Текст книги "Список обреченных (СИ)"

Автор книги: Олег Волховский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Тот самый спецсудья Беленький, от которого ни один незадачливый автор смс-ки о передвижениях наших якобы «несуществующих» войск не ушел без десятки, ни один автор оппозиционного поста в соцсети – без пятака, ни одну пуговицу, оторванную у мента на митинге он не оценил меньше, чем в три года, ни один предприниматель ни ушел от него не разоренным, ни одна женщина, укравшая хлеб для своего ребенка, не вышла от него на свободу. Меня трясло просто, когда я читал репортажи с его судебных заседаний.

Я смотрел на него и думал: «Надо подставить ему задницу? О-кей. Интересно, сколько он проживет после этого?»

– Ну, Вань, раздевайся, – сказал судья, когда хозяин ушел.

Глава 8

Я разделся.

– Что надо делать, Эдуард Васильевич? Я в первый раз.

– В первый раз, говоришь? Девушек-то трахал?

– Ну, да…

– Значит, не в первый.

Судья торопливо разделся встал на колени на кровать и подставил мне задницу. Жирную, белую, как у бабы.

Я выехал на своей ненависти и остатках юношеской гиперэрекции. Судья стонал и визжал. Я впился ногтями ему в ягодицы. Думал, интересно, ногти у меня тоже отравленные? Я представлял себя и его в тюрьме, где ему и место, и я его опускаю. Интересно, а он не подаст на меня за изнасилование, думал я. Проститутки, говорят, подают. А клиенты?

Он не подал. Он мне заплатил. Аполлон Осипович был в шоке. Я был первым, кому он заплатил. Пятьсот евро. Триста я честно отдал хозяину.

«Теперь он с тебя не слезет, – сказал он. – Ну, точнее ты с него».

Вернувшись домой, я выпил противоядие и отчитался перед Лигой. «Все случилось», – написал я.

«Принимайте таблетки в том же режиме. Увольняться сразу рискованно».

Мне пришлось трахать судью еще дважды, потом он не пришел. Лига приказала мне вернуть в тайник остатки черной упаковки, и продолжать принимать таблетки из белой. Только через неделю мне разрешили уволиться.

Хозяин очень уговаривал остаться, грозил штрафами за упущенную выгоду, но я отказался от половины зарплаты, надбавки и выходного пособия, что решило дело.

В тот же вечер я нашел в ящике стола полный комплект для возращения моей старой внешности: краску для волос, контактные линзы моего родного голубого цвета и ванночку для снятия папиллярного узора. Я сделал все в том же порядке. С собой я мог взять только одежду, которая на мне. Документы, банковская карта, права и ключи от машины: все осталось на той квартире.

Утром меня ждал пластический хирург. Другой. Половину дороги к нему я прошел пешком, половину проехал на общественном транспорте. Три дня назад мне сняли швы, и Лига приказала мне ехать к Вам и исповедоваться.

– Ну, все, – сказал Олег Николаевич. – Дальше я знаю. Перерыв на обед.

– Мне пришел приказ о введении модов. Сегодня в пять часов вечера. Моды КМ-15.

– КМ-15? Хорошо, мы все подготовим.

После обеда Олег написал Альбицкому: «Андрей, ну зачем ему КМ-15? Эти моды вводят особо опасным преступникам, приговоренным к пожизненному заключению!»

«А он кто?» – спросил Альбицкий.

«Хороший честный парень, которому вы закрутили мозги. Коррекция здесь нужна, конечно, это и без диагностики очевидно, но максимум полгода, при самом плохом раскладе».

«У вас есть КМ-15?»

«Да, две ампулы».

«Значит, одна Жене. Я знаю, что они дорогие. Мы все оплатим».

«Как знаете. Он хочет сам ввести. Вряд ли это возможно».

«Возможно. У нас двое ребят вводили. Качество чуть хуже, чем у профессионала, но работают. Пусть попробует, если хочет, но под вашим контролем».

«Хорошо».

К пяти часам все было готово, и Женю позвали в кабинет к биопрограммеру.

– Не передумали сами моды вводить? – спросил Олег.

– Не надейтесь, Олег Николаевич, сто евро приготовили?

– Вряд ли они вам достанутся.

