Текст книги "Про тех, кто в пути"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

4.

Солнце пекло затылок, спину и ноги. Мартин рассматривал песок возле своего носа – сухой, серо-жёлтый – и пытался начать думать. Получалось плохо. Мысли обрывались на том, что он словно бы задохнулся ставшим невероятно плотным и горячим воздухом, а потом... потом – пустота и тьма.

«Я утонул. Вода стала ледяной, и я утонул, отправился к тому, кто плавал вокруг меня... но сейчас я на берегу. Как такое может быть? Кто-то вытащил меня, мне просто повезло...»

Мартин попытался встать, но руки, на которые он опрометчиво опёрся, мягко подломились в локтях, и он снова сунулся лицом в песок. И услышал чей-то смешок, недобрый и сухой.

Мартин хотел повернуть голову и посмотреть, но даже это движение вызвало тошноту, которую пришлось пережидать с кругами в глазах и шумом в ушах. Когда это прошло,

Мартин со стоном перевалился на спину – и увидел, что на пляжике нет никого, кроме него. Одежда лежала там, где он её оставил. И всё.

От изумления Мартин даже позабыл, что с ним случилось. Он сумел сесть и позвал, морщась от привкуса воды в носу:

– Эй! Кто тут есть?!

Никто не откликался... Но не мог же ему почудиться смешок? И как он выбрался на берег? Мартин посмотрел на воду – и снова ощутил страх. Поверхность отблёскивала солнечными бликами и казалась не просто спокойной – идиллической.

Что же с ним произошло? Ощущение охватившего со всех сторон дикого холода на миг вернулось, и Мартин выбил зубами дробь, схватившись за плечи.

Надо же, а трусы-то сзади сухие... Выходит, он долго провалялся лицом вниз. И кто-то сидел рядом с ним, а ушёл вот-вот... Кто-то из солдат? Но тогда, почему такой странный смешок?

Мартин поднялся и прошёлся по пляжу. Ага, вот – следы. Тут не было ничьих следов, он ещё удивился тогда (Мартин подумал об этом так, словно пришёл на пляж очень-очень давно).

Вот это – его, гвозди и подковки на новеньких бутсах. Вот – тоже его, он босиком шёл к воде (Мартин приложил ступню – убедиться; точно его). А вот это – совсем не его. Человек выбежал из кустов к воде... вот он волок его, Мартина, из воды... вот сидел... а вот ушёл – быстро ушёл, и следы потерялись в траве. Неопределённые ботинки, но не военные и небольшие...

Мартин опять покричал и посвистел, потом стал одеваться. Подпоясываясь, снова бросил взгляд на пруд...

И окаменел, приоткрыв рот.

Посредине озера вода начинала раскручиваться водоворотом. Медленно, уверенно и неостановимо. Зрелище было настолько жутковатым, что Мартин попятился и бросился бежать обратно, по тропинке. Ему казалось, что вот-вот из водоворота появится что-то невероятно страшное...

...Он сам толком не помнил, как и по какой тропинке выскочил на окраину аэродрома. Но тут с мозгов словно пелена спала – Мартин остановился и потихоньку выругался по-солдатски (это считалось среди его друзей высшим шиком уже потому, что за это строго наказывали).

Что это он?! Это от страха. Всё же ясно, предельно ясно: и внезапный холод, и «прикосновения», и водоворот – точнее, из-за водоворота всё и ясно! Там просто есть какая-нибудь подземная протока, а отсюда – сильные течения и все эти фокусы с переменой температуры и вообще...

А он струсил... Нет, конечно, утонуть можно было запросто (а вытащил его кто-то из гражданской обслуги – наверное, пришёл искупаться, а убежал, когда увидел, что мальчишка очнулся, чтобы не обвинили – мол, хотел утопить парня!), но ничего сверхъестественного...

Ха, подумал Мартин, вот и занятие. Непременно надо заняться исследованием! Только подготовиться получше...Может, прямо сейчас? Сколько времени-то?

Он бросил взгляд на часы. Часы показывали 4.15.

