Текст книги "Рецепты Апиция. Миссия 3 (СИ)"
Автор книги: Олег Мамин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Правда, предвкушающая улыбка оставалась на лице психопата недолго: руки целителя как-то сами по себе изогнулись, он завёл их за спину так, что кости затрещали, и переломанные конечности завязались там узлом.
Дверь в опочивальню раскрылась, и в клубах синего тумана внутрь вошёл Апиций. Туман, словно обладающий разумом, устремился к двум сообщникам заговорщика. Целители некоторое время сопротивлялись его воздействию, но гость атаковал по нескольким фронтам. Они дополнительно подверглись ударам телекинеза, оттого сопротивление получилось недолгим.
Какая интересная сценка. Так вот кто украл мой кинжал из сокровищницы Флавиев! А ведь твой отец, брат Домициан, обещал хранить его для меня. Раз не можете уберечь, я заберу кинжал назад.
Авл подвывал от боли. Было видно, что с помощью дара он как-то блокирует боль, но полностью этого делать нельзя – нож выпадет из руки, а он вцепился в сокровище что было сил и не хотел отпускать, лишь где-то в глубине разума понимая, что это бесполезно.
Конечно же, всё ещё крепкая хватка сломанной руки не помешала Апицию забрать своё имущество у вора.
– Что за дрянь ты влил в императора? Отвечай!
Как и положено, Авл презрительно плюнул в обидчика. Правда, плевок завис в воздухе и вернулся назад на лицо целителя.
– Как неосторожно, – Апиций хмыкнул, но его уже не слышали. Авл провалился в сон. Глаза поклонника Сомнуса тоже закрылись, но лишь на мгновение.
Он сноровисто запустил руку в кошель, висящий на поясе Авла, достал оттуда что-то, и бросил Домициану, не решающемуся встать с постели. Тот уже мог двигать одной рукой, но не настолько, чтобы поймать быстро летящий глиняный флакон.
– Должно помочь, – пояснил «спаситель», но пережив не лучший опыт, император не решался пить то, что ему дал враг, им же назначенный.
– Мне всё равно, – Апиций развёл руками, чуть приподняв плечи и скривив рот. – Счастливо оставаться.
– Постой! – Домицан прикрикнул властно. – Одолжи мне твой... кинжал Асклепия на недолго.
– Хочешь срезать то, что в тебя подсадил этот тип? – Апиций указал на тело, которое двое других целителей, порабощённых Даром Апиция, тащили к двери. Понятно, что перед Домицианом он их не убьёт, чтобы не делиться Дарами с другим обладателем полной Сферы. – Не спеши. Я собираюсь покопаться в его записях. Возможно, эта штука одноразовая.
– Ты не зол на меня? – Домициан спросил осторожно, без властных ноток.
– Хочешь пойти со мной? Ну, зови преторианцев, я не против, – лицо Апиция осталось сонно-каменным. Он не испытал ни радости, ни раздражения. – Сначала злился, но потом понял, что это не твоя вина. Даже сейчас я не понимаю, с какой версией императора Домициана говорю. Кто из богов в настоящий момент оставил свой след в твоём сознании? Или тварь бездны?
Чтобы показать своё доверие, Домициан выпил предполагаемое противоядие. Впрочем, на Апиция это не произвело никакого впечатления, не сыграло ни в плюс, ни в минус. А вот Домициану помогло. Уже спустя четверть часа он смог двигаться и пользоваться Дарами.
Выдя в коридор, император понял, что имел ввиду Апиций под "не против, если позовёшь преторианцев". Они все под действием его Дара. Никто бы не пришёл без его команды. Но по какой-то неведомой причине, враг освободил всех, на кого указал Домициан. Идти по городу без сопровождения невместно.
В домусе Авла, из всех бумаг огромной библиотеки, Апиций забрал лишь три свитка, на вид очень старые, ветхие.
И ещё мельком глянул в записи целителя-ренегата.
– Давай, золотая курочка, снеси волшебное яичко, – Маркус совершенно невежливо постучал по центру лба Домициану. – Ничего с тобой не случится.
