355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Волховский » Список обреченных (СИ) » Текст книги (страница 9)
Список обреченных (СИ)
  • Текст добавлен: 16 июля 2021, 08:00

Текст книги "Список обреченных (СИ)"


Автор книги: Олег Волховский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14

– Какую карту? – усмехнулся Анисенко. – Нигде нет моих подписей.

– Ты прекрасно понимаешь, какую. Больше некому. Я теперь в их списке по твоей милости. Спасибо тебе! Ты этого добивался?

– Я добивался оправдания невиновного.

– Ну что, добился?

– Посмотрим.

– И не добьешься. Зато меня расстреляют твои друзья.

– Из списка можно выйти.

– И заодно из ПЦ. За пять лет до пенсии. И внуков по миру. И все из-за кого-то болтливого мальчишки, который сам подставился!

И Алексей Матвеевич бросил трубку.

Подходила к концу вторая неделя в коррекционном отделении ПЦ. Это было практически одиночное заключение. Гулять выводили, причем даже на два часа, как пациента Центра. Но выводили в микроскопический дворик с парой маленьких заснеженных кустиков, и всегда одного. «Но все равно гораздо лучше, чем в ИВС, – думал Дамир. – По сравнению с ИВС просто рай».

Примерно раз в три дня приходил психолог. Расспрашивал, просил рассказать о себе поподробнее. Дамир так уставал от одиночества, что и сам готов был исповедоваться до бесконечности. Да и что тут скрывать, когда они видели твою карту? Гораздо труднее было перенести те дни, когда Сергей Юрьевич не приходил.

Как ни странно, взгляды психолога не отличались радикально от взглядов Дамира, Волков вовсе не был восторженным поклонником режима. Или не хотел таковым казаться. Он жестко стоял только на одном: методы Лиги недопустимы. Дамир не спорил. Он и сам никогда не был уверен в их допустимости.

– Да, я так и не думаю, Сергей Юрьевич, – говорил он в десятый раз. – Просто сорвался.

– Вам не нужно передо мной оправдываться, – отвечал психолог. – Наша задача исправить ситуацию.

– Да, да, – кивал Дамир. – Я же не протестую.

– Не протестуете, но и не чувствуете вины.

Дамир вздохнул.

– Я действительно не понимаю, какой вред мог нанести обществу. Моя реплика кого-то побудила вступить в Лигу? Не верю. Это слишком серьезное решение, слишком рискованное, чтобы принимать его на основе флуда в инете.

– Если человек уже об этом думал, вполне могла. Как последний аргумент.

Последний такой разговор был вчера.

Сергей Юрьевич встал, легко коснулся его плеча.

– Все, до встречи.

– Когда?

– Дня через два.

– Сергей Юрьевич, вы не могли бы навещать меня чаще?

– Дамир, карантин сегодня заканчивается, с завтрашнего дня у вас будет больше общения.

Утром он ждал перевода в другую камеру, но ничего не произошло. После завтрака его вывели на прогулку.

Февраль подходил к концу, и погода стояла почти весенняя. Светило солнце, освещая дальнюю стену прогулочной камеры и растапливая снежные шапки на кустах.

Дамир прислонился спиной к этой стене, коснулся рукой горячих кирпичей, закрыл глаза.

В ИВС в прогулочные камеры солнце не заглядывало вовсе, здесь доходило до пояса, и можно было представить, что стоишь на вершине, у подножия простираются поля. А за ними синеют одна за другой новые горные цепи.

Послышался лязг открываемой двери и шаги.

Дамир открыл глаза.

В прогулочный дворик впустили рослого парня, которого Дамир никогда раньше не видел.

– Загораешь? – без церемоний спросил тот.

– Пытаюсь.

Он подошел к Дамиру и протянул руку.

– Меня Федей зовут.

Дамир представился и ответил на рукопожатие.

По тюремным рассказам он знал, что не каждому незнакомцу стоит пожимать руку, но в ПЦ расслабился и не вспомнил о воровских законах.

– Татарин что ли? – спросил Федя.

– Наполовину.

– Здесь мечеть есть.

– Я неверующий.

– Здесь без этого трудно. Я в храм хожу.

– Давно здесь?

– Полгода.

– А я третью неделю. Считая диагностику.

– А до этого?

– В ИВС.