Довольно долго Мартин стоял, обалдело глядя на циферблат, по которому равнодушно бежали стрелки. Вскинул голову на солнце – и заморгал. Оно действительно ушло примерно на 16-16.30. но этого не могло быть!!! Когда он очнулся на берегу, оно едва подбиралось к зениту! Потом он побежал и бежал...

Мартин сглотнул. До него дошло, что он не помнит, сколько бежал. Но не пять же часов, с отчаяньем подумал Мартин. И ощутил, что ему очень хочется есть. Как будто действительно день подходил к концу, и он не ел очень давно.

Господи, а если отец вернулся?! А если его уже ищут?! Что будет, что будет... Мысль об этом заставила Мартина выкинуть из головы всё остальное. С трудом сдерживаясь от того, чтобы побежать, мальчишка заторопился к общежитию.

Нет, отец ещё не вернулся, и беспокойство Мартина сменилось новым: где он и что с ним? Конечно, он писал, что будет очень поздно, но насколько «очень»? Походив по комнате, Мартин спросил, где столовая, и нерешительно направился туда. Обед-то давно прошёл...

Но скучавший и лениво покрикивавший на нескольких русских женщин повар охотно подогрел для мальчишки, мявшегося у окошка, суп, тушёную капусту с колбасой, налил кофе и дал хлеба – местного, чёрного, на который Мартин посматривал с подозрением и есть не стал.

– Дурачок, – буркнул повар, – он только с виду страшный. У русских хороший хлеб, если привыкнуть.

После столовой Мартин постоял на краю поля, рассматривая, как обслуживают бомбардировщики, потом вернулся в общежитие и сел писать письмо. Но сперва вообще не писалось, потом он заблудился в словах «подводный водоворот», положил карандаш и тоскливо уставился в окно, где солнце село куда-то за деревья.

Все приключения и странности отошли куда-то на задний план – осталось только беспокойство за отца. Что, если его сбили? Да, он ас. Но, что если русские напали вдесятером, а то и больше? Что, если отец погиб? Что, если он попал в плен и вот сейчас...

– Замолчи, прекрати, идиот! – процедил Мартин и ударил себя по уху. – Перестань сейчас же, девчонка!

В дверь постучали. В первую секунду Мартин радостно вскинулся, но тут же сообразил, что отцу стучать незачем, и крикнул:

– Уходи, Лидия, не надо ничего!

– И всё-таки я войду, – послышался мужской голос, и в комнату вошёл рослый человек в гражданском – настолько вопиюще гражданском, что Мартин, привыкший видеть вокруг себя форму и на взрослых и на ровесниках, озадаченно заморгал и чуть было не позабыл воспитанно подняться из-за стола.

– А – прости – где полковник Киршхоф? – осведомился человек. Ему было лет сорок, лицо – простоватое, как у мясника или торговца пивом. Отец не любил таких людей и всегда говорил, что они выскочки, не знающие ничего, кроме слов партийного гимна, да и те – по бумажке. – Ты ведь его сын?

– Да... – Мартин кивнул. – Но я сам не знаю, где отец...

– Понятно, – кивнул незнакомец. – Ещё не вернулся... Ну, что ж... – он вздохнул, пожал плечами. – Когда вернётся – передай ему, что заходил доктор Хельмитц. Запомнишь, гитлерюнге?

– Конечно, – кивнул Мартин.

– Ну вот и хорошо, – улыбнулся Хельмитц и вышел раньше, чем Мартин успел спросить, не знает ли он, когда вернётся отец.

Мартин прямо в форме прилёг на кровать и подтянул коленки к груди. Вспомнилась мама и неожиданно нахлынула страшная обида на неё. Как она могла?! А теперь, когда он остался совсем один...

Но именно в этот момент общежитие словно ожило. В коридоре послышались смех, разговоры, тут и там захлопали двери, затопали Сапоги – и, едва Мартин успел вскочить с кровати, как в распахнувшихся дверях возникла спина отца, который шумно, со смехом, прощался с людьми в коридоре, тоже смеявшимися и что-то бурно обсуждавшими.