– Апиций, ты о чём? – Домициан растерялся. Из-за головной боли он с трудом мог мыслить трезво.
– Как тебя учили, вытолкни всё божественное присутствие из своей башки. Не волнуйся, это всего лишь семя. Всего одно. Больше такой проблемы не будет.
Рука Апиция превратилась в подобие рукавицы с сетью, сотканной из тумана, а когда Домициан «снёс яичко», тот довольно ловко его поймал в эту ловушку. Трудностей никаких не возникло, наоборот, казалось, что божественная опухоль сама стремилась выбраться наружу в этот мир, едва ей это позволили.
– Не смей! – голос, что отозвался звоном в головах, казалось, раздался из статуи Минервы. Их в доме Авла имелось не меньше десятка. Две больших, ростовых, и множество малых. Статуэток и вовсе бесчисленное количество. Да и стены украшены мозаиками, рассказывающими те или иные сюжеты, связанные с ней.
– Попробуй, запрети, – Апиций абсолютно бесстрашно, но как-то сонно рассмеялся прямо в лицо богине. То есть её изображению.
– Император! Приказываю убить Апиция и отобрать у него... – богиня совсем по-человечески запнулась, но быстро продолжила: – ...украденное!
Она и сама попыталась, но было видно, что туман, то самое синее волшебство из сонного царства, превратился в путы или кандалы, и не позволяет статуе двигаться. Да и вообще, от неё не исходит никакого божественного присутствия, как, например, это случилось в случае вселившейся в собственное изваяние Астарты.
Преторианцы замерли в боевых стойках. Они построились по две стороны от императора, но почему-то не прикрыли его, а оставили перед стеной из щитов.
– Не стоит, – противник одной из главных римских богинь зевнул, а потом снисходительно улыбнулся Домициану. – Ты же видишь, что я не тот Апиций, что едва не погиб, сопротивляясь слабенькой забытой богине?
– Что ты собираешься делать с Минервой?
– В смысле? Думаешь, что я скормлю её кому-то? Или сам сожру? Нет. Пока всё что я могу – отсечь её от этого мира, не дать проявить себя в вашем.
– Вашем? – Домициану не понравилась такая формулировка.
– Я не хотел жить в вашем мире, – слова звучали экспрессивно, но голос и внешность оставались сонными. – Вы всего лишь тени прошлого для меня. Вы как картинки на стене, или иллюстрации в книге. Не больше. У меня даже сердце не билось сильнее, когда я вырывал и комкал эти странички, оставалось лишь любопытство, насколько это изменит сюжет забавной истории о похождениях императора Домициана.
Я мечтал минимально с вами пересекаться, но вы с отцом сами меня растревожили, не оставили мне выбора. Теперь я вынужден перекроить ваш мир. Это не моё желание. В какой-то степени, это воля ваших богов, ха-ха. И вас, пляшущих под их дудки. Ха-ха!
Когда Апиций засмеялся, в его глазах появились признаки пробуждения ото сна. Его злобный, но теперь уже ясный взгляд осмотрел сначала одну статую Минервы, потом вторую.
– Сбежит. Ничего не выйдет, – он поднял руку на уровень лица и резко сжал кулак. Следуя за жестом, узкие полосы тумана, удерживающие статую подобно верёвкам, тоже сжались, и она лопнула на множество мелких камешков, которые забарабанили по щитам как снаряды из пращи.
Ни Апиция, ни Домициана куски мрамора не испугали. Оба даже не прищурились, продолжили смотреть друг на друга.
Ублюдок Габиев первым устал играть в гляделки. Он помахал рукой, и пространство сада внутри домуса заполнилось плотным туманом, в котором дышать оказалось совершенно невозможно. Хоть он и не был таким же густым, как вода, но и втянуть ноздрями воздух, пропитанный им, не удавалось.
Некоторые преторианцы уже начали падать на землю, как вдруг туман резко рассеялся, и они начали жадно глотать свежий ночной воздух.
