Текст книги "Древняя Русь (СИ)"

Автор книги: Олег Рыбаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

  Перед Бату-ханом возвышался величественный собор, сложенный из белых мраморных каменей. Сей храм, казался неприступной твердыней. Около тяжелых бронзовых дверей суетились нукеры, заточенный таран сломался, а топоры тупились об закаленную темную бронзу. Из собора доносилось плавное протяжное пение многих голосов.

  -Что за собачьи завывания! О чем поют урусы! – рявкнул джихангир.

  -Они славят своего Великого Бога! Урусы готовы, умереть и вознестись в рай!

  Прохрипел толмач.

  -Глупости им не будет рая! Наш бог самый сильный! На небе их ждет вечное рабство.

  Нукеры притащили длинное бревно, раскачивая его в руках, они били в прочные двери, отбивая барабанную дробь.

  -Так они провозятся до полуночи. Князя Глеба ко мне!

  Яростно крикнул Бату-хан.

  -Я здесь мой повелитель! – На черном вороне блистал в вышитой золотом одежде рязанский хан Глеб! Бату уже успел передать ему ярлык на княжество.

  -Пробей врата!

  -Слушаюсь и повинуюсь!

  Князь выпустили густой огненный шарик. От удара последовал взрыв, бронзовые врата покоробились и просели. Следующий пульсар пробил широченную окончательную брешь. Несколько монахов было ранено, сдержав боль, они продолжали петь. Зазвучал орган, псалмы лились широкой рекой, полновесные звуки плыли по морозному пропитанному кровью и гарью воздуху. В темном отверстии под входной аркой показались искаженные ужасом женские лица.

  Бату-хан вздрогнул. Ему показалось, что это не женщины в черных хламидах и с белыми крестами, а стаи страшных мангусов приготовились, что бы вцепиться в обильно смоченную кровью глотку. Свечи в руках кающихся напомнили джихангиру сверкающие глаза белых витязей.

  На возвышение посреди собора был виден епископ Митрофан. Двумя руками он подымал золотой крест, благословляя им на все четыре стороны, его звучный голос был отчетливо слышан на улице.

  -Кайтесь братья и сестры! Настал страшный судный день! Не бойтесь слуг Ада! Души невинно убиенных рабов божьих в праведных кущах успокоятся!

  Князь Глеб заорал, силясь перекричать хор верующих.

  -Митрофан выйди из собора! И повели всем сдаться! Тогда может быть, мы сохраним ваши жизни! Бату-хан повелел щадить священников.

  Митрофан не обратил внимания на слова колдуна-изменника.

  Бледные дрожащие женщины, держась цепью, ряд за рядом, в страшной тесноте, широко раскрывая рты кричали.

  -Спаси Господи Иисусе! Каемся!

  Хор запел с новой силой, даже озверевшие нукеры замерли, словно завороженные волшебными словами молитвы.

  Джихангир лично взлетел по ступеням на каменную паперть. Его пьяный взгляд впился в полумрак собора.

  -Уррагх! Трусливые псы! Там бабы, они сладки как белоснежные цапли и жирны как пышноперые утки. Хватайте их это ваша добыча!

  Монголы радостно завопили.

  -Уррагх! Мы съедим и затопчем их!

  Небольшой подросток-послушник выстрелил из лука в Бату-хана, хотя выстрел и не мог причинить вреда прикрытому колдовством монголу, стрела воткнулась между сапог, и джихангир споткнулся об нее, с ревом грохнулся с паперти, едва не сломав себе шею.

  -Убейте их, я повелеваю! Кто отступит, тот сам умрет.

  Неистовая толпа рванула в двери и была встречена суровыми монахами с длинными секирами. Из-за того, что вход был относительно узок, монголы не могли использовать свое численное преимущество. Вскоре на пороге возникла целая горка изрубленных нукеров. Трупы мешали прорваться к добыче.

  -Быстрее чего вы возитесь.

  -Керинкей-Задан появилась! – шепнул джихангиру Субудай-Багатур.

  -А подлетела ведьма! Тут как раз для тебя работа!

  Керинкей-Задан расхохоталась. На сей раз, она была на крупной бабочке.

  Тут для меня сокрыта слава,

  И не работа вовсе, а забава!

