Текст книги "В зоне войны (СИ)"

Автор книги: Олег Евсюнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Евсюнин Олег

  В зоне войны

  (до победы еще далеко)

  Глава 1

  Пробираться по прорытому кротом-змеевиком проходу было трудно. Мешало практически все. Небольшая ширина, из-за которой большую часть пути приходилось передвигаться боком, высота, заставляющая сгибаться в три погибели, да еще уже успевшие отрасти и теперь свисавшие паутинной сетью корни растений сверху. И ладно бы просто корни, а то – распространенного здесь хамука, на земле маленького невзрачного кустарника, а под землей – белесого клубка тонких, прочных и очень острых нитей, легко прорезающих не только кожу, но и надетый на тело бронежилет. Эту напасть раз за разом приходилось осторожно срезать ножом и аккуратно прикапывать, дабы при возвращении не попасть в ту же самую западню.

  Кроме того, хотя проход и шел буквально в полуметре от поверхности, сказывалось отсутствие достаточного количества воздуха, практически полный мрак, и невозможность включить мощный луч фонаря из опасения быть обнаруженным раньше времени. А еще периодически попадающие под ноги кучи осыпавшегося грунта и постоянно царапающий о свод шлем.

  Насколько трудно было идти? На подобный риторический вопрос можно ответить так: за два часа разведчики одолели немногим более двух километров тоннеля. Впрочем, за спиной уже осталась большая часть пути, и, не смотря на все возникшие трудности, пара даже несколько опережала график выхода на точку.

  Сам вившийся зигзагами тоннель был очень старым, если не сказать древним. Ведь за последнее время кроты-землерои уже успели наделать не один десяток подобных, пересекающих открытое пространство, и все эти новые проходы были намного более удобными и чистыми, правда, только на первый взгляд и только для новичков. На самом же деле все это новое конечно же в первую очередь отслеживалось противником и вероятность попадания под кинжальный огонь их батарей там была несравнимо выше. Именно поэтому при выборе маршрута проникновения все новое нещадно отсеивалось, а оставшееся тщательно записывалось на клочки бумаги, скидывалось в шапку и разыгрывалось по принципу лотереи. Вынутый листок могли прочитать только идущие в рейд, после чего, опять же в их присутствии, все остальные записки уничтожались, и уже никто кроме уходящих на задание не знал где и как они подберутся к полосе разделения.

  Заросли хамука на поверхности закончились, идти стало легче, но и расстояние до противника сократилось. Теперь требовалось как никогда сохранять предельную осторожность и тишину. Последние метров триста разведчики шли на ощупь, в полной темноте, погасив и без того сумеречный свет своих походных ламп. Да, это еще более неудобно и медленно, но все же это лучше, чем быть подстреленным на нейтральной территории откуда уже нет возврата.

  Наконец, за очередным поворотом, у обоих пробиравшихся появилось стойкое ощущение конца тоннеля. Именно ощущение. На уровне инстинкта. Нет, не блеснул вдали луч света, но воздух..., он стал несколько свежее, да еще где-то там будто бы появилась ранее незримая проекция стены.

  Шедший впереди остановился, скинув перчатки тщательно ощупал свод над головой и удовлетворенно коснулся пальцами лица ведомого. Три нажима. Команда: «Мы на месте». Тихо, еле слышно, зашелестела земля. Разведчики сели, показав друг другу фосфоресцирующие часы. «До артподготовки полчаса, тогда и начнем. А пока можно отдохнуть и перекусить».

  Сидят рядом, касаясь друг друга локтями. Так надежнее, всегда можно подать знак. На данный момент, конечно, этого не видно, но оба они среднего роста, сухощавые, без единого намека на присутствие лишнего веса, скорее даже с его недостачей, хотя сейчас тела и скрыты под округлостями надетых бронежилетов. По восемьдесят килограммов чистой живой силы на каждого. Примерно одного сорокалетнего возраста. С вытянутыми лицами и впалыми, покрытыми темной въевшейся пылью, щеками.