Полковник Киршхоф обернулся, закрывая дверь – и в ту же секунду Мартин прыгнул на него:

– Папа! – вырвалось у мальчика со слезами. Ошарашенный полковник ощупью добрался до кровати и сел, в то время, как сын, продол-жая виснуть на нём, судорожно говорил: – Я думал... что ты... я так боялся... я не хочу, чтобы... папа, не бросай меня, не бросай, пожалуйста...

– Ну что ты, ты что? – растерянно спрашивал полковник, гладя сына по волосам, как будто ему было не четырнадцать, а четыре года. – Ты же не маленький... Да и не было ничего, мы даже не видели русских...

– А это? – всхлипнул Мартин, поднимая глаза на отца и держа его за распоротый левый рукав куртки. – Это же... от пули...

– Да от какой пули, – Киршхоф-старший усадил сына рядом, – проволоку зацепил...

– Как будто я не вижу...

– Слово офицера – проволоку.

– А поклянись словом офицера, что не видели русских?

Полковник замялся и встал.

– Ну... Меня никто не искал?

– Нет... ой, приходил какой-то гражданский, – Мартин встал, начал поправлять форму; ему было стыдно. – Недавно. Доктор Хельмитц.

– Он не гражданский, он из эсэс, – процедил полковник. – Держись от него подальше, Мартин.

– Да он мне и двух слов не сказал, он тебя искал, – пожал плечами мальчик. – А что эсэс нужно на аэродроме?

– Русские говорят, что тот, кто много знает, скоро стареет, – отрезал полковник. – Ты ведь не хочешь постареть раньше времени?.. – Мартин, окончательно выкинувший из головы все неприятности и сложности, замотал головой и заулыбался. – Тогда пошли ужинать, – и он подмигнул сыну: – Будет торт!..

...Мартин проснулся ночью.

Окно было плотно закрыто. Ревели невдалеке моторы – по звуку Мартин определил бомбардировщики.. Отец, сидя за столом под зажжённой лампой, повёрнутой светом подальше от сына, перебирал на столе какие-то бумаги.

Вот он сердитым движением сбил их в стопку. Положил стопку на край стола, посидел, глядя за окно. Что-то пробормотал. Поднялся, достал из сейфа несколько папок. И, опять усевшись, снова принялся за чтение. Мартин смотрел на него, пока не уснул.

5.

На пруду было полно народу. Солдаты и офицеры дурачились, загорали, играли в мяч. Мартин – с мотком прочного троса и водонепроницаемым фонариком – выглядел среди этой летней сует глупо и сам это понимал, но мало беспокоился на этот счёт.

То, что он идёт куда-то не туда, Мартин понял, когда увидел указатель, кривовато прибитый на дерево:

TEICH66
  Пруд (нем.).


[Закрыть]

Потом выяснилось, что пруд намного больше, почти весь окаймлён широким пляжем, на котором даже какие-то кабинки сохранились, тут полно народу и вообще дорога до пруда ничуть не походит на ту, которой Мартин шёл вчера. Он спросил у кого-то, есть ли тут второй пруд. Этот кто-то не знал.

Другой кто-то – в форме зенитчика – категорично ответил, что есть только речушка, но очень узкая и обрывистые берега, поэтому там никто не купается. Тогда Мартин отправился обратно, сел под указателем и задумался так глубоко, как только мог.

Может быть, он сошёл с ума? Но в протекторе ботинок ещё утром можно было рассмотреть песок, который он нацеплял на маленьком пляжике... Может просто никто не знает про этот пруд? Но он вроде бы шёл той же самой дорогой... Вздохнув, Мартин решил поискать ответвление, которое мог прозевать.

В следующий час он нашёл полдюжины тропинок, но они либо терялись в зарослях, либо выводили к аэродрому или службам. Больше ничего.

Мартин скинул верёвку под один из кустов, туда же положил фонарик и попытался осмыслить это логически. За этот час мальчишка несколько раз встречал людей и задавал вопросы о том, нет ли тут второго пруда.

