Текст книги "Шпоры на кроссовках"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– И чего, за двадцать веков… – начал Колька и, невольно оглянувшись, помотал головой: – Да ну нафик, нет!

– Да, – кивнула Зорина печально. – Статуи те – все мои избавители. Ни у кого силы не достало – с Кащеем сладить. Он их победил и в камень обратил. Так им и стоять каменными – пока не сгинет Кощей, а жениться он на мне – так уж вечно!… Отец мой слугу своего верного Ярослава-Мастера, послал по нашей земле – витязей искать, тех, кто волшебные шпоры возьмет да за меня вступится. Сперва надеялась я. А Кащей побеждал кого – меня к окну заставлял подходить, да при мне в камень их обращал. Я и надеяться перестала…

– А что там, – Колька ткнул рукой, словно именно это было самым важным, – в последнее время… короче, одни мальчишки?

– Да вот так, – вздохнула Зорина. – Взрослые-то в сказки и верить перестали, я и забыла, когда… Да уйдешь ли ты, глупый?!

– Слушай, – мальчишка набрал воздуха в грудь, – Зоринка, а вообще – что, ну, делать надо? Чтоб тебя освободить, и вообще? Может, я попробую?

– Уходи, – губы девчонки задрожали. – Я и так все глаза выплакала. В прошлом году – вот тоже парнишка был… Видно, быть мне Кащеевой женой!

– Да ну, – скривился Колька, – он же старый и вообще… Давай, говори, что там положено – ну, вдруг мне повезет! сказки обязаны заканчиваться хорошо, мне так в детстве говорили.

– Это те, которые рассказывают, – покачала головой Зорина, – а есть и те, про которые молчат…

– Ms давай не философствуй, – напирал Колька – а инструктируй. Ему что, твое свидетельство о рождении принести, чтоб он от несовершеннолетней отвадился, этот скелет ходячий?!

– Свидетельство не надо, – серьезно возразила Зоринка и снова захлюпала: – Погибнешь ведь, в камень обратишься, опомнись, да и беги отсюда!

– Ну, это мы еще прикинем, – настаивал Колька, ощущая одновременно задор, как перед дракой, и сосущее чувство в животе. Он не мог до конца себя убедить в том, что происходящее – реальность, может быть, еще и поэтому продолжал настаивать. Ну и еще – потому что Зоринка была симпатичная, даже очень. Жениться Колька, конечно, не собирался, но спасти такую классную девчонку – чем плохо? Можно и на поцелуй заработать… О статуях в саду мальчишка старался не вспоминать – становилось по-настоящему жутко. – Время – деньги, а впрочем – даже баксы. Что делать?

– Ох, не знаю, – Зоринка прикусила губу, потом тряхнула головой: – Ну ладно, испытаем судьбу еще раз! Слушай и запоминай. Просто тебе Кащея не одолеть. в старое время на то многие попадались, на свою судьбу да ловкость надеялись, меня не слушали… первым делом – нужно тебе пять вещей добыть. Сапоги-скороходы, меч-кладенец, щит несокрушимый, зеркало всевидящее, да рог зовущий. Где они – не знаю я, прежде никто их все собрать не мог, а Кащей, как побеждал, по времени те вещи раскидывал…

– По времени?! – удивился Колька. – В смысле по разным годам?!

– По разным годам, по разным местам, – согласилась Зорина. – Да то не беда особая. Представишь себе, что добыть хочешь, приударишь шпорами – и понесут они тебя к цели избранной. А уж там – как повезет…

– Так это что, – Колька опасливо посмотрел на ноги, – меня к динозаврам зафигарить может?!

– Нет, – не удивилась Зоринка, – Кащею люди нужны, он без людской злобы жить не может. Так что искать те вещи надо там, где люди есть… Помни еще – не бойся. Пока шпоры на тебе – ни один слуга Кащеев, кто бы он ни был, вреда тебе причинить не в силах. От самого Кащея шпоры не защита, ну да он до последней схватки на бой с тобой не выйдет, а там и ты во всеоружии будешь…

– А чего никто из них, – Колька снова оглянулся, – все эти пять прибамбасов не собрал и не вломил этому медицинскому пособию между глазниц?

