Текст книги "Бутлегеры"

Автор книги: Олег Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Существует расхожее мнение, что подруги криминальных авторитетов писаные красавицы, топ-модели с ногами, как у словацкой манекенщицы Адрианы Скленариковой (длина ее ног – 124 см. занесена в книгу рекордов Гиннесса), и грудью, как у американской киноактрисы Памелы Андерсон. Однако в облике Ирины ничего выдающегося не было. И все же ее внешность нельзя было назвать совсем заурядной. Имелась в ней некая изюминка. Лично меня ее индивидуальность волновала мало. Главное, чтобы было кого вписать в протокол, что обыск производился в его присутствии. А вот Виталий отнесся к Ирине не совсем как к обыкновенной статистке при проведении следственного действия, а с долей иронии. То был верный признак, что она ему понравилась. Обращался он к ней не по имени-отчеству, а как к "госпоже референту", и с лукавой улыбкой. Она платила ему той же монетой, величая нас "господами милиционерами" и обнажая в усмешке белые ровные зубы.

Так они и беседовали:

– Госпожа референт, ознакомьтесь с постановлением о производстве обыска.

– Господа милиционеры, а почему у вас на постановлении нет санкции прокурора?

– Видите ли, госпожа референт, в соответствии с действующим законодательством, мы имеем право производить обыск и без санкции прокурора, но позже должны его уведомить о своих действиях, что мы непременно и сделаем. А теперь распишитесь здесь, что ознакомлены с постановлением.

– Пожалуйста, расписалась. И что же вы, господа милиционеры, намерены искать?

– А где ваш босс трупы прячет? Не знаете? Ну, тогда, госпожа референт, давайте искать вместе. Начнем, пожалуй, с кабинета. Проводите нас, а то у вас такой большой дом, что можно заблудиться.

В отсутствии Петровича за старшего на обыске у нас был Вязов. В кабинете он сразу начал распределять роли:

– Так, Игорь, ты проверь стол. ты, Павел, поройся в шкафу, а вы, парни, осмотрите картины.

– Господа милиционеры, любят живопись? – усмехнулась Ирина.

– Нет, то, что под ней находится. Обычно картинами завешивают стенные сейфы, – усмехнулся в ответ Виталий.

И попал в точку. Под авангардистским полотном с такой же неразборчивой композицией, как и подпись художника обнаружилась ниша закрытая металлической дверцей.

– Госпожа референт, где ваш босс держит ключик от сейфа? поинтересовался Виталий.

– Носит с собой, – торопливо заверила Ирина, но непроизвольно при этом бросила взгляд на кадку с искусственной пальмой в углу комнаты.

Допускаю, что она сама никогда не вскрывала самовольно хозяйский сейф, но совершенно точно, что знала о нем и месте хранения ключика. Мы для виду пошарили в столе и шкафах, но дальше ломать комедию не стали. Вязов решительно направился к пальме и извлек из кадки прозрачный пакетик с ключом.

– Как вы догадались, что он здесь? – изумилась Ирина.

– Дедукция, госпожа референт, просто дедукция, – ответил Виталий, уклонившись от объяснений.

Потом он подошел к сейфу, вставил ключик.... И тут дом огласился воем сирены. Оказалось, что сейф оснащен звуковой сигнализацией. Все застыли, словно взломщики, застигнутые на месте преступления. Не растерялся один лишь бедовый младший напарник Зуева. Он, проявив смекалку, резко сорвался с места и, спустившись вниз, обесточил дом. К счастью, устройство включения сигнализации не имело автономного источника питания и было подключено к общей электросети. Когда все немножко успокоились и пришли в себя, Вязов осторожно повернул ключик и открыл сейф. Перед нашими глазами предстала маленькая копия кладовой Али-Бабы и разбойников. Все пространство тайника было заполнено ювелирными изделиями.

Виталий начал аккуратно выставлять коробочки с драгоценностями на стол, а мы сгрудились возле него, с интересом разглядывая изделия, которые он доставал. А посмотреть было на что. Хозяин дома обладал отменным вкусом и отбирал для себя настоящие произведения ювелирного искусства. Казалось, что мы попали на некую передвижную выставку запасников алмазного фонда.