Всего три или четыре человека стояли ровно. Домициан отметил для себя их лица, постарался заполнить бравых молодцов. Он даже знал двоих по имени: Тита Флавия Норбана и Тита Петрония Секунда.
– Где целители? – спросил он у одного из Титов, того, кто из его рода Флавиев.
– Исчезли. Все трое, – последовал мгновенный ответ.
– Соберите все оставшиеся бумаги! Перенесите в мой кабинет! – громко приказал император, избавившийся от головной боли. И одними губами добавил: – Я узнаю, из-за чего ты повздорил сам, и меня рассорил с богиней-покровительницей.
Впрочем, ему есть куда отступить, под чьё крыло спрятаться.
15
Домициан не мог приказать избавиться от культа Минервы. Даже императору не позволено делать такие кощунственные вещи. Да и по правде говоря, он не чувствовал от неё никакой угрозы. Все знают, что мстительнее богов нет существ, только вот в этот раз он чувствовал, что Минерве не до него.
Апиций рассердил её настолько, что её фламин собирает воинов в поход на «побережье мерзавца, осмелившегося поставить себя выше бессмертных богов».
Правительственные легионы в этом не будут участвовать: Меркурий принёс специальное послание от Марса и Юпитера с приказом не вмешиваться в противостояние, обещав за это защиту от гнева обиженной богини.
Для всех это звучало как что-то сюрреалистическое, как нечто, чего не может быть: поход богини против смертного. Да-да, она лично возглавит поход: её статую из главного храма понесут впереди войска, которого набралось почти три легиона.
Условно, конечно, потому как в основном это сброд, привлечённый возможностью разграбить богатейшую (и самую маленькую) римскую провинцию.
Тем не менее, ветераны там тоже имеются в немалом количестве, хотя никто из членов легиона Домициана, ходивших с ним в поход, не сомневался, что количество простых людей не имеет значения при борьбе против такого монстра как Маркус Габий. Даже количество одарённых не так уж важно. Единственное, что даёт этому подобию армии хоть какой-то шанс на победу – покровительство богини. Впрочем, она даже не воплощена в статуе, как это было с Астартой. Это просто временное вместилище её воли, но не сущности. Правда, будь на то её воля, она может это сделать при посредничестве армии (в буквальном смысле) почитателей. Если говорить языком будущего, такое количество верующих должно создать достаточно мощный канал связи, которого хватит, чтобы она проявила немаленькую часть своей мощи в тварном мире.
Домициан с трудом преодолел желание лично понаблюдать с моря за происходящим, но конечно же отправил наблюдателей.
Для него было очевидно, что противник богини вовсе не Маркус Габий Апиций, смертный, пусть достаточно необычный, а кто-то из его покровителей, скорее всего Морс. Боги нередко устраивают свары.
Тогда молодой император и подумать не мог, что из-за этой божественной прихоти он фактически потеряет часть Италии. (exp.: Домициан стал императором за пару месяцев до тридцатилетия)
Когда «армия» подобралась к Неаполю, по пути разграбив множество поселений и даже небольших городков, прикрываясь именем Минервы, то была вынуждена остановиться на границах Неаполитанского региона. Они не смогли проникнуть не только непосредственно на территории, пожалованные младшему Габию императором Титом, но и даже в ближайшие земли, вроде Неаполя или, скажем, Нолы – всё затянуло туманом, внутрь которого не могли войти благословлённые Минервой. Точнее, не могли выйти обратно.
При этом жители Кампании свободно в него входили и выходили. Но как только кто-то из «армии» входил в то облако, то тут же «исчезал». Так говорил фламин, ведущий людей от имени богини, но среди армии ходили страшные слухи. Никто не верил в простое исчезновение, ведь Апиций известен тем, что на него работают умершие!
Несколько смельчаков, неся статую Минервы на плечах по её распоряжению, проникли в облако тумана, чтобы под божественной защитой увидеть происходящее внутри пелены своими глазами.
