Текст книги "Волчье племя"

Автор книги: Олег Поддубный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 9

Задолго до рассвета Тоцкий перевез все оружие из гаража в питомник и спрятал его в подсобном помещении мастерской, где хранились забракованные чучела животных. Ближе к обеду приехал «Москвич» – пирожок с песком от Ловчего, и они с Камилом стали заполнять им сшитые мешки и укладывать туда пистолеты с глушителями. К вечеру работа была закончена, и чучело медведя теперь весило не меньше ста пятидесяти килограммов. Убедившись, что все выглядит достаточно хорошо и из шкуры «манекена» нигде ничего не выпирает, ветеринар отправился к Шторму. Рабочий день уже заканчивался, и это радовало Тоцкого: меньше глаз будет видеть, как внесут в зону чучело медведя, а значит, возникнет меньше подозрений, что внутренности его набиты оружием.

Шторм был у себя и встретил ветеринара без особой радости. Он собирался отправиться к Каравайцеву посмотреть, как идет подготовка Светлова.

– Что нового, Станислав Григорьевич? – сухо спросил он, почувствовав, что гость пришел к нему неспроста.

– Все готово, Алексей Николаевич, – не потрудившись поприветствовать своего начальника, так же сухо ответил Тоцкий. – Медведь готов, и его можно выносить.

– А на завтра нельзя оставить?..

– Можно, конечно, но я подумал, что вечер – более удачное время для этого дела, – бесстрастно сказал Тоцкий. – Меньше офицерского состава, меньше глаз. А это значит – меньше вопросов, что и зачем.

– Так-то оно так, – согласился полковник. – Ну хорошо, идите к себе, а я сейчас пришлю к вам трех солдат и буду ждать вас на контрольно-пропускном пункте.

Ветврач незамедлительно вернулся к себе и в оставшееся до приезда солдат время еще раз все как следует проверил. Его лихорадило при мысли, что кто-нибудь сможет что-то заподозрить. Однако опасения его оказались напрасными. Солдатам, тащившим на себе тяжелое чучело медведя, было абсолютно безразлично, что они несут, их заботило лишь, как бы поскорее избавиться от этой ноши. На КПП зоны присутствие Шторма тоже сделало свое дело, и никто из контролеров даже не удосужился осмотреть медведя. «Все пока складывается удачно», – думал Тоцкий и ликовал в душе. Беспрепятственно миновав контрольный пункт досмотра, он и солдаты в сопровождении Шторма и еще двух прапорщиков из охраны прибыли в клуб и установили чучело медведя на заранее приготовленном для него месте. Теперь, как справедливо полагали ветеринар и начальник колонии, можно было считать, что половина дела сделана.

* * *

Попрощавшись с Тоцким, Шторм пошел к Каравайцеву проверить, как идет подготовка Светлова к работе негласного сотрудника среди заключенных лагеря. Зайдя в кабинет старшего инспектора режимной части, где обычно проходил инструктаж новоприбывших военных, он увидел, как один из административных работников с помощью специально переделанной механической бритвы наносил на плечи молодого солдата татуировку. Рисунок представлял собой оскаленную тигриную пасть с перекрещенными под ней кинжалами.

При появлении полковника все встали, приветствуя его.

– Продолжайте работу, – поспешил сказать Шторм. – Как успехи? Каковы новости, Вячеслав Иннокентьевич? – обратился он к явно удрученному Каравайцеву.

– Да как… Идут помаленьку, – пожал плечами оперативник, глядя на кровоточащие раны Светлова. – Сочинили для нашего разведчика историю и согласно ей разрисовываем его тело.

– Какую историю, по какой статье?

– Решили, что лучше будет, если мы его, Алексей Николаевич, выдадим за несовершеннолетнего преступника, осужденного за воровство и разбойное нападение на пять лет общего режима с отбыванием срока наказания в воспитательно-трудовой колонии… – Он запнулся.

– Та-ак, ну продолжайте. Что же вы замолчали?

– Смотрю на вашу реакцию, – чувствуя себя немного неловко, произнес Каравайцев. – Одобряете ли вы такое начало?

