Текст книги "Операция в зоне «Вакуум»"
Автор книги: Олег Тихонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 7
Утром 19 августа 1943 года группа решила двигаться к деревне Каскесручей, где должны были проживать родные Июдина. Двигались лесом. Следуя по просеке, около полудня на возвышенности увидели сидящего на пне человека, в гражданском, с автоматом. Приблизились к нему примерно на 25—30 метров, взяли на изготовку автоматы и крикнули: «Кто такой?» Неизвестный ответил: «Свой».
Из отчета командира группы разведчиков НКГБ К-ФССР С. Гайдина.
1
Утром 18 августа у дома горне-шелтозерского полицейского участка стремительно развернулась немецкая «БМВ». Старший сержант Туоминен, подтягивая на ходу сапог, скатился с лестницы – перед ним стоял Лаури Ориспяя. Взгляд капитана нетерпеливо вытянул сержанта в струнку. Понял, отрапортовал:
– Господин капитан! В районе предполагаемого появления партизан никого обнаружить не удалось. Дороги перекрыты, посты на вероятных подходах размещены в соответствии с вашим приказом.
Ориспяя молча прошел в управление.
– Собачку обещали, господин капитан, – напомнил Туоминен. Капитан не ответил…
Тучина привели в тот момент, когда Ориспяя зачитывал расшифрованные экспертами радиограммы убитого в районе Таржеполки радиста Николая Морозова. В них всплыло новое имя – Дуся. Имя радистки, которая лежит в Кашканах и у которой слова, как пули в спине: у живой не вытащишь.
Как видно, Ориспяя упорно шел по следу группы, выброшенной под Педасельгой. И Тучин понимал, чем это может кончиться, если даже Горбачев никакого отношения к этим следам не имеет. А ясности тут – никакой. Вчера, гордыня-дура, душил в себе вопросы – ждал, что сами скажут. Сообщил только: «Радистку тут схватили. Пять пуль, а она живая, лет семнадцати». И глаз не повернул, не вгляделся в лицо Горбачева, руку качал, думал, не заподозрили бы в чем неладном. Одно засек: горбачевскую тень словно гвоздями к стене пришило. «Где, как звать? Одну схватили или с кем?» Как звать ее, не знал. А при имени Морозова тень шелохнулась и осела – то ли облегченно, то ли придавленно. На этом разговор и осекся.
И вот – Дуся. Саастомойнен – в привычной позе: коленки в стороны, на коленках – локти, подбородок на кулаках. Туоминен слушает с раскрытым ртом. У Туоминена розовые щеки и усталые старческие глаза. Ориспяя – без парадности, голос усталый, раздумчивый:
– «Летчик выбросил неправильно. Два дня ищу своих. Продукты кончаются завтра. Дуси нет. Нахожусь на месте выброски. Прошу помощи. Николай».
В тот же день, 30 июля, – ответ Центра: «Принимаем меры для оказания помощи. Работайте по расписанию. Находитесь на месте. Подготовьтесь к приему продуктов».
31 июля: «Понял. Нужны батареи, кепка. Сообщите Дусе, пусть работает. Где ребята?»
2 августа: «Продукты получил, двигаюсь на север».
4 августа: «В назначенном месте никого нет. Что делать?»
Немедленный ответ: «Соединяйтесь с Дусей на западном берегу реки Таржеполка, в квадрате 12—62, на просеке, у устья ручья. Ждите ее прихода 5—6 августа».
6 августа: «Нахожусь в квадрате 12—62, устье ручья реки Таржеполка. Дуси нет…»
– Дуси нет, – повторил Ориспяя. – Мы знаем, что Дуся пришла лишь двенадцатого августа в четыре часа дня. Сегодня утром в Кашканах ее впервые назовут по имени, и, надо думать, девчонка вспомнит, с кем ее забросили, с каким заданием. Независимо от этого, господа, нам самим нужно принять меры. Мы обязаны ответить на вопрос покойника: «Где ребята?» Мы. И никто нам не простит ротозейства, сержант Туоминен… Думайте, думайте.