Никто про него не слышал. Оставалось признать, что он, Мартин, рехнулся от обилия впечатлений и нервных переживаний. С этими печальными мыслями Мартин вышел на дорогу.

Сперва-то ему показалось, что он каким-то образом оказался на взлётной полосе аэродрома, потому что дорог из бетонных плит не бывает. Но для полосы эта штука была слишком узкой.

Было жарко, слева и справа вставала стена сухого кустарника. А самое главное – Мартин опять не мог понять, как оказался тут. Вроде бы только что он шёл по тропинке возле края аэродрома – и...

Шум машины заставил Мартина отшатнуться в ломкий сухостой – он и сам не сообразил, почему так резко отреагировал на обычный в общем-то звук.

Из-за невидимого в кустах поворота появился транспортёр – Sd.Kfz – в котором покачивались люди в маскировочной форме, а в обе стороны и вперёд по ходу торчали пулемёты, штук шесть, не меньше. Дальше шёл легковой «хорьх», за ним – здоровенный грузовик «бюссинг» с ребристым металлическим фургоном, окрашенным в пятнистую неразбериху. И в конце – опять транспортёр и танк, «четвёрка».

Мартин во все глаза смотрел на это и почти убедил себя, что вылез за пределы аэродрома – зачем на и так надёжно охраняемой территории ездить таким конвоем?!

А самое главное – самое главное, что ни на одной машине не было нигде знакомых знаков люфтваффе или хотя бы вермахта. Опознавательные знаки вообще отсутствовали, даже номеров не было, как будто вся эта техника и не существовала на белом свете!

Странноватый караван скрылся за стеной кустарника, и Мартин вышел на дорогу. Постоял и, не в силах сдержать любопытства, почти побежал следом за машинами.

Да что ж такое?!?!?! Он опять не понял – как, когда... но вместо бетонки под ногами оказалась грунтовая тропинка, спускавшаяся к речушке, за которой – через ажурный мостик – виднелась липовая аллея.

Мартин обернулся – позади была такая же тропинка и различались рулёжные дорожки и зенитные установки аэродрома.

– Что-то со мной не то, – признался он, потирая лоб. Рассеянной походкой спустился к мостику, встал на нём – и увидел того русского мальчишку, Тольку. Он сидел на коряге, оставив на берегу ботинки, и удил рыбу. Смотрел на поплавок, но Мартин готов был поклясться, что за секунду до этого – на него, Мартина.

Мартин широкими шагами спустился на берег и встал возле небольшого жестяного ведёрка – точнее, банки из-под жира с продетой в пробитые дырочки проволочной дужкой. В ведёрке плавали с десяток плотвичек и карась в ладонь величиной.

Спина русского мальчишки была каменной. Мартин хмыкнул, занёс ногу, чтобы опрокинуть банку в реку... и увидел подошву ботинка. С рисунком в точности таким, как на берегу вчера, на песке, где он рассматривал следы своего спасителя.

Мартин медленно опустил ногу. Ещё раз посмотрел на ботинок. Точно, это был тот самый рисунок, сомнений не оставалось.

Мартин постоял молча. Ему почему-то сделалось очень неловко. Чтобы развеять это чувство, мальчишка присел на песок – в стороне от коряги – и, достав нож, начал кидать его в очерченный пальцем на песке круг.

Русский не обращал на него внимания, но это, как ни странно, больше не вызывало раздражения. Мартин подумал, что очень помог бы разговорник, который лежал у отца на столике. Во-первых, русского надо было поблагодарить, как ни крути.

А, во-вторых – это важнее! – выходит, вся эта ерунда ему, Мартину, не почудилась, раз и русский там был. И можно бы его расспросить... Мартин досадливо вздохнул. По-русски он не знал ни слова.

– Эй, – окликнул он русского. – Ты, эй! Это ты меня вытащил, да?.. Ну оглянись, я кому говорю?!