– Там, говорят, камеры на троих. И сухо.

– Да, но не сказал бы, что это райское место.

– Так, понятно, что здесь поприятнее будет. А я в Бутырке был. Вонь, духота, плесень на стенах и спать по очереди.

Дамир не нашелся, что ответить.

– Где-то я тебя видел, – проговорил Федя.

Дамир пожал плечами.

– Вряд ли.

– Ты за что здесь? – спросил Федя.

– Оправдание терроризма. В обще-то, за одну фразу в комментарии.

– И что же ты такого сказал, чтобы тебя сюда упекли?

– Похвалил Лигу.

– Альбицкого?

– Угу.

– И сколько за это?

– До семи лет. Правда, в обмен на согласие обещали штраф.

– Штраф? Мне тоже следак обещал, что, если согласку подмахну, на пыжик не уеду.

– Пыжик?

– Пожизненное. Ну и еще, что здесь курорт. Ну, по сравнению с Бутыркой, курорт, конечно. Так что в этом не соврал. А вот ты заливаешь, парень. Это блок «эф», здесь о штрафах не думают.

– Блок «эф»?

– Тебе не сказали что ли? Коррекционка разделена на блоки. Блок «эф» самый тяжелый. Здесь думают, как бы на пыжик не уехать да под расстрел не пойти. У тебя карту-то снимали?

– Да, конечно.

– И что психолог сказал?

– Что карта чистая. Ну, кроме моего поста. Я и сам знаю, что чистая.

– А в чем обвиняли?

– Кроме поста? В убийстве Анжелики Синепал.

– Это которую в театре отравили?

– В театре. А ее отравили?

– По телеку говорят, да. Рекламка какая-то театральная была отравлена.

– Программка? Вот почему психолог спрашивал про программку…

– Ты ПЗ-то видел?

– Нет. Сергей Юрьевич сказал «тайна следствия».

– Психолог?

– Да, коррекционный.

– Да ты бледный как смерть! Может врача позвать? Они здесь приходят.

– Ничего, – с трудом выговорил Дамир. – Ничего не надо.

Дыхание перехватило, сердце упало куда-то вниз, ногти заскребли по горячему кирпичу.

– Один парень из наших сидел на «А». Ну, он не совсем из наших, коммерс, но мы его защищали, наша группировка, – сказал Федя. – Так вот там было двое пропагандистов Лиги по оправданию терроризма. Так что, Дамик, они были на «А». А у тебя другое что-то.

– Федь, я правда не убивал, – сказал Дамир. – И я не из Лиги.

Дамир пытался дышать глубже, но холодный воздух почти не помогал.

– Федя, – смог сказать он. – А ты здесь за что?

– Семь трупов шьют.

– Неправда?

– Ну, понимаешь, была еще одна группировка, и они очень нехорошо себя повели…

– Понятно, бандитская разборка.

– Ну, можно и так сказать. Но это как дуэль, понимаешь? У них же тоже были стволы.

– Понимаю, – Дамир заставил себя улыбнуться. – В ПЗ есть?

– Ну, а куда оно денется?

– Тебе его показали?

– Да. Но я там ничего нового не увидел. Психолог сказал «карта ужасная». Мне только месяц назад разрешили общаться с другими арестантами. До этого все считали, что я жутко опасный. Бред, конечно. Ну, что я без причины кого-нибудь убью? Там причина была. Вот тебя, Дамик, например, ну зачем мне убивать? Делить-то нам нечего. Ну, завалил ты эту стерву. Мне-то что?

– Я никакую стерву не заваливал, – машинально ответил Дамир.

До конца прогулки он почти не слушал болтовню товарища по несчастью. Больше всего хотелось добраться до камеры и свалиться на кровать, благо здесь не запрещалось валяться днем на шконке. Он с трудом держался на ногах.

– Знаешь, если ты все-таки из Лиги, передай Альбицкому, что он супер, – сказал Федя на прощание.

– Жаль, что ты мне не веришь, – ответил Дамир.

Мечта о шконке не совсем сбылась. У входа в камеру его ждал Сергей Юрьевич.

– Дамир, нам надо поговорить.

– Да, нам надо поговорить, – кивнул Дамир.

Они вошли, и дверь за ними заперли. Дамир сел на кровать, психолог на стул напротив.

– Дамир, у вас сейчас был очень резкий скачок эмоционального фона. Что случилось?