  А вот чего сейчас не следует делать, так это торопиться. Это ведь только необстрелянный молодняк может надеяться на то, что тонкий, напоминающий спицу, щуп видеоприемника, выдвинутый среди разросшегося куста, не будет засечен противником. Засекут. И достаточно быстро. С помощью системы тотального мониторинга местности в базе которой учтены все мельчайшие веточки на деревьях и пожухлые листочки на земле. И не стоит недооценивать возможности того, кто находится прямо напротив тебя. Проиграешь. Повоевавший ветеран на таком расстоянии от противника без должного прикрытия не рискнет даже иголку оставить на земле.

  В тоннеле вновь еле слышный шорох. Это один из разведчиков достает из кармана припасенный ранее вполне приличный сверток с несколькими бутербродами. Осторожно, стараясь не уронить дорогую снедь на землю, снимает со съестного мягкую пластиковую упаковку и с блаженством откусывает.

  Вот и все ради чего стоит жить и каждый день, и час рисковать своей никчемной жизнью. Сочный рубленный бифштекс в мягком хлебе, заправленный луком, кусочками маринованных огурчиков, ломтиком сыра, свежим салатом и душистым соусом. Упоение. И пусть все это искусственное, сделано из биомассы, ну и что? Вкус, аромат и приятная сытость, разливающаяся по телу. Мгновения, когда ты понимаешь, что живешь, а не существуешь.

  В руках другого также появляется пакет, но это уже нечто совсем иного рода. Из разряда стандартных солдатских пайков, выдаваемых бесплатно. В запечатанной мягкой упаковке месиво из всей таблицы химических элементов, отмеренное по калорийности и составу, требующихся организму для продолжения жизнедеятельности. Со вкусом затхлой блевотины. Омерзительная кашица, которую невозможно вот так просто проглотить и для принятия которой требуется специальная трубочка-зонд, чтобы ввести эту так называемую пищу прямо в желудок. Не еда, а гадостный процесс насыщения организма энергией. Но, в принципе, каждому свое.

  Удовольствие старшего группы Роя Дайана от приятного вкуса мягкой булочки с поджаристым бифштексом прерывает раздавшийся рядом булькающий звук вводимого в горло зонда. Рой морщится. Ну какая же это все-таки мерзость. Даже если ты сам этого не видишь, а просто представляешь себе напряженное лицо напарника, когда тот, давясь и перхая, вставляет трубку в пищевод, а потом, отмерив нужную длину, пропихивает ее все дальше и дальше внутрь себя... Затем на торчащий изо рта конец зонда надевается тот самый пакет с желе и, как сказано в инструкции: «мягкими, но сильными движениями питательный элемент вводится непосредственно в желудок». Бесплатно, сытно и гадостно. И вот уже бифштекс в соусе принимает вкус той самой дряни, которая сейчас перекочевывает в желудок ведомого Мариса Узакуфы. И ты начинаешь вспоминать, что, не смотря на приятный вид, и твоя еда тоже ровным образом недалеко ушла от того самого пакета. Что и у тебя в руках изначально такая же набирающая в чанах килокалории гниль...

  Нет, питаться энергетическими пакетами нельзя, невозможно, и только сидящий рядом Марис как немое подтверждение обратного. В их взводе никто и никогда не видел его держащим в руках не то что бутерброда, а просто зачерствелой корочки хлеба. И это несмотря на то, что жалованья даже рядового вооруженных сил вполне хватает, чтобы иметь возможность купить себе хоть что-нибудь более съедобное. Пусть даже искусственное. Но все деньги Марис откладывает. Он, наверное, уже даже и забыл, как это – потратить копейку на собственные нужды. Кто-то считает его законченным идиотом, кто-то – свихнувшимся жлобом, но не все так однозначно.