Русский медленно оглянулся. У мальчишки были недобрые глаза. Глядя на Мартина, он спросил по-немецки – не очень правильно, но без запинок:

– Чего тебе надо?

– Ты знаешь немецкий?! – обрадовался Мартин.

– Немного...

– Я хотел... – Мартин встал, сунул нож в ножны, отряхнул шорты. – Я хотел поблагодарить. За то, что ты спас меня.

– Ничего я не делал... – буркнул русский.

Мартин подошёл к его ботинкам, ткнул один ногой:

– Следы. Точно такие были на пляже. Так что, не ври.

– Не хотел я тебя спасать... – русский не отводил глаз. – Хотел дать по башке камнем – и в воду, – он встал на коряге. – Понял? Потому и следил за тобой.

На секунду Мартин растерялся. Но потом повёл плечом:

– Но ведь спас?

Русский молча отвернулся, всем своим видом давая понять, что разговор поддерживать не будет. Мартин постоял, потом присел на корягу:

– Тут много рыбы? – русский молчал. Но Мартин решил не обижаться: – Я тут всего второй день, но видел странные вещи. Например, я хотел сегодня опять сходить на тот пруд. Но не нашёл его. И никто про него не слышал. Странно, правда? – русский молчал. – И ещё я вчера почти шесть часов потерял. Не помню, где был, что делал... Сразу после пруда.

Русский обернулся. По-прежнему молча он смотрел на Мартина – и не так, как смотрят на надоедливое препятствие. В его глазах был интерес. Мартин несколько раз подбросил нож и совсем уже было собирался возобновить разговор, когда русский заговорил сам:

– Чего ты лезешь, куда не надо?

Мартин растерялся. Слышать такое от мальчишки из побеждённого народа было удивительно и оскорбительно до такой степени, что ни удивиться, ни оскорбиться Мартин не смог. Вместо этого он пробормотал:

– Что значит – куда не надо? Вчера я просто купался... и... и мне просто стало интересно...

– «Просто, просто»! – передразнил его Толька. – Дурак. Сидишь себе в общежитии и сиди. Не лезь.

– Интересно! – Мартин повёл себя так, словно спорил со своим товарищем. – Ну, ты очень интересно говоришь! Время пропадает, места целые проваливаются без следа, а ты говоришь «сиди не лезь»! А ты бы стал сидеть и не лезть?!

Русский неожиданно задумался. Потом сказал неуверенно:

– Вообще-то верно... это да...

Он говорил по-немецки не «немного». Пожалуй даже правильней, чем Мартин, по-берлински, а не с сильным баварским акцентом. Ободрённый его словами, Мартин быстро стащил бутсы, скатал бубликами гетры и, ловко пробежавшись по коряге, уселся в развилке возле русского, свесив ноги. Толька покосился на Мартина хмуро, но без злости. Покачал удочкой и спросил:

– А что там... со временем у тебя было?

– Да понимаешь... – Мартин коротко рассказал. Толька пожевал щёку. Мартин добавил: – И вот сейчас. Шёл по какой-то бетонной тропинке. А потом вдруг раз – и я уже тут. В смысле, на обычной тропинке.

Толька кивнул. Посмотрел на поплавок. И сказал нехотя:

– Знаешь... Не надо тебе так тут шляться. Место такое. Непростое место. Ты, может, думаешь, что я тебя напугать хочу? Правда, непростое... И давай иди отсюда. Тебя папочка накормит. А мне рыбу надо ловить.

Самым смешным было то, что Мартин покорно ушёл. Не обидевшись.

6.

Мартина разбудило отцовское насвистывание. Мелодия была знакомая – марш «Bomben auf Engeland». Не высовываясь из-под одеяла, Мартин поддержал отца тихим посвистываньем. Полковник Киршхофф слегка удивлённо замолчал, потом резко сдёрнул с сына одеяло.

Мартин засмеялся, потягиваясь, но тут же погрустнел – отец снова был в лётной форме. В ответ на печальный взгляд сына, задержавшийся на зашитом рукаве куртки, полковник сказал:

– Ну, что теперь... Я попросил парней из охраны, раз уж ты тут сидишь, будешь тренироваться с зенитками. Найдёшь капитана Шульхе...

