Текст книги "Амазонка"

Автор книги: Олег Суворов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Так что вы хотели сказать? – Я спокойно прикурила новую сигарету и вскинула глаза на банкира.

– Как вам мой юбилей?

– По-моему, все очень мило.

– Но вас здесь никто не обижает?

– Меня не так-то легко обидеть, – самодовольно усмехнулась я.

– Я знаю.

После этой фразы Херувимов вдруг задумался и замолчал, а на его лице появилось невиданное мною дотоле чувство печали. Это еще что за дела?

– Однако вы не очень-то веселы для именинника, – заметила я, когда пауза затянулась.

– А с чего веселиться? – тут же вскинулся Херувимов. – Знаете, Оленька, день рождения вызывает у меня смешанные чувства: с одной стороны, это прекрасно и почетно, что тебя поздравляют с появлением на свет, но с другой – после наступления определенной даты поздравления и юбилеи начинают выглядеть откровенной репетицией похорон!

– Ну-ну, зачем же так мрачно?

– Затем, что это действительно так! Одно дело, когда тебе двадцать лет и все еще впереди, и совсем другое – когда уже пятьдесят, впереди только пенсия, да и вообще, каждый новый год может оказаться последним. Складывается такое впечатление, что поздравлять продолжают только по инерции, лишь бы не переходить к утешениям типа: «Ничего, брат, пятьдесят лет – это еще не старость!»

Подобные излияния были настолько необычны для Херувимова, что я слушала его со все возрастающим удивлением, не зная, что говорить и чем утешать. Но утешить было необходимо, поскольку он подошел ко мне именно за этим.

А, ладно, в конце концов, у человека действительно такой юбилей!

– Не расстраивайтесь, Аркадий Петрович, – ласково произнесла я и, осторожно погладив по жирному загривку, нежно поцеловала в щеку. – Вы еще такой видный мужчи… О черт, да что же вы делаете!

Это негодующее восклицание было вызвано тем, что мгновенно расчувствовавшийся банкир тут же потянулся ко мне с объятиями и даже успел положить свою влажную ладонь на… Короче, пониже моей тонкой талии.

Да что же сегодня такое – мужики клеятся ко мне один за другим! Впору нанимать себе телохранителя! Но пока, за неимением последнего, пришлось мне самой дать Херувимову по рукам и отступить на шаг.

– И это все, для чего вы меня искали? – холодно осведомилась я, сверля его взглядом.

– Нет, что вы, – забормотал он, тяжело вздыхая и опуская глаза, – поверьте, это получилось чисто случайно… Не сердитесь.

– Ладно, не сержусь, и что дальше?

– Видите ли, милая Оленька, у меня к вам имеется одно деликатнейшее, можно даже сказать, чрезвычайно интимное поручение…

– Знаете, Аркадий Петрович, – тут же усмехнулась я, – порой мне хочется повесить себе на грудь табличку, на которой огромными буквами будет написано: «Интим, черт бы вас всех побрал, не предлагать!»

– О нет, – вяло улыбнулся он, – вы меня неправильно поняли. Я давно убедился, что вы – девушка строгих нравственных правил…

«Нет, уважаемый Аркадий Петрович, это уже вы меня неправильно поняли!»

– …Именно поэтому, рассчитывая на вашу исключительную порядочность, я и решил обратиться к вам с одним поручением.

«В кои-то веки тебе понадобилась моя порядочность, а не порочность! Интересно, что бы это могло значить?»

– Ну-ну, я слушаю.

Однако Херувимов, словно бы испытывая мое и без того уже изрядно истощившееся за сегодняшний вечер терпение, еще минут пять продолжал мусолить так понравившееся ему словосочетание «интимное поручение».

Все это кончилось тем, что я топнула ногой и решительно воскликнула:

– Послушайте, Аркадий Петрович, или объяснитесь толком, или обращайтесь со своими интимными проблемами к сексопатологу, а то и своему другу-священнику!

Лишь после этого банкир наконец встрепенулся и заговорил по делу:

– Проблема в том, что я недавно познакомился с одной очаровательной девушкой, намного моложе меня…

– Это вполне естественно, поскольку девушкой можно называться максимум до тридцати лет, после чего начинается период старой девы.

– Что? Ах, ну да, но суть в другом. Мы с ней достаточно быстро вступили в интимные отношения…

«Ишь ты, какой донжуан!»

– …И все было изумительно прекрасно, вплоть до вчерашнего дня.

«А, понимаю – вчера она потребовала оплатить свои интимные услуги?»