Постепенно весь стол наполнился разнообразными кольцами, кулонами, сережками и колье, но настоящим украшением экспозиции стала корона, какими украшают головы победительниц конкурсов красавиц.

– Это не ваша? – спросил Вязов Ирину.

– Нет. Это реквизит, – усмехнулась она. – Тимофей Васильевич является одним из учредителей конкурса "Горноуральская красавица", и специально для него изготовил на свои деньги эту корону. Так что она принадлежит ему.

– Понятно, – кивнул Виталий. – Только я подумал, что корона идеально подошла бы к вашей головке. Такой, как вы, я и представлял нормальную горноуральскую красавицу.

Одной этой фразой Виталий моментально завоевал расположение Ирины. Теперь она значительно лояльнее стала воспринимать всегда неприятную процедуру обыска и даже помогла Вязову разгружать сейф. Между тем оттуда на свет божий появилась коллекция значков. Но отнюдь не таких, какие собирают пацаны в пионерском возрасте, а довольно редких. Во-первых, значки были юбилейные, выпускавшиеся небольшими партиями к круглым датам крупных предприятий и организаций, а во-вторых, не просто юбилейные, а изготовленные с использованием драгоценных камней и металлов. Осмотрев коллекцию, Вязов повернулся к Зуеву и спросил:

– Серега, а ты почему не сказал, что Пахомов является почетным сыскарем уголовного розыска?

После чего продемонстрировал ему серебряный значок "70 лет уголовному розыску". Зуич скрежетнул зубами, но тут же, что-то увидев, хитро улыбнулся и сказал Виталию:

– Но ты же тоже не сказал, что Пахомов является почетным обэповцем.

А потом ткнул пальцем в маленький значок с позолотой и алмазной крошкой, выпущенный к 60-летию службы БХСС-БЭП в количестве всего нескольких экземпляров для высшего руководства службы. Наличие таких экспонатов лишний раз убеждало во всевластии денег и отнюдь не способствовало оптимистичному отношению к нашей действительности.

Кроме ювелирных изделий и юбилейных значков в сейфе ничего не было. Нас же прежде всего интересовали документы, однако ни одной бумажки, связанной с коммерческой деятельностью Пахомова мы так и не нашли. А жаль, поскольку дома коммерсанты обычно хранят те документы, которые не хотят оставлять на работе и желают сохранить в тайне.

Таким образом наши надежды обнаружить при обыске документы, которые бы позволили привязать его к уголовному делу в отношении Зубарского, не сбылись. Но оставалась еще надежда отыскать чего-нибудь запрещенное, что бы позволило возбудить уголовное дело в отношении самого Тимофея Васильевича. Лучше всего для этой цели подходили наркотики и оружие.

После того, как все драгоценности были сняты на видео, сфотографированы и аккуратно сложены обратно в сейф. Вязов, обращаясь к Зуеву, произнес:

– По нашей части ничего нет. Может быть, вам повезет больше. Дальше командуй парадом ты.

Зуев кивнул и повернулся к Ирине:

– Слышь, подруга, говорят, твой хозяин большой любитель оружия. Где он его прячет?

Та пожала плечами и с таким видом, будто ей задан детский вопрос, ответ на который известен каждому, сказала:

– В гостиной.

Естественно, что мы все тут же переместились в гостиную. Информация об арсенале в доме Колчедана подтвердилась. Вот только оружие оружию рознь. То, которое находилось в гостиной, было предназначено не для защиты и нападения, а для ублажения тщеславия хозяина. Конечно, для кухонных разборок оно бы сгодилось, но являться с ним, скажем, на бандитскую стрелку стал только идиот.

В общем, в гостиной мы обнаружили некое подобие музейной экспозиции по холодному оружию. Вдоль стен под стеклом на красном бархате покоились флотские кортики, казацкие шашки, самурайские мечи, шпаги, рапиры, а так же в единственном числе присутствовали кирасирский палаш и янычарский ятаган. Не думаю, что эти экспонаты имели музейную ценность. Не перевелись еще умельцы, которые могут изготовить и стилизовать под старину что угодно.