– Продолжайте, начало неплохое, – улыбнулся полковник.

– На момент его заключения под стражу ему исполнилось пятнадцать лет, следовательно, отсидел он четыре года, так как сейчас Светлову не исполнилось и двадцати, – неторопливо и четко продолжал Каравайцев.

– Какую кличку вы ему придумали?

– Решили не усложнять ему усвоение и без того многочисленной информации и присвоить кличку, образованную от его фамилии, то есть Светлый, – ответил оперативник. – Такие случаи нередки в среде заключенных, вы знаете, Алексей Николаевич.

– Да, знаю. Какую версию вы придумали относительно того, как он очутился в колонии строгого режима?

– Попал сюда за нанесение телесных повреждений своему должнику, – не совсем уверенно ответил Каравайцев, – то есть за драку.

– Очень хорошо! – одобрительно отозвался начальник. – Это как нельзя лучше подходит к его статье о разбойном нападении. А что с татуировками? Вы объяснили ему их значение?..

И сколько вообще вы собираетесь оставить их на его теле?

– Только самые необходимые, – ответил оперативник, – символизирующие его статьи, за которые он якобы осужден! Их значение Светлов уже знает, – уверил Каравайцев.

– Прекрасно!.. Так, а сколько времени они будут заживать? – спросил Шторм, обеспокоенно глядя на то, как черная тушь ложится на белую кожу Светлова и через несколько секунд становится кроваво-красной.

– Раны заживают в течение недели, – ответил оперативник, – так что раньше ничего не получится, Алексей Николаевич.

– Раньше и не надо, – успокоил его полковник. – За эту неделю пусть он хорошенько усвоит всю информацию о том, как вести себя в среде заключенных, особенно воров и приблатненных! Светлову придется работать именно в их среде.

– Так точно! – отчеканил Каравайцев.

– И еще… Особое внимание уделите воровской верхушке: Золотому, Грифу, Дрозду и их окружению, – сосредоточенно сказал Шторм. – Подробнее ознакомьте Светлова с их личными делами, с их психологическими наклонностями, чтобы, не дай бог, он по неосторожности не сделал чего-нибудь такого, из-за чего и ему придется плохо, и нам. Что, Светлов, не боишься предстоящей работы? – спросил парня Шторм как можно веселее.

В ответ Светлов только пожал плечами.

– Не знаю, – застенчиво ответил Светлов, – вроде бы немного дрожь пробирает.

– И правильно, – поддержал его начальник колонии, – когда дрожи нет, это плохо, лучше, когда она есть, сынок!

– Это почему же? – удивился Светлов.

– Самоуверенность толкает человека на ошибки, – объяснил Шторм, – а страх и связанная с ним осторожность позволяют ему не допустить оплошности, все как следует обдумать и сделать правильный вывод. Я рад, Андрей, что у тебя озноб появляется при мысли о выполнении нашего задания: значит, ты все прекрасно осознаешь и относишься к нему с должной серьезностью! Ведь, находясь среди матерых уголовников, тебе придется принимать решения самому. Одному богу известно, в каких ситуациях тебе придется побывать и чем все это может закончиться, – с некоторой долей переживания проговорил он, глядя на юное лицо солдата.

Воцарилось молчание.

– Да-а, – задумчиво протянул Каравайцев после долгой паузы, – трудное и опасное дело предстоит ему, Алексей Николаевич. Может быть, все-таки отмените свое решение?

– Ты вместо него туда пойдешь, что ли? – недовольно буркнул Шторм, слегка понизив голос. – Я, кажется, уже объяснял, что это нужно.

– Да все будет хорошо! – вмешался Светлов. По его глазам было понятно, что он очень испугался, как бы его не отстранили от дела. – Все будет хорошо, товарищ полковник! Я выполню все, как надо!.. Можете быть уверены!.

– Я не сомневаюсь, Андрей, – улыбнувшись, успокоил его полковник. – Я верю в тебя и знаю, что ты справишься с заданием, ведь не напрасно же мы твою кожу разрисовываем!