...И ничего не нашли. В смысле, они долго блуждали по туману, но даже сила богини не смогла им помочь пройти глубже нескольких миль вглубь. Каждый раз они возвращались назад к лагерю. Даже строго следуя вдоль береговой линии всё равно неведомым образом оказывались у границы запретной области.
Перед силой великой богини-воительницы синий туман отступал, и люди могли видеть всё в радиусе нескольких миль. Но этого явно недостаточно!
– Почитание ваше недостаточно сильно! – верещал фламин. – Дары ваши не искренни! Ваша воля слаба! Вы боитесь гнева Морса? Или Сомнуса?
Старик смотрел в самую суть: что пугает людей больше всего? Благие боги управляют более-менее повседневными вещами, но когда речь касается богов ночи, в разум проникает первобытный ужас. Ни один цивилизованный римлянин не может остаться спокойным, если у него на пути встаёт, например, бог внезапной смерти.
Нет, смерти римляне не боятся. По крайней мере достойные граждане, кои всё-таки присутствуют среди сброда. Только никто не хочет смерти бесславной, а именно она и чудится грабителям. Того хуже, если этот бог отвернётся от тебя, ведь тогда познаешь, что смерть может быть не наказанием, а избавлением. Как для тех бедолаг, что трудятся на землях Апиция.
А ещё больше не хочется ссориться с богом сна: кто подарит отдохновение телу и разуму перед следующим тяжёлым днём? Что если во снах придут самые жуткие страхи? Что если тело останется разбитым, как когда лёг спасть?
Не самые приятные соперники. В то, что Апиций сам, без помощи покровителей, мог окутать целый регион туманом, никто не верил. Даже силы Минервы хватает лишь на несколько миль.
А потом и в самом деле начались кошмары и во сне, и на яву.
Все, кто хоть чуть-чуть соприкоснулся с туманом, вдохнул хотя бы малую его крупицу, начали страдать от ужасных ночных видений. Настолько жутких, что даже Фантазусу (exp.: римский аналог Морфея) такое не приписать, не говоря уже о ком-то из младших из сомний. Уж слишком они реалистичны, и остаются в памяти, будто не во сне всё происходило, а наяву.
Деформированные страшные существа, смерти от невиданных причин, чудовищные пытки, применённые с неведомой фантазией и изобретательностью. Города в огне, родственники, сожранные чудовищами из бездны – вот далеко не полный перечень того, что приходится испытывать каждую ночь, пока фламин Минервы советуется с покровительницей уже на протяжении нескольких дней и ночей.
Она может защитить от Сомнуса, но далеко не все могут разместиться вблизи статуи. По этой причине часть войска разбрелась по близлежащим храмам других богов, что тоже помогает, но это довольно отдалённая провинция, да ещё и пострадавшая от извержения. Даже десятая часть пришедших грабить Габиев не находит покой.
Да и покой без главной функции сна – отдыха – тоже не слишком радует. Ну да, ты больше не переживаешь ужасы бытия, а лежишь поленом. Глаза закрылись, глаза открылись. Только время изменилось, а тело и разум все такие же уставшие.
Хорошо ещё Морс не демонстрирует своего недовольства, хотя некоторые из страдающих, наверное, согласились бы на такое избавление от недовольства его брата Сомнуса.
Тайно, а где-то и без стеснения, образовались группы, поклоняющиеся Сомнусу и возносящие ему молитвы на протяжении всей ночи. В таком кругу молящихся можно рассчитывать на «правильный» сон, если достаточно искренне принести ему жертвы под слова раскаяния... и обещание покинуть армию.
Впрочем, Минерва не ревновала. Она, как богиня мудрости и воительница, даже одобрила эту хитрость. Её цель не божественные братья, с ними ей нечего делить, кроме их подопечного. Как только она поглотит его никчёмную жизнь, то её гнев будет утолён.
Блокада Кампании продолжалась около месяца. Люди хватали всех выходящих из волшебного тумана, рассчитывая поймать людей, близких к Апицию. Но все в один голос твердили, что ничего не знают о нём. С точки зрения местных, туманом покрыта только та область, что находится за насыпной стеной. Они вообще не видят той пелены, которая остановила даже тех, кто нёс изваяние Минервы.
