Автор книги: Олег Стрижак
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Есть в истории обороны Либавы ещё один неприятный эпизод. Упоминание о нём можно найти в книге Грищенко «Соль службы».
"—...этот самый Грязный предал своих курсантов, занимавших оборону Либавы с юга, и переметнулся на сторону врага – Такой концовки можно было ожидать,– сказал я" (с. 26).
Грищенко мог ожидать "такой концовки", потому что хорошо знал человека по прозвищу Иван Грязный: он был у Грищенко в училище командиром роты (см.: «Соль службы», сс. 21-22). Грищенко, по причине цензуры, не называет ни фамилии, ни должности предателя. Устное предание гласит, что это – генерал-майор береговой службы Благовещенский, начальник военно-морского училища ПВО.
Когда Н. Г. Кузнецов пишет (см.: «Курсом к победе», с. 15), что бесспорной ошибкой наркомата ВМФ было размещение в Либаве училища ПВО, в этой фразе, возможно, присутствует сожаление, что и выбор начальника училища был ошибкой.
Читатель, знающий повесть Сергея Колбасьева "Арсен Люпен", помнит старшего лейтенанта, имеющего прозвище Иван Дерьмо. Это "литературный портрет" Благовещенского. Перед революцией Благовещенский был в Морском корпусе командиром взвода, а Сергей Колбасьев кадетом. Колбасьев пишет, что Ивана Дерьмо списали в корпус за неспособность служить на флоте, и что прозвище его было вполне заслуженное.
Интересно, что такой офицер в Cоветское время благополучно миновал все чистки (а "бывших" уничтожали безжалостно – см. об этом: Зонин С. Теория и практика перманентного уничтожения. Из истории гибели офицерского корпуса российского флота.– "Звезда", 1994, № 9) и стал генерал-майором.
Его настолько ценили, что сделали начальником училища.
Сергей Колбасьев написал правду про Ивана Дерьмо. Колбасьева вскоре расстреляли. И в газетах писали: "подлый наймит одной иностранной разведки Колбасьев" («Известия», 1937, 23 июля).
А к фашистам на второй день войны убежал генерал-майор Дерьмо.
История минирования кораблей Балтфлота в сентябре 41-го загадочна – как почти всё в войне на Балтике. На моряков минирование кораблей подействовало очень тяжело. Грищенко пишет в "Соли службы" о сентябрьских днях 41-го: "Все подводные лодки приняли в свои отсеки по две-три глубинные бомбы и легли вокруг Кронштадта на грунт. (...) Свободные от вахты не спят, молча лежат на койках. Кажется, что напряжение висит в воздухе. С минуты на минуту может поступить приказ..." (cc. 101-102).
Александр Зонин рассказывает в своих записках о встрече с командиром соединения подводных лодок А. В. Трипольским на плавбазе "Смольный" осенью 41-го: "...Саша не был в настроении дружески изливаться и расспрашивать. Он тяготился моральной обстановкой. Именно в те дни паникеры от разговоров о вероятной сдаче города переходили к требованиям подготовить корабли к взрыву (...). Невероятная чепуха! Но такая мерзкая и липучая мыслишка, однако, еще не была резко осуждена" («Писатели Балтики рассказывают», М., «Сов. пис.», 1981, с. 201). Зонин относит этот разговор к ноябрю – явно из «цензурных» соображений. К ноябрю все корабли уже были разминированы.
Время действия, без сомнения,– сентябрь. Но кто же эти "паникеры"? Кому принадлежит "мерзкая и липучая мыслишка" уничтожить Балтийский флот?
Н. Г. Кузнецов (см.: «Курсом к победе», сс. 119-121) говорит чрезвычайно интересную вещь: приблизительно в сентябре 42-го года «в адрес Сталина пришла телеграмма. Автор ее, очевидно не знавший всех подробностей, обвинял командующего флотом В. Ф. Трибуца в паникерстве и преждевременном минировании кораблей. Копия этой телеграммы была и у меня...»
Очень хочется посмотреть на эту телеграмму: каков её настоящий текст? И чья там подпись?
Возможно-ль "вычислить" автора телеграммы?