– По карте видно, да?

– Да, это называется мониторинг карты.

– Всем заключенным мониторите?

– Пациентам. Что случилось?

– Думаю, вы лучше меня знаете, что случилось. Сергей Юрьевич, что у меня в ПЗ?

– Дамир, ну не могу, тайна следствия.

– Феде показали.

– Это индивидуально. Значит, с ним уже было все ясно. По вашему случаю идет следствие.

– А со мной не ясно? Разве на карте не все видно? Что там может быть нового?

– Следователь должен проанализировать.

– Какой смысл скрывать от меня ПЗ? Чего о себе я могу не знать?

– Человек частенько о себе многого не знает.

– Сергей Юрьевич, почему я в блоке «эф»?

– Потому что терроризм – это тяжкое преступление.

– Оправдание терроризма – тоже?

– Конечно. Все, что имеет верхнюю санкцию свыше пяти лет – тяжкое преступление.

– Настолько тяжкое, что меня надо помещать в один блок с убийцей семи человек?

– Дамир, успокойтесь, все нормально. Федя Бурый, конечно, для вас не самая подходящая компания. Подберем кого-нибудь поадекватнее.

– Тоже убийцу?

– Посмотрим.

– Здесь другие есть? Не убийцы?

Волков молча отвел глаза.

– Сергей Юрьевич, с меня сняли обвинения в убийстве? – спросил Дамир.

– Дамир, тайна следствия.

– Сергей Юрьевич, зачем вы мне врете? Это меня касается напрямую, я имею право знать.

Психолог встал.

– Все Дамир, разговор окончен. Пообедаете и ложитесь спать. Стресс мы снимем.

– Дистанционно да? Через моды?

– Да, это безболезненно.

– Интересно, а расстреливаете вы с обезболиванием?

– Дамир, мы не расстреливаем.

Психолог подошел к двери и позвал охрану, чтобы они открыли.

– Все, обедайте и спите, – на прощанье сказал он.

За обедом Дамир почти ничего не съел, несмотря на довольно приличное пюре с курицей и чай. Несколькими глотками последнего он и ограничился. Кусок не лез в горло. Да и чай казался безвкусным, как вода. Просто хотелось пить.

Зато после обеда его начало неудержимо клонить в сон, так что он проспал до ужина.

«Снятие стресса» через моды работало примерно, как искусственный опиат: отодвигало, а не снимало боль. И лишало энергии с ней бороться.

Он проснулся в состоянии апатии. Делать не хотелось ничего, в том числе есть ужин. Он оставил его полностью.

Тоже случилось с завтраком: выпил только чай.

На прогулке Дамир снова был один, зато апатия начала немного проходить, то ли от мороза, то ли свежего воздуха.

Он вспомнил, что Федя говорил, что узнал об отравлении Синепал из телепрограммы.

Интересно, что это была за программа?

И Федя обмолвился, что он Дамира где-то видел. Может быть, действительно видел? По телевизору.

Телевизор в камере был, и смотреть его не возбранялось, но в семье Дамира телевизор не смотрели никогда, и он с детства привык, что этот агрегат годен только на то, чтобы загрузить на него что-нибудь из ютуба, если хочется посмотреть на большом экране. Но ютуба здесь не было. И Дамиру даже в голову не приходило включить телевизор. Он просил психолога распечатывать новости из интернета, но тот делал это нерегулярно, с большим опозданием и далеко не все.

Телевизор располагался в ногах кровати. Как только Дамира привели с прогулки, он нашел пульт и включил его. Было очень неудобно пользоваться, по сравнению с компьютером: мало кнопок и нет мышки. Дома у Дамира к телевизору была подключена клавиатура.

Но все же он смог отфильтровать новостные и общественно-политические программы за последние три недели. Набрал в поиске «Лига». Вот новость о его задержании, о его аресте. Какие-то не секретные, уже известные ему, новости о ходе следствия. И наконец, программа из цикла «Чрезвычайное происшествие» под названием «Лига. Часть третья. Исполнитель».

Дамир включил ее с некоторым внутренним содроганием и начал смотреть.

Заиграла тревожная музыка, сопровождая не менее тревожный видеоряд: взрывы, стрельба, человек под прицелом.