– Посмотрим.

– Снимайте рубашку. Садитесь в кресло. Оружия нет?

– Боже упаси! Даже ядов нет.

Женя снял рубашку, сел в кресло.

– Ну, вы спокойны, как танк, – заметил Олег. – Даже Альбицкий волновался.

– Андрей – не исполнитель, при всем моем к нему уважении. Не знаю даже, вводил ли он себе когда-нибудь нейрос-д. Как кстати кондактин по действию по сравнению с ним?

– Не идет ни в какое сравнение. Да и действует десять минут, а не сутки. К тому же у вас моды очень хорошие, они и так пройдут. Так что кондактин-А. Он слабенький.

– Ну, вы мне подыгрываете.

– Кондактин, кстати на столике рядом с кроватью. Пейте. Две капсулы.

– Тайм аут!

– Да?

– У меня к вам просьба. Наберите в шприц препарат с модами и дайте мне.

– Моды нельзя вводить до пика действия кондактина.

– Я знаю, вы мне скомандуете, когда надо.

Олег Николаевич сломал ампулу и набрал в шприц препарат, чуть нажал на поршень, чтобы выпустить воздух.

– Минуту, – сказал Женя.

И выпил капсулы кондактина.

Откинулся на спинку кресла.

– Теперь ватку и препарат для дезинфекции.

– Вы мне напоминаете литературного героя, который командовал собственным расстрелом, – сказал Олег.

– Надеюсь, когда-нибудь мне предоставят такую возможность.

Олег Николаевич дал пациенту кусочек ваты и препарат для дезинфекции, и Женя дезинфицировал вену на локтевом сгибе.

– Теперь давайте шприц.

Олег послушался, и Женя очень ловко ввел в вену иглу, но вводить моды не стал.

– Экий вы хитрый, – заметил Олег.

– Нас этому учили.

– Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно.

– А точнее?

– Даже не больно. Ну, жарковато немножко.

– А сейчас? – беспощадно спросил Олег.

– Жарко. Пора уже или еще нет?

– Еще две минуты.

– О-кей.

– Теперь пора, – после паузы, наконец, сказал Олег.

Женя взял шприц свободной слегка дрожащей рукой и надавил на поршень до предела. Вынул шприц и протянул Олегу.

– Вуаля.

Олег дезинфицировал место укола.

– Сто евро ваши, – сказал он.

– Супер, – сказал Женя. – Теперь мне надо просто ждать, когда они в мозг закачаются?

– Да, это недолго.

Вспыхнул экран компьютера с графиком. Температура: тридцать девять, пульс: сто двадцать.

– Вы знаете, что срок работы этих модов пятнадцать лет?

– Теперь знаю, – улыбнулся Женя. – Классная вещь. Субару.

– Но через десять лет лучше новые ввести.

– Спасибо. Буду знать.

– Женя, зачем такие? Вам годовых хватит за глаза.

– Для коррекции?

– Да.

– Не знаю. Хотя предположить могу. Понимаете, я же клятву не на два-три года давал. Я отрекся от своей воли. Вообще. Навсегда. Почему моды должны быть краткосрочными?

– Женя, всем исполнителям вводят коррекционные моды?

– Не знаю, – улыбнулся он.

Тем временем компьютер звякнул, высветив результат сто процентов.

– О-кей? – спросил Женя.

– Да. Теперь два часа на картографирование. Лучше остаться здесь.

– Хорошо.

Открывать окно летом в начале шестого вечера было бессмысленно, так что Олег включил кондиционер.

Пациент спать не собирался и с любопытством наблюдал за изображением своего мозга на экране компьютера и процесс образования на нем зеленых пятен.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Олег.

– Отлично.

Температура действительно упала уже до тридцати восьми, а пульс почти нормализовался.

– Со своими пациентами в Психологическом Центре вы были также обходительны? – спросил Женя.

– Пожалуй, чуть строже. В отличие от вас, им было некуда от меня бежать.

– Плохие были карты?

– По-разному. От очень плохих до чистых.

– И что вы делали, когда карта была чистой?

