному пути. Вот так, Виталий Иванович, в вашей реабилитации есть и моя заслуга.

– Спасибо вам большое, Галина Матвеевна. Какое счастье, что в прокуратуре есть такие душевные женщины, – улыбнулся Вязов. – И должен заметить, что расследование вами проведено просто блестяще!

Как истинный джентльмен, Виталий был галантен и не скупился на комплименты Муромовой. Но для него в ее рассказе не было почти ничего нового. Мы регулярно по ночам общались по телефону, и я держал его в курсе расследования. Более того, Галина Матвеевна пребывала в неведении относительно многих моментов, связанных с этим делом, но известных Виталию. Например, она не знала, что Бивис с такой легкостью сознался ей в грехах из-за проигрыша в карты. Не ведала она, что Колчедан через адвоката выразил Бивису свое недовольство за крысятничество с колье и отказался помочь ему с оплатой карточного долга. Пребывала в неведении относительно тонкой работы с задержанным в камере, организованной операми СИЗО и осуществлявшейся через пожилого каталу. Не имела понятия, что Коньков самолично предупредил Бивиса, что если тот не покается чистосердечно следователю, то он и пальцем не шевельнет, когда того будут петушить в камере за карточный долг.

Но главное – результат. Преступник сознался и находится в тюрьме, а невинный Вязов обелен перед согражданами и находится на свободе.

В ДЕЛАХ И ЗАБОТАХ

Возвращение Виталия на работу произошло буднично. Просто пришел человек и сел снова на свой стул. То ли он никогда не верил, что вполне мог бы сидеть теперь в другом месте, то ли просто не хотел думать, что спасла его по сути дела случайность – включенная видеокамера в квартире Ирины, в общем, никакой радости в нем по поводу счастливого избавления от казенного дома не замечалось. Посему я даже не стал ему предлагать обмыть возвращение.

Первым делом Вязов взял у секретарши дубликаты ключей и тщательно обследовал содержимое своего сейфа. После чего произнес:

– А материалов по Кедровскому гидролизному действительно нет.

Немного помолчал, подумал и изрек:

– Какой же я дурак!

– Что-то я не вижу взаимосвязи между твоим "ай кью" и пропажей документов, – заметил я.

– Все оказалось проще пареной репы, и я должен был догадаться об этом раньше. Смотри, какая получается интересная цепочка. Сначала жулики из "заводского" ОПС завладевают акциями Кедровского гидролизного завода на основании поддельного постановления судебного пристава и устанавливают свой контроль за данным предприятием. Затем они узнают, что об их афере стало известно и ОБЭП уже изъял фиктивные документы у реестродержателя. После чего решают устроить мне ловушку с использованием Ирины. Она приглашает меня к себе домой, отключает с помощью наркотика, вытаскивает ключи от сейфа и передает их жуликам. Те забирают документы из нашего кабинета и тем самым легализуют смену собственника акций. Кто сейчас сможет доказать поддельное было постановление судебного пристава или нет? Милиция его официально изъяла, а теперь там его нет. Соответственно, на нет и суда нет. Все, круг замкнулся. Акции остаются у жуликов на законном основании.

– М-да, дело дрянь. Реестродержатель и судебный пристав в сговоре с жуликами. Получается, что никто кроме нас не заинтересован в распутывании данной аферы. Но мне очень интересно кто именно забрал документы. Постороннему человеку это было сделать непросто. У тебя в сейфе такой бардак, что, наверняка, ему понадобилось время, чтобы найти нужные материалы. Да и вообще, посторонний человек в райотделе в ночное время, скорей всего, не остался бы незамеченным.

– Вот где собака зарыта! Игорь, ты уловил главное – документы взял кто-то свой. И я считаю, что это тот же самый человек, который сливал Зубарскому информацию о наших действиях против него.

– Обложили со всех сторон, – констатировал я.

– Тем хуже для них. Они меня разозлили. И лучше бы они этого не делали, – мрачно заметил Вязов.

Зная упертую натуру товарища, я понял, что он "завелся", и кое-кому теперь здорово непоздоровится.

Однако человек предполагает, а начальство располагает. Только Вязов начал обдумывать, как разобраться со своими недругами, как в кабинет заглянул Петрович и попросил зайти к себе.

– Владимир Петрович, у меня материалы по Кедровскому гидролизному из сейфа сперли, – проинформировал шефа Виталий.

– Если по мафиозным бабам шататься, то не только материалов, но и яиц можно лишиться. Я сразу понял, что не просто так она тебя наркотой накачала, только не мог догадаться с какой целью. Сейчас все ясно.

– И что теперь делать? – спросил Вязов.

– А то ты не знаешь?! – возмутился начальник. – Работать, показатели выдавать – вот что! Материал по гидролизному заводу у тебя был зарегистрирован? Нет. Ну и забудь о нем. Нас спрашивают не за борьбу с мафией, а за уголовные дела. Пока ты в больнице кантовался, работа по фальсифицированной водке совсем пришла в запущение. Хватит прохлаждаться! Идите и, кровь из носу, к концу недели выдайте мне результаты по своей линии.