  По шевелению напарника Рой понимает, что тот закончил выдавливать в себя содержимое пакета и теперь, вытащив зонд, аккуратно протирает его гигиенической салфеткой чтобы упрятать для следующего применения. Он даже этой одноразовой трубкой пользуется уже который месяц подряд. Эх, Узакуфа, Узакуфа! Как ты предсказуем! Сейчас в твоих руках появится потрепанный от времени снимок твоей семьи, и ты будешь гладить и гладить его, даже не видя в темноте, кто там запечатлен.

  У него красивая жена и двое детей, оба мальчишки. И когда выдается свободная минутка он всегда смотрит на них, его губы шевелятся, а взгляд отрешенно блуждает по карточке. Он там, он разговаривает с ними. И они значат для него больше, чем его собственная судьба.

  Раньше идущим в рейд выдавали шоколад, врали, конечно, что настоящий, но вкус был стоящий. Марис всегда был первым из добровольцев, но шоколад не ел, только складывал в тумбочку и к отпуску у него там всегда набиралось не менее десятка. Было смешно смотреть, как он достает свое богатство и раскладывает его на фотографии, представляя себе, будто уже дарит это своим.

  Однажды, ради хохмы, ребята стащили у него одну из таких плиток. Обеспокоенный Узакуфа перелопатил всю казарму, по десять раз переспросил каждого, но сослуживцы только посмеивались вечером втихаря вернув шоколад на место. Марис понял, что это был всего лишь безобидный розыгрыш, но на следующий день на его тумбочке появился довольно увесистый замок.

  А что он сделал с Шерпаном, когда тот лишь попытался усомниться в том, что дети его жены – его дети. С побагровевшим лицом и ничего не видящими глазами Узакуфа единым слитным прыжком через полказармы мгновенно оказался возле своего обидчика. Никто даже и глазом не успел моргнуть как последовал тяжелейший удар, отбросивший бывшего на полголовы выше и на десяток килограммов тяжелее Шерпана шага на три к стене. Не оттащи тогда ребята Мариса вовремя, от любителя позлословить не осталось бы и мокрого места.

  – С кем там она спит без меня – ни тебя ни меня не касается! Пусть, она может спать с другими, может! Она женщина и ей это надо. Но любит она меня и только меня, и дети эти только мои! И я ей верю! – грохотал Марис, вырываясь из цепких объятий сослуживцев. – А тебе не жить! Слышишь, гнида!

  Конечно, Шерпан – он и есть гнида редкостная, и никто бы не опечалился в его смерти, но ЧП в расположении части не желал никто. Тем более, что греха таить, может, он был и прав, и жена лишь пользовалась щенячьей преданностью своего недалекого дурачка-мужа. Хотя и Узакуфу можно понять: надо же человеку хоть во что-то верить.

  После того случая у Мариса о его семье не спрашивал никто. Не рисковал это делать даже Рой, считавшийся практически единственным человеком, к которому Узакуфа питал расположение или, может даже, дружеские чувства.

  Вот и сейчас Дайан лишь дождался, пока его напарник сложит фотографию пополам и запихнет ее в нагрудный карман поближе к сердцу. Старший группы помахал перед глазами ведомого часами: «Пора!»

  Время основной работы. Уверенными отточенными движениями Рой собрал щуп видеоприемника. Минутное дело, и вот в руках старшего группы появляется тонкий, невесомый, но, вместе с тем, очень прочный полутораметровый стержень на конце которого насажена практически неразличимая камера кругового обзора. Все наощупь. В то же время напарник уже пристыковывает к щупу станцию слежения. Экран еще не включен, это будет сделано в последнюю очередь.

  Теперь основное. Вывести щуп на поверхность. Осторожно, стараясь проскочить между разросшимися корнями кустарника. Сначала идет легко, но вот стержень во что-то упирается. Назад. И снова вверх, лишь немного изменив угол наклона. Опять упор. Снова назад и вверх. И так несколько раз. Наконец сопротивление проталкиванию исчезает. Щуп выходит на поверхность.

  Разведчики касаются друг друга руками. «Все готово, начинаем». Смотрят на часы. Точно по графику. Сейчас начнется прикрывающая группу артподготовка. Ждем.