А думать Ориспяя никому не дал. Встал, одернул китель. Туоминену: «Поедете со мной, сержант». Саастомойнену и Тучину: «Займитесь этим, прошу без вопросов». Выложил на стол пачку бланков размером в тетрадный лист.
Машина ушла в сторону Погоста.
В Погосте родился Николай Морозов.
А Тучин развернул бланки.
Объявление
Заявляйте о партизанах и их сотрудниках! За своевременные уведомления назначены высокие премии. В деревнях крестьяне получат участок земли, в городах – до 1000 марок. Помните, что награды следуют тотчас же.
Подпись: «Верховное командование германской армии».
Немецкая фронтовая машина начальника финского штаба военной полиции, с немецких матриц бланки.
– Маленькая на двоих и Гитлеру стаканчик, – сказал по-русски Тучин.
Саастомойнен по-русски не понимал. Тыча пальцем в объявление, Тучин по-фински добавил:
– Эту штуку, господин комендант, надо подождать вешать. По-русски написано. А русский язык в национальных районах запрещен. Не вышло бы ошибки, господин комендант.
Господин капитан был с тяжелого похмелья. При капитане позу держал, а тут увял – глазки маленькие, на подушечках, посажены так реденько, что кулаку промеж них – не тесно будет, сочувствуя, просят дружбы и браги.
2
Утром 18 августа в Кашканах начинался шестой день допроса.
Распахнув ситцевую штору, вошел следователь, длинный, сутулый лейтенант. Санитар сбросил с Дуси одеяло, чулком стащил рубашку. А у нее не было сил подтянуть, сжать в коленях голые ноги.
Она была перевязана одним бинтом на все пять ран. Разматывая бинт, санитар то и дело подсовывал под спину руку, и худенькое ее тело беспомощно выгибалось. Вчера ей обещали засыпать раны солью. До морщин сжались веки, пальцы обеих рук мучительно сошлись у широко раскрытого рта.
– Пристрелите меня…
Потом она потеряла сознание. Когда пришла в себя, вдруг услышала свое имя. Кто-то настойчиво звал ее: «Дуся, Дуся». Рванулась навстречу этому голосу, открыла глаза. А, кроме лейтенанта, никого вокруг не было. Лейтенант сидел рядом, держал ее руку, гладил ее руку, говорил:
– Ну-ну-ну, успокойся, Дуся, успокойся, все позади, все кончилось, Дуся. Твои товарищи, Дуся, добровольно сдались нашим властям. От них мы и узнали наконец, как тебя зовут.
Глаза лейтенанта до невозможности увеличены очками. Руку гладит торопливо, как бритву правит.
– Если хочешь, в Финляндию отправим, тебя вылечат, жить будешь. Но для этого, Дуся, нужно соблюсти небольшие формальности. Время, Дуся, военное, и мы должны быть уверены в твоей лояльности. Вот незначительные вопросы – ты слышишь меня? С какой целью заброшена ваша группа? Место и характер ее действий? Где базируются другие группы парашютистов? Дислокация советских партизанских отрядов? Отвечай!
Дуся качает головой:
– Я не знаю… я должна была встретиться с парнем… его убили… и ждать…
Лейтенант снял очки, вытащил из кармана платок. Подышал на стекла очков, долго протирал их. Потом так же медленно, обеими руками усадил очки на место. А когда отнял руки, на губах, в глазах открылась терпеливая усмешка человека, который знает все.
– В июле 1941 года, – у лейтенанта голос доброго сказочника, – комсомолка Дуся вступает в Пряжинский истребительный батальон. Там она служит медицинской сестрой. Вместе с бойцами участвует в боях под деревнями Колатсельга и Палалахта. Несколько раз в составе групп ходит в разведку и приносит ценные сведения. А позднее, когда Пряжинский истребительный батальон был соединен с Тунгудским, Дуся, Дуся Тарасова, участвует в героических походах по тылам так называемого врага. Так?