  Керинкей-Задан распростерла свои кипки и испустила подобие пламенеющего водопада. Голубоватый костер вспыхнул, исполинским вихрем охватив все здание, каменые стены горели как солома. Огненные языки, врывались во внутрь собора, сражающие монахи моментально обуглились, скелеты с крепко зажатыми топорами так и остались лежать у входа. Пламя было бездымным, но от этого еще более страшным. Сквозь волны огня продолжало доноситься протяжное, занудное пение, прерываемое отчаянными криками женщин.

  Шаманка Задан, взвилась на переливающей кровью и златом бабочке и проревела.

  Где ваша сила тупые фанаты Христа

  Словно котята в огне вы горите

  Ярость великого бога не знает числа

  Слава Сульдэ! О пощаде его вы молите!

  Пение становилось все тише. Монголы застыли пораженные упорством женщин и напряженно стояли, ожидая, когда погаснет голубое пламя.

  -Ты смотри Керинкей, уруские бабы должны быть целы. Они заплатят за это.

  Бату-хан указал на внушительную шишку.

  Я все знаю джихангир

  Смерть для них подарок

  Под пятой застонет мир

  Русских в пыль в огарок!

  Последние крики затихли. Донесся одинокий жалобный плач и оборвался. Сиреневое пламя погасло.

  Монголы лавиной ринулись в глубь собора. Они вытаскивали полубесчувственных женщин, волокли их на площадь. Тех, у кого были грудные дети, приводили в себя, а затем вырывали малюток. И в живую на глазах у матерей поджаривали младенцев над пылающими досками. С женщин срывали надежды, с деликатностью голодных кабанов набрасывались на них, насытившись, отрезали им груди и ухи, вспарывали животы, лили в заменяющие чаши кожаные шапки кровь, тут же на месте удовлетворяя жажду. Монголы совсем озверели, им было мало добычи, они хотели наслаждаться конвульсиями жертв. Воздух был пропитан агрессией, жестокость носилась в воздухе. Керинкей-Задан продолжала парить, их, ее уст изливались заклинания и призывы к бесчинствам.

  Бату-хан был весел и прибывал в радостном возбуждении.

  -Эй, шакалы не забудьте о моей доле священной добычи.

  Нукеры спешно складировали целую гору из награбленных вещей. На разосланных женских шубах, росли груды разноцветных ожерелий, серебряных и золотых крестов, запястий, колец и других золотых украшений. В эту кучу бросали

  парчовые поповские ризы, боярские шубы, серебро с икон, золотые священные чаши. Владыке Митрофану сломали руки и ноги, затем бросили на небольшой костер, смеясь и покалывая копьями медленно убивая епископа. Его золоту митру сорвали, затащили на самый верх зловещего холма. Вся эта добыча была густо пропитана кровью. Булгарский царь Еримук отбивался из-за всех сил, монголы смогли одолеть этого богатыря, лишь густо утыкав стрелами. В ярости нукер изрубили труп на куски, присоединив к добыче лишь покрытый позолотой со вставленным рубином шлем венценосца.

  Сюда же монголы приволокли слегка помятую с синяками на нежном лице княгиню Агафью. Ее положили под самые копыта вороного коня. Жеребец пнул мордой, неподвижную женщину. Затем воины начали сдирать одежду – сначала шубу из горностая, зачем шелка, жемчужные в самоцветах подвески, сафьяновые с золотыми подковами сапожки. Все это было аккуратно сложено в общую груду, Бату-хан жадно пожирал глазами оголенное тело, мясистые мускулистые ноги, пышный бюст.

  -Эй, ты Бурундай! Она твоя дарю за верную службу. Ты первый, но не забудь поделиться с остальными.

  Бурундай подскочил, его косматые очи впились в тело.

  -Разве плохая баба. Одна грудь чего стоит! Залился Батый.

  -Это розовое вымя как у самой добротной буйволицы. Беру!

  Темник рассмеялся в ответ, обнаженное беспомощное тело возбуждало дикую похоть.

  Княгине было всего тридцать шесть лет, она сильно похудела, талия сузилась, проступил пресс, большие груди были упруги и торчали сиськами вверх.

  -Оживите ее!

  Тургауды плеснули ледяной водой. Княгиня вздрогнула и очнулась. В глазах ее мелькнул ужас, и женщина неуклюже прикрыв руками нагое тело, поднялась и попыталась бежать. Отчаянно замелькали по снегу босые покрасневшие на морозе пятки.

