Текст книги "Про тех, кто в пути"
Автор книги: Олег Верещагин
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
– Одна из первых моделей «Торна», – военный-волк постучал по обложке. – Я на такой уже не летал, только видел в музее... Великое время! – и он прочёл:
– Ленниатта «Торн», ленниатта, лоониатта. Кен, кен, кен, ленниатта «Торн», лоо, лоо. Астоатта «Торн», астоатта, ио, ио то... – он поощрительно улыбнулся и, перестав обращать на меня внимание, повернулся к хозяину: – Почтенный книготорговец, я бы хотел...
Но чего он хотел – я не услышал, потому что пулей вылетел наружу...
...Я приложил ко лбу пустую бутылку из-под пепси и снова перевернул страницу.
Ряды угловатых букв были мне совершенно непонятны, хотя напоминали руны. Но рисунки и фотографии – цветные – были выше всяких похвал.
И вот в чём я мог поклясться – что не знаю ни одного ле-тательного аппарата, на них изображённого. Тут были в основном дирижибли и самолёты, напоминавшие машины 20-х годов ХХ века. Иногда возле них попадались и люди. Нет. Не люди.
Я рванул себя за волосы и огляделся. Сонный бульвар уходил в сторону пляжа; по нему шли три девчонки в купальниках, с одеждой под мышкой. За деревьями поднималось большое здание – мэрия, на-верное, с государственным флагом. Перед нею Ленин указывал в светлое будущее...
На флаге, крупно изображённом на той странице, которую я открыл, крылатый волк с оскаленной пастью в фас бросался вперёд, словно собираясь выскочить с бумаги.
– Не сойду с ума, – процедил я, вставая.
Обещать себе это было легко. Гораздо труднее было выполнить обещание, когда в конце переулка за башней я оказался на окраине аэродрома.
Улица с магазинчиком исчезла.
7.
Дома никого не было. На столе стояла здоровенная миска с окрошкой, закрытая марлей, на которой лежала записка.
Женя, мы ушли гулять по местам боевой славы. Будем поздно. Поужинай всем, что на тебя смотрит, не стесняйся. И можешь заниматься, чем угодно, только не надо ходить в сторону аэродрома. Поверь, это небезопасно.
Дед Анатолий.
Я задумчиво поел, продолжая листать альбом. Потом – с ним же – пошатался по комнатам, разглядывая экспонаты дедова мини-музея. Без какого-либо неприятного чувства, кстати, отодвинулись на задний план личные проблемы, до них ли...
Включил телевизор, посмотрел какой-то детектив, уже к концу обнаружив, что не помню ни сюжета, ни героев, ничего.
За окнами начало вечереть. Я ощутил желание закрыться в своей комнату, задёрнуть шторы, включить свет и забраться под одеяло с головой. Вместо этого я открыл так толком и не разобранную со вчерашнего дня сумку, достал со дна подаренный ребятами, когда меня отчисляли, финский нож...
И, на ходу пристёгивая его изнутри к джинсам, вышел из дома...
...Улица была пустынна. Никого вообще... А ведь она просто создана для того, чтобы по ней гонять на велосипеде, например – ни машин, ни пешеходов... Я слушал свои собственные шаги и упрямо делал всё новые и новые, хотя внезапно обнаружил, что идти вперёд мне совсем не хочется.
Около решетчатых ворот я остановился и увидел, как со стороны аэродрома приближается туманная полоса. Она ползла неспешно и уверенно. Мне казалось, что я слышу шорох – вкрадчивый и сырой – с которым туман пробирается через кусты.
А потом я увидел огонь костра. Кто-то жёг его примерно в том месте, где мы с Лидкой выехали с аэродрома. Это был настоящий костёр, довольно большой, и возле него двигались тени. Я взялся рукой за холодный влажный металл ворот и расслышал, как звучит гитара.
– Привет, вот и встретились.
Я обернулся, как ужаленный. Что-то я слишком нервным тут становлюсь... И невольно улыбнулся – позади меня стояла Лидка, точь-в-точь такая, как при нашем расставании, только без велика, но с пакетом. Она, кстати, тоже улыбалась, но сказала сердито:
– Я же тебе говорила, чтобы ты не совался к аэродрому...