– Ей вдруг пришла в голову странная мысль, – продолжал банкир, принимая все более опечаленный вид, – точнее сказать, она возымела совершенно невозможное желание…

– Какое же?

– Выйти за меня замуж!

– Но вы женаты!

– Да, но она потребовала, чтобы я развелся с женой и женился на ней.

– А вы что же?

– Я объяснил как мог, что это невозможно, что в моем возрасте такие вещи так просто не делаются… Да и вообще, зачем ей это нужно, если я и так согласен исполнять все ее прихоти? Однако она упорно стояла на своем.

– Ага, а потом принялась вас шантажировать, угрожая рассказать обо всем вашей жене?

– Если бы! – вздохнул Херувимов и даже прищелкнул пальцами от досады. – То есть это, конечно, тоже достаточно серьезная угроза – вы знаете мою жену, – но главное в другом. Во время предыдущего свидания я был так увлечен, что забыл у нее дома папку с очень важными документами. Через четыре дня состоится заседание Совета директоров нашего банка, и мне эта папка необходима до зарезу.

– А юная мадемуазель ее не отдает, пока вы на ней не женитесь?

– Именно так. – И несчастный банкир жалобно посмотрел на меня. – При этом я вовсе не хочу угрожать или пугать это милое дитя. Более того, я бы охотно продолжил наши отношения, но, увы… В общем, мне надо добыть эту папку любым способом!

– Здорово, – присвистнула я. – Хорошенькую роль вы мне отводите! Нет уж, извините!

– Как, вы отказываетесь? Но почему?

– Да потому, что со своими возлюбленными разбирайтесь сами.

– Но подождите, Оленька, ведь я же объяснил вам, в чем дело…

– Вот именно поэтому оно мне и не нравится.

– Но как же быть? – засуетился банкир. – Ведь я же не могу посылать к ней Стаса… Она такая нежная, хрупкая. А вы как-нибудь по-женски сумели бы уговорить ее не дурачиться, а?

«Да, действительно, – подумала я, – зачем отказываться? Если какая-то юная дуреха возмечтала стать банкиршей, то надо как можно деликатнее прочистить ей мозги, а не запугивать таким мордоворотом, как Стас».

– Ладно, черт с вами, – с досадой согласилась я, – можно попробовать. Но что она хоть собой представляет, эта ваша возлюбленная?

– Маленькая лицемерка! – вспыхнул Херувимов, мгновенно забыв про предыдущие нежности. – Знаете, Ольга, на ее примере я даже вывел такую формулу: самое наивное лицемерие – это глупость, самое прямолинейное – демагогия, самое изощренное – обольщение!

– Прекрасная формула, хотя она ничего и не объясняет. Ладно, тогда скажите другое – как вы себе представляете план моих действий?

– Это совсем просто! Давайте послезавтра вместе сходим к ней на концерт, после чего я вас познакомлю. Ну а дальше вы уж сами что-нибудь придумаете.

– А она что – певица? – насторожилась я.

– Нет, органистка, – безмятежно отвечал Херувимов, очень довольный моим согласием. – Надеюсь, что вы относитесь к органной музыке лучше, чем Стас, который после концерта заявил мне, что еще никогда в жизни не подвергался столь суровому испытанию – даже когда вжимался в землю, слушая свист пуль чеченских снайперов.

– Ничего, вытерплю, – мрачно заявила я и с затаенной надеждой на возможное недоразумение задала последний вопрос: – А как ее зовут?

Услышав ответ банкира, я едва сдержалась. И когда только моя милая Ксюша все успевает – и на органе играть, и с банкирами трахаться?

9

Примерно такой вопрос я и задала ей, когда она начала увлеченно рассказывать мне о своем новом приключении. Этот разговор происходил вечером следующего дня. Я заехала к Ксюше после работы, заранее составив примерный план действий.

Как же это было тяжело – лукавить и лицемерить со своей лучшей подругой, которую по жизни привыкла любить и оберегать от всяческих неприятностей! Если телохранительницей Херувимова я была по долгу службы, то «берегиней» Ксюши, как это не высокопарно звучит, – по зову сердца.

– Наше знакомство состоялось совершенно случайно, – весело щебетала она. – Помнишь тот вечер, который мы провели с этими дурацкими уфологами?

– Конечно, помню. Но ведь ты же потом сразу поехала на репетицию?

– Так в том-то все и дело! Я даже не успела заехать домой переодеться и притащилась в консерваторию на высоких каблуках, в короткой юбке и в одних колготках на голое тело – ведь мои трусики съел этот дурак Андрей.

– Ну и что? – невесело усмехнулась я.