– Уррррааа!!! – заорал мальчишка, становясь на колени в кровати и несолидно подпрыгивая под скрип пружин. – А ты когда вернёшься всё-таки?

– Когда собью последний русский истребитель.

– Мы их бьём-бьём, а они всё не кончаются, – заметил Мартин грустно. И, словно бы кое-что вспомнив, спросил: – Па-а... А на аэродроме пропадают люди?

– Иногда, – полковник посматривал в коридор через полуоткрытую дверь. – Если выходят в город поодиночке и задерживаются до темноты. Но тебя не тронут, даже если ты нарушишь мой приказ и высунешься. Русские вовсе не такие звери, как кое-кто любит их изображать.

– Нет, я не об этом, – Мартин сел нормально. – Тут, прямо тут, на аэродроме?

– С чего ты взял такую глупость? – полковник внимательно посмотрел на сына. – Бывают несчастные случаи, но... Иду! – крикнул он в коридор и быстро вышел. Промелькнули мимо весёлые голоса.

Мартин задумчиво смотрел в стену. Раньше отец никогда ему не врал. И поэтому Мартин сразу почувствовал ложь...

...Толька попался ему около входа – нёс обратно в здание четыре обрезка от гильз, использовавшихся, как мусорные корзины. Мартин посторонился, подумал и сел на перила крыльца. Достал личную книжку, полистал, дёрнул плечами. Что он ждёт этого русского?! Вперёд! К орудиям!..

...Опухшие от безделья зенитчики охотно возились с мальчишкой, искренне удивляясь тому, как много он знает об их оружии. Несколько пожилых солдат неодобрительно качали головами, но сам капитан Шульхе оценил знания Мартина, как высокие и предложил заходить ещё.

– Если отец разрешит – можешь как-нибудь подежурить с нами, – сказал капитан и Мартин обомлел от счастья.

Сбоку от взлётно-посадочной полосы торчала туша «хейнкеля», облепленная ремонтниками. Шульхе зевнул, кивнул в ту сторону:

– У русских отвратительная войсковая ПВО. Но летать над их городами... – капитан покачал головой. – Смотри, как его отделали.

Мартин кивнул. Хорошо, что отец истребитель. Это, наверное, очень страшно – лететь вот так и ждать, ждать, ждать огня, на который тебе нечем ответить. И даже когда начнут стрелять – всё равно надо лететь и бомбить, не сворачивать...

– Страшно! – вырвалось у мальчишки. Он смутился, но кто-то из солдат подтвердил:

– Ещё бы... Одиннадцатый три дня назад сбили над русской территорией. Тамошние бабы парней изрубили лопатами, как только те приземлились.

– Правда? – Мартин заморгал.

Капитан покосился в сторону говорившего, неохотно ответил:

– Может быть, враньё. Просто не вернулись. Всякое бывает. Кто там знает...

– Но это же война... – Мартин снова посмотрел на бомбардировщик. – Зачем они... так...

– Дикари, – ответил Шульхе.

И снова кто-то из солдат сказал:

– Если бы мне попался тот англичанин, который разбомбил мой дом, я бы придумал ему смерть пострашнее...

– Хватит болтать! – рявкнул капитан.

Мартин понял, что он тут становится явно лишним и тихо слинял.

Денёк опять был хорошим – тёплым, жарким даже. И Мартин, вернувшись к общежитию, поймал себя на том, что ищет глазами Тольку. Русского мальчишки нигде не было видно. Мартин огорчился – он хотел поговорить с ним о происходивших тут странностях.

И, едва он подумал об этом желании, ещё пару дней назад и в голову ему бы не пришедшем, как Толька появился на тропинке, ведущей к столовой. Он пёр на спине здоровенный мешок непонятно с чем и видно было, что переть ему тяжело.

В сторону Мартина он не смотрел и уронил-таки мешок наземь, когда Мартин, подскочив сбоку, предложил:

– Давай я помогу!