В марте 1942 года истребительный батальон расформирован, и Дуся Тарасова становится заведующей медицинским пунктом поселка Лейгуба. Но пребывание в тылу тяготит комсомолку Дусю, она рвется на фронт, и в июле 1942 года ее вновь зачисляют в ряды бойцов, направляют на курсы радистов. Дуся становится бойцом невидимого фронта. Так?
И вот 29 июля Дуся в цепочке самолетов У-2 вместе с товарищами… Как их фамилии? – лейтенант вытащил из кармана бумажку. – Впрочем, это неважно… Вместе с товарищами летит на разведывательное задание. И вдруг – что такое? Над красивой рекой Свирью самолеты обстреляны, цепочка разорвана. Через полчаса Дуся приземлилась одна в незнакомом лесу.
А тут и сказке конец. Зло наказано, добродетель восторжествовала. Зло – это то, что карелка Дуся пошла против своих братьев по крови, финнов. Добродетель – это чистосердечное покаяние ее товарищей, и, не будь Дуся дурочкой, она последует их примеру.
Лейтенант встает, ладонью приглаживает Дусины волосы.
– Итак, вопросы прежние. Повторяю: нам все известно, речь идет только о твоей, Дуся, честности.
У Дуси широко открытые глаза, белые, чуть вздрагивающие губы:
– Я ничего не знаю…
– Знаешь!
– Ив истребительном батальоне тоже не была… Сказки.
Лейтенант бросается в прихожую. Приводит за руку невысокого человека в фуфайке. Человек снимает шапку, кланяется.
– Здрасьте, Евдокия Васильевна, гы-гы… Не признаешь?
Дуся всматривается в его лицо, качает головой.
– Как же, Евдокия Васильевна? В одном батальоне службу несли, гы-гы.
– Земляк! – Дуся вдруг улыбается. – Землячок… На одном солнце портянки сушили… Уйди, скотина, а не то встану, морду поцарапаю.
Ее ребята, ясно теперь, живы и делают свое дело.
3
Горбачев то и дело раздвигал пряди влажного сена – чистенькая, выстланная свежей отавой поляна перед зародом матово светилась росой. Низко, по пояс соседнему стогу, висел туман. Лишь в шестом часу утра, когда в белом, как яичная скорлупа небе, проклюнулось солнце, от стога отвалилась и до самого леса улеглась тень.
Ночь провели без сна. Павел ругал берлогу, где ног не вытянуть, прелое кислое сено и тех, отвались у них руки, кто стог метал: сырьем сложили, солью не пересыпали. И вообще трехкилометровое соседство с Тучиным его не устраивало.
Ночью, делая вид, что спит, Горбачев с удовольствием смотрел, как Павел душит пятерней нос, чтобы не чихнуть, как дрожит на мушке его автомата блик лунной августовской ночи…
Едва забрезжило, Павел потянул в дорогу. Идти и в самом деле была пора. Да не в такую росу: шагни, и постелется след.
– Знаешь, Павел, что делает лось, когда первый снег нападет? Не знаешь?
– Что делает – копытом жратву достает.
– Стоит, Паша, часами копыт не сдвинет, боится след дать. Вот как… А пойдет – так только ноздрей против ветра. Я о чем, Паша, думаю. Дело мы с тобой закрутили неплохо для начала, удачно, я бы сказал. Жизни наши теперь подорожали. Давай в этом свете прикинем, как быть. Что нам теперь важнее всего?.. Важнее всего выйти к Сильве и Асанову, они ждут и неизвестно о чем думают четвертые сутки. Раз… Надо как можно быстрее сообщить Центру обо всем, что произошло с нами. Два. И третье – это, думаю, важнее важного – не потерять связи с Тучиным… Я назначил ему встречу в понедельник на одиннадцать утра, а дорога на базу… не уверен, что она будет прогулкой. Короче, мы не можем вдвоем подставлять себя под одно дуло, под разные – еще туда-сюда.