– Писал в заключении, что карта чистая и психокоррекция не требуется. Кстати, чистая карта не означает, что человек святой. Это значит только, что все параметры у него в норме. Например, если вы пару раз перешли дорогу на красный свет или попробовали марихуану, карта у вас будет чистой. Я напишу, что карта чистая, но эти эпизоды в заключении упомяну.

– Если карта чистая, человека отпускают? Ну, если судья нормальный?

– Не всегда, даже если судья нормальный. Бывают идиотские законы. От них иногда больше вреда, чем от бесчестных судей. Хотя на то и судья, чтобы принимать нормальные решения, даже в ситуации законодательного идиотизма. Но таких мало. Увы! Честно говоря, я не помню случая, чтобы человека с чистой картой отпустили. В лучше случае давали условно. И это считалось большой удачей, хоть посткоррекцию не делать.

– Посткоррекцию?

– Не знаете, что это?

– Слышал, но было бы интересно услышать мнение человека, который этим занимался непосредственно.

– Есть предварительная коррекция. Ее делают по приговору суда и на основе психологического заключения до того, как виновного наказать, например, отправить в тюрьму или колонию. Это необходимая вещь. Надо делать обязательно, чтобы заключенные не портили карты друг другу. К сожалению, бывает, что этим успешно занимается администрация. Лучший способ испортить человеку карту – это поступить с ним несправедливо. Тогда приходится делать посткоррекцию.

– Часто?

– К сожалению, да. Хотя если человек пришел с чистой картой, процентов шестьдесят вероятности, что она такой и останется. Откорректированную карту испортить легче.

– А оно нужно вообще наказание, если есть психокоррекция?

– Оно нужно обществу, чтобы предостеречь других. И оно нужно пациенту, поскольку после психокоррекции у него возникает острое чувство вины, даже если до этого его не было. Это нормально. Уже здоровая психика входит в противоречие с прошлыми нездоровыми поступками. Человек начинает осуждать себя и возникает потребность в искуплении.

– А если ее нет?

– Это симптом нездоровой психики. После психокоррекции такого не бывает.

– А если была чистая карта?

– Тогда конечно. Женя, у вас чистой карты не будет. У вас будет терроризм.

– Знаете, у Альбицкого есть программная статья, она на сайте выложена «Почему мы не террористы».

– Да? И как он это аргументирует?

– Если кратко, то террористы запугивают общество и создают в нем напряженность. Лига Свободы и Справедливости – это система правосудия в стране, где правосудия нет. Откуда очевидно, что деятельность ЛСиС снижает напряженность в обществе, поскольку дает ему надежду на защиту и справедливость.

– Вы тоже запугиваете общество.

– Не более, чем закон. И не общество, а только отдельных его представителей. Не самых лучших. Чтобы схлопотать у нас смертный приговор, надо очень постараться.

– В вашем списке есть люди, чья вина – это только коррупция. В законе нет за это смертной казни.

– А они и живы. Ни одному пока приговор не привели в исполнение.

– За осуждение заведомо невиновного тоже нет смертной казни. До десяти лет, по-моему.

– Вот, вы даже не знаете точно. Хоть одного такого судью встречали в ПсиЦентре?

– Нет, к сожалению. Статья практически не применяется.

– Угу. Потому что системы правосудия нет. Есть система кривосудия.

– Вы во многом правы, Женя. Но это не оправдание для убийств.

– Посмотрим, что он там нароет, – Женя указал глазами на биопрограммер. – Я, кстати, ему не мешаю своей болтовней?

– Нет, определенные участки нейронной сети всегда нестабильны. Скажем так, процессор и оперативная память.

Близился вечер. Солнце клонилось к закату, окрашивая оранжевым кромку облаков. Вскоре стало прохладнее, и Олег выключил кондиционер и открыл окно.

Изображение мозга на мониторе неуклонно заполнялось зеленым.

– Минут десять осталось, – сказал Олег. – Сейчас он доснимет, потом мы еще немного с вами поболтаем.

На экране под изображением мозга появились красные цифры процентов, начиная с девяносто пяти. Они быстро росли, пока не превратились в сотню. Возникла надпись: «Подготовка к анализу данных», и изображение мозга стало почти белым, очерченным тонким черным контуром.

– Пересядьте сюда, – Олег показал на место рядом с компьютером.

Женя послушался.