Эти слова успокоили Светлова, и на его лице появилась радостная улыбка.

– Ну-ну, – одернул его начальник, – пока еще рано улыбаться. Давай все как следует запоминай, а улыбаться будешь, когда задание выполнишь! – С этими словами он поднялся со стула и направился к выходу из кабинета, но, прежде чем выйти, обернулся к Каравайцеву:

– А вы, Вячеслав Иннокентьевич, за его подготовку отвечаете своей должностью. – И, скривив в усмешке губы, добавил:

– Как говорится, товарищ капитан, отвечаете за него головой!

* * *

Вернувшись к себе в питомник, где его с нетерпением ждал Камил, Тоцкий сообщил ему об успешном завершении половины дела и посетовал на то, что здоровье Золотого не дает возможности завершить его сразу.

– Шторму тоже лучше было бы отделаться от него побыстрее, – уверенно сказал он.

Тоцкий ошибался: полковнику болезнь Золотого была на руку. Тщательная подготовка Светлова требовала времени, да и татуировки на его теле к моменту выздоровления вора должны были зажить. Ничего этого Тоцкий, конечно, знать не мог. Он был уверен, что для полковника, согласившегося на такую рискованную авантюру, главное – деньги. Хотя последствия для начальника колонии из-за побега Золотого могут быть самыми плачевными: оперативники обязательно обратят внимание на то, что чучело медведя вносилось и выносилось из лагеря в течение короткого времени несколько раз, и это вызовет их подозрения. С другой стороны, Шторм – начальник лагеря, и вряд ли кто из инспекторов оперативной службы осмелится выдвинуть против него какие-либо обвинения.

Они могут быть выдвинуты только против Тоцкого. Но ветеринар ведь молчать не станет, и, чтобы обезопасить себя, Шторм должен будет создать алиби и для него. «А значит, бояться мне нечего, – размышлял врач, – к тому же все будет совсем не так, как предполагает Шторм». И тут Тоцкий ясно ощутил нависшую над ним угрозу. Ведь осуществись вооруженный выход заключенных из лагеря, полковник вообще остается вне подозрений, которые целиком падут на ветеринара. «Ни один самый сумасшедший оперативник не допустит и мысли, что с помощью начальника колонии в лагерь заключенным было доставлено оружие, – думал ветврач, – а у меня работает Камил – прямая причина для моего обвинения и четкое алиби для Шторма, так как он узнал его голос там, в машине!» От этих мыслей Тоцкий содрогнулся.

Он посмотрел на Камила, который возился в клетке со щенками Цезаря и Агаты, не обращая на него внимания.

"Что-то надо делать, – мучительно думал ветеринар. И тут его осенило:

– А что, если после побега Золотого убрать полковника?!. В таком случае всю организацию побега можно свалить на него, а я останусь в тени".

Поздно вечером, когда Ловчий приехал к нему домой, Тоцкий известил его об успешной транспортировке оружия в зону и, выслушав его скупую благодарность, начал издалека подбираться к волнующей его проблеме.

– Теперь осталось только дождаться выздоровления Золотого, – заговорил он, – и можно будет приступать к штурму сторожевых вышек!

– Сколько еще Золотому валяться? – полюбопытствовал Ловчий.

– Думаю, около недели осталось.

– Надо точно знать, – угрюмо сказал вор, – мне нужно будет и людей к лагерю подтянуть, и машины. Точное время надо определить, Станислав, когда дело начнем.

– Но это зависит не только от меня, – замялся Тоцкий. – Ты не забывай, Виктор, что немалую роль здесь играет Шторм.

– Ты ему сказал, что мы пошли на его условия и деньги он получит, как того хочет, в день побега Золотого?

– Сказал, но не в этом дело, Виктор.

– А в чем?

– В том, что мы абсолютно не знаем, что у начальника на уме. Впереди целая неделя, и за это время многое может измениться.

– А что же может измениться? – усмехнулся Ловчий.

Тоцкий пожал плечами.