– Кто опять же на силу свою понадеялся, – печально ответила Зоринка, – а кто решил, что и долго все-те вещи искать, обойдусь одной или двумя… ну а кому не повезло найти, и так может случиться… Тебе-то особенно торопиться надо – семь дней пройдет, исчезнет срок заклятья матери моей, и останусь я без защиты перед Кощеем…

– ССЕМЬ дней?! – протянул Колька и нахмурился.

Можно быть сколько угодно ответственным и смелым молодым человеком. Но представить себе – предки приходят домой, а сына… нет. Зимняя одежда на месте, рюкзак (и дневник с двойкой!) на месте, а его – нет, и все тут. Да они же…

– Не бойся, – успокоила без насмешки Зорина. – Вокруг тебя время-то идти будет, а вот там, откуда пришел ты – застынет. Семь дней минутой пролетят. Но уж если там, сгинешь в бою с Кащеем… – она не договорила, но тут и все и так ясно, так сказать, это и есть последний шанс. Ну а дома его может искать вся милиция города. – Испугался? – понимающе спросила Зорина. – Иди путем своим, добром предлагаю. Хороший ты. Жалко тебя будет. Всех жалко, – а тебя особенно…

– Всегда мечтал стать странствующим рыцарем, – воспрянул после этих слов Колька. – Фигня война, прорвемся!

– Домой захочешь, – представь дом, да и… – начала Зорина, но зеленоватый свет вдруг померк, потом ярко вспыхнул снова. Каменный пол под ногами мелко задрожал, завибрировал в лад всему замку.

– Это что, землетрясение или авария на подстанции? – заморгал Колька, но Зоринка завизжала не как княжна, а как самая обычная девчонка, увидевшая толстую мышь:

– Слышишь, земля гудит?! Кащей возвращается! Беги скорей – нет в тебе силы пока, с ним сладить! Беги, да возвращайся, я ждать буду, надеяться!

Охваченный внезапным и острым страхом Колька поспешно щелкнул кроссовками, успев подумать – просто так, без цели: а на что, интересно, похожи сапоги-скороходы?!

Часть 1.
Шумел сурово брянский РЭП…

1.

Конечно, домой он не попал. Если нацепили волшебную обувь – то уж соизвольте следить за своими мыслями. Так подумал сам Колька, проморгавшись на склоне холма, вверху которого начинался лес, а внизу лежало поросшее чахлой травой и бледными кустарниками болото. Светило солнце, чирикали птички – вокруг был теплый летний день. И то хорошо – по лету мальчишка успел соскучиться, с удовольствием посматривал в небо.

Где-то в этом мире – точнее, времени – находились, сапоги-скороходы, неизвестно на что похожие. Пока что этот летний пейзаж опасений особых не вызывал. Да если тут и есть что опасное – один стук кроссовками – и гамовар[3]

[Закрыть], идет перезагрузка. Так жить можно, и неплохо. Правда, время тикает, а как искать обувь – не вполне понятно. Оставалось надеяться на то, что шпоры, почувствовав стремление хозяина, притащили его куда-то в непосредственную близость от искомого…

Но все-таки, что за время? Колька осмотрелся внимательней. Да нет, такой пейзаж может быть и до нашей эры, и в ХХ1 веке, и во времена монголо-татарского нашествия. Чего кстати, не хотелось бы, но не исключено.

Такая возможность настраивала Кольку на деловой лад. Он в третий раз повел вокруг взглядом, прислушался. На миг ему показались какие-то звуки, похожие на гул мотора, но то ли и правда послышалось, то ли они очень быстро исчезли. Надо шагать, хоть и не понятно пока – куда.

в болоте делать было нечего, и Колька полез на косогор, где плотно стояли осинки и дубы. Лес это или какие посадки? Кроссовки скользили по сочной траве, несколько раз Колька утыкался в нее руками, чтобы не упасть. Вспомнилась Зорина. Симпатичная девчонка, и даже очень. Смешно и приятно было ощущать себя ее странствующим рыцарем. Хотя и оставалось неприятное опасение – чем все кончится? Временами казалось – это все-таки не сказка, нет

Наверху оказался лес – настолько густой, что кое-где между деревьями и протиснуться было нельзя. Лес вполне сказочный – вот в таком стоять избушке Бабы Яги. А почему нет? Если существует Кащей… Колька сам себя испугал этими мыслями и замер. Осторожно и внимательно вглядываясь в тени под деревьями.