Мы не стали долго задерживаться в оружейной комнате. Стало ясно прицепиться к Колчедану не за что. Но раз уж пришли, то решили осмотреть все до конца. Вязов попросил Ирину стать нашим гидом, и она не смогла ему отказать. Сначала "госпожа референт" провела нас по другим помещениям дома, где мы смогли оценить, как выглядят широко рекламируемые натяжные потолки, а так же достоинства лучших образцов европейских отделочных материалов и сантехники. Потом спустились в подвал, ознакомились с оборудованием сауны, спортивного зала и биллиардной. Экскурсию продолжили во дворе. По ковровой дорожке прошлись от дома до деревянной русской бани, наскоро осмотрели фруктовый сад и псарню, после чего направились к открытому бассейну с фонтаном посередине. В бассейне мирно сосуществовали небольшие осетры и какие-то красные рыбки, должно быть форель.

– Да, молодец, Тимофей Васильевич, устроил себе быт, как в песне, отметил Виталий.

– Не поняла. Почему? – поинтересовалась Ирина.

– В застойные времена была популярной одна песня, выражающая бытовые чаяния русского народа. Она представляет собой рассказ простого советского дипломата: с кем он живет, дружит, что пьет, ест, курит и тому подобное. И есть в ней такие строчки: "А что я ем? А ем я осетрину. Простую русскую еду. Простую русскую еду, ловлю ее в своем пруду", – напел Вязов.

Ирина посмеялась и заметила:

– Красиво жить не запретишь!

– Однако, мне бы очень хотелось кое-кому это запретить! – заявил Виталий.

– Вы предлагаете вернуться к военному коммунизму? – с сарказмом спросила Ирина.

– Нет, я предлагаю вернуться в дом, подписать протокол и распрощаться, – отрезал Вязов.

От обыска остался неприятный осадок. Дело было не в том, что он закончился для нас безрезультатно. И не в зависти к роскоши, которой окружил свой быт Пахомов. В последние годы все мы уже привыкли к социальной несправедливости и к тому, что герои труда едва сводят концы с концами в то время как жулики сорят деньгами. Мы уже убедились в правоте бальзаковских слов, что за каждым большим состоянием стоит преступление и смирились с этим. А особенно паршиво на душе стало от осознания, что грязные колчедановские бабки оказались для кого-то сильнее ментовской чести.

Вскоре после возвращения в райотдел к нам в кабинет заглянул Зуев и сообщил, что когда "уголки" малость поучили уму-разуму охранника, который не хотел нас пропускать на территорию особняка Пахомова, тот в оправдание своей ошибки рассказал очень интересную вещь. Оказывается, незадолго до нашего приезда в будку охранников у ворот заглянул Тимофей Васильевич собственной персоной, сказал, что к нему едут менты с обыском и распорядился их не пущать, после чего спешно сел в машину и укатил через запасной выезд. Из этого следовало, что Колчедана кто-то предупредил о наших планах. И этот кто-то мог быть только свой!

РАННИЙ ГОСТЬ – К ХЛОПОТАМ

Кто говорит, что ранний гость к дождю, кто – к письму, а я утверждаю – к хлопотам. Может быть, ходящий в гости по утрам поступает мудро, но почти наверняка он идет по срочному делу, которое потребует от хозяев определенных хлопот.

В понедельник с утра пораньше к нам в гости заявилась Виолетта. Она терпеливо дождалась, пока у нас не закончится оперативка и пока Вязов не вернется от секретаря, и лишь потом смогла излить душу.