– Многое. Когда мы устанавливали в клубе чучело медведя, Шторм как-то не по-доброму посмотрел на меня, – стал он сочинять на ходу. – Ты, Виктор, прикинь: в случае побега Золотого в чучеле медведя он сам становится соучастником преступления, и не исключено, что какой-нибудь дотошный оперативник докопается до этого. Но это полбеды. Чтобы не попасть под подозрение, Шторм сделает все, чтобы ни он, ни я не засветились. И совсем другое дело, когда Золотой с помощью оружия сам проложит себе дорогу на свободу.

– И что же произойдет в этом случае? – не удержался от вопроса Ловчий.

– В этом случае полковник, получив деньги, остается в стороне, и на глаза оперативникам являюсь я со своим медведем. Будь уверен, Виктор, – сделал ударение ветеринар, – они ни в коем случае не обойдут вниманием то обстоятельство, что за одну неделю чучело кочевало из мастерской в лагерь и обратно несколько раз. А если они сядут мне на хвост, то не слезут, пока не выбьют из меня признания – что я, с кем я и кому оказывал помощь!..

– Ну и что ты предлагаешь? – пренебрежительно скривил губы Ловчий. – Убить тебя, что ли?

– Как убить? – опешил ветеринар, не ожидавший такой реакции.

– Ну, а как еще прикажешь поступить с тобой? – не меняя интонации, сказал Ловчий. – Сделаешь доброе дело для нас и спокойно отправляйся на небеса. Ведь я так понимаю, что если ты расскажешь про Шторма, то тебе никто не поверит.

– Нет! – отрывисто выдохнул Тоцкий.

– Правильно! А вот если ты про нас расскажешь, Станислав? Ты ведь знаешь, как это у нас называется и что за это полагается?

– Знаю!

– Вот и спасибо тебе за то, что ты предупредил нас о своем козлином характере, – продолжал ухмыляться вор в законе. – А насчет похорон можешь не беспокоиться: мы справим тебе достойные поминки, и кошелек твоей жены не пострадает. Напротив, мы сделаем так, что все будут знать, какой ты хороший муж и отец и самоотверженный человек, погибший в борьбе с уголовными преступниками.

От спокойной интонации бандита Тоцкого бросило в жар: такого поворота событий он никак не ожидал.

– Я смотрю, у тебя на этот счет есть другие соображения? – ехидно спросил Ловчий.

– Есть! – резко бросил Тоцкий. – Конечно, есть!.. Ты собираешься отдать большие деньги человеку, который потом может устроить настоящую облаву на тебя!.. Сейчас, конечно, ты держишь его в страхе из-за семьи, а дальше?

– Что же дальше? – склонил голову набок Ловчий.

– Дальше ты отдаешь ему деньги за Золотого и оставляешь в живых его семью, которую он непременно спрячет, а потом начнет за тобой охотиться, потому что будет бояться, чтобы ты у него опять чего-нибудь не попросил!.. – перешел на фальцет ветеринар. – А меня не торопись убивать, Виктор, я тебе еще пригожусь!..

– Ну ты прямо Серый Волк из сказки! – от души рассмеялся Ловчий. – Значит, ты предлагаешь, чтобы вместо тебя убили его, я правильно понял?!

– Правильно, – перехватило дыхание у ветеринара. – В этом случае я остаюсь на своей работе, и если оперативники и смогут докопаться до истины, то у меня есть возможность все списать на Шторма и… – Он запнулся.

– Ну, договаривай, договаривай, – недовольно посмотрел на него Ловчий, – что там еще за "и"?

– ..и Камила, – нерешительно добавил ветврач.

От неожиданности у Ловчего брови поползли на лоб.

– Что ты сказал? – прохрипел он.

– От Камила все равно никакого проку нет, – заторопился Тоцкий, видя, что Ловчий сейчас может взорваться. – Вся связь с лагерем осуществляется только через меня, Виктор!..

А что?!. Ну ты подумай!..

Внезапно гневное выражение на лице Ловчего сменилось прежним ироническим спокойствием. Прищурив глаза, он некоторое время смотрел на собеседника, потом лениво усмехнулся.