– Я просто гуляю, – ответил я без раздражения, словно она имела право указывать мне, где и когда гулять. – И потом – вон там кто-то костёр жжёт...
Она вздохнула и передёрнула плечами. Сказала устало:
– Женя, ты всё равно не ходи, даже если увидишь самое обычное что-нибудь... Ну, правда, так безопасней... Но сейчас, – она снова улыбнулась, – если хочешь, пошли со мной. Там наши собрались, во несу, – она подняла в руке сумку.
– Давай я потащу, – я принял у неё сумку. Тяжёлую, кстати. – А что там, опять сосиски?
– Не, полуфабрикат для шашлыка, настоящий... Пошли.
Я специально тормозил, идя по алее, чтобы подольше побыть рядом с ней. Лидка не ускоряла шагов, и я понял, что и она не против чисто моей компании.
– А ты в школе учишься?
– Конечно... А ты в каком классе?
– В одиннадцатый перешёл.
– И я... Я когда тебя увидела, то решила, что ты суворовец или кадет.
– Почему?
– У меня есть знакомые мальчишки-кадеты, они так же держатся.
– Вообще-то я был кадетом.
– Выгнали? В смысле, отчислили?
– Ушёл. Так получилось. Я хотел лётчиком стать...
– А, теперь я поняла, почему ты на аэродром пошёл.
– Вообще-то нет, я просто думал, что тут короче...
Мы дошли до того места, где за кустами горел костёр, перебрались через глубокую канаву по доске и услышали:
– Кто идёт?
Голос был без скидок серьёзный. А потом я увидел того парня, моего ровесника. Он стоял в кустах и держал в руке у бедра обрез – не муляж, не игрушку, а настоящий обрез двустволки-горизонталки, похо-жий на старинный пистолет.
– Свои, – коротко отозвалась Лидка. – Шашлык принимайте.
– А, наконец-то, я уж хотел за тобой идти, – на меня он посмотрел мельком, но не обидно, а как на старого, хотя и не близкого знакомого, против присутствия которого нет причин возражать.
Костёр горел не такой уж большой, но разложенный умело. Сбоку тлели угли – кто-то нажёг и отгрёб их в сторонку.
На неизменных ящиках тут сидели тот младший мальчишка (только теперь не босиком, а в старых вьетнамках) и ещё один пацан, тощий, смуглый, моих лет, с тёмным чубом, одетый в джинсовые шорты, майку клуба «Барселона» навыпуск и кеды на босу ногу.
– Это Женька, – кивнула на меня Лидка. – Жень, этих ты уже видел – Петька, – кивок в сторону старшего, который устраивал пакет рядом с двухлитровым пузырём «белого медведя» и таким же – колы, – и Колян, – кивок на младшего. – А это Тон, Антон.
Мальчишки тоже покивали мне. Антон рассматривал меня внимательно и даже подозрительно, но я решил не обращать внимания – в конце концов, в их компании я был новеньким. Все ребята из таких компаний в небольших городах – и в моём – похожи друг на друга.
Они мало кому доверяют, понимают, что будущего – хорошей работы, учёбы – у них никакого нет, чувствуют себя ненужными зачастую даже родителям, а опасностей ждут со всех сторон – от милиции, таких же компаний, всяких отморозков; знают, что государство про них вспомнит только когда пацанам настанет срок идти в армию, а про девчонок не вспомнит вообще.
Я бы тоже вырос таким, если бы не мечта о небе... Так что нечего возмущаться и надуваться.
Я присел на один из ящиков, возле гитары – в коричневом поцарапанном лаке, на настоящей пулемётной ленте, она стояла тут, как равноправный член компании. Кстати, кое-что необычное в окружающих меня всё-таки было, даже если исключить обрез, торчащий за поясом шортов у Петьки.
Они вели себя медлительно-спокойно, как будто сберегали силы – не было ни подтырок, ни приколов, ни шума, как обычно бывает в компаниях моих ровесников.
Лидка широко раскрыла пакет с шашлыками, начала ловко нанизывать на заточенные прутья капающие маринадом куски свинины вперемешку с крупными кольцами лука. Петька, присев, открыл пиво и протянул мне молча. Я секунду помедлил, потом сказал:
– Не, я не пью.