  Дюжина тысячников с воем схватило голую деву, повалив на сугроб.

  -Ну, вот куда ты глупышка денешься! Отпустите ее!

  Воины отпустили Агафью, Бурундай бросился на нее как коршун на цыпленка. Княгиня встретила его ударом колена под дых. Затем ее кулак разнес крючковатый нос монгола. Темник упал, потекла юшка, плюгавый татарин надсадно завопил.

  -Ты слабак Бурундай не смог справиться с бабой.

  Хихикнул, издевательски показав язык Бату-хан.

  -Держите ее! Я ей овладею!

  Тысячники навалились на великую княгиню, раздвинули ноги. Бурундай не спеша, приблизился к ней, грубо схватил за грудь, когтистыми пальцами вывернув сосок. На глазах Агафьи выступили слезы.

  -Я научу тебя, как следует ублажать хозяина.

  Он вошел в нее грубо с явным намерением причинить боль. Тысячники держали, лапали и щипали жертву, горя нетерпением попробовать почетную добычу.

  Рядом ревели и выли две молодые снохи. Их варварски поимели на глазах всего войска, стоящие рядом нукеры криками и советами подбадривали своих товарищей.

  Последней павшей крепостью Владимира стал дворец-детинец. Монголы взяли его лишь, когда стемнело, а в различных закоулках и подвалах крепостницы бои шли всю ночь и продолжались на следующий день. Шибалка и Кирилл Виссарионович заперлись в каменном мешке и отчаянно отбивались от наседавших монголов. Лишь когда к татарам подошло изрядное подкрепление, они смогли придавить защитников массой. После чего обоих связали и доставили к грозным очам джихангира.

  Бату-хан был в прекрасном расположении духа. Только что на его глазах живьем сняли шкуру с дерзкого юноши посмевшего подставить подножку джихангиру. А скоро он вдоволь насладиться видом пытаемых белых мангусов.

  Арапша низко поклонившись, приволок рослого Шибалку.

  -Великий джихангир! Ты приказал показывать тебе смелых багатуров!

  Вот этих двоих мы скрутили последними. Не один десяток монголов полегли под их мечами.

  -Дзе! Хорошо! Скажи им толмач, что я предлагаю им службу в моей непобедимой армии.

  Толмач грозно проревел.

  -Вам жалкие псы предлагают вступить в войско непобедимого джихангира! А посему падите на колени и благодарите владыку вселенной.

  Шибалка задыхался, вся грудь была изранена мечами, бок прошит копьем.

  -Я послужу ему верой правдою! Дай мне меч!

  -Дай! Развяжите уруса!

  Подтвердил Батый.

  Шибалка уверенно взял в руки стальную саблю и слегка присел, затем, резко игнорируя боль, подпрыгнул, рубанул Батыя по шеи. Сабля сломалась, рассыпавшись на осколки. Тогда русский воин, вырвал ятаган из-за пояса Арапши и пробил насквозь стоящего рядом тургауда. Несколько алмазных копий разом вонзилась в отчаянного старика. Шибалка сломал пару копий, обломком алмазного наконечники распорол живот массивному нукеру. Арапша со всего размаха рубанул деда мечом по затылку, Шибалка затих.

  -Все урусы подобны змее! Бросьте второго гаденыша на костер, пускай умирает медленно и мучительно!

  Тургауды подхватили Кирилла и поволокли во двор. Священник-воитель отчаянно сопротивлялся. Из разбитого рта вылетали слова.

  -Господь накажет вас! А наша земля будет свободной! Слава Иисусу!

  Бату-хан оскалил рот. Полупьяный язык пролепетал.

  -Ваш бог слаб! Он как раб! Быть рабом обречен! И висит на кресте! Ну а наш бог силен – слава свету войны – миром правь бог Сульдэ! Будем вечно верны!

  -Смерть сынам сатаны!

  Перекрывая крики и идиотский хохот монголов, прогремел глас умирающего Кирилла.

