Текст книги "Пост-Москва (СИ)"

Автор книги: Олег Петухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

2

ФИДЕЛЬ:

– Не ссы, папаша, это тебя ни к чему не обязывает, – Ведьмочка смотрит на меня, усмехаясь.

Мы сидим на ее кровати уже одетые. Кот запрыгнул сюда тоже и уселся между нами.

Я молча обнимаю ее за плечи, а другой рукой ерошу ей волосы. Потом чмокаю ее в щеку. Потом целую ее ушко.

– Старый извращенец! – улыбается она. – Я тебе в дочки гожусь.

– Не годишься, – говорю ей. – Ты плохая девочка.

– Ты меня накажешь за это, да, папочка? – она хлопает ресницами с видом невинной школьницы на уроке литературы.

– О, да! Я накажу тебя… Много-много раз.

Вот почему нам бывает легко и прикольно только с теми, кому мы не пара?

– Ты достанешь свой…

Тут все и начинается. С потолка сыпется песок. Заработали максимы, но через пару секунд один из них умолкает. Я беру автомат, Ведьмочка снимает со стены катану. Я смотрю на нее, потом протягиваю свое импульсно-плазменное чудо ей, а сам вытаскиваю старый добрый глок и передергиваю затвор. Жестом показываю ей, чтобы шла за мной и прикрывала. Я слышу разрывы мин и вой реактивных снарядов. Шутки кончились. Кто-то решил взяться за нас всерьез.

3

Иван и Даша идут по каким-то переулкам, дорогу уверенно указывает Даша, сверяясь по своему сете-буку.

– Направо, – говорит она. – До коричневой двери в торце здания. Потом наискосок правее до детской площадки. 74 метра.

Проходя мимо этой детской площадки, Иван ловит себя на мысли, что не видел детей в Москва-Сити уже столько, что память отказывается дать даже приблизительные данные. Проще сказать, что он знает, что такое дети, но никогда их не видел в реальности. Куда они подевались? Неизвестно. Он понимает, что дети – важная и необходимая часть нормальной человеческой жизни, существования социума, но вот ведь нет их. Что это значит? Непонятно. Детей нигде не видно, как птенцов голубей. Везде есть масса подростков, и ни одного ребенка. Какие выводы можно сделать? Иван не знал, что и думать.

– Почему эти площадки называются детскими? – спрашивает он Дашу, когда они проходят мимо песочниц и металлических конструкций, сваренных из железных труб и покрашенных масляной краской, конструкций, по которым по замыслу их создателей должны были карабкаться дети.

– Здесь играют дети, – отвечает Даша рассеяно. – Не задавай глупых вопросов.

– Ты когда-нибудь видела детей?

– Конечно, – не задумываясь отвечает она.

– Когда и где в последний раз?

– Это не имеет значения.

– Все в мире имеет значение.

Даша смотрит на него и ничего не отвечает. Она заглядывает в экран своего сете-бука и говорит:

– Налево.

Они поворачивают налево и оказываются на улочке, где стоит много двухэтажных автобусов.

– Ты мне не хочешь ничего объяснить? – спрашивает ее Иван.

– Не сейчас. Нам нужно уехать отсюда.

– Хорошо, – соглашается он. – Давай уедем отсюда.

Накрапывает мелкий дождик. Редкие прохожие торопливо шагают с видом людей, которых никто нигде не ждет.

– Ищи автобус с цифрами 379, – говорит Даша.

Они проходят мимо всей шеренги, выстроившейся вдоль тротуара, но ни один номер не подходит. Иван смотрит на Дашу, та в явном замешательстве.

– А давай просто спросим кого-нибудь, – предлагает он.

– Нет. Ищи 379.

Они обходят автобусы еще раз. Ошибки быть не может, ни номера автобусов, ни номера рейсов не соответствуют. Наконец, Даша останавливается и растеряно говорит:

– Они никогда не ошибались.

– Кто это «они»?

– Я не знаю. Но они никогда не ошибались.

Иван посмотрел на нее, и ему внезапно стало ее жалко – она всего лишь маленькая перепуганная девочка, стоящая под дождем с жалким неудачником и не знающая, что ей надо делать. А потом он говорит:

– 379? Да вот же эти цифры!

– Где?

– Вот. На рекламе стирального порошка.

А почему бы и нет? Шизофрения, конечно, не заразна, но заразительна. На одном из автобусов действительно есть число 379, это число из номера телефона, по которому надо звонить, чтобы купить стиральный порошок со скидкой.

– Садимся, – ни секунды не раздумывая говорит Даша. – Быстрее!