– Теракты, взрывы, поджоги, убийства сотен мирных людей – все это Лига Альбицкого, – проговорил взволнованный и осуждающий голос за кадром. – Которая издевательски именует себя «Лигой свободы и справедливости». Неделю назад всех нас потрясло новое чудовищное преступление так называемой Лиги: жестокое и подлое убийство одной из самых талантливых и влиятельных журналисток России: Анжелики Синепал.

– Никакая она не журналистка, – шепотом прокомментировал Дамир. – Она пропагандистка.

– Ее отравили в театре, во время оперы, – продолжил диктор. – Подменив программку на покрытую сильнейшим ядом. Спустя несколько дней она умерла. Но следствие быстро вышло на исполнителя. Хотя это был беспрецедентный героический труд. Надо было просмотреть многие часы видеозаписей, допросить сотни свидетелей. Но они нашли его.

И на экране появилась его Дамира фотография в рамке.

– Вот он, – продолжил комментатор. – Дамир Ринатович Рашитов – мусульманин, приехавший к нам убивать.

– Откуда приехавший! – прошипел Дамир. – У меня прадед уже был москвичем!

– Его нашли по комментарию в интернете с прославлением Лиги. Он долго отказывался признавать вину, но доказательств было слишком много, и они были слишком несомненны, что дало следователям возможность отправить его в психологический центр для картографирования мозга.

– А о том, что я сам туда поехал, забыли сказать? – прокомментировал Дамир. – О том, что я согласие подписал, чтобы снять обвинение в убийстве.

– Итак, что же показало картографирование? – спросил ведущий передачи. – Мы спросили об этом у главного психолога Лесногородского центра Алексея Матвеевича Медынцева.

В кадре появился пожилой человек с сединой в волосах и мягкими чертами лица, которого Дамир раньше никогда не видел.

– Да, – сказал он. – Дамир Рашитов, к сожалению, виноват. Мы сняли карту, у него положительное ПЗ.

– Итак, убийца найден и арестован, – торжественно заключил ведущий. – А что же Лига?

В кадре на фоне американского флага появился Андрей Альбицкий.

– Парень не наш, – сказал Андрей.

– Вот так! – прокомментировал закадровый голос. – Лига тотчас отреклась от своего исполнителя! Все! Они его использовали – и больше он никому не нужен. Можно на помойку выбрасывать. Мы попросили комментарий у нашего эксперта.

Эксперт оказался полным крупным мужчиной больше всего похожим на представителя силовых структур.

– Ну, конечно, они его не признают, – сказал он. – Это будет для него приговор, если признают. Лига – огромная разветвленная организация со сложной структурой, там человек, как винтик. И создана эта структура на деньги западных спецслужб и тесно с ними сотрудничает. Альбицкий скрывался сначала в Финляндии, потом во Франции. Но за всем этим в конечном итоге стоит Америка. Западные спецслужбы помогают ему скрываться и менять страну за страной. И обеспечивают его всем: оружием, ядами, деньгами, фальшивыми документами. И вся его деятельность направлена против России.

На экране снова возник Альбицкий на фоне финского флага, который сменился французским, почему-то английским и, наконец, американским.

– Кстати, об оружии, – продолжил ведущий. – Когда Рашитова поместили в психологический центр, в его квартире провели обыск. Так что посмотрите.

И кадре появился обеденный стол действительно в его квартире, а на столе несколько винтовок, пара пистолетов, граната, несколько старых сотовых телефонов и пластмассовых дешевых будильников.

– Человеку несведущему может показаться странным такой набор, – объяснял ведущий. – Но любой эксперт вам скажет, что из этих деталей можно собрать самодельное взрывное устройство.

Интересно, где был отец, когда они все это затаскивали в квартиру, думал Дамир. И где был адвокат. Ему уже почти не было страшно. Он представил, как они затаскивают весь этот арсенал к нему на двадцать третий этаж, и хмыкнул. В кадре не было ни отца, ни адвоката. И слова, конечно, не дали ни тому, ни другому.

– А еще был конфискован домашний компьютер Рашитова, где весь жесткий диск забит инструкциями для взрывников.

– А вот это уж совсем бесстыдное вранье, – вздохнул Дамир. – «Поваренную книгу анархиста» видел, конечно, в интернете, но никогда ее не сохранял.

Утром, не дав позавтракать, его пригласили с вещами на выход. Даже надели наручники.