  . Глава Љ 26

  Большой отряд всадников – железных кольчугах, а многие с рогатинами и косами, скакал заснеженной лесой тропой. Войско растянулось длиной змейкой, воины ехали молча, вокруг были видны следы боев пожаров и разоренья. В селениях, что попадались на пути, видны были заснеженные трупы, спаленные хаты. Изредка встречались разрозненные конные разъезды мугланов. Скачущий впереди всадник посылал тогда лучших витязей на перехват или монголам устраивали засаду, поражая стрелами.

  Рязань уже пала, кошмарные слухи донеслись до русского лагеря. На беспокойном не смотря на внушительные размеры половецком коне, скакал Евпатий. Он чувствовал муку и стыд, в решающие дни тяжелых боев сотрясающих его "батьковщину", прославленный витязь пребывал в Чернигове. Не ласково его встретил Михаил Черниговский рязанского посла.

  -Уж больно ты горд и заносчив Евпатий Неистовый.

  Евпатий поклонился до земли, едва не ткнувшись лбом в ковер.

  -Покорно бьем тебе челом, великий князь Черниговский. Помоги! Наш князь и государь Юрий Ингваревич прислал молить тебя – не оставь нас без подмоги в день тяжкий.

  С жаром Евпатий рассказывал князю и знатным боярам черниговским, об грозных полчищах мугланских, которые как тучи саранчи, надвигаются через Дикое поле на северную Русь.

  -Все рязанцы стар и млад, белые витязи из Суздаля, встали на защиту родной земли. Но велики силы Батыевы, и слишком мало Рязанцев не справиться им бесчисленной армадой монгольской.

  -Не нужны нам твои речи красные! – Князь Михаил надменно насупился.

  -Твоя просьба нам в тягость, не можем мы тебе на погибель отдать своих ратников.

  Бояре дружно заорали.

  -Не дадим ни воина!

  -Это дело Рязанцев наше дело сторона!

  -Свой град в первую очередь защитить надобно.

  -Чернигов богаче и больше Рязани, а Юрий себя возомнил князем великим, государем себя величает.

  -Да гнать его надо в три шеи!

  Евпатий проявил терпение, ласковым тоном он долго уламывал бояр.

  -Новый враг наш не такой как половцы, али хазары. Не просто поубивать и пограбить пришли они на нашу землю. Коли сломят шею Рязани, то их острый нож в Чернигов упрется! А врага лучше громить пока не пришел он в твою землю.

  Спор закончил князь Михаил.

  -Коли хочешь защиты собери охочих людей. Посмотрим, захочет ли народ черниговский за чужих рязанцев уложить свой живот.

  Глашатаи разнесли клич, собрали народ черниговский. Величественной походкой вышел на помост Евпатий. С жаром и яркими красками обрисовал он угрозу земле Русской. Говорил он с народом, так как привык говорить в родном городе, где его уважали и слушали все, даже уличные хулиганы опасались его стопудового кулака.

  Дружным хором ответили на это черниговцы. Много целые тысячи набралось охотников, жаль только что у многих, оружия нет.

  Тогда Евпатий сказал.

  -Я выбираю тех, у кого есть кони и мечи, кто же безоружен, пускай идет в Суздальскую землю к реке Мологе, где стоит град секретный, там выдадут новое оружие.

  Отобрав триста удалых всадников. По дороге к ним присоединилось еще две сотни добровольцев, Евпатий отбыл к Рязани. Толи шаманы постарались, а может, погода была такая, так все завалило сугробами, что даже кони завязли по уши. С большим опозданием приблизилась рать к Рязанским землям.

  Труден был путь к Рязанским долинам. Когда приблизились, то ускорили бег коней. На невысоком берегу Оки, где недавно красовался нарядный город, в траурном саване мрачно чадили, пустынные засыпанные снегом развалины.

  Всадники провели коней по льду через реку. В полыньях и промоинах торчали застывшие тела. Всюду, на отвесных скатах берега, на обледенелых валах и выжженной дороге, валялись в хаотически разбросанные трупы. Мертвые женщины были нагие со следами зверских изнасилований и пыток. Стены по-прежнему отливали холодным льдом, ворота были вышиблены. Когда всадники проскакали через них, то им на встречу выскочили одичалые, взъерошенные собаки. Наткнувшись на копья, они с визгом отскочили и бросились врассыпную.

  Приходилось аккуратно объезжать рухнувшие балки, груды камней, лужи битума. При въезде на главную площадь пришлось обходить заостренные обломки из гвоздей и кос.