– Да что же это такое делается?! – возмущалась она. – Неужели совсем нет управы на наше рыночное начальство?! Оно уже вконец обнаглело. Последние остатки совести потеряло. Стою я вчера вечером, торгую, никого не трогаю. Подходит ко мне Зубарский, а с ним еще три головореза из бандитской крыши. "Ну, так ты будешь бабки за павильон платить или как?" – спрашивает. Я ему говорю: "Подожди немного, нет у меня сейчас денег таких. Перекручусь немного, займу и заплачу". А он мне объявляет: "Все, ждать больше не буду! Убирай к чертовой матери свой лоток, я на этом месте новый павильон строить буду". Ну, слово за слово, поругались мы с ним. А потом он своим гориллам говорит: "Выкиньте эту лярву с моего рынка вместе со всем ее барахлом! Чтобы духу ее больше здесь не было!" Один бугай как даст ногой по моему лотку, у меня весь товар на землю попадал. Они по нему потоптались. Потом собрали все в охапку и через забор рынка выкинули. Короче, выгнали меня. А Зубарский стоял, наблюдал и ухмылялся. Ублюдок!

В выражениях Виолетта не стеснялась:

– Гады, подонки, мразь! Нашли жертву, беззащитную женщину. Но я им этого так не оставлю. Особенно этому подлецу Зубарскому. Я ему отомщу. Жестоко отомщу! А вы тоже хороши, менты-защитнички. Ну сделайте что-нибудь с этими козлами!

– Подождите, Виолетта, не орите. Объясните, чего вы хотите? – почти цитатой из Корнея Чуковского задал вопрос Вязов.

– Я хочу жить нормально, – всеобъемлюще ответила Виолетта.

– Понятно, – кивнул Виталий. – Я так полагаю, что нормально тебе мешает жить Зубарский?

– Еще как мешает, – вздохнула женщина. – Достал он меня уже до крайности. Своими руками готова эту гниду задушить. Может, мне киллера для Зубарского нанять? У вас на примете нет какого-нибудь недорого наемного убийцы?

– Никаких проблем. У нас для мокроделов здесь служба по трудоустройству организована. Я скажу компьютерщикам, чтобы они тебе прайс-лист с их расценками подготовили, а ты уже сама сориентируешься кого нанять.

– Я серьезно. Говорят, у вас имеется организация, "Белая стрела" называется, которая разных авторитетов ликвидирует. Может быть, вы посодействуете, чтобы она и Зубарского грохнула. Я заплачу, – сказала Виолетта.

– Какой базар! Конечно посодействуем. А, если деньги хорошие предложишь, то мы сами с Игорем Владимировичем возьмемся, – пообещал Вязов. – Подхалтурим в свободное от основной работы время. Завалим Зубарского, и не надо будет головой болеть, как его за решетку отправить.

– Да ну вас! Вам все шуточки, а мне-то что теперь делать. На рынок мне теперь дорога заказана. На покупку павильона нет денег, а лоток мой порушили. Что мне теперь на панель идти?

– На панели тоже имеются свои сложности. Где гарантия, что ты через месяц не придешь к нам снова и не попросишь завались своего сутенера?

– Так что же делать-то?

– Прежде всего, нужно все делать по закону. Противоправные действия имеют обыкновение вызывать цепную реакцию, которую позднее уже невозможно остановить, в результате плохо приходится всем, и правому, и неправому. Итак, что мы можем и должны сделать законным образом в данной ситуации? Это просто-напросто навести порядок на рынке. Сломать систему взимания оброка в виде "черного нала". Если нам удастся добиться осуждения Зубарского, то тот, кто придет ему на смену поостережется обкладывать данью торговцев, установит легальные и разумные расценки за аренду. Однако мы одни, без помощи арендаторов ничего не сможем сделать. А вы все элементарно струсили и спасовали перед жуликами. Ты сама подписала Зубарскому договор займа, другие арендаторы отказались от своих первоначальных показаний, что платили ему деньги без оформления приходных ордеров. Тем самым свели к нулю всю нашу работу. Зубарский понял, что уголовное дело в отношении него разваливается, и обнаглел еще больше. Ничто так не развращает, как безнаказанность. Но, выкинув тебя с рынка, Зубарский допустил ошибку. Теперь он не может угрожать лишить тебя места, поскольку это уже свершилось. Так что, милая, выбрось из своей головки разные глупости на счет киллеров, и давай действовать по закону. Только так мы сумеем наказать Зубарского, а ты сможешь вернуться к торговой деятельности. Отправляйся на рынок, пошушукайся там с девчонками, объясни им, что сегодня разгромили твой лоток, а завтра та же участь постигнет их. Постарайся убедить, что нет и не будет для них никакой защиты от беспредела рыночной администрации кроме нас, обэповцев. Но, чтобы мы снова смогли арестовать Зубарского, нам нужно знать когда они понесут ему деньги. Сможешь это выяснить?