У ворот психологического центра ждал автозак. Полтора часа в холодном «стакане» с узкой наклонной скамеечкой, на которой невозможно усидеть, и вот, автозак остановился, и его вывели на улицу, также в наручниках. Над ним возвышалась громадина Лубянки.

Глава 15

В кабинете его ждали оба следователя: Александр Филиппович Маленький и Василий Иванович Кивалин, их помощник по имени Глебчик за компьютером и незнакомый Дамиру светловолосый и коренастый молодой человек лет тридцати, к которому следователи обращались «Лешик».

Дамиру предложили сесть, но наручники не сняли.

– У нас к вам предложение, Дамир Ринатович, – начал Александр Филиппович. – Вы нам напишите чистосердечное признание, а мы со своей стороны похлопочем за вас в суде.

– В чем признание? Про комментарий я уже писал.

– Да причем здесь комментарий? Забыли ерундистику эту! Я имею в виду убийства: Анжелика Синепал, судья Беленький, прокурор Земельченко, губернатор Свердловкой области Артюхов, ветеран боевых действий майор Бричкин и полковник СБ Максим Немиров.

– Всего-то! Я и до Екатеринбурга доехал?

– Это вам виднее, Дамир Ринатович. Может быть, долетели.

– Я даже не обо всех слышал.

– Ничего, мы вам напомним обстоятельства.

– Еще раз. Я не имею никакого отношения к Лиге. Я никого не убивал. И вы это прекрасно знаете. Мне психолог, который снимал карту, сразу сказал, что карта чистая, и в убийстве я невиновен. Неужели от вас скрыл?

– Вы видели свое ПЗ? – подключился Василий Иванович.

– Нет, мне не показали.

– Тогда ознакомьтесь.

И он протянул Дамиру листок с печатью психологического центра.

«Психологическое заключение: положительное. Основные выводы: Рашитов Дамир Ринатович виновен в убийстве Анжелики Геннадиевны Синепал, он также является автором поста «Лига – это настоящие смелые парни, которые не говорят, а делают» и состоит в Лиге Свободы и Справедливости».

Дамир печально улыбнулся.

– Да, я предполагал что-то подобное после того, как меня просветили, что такое блок «F» Психологического центра. Это фальшивка, и вы об этом прекрасно знаете.

И Дамир небрежно положил бумагу на стол.

– Я хочу, чтобы вы поняли одно, – сказал Кивалин. – Психологи подтвердят все, что мы напишем.

– Я не понимаю, как так можно? – проговорил Дамир. – Как можно умышленно вешать на невиновного несколько убийств. Вы же точно знаете, что я невиновен. Я пытаюсь и не могу представить себя на вашем месте. Как, при каких обстоятельствах я бы мог пойти на такое? Под страхом смерти? Под пыткой? Но вас же не пытает никто! Неужели из-за денег? Или из честолюбия? Но честь здесь ни при чем. Все же откроется рано или поздно. Неужели ради продвижения по службе? Но это же несопоставимо: продвижение по службе и человеческая жизнь.

– Это все лирика, Дамир Ринатович, – сказал Маленький. – А наше предложение вполне конкретно. Или вы сейчас подписываете то, что я сказал. И сегодня же вечером возвращаетесь в комфортные условия Психологического Центра. Или вы все равно подписываете все это, но будет больно, и вы останетесь у нас.

– Я ничего не подпишу. И я хотел бы видеть моего адвоката.

– У них очередь. Так что не сейчас. Сегодня не получится, – сказал Кивалин. – Кстати, вот посмотрите еще один документ.

Это был протокол обыска с полным списком «найденного» оружия.

Дамир рассмеялся.

– Я видел этот арсенал по нтв, и все хотел вас спросить: «Не тяжело было тащить это ко мне на двадцать третий этаж?»

– У вас хороший грузовой лифт, – заметил Кивалин.

– А-а, тогда понятно.

– Дамир Ринатович, вы можете объяснить происхождение и назначение этого оружия? – спросил Александр Филиппович.

– Происхождение – легко! Когда меня задерживали, у меня изъяли ключи от квартиры. Кто-то из вас, господа, или ваших подчиненных взяли этот арсенал и перетаскали в мою комнату, когда отца не было дома. Или его не постеснялись? При нем распихивали по шкафам, чтобы сразу «найти»? Что же касается назначения с этим сложнее, я не очень разбираюсь.