  -Как место сие изменились не узнать!

  Пробурчал седой ратник.

  -Прошелся огонь мугланского урагана.

  Евпатий смахнул слезу.

  Среди площади возвышался целый холм пепла, обгоревших костей, черепов, закоптелых щитов и шлемов.

  -Ого, сколько их тут. Видать наши воины положили не один десяток мугланов, а многие тысячи воинов.

  С мрачной радостью промолвил Евпатий.

  -Живы ли белые витязи?

  Немой вопрос завис в морозном воздухе. Ратники сошли с усталых коней. Перекрестились, бросив взгляд на безмолвное пространство, напоминающее подвергшееся акту вандализма кладбище. Можно долго описывать картину смерти, но у любого сердце и так обольется кровью.

  Евпатия зашатало, он побрел по сугробам, не разбирая дороги. Так вот прославленный русский витязь и прошел весь город. Он и не заметил, как на встречу ему выехал всадник. Хотя его лица и не было видно из-за низко надвинутого шлема, его могучие плечи и длинные седые кудри были до боли знакомы.

  -Ты Ратибор?

  -Я рад, что ты узнал меня Евпатий. Ждал я тебя! Не отпустил князь Киевский, ни одного ратника.

  Евпатий вздохнул.

  -И черниговский тоже не хотел рать давать. С трудом уговорил я собрать охочих людей.

  -Ко мне вот тоже присоединились три сотни.

  Ратибор указал рукой сторону в леса, от туда и впрямь выезжали крепкие в справных кольчугах всадники. На флагштоке знаменосца озарял землю суровый лик Спасителя Христа.

  -Много людей еще в лесах схоронилось, но они присоединятся к нам – скопим мы силу ратную.

  Евпатий нахмурился.

  -Опоздал я! Словно нечисть какая та нас окрутила! Не знаешь ли ты где семья моя.

  Ратибор тяжело задышал.

  -Прими мужественно утрату Евпатий.

  Жена и мать твоя взяли в руки секиры и пали в неравном бою. Старшего сына, что сражался в белой армии стрелой убило, а остальные дети ушли вместе с белыми витязями. Все же Леопардов и Пантера сумели вывести не малую часть войска.

  -Пойдем за мугланами. Посчитаемся с нехристями! Евпатий со злобой шмякнул кулаком в шит. Железо от удара прогнулась.

  -Идем! Будем давить нечистую силу.

  По дороге Ратибор рассказал про битву в Диком поле, об славных ратных победах одержанных под командованием Леопардова и Пантеры. А также про силу бесовскую и новое оружие.

  -Сильны и умны эти белые воины, к нам из далеких веков заброшенные, но им противостоит сила не малая, лютая и бесовская. Однако ловко Леопардов оседлал дракона трехглавого, залюбуешься его статью.

  -А почему ты сам не ушел с белыми витязями.

  -Страшный огненный сгусток, выпущенный чародейкой Задан, поразил меня. Насилу я выжил. А когда отправился Рязань пала. Бают все, что отошла монгольская рать к Владимиру, здесь этой нечисти уже нету.

  Черниговские воины отдыхали на обугленных бревнах, некоторые ратники рыли сугроб, пытаясь похоронить убитых русских.

  Черниговский старшой выступил вперед.

  -Каковы твои думы Евпатий? Что будем делать дальше?

  Евпатий снял шлем и отер пот с широкого лба.

  -А что бы вы делали черниговцы?

  -Мы шли помочь братской Рязани, а пришли на страшное пепелище. Кости наших мертвых братьев вопиют об отмщении.

  Взгляд у Евпатия посветлел.

  Старейшина встал в гордую позу и запел низким басом.

  Не стерпеть славянам униженья

  Друг за друга станем мы горой

  Не потерпим больше оскорбленья

  Сокрушим врага стальной рукой!

  Наша Русь святая век сияет

  Позабудем мерзкий подлый страх!

  Пусть костром негаснущим пылает

  Родины огонь в наших сердцах!

  Евпатий низко поклонился.

  -Спасибо вам братья! Я и наш батюшка Ратибор тоже так мыслим. Не станем медлить пойдем по мугланским следам. Будем жалить, и рубить злую стаю, выручать пленных, освобождать рабов.

  -Мы готовы! Веди нас Евпатий! – загудели воины.