  И вот буквально через минуту рядом с ними раздается такой знакомый посвист летящих боеголовок с химическими зарядами. Но что-то не так. Звук не тот.

  – Ложись! – Узакуфа всем телом наваливается на своего командира, прижимая его к дну тоннеля.

  В то же мгновение, совсем рядом, следует взрыв. Затем еще и еще. Стены подземного коридора дрожат, сверху на разведчиков падает пласт дерна, а разрывы снаружи не прекращаются. Около двадцати зарядов, и хорошо еще, ни одного прямого попадания в то место, где они сейчас находятся.

  – Что за... – вырвавшаяся у Роя тирада намного длиннее и содержит огромное количество непечатных слов. – Вернусь – убью этих артиллеристов!

  – Тихо, сначала надо вернуться, – вместе с потоком такой же непечатной брани вторит ему Узакуфа.

  Тоннель озаряется светом. В него попадает один из снарядов. Свод рушится, через открывшуюся дыру становится видно подернутое пылью голубое небо и несколько еще не осевших грибов ближайших разрывов. От яркой вспышки глаза на какое-то время перестают что-либо различать.

  – Че-ерт!

  – Ну я их!

  И вдруг все стихает. Земля останавливает свою дрожь, и только не удержавшийся на своде песок в последний раз пылью осыпается за воротник. Ни звука, только навязчивый звон в ушах. Всего несколько секунд, но, кажется, так долго. Но вот свист и разрывы снарядов начинаются с новой всевозрастающей силой, только уже не здесь, а метрах в пятистах далее, на стороне противника.

  – Наконец-то сообразили!

  – Хрен их знает, что они там сообразили.

  Попав под обстрел собственной артиллерии, ребята теперь выжидают. Опыт, добытый годами, проведенными на передовой, вновь подсказывает разведчикам не торопиться. Только спустя какое-то время, убедившись, что обстрела квадрата, где они залегли, больше не предвидится, разведчики поднимают головы. Что бы там ни было, но работа должна быть завершена. Если только станция слежения все еще в рабочем состоянии.

  В рабочем состоянии. После нажатия на клавишу небольшой экран озаряется зеленым свечением, транслируя изображение с видеокамеры. Перед глазами появляется огромный, покрытый потрескавшейся корой, сук.

  – Сейчас поправлю, – Узакуфа поднимает щуп повыше. Закрывающая обзор ветка кустарника уходит с экрана. – Так?

  – Норма.

  Дайан с помощью джойстика регулирует картинку. Вначале видно только поросшее кустарником поле, перепаханное свежими воронками, затем – сгоревшая чернота полосы разделения, и, наконец, та сторона.

  Здесь, на передовой, они называют тех, кто против них, «противником» или просто «те». А линию их обороны – «той стороной». Всегда только так. И, хотя тыловые комментаторы из теленовостей не скупятся на эпитеты, на это тоже есть свои причины. Просто так проще. Стрелять, убивать и быть убитыми.

  На экране появляется небольшой взгорок по ту сторону полосы. Территория противника. Такая же, как везде в этой местности. С такими же кустарниками и чахлыми низкорослыми деревьями. Увеличивая изображение, Рой не торопясь ведет камерой.

  – Есть, вот она, – среди зелени растений появляется невзрачная полоска темноты. Укрепточка противника. Едва возвышающаяся над окружающим ландшафтом и потому почти неразличимая с дальнего расстояния долговременная огневая точка (ДОТ). – А раньше ее здесь не было.

  – Глянь по старым координатам.

  – Сейчас, – подчиняясь введенному запросу изображение ползет и останавливается посреди небольшой рощицы. – А здесь ее уже нет. Как тебе?

  – Значит, правда.

  Сообщение о том, что в линии обороны противника появилось нечто новое, впервые поступило несколько месяцев назад и первоначально было отвергнуто штабом как невозможное. Но затем последовали еще донесения. Наконец, когда отрицать многочисленные факты стало просто невозможно, командование вынудили озаботиться рапортами и организовать проверку. С того момента уже несколько групп под прикрытием артиллерии ходили к полосе разделения. И, к сожалению, все полученные данные только подтверждали то самое первое донесение. О появлении у противника передвижных ДОТов.