– Не хотел я торопить события, а теперь вижу, что правильно сделал. Сейчас я разглядел, какая ты гниль, Станислав! Очень жаль, что я не ошибся в определении твоей гнилой души, но теперь-то все встало на свои места!..

Не дергайся! – свирепо рыкнул Ловчий, видя, что у ветеринара затряслись губы. – Никто не будет убивать Шторма, и тебе не удастся все списать на него и Камила.

– А как же тогда?! – спросил Тоцкий, ошарашенно глядя на вора в законе.

– Совсем просто и без лишних движений! – брезгливо глядя на трясущегося ветеринара, отчеканил Ловчий. – Не хотел говорить раньше времени, но я не собирался отдавать Шторму остальные деньги, Станислав! Они предназначались тебе за твою услугу, но… – Он остановился, увидев, как у Тоцкого перехватило дыхание. – Не волнуйся, ты же человек нужный, как ты это правильно заметил, так что часть из них ты получишь.

У ветеринара отлегло от сердца, и его дыхание стало выравниваться.

– Все дело заключается в установленной дате побега, – нехотя продолжил Ловчий, – поэтому я так нудно требую от тебя уточнить время, когда Золотой будет здоров.

– Что это даст? – недоуменно спросил Тоцкий.

– Я вижу, у тебя и впрямь атрофировались мозги. Неужели ты не догадываешься?

Напуганный ветврач отрицательно замотал головой.

– Мы устанавливаем точную дату побега по выздоровлении Золотого, – терпеливо стал объяснять Ловчий, – ты ее передаешь Шторму, а мы устраиваем побег днем раньше, так как он ничего не знает о наших планах. Я со своими ребятами делаю так, что на следующий день он покончит жизнь самоубийством и в его кармане оперативники обнаружат написанное его собственной рукой предсмертное письмо, где он признается во всех своих грехах. Теперь понятно?!

У Тоцкого прошел озноб по коже. Он по достоинству оценил свое рабочее положение, в очередной раз спасшее ему жизнь.

– Ты, Виктор, пожалуйста, Камилу ничего не говори, – придя в себя, попросил он. – Пусть этот разговор останется между нами. Я же хотел, чтобы как лучше для тебя было.

– Да нет, Станислав, – скривился Ловчий, – после того, что я от тебя услышал, Камила с тобой не оставлю. Мужик он хороший – бродяга по натуре, на растерзание тебе его не отдам!

На прощание Ловчий сказал Тоцкому, что его люди будут ежедневно наведываться к нему за сведениями о состоянии здоровья Золотого и о том, что происходит в лагере.

Глава 10

Золотой быстро шел на поправку, тем более что ежедневные посещения Тонкого настраивали его на оптимистический лад. Он рассказал ветеринару об успешном разговоре с блатными, а тот, в свою очередь, поведал вору в законе о том, где находится оружие. Теперь оставалось выработать четкий план дальнейших действий, но этому мешал прапорщик, приставленный в качестве охранника к Золотому, а так как назначенный день для побега был уже не за горами, то Тоцкому пришлось пойти к Шторму и потребовать от него снять охрану и передать ключи от наручников ему.

– Вам, Алексей Николаевич, все равно придется снять с Золотого охрану, – объяснил он начальнику колонии. – Не позволите же вы прапорщику знать о готовящемся мероприятии?

Шторм и сам хотел это сделать, но подготовка Светлова затянулась, и раны от татуировок у солдата заживали медленно, не давая возможности произвести замену. Неожиданный приход Тоцкого застал его врасплох.

– А как здоровье Золотого? – не зная, как оттянуть время, спросил полковник. – Он скоро будет готов к выходу на волю?

– Еще дня три-четыре поваляется, – небрежно ответил ветеринар. – Но главное сейчас не это, Алексей Николаевич.

– А что?

– Вы найдите человека, который уже сейчас смог бы испортить чучело медведя. Я слышал от Золотого, что библиотекарь – ваш человек.

Чтобы все выглядело натурально, надо заблаговременно об этом позаботиться! – подвел черту Тоцкий.