  Старшой заговорил зычным голосом.

  -Кому как не тебе Евпатий вести нас на татар? Ты все дороги знаешь, да и человек ты в ратном деле только белым ангелам уступаешь. Да был я в белой армии. Сильно там гоняют, готовят стальных парней, даже девки там... Да что говорить, но и мы не луком шиты, сумеем постоять за Русь.

  -И мы тоже – загалдели остальные ратники

  -Будем рубить мугланов как сосновый бор!

  -Ну, спасибо вам братья Черниговцы!

  -А теперь батюшка, давай колокол назад повесим и вдарим! Что слышно было всем, что жива, свята Русь.

  Воины притащили бревна и поняли громадный колокол.

  -Теперь ты Ратибор ударь по нему.

  Обратился черниговский старшой.

  Ратибор раскачал тяжеленный язык и ударил с размаху. Звук был сильный протяжный.

  -Давай сильнее!

  На подмогу подскочил другой ратник.

  Медный гул пронесся над опустошенным городом, спаленными ближними городскими посадами, долетел до разгромленных дальних погостов. Евпатий стоял на вечевом помосте и зорко смотрел по сторонам. Неужто никто не откликнется. Вдруг со стороны леса стало заметно движение. Лохматые всадники на кривых конях неслись на звон колокола.

  -Мугланы! Всем приготовиться к битве!

  Крикнул Евпатий.

  Татары хищным шакалом выскользнули из соснового бора и поскакали мимо полуразрушенных стен. Их было не более полутора тысяч.

  -А всего то было бы возни! А ну ребята в мечи их.

  Черниговцы и киевляне на добрых крупных конях устремились на встречу монгольским всадникам. Впереди стремительным галопом мчались Ратибор и Евпатий.

  Сшиблись, потекла злая сеча. Русские воины были настолько разъярены картиной сплошного разрушения, что дрались с нечеловеческим исступлением. Хотя татар было больше, русские теснили их, более тяжелые мечи и увесистые секиры ломали сабли, круша легкую конницу. И все же монгольские ратники огрызались. Ратибор и Евпатий шли плечо, в плечо, укладывая врагов штабелями. Темник Куяномар-хан пал от удара палицы Ратибора, тысячника Когана зарубил мечом Евпатий. В разгар боя из черных дыр, из-под избищ, не приметных тайников и подклетей вылезали изможденные, выпачканные в саже и пыли ратники, старики, женщины, дети. Многие из них шатались, но даже кульгая и, падая, подымались спеша к месту схватки. В пешем строю обгорелые и измученные из-за всех сил помогали сражавшимся русским ратникам. Кто подрезывал коням ноги и брюха, кто стаскивал крюком ордынцев. Наконец монголы, чьи ряды редели, как овечья шерсть во время линьки дрогнули и обратились в бегство.

  -Жива, Свята Русь! Дави гадов! Не давай им уйти!

  Татар гнали семнадцать верст, завалив почти всю волчью свору – так состоялось первое боевое крещение новой рати.

  В дремучем вековом лесу стояла тревожная тишина. Отчетливо было слышно, как падает с ветки клочковатый снег, мягкие прыжки оранжевой белки или бархатный шелест перьев одиноких белых птиц. Иногда постреливает мороз, короткие очереди разрезают тишину, замирая вдали в густом ельнике. Ветер время от времени наигрывает мелодию, задевая верхушки статных сосен, а когда на мгновение стихает бор, наполняет величественная тишина.

  Внушительные сугробы покрыли леса, холмы и кусты. Ни пешком не пройти, ни верхом на конях не проехать. Только на коротких и широких лыжах с подбитым мехом, можно пробраться через глухую чащу.

  Именно на таких лыжах по извилистой тропинке и пробирались остатки Белого легиона и а также разрозненные группы уцелевших защитников Владимира.

  Многие серьезно поранены, их несут на носилках, между ними снуют волхвы. Хотя рука у Дикороса и перевязана, уцелевшей конечностью он совершает пассы, стремясь исцелить покалеченных ратников. Воины мечутся и стонут, тяжелые монгольские стрелы прошивают страшными ранами кожу, разрывают внутренности.