Предположим: это не командир Балтфлота, и не Ленинградский чиновник, иначе бы Трибуц или Жданов ему голову откусили. Он, вероятней, "визитёр" из Москвы, в сентябре 42-го приехал в Ленинград в первый раз, и с изумлением (нажаловались?) узнал о фокусах Трибуца годичной давности. Он – важная персона, коли имеет право обращаться сразу к Сталину. Если он рангом выше Кузнецова – зачем он шлет копию Кузнецову? Кто из "подходящих фигур" приезжал примерно в сентябре 42-го на Балтфлот?
И взгляд мой обращается в сторону Рогова. члена ЦК ВКП(б).
Перед войной Рогов стал начальником Главного политуправления ВМФ. Армейский комиссар 2 ранга, затем генерал-полковник, имел ряд высших орденов, в том числе первую степень Ушакова и Нахимова, в 46-м за что-то понижен, сделан членом Военного совета ПрибВО, и в 49-м, пятидесяти лет от роду, неизвестно от чего умер. Писатели, которые служили в войну на флоте и знали Рогова, вспоминают о нем с симпатией. Занятно пишет о Рогове Александр Крон («Капитан дальнего плавания», М., «Сов. пис.», 1984. с. 162):
"В сорок втором прибыл к нам на Балтику начальник Главного политуправления ВМФ армейский комиссар 2-го ранга Иван Васильевич Рогов. С этим могущественным человеком я за время своей службы встречался дважды и сохранил о нем добрую память. Во флотских кругах его называли Иваном Грозным – и не без оснований. Он был действительно крут, но в нем привлекала оригинальность мысли, шаблонов он не терпел.
Летняя кампания в то время была в разгаре, у подводников были успехи. Разобравшись в обстановке, Рогов выступил на совещании работников Пубалта с поразившей всех речью. "Снимите с людей, ежечасно глядящих в глаза смерти, лишнюю опеку,– говорил он.– Дайте вернувшемуся из похода командиру встряхнуться, пусть он погуляет в свое удовольствие, он это заслужил. Не шпыняйте его, а лучше создайте ему для этого условия..." Речь армейского комиссара была воспринята с интересом, но и с недоверием. И даже воспринятая как директива больших последствий не имела". Разгар боевых действий подводников в летней кампании 42-го: конец августа – начало октября. Примечательны и слова Крона (который тогда служил в многотиражке на бригаде подплава), что Рогов "разобрался в обстановке".
Если телеграмму Сталину с обвинением Трибуца в паникерстве послал действительно Рогов, можно догадаться, почему Кузнецов не называет его имени.
Нарком Кузнецов, судя по всему, не любил своего заместителя, армейского комиссара Рогова. Он почти не упоминает Рогова в своих мемуарах, а ведь работали они вместе семь лет, из них шесть приходятся на Вторую мировую войну... Кузнецов пишет, что автор телеграммы "очевидно, не знал всех подробностей".
О каких подробностях речь?
Кузнецов рассказывает: Сталин в сентябре 41-го велел ему составить телеграмму на имя Трибуца с приказанием подготовить корабли Балтийского флота к взрыву. Разговор происходил на другой день после назначения Жукова в Ленинград вместо Ворошилова... "Я такой телеграммы подписать не могу",– отвечает Сталину нарком Кузнецов, и поясняет: "Чтобы дать такое ответственное задание, требуется особый авторитет и одних указаний Наркома ВМФ недостаточно".
"После короткого размышления Сталин приказал мне отправиться к начальнику Генерального штаба и заготовить телеграмму за двумя подписями: маршала Б. М. Шапошникова и моей. Против этого я уже возражать не мог". Шапошников ("как и предполагал" Кузнецов) категорически отказывается подписывать такую телеграмму.
"Решили заготовить телеграмму и вдвоем отправиться к Сталину, чтобы убедить его поставить свою подпись.
Сталин согласился. Однако документ оставил у себя".
Кузнецов ничего не пишет о том, подписал ли Сталин этот документ, была ли отправлена эта телеграмма на Балтийский флот... странное умолчание.
Кузнецов лишь говорит: "Можно понять И. В. Сталина, почему ему не хотелось подписывать директиву".
А когда же в действительности были заминированы корабли Балтфлота? Грищенко пишет четко: 5 сентября его лодка "Л-3" перешла в Кронштадт и легла на грунт – уже с глубинными бомбами в отсеках (см.: «Соль службы», с. 101).