Толька смерил немецкого мальчишку глазами – не зло и не насмешливо, скорей просто устало-досадливо. Спросил:

– Слушай, ну чего ты ко мне цепляешься? Иди гуляй...

– Я правда помочь хочу! – Мартин толкнул мешок ногой. – Тяжело же...

– Да тебе-то что? – Толька свёл брови.

Мартин пожал плечами:

– Ну... я не знаю. Тяжело ведь.

– Тебя не Тимур зовут? – спросил Толька.

Мартин не понял:

– Какой Тимур? Я Мартин...

– Да так, никакой, – Толька взялся за горловину мешка. – Ну, давай, чего смотришь? Его на мусорку нужно оттащить...

...Мешок оказался тяжёлым – по мнению Мартина, даже для двоих. Мартин вытер пот галстуком77
  Сверхпиитетное отношение к пионерскому галстуку было характерно только для пионерской организации СССР позднего времени – 60-80-х г.г. Изначально подобные галстуки (и скаутами, и гитлерюгендовцами, и пионерами тоже!) использовались и как банданы, и как кровоостанавливающие повязки, и для связки предметов, и ещё для множества чисто практических дел.


[Закрыть], потом насмешливо спросил:

– А где твой?

– Какой? – покосился на него Толька, вытиравший лицо коротким рукавом майки.

– Красный, – Мартин для утверждения своего лидирующего положения подтолкнул русского плечом. Ясно же, что главным тут должен быть именно он, Мартин. Русский промолчал, потом неожиданно сказал:

– Слушай... хочешь, я тебе кое-что покажу?..

...Они долго шли по какой-то тропинке между кустов. Справа в зелени булькала и плюхала невидимая речка, слетались отовсюду оводы. Толька сосредоточенно молчал.

Мартин молчал тоже и придерживал рукоять ножа. Ему было не по себе. Он не боялся Тольки и вообще... Дело было в чём-то другом. Настолько другом, что не выпускать рукоять ножа казалось самым разумным.

– Только тихо, – вдруг сказал русский, замедляя шаг. – И меня не обгоняй... – а ещё через два-три шага остановился и совсем почти неслышно шепнул: – Смотри...

Они стояли в камышах на берегу того самого пруда. Только с другой стороны, не там, где пляж. И ещё. Слева от пруда ничего не было. Чёрная дыра.

Вернее, это в первую секунду изумлённому Мартину так подумалось – он и правда видел чёрное пятно, метров трёх в диаметре, диким образом висевшее прямо в воздухе и не существовавшее ни слева, ни справа, ни сзади; у пятна не было никакого объёма, никакой толщины.

Но потом Мартин присмотрелся и увидел, что пятно не совсем чёрное. Вернее, оно было чёрное, но не непроглядное. В его глубине (откуда у него глубина, если у него нет даже обратной стороны?!) словно бы какие-то алые уголёчки светились. Нехорошие алые уголёчки.

Мартин сказал бы, что это глаза, но уголёчки были рассыпаны хаотично и светились по-разному – больше, меньше, сильнее, слабее... И ещё. Мартин против воли начал вглядываться – и различал всё больше.

Там была какая-то равнина – ночная равнина. И скалы на горизонте. И высокая редкая трава...

... – Стой, стой.

Мартин дико оглянулся на Тольку, удержавшего его за плечо. И посмотрел вновь в сторону чёрного пятна, к которому успел сделать не меньше трёх шагов.

– Стой, – снова сказал Толька, силой отворачивая его голову. – Хватит, не смотри. Пошли отсюда скорее.

Но Мартин был уверен – в этот краткий миг он видел у самой границы черноты и нашего мира стоящий приземистый силуэт.

Силуэт ждал...

... – Понял? – спросил Толька, доставая из тайничка свою самодельную удочку. – Я тебе это зачем показал. Чтобы ты не совался, куда не надо. Пропадёшь. Очень просто пропадёшь... Ну, бывай, фрицевская морда.

Если честно – Мартин и обидеться забыл.