Ему вновь послышался гул мотора. Да нет, не послышался – где-то в лесной чаще правда гудели, не мотор – моторы, много! Да, это уже не Баба Яга… если только она не поставила на свою ступу турбореактивный двигатель. Лес путал звуки, и городской мальчишка Колька не мог точно понять, откуда они несутся. Только сейчас, стоя в какой-то пустынной местности на краю чащи, он отчетливо убедился, какая сложная перед ним задача – за две недели найти пять вещей, о которых известно только то, что они ЕСТЬ.

Да, но к людям-то все равно надо идти, если тут и есть сапоги скороходы, то они где-то у них. Колька облизнул губы и, подумав, что ему хочется пить, вошел в лес…

…Это был первый настоящий лес, в котором мальчишка был в своей жизни – не окультуренный человек и не цивилизованный человеком. На уровне пояса между деревьями колыхались от каждого шага мелко нарезанные сумрачные листья папоротника. Чем дальше, чем чаще встречались обомшелые деревья, под ногами начало хлюпать, и тогда Колька сообразил, что давно идет куда-то вниз. Было сыро и душно. Мальчишка остановился, прислушиваясь и слыша только свое собственное тяжелое дыхание. На лицо и руки противно налипла толстая, прочная паутина – между деревьями тут встречались такие откормленные паучищи, что Колька от них шарахался, передергиваясь от омерзения. Он начал всерьез подумывать, не вернуться ли домой за кухонным ножом, каким-нибудь репеллентом, водой и… и сообразил, что боится.

Это его слегка приободрило. Раз человек способен понимать – боюсь, значит страх не такой уж сильный. Значит, можно соображать и искать выход.

Колька прислушался. Нет, сейчас он ничего не слышал. То ли машины прошли, то ли мешает низинка, в которой он оказался. Вокруг кроссовок выступила мутная вода, и он подумал, что домашняя обувка погибла, но огорчиться по этому поводу он не успел.

Сперва ему показалось, что гудит какой-то жук. Но гудение становилось всё громче и громче, перешло в отчетливый, прерывиыстый гул, скользнуло где-то в вышине и растаяло. В голову опять пришел образ Бабы Яги, рассекавшей в небесах на неформальном транспорте без регистрационного номера и бортовых огней, но Колька сердито отогнал видение: понял, что слышал легкий самолет – точь-в-точь как на загородном аэродроме. Можно, тут цивилизация. Машины, самолет, а что лес кругом – так и в ХХI веке в России полно мест, где лес без конца. Может, это и есть ХХI век – прошлое лето, например? А что, нормальный ход со стороны Кащея…

Отмахиваясь от пауков сломанной веткой, Колька двинулся дальше. Но только затем, чтобы почти сразу тут же остановиться и плюнуть – ноги вынесли его на край болота. Даже болотища – впереди, насколько хватало глаз, расстилалась спокойная поверхность с островками ряски и пучками блеклой травы на кочках, украшенных жабами. Кренились мертвые и полумертвые деревья – густо, в разные стороны. Звенели комариные полчища.

Взглянув на запястье. Колька увидел, что его часы вновь и идут и показывают полдень. У мальчишки неожиданно возникло опасение, что тут можно пробродить до вечера – и страх, внезапно появившийся, был таким сильным, – что Колька сдвинул кроссовки, мечтая лишь об одном: хоть на секунду оказаться дома.

Он все еще недоверчиво смотрел кругом, широко открыв рот и не понимая, почему все еще стоит на краю болота, когда негромкий и вежливый мужской голос вывел его из оцепенения:

– Послушайте меня, молодой человек.

2.

Одетый в длинный модный кожаный плащ высокий мужчина стоял на самом краю болота и вежливо улыбался длинными тонкими губами на узком костистом лице. Прилизанные волосы аккуратно лежали на голове – прядь к пряди. В левой руке невесть откуда возникший человек держал длинную черную трость, увенчанную серебряным черепом, и постукивал ею по плечу.

Человек? Колька подался назад и выдохнул испуганно – против своей воли:

– Кащей!