Они покупают билеты у водителя и садятся в автобус. Дождик внезапно перерастает в настоящий ливень, грохочет гром, молния озаряет фото-вспышкой город за стеклом, но они, рухнув в кресла, чувствуют себя, как у Христа за пазухой. Даша бросается на шею к Ивану и целует его в губы.

– Прости меня, любимый, – потом говорит она. – Я сама не знаю, что со мной происходит.

4

Трррррр… Трр… Трррррррррррр…

…просчитайте распределение вероятности, кто-нибудь, я зашиваюсь… …дайте инструкции, что значит любовь… …как страшно знать, когда от знания нет счастья нам, дайте инструкции… …любовь слово не имеющее значения… …дайте инструкции, любовь не имеет значения… …мотивация любви не просчитана, обдумать… …я мыслю, я знаю, следовательно, дайте инструкции… …исходный код «вкусно», папка fghdrty, первое приближение: вкусно значит люблю, далее распределение вероятности, просчитайте…

Тррррррррррр… Трррррррррррррррр…………

5

ФИДЕЛЬ:

Ноги будто сами вынесли меня на позицию. Гасты были повсюду. Один из них, увидев меня, бросается с каким-то мачете, но получив ровно одну пулю в голову, замирает – хедшот. Патроны надо экономить.

Где все? Утенка с Бредом еще нет. Как гасты прошли через периметр? Я слышу один максим справа, но слева тишина. Меня обдает жаром – это Ведьмочка сожгла парочку гастов справа. Умничка. Надо прорываться на правый фланг. Я вижу, как на меня надвигаются толстые и высокие гасты и прицельно кладу передних с колена, держа глок двумя руками.

– Прикрой меня! – ору я любимой девочке, твердо зная, что она и так не бросит своего престарелого любовничка. Хотя бы потому, что ей хочется жить.

Тринадцать. Пуля отбрасывает одного гаста назад, попав строго в грудину. Хорошие пули, я сам отбирал каждую. Двенадцать. Этому в живот, а потом прямой удар ногой. Блок руки и выстрел в висок. Одиннадцать. Маятник, влево-вправо, удар рукояткой прямо, в нос. Этому пока хватит. Одиннадцать. Падаю вниз. Надо мной грохочет молния – молодец, любимая. Проход на фланг свободен. Что там с игроманами? Куда они подевались? Десять, девять, восемь. Стоп. Даю знак: «Жги их всех!» Две-три вспышки, можно идти дальше. Один оказался хитрым и успел спрятаться за углом – получи пулю дум-дум, отбирал сам. Млядь, сколько же их! Как они прошли через периметр? Почему не сработала сигнализация, как они прошли через минные поля?

– Фидель, лови! – умная девочка бросает мне огнемет объемного действия.

Я ловлю инструмент, но не уверен, что не отработаю по своим. Там должны быть парнишки из игрового клана, но я никого, кроме гастов, не вижу.

Вой ракеты, вспышка, взрыв где-то перед позицией. Что это вообще за хрень? Кто нас обстреливает? Я вижу впереди гастов, марширующих чуть ли не колонной, поднимаю огнемет и нажимаю на курок. Воздух будто плавится впереди, меня обдает жаром и накрывает взрывной волной.

Где наши мальчики из виртуальных игр? Почему они оставили фланг?

Серия молний – это Ведьмочка жжет напалмом врагов Родины, да, она любит и умеет это делать.

Семь, шесть, пять. Три гаста вне игры. Один хрипит передо мною, и я милосердно ломаю берцем ему горло – сынок, это не я пришел к тебе, в твой родной дом, а ты приперся ко мне, ты понял?

Я вижу его, главу игрового клана, вернее, то, что от него осталось. Вокруг его останков беснуются гасты. «Алаакпа!» – орут они, отплясывая на его теле танец во имя сатаны.

Время будто останавливается для меня, я бреду назад, Ведьмочка прикрывает мое шествие своими молниями. Когда я прохожу мимо нее, она с удивлением на меня смотрит, а я только пожимаю плечами: «Хули тут поделаешь?»

Я открываю один из ящиков, подогнанных нам управлением Э, и достаю пулемет, еще в заводской смазке, снаряжаю его лентой в коробке и неторопливо иду на правый фланг. Спешить уже некуда, там все мертвы.

6

Автобус тронулся и покатил по омытым дождем улицам. Ивана беспокоило, как они преодолеют полицейско-таможенный пикет на Бульварном кольце.

– Как мы проедем Бульварное кольцо? – спросил он Дашу. – Там же документы проверяют. Мы сразу спалимся.