Знает ли нарком Н. Г. Кузнецов эту правду? На той же странице, где речь идет о телеграмме, обвиняющей Трибуца "в паникерстве и преждевременном минировании кораблей", Кузнецов туманно замечает: "Следует сказать, что предварительная разработка плана уничтожения кораблей (...) на Балтийском флоте проводилась уже с конца августа" («Курсом к победе», с. 120). Флот пришел в Кронштадт 29 августа, пережив кошмар и тяжелые потери Таллинского перехода.
Трибуц (адмирал в отставке, доктор исторических наук) пишет в строго научном очерке: "29 августа противник захватил Тосно и 30 августа вышел к с. Ивановское на левом берегу Невы. Наших войск там было недостаточно. Создалось критическое положение. Фронт не располагал резервами. Противник, видимо, уже считал, что с выходом к Ивановским порогам он почти захватил Ленинград" («Краснознаменный Балтфлот...», М., «Наука».1973, с. 155). Видимо, не только противник считал, что дни Ленинграда сочтены.
Кем и когда был отдан приказ приготовить корабли к взрыву? Ответ будет, когда откроют архив флота. Но что говорит нам разрешенная цензурой литература? Грищенко пишет, что корабли были минированы не позднее 5 сентября, и прибавляет: "корабли флота по указанию Ставки Верховного главнокомандования следовало взорвать". Кузнецов же свидетельствует, что до разговора его и Шапошникова со Сталиным ни каких указаний Ставки, или Генштаба, или наркомата ВМФ о минировании кораблей быть не могло.
Здесь, как часто бывает в нашей военной истории, всё неясно. Какого числа Сталин приказал Кузнецову "составить телеграмму командующему чтобы все было подготовлено на случай уничтожения кораблей"?
Вместо четкой даты – сплошная путаница Разговор о минировании кораблей Сталин начинает вопросом: "– Известно ли вам, что в Ленинград вместо Ворошилова назначен Жуков? Когда я ответил, что это мне неизвестно он сказал, что только вчера состоялось такое решение и Г. К. Жуков, видимо, уже в Ленинграде".
Стало быть, разговор происходит никак позднее 10-го или 11 сентября. Но разговор происходит на другой день по возвращении Кузнецова из Ленинграда. А Кузнецов («Курсом к победе», с. 188) пишет, что вылетел из Ленинграда 12 сентября.
Невозможно работать с такими мемуарами.
Жуков 11 сентября уже командовал Ленинградским фронтом. Если Кузнецов вылетел из Ленинграда 12 сентября, то, кажется, должен был знать о смене в командовании Ленфронтом: ведь командующий КБФ оперативно был подчинен командующему фронтом. Вероятней всего, Н. Г. Кузнецов вылетел из Ленинграда 9-го или 10 сентября... Прибыл он в Ленинград, насколько можно понять, поздним вечером 29 августа. "Боевая летопись ВМФ..." дважды в эти дни фиксирует (сс. 135, 148) приказы наркома ВМФ адмирала Кузнецова о переформировании частей Балтфлота, и ссылается на фонды 2, 45 и 46 ЦВМА.
В Ленинграде в эти дни находится и заместитель наркома ВМФ адмирал И. С. Исаков, который был назначен заместителем Ворошилова, главнокомандующего Северо-Западным направлением. Что означает фраза "предварительная разработка плана уничтожения кораблей (...) на Балтийском флоте проводилась уже с конца августа"? Кем "проводилась"? В какой степени нарком Кузнецов и его заместитель Исаков (он же начальник Главморштаба и заместитель главнокомандующего С.-З. направлением) участвовали в этой "предварительной разработке" или знали о ней?
Совершенно непонятно.
Однако корабли не позднее 5 сентября были в действительности заминированы, и нарком ВМФ о том не знал (?), хотя был в те дни Ленинграде и Кронштадте.
И не знал о том Сталин.