Мне почему-то казалось, что он будет настаивать или насмехаться, но он только кивнул и, отхлебнув сам, передал бутылку Коляну. Мелкий тоже отпил вполне привычно и вернул бутылку Петьке, даже не предложив Тону – очевидно, тощий тоже не пил.
Он как раз размещал над углями на кирпичах импровизированные шампуры, которые ему передавала Лидка. Закончив это дело, Тон кивнул мне:
– Передай гитару.
Я протянул ему инструмент. Тон пощипал струны, вздохнул. Остальные словно бы и внимания не обращали на то, что он собирается петь.
Петька ломал ветки для костра, Колян пощёлкивал по бутылке с пивом и смотрел в огонь, Лидка как раз уселась на ящик. Не рядом со мной, что печально... Но я успел только об этом подумать мельком, когда Тон запел, аккомпанируя себе «на три аккорда»:
Это было – не сон.
Наяву это было —
Я знаю.
Над обрезом земли
Поднималась,
Алела луна.
И манила меня —
К ней идти
И коснуться
Багрового края,
А под алой луной
Трав степных
Пламенела стена.
И я шёл —
Как во сне.
И ковыль
Щекотал мне колени.
Я прошёл сквозь луну
И за нею ушёл
В небеса.
Под ногой
Тонкий звон
Издавали резные ступени,
Холодили металлом...
А по небу —
Всплывали леса.
И металл прорастал
Под кроссовками
Свежей травою.
А потом —
Не кроссовка,
Сапог по траве той шагнул.
И я слился с тем миром,
Со всей этой странной
Страною,
И палаш на бедре
Тяжко перевязь
Вдруг оттянул.
Я ушёл по лесам,
Где сияли
Сапфиры-озёра,
Где в кипенье кустов
Окликали
Пришельца ручьи...
А над всем, словно шлемы
Вздымались
Гранёные горы,
Где вода, небо, воздух
Мои были —
Были ничьи.
Замок острым штыком
Протыкал
Предрассветное небо —
Ранним утром, когда
Я к излучине
Вышел речной.
Я вошёл в его залы,
Где крепко сплелись
Быль и небыль.
Я остался там жить.
Тех я помню,
Кто там был со мной...
Это было – не сон.
Наяву это было —
Я знаю...33
Автор книги пожертвовал своему персонажу свои же стихи.
[Закрыть]
– Чьи это стихи? – спросил я.
– А что, понравилось? – усмехнулся Тон, не выпуская гитару и другой рукой переворачивая шампуры. – Мои стихи.
– Хорошая песня, – признал я.
– Он в газете печатался, – подал голос Колян. – Пока не напечатал... – младший хитро улыбнулся, а Петька и Лидка хором прочли:
Мэр наш славный книжки пишет,
Взял редактором жену.
В этих книжках излагают,
Денег нету почему.
– Это не шедевр, конечно, – добавила Лидка, – но Тон встал на учёт, как злостный хулиган и в газету ему путь теперь закрыт накрепко... Дай пивка, Петь...
– Не надо тебе... – проворчал Петька, но бутылку дал.
– А какие книжки? – не понял я. Лидка, булькнув пивом, пояснила: – Серию брошюр наш мэр выпустил на пару с женой. О кризисе развития родного города. Под эти брошюрки он кредит взял... в смысле, под их печать. А возвращал из горбюджета.
– Да ну его, – Тон побренчал на гитаре просто так. Я повернул шашлык, от которого уже вкусно попахивало. – Ты в гости приехал, на каникулы?
Я кивнул и вдруг сказал:
– У меня травма была... А тут от дома далеко, психолог сказал, что смена обстановки поможет мозги наладить.
– Разладились, что ли? – без насмешки спросил Петька.
– Вроде того, – кивнул я.
– Ну, тогда ты промахнулся, – заметил Тон. – С местом, в смысле.
И тут я решился.
– Это я уже и сам понял, – медленно сказал я, глядя на ребят. – Я вообще думал, что совсем чокнулся.