– У нас ситуация хорошая, – начал Олег. – Два дня беседовали, очень хорошо подготовились. Я, в общем, знаю, что здесь должно быть, но надо понять, где что записано. Вы должны мне немного помочь. В принципе, можете не отвечать на мои вопросы, но будет лучше, если ответите.

– Хорошо, – кивнул Женя.

– Что вас побудило добиваться вступления в Лигу?

На изображении мозга появилась красная точка.

– Ситуация в обществе, – сказал Женя.

Жирная красная точка в префронтальной каре.

– Вы хотели ее исправить?

– Да, очень.

– Вы употребляли наркотики?

Красная точка в области долговременной памяти.

– Не ожидал, честно говоря, – прокомментировал Олег Николаевич.

– Дважды по приказу Лиги, – сказал Женя.

Долговременная память среагировала несколькими красными точками.

– Нейрос-д не считается, – заметил Олег.

Монитор показал острую реакцию на словосочетание «нейрос-д».

– Ну, еще бы, – прокомментировал Олег.

– Я и не считал. Это другие два раза. Я не упомянул об этом, потому что не счел достаточно важным. Ну, еще два укола по приказу. Зачем? Не знаю.

– Героин?

– Не знаю. Но, видимо, что-то тяжелое. Были классные глюки и долгий сон.

– Узнаем, – сказал Олег, глядя на биопрограммер. – Он вычислит. Давно было?

– До акции. Но после нейроса.

– Вычислит, – повторил Олег. – Судья Беленький мертв?

Изображение мозга ответило россыпью красных точек.

– Не знаю, – ответил Женя.

– Не важно. Вот на этом вас и поймают, – Олег указал на красные точки. – Вы так бурно реагируете, что уже совершенно не важно, знаете ли вы, жив он или мертв. Передайте Альбицкому, что его методика не работает. Пусть разрешит вам смотреть новости.

– Может быть лучше вы?

– Ладно, о-кей. Передам.

– Мы сейчас реперные точки снимаем?

– Вас проинструктировали?

– Да, конечно.

– Уже сняли. Будем предварительный анализ делать?

– Давайте.

Олег нажал на зеленое «да» под возникшей надписью «Сделать предварительный анализ».

– Ну, пойдемте чай пить.

На кухне на первом этаже, где накрыт стол для чаепития, окно широко распахнуто. В саду цветут гладиолусы и первые осенние хризантемы. За давно отцветшим кустом сирени возвышается здание ПсиЦентра.

Марина и Дмитрий занимаются другими пациентами, так что Олег Николаевич и Женя остались одни.

Олег разлил чай. Выложил на широкое блюдо в центре стола несколько круассанов.

– Хотели бы туда вернуться на работу? – спросил Женя, указывая глазами на ПсиЦентр.

– Я сейчас зарабатываю больше, – сказал Олег. – Но тогда было больше смысла. Сейчас я в основном ерундой какой-то занимаюсь.

– Вы не ответили.

– Сейчас не хочу. Я не могу работать там, где мне нужно постоянно идти на сделки с совестью. Раньше, когда я делал человеку коррекцию и мне нужно было отправить его в менее приятное место, я его напутствовал: «Теперь надо ответить за то, что вы сделали. Необходимо. Будьте мужественны. Если будут злоупотребления со стороны администрации – я на связи». Были, конечно, сфабрикованные дела, политические дела, слишком суровые приговоры, банальные судебные ошибки. Ну, процентов пятнадцать-двадцать. Тогда от моей напутственной фразы оставалась только вторая часть: «Будьте мужественны. Если будут злоупотребления со стороны администрации – я на связи». И я боролся за каждого, писал жалобы, консультировал адвокатов, помогал, чем мог. Иногда были успехи. Двоих начальников колоний удалось снять. А потом ушли меня. И, знаете, слава Богу! Я устал бороться.

– А что бы вы сказали мне?

– Женя, вы берите круассаны. Мне бы не пришлось вам ничего говорить. Осужденным на смерть не делают психокоррекцию. Так что в расстрельный подвал вас бы напутствовал не я.

– И как вы относитесь к существованию расстрельных подвалов в нашей замечательной стране?

– Ужасно. Равно как и к вашей замечательной деятельности. Я принципиальный противник смертной казни. А ведь несколько десятилетий ее не было! И небо не упало на землю.