Опять (как в истории ночи на 22 июня 41-го) у меня создается впечатление, что когда Сталин решает одно, "кто-то" упорно делает противоположное. И всё время просачиваются неясные сведения, что "кем-то" в первые дни сентября уже было решено сдать Ленинград немцам. И "паникерство" длилось, покуда Сталин не бросил "на Ленинград" единственно верного, и беспощадного, человека – генерала Жукова (точь-в-точь всё повторилось в октябре Москвою: уже правительство выехало, уже газеты печатали "ободряющие" статьи, что во. в 1812-м Москву сдали, и ничего, обошлось... и Сталин кинул Жукова теперь уже оборонить Москву).
Очевидно, что командующий КБФ Трибуц и его начштаба Пантелеев применили в Кронштадте недавний опыт Либавы. Либавскую базу заминировали без ведома Москвы и уничтожили за день до подхода немцев к Либаве. И никто за это не был наказан (ну, расстреляли неприметного капитан-лейтенанта). Вновь возникает мысль, что Трибуц имел в Кремле покровителей столь могучих, что даже в 70-е годы бывший нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов лишь намёком мог сказать, что автор телеграммы, обвинявшей Трибуца в паникёрстве и преждевременном минировании кораблей, "не знал всех подробностей".
Вечером 29 августа нарком Кузнецов при ехал в Ленинград не один, он сопровождал В. М. Молотова. В Ленинграде товарища Молотова встречали Ворошилов и Жданов... собственно, я у Кузнецова в первый раз прочёл, что в дни меж падением Тосно и падением Шлиссельбурга в Ленинграде всеми делами командовал зам. пред. СНК СССР первый зам. пред. ГКО Вячеслав Михайлович Молотов. Молотов, Ворошилов, Жданов... Три члена Политбюро. Два зампреда СНК и секретарь ЦК ВКП(б),– хорошая компания собралась в начале сентября в Ленинграде.
И при них нарком ВМФ и начальник Главморштаба. Если Молотов велел готовить город Ленина к сдаче – всё неясное становится ясным. Если Молотов приказал приготовить Краснознаменный Балтийский флот к уничтожению, то Грищенко абсолютно честно писал: "...по указанию Ставки..." Отчего Кузнецов "путает" дату своего вылета из Ленинграда? Кузнецов для чего-то подчеркивает, что он возвращался не вместе с Молотовым, а позже: "Задержавшись по флотским делам, я возвращался в Москву уже один" («Курсом к победе», с. 118). Я думаю, Кузнецов знал обо всех приказах Молотова, касающихся судьбы Ленинграда и Балтийского флота.
Естественно, что, когда утром 10-го или 11 сентября Сталин в своем кабинете в Кремле сказал Кузнецову, что в Ленинград вместо Ворошилова назначен Жуков, Кузнецов был потрясен.
А когда Сталин, без паузы, предложил Кузнецову написать приказ о подготовке Балтфлота к уничтожению, адмирал Кузнецов, нарком, очутился в ужасном положении...
А когда же были разминированы корабли Балтфлота?
После 23 сентября. Об этом говорит Грищенко («Соль службы», с. 109), описывая вызов комбрига и трех командиров подводных лодок на Военный совет КБФ.
Значит, в страшные для Балтийского флота дни 21 и 23 сентября 1941 года, в дни "звёздных налетов" немецких бомбардировщиков на Кронштадт, где все гавани были тесно забиты кораблями и подводными лодками, корабли и лодки стояли под бомбами – изготовленные к взрыву.
Интересная (мягко говоря) картина. В эти дни погибли эсминец "Стерегущий" и лидер "Минск", подводная лодка, транспорт. Крейсер "Киров", линкор "Октябрьская Революция" и три эсминца были повреждены бомбами, а линкор "Марат", уничтоженный наполовину, лег на грунт и перестал существовать как корабль (см.: «Боевая летопись ВМФ...», сс. 149-150). Лишь после таких потерь штаб флота начал (I) рассредоточивать корабли, переводить часть крупных кораблей и подводных лодок в Ленинград (см.: Там же, с. 151).
Я не раз слушал споры старых балтийцев о причине ряда чудовищных взрывов на линкоре "Марат": невозможно уничтожить линкор одной авиабомбой. Поскольку компания Поникаровского назвала меня "невеждой" (я не возражаю), я позволю себе задать "невежественный" вопрос: а не привела ли немецкая бомба в действие отлично подготовленную систему взрыва "Марата"?