И я коротко, но подробно рассказал о том, что со мной случилось. Не обо всём – о магазине умолчал. Пока... Почему-то я был уверен, что смеяться надо мной не будут. И не ошибся.
Они не просто не смеялись. Они смотрели внимательно и серьёзно. Когда я понял, что они не собираются нарушать этой тишины, я сам спросил – может быть, излишне агрессивно:
– Я ни фига не понимаю, что тут происходит. А мне тут жить ещё больше двух месяцев, и мне ваш городок в целом понравился.
– А тебе и не надо ничего понимать, – нейтральным тоном сказала Лидка. – Всё очень просто, я тебе уже говорила: не суйся на аэродром, и можешь отдыхать в своё удовольствие. Так все делают. И местные, и приезжие.
– Я не все, – отрезал я. – И не вижу, что так делают в самом деле все местные. Или вы тоже не все?
– Мы ещё и не все местные, – сказала Лидка. – Проводить тебя до ворот?
– Что, пришёлся не ко двору? – я посмотрел на неё.
– Да нет, – пожала она плечами. – Просто дальше начинаются уже не разговоры, а дела, и довольно неприятные.
– Я не брезгливый. И никуда не тороплюсь. Мне тут нравится.
Они неожиданно захохотали – все четверо, но почему-то тоже необидно. Лидка, отсмеявшись первой, вдруг спросила:
– Мальчишки, расскажем ему?
– По-моему, можно, – солидно отозвался Колян.
Тон пожал плечами. Петька кивнул:
– Давай. Он, по-моему, не трус.
– Ладно, – согласилась Лидка. – Смотрите за шашлыками... Жень, это история долгая и совершенно невероятная. То, что ты сам видел, мало значит, ты всё равно можешь не поверить... Но слушай, раз хочешь...
До войны тут был аэродром. Когда его строили, старики говорили, что это очень плохое место. Что ничего строить тут нельзя. Но их никто не слушал тогда, думали, что они просто против авиации, тогда такое было, многие думали, что это от дьявола.
Только один человек, начальник аэродрома, он был просто любопытный, не то что поверил, а начал собирать разные сказки и легенды. Но его в 37-м арестовали, и всё, что он собирал, пропало. Это был прапредед Тона, – Лидка кивнула на приятеля, который трогал струны гитары и совершенно, казалось, не слушал, о чём говорят.
– Тон сумел узнать, что его прапрадед нашёл сведения о том, что тут появляются чудовища и пропадают люди. Но до войны этого не было ни разу на людской памяти. Когда началась война, сюда пришли немцы. Аэродром им достался почти целым. Ну, они тут и устроили свой, большой.
А летом сорок второго тут что-то произошло. Даже толком непонятно, что. Просто за сутки никого не осталось – люди, техника, всё-всё попропадало. И немцы даже не пытались его воссстановить, наоборот – всё обтянули колючей проволокой и до последнего тут держали охрану, и не полицию, не тыловиков, а настоящий эсэсовский батальон с техникой.
Потом пришли наши, хотели тут опять сделать аэродром, а за одну ночь несколько десятков человек и машины ремонтные пропали. Тогда его тоже под охрану взяли, и охраняли до начала шестидесятых.
Но люди уже тогда исчезать начали. Ходили ведь слухи про разные сокровища, про оружие, ну и лазили сдуру... Кто-то просто ничего не находил, другие долго-долго блуждали... и главное – как-то странно блуждали, как будто это и не те места вовсе, где аэродром строился, один даже убеждал, что море там видел!
А многие пропадали. И дети, и взрослые... А ещё были несколько человек, которые оттуда вышли совсем спятившими и рассказывали такие вещи, что их в психушку упаковывали. В семьдесят первом один такой угнал у ментов УАЗик, вооружился пистолетом каким-то, ружьём и снова туда вернулся, кричал, что надо с этим покончить. Ну и всё...
Говорят, несколько раз приезжали экспедиции, но это мы точно не знаем... А в начале девяностых аэродром... ну, как бы пополз, – Лидка зашвырнула в кусты какую-то ветку, вздохнула. – Вон там, – она указала рукой, – были пять улиц.