– Но в ответ на очередные санкции Запада наши восстановили смертную казнь, – заметил Женя.

– Угу! Это была страшная месть, нечего сказать.

Круассаны были доедены, чай допит.

– Пойдемте, – сказал Олег. – Думаю, все готово.

Они вернулись в кабинет и сели за компьютер.

Олег коснулся клавиатуры, и экран ожил.

«Результат диагностики: положительный, 60 %», – сообщал компьютер. И ниже: «Потребность в психокоррекции: необходима, 58 %».

– А вот эта методика у него работает, – прокомментировал Олег. – Хотя и не вполне.

– Какая методика?

– Делегирование ответственности. Такой результат на нашем профессиональном жаргоне называется «Карта воина». Возвращается солдат из горячей точки. В общем-то понимает, что убивал, что как бы не совсем правильно. Но убивал по приказу и врагов, которые не люди. И отвечает за это не он, а тот, кто отдал приказ. Результат аномально низкий. У вас должно быть по девяносто с лишним по каждому параметру. Ну, будем подробности смотреть?

– Да.

– Ну, что, сплошная норма. Зеркальные нейроны: значительно выше нормы. Женя, очень все близко к сердцу принимаете. Это тоже может быть проблемой.

– Только в нашем ненормальном обществе.

– Не только. Но в нашем ненормальном обществе это очень серьезная проблема. Смотрим дальше. Самоконтроль: очень высокий. Ответственность: средняя. Но в границах нормы. Честность: очень высокая. Альтруизм: очень высокий. Авантюризм: значительно выше нормы. Склонность к насильственным действиям: выше нормы. Но незначительно. Среднестатистический молодой человек, готовый дать в морду для защиты любимой девушки. Ну, коррекция конечно желательна, но в расстрельном подвале вам делать нечего.

– Потенциально опасен для общества?

– Боюсь, что не только потенциально. Будет видно. Долговременную память еще не анализировали. Подробный анализ займет часов пять-шесть. Где-то в час ночи будет готово. Дождетесь или завтра утром?

– Дождусь. Мне надо отчитаться перед Лигой.

– В девять у нас ужин, спускайтесь.

– Хорошо.

На ужин пациент не спустился. Олег Николаевич забеспокоился и проверил сигнал с модов. Все о-кей, спит. «Укатали сивку крутые горки», – прокомментировал Дима.

Решили не будить.

Окончательный результат был готов в половине первого.

– Ну, полный набор, – вздохнул Олег.

Глава 9

«Результат диагностики: положительный, 80 %», – докладывал компьютер. «Потребность в психокоррекции: необходима, 80 %». И конечно красная надпись: «Террористическая опасность».

Дальше имелся еще один комментарий того же цвета, что и «террористическая опасность»: «Велика вероятность причастности к двум убийствам. Первое. Десятого июля сего года. Пациент произвел три выстрела из винтовки с оптическим прицелом. Предположительно жертва погибла: вероятность 70 %. Имя жертвы: неизвестно.

Второе. Двадцать второго августа сего года. Произведено с помощью яда, передаваемого при сексуальном контакте. Предположительно жертва погибла: вероятность 65 %. Жертва: Беленький Эдуард Васильевич. Судья».

Пришло сообщение от Альбицкого: «Олег Николаевич, карта готова?»

«Да».

«Диагностика?»

«Да».

«И то, и другое в облако. Все пароли мне. В том числе от модов. Настройте на моды его телефон».

«Хорошо. Коррекцию делаем?»

«Наши психологи проанализируют. Завтра будет ответ».

Раздался застенчивый стук в дверь.

Олег открыл.

На пороге стоял Женя.

– Извините, я, кажется проспал все, что можно. Меня разбудил приказ Лиги. Можно смарт на моды настроить?

Он протянул телефон.

– Да, сейчас сделаем, – сказал Олег. – Заходите. Вот ваш результат.

Женя глядел на экран компьютера, пока Олег колдовал с его телефоном.

– Окончательный результат всегда выше? – спросил он.

– Как правило, – сказал Олег. – Женя, вас не ужасает то, что вы видите?

– Нет. Я это знаю.

Олег Николаевич вздохнул.