– Ну, похоже, по-хорошему у нас не получается, – вздохнул Маленький. – Снимайте ботинки и носки.

– Зачем?

– А сейчас увидите.

В наручниках это было не так просто осуществить. Он провозился с этим гораздо больше, чем обычно, ловя на себе ухмыляющиеся взгляды следователей. И тут же почувствовал себя глупо и не защищенно.

Но долго анализировать свои ощущения ему не пришлось. Тот, которого называли Лешиком, подошел, снял браслет с его левой руки и тихо скомандовал:

– Руки назад, за спинку стула.

И защелкнул наручники у него за спиной.

Потом ремнем привязал его к стулу. И связал ноги.

– Что вы собираетесь делать? – взволнованно спросил Дамир.

– Президенту звонить, – усмехнулся Маленький.

– Леш, а может к батарее? – спросил Кивалин. – Оно надежнее.

– Батарея – проводник, – сказал Лешик. – Ничего, стул у стены, никуда не денется.

– Ну, тебе виднее. Ты – телефонист.

Лешик сел рядом с Дамиром и водрузил на стол старомодный коричневый чемоданчик не больше нетбука, но толщиной с кулак.

Внутри действительно оказалась старинная черная телефонная трубка.

– Это еще что за раритет? – спросил Дамир.

– Очень полезный раритет, – ответил Александр Филиппович. – Называется «электровспоминатель».

Лешик вытянул из чемонданчика два оголенных на концах провода и присоединил их Дамиру к пальцам ног.

– Понял, что за раритет? – спросил Василий Иванович.

– Ну, что ж, вы, начинайте, – хрипло сказал Дамир.

– Начать мы всегда успеем, – заметил Маленький. – Но мы же не изверги какие. Давайте вы лучше добром все подпишите, и мы мирно разойдемся.

– А потом меня расстреляют, – сказал Дамир.

– Да, ладно! После чистосердечного признания? Да максимум двадцать лет.

– Угу! Пустячок. Спасибо!

– Дамир, да ты не выдержишь. Никто не выдерживает.

– Посмотрим.

– Ну, как хочешь. Давай смотреть.

Лешик несколько раз крутанул ручку старинного телефона и нажал какую-то кнопку.

Боль была адская, дыхание перехватило, свело мышцы ног, было ощущение, что с них сдирают кожу, и Дамир услышал свой крик.

Потом скрежет крутящейся ручки и снова боль. И так десяток раз, без передышки.

– Ну, что надумал сознаваться? – услышал он голос Маленького. – Это только начало, парень. Это ласково. Есть вещи, от которых ты будешь ходить кровью под себя и захлебываться рвотой. И на ноги не сможешь подняться. Ну, что?

Дамир молчал.

– Лешик, ну, добавь ему, – бросил Маленький. – Он еще не понял.

И все началось снова.

Он бы давно все подписал, если бы ему дали передышку. Он бы смог обдумать ситуацию и сдаться осознанно, потому что другого выхода не осталось. Но всякая логика отключилась, остались одни инстинкты, и единственная реакция, на которую он был способен – не реагировать вообще. Так животные замирают в присутствие опасности, если не могут бежать. И часто гибнут из-за этого.

– Ну, что будем говорить? Подписываешь? – раздавались откуда-то издалека голоса следователей, и он уже не различал, кто что говорит.

Наконец, он потерял сознание.

Но долго пребывать в беспамятстве ему не дали, окатив водой из ведра.

– Ну что? – услышал он голос то ли Маленького, то ли Кивалина.

Что? Он уже не понимал, что от него хотят. Дамир привык жить рассудком и все взвешивать, импульсивность никогда не была его сильной стороной, он вообще не умел быстро принимать решения.

Он тормозил, он впал в ступор.

– Ты что заснул? – орал кто-то из палачей. – Ну, сейчас мы тебя разбудим. Давай, Лешик, сдирай с него штаны.

И он почувствовал, как на нем расстегивают джинсы и стягивают вниз до голеней и щиколоток.

Один провод отсоединили от пальца на ноге и завели в пах. Дамир попытался отстраниться хоть на сантиметр, но было некуда. И провод последовал за ним.

Теперь палачей было двое. Лешик держал провод, а Маленький крутил ручку и давал разряд.