Виолетта немного подумала, а потом тряхнула головой и произнесла:

– А чего? Терять-то мне на самом деле теперь нечего. Пойду агитировать девчонок за дружбу с ментами.

Хождение в народ Виолетты закончилось успехом. Не знаю какие аргументы она нашла для убеждения своих товарок проявить гражданскую сознательность, но, возможно, на решение арендаторов повлияло не столько ее красноречие, как наши действия. Многие события быстро распространяются в массах и без участия СМИ. О проведенном нами обыске у Колчедана не писали газеты, не вещали ведущие теленовостей, однако это событие получило большой резонанс. Весть о том, что менты поприжали известнейшего криминального лидера передавалась по старинке из уст в уста, но расходилась довольно быстро. Узнали об этом и на рынке, из чего сделали вывод, что обэповцы серьезно настроены разобраться не только с Зубарским, но и с теми, кто стоит за ним и фактически владеет рынком.

Виолетта привела к нам двух женщин – Аню и Катю. Или, вернее будет сказать, Анну и Екатерину, поскольку дамы хотя еще и не достигли бальзаковского возраста, но тургеневский уже оставили позади. Обе они так же были челночницами. Сами возили товар из Москвы и сами его продавали. Им тоже надоело отдавать Зубарскому львиную долю, добываемой в поте лица, прибыли, поэтому они согласились передать ему деньги под нашим контролем.

Анна позвонила в среду и сообщила, что деньги ей назначено платить завтра в 11 часов. Она рассказала, что к ней подошли два "кожаных затылка" из колчедановской братвы, показали спичечный коробок с написанной на нем датой и временем, спросили: "Все ясно?" и, получив утвердительный кивок, продефилировали дальше по рынку. К Екатерине они не подходили. Вечером мы привезли Анну к себе в райотдел и тщательно проинструктировали. Переписали номера купюр, предназначенных для передачи Зубарскому и назначили встречу на завтра, непосредственно перед операцией.

В прошлый раз нам довольно легко удалось задержать Зубарского с поличным. Он извлек из того случая урок и постарался застраховать себя от повторения ситуации. Мы уже знали, что на рынке поменяли охрану. С Каминским расторгли договор, а фактически выгнали его, как не справившегося с работой. Пришедший ему на смену отставник из военных первым делом усилил охрану здания администрации рынка. Теперь вместо одного "секьюрити" на вахте сидело четверо. Это обстоятельство нас не особо заботило. По закону милицейской физики для преодоления данного препятствия нужно было лишь применить силу воздействия, превышающую силу противодействия. Поэтому на сей раз мы просто взяли с собой шесть милиционеров особого назначения.

В половине 11-го я и Вязов встретились в подъезде одного из домов возле рынка с Анной. Мы помогли ей прикрепить под платье радиомикрофон, еще раз проинструктировали что нужно говорить, благословили и отправили к Зубарскому.

Спецтехника действовала хорошо. Нам в машине отчетливо был слышен разговор Анны с директором рынка:

– Здравствуйте, Семен Маркович, я деньги принесла за аренду. Как договаривались, десять тыщ, копеечка в копеечку.

– Приходи завтра. Сейчас бухгалтера на месте нет.

– Так ты же раньше без бухгалтера принимали.

– А теперь с ним. Все иди, не мешай работать.

– Но почему? Ко мне вчера двое ваших "быков" подошли и назначили время на сегодня, на 11 часов.

– Какие быки, какие коровы? О чем ты? У нас здесь не ферма, а рынок! Сказано тебе русским языком: арендная плата сегодня не принимается. Тебя известят, когда можно будет заплатить А теперь топай отсюда, не отнимай время. И без тебя тут забот полон рот.