– Согласен. – Павел деловито закопошился в сене.
– Постой, экий ты ловкой… Слушай.
Удальцов Павел Иванович.
Горбачев вытащил из-за пазухи карту, разложил ее на коленях, пригнувшись, пропустил в сенную конуру свет и ткнул пальцем в край болота Картос.
– Здесь Сильва и Асанов. Пойдешь к ним той же дорогой, как сюда шли. Будь лосем, волком, кем хочешь, но дойди – понял?
– Какой вопрос!
– Дойдя до места, возьми обратный азимут вот сюда, запомни, – квадрат 92—22, поляна севернее высоты 69, конец Лабручья. Это место, куда нам должны выбросить продукты. Здесь я жду вас к вечеру в понедельник. К вечеру, запомни, в понедельник… Если что, Павел, умри, но сохрани Сильву. И рацию. В них – все… И еще. Мало ли, вдруг со мной что, так пусть знают – у меня была встреча с Тучиным… Разберитесь. Помните: я, Горбачев, Тучину верил… Ну, вот так, вот и все…
Километров десять Павел отмахал легко, не сверяясь с компасом. Он шел строго на юг и знал, что в час дня прямо на его азимут выйдет солнце. К этому моменту он должен достигнуть Лабручья, значительно южнее высоты 69, куда нужно вернуться.
Речка косо легла на пути с явным запозданием, когда солнце уже заворачивало к правому уху. Стащил сапоги, опустил натертые ноги в холодные струи, подмял спиной осоку и долго лежал так – заправлялся речной бодростью…
По ту сторону Лабручья пошли топи, завалы, сырятина, комарье. Он знал, что всего этого добра, чем дальше на юг, к Ивинскому разливу Свири, тем больше, но решил идти прямиком, чтобы оставить слева дорогу, Уорд, Залесье и то ночлежное место у Ропручья, где они коротали ночь с Горбачевым.
Проклятые места. В мирное время встретить здесь человека – праздник. А война и тут, на болотах, меж деревьев, в буреломе, лежала буднично, жестоко, кричаще.
Наткнулся на фанерные обломки Р-5. Трупов не было – либо уползли, либо еще в воздухе выпрыгнули.
Листовки. Под ногами, на ветках, – советские, финские, немецкие – рвано-рыжие, свежие, на глянцевой бумаге и рыхлой оберточной. На ветер пущенная пропаганда. Брал, безотчетно совал в карман. Они были для него – человека в пути сущего.
К вечеру добрался до Мундуксы. Бросился ничком к воде и пил, пока не заломило в затылке. На лбу, на спине колко выступила испарина.
Еще через пару километров, выбравшись к сухому ельнику, осмотрелся и рухнул рядом с муравейником. Солнце уже окопалось. Укрылись в своем доте муравьи. Усмирил дыхание и потерялся в забытьи…
Утром понял, что заблудился. Дважды переходил речушки, похожие, как две капли воды, на Мундуксу. Обогнул болото, на котором одиноко паслись две чахлых сосенки, и неожиданно вышел на просеку, а никакой просеки в этом месте быть не должно. Взбежал на вершину холма и растерянно замер: просека скатывалась по обе стороны прямехонько и бесконечно.
Приспособившись на пне, вытряхнул на ладонь табак двух последних полупустых папирос, достал листовки и долго думал, какую из них пустить на закрутку. Рвать советскую – свинство, хоть и старая. Тем более написано: «Прочитав, передай товарищу».
Заинтересовался:
«Вести с Советской Родины.
27 июля 1942 г., суббота, г. Москва.
Дорогие братья и сестры из советских районов, временно оккупированных врагом! Немецкие поработители распространяют среди вас лживые сообщения о положении на фронте и в нашей стране. Не верьте фашистским псам! Читайте правду о боевых действиях Красной Армии и о жизни нашей Родины.