Дамир кричал, стонал и, кажется, плакал.

– Рука устала, подмени, – услышал он голос Лешика.

И на смену ему пришел Кивалин.

– Гад! Он меня обмочил!

Дамир почувствовал горячую струйку, стекающую по голени, и ему стало невыносимо стыдно, словно это имело какое-то значение.

– Девку-то твою, как зовут? – спросил Кивалин. – Дашка, что ли? Ну, ей не понравится то, что мы сейчас сделаем.

– Я ее больше не увижу, – тихо сказал Дамир.

– Он что-то сказал? – усмехнулся Маленький. – Да неужели? Лед тронулся. Увидишь, если постараешься. А если не постараешься, ее никто больше не увидит. Она ведь с тобой была в театре?

Дамир молчал.

– Ну, что уже теперь молчать? Сам нам все рассказал. Была с тобой – значит, сообщница. Знаешь, мы думаем, она – идеолог Лиги. Отличница, да?

Даша. Маленькая, хрупкая, со светлым коротким хвостиком. Девочка-эльф. Дамир вспомнил, как они вдвоем жили в Болгарии в квартире, которую отец когда-то купил для бабушки. С балкона с арочным сводом было видно море, во внутреннем дворе с бассейном пышно цвели белым и розовым какие-то кусты, похожие на сирень, а у дальней стены длинного строения под черепичной крышей росли темно-красные штамбовые розы.

А над балконом летали ласточки, свившие под сводом гнездо. А они с Дашей сидели за маленьким круглым столиком, потягивали вино из высоких бокалов о чем-то болтали и смеялись.

Дамир закрыл глаза.

Они могут лгать. Они всегда лгут.

– Она на свободе? – тихо спросил он. – Или уже арестована?

– На свободе, пока, – сказал Александр Филиппович. – И там и останется, если будешь хорошо себя вести.

Дамир молчал. Он им не верил.

– Саш, да что ты с ним церемонишься? – раздался голос Кивалина. – Давай ему устроим «супермаркет». Живо все подпишет. Уж три часа с ним возимся! Надоело!

Три часа! Это число поразило Дамира. Неужели он терпит это три часа!

– Ну, готовь «супермаркет», – сказал Маленький. – Дамир, а ты запомни: не начнешь говорить, с твоей Дашей будет тоже самое.

В руках у Кивалина появился полиэтиленовый пакет, скотч и какой-то пузырек. Дамир не сразу сообразил, зачем все это.

Пакет надели ему на голову и молниеносно замотали скотчем.

Дамир попытался сделать вдох и в нос ворвался резкий запах нашатыря и разлился болью в легких. Он задержал дыхание, но усилий хватило ненадолго. Второй вдох оказался еще мучительнее первого. Он начал задыхаться и сделал попытку втянуть воздух вместе с пакетом, чтобы прокусить его. Но пакет не поддавался. Дамир слишком ослаб, и даже малейшее усилие давалось с трудом.

Он начал терять сознание.

– Ну, будешь говорить? – услышал он чей-то голос откуда-то издалека.

– Да, – еле выговорил он, отключаясь.

Когда он пришел в себя, он увидел, что пакет прорван, и почувствовал, что по его лицу стекает вода.

– Ну, наконец-то, – сказал Маленький. – Давно бы так!

– Она этого не выдержит, – прошептал Дамир, словно оправдываясь.

– Конечно, не выдержит, – кивнул Александр Филиппович. – Этого никто не выдерживает. Но теперь и не придется, если будешь молодцом.

– Можно меня развязать?

– Нет пока. А то возьмешься за старое.

– Ну, хоть джинсы надеть?

– Да ты высохни сначала, – посоветовал Кивалин.

– Посмотрим по поведению, – поддержал Маленький. – Глебчик, ты открой материалы дела. С прокурора Земельченко начнем.

Секретарь – единственный, кто не участвовал в издевательствах, набрал что-то на клавиатуре компьютера.

– Итак, Дамир Ринатович, сейчас вы нам расскажите, как убили прокурора Александра Земельченко, – сказал Маленький.

Дамир умоляюще посмотрел на следователя. Это было бы смешно, если бы не было так страшно. Рашитов совсем не помнил этот эпизод. Ведь наверняка же видел где-нибудь в прессе, но совсем из головы вылетело. Но он панически боялся сказать «не помню», чтобы не получить удар током.