Услышав о библиотекаре, полковник удивился. «Оказывается, уголовники тоже неплохо осведомлены о том, кто на нас работает», – с досадой подумал он. К большому его сожалению, планы менялись. Шторм хотел вместо конвоира посадить Светлова, выдав его за заключенного, только что прибывшего с этапа.

Это, конечно, могло вызвать подозрения у Золотого, но, с другой стороны, вор в законе, забыв об осторожности, мог проникнуться к новичку доверием и обронить фразу о своем дальнейшем маршруте после лагеря. Светлов был проинструктирован вызвать Золотого на откровенность своим желанием сбежать из колонии.

«Возможно, вор проникся бы сочувствием к молодому пареньку, – думал начальник колонии, – так как они народ сентиментальный, в особенности если дело касается осужденных малолеток. И, возможно, он сказал бы ему о конечной остановке после побега, там я его и стал бы искать». Думая об этом, Шторм мало надеялся на положительный результат, так как места в медведе было мало и вряд ли Золотой стал бы его с кем-нибудь делить. Но приход Тоцкого совсем лишил его надежды подсадить Светлова к вору в законе. Немного поговорив с ветеринаром, он понял, что ему не удастся оттянуть время, и согласился на отмену конвоира.

– А кто же будет вместо него? – напоследок спросил полковник.

– Я! – услышал он предполагаемый ответ.

– И ночью тоже?

– Ночью возле него будут дежурить верные мне санитары, – так же решительно ответил Тоцкий.

Положение для Шторма складывалось не лучшим образом, и он стал мучительно думать, как его исправить. После ухода ветеринара он поднялся из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. Подойдя к окну, он оглядел огромную территорию колонии и остановил взгляд на клубе, возвышавшемся над остальными бараками жилой зоны. «Надо же!.. И библиотекаря они вычислили, – снова подумал полковник. – Интересно, почему блатные до сих пор его не изувечили? Значит, и нашим и вашим сладко поет. Надо его убирать».

– Стоп! – внезапно оборвал Шторм свои мысли. – А что, если вместо него я поставлю Светлова? Что из этого получится?

Он стал прикидывать, какую выгоду из этого можно извлечь. "Во-первых, он изуродует чучело медведя, а во-вторых, сможет присутствовать при том, как Золотой будет залезать в него и даже поможет ему. Что это даст? – лихорадочно думал полковник. – А если, допустим, побег будет совершаться не вечером, а утром?

Предположим, смена дотошная вечером на пункте просмотра…"

– Вполне правдоподобно, – вслух похвалил себя Шторм.

«А Светлов всю ночь проведет с Золотым в клубе и тоже изъявит желание бежать, – продолжал он развивать свои мысли. – Оказавшись в такой ситуации, Золотой едва ли сможет трезво оценить ситуацию и догадаться о подсадке. А если Светлов сумеет как следует сыграть отведенную ему роль, то не исключено, что он скажет ему о своем будущем местонахождении, куда посылать письма, и даже пообещает попозже организовать побег Светлову».

Поразмыслив еще немного, полковник пришел к заключению, что это наиболее оптимальный вариант в сложившемся положении, тем более что ничего более путного в голову ему не пришло.

Немедленно вызвав к себе Светлова, он поговорил с ним и, убедившись, что солдат усвоил свою будущую роль, отправил его в клуб, предварительно отдав распоряжение, чтобы прежнего библиотекаря перевели на полмесяца в штрафной изолятор за «нарушение режима».