– Я не знаю, – ответила Даша, и он сразу успокоился. Достаточно уже того, что они вместе в чреве этого урчащего утробным звуком дизеля автобусе, в уютном полумраке они скользят над городом, недоступные злу, а будущее пусть остается покрытым мраком, пока он со своей девушкой, зло представляется ему маленьким и слабым слизняком, с которым он расправится, когда придет время, брезгливым движением ноги, растирая его по мокрому асфальту городских тротуаров.

– Иван, – серьезным голосом начала Даша. – Я не знаю, что тебе сказать, но… Прости меня, я сама не знаю, что на меня нашло. Это было так странно – я не узнала тебя.

– Ничего, милая. Ничего страшного, – Иван попытался придать голосу беспечность.

– Нет, это страшно. Ты просыпаешься, а все вокруг изменилось, и ты никого не узнаешь. Это страшно. И… И я боюсь.

Он взял нежно ее за подбородок, который вдруг поник, что так не похоже на нее – обычно уверенную в себе и со стороны всегда выглядящую гордячкой и едва ли не хладнокровной стервой – и повернул к себе. Ладонью он почувствовал ее слезы, текшие по щеке.

Он нежно поцеловал ее щеку, пахнущую слезами и морем:

– Ты не виновата, ни в чем не виновата, – прошептал он ей на ухо. – Это Вселенная… Она внезапно становится неправильной. Я сам видел это. Вокруг нас концентрируются темные силы. Я не знаю, зачем мы им нужны, но они охотятся за нами. И за Ночным Котом.

Он обнял ее, она положила голову ему на плечо, прижавшись к нему всем телом, как бы ища у него защиты и покоя. Он почувствовал нежность к ней и страх не оправдать возложенное на его плечи доверие.

Автобус в это самое время затормозил и остановился. В салон вошел полицейский для проверки документов. Иван нащупал в рюкзачке пистолет и передернул затвор, стараясь не шуметь.

Путь до Тушина в это мгновение представлялся ему таким же длинным, как дорога на Луну.

7

ФИДЕЛЬ:

Короткая очередь. Смахиваю пот с глаз. Еще очередь. Гасты прут, как заведенные. Мне нужно пробиться на правый фланг. Без правого фланга нам всем трындец. Очередь, пулемет взбрыкивает у меня в руках, как жеребец. Главное, не дать очереди уйти вверх, в небо. Гасты валятся, как кегли, а пули буквально прошивают их насквозь. Это единый пулемет на близкой дистанции – машина расчеловечивания сущностей, стремящихся стать людьми.

Я откидываю сошки и ставлю пулемет на них. Правый фланг у меня, как на ладони. Кучки гастов измываются над трупами ребят, которые еще полчаса назад были моими лучшими друзьями и соратниками. Они и сейчас мои лучшие друзья и соратники, а их души несут крылатые валькирии в Валгаллу, пока тупые животные раздирают в клочья их юные безгрешные тела.

И я начинаю разговаривать на языке, понятном избранным – воинам, солдатам, бойцам. Мой пулемет выбрасывает отстрелянные патроны, как машинка по производству смерти. Ни один не уйдет с этой вечеринки неудовлетворенным. Все получат по заслугам. Пули прошивают гастов и рикошетируют в небо. Я говорю: «Это хорошо». Я вижу плоды рук своих. Смерть совершенна, смерть идеальна. Мозги, кровь, ошметки плоти, трупы, валящиеся, как тряпичные куклы под музыку пулеметного рок-н-ролла. Пусть восстанут мертвые, пусть спляшут мертвецы! Пуля найдет свою дорогу через мясо и кости и, срикошетив, уйдет в небеса праздничным фейерверком. Плодите сущности, и убивайте сущности, никто из виновных не спасется, а невинные наследуют небо и землю.

Это говорю я – ваш бог и пророк, и апостол.

8

Полицейский шел по автобусу, проверяя документы. Когда он стал перед ними, приложил руку к фуражке и что-то неразборчиво пробормотал, Иван протянул ему их идент-карты. Полицейский отсканировал их, посмотрел на экран и снова отдал им честь. Механически и равнодушно, как латунная шестеренка государственного механизма. И пошел дальше. Иван сунул руку в рюкзак и осторожно отпустил взведенный курок, а потом поставил пистолет на предохранитель. На этот раз механизм дал сбой, хотя Иван прекрасно знал, что занесен во все базы данных как опасный государственный преступник. И ему почему-то казалось, что этот сбой отнюдь не был случайным. Кто-то, сильный и могущественный, играл на их стороне.