– Ты же видела меня за органом – мне приходится постоянно тянуться к разным клавишам, как ручным, так и ножным, а в короткой юбке да еще на каблуках это делать очень неудобно. А юбка, да еще кожаная, постоянно топорщится и задирается…

– Но ведь ты же репетируешь в пустом зале, где тебя никто не видит!

– Да, верно, но туда всегда может кто-нибудь заглянуть. А иногда и мои знакомые приходят послушать.

– Ну а банкир-то как там оказался?

– Он мне потом рассказывал, что заезжал к директору консерватории по своим делам. Представляешь, их банк оказывает нам спонсорскую поддержку.

– С этим ясно, давай дальше.

– А дальше он проходил по коридору, услышал, как я играю, и заглянул внутрь. Ему так понравилось, что он сел в первый ряд и дослушал все до конца.

– Ему так понравилась твоя игра или его возбудил твой пикантный вид в задранной юбке и без трусиков?

– Наверное, и то и другое, – самодовольно усмехнулась Ксюша. – Короче, еще во время репетиции он послал телохранителя за букетом роз, а после ее окончания поднялся на сцену знакомиться.

– Надеюсь, ты не слишком быстро ему уступила?

– Не, а чего тянуть-то? – искренне удивилась она. – Он меня пригласил в такой шикарный ресторан и так роскошно угостил, что я просто не смогла ему отказать, когда он попросился в гости.

– Гм! В следующий раз, когда тебе очень захочется в ресторан, скажи мне. Ну и что было потом?

– Я его спросила: «Как ты ко мне относишься?» Он ответил: «Обожаю!» И тогда я говорю: «Разводись с женой и давай поженимся».

– О Боже! – не выдержала я. – Да на фига он тебе сдался! Ты такая красивая, стройная, молодая – так зачем тебе этот пятидесяти… – Тут я вовремя прикусила язык, вспомнив, что Ксюша не должна знать о моем знакомстве с Херувимовым. – Ну что ты в нем нашла?

– Ой, что ты! – Ксюша всплеснула руками от избытка чувств. – Ты так говоришь потому, что его не видела. Он такой толстый, пушистый и славный… Совсем как мой котик! – И, нагнувшись с кресла, она подхватила на руки теревшегося о ее ноги белоснежного ангорского кота.

Тот немедленно завозился, растопырил толстые лапы и попытался ее укусить.

– Ой, Томино, как тебе не стыдно! Нельзя кусать свою мамочку!

Я с ненавистью посмотрела на эту жирную, кастрированную сволочь, и кот ответил мне не менее злобным взглядом. Наши отношения не сложились с первых же минут знакомства – проклятый Томино сразу почувствовал во мне злейшего врага и повел себя соответствующим образом, при каждом удобном случае пытаясь порвать колготки или укусить за ноги. Сначала я, исключительно из любви к Ксюше, пыталась его задобрить, но потом бросила эти попытки.

Сама я не люблю кошек, зато обожаю собак. О, это такие чудесные существа, смысл жизни которых состоит в безграничной любви к своему хозяину, в то время как кошки холодны и эгоистичны. Григорий Горин был совершенно прав, когда однажды назвал собак «последними ангелами».

С некоторых пор меня откровенно бесила привязанность Ксюши к своему коту, переходившая все границы разумного. Несмотря на надоедливую телерекламу этот гад упорно не желал жрать свой «Вискас», предпочитая вареную навагу. Иногда он наглел до такой степени, что отказывался даже от рыбы, и тогда Ксюша готовила ему курицу в духовке! Но самым гнусным было то, что несмотря на обилие дезодорантов и освежителей воздуха квартира моей подруги постоянно благоухала двумя тошнотворными ароматами – запахом кошачьей мочи и вареной рыбы.

Сколько я ни пыталась объяснить Ксюше, что с животными надо обращаться именно как с животными и ни в коем случае их не баловать, она не внимала моим советам. Возможно, в этом проявлялась своеобразная сублимация – будучи слишком эгоистичной и себялюбивой для того, чтобы заводить ребенка, она переносила свою нерастраченную материнскую нежность на этого пушистого зверюгу.

– Оставь ты его и давай вернемся к твоему банкиру! – Я нарочно закурила сигарету, зная, что Томино не выносит табачного дыма.

– А что мой банкир? – спросила Ксюша, с неохотой опуская кота на пол.

– Ты мне так толком и не объяснила – зачем тебе вздумалось выходить за него замуж?

– А ты знаешь, какие копейки мне платят за концерты? – неожиданно плаксивым голосом заговорила она.

– Сейчас всем мало платят.