– Добрый день, молодой человек, – кивнул Кащей. – Не пугайтесь, пожалуйста. И не удивляйтесь, что я без лат или меча – время не то, да и обременительно, знаете ли, таскать все это железо… Так о чем это я? – Кащей призадумался, потом щелкнул длинными узловатыми пальцами: – А, да, конечно же! Я пришел разрешить ваше недоумение, молодой человек. И, возможно, вам помочь… Вижу, вы удивлены поведением ваших шпор? Не удивляйтесь. Зорина вам просто кое-чего не сказала. Нет, не по злому умыслу – это следствие наложенного на него заклятия, так что извините ее… Так вот. Видите ли – то, в чем вы опрометчиво решили принять участие – это не компьютерная игра, ее нельзя выключить. Вы сможете воспользоваться шпорами только если добудете сапоги-скороходы. И далее – если возьметесь за поиск следующей вещи, шпоры вновь потеряют силу до того момента, как вы добудете ее… Таким образом что? – Кащей вежливо и даже виновато улыбнулся: – Таким образом вы рискуете НАВСЕГДА остаться на любом уровне игры, на любом этапе вашего путешествия. И смею сказать – многие и остались. А ведь у вас всего две недели? Да и что потом? Всех вещей потом не собрать, а мне уже успели надоесть садовые скульптуры… Знаете что? – Кащей с размаху уперся тростью в жижу между красивых и абсолютно чистых туфель. – Я никому не делал таких предложений, но… в конце концов, меньше чем через полмесяца у меня свадьба… Давайте вы просто отдадите мне шпоры – и я ПРЯМО СЕЙЧАС верну вас в квартиру. Или – если вы мне не верите – сперва верну, а потом отдадите. Вам подходит такой разговор? Обмен – и мы больше никогда не увидимся. В конце концов – зачем вам в вашей жизни ожившие сказки? Это даже как-то нелепо и смешно. Вы согласны?

Кащей умолк. Колька тоже молчал на протяжении всей этой речи – сперва ошарашенный его появлением, потом – пристукнутый его словами, дальше от нараставшей злости. Нет, он почему-то был уверен, что Кащей его не обманет – вернет домой. И Колька вовсе не был уверен, что сможет пройти все пять "уровней" да ещё и победить потом Кащея. Но… если это и правда сказка – должен же быть, блин, какой-нибудь сказочный закон, который на стороне его, Кольки, странствующего рыцаря, спасающего княжну – а не на стороне этого "новосказочного" злодея?! Ведь он, Колька – ПОСЛЕДНЯЯ надежда Зоринки! В самом деле – последняя, и это уже не сказка…

– Не пойду я с вами, – набыченно отозвался мальчишка и шагнул назад. – Идите сами и ждите, я к вам потом загляну.

Кащей вновь улыбнулся. Он не стал грозить, кричать или произносить фразы типа "тьфу-тьфу, русским духом пахнет!" Он просто пожал плечами и, вздохнув, сообщил:

– Жаль. Едва ли мы ещё увидимся. Прощайте, Николай.

И – исчез. Как выключенной изображение в телевизоре, не оставив следов на берегу и не делая попыток забрать с собой Кольку.

…– Эй, подождите! – завопил Колька, именно в этот момент с ужасающей ясностью поняв: он В САМОМ ДЕЛЕ остался тут, и возможно – навсегда. Появись Кащей снова – И Колька согласился бы на его условия немедленно! Только вот Кащей не вернулся. Колька посопел, плюнул в болотную жижу и, пробормотав "ну и флаг тебе в руки", зашагал туда, где вроде бы было посуше…

…Через два часа заряд злости, поддержавшей Кольку на ногах, иссяк. Мальчишка устало опустился на ствол упавшего дерева, тупо глядя в папопротник у колен. Ему было жарко, как в бане, хотелось пить, есть и плакать.

Он сумел уйти от болота, но лес не кончался, и звуков никаких больше не слышалось. Не находилось никаких следов того, что вообще обитаем. Колька боялся себе признаться, но он заблудился начисто, и оставалось только громко и постыдно орать: "Спасите, ау!" Да он бы заорал, заорал, не задумываясь – вот только не хотел драть глотку, зная, что его все равно никто не услышит.