23 июля Советское информбюро опубликовало исключительный по своему значению документ – «Политические и военные итоги Отечественной войны».
Со всей убедительностью фактов эти итоги говорят о том, что Советский Союз – на пути к победе, что созданы все предпосылки для разгрома ненавистного врага…»
Тут же телеграммы У. Черчилля и генерала де Голля председателю Совета Народных Комиссаров СССР И. В. Сталину. Черчилль обращался к Сталину «с выражением восхищения победоносной обороной ваших вооруженных сил, отрядов партизан и гражданских рабочих в течение истекшего года…»
– Ты давай-ка второй фронт открывай, – вслух сказал Павел Черчиллю и обратился к телеграмме де Голля:
«От имени сражающейся Франции я прошу Вас принять – для Вас лично, для советской нации, для ее героических армий и их руководителей – выражение нашего восхищения и нашей веры в общую победу».
И взял еще листовку, крякнул от неожиданного заголовка:
«Воззвание к партизанам, подпольщикам и шпионам.
Мы, партизаны, подпольщики, находящиеся в плену в Финляндии, живем хорошо, каждый, кто найдет эту листовку, сядь, покури и подумай. Переходите к нам. Бросайте свою диверсионную работу. Вы спасете жизнь себе и своим семьям».
Он сидел, курил. Думал, как выйти к болоту Картос, когда вдруг сбоку, рядом грохнул окрик:
– Руки!.. Кто такой?
В тот же миг Павел распластался за пнем, выставив автомат навстречу трем неизвестным.
Глава 8
21/VIII—43 г., 11 ч. 00 мин.
Власову
Летали, три раза. Горбачева не нашли, мешают туманы. Сделаем еще попытку. Пусть Горбачев ждет круглые сутки. Летим, как будет погода. Срочно жду ответ.
«Могикан».
21/VIII – 13.00
«Егору»
Срочно сообщите координаты, куда бросать продукты. К вам летали три раза, но не нашли. Ждите самолет круглые сутки.
Власов.
22/VIII – 14.00
Власову
Летали четыре раза днем, так как ночную машину разбили. «Егора» не нашли. Были атакованы ястребками. Лететь больше не хотят. Могу настаивать еще, но опасаюсь, что собьют.
«Могикан».
22/VIII – 18.30
Юрий Владимирович!
«Егор» находится в координатах 92—22, вези туда. Так оставить нельзя. Ждут.
Власов.
23/VIII – 14.30
Власову
Груз сброшен, координаты 92—22, на поляне севернее высоты 69, в конце Лабручья. Всего по нашему заданию сделано 20 боевых вылетов. Прошу разрешения представить именем ЦК летчиков к награде. Выезжаю Беломорск.
«Могикан».
23/VIII – 15.30
Власову
Бросайте продукты восточная окраина болота Картос, координаты 90—30. Встретил группу Гайдина без радистов. Не имеют продуктов, обуви. Дайте указание.
«Егор».
23/VIII – 18.30
«Егору»
Продукты сброшены в координатах 92—22, на поляне севернее высоты 69, в конце Лабручья. Ищите и сразу сообщайте.
Организуйте прием продуктов для Гайдина в координатах 90 – 30, по сигналу два костра с севера на юг, с 23-го до 2 часов ночи. Установите связь Гайдина через вашу рацию.
Власов.
Из отчета Д. Горбачева:
До вечера ждал Удальцова, Сидел в кустах и внимательно следил за просекой. Было еще светло, когда вдали появились четверо. Навел автомат, но вскоре узнал в группе Удальцова, Семена Июдина из Каскесручья, Павла Бекренева – бывшего работника НКВД. Четвертый, назвавшийся Гайдиным, был мне незнаком. Выяснилось, что Удальцов встретил их на просеке у болота Картос.