– Да плевать мне на всех! Мне хочется хоть раз в жизни пожить нормально, не думая о завтрашнем дне. Хочется, чтобы за мной заезжали на белом «мерседесе», чтобы зимой возили на курорты в теплые края, чтобы я могла покупать себе все, что захочу, не заботясь о том, что мне не останется денег на обед…

– Короче, ты хочешь сделаться богатой вдовой, – со вздохом подытожила я, а про себя подумала: «Одни люди подобно моей Ксюше комплексуют по поводу отсутствия «мерседеса», другие – по поводу нерешенности вечной проблемы, имеются ли хоть какие-то формы посмертного существования души? Но кто бы мне сказал, которые из них более несчастны?»

– Зачем ты так говоришь? – надулась Ксюша. – Я вовсе не хочу, чтобы мой Аркаша умер.

– Потом захочешь. Так что ответил Аркаша на твое предложение руки и сердца?

– Он очень удивился и заявил, что не может развестись с женой – это слишком сложная и дорогостоящая процедура.

– Ну а ты?

– О, я придумала одну чудную вещь. – Ксюша спрыгнула с кресла, в котором сидела, поджав под себя ноги, и подошла к секретеру. Открыв дверцу, она продемонстрировала мне тонкую белую палку. – Видишь это?

– Вижу.

– Позавчера он уехал, забыв ее у меня, а через полчаса позвонил из машины и заявил, что немедленно возвращается, поскольку там находятся очень важные документы. И тогда меня вдруг осенило, и я заявила, что не открою дверь и ничего ему не отдам, пока он на мне не женится.

– Да, но ведь он мог просто пообещать это, а потом, получив свою папку, передумать?

– Ну, я же девушка хитренькая. – И Ксюша довольно улыбнулась. – И у меня есть один знакомый юрист, который посоветовал, как можно сделать, чтобы Аркаша не передумал.

– Кажется, я догадываюсь…

– Да, нужно составить брачный контракт, по которому, в случае отказа жениться, он должен будет заплатить мне сто тысяч долларов.

– У тебя недурные аппетиты, подруга! А ты не подумала о том, что нанять киллера будет стоить твоему Аркаше намного дешевле?

– Да ты что?! – испуганно вытаращилась Ксюша. – Он никогда на это не пойдет.

– Почему ты так уверена?

– Я ему очень нравлюсь, и он мне сам это не раз говорил.

– Тебе надо было спросить его иначе: что тебе больше нравится, дорогой, – я или сто тысяч долларов? Короче, пока еще цела, брось эту дурацкую затею, позвони своему банкиру и скажи, чтобы он кого-нибудь прислал забрать папку. Если хочешь, я могу это сделать вместо тебя.

На мою бедную органистку было жалко смотреть – и что только не делает с людьми проклятая жадность!

Минут десять Ксюша металась по квартире – то хватала на руки кота и начинала его судорожно ласкать, невзирая на протестующее мяуканье; то умоляюще смотрела на меня, но я невозмутимо отводила взгляд к окну; то кидалась к телефону, начиная набирать номер, но тут же вешала трубку.

– Если ты не сделаешь того, что я тебе сказала, на мою помощь можешь не рассчитывать. – Я постаралась произнести эту фразу как можно более жестким тоном, чтобы окончательно склонить чашу весов в нужную сторону. Однако мне не повезло – это был тот самый случай попадания «шлеи под хвост», о котором я уже как-то упоминала.

– Ну и не надо! – решительно заявила Ксюша. – Никуда я звонить не буду! Пусть женится – и тогда получит свою папку обратно.

– Ладно, тогда давай ложиться спать, – картинно подавляя зевок, предложила я. – Если не возражаешь, я у тебя сегодня переночую?

– Конечно, не возражаю, – обрадовалась Ксюша. – Кстати, а чего это ты свое лучшее платье надела?

– Завтра у меня свидание с Петром.

– Да? Ну и как у вас?

– Нормально. – Мне не хотелось развивать эту тему, поэтому я быстро переоделась в ее халат и пошла в душ.

Пригревшись в обнимку со своим котом, Ксюша уснула очень быстро, зато меня измучила бессонница. Как же мне не хочется обижать свою бедную подружку, пусть даже лишая ее столь призрачных надежд! Существует только одна вещь, которая сравнима по своей значимости со страхом смерти, и эта вещь называется разбитые надежды. Только надежды, питаемые желаниями, и заставляют нас жить, нетерпеливо стремясь в будущее. Только надеясь, мы и не боимся смерти.

Как только начало светать, я выбралась из-под одеяла и быстро, но бесшумно оделась. Затем, чувствуя себя последней стервой, осторожно открыла секретер и взяла оттуда проклятую папку.