Вернул телефон.

– Все готово.

– У вас есть тряпочка для протирки монитора? Или носовой платок? – спросил Женя.

– Есть.

И Олег достал фланельку из ящика компьютерного стола.

– Зачем вам?

– Стереть ваши отпечатки пальцев.

Женя тщательно протер телефон и вернул фланельку.

– Женя, вы ужин проспали, но мы вам подогреем.

– Спасибо. Мне неудобно вас обременять. Чаю, если можно.

– Хорошо. Да еще…

Олег достал из шкафа с лекарствами упаковку таблеток и протянул Жене.

– Сегодня за чаем выпьете одну капсулу. Потом каждое утро по таблетке, пока не кончится упаковка. Это на случай, если через ГЭБ проникла какая-нибудь инфекция. Антибиотик.

– Спасибо.

– Альбицкий мне написал, что результат будет анализировать психологическая служба Лиги.

– Естественно.

– Женя, давайте так. Что бы ни решила Лига, вы у меня остаетесь. Все будет полностью конфиденциально. Я не имею права вас насильно удерживать, но, чтобы отпустить вас мне придется идти на сделку с совестью. Вы же продолжите убивать.

– Вы сделаете мне коррекцию, и у меня возникнет острое желание сдаться властям, – усмехнулся Женя.

– Зачем? Ну, выпросите у вашего начальства пару доз нейроса. Я не сторонник подобной фармацевтики, но оно помогает.

– Не дадут, если я порву с Лигой.

– Женя! С Лигой надо порвать. И чем быстрее, тем лучше.

– Олег Николаевич, давайте подождем решения. Может, и конфликта нет.

Олег покачал головой.

– Хорошо. До завтра.

Когда он ушел, Олег Николаевич позвонил своему ассистенту.

– Дима, спустись, пожалуйста в кабинет.

– Да, минуту.

– Дима, можешь последить за картой нашего гостя, – попросил он, когда ассистент вошел. – Я не хочу, чтобы он сбежал. Если что – буди меня. И попытайся его удержать. Если ничего не случится, я тебя сменю часов в семь утра.

– Не удержим, – сказал Дима. – Вы же не собираетесь выдать его властям.

– Его расстреляют! Уж, не говоря о том, что это жуткое нарушение врачебной этики.

– Олег Николаевич, при всем моем уважении к вам, не всегда удается спасти всех. Иногда нужно принять чью-то сторону.

– Посмотри просто!

– О-кей.

Женя никуда не сбежал ни ночью, ни в семь утра.

Олег вернулся в кабинет и отпустил своего ассистента.

Около восьми пришло сообщение от Альбицкого: «Мы проанализировали карту. Все что необходимо, мы сделаем сами, дистанционно. Женя сегодня уйдет. Не удерживайте его».

«Все, что необходимо! – набил Олег. – Все, что необходимо вам! Зачем Лиге вообще была нужна его карта?»

«Для того, чтобы убедиться, что он не провокатор. Кроме того, нам нужны моды в его мозгу, чтобы в случае необходимости быстро и дистанционно сделать коррекцию. В том числе помочь ему справиться с теми психологическими проблемами, которые могут возникнуть во время работы в отряде исполнителей Лиги».

«Точнее стереть некоторые участки памяти. Говорите уж, как есть».

«И это тоже».

«И чтобы держать его под контролем».

«Подготовленный исполнитель Лиги – очень опасный человек, таких необходимо держать под контролем для защиты общества.

Извините, что мы вас в это втянули».

«Надеюсь, что в последний раз».

Около девяти Женя спустился к завтраку. Исполнитель был в очень хорошем расположении духа, шутил, улыбался, в голубых глазах играли озорные искорки.

Помог Марине разлить кофе и выложить булочки на тарелки.

Сел за стол, отпил из чашечки.

– Олег Николаевич, можно будет после завтрака поговорить с вами наедине?

– Хорошо, – пожал плечами Олег.

Наконец, посуда была убрана и загружена в посудомоечную машину при активном участии Жени, и они остались одни.

– Садитесь, – сказал Олег. – Думаю, я знаю, о чем пойдет речь.

– С сегодняшнего дня я полноправный исполнитель Лиги. Все! Без всяких испытательных сроков. Окончательно. Мою кандидатуру одобрили.