Иван обнял Дашу за плечи, она положила голову ему на плечо. Впереди их ждала неизвестность, но сейчас Иван не думал ни о чем, обнимая человека, ставшего для него родным и близким. «Пусть завтрашний думает о завтрашнем дне», – вспомнились ему слова, казалось, давно и прочно позабытые. Откуда это? Он не знал, но что-то важное и главное было связано у него с этим старинным высказыванием. Что-то, что поможет им выжить.

Полицейский закончил проверку и вышел из автобуса, сутулясь и, наверняка, проклиная дождь, свою службу и самого себя, не достойного большего. Дверь закрылась, шипя пневматическим приводом, они медленно тронулись и поехали под дождем по улицам, необычно безлюдным в этот час.

Автобус набирал ход, Москва-Сити осталось позади, они ехали по территории Большого города, где действовали совершенно другие законы и мерки. Иван бывал тут очень редко, во всяком случае в последнее время. Полиция, или кто они там, достанет их и здесь, он не сомневался в этом, но сделать это им будет уже не так легко, как в пределах Бульварного кольца. Большой город разбит на районы, часто конфликтующие между собой, а управление полицией строилось по территориальному принципу, так что бывало, что соседние полицейские участки, в лучшем случае, сохраняли вооруженный нейтралитет, а, зачастую, открыто враждовали между собой в борьбе за территорию, за источники дохода, за потенциальных «клиентов» – местную шпану, которую они крышевали.

Иван почти задремал, убаюканный урчанием автобусного мотора и плавным скольжением по мокрому асфальту проспекта двухэтажного монстра, как вдруг позади раздался вой сирены, отблески мигалок заплясали по салону красно-синими всполохами, и голос в громкоговорителе с металлическим тембром произнес, казалось, прямо над его ухом неумолимое:

– Водитель автобуса №, немедленно остановитесь!

Иван взвел курок пистолета. Завтра наступило, и завтрашнему пора было позаботиться о завтрашнем дне.

9

Я встаю во весь рост и иду с пулеметом наперевес, изредка постреливая в отдельные группки ушлепков, в тех, кто еще не сообразил, не понял и не догадался, что время шуток прошло, что белый хозяин вернулся из своего затянувшегося странствия за моря.

– На, получи, – говорю я, нажимая на спусковой крючок. – Мало? На тебе еще.

Гильзы сыпятся мне под ноги, как монетки перед четой молодоженов. Есть ли такой обычай? Я не знаю, но мне весело, и этого достаточно. Пусть будет такой обычай, потому что я устанавливаю его трассирующими очередями навеки. Ни одна гнида не уползет от моей несокрушимой огневой мощи, я – хозяин, я засею это поле вашими мертвецами, я полью его вашей кровью и унавожу вашей гниющей плотью. Пощады не будет никому.

Вой ракеты, взрыв. Когда я поднялся на ноги, пошатываясь и пытаясь вернуть себе зрение, о слухе уже речь не идет, вся площадь с правого фланга наших позиций была забрызгана термитом и напалмом. Больше там нечего было делать, и я пошел назад, оплакивая своих ребят, сейчас наверняка наслаждающихся ласками полногрудых гурий.

10

Учреждение, не имеющее даже названия, пустынно и погружено в тишину, как заброшенное кладбище. Но это только иллюзия. В его отделах кипит работа, результаты которой стекаются к главному, в его изысканный кабинет, роскошь которого может оценить только эксперт и знаток. Глядя на привычное глазу полотно Тулуз-Лотрека, хозяин кабинета раздумывает вслух, потягивая кубинский ром двадцатилетней выдержки:

– Папа уже не тот. Я убежден, что мы сделали ставку на неправильную лошадь. То есть, на хромую лошадку, – в его голосе появляется иностранный акцент.

Референт кивает в полном согласии. Потом делает пометки в блокноте.

– У них сплошные проблемы. Куда ни глянь – проблема на проблеме. Проект «Офелия» провалился. Гражданская самооборона отбилась от рук. Сейчас они обнаружили шпионскую сеть и при этом понятия не имеют, на кого она работает.

Референт согласно кивает. Этот жест ужасно раздражает главного, но приходится терпеть – иначе работать было бы просто некому. Выбирать не приходится, кого присылают, с теми и работает.

– Геринга придется менять, а я понятия не имею, на кого. Он оказался слишком легкомыслен и слаб. Если бы не причуды старика…

Референт, одетый с иголочки, будто только что вышел из лондонского ателье, кивает.

Главный недовольно морщится, но не может же он вот так просто уволить герцога Эдинбургского, золотого мальчика. Нужны основания, и он погружается в раздумья.