Из письма С. Гайдина автору:
С первого дня выброски мы почти потеряли надежду выполнить задание и остаться в живых. Нас было пятеро – два вепса, два карела и один русский. Поднялись мы в воздух на самолетах У-2 из расположения 7-й армии Ленинградского фронта. Над рекой Свирь наши самолеты подверглись сильному зенитному обстрелу и вынуждены были рассредоточиться. То ли летчики двух самолетов, на которых летели радисты Морозов и Тарасова, сбились с курса, но на указанный координат приземлились со мной только два разведчика – Семен Июдин и Павел Бекренев. Оба радиста вместе с рациями пропали бесследно. Семь суток бродили по лесам и болотам в пределах 7—10 километров, но не обнаружили никаких следов. Как выяснилось впоследствии, оба радиста были ошибочно выброшены под село Ладва, при связи с Беломорском запеленгованы, а затем и схвачены. Радист Николай Морозов был тут же расстрелян.
Мы остались без связи. Кончились продукты (У-2 берет вместе с пассажиром лишь 10—12 килограммов груза, включая автомат и боеприпасы). Пошли на диверсию, подстерегли двух солдат, ехавших на повозке в сторону Педасельги, забрали две коробки галет, десять банок бульона.
Отметили на карте деревню Ржаное Озеро, пошли по азимуту. 30 километров. Ближе населенного пункта не было. Добрались на третьи сутки. Решились на разведку, чтобы выяснить режим оккупации, определиться. Но при первой же попытке установить связь с населением были встречены выстрелами. Ответили несколькими очередями и ушли в сторону Шокши.
С шести утра скрывались за пригорком, откуда хорошо просматривалась деревня. В 11 часов вечера послали на разведку Павла Бекренева: в Шокше жила его мать. Остались с автоматами наготове. Прошел час, и вдруг – ружейно-автоматная стрельба в деревне, затем взрыв гранаты. Еще через час бегом вернулся Павел, мокрый с ног до головы: попал на засаду, спасли его граната и темнота.
Проверили оружие (у всех ППШ), подготовили гранаты, но вскоре поняли, что искать нас в темноте не будут.
Отошли и остались ночевать в стогу, чтобы на рассвете уйти. Это было решение усталых.
Около пяти утра – собачий лай, крики. Выскочили из стога, бросились к ближайшим кустам. Через 15—20 минут метрах в двадцати от нас затрещала изгородь. Появились на лугу пять карателей с рыжей собакой на поводке. Вслед за этой группой подошли к стогу еще семь человек, и среди них женщины в форме, но у всех винтовки. Они покрутились вокруг стога, поговорили и почему-то силой утащили собаку в сторону от нас, на запад. Выждав, мы, естественно, бросились на восток.
На другой день, к вечеру подошли к Ропручью. И тут повторилось то же самое. Остановили на дороге женщину. Она оказалась трудпереселенкой из Ленинградской области, сказала, что живет в Ропручье с дочкой, муж с сорок первого года в Красной Армии, что в деревне гарнизон около 50 солдат. Попросили принести хлеба, картофеля и пачку сигарет. Охотно взяла 100 финских марок, пообещали еще 400.
Ушла, а мы из предосторожности прошли ближе и засели в стороне от дороги, в километре от деревни. Ждали недолго. Семен Июдин, который ушел вперед «за обзором», прибежал и сообщил, что идет эта женщина, а следом за ней солдаты с автоматами наизготовку.
Целые сутки гнались следом. Трудно было нам, истощенным. Оторвались в лесу, сделали дневку. Четыре картошины, остальное – грибы.
Двинулись к Каскесручью, где жила родственница Семена Июдина. И тут судьба, видимо, сжалилась над нами. На лесной просеке, на десятый день наших скитаний, обнаружили следы, пошли по ним и примерно через километр увидели сидящего на пне человека.