– Я не буду вас с этим поздравлять, – вздохнул Олег.

– Олег Николаевич, со временем вы обязательно поймете нашу правоту, – горячо сказал Женя. – Вы очень хороший человек, а значит иначе быть не может… Лига приказывает мне уйти. Спасибо вам за все.

– Женя, вы погибните.

– Я на это подписывался.

– Как же больно вы мне делаете!

Женя не нашелся, что ответить, только после паузы выдавил:

– Извините…

Когда проводили Женю, было около одиннадцати утра.

В конце лета нагрузка еще небольшая, так что Олег Николаевич мог позволить себе в понедельник не ехать в Москву и остаться в Лесном городке.

После обеда пошел дождь, отчаянно барабаня по листьям сирени. Потом выглянуло солнце, осветив прямые струи из-под полога низких облаков.

Олег не мог успокоиться и был не способен делать что-то, кроме сидения на кухне и созерцания пейзажа за окном.

Было около восьми, когда он смог заставить себя дойти до кабинета и включить компьютер. В новостях верхняя строчка была помечена черным знаком «молния»: «Сегодня в своей квартире в Москве скончался судья Эдуард Беленький».

В «подробностях» говорилось, что судья был фигурантом списка Лиги Свободы и Справедливости и, по словам родственников, умер от остановки сердца. Олег перечитал все издания, которые считал сколько-нибудь приличными, и вернулся на главную страницу новостей. Формулировка изменилась: «Фигурант списка Лиги Свободы и Справедливости найден мертвым».

Но эту новость тут же вытеснила следующая: «Запрещенный ютуб канал «После дождя» анонсировал онлайн интервью с Андреем Альбицким». Олег тут же перешел на сайт «запрещенного ю-туб канала», воспользовавшись не менее запрещенным анонимайзером. До интервью осталось пять минут. Шел обратный отсчет. Цифры в строчке «смотрят сейчас» стремительно росли, приближаясь к миллиону.

Наконец, в кадре появился Альбицкий. Он сидел за столом на фоне темных обоев с абстрактным рисунком. На столе стояла чашечка кофе и ноутбук. Андрей слегка похудел и, пожалуй, постарел за то время, пока Олег его не видел, черты его заострились, в волосах появилась редкая седина.

– Андрей Аркадьевич, – спросил корреспондент за кадром, – вы видели сегодняшние новости?

– Российские? Конечно. Каждый день смотрю. Да, это мы… Сейчас нас вытеснят из топа.

Олег открыл новости в отдельном окне. Да, верхняя строчка уже была другой: «Андрей Альбицкий: «Да, это мы». Лига Свободы и Справедливости взяла на себя ответственность за смерть судьи».

– Какое это убийство по счету? – спросил журналист.

Надпись под видео гласила, что интервью берет корреспондент «После дождя» Александр Дюжий.

– Девятое, – сказал Альбицкий.

– За год?

– Саша, за два года. Мы активно работаем второй год. Это не очень много. Как было когда-то в Белоруссии примерно. И гораздо меньше, чем в Китае.

– Число убийств в год?

– Число смертных казней. Между прочим, наши официальные власти казнят больше. Меньше конечно, чем в Китае или США, зато не всегда по делу. Саша, мы не совершаем убийств. Мы исполняем приговоры. Очень взвешенные, очень обоснованные, вынесенные Судом присяжных Лиги. Каждый приговор можно оспорить. К сожалению, до сих пор нас не воспринимали всерьез, и мало кто этим пользовался. Теперь, надеюсь, ситуация изменится.

– Кому-то удалось отвести обвинения?

– Пока нет. Но, если фигурант списка или его адвокат вообще с нами связался, мы рассматриваем это как смягчающее обстоятельство. Наши приговоры трудно оспорить, но смягчить их вполне возможно. Сейчас наша юридическая служба рассматривает два прошения о смягчении приговора, еще одно мы уже удовлетворили. Так что, если осужденный выполнит наши требования – будет жить.

– Кто он?

– Пока я не буду обнародовать его имя. Если сделает хотя бы первый шаг – назовем. Да вы сами увидите.

– А если не сделает?