  Это было невозможно объяснить. Огромные бетонные сооружения со всей своей подземной инфраструктурой перемещались вдоль линии соприкосновения будто бы были просто нарисованы на ландшафте как на картине. Вот и сейчас, там, где позавчера находился бронеколпак и несколько явно связанных с ним бетонных капониров уже росла трава вперемешку с кустарником, а точно такая же укрепленная точка появилась на полкилометра левее. При этом на старом месте расположения ДОТа не осталось ни котлована, ни сколько-нибудь заметной рытвинки. Ничего. Даже растения, казалось, будто бы так и росли здесь уже все время и никогда не покидали своего места.

  Рой перевел камеру в режим сравнения видеопроекций, усмехнувшись, сличил изображение укреплений. Прибор регистрировал идентичность до сотого знака. Если только противник до миллиметра не повторил свое старое сооружение, а это казалось еще более неправдоподобным, то перед ними был прежний ДОТ, непонятным образом перемещенный вместе с котлованом на полкилометра южнее.

  И вновь режим видеообзора. Повинуясь воле оператора, камера пошла левее, захватывая прикрывающие группу разрывы, перепахивающие территорию противника. Сейчас, медленно смещаясь, зона обстрела с ложащимися довольно кучно снарядами почти вплотную приблизилась к тому самому странному ДОТу. Скоро будет накрытие. Все-таки наши артиллеристы иногда кое-что да умеют, если захотят, конечно.

  – Ну что, хорош? – рядом начинает нервничать Узакуфа. Уж слишком долго они находятся вблизи от линии разграничения. – Не пора ли?

  – Еще чуть-чуть, – Рой тоже понимает, что пора, но снаряды вот-вот должны попасть в торчащий из земли бронеколпак противника... – А, черт! Вот это да!

  – Что, что там?

  – Потом. Валим.

  Команда повторять которую дважды не надо. Мгновение – выключена и отсоединена станция, вытащен, сложен и убран щуп-зонд, и разведчики уже стремглав несутся по проходу прочь от линии разграничения.

  И все-таки они опоздали. Пробегая под обрушившимся от прямого попадания сводом тоннеля Рой краем глаза замечает в небе синеватые сполохи энергетических зарядов. Ответный огонь противника. Пока направленный на подавление обстреливающей его артиллерии. Но много ли времени им потребуется, чтобы уничтожить батарею из пяти орудий? За этот срок возможно пробежать метров двести, а до оставленной за бугром бронекапсулы добрая пара километров...

  – Налегай!

  Прибавив шагу, разведчики несутся по узкому лабиринту. Включив яркий свет. Их все равно уже засекли и теперь только скорость решает все. Несколько поворотов. По сторонам от группы начинают с шипением проноситься первые разряды противника. Пока мимо. Везет. Но обычно враг стреляет достаточно точно. Страх. Ужас. Голова отключается, а ноги сами собой начинают нести своего хозяина к спасению, к выходу.

  Впереди вспышка. Это противник рушит свод тоннеля. Понимая, что, прицеливаясь сквозь толщу земли невозможно добиться приемлемой точности, он решает уничтожить преграду. Теперь разведчикам приходится бежать в открытую, едва прикрываясь нависающим над ними бруствером. А заряды ложатся все ближе и ближе...

  – А-а!

  Жгучая боль бросает Роя на землю. Что-то с ногой. Уже подернутым поволокой взглядом Дайан различает вырванный в районе правой голени клок. Крови нет. Есть обожженные брюки и почерневшая масса обгорелого мяса.

  «Одной из берцовых костей я, похоже, лишился», – зачем-то проносится в голове и тут же все меркнет.

  На мгновение. Потому что свет моментально включается вновь. Дайан ощущает, что теперь его уже волокут по земле. Напарник. Какого он делает? Самому надо спасаться. И боли уже нет. Видимо, Узакуфа вколол ему обезболивающее.