Подойдя поближе, я узнал в этом человеке Павла Удальцова, он учился в спецшколе, а теперь, как и мы, находился на задании, но заблудился и не может найти свою базу. Карта этого района была при мне. Сориентировались и к вечеру встретились с Горбачевым. А вскоре радистка Сильва Паасо передала по моей просьбе радиограмму в Центр. Вот здесь и свела судьба в одну разведсемью меня, Горбачева, Удальцова, Асанова, Паасо, Бекренева, Июдина.
25/VIII – 19.20
Власову
Разрешите объединиться с группой Гайдина под моим руководством. Продукты для них выбросьте в координатах 92—22 без сигналов. Свои получили.
«Егор».
Из отчета Д. Горбачева:
Взяв с собой Павла Бекренева, который был в лучшем состоянии, чем другие, я пошел на связь с Тучиным, приказав всем остальным идти на базу, захватить Асанова, Паасо и вернуться к Лабручью. Утром 21 августа мы встретились с Тучиным.
Я старался выяснить наиболее преданных людей. Тучин назвал Ивана Федоровича Гринина, мастера кожевенного завода в Залесье Алексея Николаева, Федора Реполачева, шофера оборонных работ в Вознесенье, и работающего там же Сергея Бутылкина. А также рабочего смолокурни в Шокше Василия Агафоновича Герчина. Было видно, что Тучин уже давно приглядел надежных людей.
Во время этой встречи я спросил Тучина, что за шум слышится со стороны реки Нилы.
– Строят узкоколейную железную дорогу от Вознесенья до станции Токари, – ответил Тучин. – Ветка проходит мимо села Ивана, работы заканчиваются.
Это был наш первый разведывательной трофей, но требовались детали, и Тучин обещал их.
В пять часов вечера мы с Бекреневым направились к Лабручью, куда пришли утром через 14 часов. У Лабручья никого не оказалось. Ждали весь день 23 августа и заночевали в лесу. Утром пришли Удальцов и Асанов. Сказали, что остальные подойдут на следующий день. И еще сообщили, что удалось установить связь с Центром. Выяснилось, что продукты сброшены. Мы легко нашли их в километре от нас. Посреди пожни лежали два грузовых парашюта.
Набили вещмешки, остальное зарыли в земле до удобного случая. Направились искать подходящее место для базы.
Из рассказа И. Ф. Гринина:
Получив от Тучина задание по разведке узкоколейной железной дороги, я отправился рыбачить на реку Нилу. Чтобы не вызвать подозрения, взял с собой 16-летнего Бориса Бутылкина, сына бывшего главного бухгалтера райпотребсоюза.
Поставили удочки и самоловки. Стали с берега наблюдать за узкоколейкой. Подсчитали, что по дороге в сутки проходит по 4 состава в ту и другую сторону. Везли в обе стороны солдат, вооружение… Поймав за сутки около пуда рыбы, мы направились к полотну железной дороги, туда, где валялся сброшенный с рельсов железнодорожный вагон. Рабочие – финны – окликнули нас, подбежали.
– Какого черта болтаетесь здесь?
– А рыбу ловили.
Показали улов, они взяли у нас килограммов пять и отпустили.
Мы увидели, что шпалы лежат прямо на земле, и только в болотистых местах сделан настил. Дорога прямая, видно километров на десять вперед…
26/VIII – 19.30
Власову
Связь с населением и Тучиным установлена. Он работает в нашу пользу и оказывает всяческую помощь. Обнаружена новая железнодорожная ветка, ведущая от станции Токари до Вознесенья через Никола. В поселке Никола имеется аэродром и 24 самолета. В ближайшее время отправим Тучина в Петрозаводск для связи с нашими рабочими и солдатами, служащими в финской армии. Просим вашего согласия и дополнительных задач.
«Егор».
Командующему 7-й отдельной армией генерал-лейтенанту тов. Крутикову.
Нашей разведкой установлено, что у противника построена железнодорожная ветка от ст. Токари через деревню Никола до Вознесенья.
У деревни Никола – аэродром, на котором 24 самолета.
Г. Куприянов.
г. Беломорск, 27 августа 1943 года.