Люди начали шептаться, их вера во всемогущество покровительницы начала давать трещину. Если можно отречься от неё и получить избавление от ночных мук, то, многие так и сделали. Страх перед предводительницей больше не играл важной роли. Людей держала только жажда наживы, уже частично удовлетворённая за время пути и стоянки.
На счастье этих слабоумных и слабоверных, через месяц прибыл сам богоравный император Домициан со своим знаменитым легионом, состоящим из одарённых и иудейских сектантов, которым не страшны даже чужие боги.
Эти истории все знают наизусть, их показывают уличные артисты в Риме.
Толпа мародёров радостно приветствовала императора, восседающего на красной кобылице великой стати, ступающей так, что даже трава под её копытами не пригибается. Она словно парит по воздуху. Да и этого нельзя исключить, ведь и её божественное происхождение тоже известно многим.
Но император лишь бросил гневное: «Маловерные!», – и первым делом отправился поклониться Минерве.
– Я рада, что ты раскаялся мой самый возлюбленный из смертных, почти равный нам, богам, – этот голос услышали все, от него даже дрогнул туман Апиция.
Император, преклонивший одно колено и опустивший голову перед Минервой, хлопнул себя кулаком в грудь:
– Приказывай, о великая!
На мраморном лице изваяния появилась довольная улыбка, но она замолчала на какое-то время. Никто не сомневался в том, что разговор ещё не закончен. Не было сомнений в присутствии богини. Она смотрела в сердца каждого, проверяла их решимость и готовность действовать.
Последний раз нечто подобное чувствовали только те, кто несколько лет назад присутствовал на сатурналиях, когда отступник Апиций (тогда ещё не заблудший, верный гражданин и почитатель праведных богов) принёс кровавую жертву на арене цирка.
– Дозволяю научить всех моих верных почитателей молитве, изгоняющей зло, – наконец раздался приказ, после которого божественное присутствие начало ослабевать и окончательно исчезло, когда Домициан опять ударил кулаком по лорике, сделанной из чешуи чудовища:
– Я исполню твоё повеление, о, мудрейшая!
Не сразу, ох, не сразу пришедшим вершить правосудие позволили узнать заветные слова. По армии грабителей разбрелись те, кого называют мессиане, и они начали с того, что поведали об истинном боге, умершем, чтобы избавить людей от первородного греха. Он смыл его своей кровью, сделав души всех людей первозданно чистыми.
Каждый был обязан каяться в грехах, а спустя несколько дней всем было предложено отречься от заблуждений, в том числе и от языческих богов. От римских богов!
Конечно же, на такое могли пойти далеко не все. Да что там говорить, далеко не все согласились, но были и те, кто считал, что обрести могущество противостоять одарённым было бы очень полезно. И такие тоже нашлись.
Армия разделилась, и назревал конфликт, который удалось погасить только с помощью легиона Домициана. Они лупили всех без разбора, едва вспыхивал очаг недовольства.
Только с тумаками до людей, достойных сынов Рима, начало доходить, насколько странен этот легион. И насколько велик их император, раз смог примирить такие противоположности. Среди его легионеров немало одарённых, но те вполне искренне проповедовали иудейское учение. И от этого их Сферы не тускнели, а Дары не ослабевали. Все же знают, что дары напрямую связаны с богами, то есть должны бы пропасть, если одарённые сами отрекаются от покровителей?
Эти «мудрецы» знали из уличных представлений, что большинство из одарённых личного легиона Домициана сами убили бога-покровителя, древнего, пытавшегося воплотиться, и только с его смертью получили Дары при посредничестве богомолообразных чудовищ. Только никто не связал эти события вместе, не подумали, что смерть бога-покровителя не обязательно означает лишение дара. Иногда это посев благодати.