– Если не сделает в течение месяца – умрет.

– А что за требования?

– Они состоят из нескольких пунктов. Во-первых, осужденный должен уйти со всех должностей, которые использовал для совершения преступлений. Во-вторых, пройти курс психокоррекции у того психолога, которого мы укажем. В-третьих, заплатить штрафы. Столько, сколько мы скажем, и куда мы скажем.

– Лиге?

– Боже упаси! Мы не берем грязных денег. Уважаемым благотворительным организациям. И, в-четвертых, он должен искупить вину. Все.

– Что значит, «искупить вину»?

– Мы любим всякую безобидную, но неприятную фармацевтику. Одна или несколько инъекций. В зависимости от степени людоедства того, кого мы наказываем.

– Запрещенную во всем мире фармацевтику?

– Запрещенную, но повсеместно используемую спецслужбами.

– Из Америки возите?

– Саша, я не буду раскрывать конфиденциальную информацию, – сказал Альбицкий и улыбнулся.

«Зачем из Америки? – говорила его улыбка. – В нашем родном отечестве этой хрени до черта».

– У вас в списке есть человек… – начал журналист и замялся.

– Диктатора вы имеете в виду? Да, есть. Вас интересует, когда мы до него доберемся?

– Да-а… – кивнул корреспондент.

– Боюсь, не скоро. Саша, там очень серьезная охрана. На данном этапе развития нашей организации мы можем только использовать смертника, а я не готов жертвовать жизнью молодого хорошего парня или девушки для того, чтобы убить дряхлого старика, который все никак не навластвуется.

Лига не напоминала о себе почти полгода. Ну, кроме привычных Жене мелочей: пару раз надо было выпить какие-то таблетки и сдать кровь.

В ноябре взяла на себя ответственность за еще одно убийство. У подъезда своего дома был расстрелян полковник СБ Максим Немиров, которому Лига приписывала организацию убийства одного из лидеров оппозиции Владислава Ряскина, который был убит точно также: расстрелян у входа в дом.

Разумеется, на «ютубе» появился ролик от Альбицкого по этому поводу. Не сразу, где-то через неделю. Женя подозревал, что такие запаздывания объясняются желанием прикрыть исполнителей.

Андрей снимался в классическом интерьере, на фоне шкафов с книгами, но одет был неформально: в серый джемпер и джинсы.

«Лига берет на себя ответственность за казнь Максима Немирова, – сказал он. – Я обещаю, что и другие убийства оппозиционных политиков, активистов, журналистов и простых граждан, вставших на пути у властей, не останутся безнаказанными.

Я благодарю исполнителей. Это отважные и аккуратные ребята. Я рад, что случайных жертв не было.

Однако, если ваш родственник, знакомый или коллега по работе есть в нашем списке, и около его имени написано «приговор окончательный, в работе», мы настоятельно рекомендуем держаться от него подальше. Мы очень стараемся не задеть невиновных людей, но это сложная задача.

С такими персонажами, как Немиров, все однозначно. Они убийцы.

Но в нашем списке есть категория фигурантов, с которыми все сложнее. Это люди, на руках которых, строго говоря, крови нет. Зато тонны на языке, если можно так выразиться. Это государственные пропагандисты, которые занимаются пиар-прикрытием организованных властями убийств. С одной стороны, это только слова, а судить за слова не совсем соответствует нашим представлениям о справедливости. Но эти слова, сказанные с телеэкранов миллионам, обладают огромной разрушительный силой. И объективно вреда от таких пропагандистов гораздо больше, чем от убийц, которые по приказу властей берут в руки пистолет.

Когда суд присяжных Лиги рассматривает дела этих профессиональных лжецов, как правило, голоса разделяются. Но когда мы принимаем заявки на приведение приговоров в исполнение, образуется конкурс. Потому что наших чистых и честных ребят их патологическое и бесстыдное вранье бесит до последней степени. Честно говоря, меня тоже.

И вот мы имеем ряд людей, осужденных коллегией присяжных, скажем, с перевесом в один голос. И конкурс исполнителей: десять человек на место.

Эти люди находятся в гораздо большей опасности, чем, скажем коррупционеры, за которых наши исполнители не очень любят браться, поскольку «ворюги нам милее кровопийц».