– Эй! – все-таки крикнул он. – Помогите!

Лес ответил молчанием. Он не любил шума, и Колька притих, не осмеливаясь больше даже раскрыть рта.

Так, молча и неподвижно, Колька просидел довольно долго. Потом устало поднялся и уже не пошел, а побрел в лес – просто чтобы не сидеть на одном месте, дожидаясь неизвестно чего.

Через десять минут он вышел на дорогу.

3.

Таких дорог Колька ещё никогда не видел. Песчаная, в каких – то ухабах и рытвинках, с неровными и слишком узкими колеями, между которыми было очень маленькое расстояние, она желтела у ног мальчишки, выворачивая из-за стены придорожных кустов и за такие же кусты ныряя. Машинных следов тут не было, из чего Колька заключил – эта не та дорога, к которой он так лихо стартовал. По краям дороги не было привычных телефонных или электрических столбов. Просёлок, пришло в голову Кольке где-то слышанное или читанное слово. Но это тоже не могло служить указанием времени – такие просёлки были, наверное, тыщу лет назад и есть в XXI веке.

От облегчения у Кольки даже голова закружилась, и он перевёл дух. Как бы далеко не тянулась эта дорога – она рано или поздно выведет к людям. А там будет видно.

Он снова прислушался, надеясь поймать человеческие звуки, не слышал пение птиц на шум деревьев, почти смыкавшихся над дорогой. Ещё не сколько секунд поразмыслив, мальчишка зашагал направо. Просто чтобы подчеркнуть для себя: моё дело правое.

Иди по песку было тяжеловато – сухой и сыпучий, он не пускал ноги и засыпался в кроссовки. За первые же две сотни шагов в нескольких местах попались звериные следы – это открытие не радовало. Раз тут звери не боятся выходить на дорогу, то можно и встретиться с ними. И неизвестно, чем окончится такая встреча. Колька старался ступать тише – это получалось – и прислушиваться изо всех сил. Но лесные звуки мешали, дорога часто петляла, и эти петли отсекали любой шум, происходивший за поворотом. Поэтому сухое деревянное постукивание буквально ударило мальчишку в лоб – он услышал телегу одновременно с тем, как увидел её.

Бодренькая лошадь неопределённого цвета двигалась на него. Сбоку от лошади болтались ноги в сапогах – не скороходах, а вполне обычных и сильно стоптанных кирзовых. Хозяина сапог не было видно из-за его тягловой силы. Застыв от неожиданности, Колька созерцал эту картину, пока бодрый и многоэтажный мат, которым хозяин подбадривал лошадь, не заставил его вздохнуть и шагнуть в сторону.

– Ох ты! – услышал он мужской голос, и лошадь с телегой встала, как вкопанная. На Кольку с удивлением и интересом смотрел плохо и даже как-то вызывающе подбитый мужик лет за сорок, одетый в льняной пиджак, застёгнутый на все пуговицы, бесформенные и бесцветные штаны, заправленные в штаны и форменную кепку, похожую на милицейскую, только чёрную. Видно было, что мужик испугался – наверное, от неожиданности. Его глаза обежали беспокойную петлю, обшаривая кусты, потом с каким-то сомнением остановились на мальчишке, обшарив его с головы до пят – у Кольки вообще появилось ощущение, что его обшарили руками. – Чего тебе? – сердито испуганным голосом спросил мужик, сильно коверкая слова – "чего" в его исполнении прозвучало как "чаго"

– Да ничего, – пожал плечами Колька. Хотел добавить ещё "не бойтесь", но решил, что мужик обиделся. Но не спрашивать у него, в самом деле, "дядь, а который у вас год?" Или спросить?

Пока мальчишка размышлял, мужик ещё раз осмотрел всё вокруг вплоть до верхушек деревьев и, похоже, пришёл к какому-то выводу – расслабился и спросил уже без напряжения:

– Меняешь что ли че? Не боись, не заберу… Куды идёшь?

"Гражданская война, что ли? – опасливо подумал Колька. По истории они ещё не проходили, кино про эту войну показывали редко, книжек о ней вообще не попадалась, но Колька помнил, что это вроде тогда меняли по сёлам разные вещи. – А если и так? Выбираться всё равно нужно…"

Мужик терпеливо и вроде даже равнодушно ждал чего-то. Потом подал голос:

– Ежли золотишко какое – садись, сменяю на закусь без обману, как доедем. Ежли барахло-кось в кустиках придерживаешь – то извиняй, мимо шагай, кто там знает, откуда оно…

– У меня нет ничего, – решился Колька. – Я своих ищу, я потерялся… Вы меня до города не довезёте?

Слова мужика ещё больше укрепили его в своём открытии. Кроме того, Колька вспомнил, что видел – в Гражданскую были самолёты, и даже грузовики. И ещё вроде бы детей особо не трогали, если только они за кого-то не воевали. Ну, он-то не воюет…

– Свои-их? – протянул мужик и почесал висок желтым ногтем большого пальца. – Так ты из города, что ли?

– Ага, – ничем не рискуя, ответил Колька. Он мог назвать хоть свой родной Вавиловск (ему больше полтыщи лет!), хоть Москву, где был дважды. Не проверишь, а как сюда попал (куда – сюда, узнать бы!) – можно отговориться неразберихой.

– Давай, – мужик хлопнул по доскам позади себя. Колька обрадовано запрыгнул – и подскочил с писком. Что-то металлическое – хорошо, не острое! – солидно врезалась в копчик. – Ох… – мужик охарактеризовал ситуацию и, не глядя, извлёк из сена, толстым ровным слоем сваленного в телеге, винтовку с вытертыми до белизны металлическими частыми, облезшим черным лаком и самодельным ремешком из брезента. – Не убился?

– Немного, – покривился Колька, усаживаясь и не сводя глаз с винтовки, которую мужик устроил всё так же в сене рядом с тобой. – Ваша?

– А то чья? – мужик причмокнул, пустил лошадь нехорошими словами и прихлопнул вожжами. – Моя родимая… Но вот и слава Господу, едем помалу… Песни петь умеешь?

– Не очень, – признался Колька

– Жаль, – вздохнул мужик. – С песней дорога короче. Да и с дали слышно – мальчишка поёт, едет, не таится – может, и не тронут, коль и увидят…

– Бандиты? – деловито поинтересовался Колька. Мужик кивнул:

– Они, заразы… Да ты не трусись, я ж говорю – малого не тронут, да и меня тоже…

– А винтовка? – всё-таки с холодком поинтересовался Колька, усаживаясь по-турецки. Мужик покосился, спросил:

– Не Аллаху молишься?

– Православный, – немного удивлённо ответил Колька.

– Окстись, – потребовал мужик. Мальчишка помедлил, соображая, перекрестился. – Ну и добро… Сам-то русский или ещё каких кровей?

– Русский, – ответил Колька. И снова мужик был не против:

– А и пускай… А винтовка что – от зверя, человека в наши годы не напужаешь…

– А бандиты – они чьи? – осторожно спросил Колька. – Ну, красные или ещё какие?

– Фейолетовые, – сердито и зло ответил мужик. – Розовые, прости Господи душу грешную… А хучь и синие… Ты б всё спел что?

Колька смущённо пожал плечами. "Кострома, Кострома" ему спеть? "Ревела буря, гром гремел"? Мужик вздохнул – очевидно, понял, что не дождётся от попутчика вокальных номеров – и снова поинтересовался:

– Годков-то тебе сколько будет?

– Тринадцать, – ответил Колька, и мужик удивленно обернулся на него:

– Их!… А рослый, я бы на все три боле положил… Родителев ищешь в городе-то?

– Угу…

Они ехали и ехали не очень спеша, мужик то спрашивал разную ерунду, то принимался безотносительно жаловаться "на власть", то расспрашивать, как там, откуда прибыл Колька, вполне удовлетворяясь расплывчатыми ответами мальчишки. Колька поддерживал разговор, а сам печально думал, как же ему искать сапоги-скороходы?! Оставалось надеяться, что некий сказочный закон выкинул его со шпорами недалеко от искомого. Он украдкой пощупал шпоры на месте. Хоть они и не работали, но придавали уверенности. Солнце совсем скрылось за лесом, на дороге расползлись, как черная краска в воде, сумерки, но впереди ещё было светло, и мужик удовлетворённо сказал: – Вот и приехали почти. Я тебе сейчас и ночлег устрою…

Дорога ещё раз вильнула – и как-то сразу телега оказалась на улице городка. По меркам Кольки это тянуло разве что на большое село, но телега ехала по аллее, обсаженной дубами, за палисадниками – почём-то без малейшего признака растительности – прятались одноэтажные дома. Людей не встретилось – метров через сто телега свернула в проулок, упиравшийся в двухэтажный, хотя и деревянный дом. Над подъездом висел в тихом вечернем воздухе какой-то флаг, возле крыльца на скамейке, поставив меж колен винтовки, сидели солдаты – с усталыми лицами, одетые в табачного цвета форму кто с непокрытыми головами, кто в странной плоской каске. На подъехавших они смотрели без интереса и даже с места не двинулись.

– Приехали, – прокряхтел мужик, спрыгивая и что-то быстро цепляя на рукав – Колька не успел заметить, что, он пытался рассмотреть флаг. – Ыыть! – сказал мужик и… как стальным обручем схватил Кольку сзади, прижав руки к телу и заваливая в сено с криком – торжествующих и испуганным: – Панове солдаты, подмогните! Партизан! Партизан, панове солдаты!

В первый миг Колька воспротивился чисто инстинктивно. Потом до него дошел страшный смысл крика, собственная ошибка, и мальчишка, разом вспотев от ужаса, бешено рванулся, ударил головой назад, вывернулся из ослабевших рука попутчика, замахнулся, как учили на занятиях по самообороне… но не смог ударить скрючившегося – из носа лилась кровь – мужика, на рукаве которого колюче серебрились готические буквы повязки: чёрные на белом фоне… Замешкался, не зная, что делать дальше и теряя время – слишком уж нереальной всё-таки казалась ситуация, фантастической. Солдаты повскакивали, крича – но не по-немецки, в их криках скользили знакомые слова, и никто не спешил стрелять или хотя бы бежать к Кольке, допёршему наконец соскочить с телеги и метнулся к выходу из проулка – никуда, просто чтобы подальше. Мужик, что-то называя, зацепил мальчишку за ногу, но Колька не упал, ожесточённо лягнулся, вырвался, заметив высунувшегося из окна второго этажа офицера с пистолетом – он тоже горланил и махал оружием, но не целился…

Прямо на него из переулка вырвался мотоциклист – здоровенный, лягушачьего цвета. Сидевший за рулём парень в очках, в расстегнутом мундире, вскрикнул, вывернул руль, мотоциклист встал на оба колеса, задрав люльку, из которой выкатился ещё кто-то – всё вокруг для Кольки уже слилось в сплошной калейдоскоп, он знал только одно: надо бежать, и бежать быстрее.

Но вдруг сами собой отказали ноги – их словно не стало, а в ушах заревели дикие голоса, и Колька впервые в жизни потерял сознание от удара кулаком в затылок.

4.

Мир вокруг отнюдь не был безопасным. Можно было попасть под машину, сцепиться с разными крезанутыми отморозками, оказаться ограбленным или избитым. Можно было заболеть какой-нибудь дрянью вроде СПИДа, сломать ногу или руку. Можно было оказаться жертвой маньяка или стать заложником бандита, решившего заработать. Всё это было страшно и существовало где-то рядом, близко. Но Колька твёрдо усвоил: если не будешь нарушать определенных жизненных правил и трусить – шанс вляпаться во всё это минимален. С этим можно жить, как с мыслями о школе – неохота, но всё в неё ходят… Невозможно было представить себе другое: что в начале XXI века можно ПОПАСТЬ В ПЛЕН. Не в заложники, когда за тебя хотят получить деньги, а именно в плен. К ВРАГУ.

Да, были всякие там ненормальные с горящими глазами и повязками на головах. Но они были ДАЛЕКО. Между ними и Колькой, между ними и сотнями тысяч его ровесников стояли люди тоже с автоматами, но в форме. СВОИ. Этих своих было много, их специально учили, им платили за то, чтобы они охраняли Кольку. И ТОТ мир где брали пленных, чтобы бить их и узнавать военные секреты, а заложников – чтобы заставлять их работать на себя – тот мир не мог добраться до Кольки. Да, о нём говорили по телику, и было несколько раз – ребят и девчонок, которых немного знал Колька, привозили домой страшные цинковые гробы… а те, кто ездил отдыхать на юг, рассказывали взахлёб, что в казачьих станицах дома прячут автоматы, а пацаны умеют стрелять, даже если в слове "ещё" делают три ошибки… Но это тоже не очень касалось его, Кольки, его жизни, его проблем, его желаний.

Понимаете: всё это БЫЛО, но как бы и НЕ БЫЛО. Между войной – любой! – и Колькой всегда был экран телевизора. Тем более – между ЭТОЙ войной, о которой даже дед помнил смутно: маленьким был.

А теперь представьте себе: вас бьёт по затылку НАСТОЯЩИЙ ФАШИСТ. Живой, невредимый, которому плевать на то, что он умер много лет назад. И бьёт не потому, что хочет ограбить, не потому, что какой-нибудь маньяк.

Просто вы его ВРАГ. Враг, и всё, безо всяких объяснений.

От этих мыслей Колька обливался холодным потом и начинал трястись мелкой, противной дрожью – даже зубы постукивали, а из-под зажмуренных век сами собой текли слёзы. Ему ещё никогда в жизни не приходилось плакать ОТ СТРАХА.

Он проклинал всё на свете, начиная с Зарины и кончая своей глупостью Рыцарь, блин! По пояс деревянный, выше резиновый… Что же теперь делать – то? Его же допрашивать будут! Правду сказать?! Немцы сумасшедших сразу расстреливали, он в кино видел. Темнить – а как темнить, он же даже какой год, не знает! Возьмут и повесят, очень просто… Или в какой лагерь отправят, где из людей перчатки делали и мыло всякое… Вспомнилось виденные по телику предметы из музея – абажуры из человеческой кожи, пепельницы из черепов, и прочее, до чего ни один боевик не додумался бы. От ужаса Колька тихо, но явственно завыл и даже не попытался остановиться, до такой степени было страшно. Ему тринадцать лет! Он не партизан, не солдат… по какому праву его будут убивать?!

Да просто потому, что он им – враг, и всё тут. Русский мальчишка в подозрительной одежде и с подозрительной историей.

– Ммммаа… – вырвалось у него против воли.

В подвале, куда его шваркнули ещё без сознания, кто-то ещё был – Колька слышал в дальнем углу сипящее дыхание, свет, падавший из крошечного окошка, оказался совсем вечерним и не позволял ничего различить, да Кольке и плевать было, кто там есть и что с ним. Ужасала своя судьба. Сокамерник тоже не проявлял интереса к Кольке, но сейчас сердито сказал:

– Не вой, тошно без тебя.

Голос был мальчишеский, с таким же, как у возчика – полицая (сволочь старая!!!) акцентом и какой – то насморочный. Колька зло и со слезами огрызнулся:

– Сам наорался, другим не мешай, – и приготовился драться, потому, что сосед зашуршал, перебираясь поближе. Свет упал на его лицо, и Колька вздрогнул. Мальчишка говорил насморочным голосом не потому, что плакал. Просто нос у него распух, левый глаз не смотрел вообще, губы походили на чёрные лепёшки. Всё лицо покрывала корка засохшей крови. Таких качественно измочаленных физий Колька не видел даже после "стрелок" с пацанами из пригорода. Остатки рубахи не имели цвета – на них и на груди тоже засохла кровь. Мальчишка присел рядом, обхватил колени руками, стараясь не прислоняться спиной к стене, хотя это было удобнее. Кроме остатков рубахи на нём оказались драные штаны и ботинки на босу ногу. Белёсые волосы и беспорядочно падали на лоб, уши и шею. – П-прости, – вырвалось у Кольки.

– Да ну… – мальчишка осторожно повёл плечом. – Ты тоже скоро такой будешь, – он сказал это без злодейства или насмешки, просто констатировал факт, и от этой констатации Колька почувствовал, как падает в настоящий обморок. Он ущипнул себя за ухо и тяжело сглотнул кислую слюну, а мальчишка, похоже, не заметивший это, спросил: – Тебя как зовут?

– Колька, – выдавил наш герой.