Однако, сорвалось. Денег Зубарский не взял. Мы дождались Анну, сняли с нее радиомикрофон, дали отбой омоновцам и отбыли восвояси.

Творилась какая-то ерунда. За эту неделю мы трижды выезжали на рынок для проведения операции по задержанию Зубарского с поличным, и трижды она срывалась. Директор рынка брал деньги от торговцев утром, днем и вечером, но как только мы приезжали по его душу, сразу начинал отказываться от приема арендной платы. Причем, и Анна, и Екатерина в один голос твердили, что отказ он сопровождает язвительной усмешкой, словно передавая нам привет – "Ну что съели?!" Правда, деньги он отказывался принимать не только от Анны и Екатерины, но и от других арендаторов, однако исключительно в то время, когда мы парились в оперативной машине за оградой рынка в ожидании сигнала.

Сомнений не оставалось. В наши ряды вкралась измена. И от осознания сего факта на душе становилось очень паршиво.

Когда мы узнали, что Колчедан был предупрежден о планировавшемся у него обыске, то решили, что на жуликов "стучит" кто-то из "уголков", ездивших с нами. Но сейчас стало вполне ясно, что мы зря грешили на честных коллег. На рынок "уголки" с нами не ездили. А это значило, что Иуда находился у нас в отделении. Но самое интересное заключалось в том, что состав группы, ездившей на рынок, менялся, постоянными ее членами были только я и Вязов. И единственно мы двое обладали всей полнотой информации: знали когда, куда поедем и зачем.

Факты упрямая вещь. Как бы мы с Вязовым не верили друг другу, в наших отношениях появилась малюсенькая червоточинка. Мы благородно убеждали друг друга, что не сомневаемся во взаимной честности и валили все на происки жуликов, организовавших каким-то образом прослушивание наших разговоров. Сейчас каждый ребенок знает про "жучки", а взрослые дяди могут спрятать их где угодно. К примеру, известен такой случай из практики наших спецслужб, когда они нашпиговали подслушивающими устройствами герб Соединенных Штатов, изготовленный пионерами Артека и преподнесенный ими американскому послу на Ялтинской конференции 1945 года. Герб послу очень понравился, он повесил его у себя в рабочем кабинете, а наши контрразведчики 15 лет подслушивали речи американского дипломата, пока Хрущев Н.С. неосторожно не похвастался об этом.

Мы внимательнейшим образом осмотрели весь кабинет, но нашли только пару-тройку тараканов, а вот из электронных насекомых – ни жучков, ни клопов нам не попалось.

Бесконечно делать хорошую мину при плохой игре, мириться с утечкой информации и ждать пока маленькая червоточинка в наших отношениях разрастется до полного уничтожения доверия друг к другу, мы не могли себе позволить. После третьего неудачного выезда на рынок. Виталий первым предпринял попытку откровенно объясниться.

– Игорь, так дальше жить нельзя, – сказал он. – Измена – это как злокачественная опухоль, которую бесполезно лечить, нужно вырезать к чертовой матери пока она не поразила весь организм.

– Согласен, – кивнул я. – Однако прежде чем резать, надо разобраться где нормальные клетки, а где пораженные. Ты можешь стопроцентно поручиться за кого-нибудь, что информацию жуликам слил точно не он?

– Могу! – веско произнес Вязов.

После этого положил ладонь на уголовный кодекс и торжественно поклялся:

– Перед лицом своего товарища я на этой святой для каждого гражданина книге клянусь, что ни на словах, ни в мыслях своих не выдавал жуликам наших милицейских секретов. Да постигнет меня самая суровая кара, если я вру!

Столь ответственно сделанное заявление требовало ответного хода с моей стороны. Соблюдая церемонию, я возложил свою длань на уголовно-процессуальный кодекс и произнес:

– Клянусь, что я не предавал интересов службы БЭП и своих коллег!