  Ратники, состоящие в Белой армии, аккуратно разжигают костры, накрывая их сверху двухслойной марлей с угольком между слоями. В таких "противогазах" не виден дым, можно отогреться, сварить еду, подкрепить силы, измотанные непрерывными боями.

  Нарубив и обломав веток витязи прилегли. Могучий кипчак Турган затянул песню.

  Безбрежные бурные ручища крови

  Бескрайним потоком текут по Российской земле

  Все грады селения стонут от боли

  Пожар океаном бушует по нашей стране!

  Орда Чингисхана когтистым крылом заслонила

  России просторы – равнины, леса и поля

  Империя варваров от льдов полярных до Нила!

  Копытом монгольским растоптана в пепел земля!

  И стонет несчастный народ под петлею ордынской

  И злобно играет в руках ятаган палача!

  Но верю, победа над войском шайтановским близка

  Возьми кладенец и сруби супостата с плеча!

  Ратники приглушено приветствовали певца.

  -Это ты сам сочинил. – Обратился к нему его названый брат Полкан – Или опять Пантера.

  -Потише бы вы, шикнул Дикорос.

  -И без того тошно, а напоминаете своим пением о боли.

  -О боли напоминает нам каждый наш шаг. Песня же призывает к борьбе.

  Турган гордо выпятил грудь.

  -Наш дух еще не сломлен и я верю, что наши старшие братья Леопардов и Пантера еще вернуться.

  Дикорос перекрестился.

  -Я сам был бы рад их возращению.

  К костру заплетаясь в глубоком сугробе подошел княжич Владимир.

  -Привет волхв! И вы Турган с Полканом. Не знаете ли вы, что стало с моим старшим братом Всеволодом?

  Из дальнего костра выступил тысячник Олежный.

  -Плохи его дела! Я видел как он, будучи тяжело раненым, исчез под монголо-татарской сворой.

  -Значит мой брат погиб. А нам ничего иного не остается как, будучи разбитыми, идти к секретному граду.

  Владимир смахнул с ресницы слезу.

  -А это что за гости.

  Из лесу на лыжах пробрался широкий и коротконогий крестьянин. К костру он положил большой куль муки. Где-то рядом разделывали кабанчика.

  -Я тоже так думаю.

  Вступил в разговор Олежный.

  -Но по пути было неплохо слегка пощипать отдельные отряды монголов, а то они думают, что теперь у Руси и вовсе нет защитников. Слушай крестьянин ты где муку взял?

  -Меня зовут Звяга! Хутор тут рядом имеется и охотничья изба при нем. Мужики молодцы и муки дали и лыжи справили. В трауре народ, говорят слух прошел, что погибли белые ангелы, да не верят они в это!

  -Тихо слышите опять кто-то едет.

  Приставил палец ко рту Олежный.

  -И кони монгольские двое.

  На поляну выехали два всадника. Тот что на переднем горбоносом коне, с поджарым животом коне напоминал мальчишку лет четырнадцати-пятнадцати в дорогом монгольском кафтане. Сбруя на скакуне была очень богатой – отливала жемчугом, рубинами и златом. Второй был еще меньше на вид "пацанчик" от десяти до двенадцати лет конь тоже в дорогой серебряной сбруе, правда, чуть поскромнее.

  -Это что за вояки? Ты Прокуда!

  Растеряно присвистнул Олежный.

  -Ишь вырядилась так можно и не узнать, по ошибке срезать стрелой.

  -Нас только двое. А значит по инструкции вы должны захватить нас в качестве языка.

  Полкан взял коня под узду.

  -Не всегда соблюдаются приказы даже белых ангелов в горячке боя. Кто с тобой.

  -Это Поспелка из Белого легиона. Записался недавно, но чую способный.

  -Это хорошо садись к огню.

  Олежный пододвинул горсть сосновых ветвей. Прокуда лихо соскочила с коня подпрыгивая, разминая ноги. Ее напарник спрыгнул со своего скакуна и привязал коней елке. Когда он подошел к костру его громадные глаза тускло мерцали на побледневшем и осунувшимся лице. Прокуда наоборот была весела и раскована.

  -Чего ты смотришь как мертвец. Ты показал себя сильным воином. Пятерых мугланов срубил, а сейчас выглядишь как пугало огородное.

  -Мой брат Булатко в плену, а ты скалишься.

  -Ни чего выручим или меня даром тысячницей назначили. Сама Пантера звала меня маленький чертик!