* * *

Наконец-то незадолго до выздоровления Золотого во время встречи Ловчего и Тоцкого была определена дата побега, которую ветеринар и сообщил Шторму, сами же они готовились осуществить его на день раньше. В чучеле медведя находилось около тридцати стволов с дополнительной обоймой к каждому пистолету, и поэтому воровская лагерная верхушка отважилась на штурм контрольных вышек, строго ограничив круг желающих поменять черный клифт на гражданскую одежду. Вообще сохранить в тайне план побега в зоне практически невозможно, но вся лагерная воровская знать, та, что собиралась у Золотого в палате, приняла решение больше никого не включать в число беглецов и обойтись своими силами для штурма вышек часовых на «запретной зоне» по периметру лагеря. Однако Золотой, выслушав воров на очередной сходке в его палате, пошел еще дальше. Он решил, что слишком рискованно стрелять в вечернее время, когда сумерки сменяются ночной темнотой и даже в хорошо освещенной фонарями «запретной зоне» нельзя как следует рассмотреть солдата на вышке, поскольку она сделана таким образом, что он всегда остается в тени и, значит, можно промахнуться. К тому же, убедительно сказал вор, часовой сверху хорошо видит то, что происходит у него под носом, и вряд ли позволит подойти к первой полосе заграждений из колючей проволоки на близкое расстояние. Поэтому лучше сначала расстрелять контролеров, патрулирующих улицы жилой зоны, чтобы беспрепятственно подойти к зданию ДПНК и захватить дежурящих там офицеров, которые знают, как обесточить жилую и промышленную зоны, а также отключить освещение на полосе «запретной зоны» между двумя заграждениями колючей проволоки.

– Если нам удастся захватить ДПНК, можете считать себя на свободе! – высокомерно сказал Золотой. – С воли нам помогут ребята Ловчего, которые будут ждать нас с машинами и бабами! – смеясь, добавил он.

Последнее замечание вызвало у воров особенно бурную реакцию. Тоцкий, присутствовавший при этом разговоре, участия в нем не принимал. Его дело – сторона, он лишь заметил про себя, что Золотой – такой же сумасшедший, как Ловчий и вся эта оголтелая орава, готовая на любой риск.

– Слава богу, меня здесь не будет во время этого столпотворения, – еле слышно пробормотал он себе под нос.

Но волею судеб все произошло иначе, и Тоцкий оказался в самой гуще событий в тот день, когда лагерное ворье по команде Золотого должно было вечером осуществить захват ДПНК и офицеров дежурной части. Произошло все из-за беспечности воров в законе, которые накануне решили отметить последний день своего пребывания в неволе. Приобрести водку у администрации лагеря воровским авторитетам всегда просто. Братва постоянно передает им с воли деньги. В данном случае водкой их снабдил сам Тоцкий, не подозревавший, чем это для него обернется, а попросил его об этом Золотой, сказав, что каторжанам перед выходом на «дело» обязательно надо принять для смелости на «каждый глаз» по сто граммов.

После вечерней проверки, когда отряды разошлись по баракам на ночной отдых, воровские авторитеты покинули свои жилые секции и, миновав заборы локальных ограждений, собрались в бане у кочегара, который часто предоставлял им свою подсобку для тайных встреч.

Сначала ими было решено отметить последний день в неволе чисто символически, но, когда спиртное разлилось по телу приятной истомой и затуманило мозги, они махнули на все рукой и надрались до такой степени, что повалились спать тут же, не утруждая себя возвращением в свои бараки.

Первым через несколько часов проснулся Дрозд и посмотрел на часы, висевшие над входной дверью подсобки, – они показывали половину двенадцатого. Затем он глянул в окно – стояла кромешная тьма, и лишь серебристые снежинки слабо отражали далекий свет фонарей, освещавших полосу «запретной зоны».

Дрозд был все еще пьян и не мог соображать.

Дело в том, что настенные часы уже несколько лет стояли, они всего лишь служили убогим украшением подсобки кочегара. Вор знал об этом, но от чрезмерной дозы спиртного напрочь забыл. Вспомнив, что пить они начали после вечерней поверки и отбоя, приблизительно в то же время, что и показывали часы, Дрозд решил, что спать так мало он не мог, следовательно, уже прошли сутки. При этой мысли он вскочил на ноги и стал яростно будить остальных.

– Вставайте! – орал он во все горло. – Волю проспим!.. Вы только поглядите на часы!..

Никому из просыпающихся воров не пришло в голову, что за сутки, о которых орал Дрозд, должно пройти две поверки – утренняя и вечерняя – и что за это время лагерный патруль обязательно разыскал бы их пьяных в этой подсобке и определил в штрафной изолятор.