На Портняжной стояла гостиница, где остановились мои мама и отец со мной, они ехали в отпуск на Волгу на своей машине. И за одну ночь все улицы исчезли. Спаслись человек двадцать, в том числе – моя мама и я, только я ничего не помню...
– Как это? – ошарашено спросил я, чувствуя, как вдоль позвоночника в путешествие отправились стада мурашек. – Погодите, так не бывает... Ну ладно, начало девяностых, неразбериха... Но... это сколько же человек пропало?!
– Больше полутысячи, – подал голос Тон. – Никто и внимания не обратил. Вернее, во всяких там придурошных газетках, может, и писали, но никто не расследовал ничего. Даже тут, городские власти. После этого за полгода опустели все прилегающие улицы. Люди просто съехали, некоторые вообще из города. Да ты сам видел.
– Бред... – я потряс головой. – А что дальше?
– Мама осталась жить тут, – Лидка вздохнула. – Она немного помешалась... Работает учителем в нашей школе. Так нормальная совсем, а если об этом разговор завести, то... – она вздохнула снова. – Так вот. Мы подсчитали. С сорок второго аэродром съел больше трёх тысяч человек. Абсолютно необъяснимо.
И ещё более необъяснима его... ну, как бы, структура. Впечатление такое, что он во много раз больше, чем на карте. По площади больше...
Мы два года назад вместе собрались. Ну, вообще-то мы и раньше друг друга знали, школа-то тут одна. Но два года назад у Тона пропала на аэродроме младшая сестра. Никто даже понять не может, зачем она туда попала...
И почти сразу мать и отец Петьки. Они, вроде тебя – со станции захотели срезать. День был, они домой торопились очень. И... всё. Петька с бабкой и дедом живёт. И Колян тогда же в городе появился. Вернее, появился он раньше, мы познакомились тогда.
– А... кто у него пропал? – я посмотрел на младшего мальчишку, попрежнему смотревшего в костёр.
– Никто, – покачала головой Лидка. – Колян не помнит никого, он беспризорный. Они и сюда приехали целой компанией, человек десять.
– Восемь со мной... – поправил Колян. Лидка кивнула:
– Восемь... Они же не знали ничего. И жили почти два года на аэродроме. Просто чудо... Там зданий много, а менты носа не суют.
– Не, мы замечали, что что-то не так, – Колян поднял на нас глаза. – Нинка... это девчонка старшая... она даже говорила, что надо уходить. Там по ночам иногда очень страшно было... и непонятно. Но мы всё не торопились, уж очень здоровское место было в остальном-то... А потом... – он передёрнул плечами, и Петька положил ему руку на плечо. Лидка снова заговорила:
– А потом Колян один остался.
– Их всех утащили, – тихо сказал Колян и снова передёрнулся,– сперва маленьких... ну и я тогда тоже маленьким был, мы играли в песке... Они так кричали... я ещё долго слышал... А я убежал и всех предупредил. И потом убежать смог, когда остальных... Санёк и Владик достали самодельные копья, из арматуры, и дрались, чтобы девчонки и я смогли убежать, а смог только я, остальные запутались... И их тоже...
– Он умеет там тропинки находить, – перебила Лидка. – И места безопасные. Инстинктивно. Мы не поверили сперва, а потом оказалось, что правда. Ну и Петька взял Коляна к себе. У деда с бабкой пенсии хорошие, и они добрые.
– Да, они добрые, – серьёзно подтвердил Колян. – Они меня зовут «внучок» и никогда не ругаются. На Петьку ругаются, а на меня нет...
– Это сказка, – тихо сказал я. – Вы меня пугаете...
– А ты нас решил испугать, когда рассказал про того? – спросил Тон, и я сник. – Да ты всегда можешь и отсюда уйти, и вообще уехать...
– А вы? – спросил я. И увидел, что они все смотрят на меня. – А вы? – повторил я.
– Мы... – усмехнулся Тон.
И Лидка сказала:
– Мы... это наш город. Даже мой, хотя я не отсюда. Мы хотим отомстить... покончить с этим. Мы поклялись.
Я ещё раз обвёл их взглядом и почему-то не стал смеяться. Только спросил:
– Думаете, вы первые?