  – Мар, ты что, с ума сошел?

  – Очухался? Давай теперь сам, только осторожнее с ногой, у тебя там внизу из двух лишь одна целая косточка осталась. Сильно прыгнешь – без ноги останешься.

  – Беги, идиот!

  – Вместе, вместе, – Рой чувствует, как Узакуфа поднимает его на ноги.

  Идти не больно. Просто не удобно. Сейчас, под воздействием транквилизатора, Дайан при желании мог бы передвигаться не только на наполовину отсутствующей ноге, да и вообще без ног. Вокруг пролетают заряды, но страх ушел, остался только холодный расчет о том, как быстрее добраться до бронекапсулы.

  А ведь действительно уже недалеко. Доберемся. Или это всего лишь действие обезболивающего? Просто после введения транквилизатора в мозгах стирается все кроме последней выполняемой задачи. Ранее Рой видел, как под влиянием подобного препарата боец вел бой в то время, когда выстрелом ему срезало часть туловища ниже талии вместе с обеими ногами, тазом и частью живота. Жуткое зрелище. А последняя выполняемая задача для Дайана была выйти из тоннеля к транспортеру. Значит, пока его не сожгут окончательно, он, как зверь, будет выходить.

  Сейчас главное – выйти. И пусть потом надо будет еще лечиться. И как обычно хирурги скажут, что потребуются дорогущие препараты, иначе будет опасность потерять ногу... Да и черт с ней! Нет у меня денег! Хотят ампутировать – пусть ампутируют. Не впервой. Бесплатное протезирование входит в контракт, как и бесплатная военная аптечка при помощи которой Рой все еще имеет возможность передвигаться даже после подобного тяжелого ранения.

  Дайан дико улыбается. По передовой ходят слухи об одном ветеране, у которого от собственного тела остались лишь голова да часть груди, остальное – искусственное. Ложь, конечно, наглая. Направленная на поддержку чувства гордости за возможности местной медицины. Но впечатляет.

  – Чего лыбишься? – слышится над ухом голос Мариса. – Двигай поршнями.

  – Да так... Думаю, какой ты дурак, что не пошел в одиночку.

  – У меня отпуск скоро, должен будешь, – хмуро отвечает напарник.

  – Ну если только так...

  И это еще одна ложь. Как ложь здесь все. Не возьмет Узакуфа ничего от Дайана. Никогда. Ни за что. Даже если тот будет настаивать. Просто при таком ранении кто угодно бросил бы своего напарника. Слишком велика вероятность погибнуть вместе. А этот, почему-то, нет...

  Уже ясно виден свет в конце тоннеля. Да и обстрел со стороны противника практически прекратился. Видимо, на той стороне решили сэкономить заряды. Дайан с Узакуфой выбираются на пологий склон небольшого холма под которым их ждет оставленная колесная бронекапсула. Всего лишь сто метров... и вот они уже располагаются на жестких сиденьях-лавочках внутри автомобиля.

  Нет, конечно, транспортер не спасет от попадания тяжелого заряда способного в мгновение сделать из машины груду расплавленного металлолома. Но ведь дорога здесь идет под уклон, а это представляет собой еще одну дополнительную защиту в виде нависающего сверху широкого холма, тянущегося почти до самой базы. На пути следования открытыми будут только последние метров восемьсот, но это же не на своих двоих, а на колесах. Проскочим.

  Марис заводит двигатель. Будто в ответ на это со стороны противника прилетает пара зарядов, оставляя выжженные воронки далеко за автомобилем. Так, пугают. Бронекапсула сейчас вне зоны обстрела.

  Разведчики трогаются. Плавно, не торопясь, стараясь не опрокинуть тяжелую машину на косогоре, Марис осторожно ведет автомобиль вдоль череды поросшего кустарника. Затем резко сворачивает, уходя еще дальше под прикрытие склона и расположившегося сразу за ним леса. До базы еще километров двадцать.