– Ну, вот видишь, Игорь, две здоровые клетки – ты да я, мы знаем. А это уже немало. Согласно статьи 35 УК РФ, два человека считаются группой. Во избежание проколов я предлагаю на ближайшее время ограничить круг посвященных в детали работы по рынку только членами нашей группы, тобой и мной. Как это не прискорбно, но, пока не вычислим гада, который нас продал, и не набьем ему морду, придется ввести режим повышенного недоверия. Теперь будем делать как комитетчики: кто бы ни вошел, все бумаги сразу или в сейф, или переворачиваем лицевой стороной вниз. На случай прослушки – в кабинете планы не обсуждаем, только на улице, и никаких лишних базаров по телефону.

Режим повышенного недоверия быстро принес свои плоды. Коллеги сразу обратили внимание на наше суетливое переворачивание бумаг при их появлении и, похоже, обиделись. В милиции никогда не пользовались пониманием и вызывали усмешку потуги фээсбэшников напускать флер секретности на каждый пустяк. Поэтому, когда мы начали действовать подобными методами, это было расценено как противопоставление себя коллективу, где все зижделось на доверии. Верить в то, что у нас в отделении жулики завербовали стукача никто не хотел, очень уж противна была сама мысль об этом. Один лишь Петрович нас понял и поддержал.

– Ребята, – сказал он нам. – Если предатель завелся в моем подразделении, обещаю сделать все, чтобы вывести его на чистую воду. А пока разрешаю вам вести дальнейшую работу на рынке по индивидуальному плану. Освобождаю вас от рассказа о своих планах на оперативке. И вот еще что. Кроме вас двоих, во все детали мероприятий в отношении Зубарского был посвящен только я. Отныне разрешаю не согласовывать свои действия со мной. Чем меньше круг посвященных, тем лучше. Но любую помощь и содействие я вам окажу. В общем, дерзайте, парни. Если сумеете прижать Зубарского, то, возможно, сумеете узнать у него имя той гниды, которая вас сдала.

И все же, несмотря на испорченные отношения с коллективом, режим тотального недоверия себя оправдал. Зубарского на четвертый раз мы взяли. Получив информацию, что передача денег назначена на воскресенье, в райотделе не сказали об этом ни одной живой душе, а, напротив, всем рассказывали будто бы собираемся в выходные на рыбалку. Сами же в воскресенье приехали на базу ОМОН и напрямую договорились об оказании помощи с ребятами, которые уже ездили с нами на рынок.

Все прошло как по маслу. Зубарский на сей раз взял плату за аренду как с Анны, так и с Екатерины. А потом омоновцы в мановение ока проложили нам путь через тела новых охранников, положенных на пол лицом вниз, до дверей кабинета директора. Зубарский был просто в шоке. Он так старательно тихарился, а менты, один хрен, опять зашухарили его малину. Семен Маркович растерялся до такой степени, что даже не смог внятно объяснить появление у него в сейфе, обнаруженных нами денег. Только талдычил, что это провокация, он будет жаловаться. Версия – будто ему подкинули деньги в запертый сейф, не выдерживала никакой критики и отдавала мистикой. Такое поведение директора наталкивало на мысль, что он уверился в невозможности повторного его задержания с поличным, надеясь на своевременное предупреждение о милицейских кознях, плетущихся по отношению к нему.

Мы доставили Зубарского в райотдел и подробно допросили его. Адвокат Зигельбаум, видимо, выехал из города по случаю выходного погожего дня, поэтому его сотовый телефон не отвечал. От привлечения другого адвоката директор рынка отказался, поэтому беседу с ним проводил Вязов с глазу на глаз. Я в это время в другом кабинете допрашивал арендаторов.

Позднее Виталий рассказал, как в ходе допроса пытался выведать у Семена Марковича кто сдал ему нас, а тот усиленно интересовался человеком, настучавшим на него. Их психологический поединок закончился вничью. Ни тот, ни другой своих источников информации не выдали. В конце концов, Вязову эта игра надоела, он вынес постановление о задержании Зубарского на трое суток и препроводил его в камеру.

СВИДАНИЕ С РЕФЕРЕНТОМ

В понедельник утром у нас в кабинете раздался телефонный звонок. Вязов нажал кнопку громкоговорящей связи, и мы услышали:

– Алло. Мне нужен Виталий Иванович.