– Не первые, – снова удивила меня Лидка. – Мы нашли во время одной из вылазок... ну, как бы штаб. Старый ангар. Там в семидесятых были ребята, которые называли себя «Команда очистки». Мы тебе потом покажем их документы, бумаги, там много всякого... если хочешь. И нам это очень помогло.
У них тоже родственники... или друзья... Только у них ничего не получилось. В городской газете Тон потом нашёл статью: «Группа подростков из шести человек пропала без вести в районе старого аэродрома».
Там всякая бодяга – мол, дети, не играйте на территории, там много шахт, мины и опасные места... И, может быть, ещё были случаи.
– И вы всё равно... – начал я.
Лидка кивнула:
– Да... Мы очень осторожны. У нас сейчас есть карта – такой больше нет ни у кого. Она дикая, с выходами в ещё несколько измерений. И атлас типологии... этих. И оружие, и много чего ещё... Только мы не можем понять, с чего всё началось, а главное – зачем всё это нужно и как это уничтожить. Вот и приходится по мелочам... Информацию копим, на станции дежурим, людей безопасными дорогами проводим... Мы многих спасли.
– Например – меня, – медленно сказал я.
Лидка согласилась:
– И тебя.
– И теперь хотите пригласить меня к себе? – меня вдруг начал разбирать смех.
– Если не струсишь, – добавил Петька. А Тон вдруг сказал резко:
– Если он не струсит, то будет дурак... А судя по тому, что он не сбежал сразу, он не так уж и струсил.
– Вообще-то, – честно признался я, – я просто решил, что чокнулся. Ну и зачем я вам? У вас в городе больше нет желающих?
– Во-первых, – пояснила Лидка, – желающих нет. Мы прощупывали. Все боятся. Знаешь, что такое настоящий страх? Это не когда рассказывают друг другу страшилки и на спор ходят в «нехорошие места».
Это когда наоборот – не взрослые, а мальчишки и девчонки начинают делать вид, что страшилки рассказывать не о чём и нехороших мест не существует... в городе, где нет ни одной семьи, в которой кто-то не пропал бы на этом аэродроме.
А, во-вторых... – она повертела шашлык и начала его снимать с шампуров на широченный лист лопуха. – А во-вторых, Жень, твой дед, скорее всего, единственный человек, который смог уцелеть на аэродроме. Мы не уверены, но он, похоже, работал там в какой-то обслуге. И спасся.
– А я думал, ты меня пригласила, потому что я тебе понравился, – искренне заявил я и увидел, как Лидка смутилась. Это меня ободрило. И я спросил:
– А что такое Ленниадская Империя? – ответом мне было удивлённое молчание, и я пояснил: – Я сегодня днём по вашему городу гулял, завернул за такую башню... – я помахал рукой. – И зашёл там в такой магазин...
Мне не дали договорить. Вскочили все четверо, и Тон крикнул:
– Ты был в магазине?! В «Антимире»?!
– Д... да-а... – ошарашено ответил я.
– Где он?! – вопил Тон, брызжа слюной.
– З...за башней, я же говорю... такая... – я снова помахал рукой. Тон не дослушал:
– Ты говорил с Торговцем?!
– Я... с ним говорил... и ещё зашёл такой военный... он похож на волка... Он и сказал про империю...
– У! У! У-у!!! – завыл Тон. – Ну как же нам не везёт! Второй день тут – и... а мы!..
– Значит, это правда – что есть выходы ещё в какие-то миры, – сказал Петька и потёр висок, усмехнулся: – Ну и ну, это правда везение...
– Ничего не понимаю, – признался я.
– Мальчишки, сядьте, – распорядилась Лидка, садясь первой. – Тебе надо было сразу рассказать, Жень... Ну, да ладно, мы и это расскажем...
... – В общем, Торговец – это такой... человек. Да, наверное, человек, – Лидка прожевала кусок шашлыка. Мальчишки сидели, глядя в огонь; Колька, по-моему, дремал. – Он... это трудно объяснить.