Военный совет КБФ, куда вызвали Грищенко (и где Трибуц отдал приказ разминировать корабли), тоже загадочен.
Дело происходило не ранее 24-го и не позже 26 сентября 41-го года, меж гибелью "Марата" и сменой командования на бригаде подплава. Размышляя над этими страницами "сцены у командующего", я спросил: "Петро Дионисиевич, а что вообще представлял собой Трибуц?" (Адмирал Поникаровский, не зная, чем меня уесть, пишет, что я даже отчества Грищенко не ведаю. Пусть адмирал заглянет в "Соль службы", с. 4, там сказано, что отец нашего героя подводника звался Дионисий Андреевич. И когда я к Грищенко обращался "Петро Дионисиевич", ему это нравилось. Видно, надоело ему за всю жизнь чужое его слуху "Денисыч".)
Что представлял собой Трибуц? И Грищенко ответил, совершенно равнодушно: "Убийца..." ( в такой интонации говорят о чужом и неинтересном, вконец спившемся человеке: алкоголик...).
Приказ Трибуца на переход трех подводных лодок в конце сентября 41-го с Балтики на Север через Атлантику – мягко говоря, непонятен.
Грищенко приводит слова Трибуца: "Я доложил в Ставку Верховного главнокомандования – план в принципе одобрен". Значит, Трибуц доложил "кому-то" в Ставку (через голову наркома ВМФ), что он, командующий, хочет передать другому флоту три боевых корабля, и "кто-то" в Ставке этот план одобрил.
А вот что пишет тогдашний нарком ВМФ Кузнецов («Курсом к победе», с. 283): «...когда над Ленинградом нависла особая угроза и даже возник вопрос о возможном уничтожении кораблей, кое-кто из флотских товарищей предлагал воспользоваться Зундом – проливом, связывающим Балтийское и Северное моря, чтобы перевести часть подводных лодок на Северный флот. (...) Я доложил Ставке о готовящейся операции (хотя в душе и не совсем соглашался с этим замыслом). И. В. Сталин хмуро выслушал меня и ответил довольно резко, в том смысле, что не об этом следует думать, надо отстаивать Ленинград, а для этого и подводные лодки нужны...»
Так Сталин спас три лодки (две из них, "С-8" и "С-7", погибли позднее), которые "кем-то" уже обречены были на гибель.
Прорыв в Северное море был невозможен, командиры лодок это знали, и нарком Кузнецов это знал. К утру 24 сентября выход из Финского залива был заперт: весь германский флот (имевшийся на Балтике) стоял там, ожидая прорыва наших кораблей. Обстановка в Зунде была еще тяжелее. За полтора года, после захвата Германией проливной зоны, немцы создали там против английских лодок мощнейшую оборону. А глубины не давали подводникам никакой возможности маневра.
Грищенко пишет о карте в кабинете Трибуца: "Карта была, как говорят на флоте, "приподнята" операторами, темный цвет на ней обозначал небольшие глубины; только местами в проливах Большой и Малый Бельт и Зунд есть узенькие белые полоски—глубины больше двадцати метров".
Много ли это – если высота подводной лодки от киля до верхних ограждений рубки не более 12 метров?
Какие же тактические рекомендации дает Трибуц командирам лодок?
"...Не забудьте, товарищи командиры, что соленость Атлантики почти в три раза больше, чем на Балтике..."
"Последнее замечание комфлота, – пишет Грищенко, – окончательно покорило нас знанием дела до мелочей..."
Хвала это Трибуну? Или злая ирония?
"Комфлот у нас что надо,– услышал я слова Лисина. Так думали мы все" («Соль службы», сс. 106-109).
Думаю, что слова "комфлот у нас что надо" Лисин произнес с "определенной" интонацией.
Меня поражает в "Соли службы" на с. 105 внезапный "поворот зрения" Грищенко. Грищенко сильно и впечатляюще описывает четыре взрыва на "Марате", уничтожение всей носовой части линкора, громадной фок-мачты с надстройками, мостиками и площадками, страшную картину в гавани...
Что заставило Грищенко в тот миг обратить свой бинокль в сторону здания штаба флота?
На балконе Грищенко видит в бинокль одинокую фигуру с обнаженной головой, это командующий флотом вице-адмирал Трибуц.