  Лес. Дополнительная защита. Именно через него проходят практически все маршруты разведгрупп. И почему противник все еще не спалил его? Опять экономят на зарядах? Машина начинает петлять, раз за разом переползая через вылезшие наружу корни исполинских деревьев.

  Становится тряско. Рой замечает, как начинает постанывать нога. Действие обезболивающего укола заканчивается.

  – Аккуратнее, не дрова везешь.

  – Обойдешься.

  Противник все еще постреливает. От очередного заряда прямо на пути вездехода падает сшибленная верхушка дерева. Надо объезжать. Задний ход, поворот, вперед. По веткам, которые более тонкие, и где не застрянешь. Рядом падает еще одно дерево. Так, беспокоящий огонь. Противник будто бы говорит: «Я знаю где вы и слежу за вами». Но пока все нормально, только вот нога у Роя болит все сильнее и сильнее.

  – Вколоть? – Узакуфа коротко оглядывается на побледневшее лицо старшего группы.

  – Потерплю.

  – Как знаешь.

  Что может быть с сознанием после повторного введения транквилизатора Дайан может только догадываться. Может, и ничего, и это всего лишь никчемные страхи, но лучше не рисковать. По крайней мере до тех пор, пока есть возможность терпеть.

  – Гони.

  Вот он, последний участок пути. Небольшой взгорок, за которым открывается прямая дорога к базе. Взревает работающий на полной мощности двигатель. Бронекапсула, сминая попадающие под колеса редкие кусты, несется к точке, где начинается проход в укрепрайон.

  – База, 4325-й, возвращаюсь на юго-восток, откройте, – это уже открытым текстом, по радио.

  – Готовность двадцать секунд, – голос оператора связи также немного подрагивает от волнения.

  – Иду.

  Но как же все-таки болит нога! Все происходящее вокруг вдруг снова подергивается пеленой и эти переговоры Мариса с базой тоже будто несутся из ниоткуда. Перед летящей вперед бронекапсулой встают два огромных облака взрывов. Противник все еще пытается достать разведчиков, хотя бы на последних метрах. Узакуфа закладывает умопомрачительный вираж, обходя воронки и сходу ныряет в раскрытые ворота шлюза, ведущего к базе.

  За автомобилем смыкаются тяжелые бронированные ворота. Становится темно, но сейчас должно включиться дежурное освещение. Нет, не включается. Рой с удивлением пытается осмотреться в наступившей вокруг непроглядной мгле...

  ...Наконец свет включается. Рой с удивлением ощущает себя лежащим на носилках рядом с потрепанной бронекапсулой. Где-то внизу над его ногой суетится полковой врач.

  – Ну что, очухался? – улыбается доктор, уже заканчивая перевязку раненой конечности. – Недели три в госпитале ты себе обеспечил.

  – У меня есть срочное сообщение для Карлоса, – Рой, почувствовав себя лучше, пытается встать, но это всего лишь действие новой порции обезболивающего и доктор властно прерывает его попытку.

  – Подождет твой Карлос.

  – Я должен...

  – Ты сейчас никому ничего не должен. Тебе ногу надо сохранить. А Карлос не барин, надо – сам придет. Или тебя связать?

  – Сообщите ему. Это срочно.

  – Хорошо, сообщу.

  Глава 2

  – И ты действительно уверен в этом?

  – Пока еще верю своим глазам. Да, все было именно так. И бункер, и ДОТ – это всего лишь голограмма или что-то в этом роде. Потому-то он и перемещается из стороны в сторону, не оставляя никаких следов. Во время обстрела один из наших снарядов попал ему точно в бронеколпак, но взрыв произошел не снаружи – я видел, он был внутри! Понимаете, ВНУТРИ ДОТа! Будто стен и перекрытий вовсе и не было. И при том никаких внешних повреждений... Нас дурят как лохов, надо перепроверить все другие их точки: такого дерьма на линии обороны может быть еще черт знает сколько. Мы тратим боеприпасы на фикцию, которую нам подсовывают.