В тех бумагах, которые мы нашли – от «Команды очистки» – написано, что есть выходы не только туда, откуда приходят эти... твари, – Лидка коротко передохнула, – но и в ещё какие-то миры. Нормальные, но не такие, как наш... А Торговец их как бы связывает. Там о нём подробно написано, но мы его ни разу не видели. А тебе сразу повезло...
– Повезло, – я передёрнул плечами, – я чуть со страху не помер опять. Он же не человек. В смысле, не Торговец этот ваш, а посетитель, этот офицер. Он больше на волка похож.
– А самое главное, – Лидка подняла палец, – этот Торговец может объяснить, как нам быть с аэродромом. Он всё знает про параллельные миры... Мы его долго искали, в такие места залезали иногда, но...
– Я же не знал, – смущённо сказал я.
Мальчишки промолчали, а Лидка отмахнулась:
– Да кто спорит... Слушай, поговори с дедом, вдруг он что-то скажет? С нами он разговаривать не стал, пообещал родне доложить, чтобы они нас на цепь посадили...
– Обязательно поговорю, – клятвенно ответил я. – Сегодня же, даже если он уже спит.
– Так ты, значит, с нами? – уточнил Петька.
Не скажу, что я ответил сразу и без раздумий. Нет, я думал довольно долго – и всё время, пока думал, разглядывал Лидку. Потом встряхнулся и кивнул:
– Будь что будет. С вами.
– Здорово! – выкрикнул Колька. – Ну, мы теперь им покажем!
Старшие засмеялись – и оборвали смех.
Угрожающий металлический звук родился где-то в глубинах аэродрома – словно кто-то включил сирену, у которой вместо ревуна – пасть какого-то чудовища. Небо мазнул алый огонь. Я увидел, как один за другим поспешно погасли огни в ближних домах, видимых отсюда.
Люди спешили сделать вид, что их нет, что они спят и ничего не слышат, ничего не знают, ничего не видели. Так было безопаснее...
...Дед Анатолий и герр Киршхофф не спали. Сидя за столом, они рассматривали мой альбом, который я на этом столе оставил. И, когда я вошёл, оба посмотрели на меня.
– Женя, откуда у тебя эта книга? – спросил дед.
Я пожал плечами, в свою очередь не сводя с них глаз, и сказал:
– Я хочу, чтобы ты мне рассказал, что ты знаешь об аэродроме... и вообще обо всём, что происходит в этом городе.
Дед отвёл глаза и ссутулился. Вздохнул – поднялись и опали широкие плечи. Немец смотрел на меня непонятно – встревоженное и одобрительно.
– Я старый дурак, – пробормотал дед. – Я идиот... Втащить собственного внука в это дело... Ты немедленно уедешь, Женя, – он повернулся ко мне.
Я дёрнул плечом:
– Я никуда не уеду. В случае чего – просто сбегу. Есть к кому.
– Эти малолетние глупцы! – дед вскочил. – Они не представляют, с чем связались!
– Они хотят защитить свой город, – сказал я. – Все боятся и делают вид, что тут ничего нет, а трое мальчишек и девчонка хотят...
– Они свернут себе шеи! – дед вцепился в край стола.
– Анатолий, – вдруг сказал немец, – не надо. Вспомни, что ты говорил. Давай расскажем. Расскажем всё.
– Он влезет в это дело! – выкрикнул дед.
– Он уже влез, – терпеливо сказал немец. – И потом... прости... Но ведь ты сам собираешься с этим покончить. Иначе, зачем ты вызвал меня и своего внука?
– На что ты намекаешь, морда немецкая?! – дед багровел. – Что я вызвал своего собственного внука, чтобы...
Герр Киршхофф встал.
– Не надо, – сказал он с расстановкой. – Мы с тобой люди другого поколения. Мы оба знаем, что общее выше личного. У меня нет внуков, иначе я тоже приехал бы не один. В какой-то мере именно мы начали это. И нам это заканчивать.
Дед хрипло дышал, плечи у него опали. Повернувшись ко мне, он указал на диван:
– Садись, Жень. Эта немецкая сволочь права. Я хотел тебя использовать... даже принести в жертву, потому что... Слушай. И запоминай, чтобы рассказать своим новым друзьям...Что-то расскажу я, что-то – Мартин. Это началось давно. Очень давно, во время войны...