"Я не знаю,– пишет Грищенко,– что чувствовал он в эти минуты".
Часть пятаяАдмирал Поникаровский, он же президент фонда юбилея флота, твердит в «Труде», будто он защищает от меня (!) честь «всех ветеранов Балтики». Честью ветеранов он, по старой привычке номенклатуры, лишь прикрывается. Поникаровский защищает пять имен: Травкин, Трибуц, Орёл, Пантелеев и Всеволод Вишневский. Травкин и Вишневский – казённые «иконы» для казённого почитания. А Пантелеев и Орёл долгие годы до Поникаровского начальствовали в Военно-морской академии.
Недавно вышел в свет "Морской биографический словарь" под редакцией адмирала И. Касатонова. Грищенко и Матиясевич, герои войны, лучшие подводники Балтики, в словарь не попали: видимо, недостойны. Зато есть в словаре адмирал Поникаровский, с портретом. Правда, автор издания доктор наук профессор В. Д. Доценко говорит в предисловии, что полные адмиралы включены в "МБС"– "независимо от заслуг и личного вклада". Хороший комплимент адмиралам.
В дни моей журналистской юности я хотел встретиться с адмиралом Пантелеевым, чтобы сделать для газеты беседу с ним: меня очень интересовала осень 41-го, десанты в Стрельну и Петергоф... Старшие мои друзья, ветераны-балтийцы, меня строго одернули. Мне сказали, что у Пантелеева с августа 41-го весьма скверная репутация, и лучше не "пачкаться".
Что контр-адмирал Пантелеев в сентябре 41-го был снят с должности начальника штаба флота по требованию офицеров штаба и командиров соединений КБФ.
Что в Таллинском переходе Пантелеев, командир отряда прикрытия 2-го и 3-го конвоев (флаг – на лидере "Минск"), бросил порученные ему конвои и полным ходом ушел в Кронштадт, а затем отрекся от всех своих устных распоряжений, отданных на переходе.
Что история десантов в Петергоф и Стрельну – одно из самых тёмных мест в истории Балтфлота и обороны Ленинграда... (уже затем, в начале 70-х, возник скандал вокруг книжки "Живые, пойте о нас!". Власти не дали скандалу разгореться. Расследование было закрытым, а результаты его неутешительны.
И сама записка "Живые, пойте...", якобы найденная в гильзе на месте гибели моряков, оказалась подложной, и "оставшиеся в живых участники десанта" были подставными: мне про это говорил ленинградский журналист К. К. Грищинский.
Грищинский был в комиссии по расследованию, он и разоблачил самозванцев. Профессионал разведки, бывший офицер разведотдела штаба Балтийского флота, он и через тридцать лет помнил в лицо и по фамилии всех, кто ушел в Петергоф в десант в отряде полковника А. Т. Ворожилова. Грищинский их всех отбирал в отряд лично).
Н. Г. Кузнецов («Курсом к победе», сс. 230-231) пишет, сколь сильно был недоволен Сталин поведением английского морского командования в случае с конвоем «РО-17»: «Мыслимое ли дело: всем боевым кораблям оставить конвой?!» Интересно, знал ли Сталин, что точно так же поступило командование Краснознаменного Балтийского флота в Таллинском переходе?
Видимо, не знал.
У меня складывается впечатление, что в конце августа и начале сентября 1941 года в вопросах Балтийского флота и защиты Ленинграда Сталина просто дурачили: обманывали, не докладывали правду, делали противоположное его распоряжениям.
Есть у меня основания думать, что когда "кто-то" намечал Ленинград и Москву к сдаче и Балтийский флот к уничтожению,– в Ставке, за спиной Сталина, игралась крупнейшая политическая авантюра (причем по сценарию заговоров сразу и Ленина и Милюкова).
История еще вскроет эту тему.
Но если Жуков был в те дни безукоризненным "человеком Сталина", то Трибуц, боюсь, являлся (как и многие другие) бездумным исполнителем "чьей-то" враждебной Сталину воли...
Первые сведения о том, что в Таллинском переходе боевые корабли бросили четыре конвоя транспортов на растерзание немецким бомбардировщикам, появились в нашей печати в 1973 году, в очень смелом сборнике "Краснознаменный Балтийский флот...", который вышел в изд. "Наука" под редакцией профессора В. И. Ачкасова.