Подойдя к безмятежно спавшей Ксюше, я наклонилась и, отведя прядь волос, слегка коснулась губами ее теплой щечки. Спи, глупышка, и пусть тебе снятся не денежные, а исключительно нотные знаки!

Я вышла из Ксюшиного дома около семи часов утра. Ехать на работу было еще рано, и тогда я зашла в ближайшее кафе, работавшее круглосуточно, чтобы позавтракать и выпить горячего кофе. Посетителей почти не было, если не считать двух невзрачных мужичков, похмелявшихся пивом.

Взяв себе овощной салат, пару бутербродов и чашку кофе, я села за столик у окна и, первым делом вытащила сигареты. Представление о том, как Ксюша с удивлением просыпается одна в пустой квартире, обнаруживает исчезновение папки и ударяется в слезы, жгло мне сердце, и я все больше нервничала, кусала губы и злилась, сама не зная на что.

В такой идиотской ситуации трудно найти виновных!

– Почему столь красивая девушка нервничает в такую рань?

Я удивленно вскинула глаза. Один из мужичков уже ушел, зато второй стоял перед моим столиком с полупустой бутылкой пива в руке.

– Что вам надо? – устало спросила я, приготовившись к классической просьбе «добавить на пиво».

– Хочу вас утешить. – И мужичок взялся за спинку стула. – Вы позволите присесть?

– Нет, не позволю. Убирайтесь!

– Я вижу, что вы меня не узнаете?

Я была так поглощена своими мыслями, что не хотела тратить свою злость на это ничтожество.

– А кто вы такой, чтобы я вас узнавала?

– Я – тот, кого вы однажды приняли за террориста и сумели мастерски обезвредить.

После такого заявления я тут же узнала злополучного растяпу, уронившего свой бумажник на проезжую часть улицы, который оказался настройщиком роялей и которого я ухитрилась принять за киллера.

– А, это вы, – вяло протянула я. – Недаром говорят, что Москва – тесный город. Садитесь, рассказывайте.

Он обрадованно присел и, знаком попросив моего позволения, тут же припал к бутылке пива, после чего повторил свой вопрос в несколько видоизмененной форме:

– Так почему очень красивая и умная девушка грустит и злится в столь ранний час?

– А с чего вы взяли, что я очень умная?

Времени было еще много, поэтому можно скоротать его за пустопорожней болтовней.

– Я не сказал, что вы очень умная, – неожиданно запротестовал мой собеседник, – прилагательное «очень» относится к вашей красоте, но отнюдь не к вашему уму.

Это был довольно странный комплимент, поэтому я с удивлением глянула на настройщика-террориста.

– Понимаю ваше недоумение, – тут же оживился он, – и спешу его разрешить. Ваше неустойчивое эмоциональное состояние говорит о том, что вы девушка, без сомнения, умная, но не очень.

– Как это понимать?

– Элементарно. Знаете, я вывел следующую закономерность – разница между умным и очень умным человеком заключена не в особой тонкости и проницательности ума, а в наличии силы воли. Очень умный человек не станет бездействовать или действовать иррациональным образом, в то время как просто умный человек может валяться на диване, поддавшись депрессии, с которой не в состоянии справиться. Напротив, очень умный человек сумеет стиснуть зубы, выбрать одну из существующих альтернатив и начать воплощать ее в жизнь.

– Любопытно, – хмыкнула я, – продолжайте.

– Но высшая стадия ума – это гениальность. Любой гений, как правило, пытается охватить противоположности и подняться над ними, чтобы достичь какого-то высшего синтеза. В этом смысле можно даже сказать, что односторонних гениев не бывает.

– То есть, если я правильно поняла вашу классификацию, просто умный человек подвержен всем человеческим слабостям, поэтому может прозябать в бездействии; очень умный человек находит в себе силы сделать выбор и начать действовать; а гений вместо совершения выбора возвышается над альтернативами и, достигая какого-то высшего синтеза, обретает невозмутимость и спокойствие духа. Так или не так?

– Именно так! – обрадовался настройщик. – Вы изложили мою концепцию просто великолепно.

– У меня в институте всегда была пятерка по философии, – слегка улыбнулась я, – а эта ваша концепция отдает стоицизмом.

Как ни странно, но настройщик-философ сумел меня развлечь и позабавить. В благодарность за это я даже купила ему на прощанье бутылку самого дорогого пива.

Направляясь в банк и сжимая в руках злополучную папку, я занималась сеансом самовнушения, твердя про себя: «Я – гений, а потому обладаю невозмутимостью и спокойствием духа, я – гений, гений, гений…»