  – То есть ты ТОЧНО видел, как снаряд прошел сквозь стену, а потом взорвался внутри бункера? Именно ВНУТРИ? А не могло ли произойти так: взрыв был ЗА бункером? С такого расстояния, откуда вы наблюдали, перелет на пяток метров вполне можно принять за прямое попадание.

  – Еще раз повторяю: я верю своим глазам. А вы... Сколько времени вы не верили в то, что у них появились передвигающиеся ДОТы? Но кто в конце концов оказался прав?

  – Все так, но только вот твоя нога... Ее поджарили огнем именно из этой точки. И, если признать, что ДОТ всего лишь голограмма, то требуется еще и признать, что противник научился каким-то образом еще и стрелять из этой самой голограммы. Это раз. А вот тебе два: все, что ты наблюдал на передовой, ты ведь видел через станцию слежения, так? Но ты же прекрасно знаешь, что в станции во время работы автоматически происходит запись. Так вот: в этих записях почему-то нет никакого прямого попадания в бронеколпак. В помине. Можешь убедиться.

  На грудь Роя падает небольшой электронный планшет со вставленной в него картой памяти. Подняв его над собой на вытянутые руки, Дайан включает воспроизведение.

  Сейчас в палате интенсивной терапии хирургического блока медицинской части их двое. Лежащий на кровати с заключенной в жесткий кофр ногой старший солдат Рой Дайан и сидящий рядом на стуле Карлос, убеленный сединами бригадный капитан, начальник службы военной разведки ограниченного контингента войск Гелао. Разговор длится уже без малого полчаса. Рой нервничает, время от времени принимаясь отчаянно жестикулировать и переходя на повышенные тона, но все эти всплески буйных эмоций тут же гасятся непреодолимым абсолютным спокойствием Карлоса. И чем сильнее возбуждается солдат, тем хладнокровнее становится его командир. Вот и сейчас тот терпеливо ждет пока его подчиненный досмотрит предложенную запись до конца. И в таком поведении этого властного и умеющего подчинить своей воле командира скрывается что-то странное, непостижимое... Но сейчас Рою ровно не до того, чтобы разбираться в побудительных причинах поведения начальства. Сейчас его больше всего интересует именно запись.

  После коряги на экране появляется размытое изображение полосы разделения, следует фокусировка, затем новое положение ДОТа, сравнение его с предыдущим снимком, место, где тот находился до того, фиксация его нового положения, начинающийся обстрел... Да, все было именно так. Похоже, это именно та запись. Вот разрывы снарядов приближаются к огневой точке противника, ложатся в непосредственной близости от нее... и уходят дальше... Конец записи. Прямого попадания нет.

  «Да вы же просто вырезали эту часть!» – от нового всплеска эмоций останавливает только ледяное спокойствие командира.

  Рой просматривает концовку записи еще раз, затем еще и еще. Вот эти взрывы он точно не помнит, а вот это вроде то, он тогда вновь прильнул к экрану, а вот эти уже более поздние, здесь он тоже уже не наблюдал, в это время они с Маром выключали станцию. Места выреза не наблюдается, все вроде бы достаточно слитно. А того самого прямого попадания нет. Черт!!!

  – Это оригинал? Ничего не вырезано? – бестолковый вопрос.

  – Как видишь.

  – Но я готов поклясться...

  – Верю.

  Тяжелая гнетущая тишина... Такая, что даже еле слышное жужжание автомата восстановления тканей, в который заключена правая нога Роя, кажется оглушительным грохотом. Кстати, весьма дорогостоящее лечение для обычного солдата. Проще было бы ампутировать и сделать протез. Зато теперь буквально через пять дней нога станет как новенькая. Только чешется сильно...

  – Но я же видел собственными глазами...

  – Согласен. Врачи называют это «травматический шок». И еще одно, третье, только теперь уже в твою пользу. Станцию вы не бросили, притащили назад, и она целехонька, а потому обвинения в целенаправленной дезинформации к тебе не применимы.