Сам Ачкасов в своем очерке в том сборнике (см. сс. 91, 92) язвительным полунамеком писал, что "контр-адмирал Ю. А. Пантелеев принял смелое решение", приказав лидерам и миноносцам идти со скоростью 22 узла, и что боевые корабли, естественно, не терпели урона от вражеской авиации, так как имели "сильную зенитную артиллерию, отработанную противовоздушную оборону и большие скорости хода" – в отличие от "слабовооруженных тихоходных транспортов и вспомогательных судов".
Тут уж всякий понял, о чём речь.
В том же сборнике (с. 238) контр-адмирал И. Г. Святов дал четкую картину, которую он наблюдал утром 29 августа 1941 года с острова Гогланд: "Часов в 10 на горизонте показались боевые корабли: крейсер "Киров", эскадренные миноносцы, подводные лодки и тральщики. Они вели огонь по самолетам противника, которые, как правило, обходили боевые корабли и летели дальше на невооруженные транспорты".
В 1983 году то же подтвердила "Боевая летопись ВМФ..." (сс. 111, 112):
"29.08 движение отрядов кораблей и конвоев в Кронштадт происходило раздельно...", "...противник продолжал атаки, главным образом, по транспортам, и топил их”.
Сравнение действий Трибуца и Пантелеева с действиями английского командования, отдавшего на растерзание немцам конвой "РО-17", стало в общественном мнении в последние два десятилетия настолько общим местом, что вошло уже и в научную литературу:
"...снявшись с якорей, лидеры "Минск" и "Ленинград" со скоростью около 27 узлов ушли на восток, оставляя беззащитными битком набитые войсками транспорты. Вспомним, что так же поступило и британское морское командование, бросившее на произвол судьбы летом 1942 г. суда из состава конвоя "РQ-17" (Доценко В. Д. «Флот. Война. Победа. 1941-1945. Научное издание». СПб., «Судостроение», 1995, с. 69). Я прибавлю, что история конвоя «РО-17» длилась 32 дня, шел конвой не по минным полям (как повел свой флот Трибуц), из 36 транспортов конвоя погибли 23 (см.: «Боевая летопись ВМФ...», сс. 78-81).
Таллинский переход боевые корабли Балт-флота совершили за 50 часов. Транспорты, которым повезло, дошли в Кронштадт за 72 часа.
Профессор Доценко на сс. 70-71 своей книги "Флот. Война. Победа..." размышляет о фигуре Трибуца и о причинах катастрофы в Таллинском переходе.
Трибуц, назначенный на должность командующего КБФ весной 1939 года, "имел 15-летний стаж (видимо, здесь опечатка. Трибуц окончил училище им. Фрунзе в 1926 году, см. "Морской биогр. словарь", с. 407.– О. С.) службы в офицерских должностях. К этому времени он не успел получить опыта командования даже соединением. (...) По оценке наркома ВМФ на 1940 г. на Балтийском флоте был "полнейший провал по оперативно-тактической и боевой подготовке".
У историка Доценко вызывает недоумение, как удалось противнику в 1941 году "в белые ночи, в операционной зоне нашего флота выставить более 3 тыс. мин и минных защитников. Это свидетельствует не только о слабости нашей разведки, но и о неважной организации наблюдения на театре. (...) Удивляет, что ни в угрожаемый период, ни даже с началом войны не было организовано разведывательное траление мин. Даже когда в конце июня в устье Финского залива подорвались на минах крейсер "Максим Горький" и эскадренный миноносец "Гневный", штабом флота (начальником штаба флота был контр-адмирал Пантелеев.– О. С.) не было организовано ни разведывательное траление, ни определение границ минных заграждений.
Тральщики же использовались чаще для выполнения несвойственных им функций: несли дозорную службу, перевозили бомбы и авиационное топливо и часто при этом гибли, так и не решив тех задач, ради которых они строились в мирное время. К началу Таллинского перехода флот потерял третью часть своих тральщиков. (...)
...С 10 августа Трибуц приказал в целях маскировки (1) фарватеров отказаться от их систематического протраливания..."
Сколько погибло в Таллинском переходе транспортов и вспомогательных судов? Трудно понять.
Ачкасов в 1973 году дает цифру 34.
"Боевая летопись..." в 1983 году дает цифру 32.
Профессор Доценко в 1995 году дает цифру 46.
Я пробовал по книжкам "зайти с другого конца", посмотреть, сколько же транспортов уцелело. Ничего у меня не получилось.
23 октября 41-го года начинается гигантская операция длительностью в 49 дней по эвакуации военно-морской базы Ханко в Кронштадт и Ленинград. Нужно вывезти 27 тысяч человек и тысячи тонн грузов. "Боевая летопись..." (сс. 116-119) буквально по дням говорит о ходе этой операции.
То же делает в своем историческом очерке бывший командир базы Ханко генерал-лейтенант С. И. Кабанов (см.: «Краснознам. Балт. флот...», 1973, сс. 139-148). Их данные практически не расходятся.
Кто осуществлял вывоз людей и грузов с Ханко? Боевые корабли. Эсминцы, большие тральщики, заградители. Из транспортов называются только "Вахур", "Минна", шхуна "Эрна" и транспорт № 538.
Шхуна "Эрна", к примеру, взяла на борт 22 человека из гарнизона Ханко, а про "Вахур" генерал С. И. Кабанов с иронией пишет, что тот "представлял особый интерес", ибо "это был очень старый корабль, чуть ли не 50-летнего возраста. На его борту находилось всего 225 человек" (Там же, сс. 144, 145).
С последним отрядом кораблей на Ханко пришел лайнер, турбоэлектроход "И. Сталин". В обратном пути, декабрьской ночью он подорвался на трех минах, с ним погибли без малого 4 тысячи человек (Там же, с. 148). Из 88 кораблей и судов, участвовавших в этой операции, погибли 25 («Боевая летопись...», с. 118). Почему же Трибуц не послал к Ханко транспорты?
Трибуц везде пишет, что Таллинский переход был его победой. Но в одном месте Трибуц вдруг совершает оговорку (говоря о том, сколь велики были объективные трудности):
"...К тому же к концу кампании 1941 г. КБФ располагал незначительными транспортными (...) ресурсами" («Краснознам. Балт. флот...», 1973, с. 165).
Вот и ответ, сколько транспортов дошло из Таллина: "незначительные ресурсы".
В очерке Н. Михайловского "Огненная купель" (см.: «В центре циклона», Лениздат, 1987, сс. 235-244) говорится, что из всех торговых судов в Таллинском переходе до Кронштадта добрался только старенький лесовоз «Казахстан».
"Казахстан" входил в состав 2-го конвоя ("Боев. лет.", с. 109) и был брошен кораблями отряда контр-адмирала Пантелеева. "Казахстану" повезло – на его палубе стояли зенитные орудия и счетверенные пулеметы увозимого из Таллина зенитного артполка. Их огонь не позволил "юнкерсам" бомбить прицельно. Из двух сотен бомб, сброшенных на "Казахстан", попала в судно одна. Она разрушила мостик, повредила рулевое управление и вызвала пожар, который охватил судно от средней части (от надстройки) до носа. На "Казахстане" плыли почти 5 тысяч человек. Их спасением занялся стихийно возникший штаб под командованием полковника Г. А. Потемина. Экипажем судна руководил помощник капитана Л. Н. Загорулько.
Удалось пресечь панику и в течение нескольких часов ликвидировать пожар (бомбежки не прекращались). В сумерках приткнулись к островку Вайндло и сошли на берег. Полковник Потемин сформировал из 2 тысяч бойцов и командиров полк и организовал оборону острова. Через несколько дней "Казахстан" отвели в Кронштадт. Героические действия команды судна под руководством помощника капитана Загорулько были отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 12 сентября 1941 года (Там же, с. 112). Дальше начинается непонятное. Писатель А. Зонин, участник событий на "Казахстане", после войны написал роман, где рассказал о трагедии и подвиге "Казахстана" (судно имело в романе вымышленное название). За это Зонин получил 25 лет каторжных Работ. Роман был изъят и уничтожен. В течение десятилетий о "Казахстане" было запрещено упоминать. Очевидно, что Зонин сильно задел чьи-то "высокие" интересы.