Александр Филиппович с усмешкой смотрел на него и упивался его ужасом.

– Я его застрелил? – осторожно спросил Дамир.

– Нет, – хмыкнул следователь.

Помощь пришла с неожиданной стороны.

– Машина полковника Александра Земельченко протаранила ограждение Краснохолмского моста и упала в воду, – зачитал с экрана компьютера Глебчик.

Дамир благодарно посмотрел на него.

– И ты это выучишь, Дамир, и потом расскажешь нам на камеру, – сказал Маленький.

Дамир прилежно повторил про машину Земельченко.

– Молодец, память хорошая, – похвалил Александр Филиппович.

– Там была взрывчатка? – спросил Рашитов.

Маленький вопросительно посмотрел на Глебчика.

– Нет, – сказал тот. – Следы взрывчатки не были обнаружены. Зато были испорчены тормоза.

– Запомнил, Дамир? – спросил Маленький. – Были испорчены тормоза. Что вы сделали?

– Испортили тормоза, – покорно повторил Дамир.

– Что? Был сообщник?

Рашитов живо представил на своем месте Дашу и тут же поправился:

– Я испортил тормоза. Я один.

Честно говоря, он очень слабо представлял, как устроены тормоза и тем более, как их портить. Свой мерсик он всегда лечил у официального дилера, умея только открывать капот и заливать незамерзайку. Да и все проблемы мерсика сводились к царапинкам по сторонам бампера, нанесенным коварным дачным забором. Но проверить способности Дамира как автомеханика СБшники даже не подумали. А зачем? Дело и так неплохо сшивалось.

От прокурора Земельченко перешли к полковнику СБ Максиму Немирову. Допрос по этому делу мало отличался по форме от предыдущего с той только разницей, что на этот раз Дамир правильно вспомнил, что полковника застрелили. И даже вспомнил, почему: из мести за убийство оппозиционера Ряскина. Дело было еще на слуху.

К третьему эпизоду СБшникам надоело над ним измываться, и они сами написали его показания, скопипастив их из материалов дела и даже не позаботившись исправить ошибки.

С остальными убийствами расправились часа за два тем же способом.

Наконец, Дамира развязали, разрешили одеться и позвали подписывать бумаги. Он подписал все, не читая, и не считая листы.

После этого его милостиво проводили в туалет и даже налили стакан воды. Он ничего не ел и не пил со вчерашнего вечера.

За окном было уже темно.

– Ну все, Дамир, – сказал Маленький. – В Психологический Центр мы тебя вернуть, к сожалению, не успеваем. Ну, сам виноват, надо было сразу все подписывать. Предлагали же по-хорошему. Так что переночуешь у нас.

Душная и одновременно холодная сводчатая камера Лефортова, похожая на сундук или гроб. И снова одиночка.

Ну, и хорошо. Пусть лучше никто не видит его слезы и его отчаяние.

Дамир не мог спать. Когда он ложился, начинал задыхаться, когда садился на кровать спиной к стене, начинала кружиться голова и неумолимо хотелось лечь. Он пытался успокаивать себя: все это просто клаустрофобия, нервы, стресс, страх. Место, как место. И дышать вполне есть чем. Но помогало слабо.

Он слишком хорошо понимал, что произошло. Он слишком много читал о подобных делах в интернете. Даже, если он откажется от своих показаний, это вряд ли что-то изменит. Суд обычно смотрит на первую версию показаний и игнорирует жалобы на пытки. А это значит, что можно взять любого человека с улицы, обвинить его, в чем угодно, выбить признание, судить и расстрелять.

Сто лет назад осужденных по знаменитой пятьдесят восьмой называли «анекдотчики». Но от анекдотчика до японского шпиона и расстрельного подвала один шаг. И он такой же анекдотчик, никогда не готовивший себя ни к какому героическому пути, просто попавший под каток. Не ему повторять заклинание о пепле Клааса, не ему заставлять свою мать молчать с колеса. Он не выбирал этот путь, он слишком слаб для этого, слишком любит себя, семью, друзей, жизнь, комфорт и удовольствия. Он был только зрителем в этом спектакле, вздыхал, аплодировал, сочувствовал героям. Вот эти, например, «настоящие смелые парни».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю