Текст книги "Шпоры на кроссовках"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Колька подобрал около тропинки, уводившей в холмы, стрелы с ало-белым оперением и длинным, похожим на граненый гвоздь наконечником из серой стали. Молча показал ее Алесдейру, который кинул отсутствующий взгляд, кивнул и в свою очередь указал Кольке на множество следов подкованных сапог и две цепочки конских подков. Кольке сразу вспомнился конный рыцарь с оруженосцем и пешие лучники.

– Когда подожгли? – спросил мальчишка, вертя в руках стрелу. Ему всегда казалось, что они легкие, стрелы – деревяшка, перо и кусочек металла – но стрела в его руках была увесистой, грозной.

– Не поймешь, – нехотя сказал шотландец. – Сыро… Но это точно те, которых мы видели.

– Что будешь делать теперь? – поинтересовался Колька.

– А ты? – вопросом ответил Алесдейр. Колька вздохнул. Перед ним такой проблемы не стояло – он никак не мог отправиться домой, не добыв меча. Вот не принял предложение Кащея – всю жизнь жалеть будешь…

Но что интересно – не было такого сожаления, как в прошлый раз. И страха такого не было. Может, потому что все как-то напоминало исторический фильм, и даже сгоревшая церковь не вызывал опасения. Колька вздохнул еще раз, посмотрел на часы, словно время что-то решало сейчас и ответил:

– Мне без меча возвращаться нельзя.

Очевидно, это было слишком круто даже для упертого шотландца, потому что он разинул рот и покачал головой:

– Они тебя повесят, и все…

"Могут, – про себя оценил Колька. – Но погоди, с какого перепугу им меня вешать?"

– А зачем им меня вешать? – повторил он вслух. – С какой радости?

Надо думать, над этим шотландец и не размышлял. Он до такой степени привык видеть в англичанах убийц и разорителей, что ему просто не приходила в голову возможность существование неангличанина, которого не станут вешать. Но, обдумав это, Алесдейр с некоторой даже неохотой кивнул:

– Пожалуй, незачем… Отправишься искать меч по следу?

– Да, – отважно объявил Колька.

– Тогда и я с тобой.

Заявление было неожиданным – и с точки зрения Кольки – нелогичным. Но ведь Кащей, наверное, считал, что плюнуть на освобождение пленницы – это и есть логика. А Кольке такой логики не хотелось совсем. Поэтому он сказал:

– Я буду рад. Но ведь тебя то точно повесят, если узнают, что ты МакЛохлэенн.

– Постараюсь, чтобы не узнали, – Алесдейр улыбнулся впервые за их короткое, но содержательное знакомство. – Кроме того, мне просто некуда идти. А с англичанами я могу сражаться и там, куда ты попадешь.

– Мне бы еще врубиться, куда я попаду, – заметил Колька. – Раз уж ты решил идти со мной, то скажи хоть приблизительно, куда они могли направиться?

– В ближайший бург, – уверенно ответил Алесдейр. – Только давай сначала обшарим пожарище – вдруг они оставили меч?

Но Колька лишь молча покрутил головой – он чувствовал, он был уверен, что меча ТУТ нет. Это было то же ощущение, что на болотистом острове, когда он нашел сапоги-скороходы, выглядевшее как кирзовые сапоги.

4.

«Ближайший бург» располагался в трех лигах[8]

[Закрыть]. Как выяснилось очень скоро, лига – это много. ОЧЕНЬ. Три лиги – в три раза БОЛЬШЕ. Поэтому после первой же лиги Колька объявил, что он или ляжет спать – или помрет. Алесдейр его неожиданно поддержал, добавив, что и есть тоже очень хочется. Они поделили остатки воблы и сухарей, спрятавшись от мороси и посторонних взглядов под каменной плитой, похожей на высунувшуюся из скалы драконью морду, потом Алесдейр расстелил свой плед и, зевая, сказал, что проснуться надо когда солнце начнет клониться на вечер. Как он собирался осуществить без будильника – Колька не знал, да и не очень интересовался этим вопросом. Ему так хотелось спать, что сухая земля, поросшая редкими жухлыми былинками, показалась мягче матраца дома на кровати. Алесдейр от щедрот своих широким жестом предложил край пледа, но Колька, помявшись, отказался: плед был ГРЯЗНЫМ ОЧЕНЬ. Шотландец не обиделся – он завернулся в плед один и тут же удрых, только рыжая макушка торчала с одной, а грязные сапоги – с другой стороны.

Это было последнее, что заметил Колька – через секунду он и сам спал совершенно каменным сном…

…– Ник, Ник… Колька, вставай, пора.

Во рту был гадкий привкус, болела спина и онемело плечо. Спросонок Кольку начал колотить озноб, но он с удовольствием проспал бы еще сколько угодно, если бы не Алесдейр. Шотландец тряс Кольку за плечо – осторожно, но настойчиво – и повторял его имя в своей и слегка исковерканных русских вариациях. Он оттолкнул руку шотландца и сел. Выглядел он возмутительно отдохнувшим.

– Оооохх!… – вырвалось у Кольки. Он оттолкнул руку шотландца и сел. – Зубы почистить бы… Или нет, поесть… Или лучше зубы… Или…

Колька очень быстро ощутил, что есть еще одна – очень насущная – потребность, которую нужно удовлетворить немедленно. Или он просто лопнет. Колька дунул из их убежища.

Что интересно, пока он делал свои дела – успел заметить, что солнце и в самом деле клонится к горизонту. Подходил к концу второй из четырнадцати отпущенных ему на поиски и спасение Зорины дней. Ну что же, неплохой счет.

"Эй, постой, – окликнул себя Колька, – ты, что собираешься дальше дурака валять?! Нет, хватит, найдешь этот меч – и нах хаузе, домой!

Застегивая джинсы и зевая, он вернулся к камням, возле которых так же зевал, но глядя на небо Алесдейр. Он снова завернулся в плед.

– Пока совсем не стемнеет – будем на месте, – пообещал шотландец. На голодный желудок, конечно, не ходьба… у тебя денег нет совсем?

Колька честно покопался в карманах джинсов и ковбойки – и к собственному удивлению выудил десятирублевую монетку. Во времена Кольки это были две буханки хлеба – или банка не очень хороших консервов, но Алесдейр обратил внимание не на номинал, а на размер и вес:

– Хорошая, большая, – одобрил он, вертя монетку в пальцах. – Легкая, правда… Порченая, что ли? – он провел по золотистому ободку с краю. – Точно, медь с серебром… Это что? – он прищелкнул по цифре 10.

– Копье и щит, – стараясь сохранить серьезность, ответил Колька. Алесдейр кивнул:

– А, точно… А это кто? – он указал на улыбающегося Гагарина в шлеме на оборотной стороне монеты.

– Святой Юрий, – так же серьезно пояснил Колька. – А вот тут написано арабскими цифрами 2001 – стольких врагов в одном из сражений с его помощью сразила рать нашего князя.

– А-а… – уважительно протянул Алесдейр и перекрестился. – Какие ровные края… Ты ее спрячь подальше, поедим, когда дойдем…

…Дождь прекратился. Появившаяся невесть откуда тропинка вилась с холма в лощину и обратно, перескакивала по мосткам ручейки и речушки, ныряла в рощицы. Небо очистилось, выглянули звезды, но все равно темнота привыкшему к царству электрического света Кольке казалась сплошной.

– Ну, почти дошли, – вздохнул вдруг Алесдейр, когда они поднялись на черте-какой по счету холм. – Смотри, Ник, вон он – бург.

Горстка огней трепетала где-то впереди и слева – расстояние определить не получалось даже на глаз, ночью все огни кажутся ближе. Выше этой жалкой кучки рисовался на холме силуэт небольшой крепости, опоясанной пятнышками факелов по стенам.

– Э, э! – Колька ухватил Алесдейра за руку. – Тормози, мы что – так туда и попремся?!

– Да, а что? – не понял Алесдейр.

– Там же враги!

– Враги не в бурге, – терпеливо объяснил шотландский мальчишка. – А селение наше, шотландское.

– А какой клан там живет? – подозрительно поинтересовался Колька. – Не твои кровные враги?

– Да никакой клан не живет, – отмахнулся Алесдейр. – Сброд всякий… На месте бурга была крепость Брюсов, их цвет красно-черный. С теми мы правда враждовали, но я не знаю, остался тут кто-нибудь из них, или англичане всех перерезали… Ходят, правда, слухи, что старый Брюс продался им, только я точно не знаю и этого.

– Из-за чего враждовали? – полюбопытствовал Колька. Алесдейр неопределенно помотал рукой воздухе:

– Из-за скота и девок, – коротко ответил он. – Пошли, что ли поедим наконец!

Они сошли с холма, и через десять – по чесам Кольки – минут тропинка влилась в дорогу, еще не вполне пустынную даже в столь поздний час. По ней тут и там шли люди, направляясь, все как один к огонькам бурга. Среди путников были и шотландцы и англичане, никто не вцеплялся друг другу в глотки, вот только мальчишка отметил, что по-прежнему понимает речь шотландцев так, словно они говорят на русском, а англичан – нет. "Может, – осенило Кольку, – это как бы знак, от кого мне можно ждать помощи, а кого нужно опасаться?"

Впрочем, эти англичане не выглядели опасными – усталые малоразговорчивые люди, почти все – с заплечными мешками, многие – с ножами на поясах и даже луками за плечами. Проскочила группа конных – при оружии, они рысью ехали по середине дороги.

– Сержанты из бурга, – сказал Алесдейр.

– Не те, что сожгли твое селение? – уточнил Колька. Шотландец удивился:

– При чем тут они? Я же сказал – это сержанты, гарнизон, они служат английскому королю, – на обочину полетел плевок. – А там были люди какого-то из пограничных баронов – лучники и валлийские копейщики. Ты видел у рыцаря золотые кресты на белом? Это кто-то из Харди. Я только молюсь, чтобы они не оказались там, куда мы идем.

– Ты же сам сказал, – напомнил Колька, – что они в бурге!

– Верно, – подтвердил Алесдейр, – но мы-то идем не в бург, а в селение. Чего ради им шататься ночью по улицам?

…В этом самом селении, ради которого они сегодня столько оттопали, было грязно и здорово воняло – неопределенной, но противной и густой вонью. Возле сложенных из плит камня и крытых зеленым дерном домов чадили и потрескивали здоровенные факелы, слышались многочисленные звуки, издаваемые скотом и людьми За одной из стен плакал ребенок, под ногами чавкала грязь, и Колька заставил себя не думать, из чего она состоит – к горлу подкатывала тошнота. Алесдейр тоже морщился, потом вздохнул.

– Не люблю я таких мест… Воняет и грязно. Но что теперь делать!

Навстречу снова пошли сержанты – в широких плашах они были похожи на невиданных ночных птиц, факела, которые покачивались в руках, бросали багровые отблески на оружие и доспехи. Колька понял, что селение больше, чем казалось с холмов, просто огню горели только возле домов вдоль "главной улицы", а окраины тонули в темноте. От запахов, неверного полусвета, света и неопределенности накатила тоска и даже захотелось заплакать. Но это было бы, конечно, глупо и стыдно, поэтому Колька проглотил острый комой и деловито осведомился:

– Так куда мы идем?

– Тут есть постоялый двор, – у Алесдейра был усталый голос, – поедим и заночуем.

Постоялый двор, так постоялый двор, подумал Колька. Только бы поскорее придти.

Мальчишки перешагнули через нескольких человек, которые, завернувшись в какие-то лохмотья, спали прямо на обочине, вытянув ноги на дорогу. Справа покачивался светильник – не факел – выхватил из темноты тяжелую деревянную вывеску с изображением пляшущего человека с волынкой. Щеки плясуна были страшно раздуты, глаза выпучены.

– "Пляшущий волынщик", нам сюда, – указал Алесдейр.

Как раз перед мальчишками тяжелая дверь постоялого двора с визгом открылась, и наружу вывалились четверо или пятеро человек. Точнее понять было невозможно – они ожесточенно и молча тузили друг друга, а какая-то женщина, бегая вокруг, подбадривала их визгливыми пронзительными криками по-английски. Вся компания повалилась в канаву, но не перестала драться, женщина же, обрадовано вскрикнув, нагнулась, подобрав юбку, и начала быстро подхватывать с грязной земли рассыпавшиеся у кого-то из драчунов монеты. Рослый лучник, проходивший мимо, отвесил ей пинка и буркнул знакомое Кольке по фильмам ругательство. Мальчишка поежился – ему расхотелось внутрь. Но не признаваться же было Алесдейру, который распахнул дверь и первым вошел внутрь…

…В большой низкой комнате пахло множеством людей, дымом и горелым жиром, стояли гул голосов, чад от очага, на котором жарилось мясо и кипели котлы. Было душно и жарко – под самым потолком комнату опоясывал балкон, на который вели две лестницы, и по краю этого балкона чадили и брызгались смолой штук двадцать факелов. За широкими столами на низких скамьях сидели множество людей – они ели что-то из глиняных мисок, пили какой-то напиток из деревянных кружек, орали песни, разговаривали, играли в кости и обнимались с женщинами. Тут были и англичане, и шотландцы; и военные, и гражданские, хотя последнее зачастую трудно оказалось разобрать, потому что при оружии были все.

На вошедших мальчишек никто не обратил внимания, кроме заросшего усами, бородищей и волосами хозяина в кожаном переднике – засунув большие пальцы рук за широченный кожаный пояс, он стоял возле очага с видом "нового русского" – казалось, на его лбу написано: "Жизнь удалась!" Тем не менее, он вполне предупредительно поспешил навстречу ребятам и, слегка поклонившись, поинтересовался:

– Что будет угодно молодым господам?

Колька понял его, из чего можно было заключить: хозяин шотландец.

– Поесть и заночевать, – Алесдейр незаметно, но точно и сильно толкнул Кольку локтем, и тот извлек монету. Глаза хозяина внимательно обшарили сначала самого мальчишку, его странную одежду, и только потом обратились к монете.

– Чья? – поинтересовался он, беря кружок в пальцы.

– Моя, – поспешил Колька. – А что?

– Да вижу, что твоя, – в заросли волос обнажились белые крепкие зубы. – Где чеканили? Не сказать, чтоб тяжелая… – хозяин подкинул кружок, и Алесдейр ловко поймал его в воздухе, ответив:

– Русская. Что даешь за нее?

Хозяин продолжал улыбаться, глаза весело сверкнули, он смерил взглядом шотландского мальчишку:

– Русская?… Миску каши. С мясом. Кружку пива… ладно, две. И место на верху, если найдете.

Он протянул ладонь. Алесдейр вытянул руку, но удерживал монету двумя пальцами.

– И завтрак утром. Я не говорю: "Поимей совесть", – и Алесдейр отпустил грубую шуточку, заставившую хозяина утробно хохотнуть. – Просто шотландец не надует шотландца. Воздуху не хватит.

– И завтрак, – кивнул хозяин. – Ищите место, мои принесут.

Монета упала на ладонь, и хозяин, повернувшись, исчез в толпе.

– Жирный боров, – беззлобно, впрочем, выругался Алесдейр, – можно было получить вдвое больше, да ладно… Пошли искать место.

…К большому облегчению Кольки, выяснилось, что никто из зверски выглядевших посетителей "Пляшущего волынщика" не держит и в мыслях специально обидеть мальчишек – на них внимания-то особого не обращали, и ребята довольно быстро нашли пустые полскамейки за столом в углу. Колька сел почти с удовольствием. Алесдейр бухнул на стол локти и шёпотом признался:

– Мутит меня.

– Да, воняет тут здорово, – согласился Колька, но Алесдейр помотал своей спутанной гривой:

– Да нет, жрать хочется – прямо тошнит.

Кольке тоже хотелось есть, но запахи отбивали половину аппетита. А вид еды, принесенной довольно красивой девчонкой, с любопытством поглядевшей на Кольку, аппетита не добавлял. В миске среди бурого варева лежали похожие на обрывки дубленой кожи куски мяса. Две кружки, наполненные до половины светло-желтой жидкостью, прикрывали здоровенные ломти серого хлеба. Ставя все это на стол, девчонка подмигнула Кольке и потерла палец о палец – тот уставился в стол, а Алесдейр без смущения сообщил:

– Ты ей понравился… Ну, с нами бог и Святой Эндрю!

Гарнир оказался жареной чечевицей. Мясо прожарили скорей для того, чтобы отбить душок. А в кружках плескалось пиво – еще отвратительнее того, которое Колька несколько раз пробовал в своем времени. Хорош был только хлеб. Впрочем Алесдейр мел все со страшной скоростью, да и Колька после вспыхнувшего было отвращения разохотился и почти не отставал от голодного шотландца – только вот пиво никак не глоталось, и Алесдейр выпил обе кружки. Точнее – одну целую кружку.

– Ты, кстати, можешь переночевать получше, чем на соломе, – обратился он к Кольке.

– Ты это о чем? – удивился мальчишка. Алесдейр хмыкнул:

– Та белобрысая наверняка будет тебя ждать. Даже без денег.

Колька побагровел и уткнулся в стол. Алесдейр расценил его смущение по-своему и поспешил:

– Прости, прости, конечно, ты же клялся своей, той, которая в плену! Прости, я не то сказал… Ладно, если мы поели, то… – шотландец начал вставать, но вдруг чудовищно побледнел и плюхнулся на место, опустевшим взглядом меряя дверь.

Колька проследил его взгляд – и увидел нескольких невысоких черноволосых людей, как раз вошедшие в комнату. Они были одеты в жесткие кожаные куртки и штаны, белые грязные накидки с золотыми крестами, обуты в сандалии с высокой шнуровкой, лица раскрашены синим и алым. На поясах висели короткие и очень широкие мечи, продетые в кольца. Особой агрессии эти посетители не проявили – стояли у порога и переговаривались на пляшущем, как вода на перекате, языке.

– Валлийцы, – прошептал Алесдер и спустил с плеча плед, чтобы скрыть его расцветку.

– Нас ищут?! – Колька напрягся.

– Нет… Ник, если они наткнуться на меня – ты со мной не знаком…

Последовало несколько жутких мгновений – скамья напротив мальчишек внезапно освободилась, и кто-то из валлийцев показал товарищам на нее!!! Колька услышал, как стучат зубы Алесдейра и поймал его отчаянный взгляд – шотландец боялся. Но валлийцам не приглянулась скамья возле мальчишек – довольно бесцеремонно расталкивая ноги и локти других посетителей, они убрались куда-то на другой конец зала и там уселись за освободившийся стол. Алесдейр перевел дух и убрал за голенище свой кинжал – Колька и не заметил, как шотландец его извлек и держал под столом.

– Пойдем-ка спать поскорее, – предложил он. – Во-первых, хочется, а во-вторых это безопаснее.

– Ты справа от меня иди, – показал Колька, – так они тебя не увидят.

– Угу, – буркнул Алесейр, поднимаясь. – Пошли вон к той лестнице и сразу наверх.

Но до лестницы они дойти не успели – навстречу из-за стола поднялись трое мрачных мужиков в черно-серо-зеленых килтах, с нечесаными бородищами и оружием на поясах. Они заступили дорогу мальчишкам, и тот, что встал в середине, уперев руки в бока, кивнул Алесдейру:

– Ты, МакЛохлэнн, можешь идти. У нас с вами дел нет. А этот чертов Глэнн останется и поговорит с нами.

Колька ничего не понял, но уловил взгляд Алесдейра, брошенный на его ковбойку и понял – что-то не то. Хотя что может быть "не то" в обычной черно-бело-красной клетчатой ков… БЛИН!!! Вот то и, что клетчатой!!!

– Пусть начнет объяснять с того, как это он перепутал рубаху и килт, – хмыкнул второй бородач, помоложе. Третий просто достал кинжал и обрезал им ногти, поглядывая на Кольку.

– Это мой друг, – Алесдейр вздернул подбородок и упер руки в бока. – Если это слово не понятно скотокрадам, спустившимся с северных гор, так я проговорю по буквам: д-р-у-г. Вам ясно, Кавендиши?

Колька мысленно взвыл. Юный шотландец не слышал и слыхом о психологии и улаживании конфликтов – он вообще на этот конфликт нарывался. Между тем старший из бородачей взревел:

– Скотокрады?! Ах ты, гадючье племя! Да это они угнали у нас двадцать голов скота, мы его три недели ищем на ваших равнинах, и тут такая удача! – уже без лишних слов церемоний он сгреб Кольку за грудки… и получил коленом между ног, причем Колька неожиданно для самого себя рявкнул:

– Да пошел ты!… – и добавил: – Хобби, нафик, какое-то – с кем не встречусь, норовят морду бить!

Слева зазвенела сталь – кинжал Алесдейра столкнулся с кинжалом молчаливого Кавендиша. Третий схватился за оружие, он на его голове с треском разлетелась кружка, брошенная вскочившим из-за соседнего стола рыжеволосым англичанином, прооравшим что-то о шотландцах и их скверных привычках. Через три секунды – по часам засекай – дралась вся присутствующая публика. Мальчишки оказались в центре свирепой мужской месиловки, какие Колька видел только в кино. Краем глаза он заметил, что валлийцы повскакивали из-за стола и встали спина к спине, обнажив мечи, а уже в следующий миг Алесдейр тащил Кольку к одной из лестниц наверх – оттуда свесилось несколько физиономий, но никто не спешил спускаться. Мальчишки как раз начали вскарабкиваться по расшатанным ступеням, когда дверь позади распахнулась и внутрь вломились пол дюжины сержантов, использовавших свои луки со снятыми тетивами, как дубинки – лупили и правых и виноватых. Это напоминало репортаж несанкционированного митинга активистов движения "Свободу хомячкам!" – как их показывают по телику в мире… во времени Кольки. Мир один и тот же.

– Ты че не дал мне разбить рожу этому патлатому дауну с заточкой?! – вместо благодарности прошипел Колька, вырывая свою руку из пальцев шотландца. – Ты мне кто – нянька?!

Алесдейр от души захохотал. Сквозь смех произнес:

– Ты настоящий шотландец, Ник! Но я побоялся, что тебя зарежут – Кавендиши приняли тебя за Глэнна, я как-то не сообразил, что у тебя рубашка их расцветки… Да, и никакие они не МакДауны, ты ошибся. МакДауны живут на самом севере…

Колька задержал дыхание, закрыл глаза и заставил себя сосчитать до пяти. Потом развел руками:

– Проехали. Мы сюда залезли спать? А эти стражи порядка сюда не припрутся?

– Зачем? – удивился Алесдейр, зевая и потягиваясь. – Смотри, все уже закончилось.

Действительно, драка внизу улеглась после того, как наиболее активных ее участников – в их числе, к злобной радости Кольки, всех троих Кавендишей – выволокли наружу. Оттуда еще доносились вопли, но оставшиеся посетители успели рассесться по скамьям и вернуться к разговорам, выпивке и еде. Колька взглянул на место, где им предстояло спать, и тяжело вздохнул – на балконе была навалена солома, и на ней плотным рядом лежали люди разного возраста и разной национальности. Большинство не соизволили проснуться, храп стоял на разные голоса и спорил в навязчивости с тяжелой жаркой вонью: все запахи снизу скапливались под крышей.

– Мда, – сказал Колька. – А…

– Если бы у нас были деньги – можно лечь в отдельной комнате с очагом и постелью. Но денег у нас нет, – здраво объяснил Алесдейр и, подумав, добавил: – А вы, люди из Руси, привередливые. Отец Ян рассказывал, что у вас даже едят не только ложками, но еще и какими-то маленькими вилами, это правда?

– Правда, – буркнул Колька. – Давай ложиться уже, а?

– Давай, – согласился Алесдейр и разматывая свой плед, протиснулся вдоль стены куда-то в середину ряда спящих, где бесцеремонными пинками расчистил кое-какое место. Колька последовал за ним.

Солома здорово слежалась и попахивала прелым, но ее было много, так что лежать оказалось не жестко. Колька уже хотел было сообщить об этом Алесдейру, но язык не ворочался, и мальчишка даже не успел понять, что спит.

5.

Перед носом у Кольки был крепко сжатый кулак – грязный и исцарапанный, но самый настоящий. Проснувшись, Колька уже с минуту сонно рассматривал этот кулак и размышлял о сложностях жизни, и том, до чего противно во рту и как сильно чешутся ноги выше кроссовок.

Когда эти мысли исчерпали себя, Колька перевернулся на спину и сел.

Снаружи было почти светло. людей слева и справа стало поменьше; внизу женщины, вяло работая метлами, убирали прямо за распахнутую дверь мусор. Человек десять – то ли припозднившиеся завсегдатаи, то ли ранние пташки – сидели за столами. Хозяин подпирал стойку. Алесдейр спал – это его кулак Колька и созерцал перед сном, проснувшись.

А ноги чесались потому, что во сне штанины джинсов задрались, и на открывшейся коже даже сейчас мирно сидели три блохи.

– Во блин, – слегка передернулся Колька, но, прежде чем сбить блох, пощупал шпоры – они были на месте.

Переступая через спящих (и иногда на них наступая, на что те, впрочем, не обращали внимания – даже не просыпались!), Колька спустился вниз. Хозяин приветствовал его вялым жестом, Колька, непринужденно почесываясь, осведомился:

– Сортира у вас, конечно, нет? Мне по-большому.

– Есть обещанный завтрак, – хозяин зевнул – в бородище открылась ужасающих размеров зубастая яма.

– Ясно, – вздохнул Колька…

…Хорошо, что около выгребной ямы позади "Пляшущего волынщика" росли солидные лопухи…

…Алесдейр еще не проснулся. С удивлением ощущая, что выспался, и неплохо, Колька подпер косяк двери и подмигнул вчерашней служанке – та фыркнула и отвернулась. Очевидно, мальчишка ее разочаровал. Потом на глаза Кольке попался тип в грязном одеянии – он спал под одним из столов в обнимку с чем-то, напоминающим гитару, только с овальным корпусом и г-образным грифом.

– Это кто? – уже по-свойски обратился Колька к хозяину.

– Менестрель, странствующий певец, – пояснил тот. – Ввалился заполночь уже пьяный, клялся, что споет за уплату, да вот нажрался, как настоящий англичанин, и свалился под стол. Чистые убытки с этим народцем – певцами, да монахами, жрут и пьют в три горла, а платят – как курица доится.

Он еще что-то говорил, но Колька, которому пришла в голову неожиданная и светлая мысль, уже подошел к спящему, нагнулся и забрал у него инструмент – тот и не колыхнулся. Мальчишка присел на скамью верхом, подергал толстоваты струны, подкрутил деревянные регуляторы и опробовал этого предка гитары на одной из мелодий Стинга, поминая добрыми словами отца, который позапрошлым летом научил Кольку азам гитарного искусства. Правда петь на людях Колька стеснялся – особенно если слушали девчонки. Но тут случай другой. Он помолчал, постукивая пальцами по исцарапанному корпусу, и выдал из старого мультику – песня оказалась подходящей:

 
– Пусть нету ни кола и ни двора -
Зато не платят королю налоги
Работники ножа и топора,
Романтики
большой дороги!
 

– Колька изобразил эффектный перебор и повысил голос:

 
– Не же-ла-ем
Жить
По-другому
Не же-ла-ем
Жить!
По-другому ходим мы,
По краю ходим мы,
По краю
Род-но-му-у!!!
 

Еще при первых звуках звонкого мальчишеского голоса головы посетителей начали заинтересованно поворачиваться к певцу. Окончив припев, Колька обнаружил, что к нему начинают подсаживаться. Для здешних он пел по-шотландски, но среди слушателей были и англичане – очевидно, понимавшие язык своих врагов. Ободренный вниманием, Колька продолжал выступать:

 
– Нам лижут пятки языки костра -
За что же так не любят недотроги
Работников ножа и топора,
Романтиков
с большой дороги!
 

Во время припева Колька сам себя не слышал – его подхватили хором, слушатели оказались благородными и невзыскательными. Вокруг Кольки собралась толпа, и при всеобщем одобрении он спел третий куплет, после чего мальчишку раз тридцать стукнули по спине, а к его ногам набросали очень даже солидное количество монет, требуя лишь одного – спеть еще «из новенького». Колька пропел (в сокращенном варианте) «Я начал жизнь в трущобах городских», а потом, едва он начал из Цоя:

 
– Среди связок в горле комком теснится крик -
Но настала пора, и тут уж кричи, не кричи!
Лишь потом кто-то долго, долго не сможет забыть,
Как, шатаясь, бойцы о траву вытирали мечи…
 

– вокруг все притихли, когда же он закончил – разразились воплями и улюлюканьем, выражавшими полное одобрение. Колька еле отвертелся от дальнейшего исполнения, сославшись на то, что надо поесть.

Хозяин смотрел на него задумчиво. Колька отставил свой инструмет и выслушал замечание:

– По-божески надо бы заставить тебя заплатить за завтрак. Ты выручил побольше моего.

– Заплачу, – пообещал Колька, – если завтрак не будет похож на вчерашнюю кормежку.

– Накормлю до отвала и бесплатно, – неожиданно предложил трактирщик, – если согласишься сегодня вечером спеть для посетителей.

Колька не успел ни согласиться, ни отказаться. Он как раз увидел голову Алесдейра – взлохмаченную больше обычного – над перилами, собирался махнуть ему, но голова вдруг исчезла, а хозяин, опустив глаза, отступил в сторону со словами:

– Благородный сэр…

И Кольке поплохело.

Рыцаря он узнал сразу, хоть и видел его все один раз в жизни, да и то недолго. Сейчас он был без доспехов, в тугой коже, но в накидке с крестами, меч и кинжал в широких перевязях оставались при нем. За плечом рыцаря стоял мальчишка-оруженосец – он смотрел на Кольку со скучным презрением как сынок "нового русского" на сына профессора ВУЗа. Колька ответил многообещающим взглядом и обратил внимание, что у входа в зал, широко расставив ноги, замерли трое лучников.

– Ты неучтив, – сказал рыцарь, и Колька его понял – значит, говорит по-шотландски. – Не поднялся, не назвал себя…

– Я не простолюдин, – заставил говорить себя спокойно Колька. Рыцарь наклонил голову:

– Тем более… Ты здесь гость – я хозяин, земля эта дарована мне и моим детям моим королем. Так назовись, юноша.

Колька подумал, что "юношей" следовало назвать самого рыцаря, а его – все-таки "мальчишкой", но в этом времени взрослеют раньше. А в словах рыцаря была логика и справедливость, поэтому Колька в ответ чуть поклонился и назвался:

– Николай. Из города Владимира, что в русских землях.

– Сэр Ричард, лорд Харди, сеньор этих мест, – рыцарь не спускал глаз с Кольки – равнодушных и холодных, как осеннее небо. – Вот что я хотел сказать…

– Ты пёс, а не наш сеньор! – раздалось рычание, и через весь зал из угла на рыцаря бросился шотландец в незнакомых Кольке цветах – Не МакЛохэнн, не Кавендиш и не Глэнн. В руке шотландец держал короткий меч, он перескочил немыслимым прыжком стол с шарахнувшимися людьми и с диким воем занес оружие.

Мальчишка-оруженосец одним прыжком оказался перед господином, выхватывая длинный кинжал. Но шотландец так и не нанес удар – что-то певуче щелкнуло, и длинный штрих, прошив нападающего насквозь, отшвырнул его на столы. Колька поспешно отвернулся и увидел, что один из лучников уже держит стрелу на тетиве.

– Спасибо, Длинный Дэнни, – не поворачиваясь и не поведя бровью, только отстранив оруженосца, произнес рыцарь. – И вот кстати – узнай, кто был этот бунтовщик и где его родные. Если они тут – пусть их всех повесят на стене бурга. И его – тоже.

– Исполним, сэр Ричард, – лучник вышел, убирая стрелу в колчан.

– Упрямые животные… – пробормотал сэр Ричард Харди. – Так я хотел сказать, что ты неплохо поешь. Если согласишься пойти ко мне в отряд и петь для моих людей, то получишь золотой кубок и плату золотом каждый месяц. Ну и долю в добыче, хотя сражаться я тебя не заставлю.

– Ха, – негромко сказал оруженосец, по-прежнему презрительно глядя на Кольку. Рыцарь потрепал оруженосца по волосам и толкнул в затылок:

– Присмотри, чтобы убрали эту падаль… Хозяин! – повысил он голос. – Вот тебе за беспокойства! – рыцарь оторвал от накидки золотую бляшку и кинул ее на пол. – Так как, юноша?

– Я умею сражаться, сэр Ричард, – нагло соврал Колька, – а вот петь за деньги меня на родине не учили.

– А это? – носок рыцарского сапога коснулся денег на полу.

– Только чтобы оплатить еду.

– Жа-аль… – сэр Ричард не проявил внешне никакого гнева или недовольства. – Но я прошу тебя, русс, спеть хотя бы сегодня вечером в бурге, после того, как протрубят тушить огни на улицах. Будет пир в честь победы над мятежниками и соревнование менестрелей. Если ты не хочешь служить мне и брать деньги как жалованье, то спой всем и возьми их, как выигрыш.