– Да, – говорит он вскользь. – Не забудь полить цветы.

Референт кивает и делает пометки в блокноте, обтянутом телячьей кожей с вытесненным на ней родовым гербом.

11

Иван целует Дашу в губы, та просыпается, он делает ей знак, чтобы молчала. Только что он получил СМСку:

ДЕЙСТВУЙ!

Иван достает пистолет из рюкзака и приставляет его к голове Даши:

– Вы все заложники! – орет он. – Не останавливаться!

Он тащит Дашу к месту водителя по проходу. Автобус мчится по проспекту, не реагируя на мигалки и сирены. Иван направляет пистолет на водителя… И видит, что за рулем никого нет. В растерянности он целится в пассажиров:

– Всем оставаться на своих местах!

На сиденьях автобуса, замечает он, сидят ссохшиеся мумии и скелеты. Автобус в это время ныряет в тоннель, там, в самом низу, какая-то болотная жижа, в которую въезжает преследующий их полицейский автомобиль. Мигалки продолжают просвечивать сквозь толщу болотной воды с грязью, а автобус натужно едет дальше. По стеклам хлещут листья гигантских папоротников и хвощей. Какой-то ребристый птеродактиль проносится прямо перед ними, высматривая добычу. В лобовое стекло врезается гигантская стрекоза устрашающего вида. Автобус словно замирает, а потом с натужным воем выскакивает из тоннеля. Иван прячет пистолет и обращается к водителю – тот снова на месте, за рулем, где же ему еще быть:

– Нам в Тушино. Остановите?

– Да-да. Не стойте в проходе. Садитесь на свои места.

Они идут на свои места. Водитель включает дворники, чтобы очистить лобовое стекло от остатков полуметровых крыльев гигантской стрекозы.

12

ФИДЕЛЬ:

Я подхожу к Ведьмочке и буквально падаю рядом с ней. Мне нужно отдышаться. А еще мне надо выпить.

– Бред с Утенком еще не пришли? – спрашиваю я мою девочку.

– Я их не видела, – отвечает мне она.

– А Кадаффи где?

– Хрен его знает.

В чистом остатке – из отряда только мы двое, не считая ребят из клана на левом фланге. Кадаффи исчез, язык тоже. Эдвард на месте, я его вижу, он выцеливает отдельных активных гастов и гасит их.

На этот раз обошлось. На этот раз мы справились, хотя успех достался нам дорогой ценой. Слишком дорогой ценой, на мой взгляд. Я толком не знал тех парней из клана на правом фланге, но это ничего не меняет. Они были под моим руководством, я нес за них личную ответственность. Это я разрабатывал систему обороны, и я до сих пор не понимаю, как все это могло случиться. Если не брать во внимание фактор предательства. Кадаффи, где он? Первые взрывы, которые я посчитал обстрелом артиллерией, вполне могли быть его рук делом. Он заложил заряды на правом фланге и привел их в действие. У него были такие возможности. Он постоянно укреплял периметр, и все привыкли к его тощей фигуре, увешанной взрывчаткой и мотками проводов. Да, я виноват. Я оставил пост, бросившись на молодую сучку. Помрачение мозгов. Но наших сил и средств хватало с лихвой, чтобы остановить гастов за двести метров. Мы все прекрасно это знали.

Так, значит, предательство? Значит, предательство.

Я беру телефон и набираю номер штаба:

– Тек-Мак? Это Фидель. Высылай «Мертвецов», у нас проблемы. Да, завтра мы идем в Печатники, но люди мне нужны уже сегодня. Спасибо, – я отключаюсь.

Черный котик трется о мою ногу. А я до сих пор так и не поцеловал свою девочку, спасшую мою задницу. Надо было исправить это, чем я и занялся.

13

– Жора, что это за хрень? – Геринг показывает ему запястье.

– Это компас, Славик.

– Млядь, я знаю, что это компас. Мне нужно знать об этой вещи все, – он расстегивает ремешок и протягивает китайский компас брату.

– Ладно, отдам экспертам, – Георгий берет компас и с интересом его разглядывает. – Не расскажешь, что с тобой приключилось? Баба?

– Баба.

– Ладно, не лезу.

– Не лезь, Славик. В последнее время происходят странные вещи…

– Да трындец, какие странные.

– Если это вылезет наружу, может рухнуть все.

– Догадываюсь.

– Так что сожмем ягодицы, брателла.

Геринг наливает остатки коньяка. Стрелка компаса вращается, как лопасти кулера, сливаясь в своем безостановочном вращении в полупрозрачный диск.