– Я слушаю, – Виталий отключил громкоговорящую связь и снял трубку.

– Здравствуйте, Виталий Иванович. Это Ирина.

– Здравствуйте. Только уточните, пожалуйста, какая именно Ирина?

– Та, которую вы называли "госпожа референт". Теперь вспомнили?

– Теперь вспомнил. Вы по поручению своего шефа звоните?

– Нет, я звоню сама по себе. Мой шеф тут абсолютно не при чем. У меня к вам дело.

– Излагайте.

– Это очень деликатное дело и оно касается вас тоже, поэтому мне бы не хотелось обсуждать его по телефону. Давайте встретимся сегодня вечером, посидим где-нибудь, и я вам все расскажу.

– Давайте встретимся. Только предупреждаю сразу, в ресторан я вас сводить не смогу по причине тяжелого финансового положения, но пивом угощу, если пожелаете.

– Вот и замечательно. Тогда давайте встретимся в пивбаре на углу улиц Волочаевская и Самородная. Там подают мой любимый сорт пива "Миллер". Часиков в восемь вас устроит?

– Устроит. До встречи, – сказал Вязов и положил трубку.

После этого он немного помолчал, о чем-то раздумывая, потом поднял глаза на меня и спросил:

– Игорь, у тебя не найдется в займы ста рублей. Пообещал даму угостить пивом "Миллер". Черт знает, сколько оно стоит.

– Сотни нет, но полтинник ссужу, – ухмыльнулся я. – Только, Виталий, говорят, криминальные авторитеты очень ревниво относятся к связям своих подружек с ментами. Напьетесь с Ириной пива, в сон потянет, окажетесь в одной постели. А если об этом узнает Колчедан, скандала не миновать.

– Ерунда, – отмахнулся Вязов. – Это чисто деловая встреча. Я уверен, что Колчедан сам и послал ее на свидание со мной.

Следуя неписаным правилам ритуала свиданий, Ирина, как представитель слабого пола, малость опоздала. Виталий предвидел это и запасся газетой. Он так увлекся чтением, что не сразу заметил появление в пивбаре своей дамы.

– Привет! – раздался голос Ирины возле него.

Вязов поспешно поднялся. Подвинул стул женщине, помогая ей сесть.

– В городе такие ужасные пробки.....,– из вежливости объяснила причину своего опоздания Ирина и крутанула на пальце брелок с ключами от автомобиля.

– Ничего. Говорят, чем дольше ожидание встречи, тем она приятнее, улыбнулся Виталий. – Что будем пить?

– Ну вот, ты уже забыл мой любимый сорт пива, – притворно вздохнула женщина. – Будем пить пиво "Миллер".

– Я не забыл. Просто некоторые люди за рулем пиво не употребляют. Вот и решил уточнить.

– А я надеялась, что обратно мы уедем вместе, и ты будешь защищать меня от придирчивых гаишников.

Виталий засмеялся, ничего не сказал и отправился к стойке бара за пивом. Когда он вернулся с кружками в одной руке и сушеными креветками в другой, дама сосредоточенно изучала какую-то статью в его газете.

– Ничего себе! Представляешь, Брынцалов включил в избирательный список "Русской социалистической партии" под первым номером себя любимого, под вторым – Игоря Брынцалова, под третьим Юрия Брынцалова, под восьмым Татьяну Брынцалову, под десятым – Наталью Брынцалову и под шестнадцатым Александра Брынцалова. Всех своих родственников в думу хочет пристроить, поделилась мнением от прочитанного она.

– Политика – удел богатых людей. Если у человека есть деньги, он может профинансировать избирательную компанию своей жене, если есть большие деньги – то и теще, а если сумасшедшие деньги – то и двоюродному брату тещи первой жены. Надо полагать, у Брынцалова деньги водятся в немалом количестве. Он создал идеальную сферу бизнеса, выпуская одновременно и водку, и лекарства. Если исходить из постулата "пить – здоровью вредить", то благодаря его продукции люди сначала подрывают свое здоровье, а потом его поправляют, причем за все платят деньги.