Петрович был прав. Борьба с мафией – дело нужное, дело важное, но с нас спрашивают не за нее, а за противодействие производителям и продавцам "зеленого змия". А те явно расслабились, пока мы решали вязовские проблемы. Пришла пора о себе напомнить.

Мы организовали рейд. Шашки наголо! Звенит в ушах лихая музыка атаки. На киоски рысью арш! Молодые отчаянные бэп-мобовцы, подобно кавалерии Мюрата, вносили в ряды киоскеров смятение и панику, а я и Вязов, как старая гвардия, довершали разгром, протоколируя выявленные нарушения. Все шло по отработанной накатанной схеме, пока в одном из киосков не напоролись на неожиданный сюрприз. То, что обнаруженная в нем водка делалась ключницей, не оспаривали даже владельцы торговой точки. А вот, что за дополнительный торговый знак в виде "Веселого Роджера" нанесен на этикетки бутылок, они не могли объяснить. Зато мог объяснить я. Поскольку сам же его и рисовал, когда мы первый раз изымали эту водку у азербайджанцев, которых нам сдал Мамед.

Получалась какая-то мистика. Изъятая и уничтоженная водка непонятным образом воскресла вновь в первозданном виде. Вязов тоже немало удивился, когда я показал ему нарисованные мною на этикетках черепа над перекрещенными костями. Только он всегда искал мистическому явлению рациональное объяснение, и сразу сообразил, кто нам его даст.

С недавних пор весь изъятый нами фальсифицированный алкоголь поступал на склад УМТ и ХО, которым заведовал Бруевич. Виталий предложил съездить к нему и выяснить, каким образом бутылки с его склада могли оказаться в торговой сети.

Бруевича на складе не оказалось. Но зато там была то ли кладовщик, то ли бухгалтер по имени Галя, которая честно и откровенно высказала нам все, что она думает о своем шефе:

– Послал бог начальничка. К каждому пустяку придирается, а сам в нашем деле ни буб-бум. Одно слово, блатной. Назначить-то его назначили, а как он работать будет, никто не подумал. Недавно начальник УМТ и ХО не выдержал и на оперативке его отчитал за тупость. Привел такой пример: из Краснотурьинска прислали телеграмму "Просим Вас выслать крылья для ГАЗ 21031". Бруеевич шлет им другую телеграмму – "Уточните, правые или левые?", Из Краснотурьинска: "Левые". Бруевич: "Уточните, задние или передние?", Из Краснотурьинска: "Задние". Бруевич: "У нас на складе крыльев для ГАЗ 21031 нет". Ну не дурак ли, право слово?!

– Галочка, – легонько похлопал женщину по руке Вязов, Начальник-дурак – это же так здорово! Это самый лучший на свете объект для шуток. Вот, к примеру, недавно в сериале "Детектив Нэш Бриджес" я видел схожую ситуацию. Там в отдел по расследованию убийств назначили туповатого начальника, так сотрудники прикалывались над ним тем, что каждый день меняли ему ботинки на полразмера меньше, а он не мог понять, почему обувь жмет.

– Здорово! – восхитилась женщина. – Ну-ка, поговорю я с девчатами с вещевого склада, мы нашему Бруевичу такую же подлянку устроим.

В благодарность за ценную идею дама откровенно рассказала нам, что по указанию нового генерала вся изъятая водка отправляется на переработку в некую фирму "Ландыш", которая, согласно договора, обязуется делать из нее средство для мойки автомобильных стекол с одноименным названием. Теперь на склад зачастили какие-то мордовороты, которые в кабинете у Бруевича перетирают с ним свои дела, а потом вывозят водку в неизвестном направлении. Сотрудница склада даже отксерила нам копию договора, при одном взгляде на который нам тут же стало ясно, что фирму "Ландыш" с тем же успехом можно было назвать "Рога и копыта", поскольку по сути своей они близнецы-сестры.

Вместо того чтобы плюнуть и забыть на совершенно бесперспективную для расследования аферу с хищением акций Кедровского завода, он с упрямством снова принялся ее распутывать и восстанавливать материалы. Петрович придерживался того же мнения, как и я. Он предупредил Виталия, что тот может заниматься похитителями акций вместо хобби, но на содействие и помощь пусть не рассчитывает и помнит о повышенном спросе с него за показатели. Вязов принял эти условия, но нашел поддержку в РУБОПе, где его делом заинтересовались и предложили поработать над ним вместе.

Последнее время застать Виталия на рабочем месте было практически невозможно, он целыми днями мотался по городу с рубоповцами, что-то изымая, кого-то опрашивая. Я в их дела не лез, поскольку, не поднимая головы, корпел над приведением в божеский вид литерного дела по алкоголю.