  -Значит снова в бой!

  Весело подскочил юный богатырь Полкан.

  -А почему бы и нет! Сколько можно бежать и пятиться. Соберемся на совет и ударим.

  Прокуда подошла к коню, отвязали переметные сумки и ремешки.

  -Вот посмотри, чем мунгальский темник промышляет.

  Из сумок посыпались, нательные кресты, золотые и серебреные серьги, крупные монеты, смятый кубок.

  -Как ты думаешь, со скольких девок срезали уши, чтобы добыть эти серьги? До сих пор на них пятна крови.

  Тысячник Олежный прервал разговор.

  -С многих! Где их отряд?

  -В селе стоит Перелесово, под боком у нас.

  Прокуда озорно подмигнуло.

  -Мунгалы пьяны, все свою победу над Владимиром отмечают, так что если ударим, то сметем.

  Поспелка выхватил меч.

  -Отомстим мугланам за белых ангелов! Выручим Булатко.

  Отряд русских ратников выступил, впереди двигались Прокуда и Олежный. Волхв тем временем сотворив заклинание, выпустил вперед несколько голубей. Пропарив несколько кругов над Перелесово, голуби вернулись. На своем языке они проворковали Дикоросу в ухо. Волхв неслышно – копыта коней в мягких подушках подъехал к Прокуде.

  -Все спокойно, мугланы пьяны, дозорных немного, а тех, что есть можно легко снять. Слишком самоуверенны, одурманены победой, если все гладко пройдет должны мы их врезать без особых потерь.

  Казавшаяся огромной, полная луна спряталась за тучи, тихой сапой надвигалась пурга. В лесу стало сумрачно, ветви деревьев зловеще мерцали, казалось, что проснулась нечистая сила. Белые воины продолжали двигаться маршевым шагом, в лицо начал дуть студеный колючий ветер.

  -Перелесово близко, двигайтесь потише.

  -Сами знаем. Олежный скомандовал

  -Рассредоточиться. Подойдем с разных сторон.

  В селе слышался захлебывающихся лай собак. Он звучал монотонно и ордынцы похоже не обращали на него внимания. Белые витязи мелкими группками подошли к неровному сбитому частоколу. Десяток хмельных дозорных были сняты в мгновение ока. Вокруг костров были видны громко храпящие нукеры и голые растерзанные тела.

  -Спокойно! Как на учениях порезать сонные артерии без звука.

  Прошептал Олежный.

  -Близиться мщение.

  Затем белые воины принялись аккуратно заученными движениями вырезать спящий лагерь. Мугланов, однако, было слишком много, значительно больше чем белых витязей. Неизбежно должна подняться тревога. Русские ратники, однако, сумели распустить косяки коней и истребить значительную часть лагеря. Что бы усилить панику под хвосты скакунам подсовывались горящие головни. Пьяные татары визжали как свиньи. Многие вылетали из теплых изб, очумелые от неожиданности, шатавшиеся от бурного хмеля. Они метались в разные стороны, вертелись волчками, искали коней. Вместо этого на них накидывались почти невидимые страшные люди в белом, а также присоединившие по пути мужики с рогатинами и топорами. Звяга орудовал крюком с заточенным острием, стаскивая нукеров с коней, а вторым концом в виде косы подрубая ноги лошадям, выдавливая кишки. Даже волхв Дикорос схватив заостренный посох, и ловко вращая им, сражался с неистовостью дикого волка. Крупный татарин с кривым ятаганом умудрился, выдержав костоломный удар посоха повалить русского волхва. Кривая сабля мелькнула над головой, Дикорос невольно зажмурил глаза. Когда открыл их, голова татарина была отсечена, а небольшой десятилетний мальчик с двумя окровавленными саблями подсек сразу двоих нукеров.

  -Спасибо тебе Ваня!

  -Я мщу за деда Шибалку! Смерть всем монголам!

  Рядом с не меньшей яростью сражался сотник Николай, его сабли рубили как мельница в бурю. Даже удивительно, что такие небольшие мальчишки, кромсали матерых воинов, а ведь у некоторых монголов боевой стаж тянулся с китайских времен. Ряды нукеров страшно редели, русские мстили за своих близких, за разрушенные города, за спаленные села, за своих отцов и сыновей.