Будучи сами с затуманенным рассудком, они поднялись на ноги и, ничего не соображая, всей сворой бросились к клубу, который находился от бани всего в полусотне шагов.

Поднималась метель, и на улицах жилой зоны не было ни души, поэтому одиннадцать воров в законе, никем не замеченные, дошли до клуба и постучались в дверь. Открыл им заспанный Светлов, который теперь был библиотекарем и одновременно сторожем. Увидев перед собой незнакомого, бандиты хотели броситься на него, но Светлов вовремя сообразил, кто перед ним: знакомясь с личными делами воровских авторитетов, он видел их фотографии.

– Вы от Золотого?! – радостно воскликнул он. – Проверить, все ли в порядке с медведем?!

Проходите!

Эти слова обескуражили их, они растерянно уставились на него.

– Так ты тоже человек Тоцкого? – с трудом сообразил Дрозд.

– Ага, – машинально кивнул головой Светлов, хотя представления не имел, о ком речь.

– Так тебя специально поставили на время вместо прежнего библиотекаря? – удивился вор. – И ты все знаешь о побеге?!

– Конечно, – ответил Светлов, – я бы и сам смотался из этого гнилого болота, но, к сожалению, у меня нет такого авторитета, как у Золотого.

– А ты кто такой? – вмешался Гриф, свирепо разглядывая Светлова. – Я что-то тебя в лагере раньше не видел.

– Не время сейчас выяснять, почему ты его не видел, – осадил Дрозд приятеля. – Я тоже его ни разу не встречал, но он ясно сказал, что от Тоцкого, тем более знает о побеге. Пошли с нами, если хочешь вырваться на свободу, – сказал он Светлову и направился в красный уголок клуба. За ним ринулись остальные, включая библиотекаря.

Уже на ходу парень почувствовал, что от заключенных несет перегаром. Его немного лихорадило, но он старался держать себя в руках.

Однако, увидев, как воры разбили чучело медведя и стали доставать из мешков с песком пистолеты, он не смог унять дрожи. Светлов помнил наставления Шторма и Каравайцева, что воровские авторитеты непредсказуемы и от них можно ожидать чего угодно, но такого предположить не могли даже они. Он не заметил, как в его руке оказался пистолет с запасной обоймой, и только позже вспомнил, что его сунул ему Дрозд. Вооружившись (на каждого приходилось по три пистолета), воры покинули клуб и направились к санчасти, где все еще находился Золотой. Светлову, вопреки желанию, пришлось тоже пойти с ними, чтобы не навлечь на себя подозрений, к тому же одним из наставлений Шторма и Каравайцева было умение мгновенно ориентироваться в экстремальной ситуации. Помня о своем задании, он самоотверженно пошел вместе с ворами, не ведая о том, что его ждет.

* * *

Часы показывали половину седьмого утра, до подъема оставалось полчаса. Патрульные контролеры собрались погреться в дежурной части ДПНК перед тем, как разойтись для поверки заключенных по отрядам. Тоцкий в это время уже находился в санчасти и делал обход.

Зайдя в палату Золотого, он поздоровался с ним и принялся делать ему укол. За этим занятием их и застали ворвавшиеся в санчасть полупьяные друзья Золотого. Увидев перед собой вооруженное ворье, ни Тоцкий, ни его пациент ничего не поняли и с удивлением смотрели на прибывших. Тем временем в коридоре и в соседних палатах раздавались негромкие хлопки выстрелов. Непротрезвевшие члены злосчастной воровской знати мстили своим обидчикам, оказавшимся в больнице.

– Что это?! – испуганно глядя на пришельцев, спросил Тоцкий.

– Как что?! – ответил Дрозд. – Ты глянь, сколько времени, Стае! Нам давно пора отсюда выбираться, мы пришли за Золотым!.. Антон, хватит задницу под уколы подставлять, пошли на волю! – рявкнул Дрозд Золотому и в дополнение к своим словам бросил ему в руки пистолет.

1 Золотой смотрел на прибывших воров не менее ошарашенно, чем ветврач.