Домициан весьма поднаторел в искусстве управления общественным мнением. Из разговоров с Апицием он понял, насколько большая сила сокрыта в этой «политтехнологии». Римляне и сами мастера управлять мнением толпы, распускать слухи, делать подарки, подкупать избирателей и чиновников. Только в этом времени ещё никто не свёл все эти подлости в единое искусство политической науки. А вот Апиций, говоря с Домицианом, даже сам того не подозревая, натолкнул того на много мыслей о том, каким должен быть настоящий император, как управлять не только явно, но и тайно.
Можно принудить народ Рима терпеть унижения, а можно сделать так, чтобы они пришли к нему и сами потребовали, чтобы их честь и достоинство унизили. И ещё будут благодарить! Главное, посеять и подкормить навозом эти нужные мысли. Кстати, о навозе как удобрении тоже рассказал Апиций, изрядно удивив будущего императора, что об этом все знают уже почти тысячу лет в том числе и в империи. Только вернувшись в Рим, он узнал, что это не совсем так: знать-то знают, но пользуются далеко не все. Просто потому, что скотоводческие и растениеводческие хозяйства не так уж часто объединены. Домициан лично повелел нескольким латифундиям обмениваться «сокровищем». Естественно, за счёт тех, кто выращивал растения. Пришлось заставлять их силой – иногда всё-таки, путь насилия самый быстрый, если речь идёт о небольшом количестве недовольных.
А вот о минеральных удобрениях Апиций рассказывать не стал, правда, намекнул, что земли около Везувия не просто так особенно плодородны.
Апиций. Домициан каждый раз скрипит зубами, вспоминая о нём. А вспоминает он его нередко. За время похода они о многом говорили, и император теперь жалеет, что частенько срывался на него, обрушивая немилость. Ох, как много полезного можно было от него узнать даже не из его книг во сне, а просто из случайно оброненных фраз. Теперь приходится вспоминать нелепости и несуразицы в его речах и заново обдумывать, какие смыслы прячутся за этими "глупостями".
– Император! Мы сделали, что смогли, – доложил глава мессианской общины в легионе. Его титулуют как «апостолус». Когда-то и Домициана иногда называли так же за то, что он распространил культ в легионе. Но теперь этот титул звучит всё реже. Сначала он думал, что подействовали его слова, чтобы не использовали латинизированное греческое слово, ведь его можно заменить на «легатуса», Не очень удобно, смешение понятий происходит, но Домициану даже в этом деле, пованивающем иудейской сектой, хотелось патриотизма.
Оказалось, что дело не в слове, а в изменении отношения к нему. Сработали уловки Апиция. последователи мессии разделились на тех, кто считает Домициана лжемессией, и тех, кто колеблется. Но никто не признаёт в нём второго мессию, как он хотел.
Очередной раз скрипнув зубами, император распорядился:
– Начинаем через час.
И они начали.
Даже образ Минервы пришлось унести подальше от колдующих сектантов. Такой великой богине и то невыносимо находиться рядом с разъедающей божественную сущность магией. Она потребовала через фламина, чтобы её отнесли настолько далеко, чтобы даже чуткий слух не мог уловить ни звука поющих гимны осквернителей богов.
Туман под натиском богоборцев таял, будто снег под горячей струёй. Все каратели воспряли духом: если уж сама Минерва не может противостоять коллективной силе тысяч мессиан, то что говорить о каком-то Апиции и его покровителях, незначительных богах, у которых не так уж много почитателей!
Передовой отряд из легиона Домициана, усиленного «ополчением», имеющим опыт воинской службы, пробирался в глубь вражеской территории под прикрытием проверенных религиозных фанатиков и новообращённых.
Видя, какая сила им, простым людям дарована, вера неофитов в единственного истинного бога усиливалась, а по мере этого, росли и их силы. Синий туман расступался, таял, боясь соприкоснуться с голосами, цитирующими священные строки.
Свидетели этого больше всего удивлялись вовсе не силе смертных, а тому, что на Домициана эта магия не влияла ни в малейшей степени: его рыжая кобыла всё так же легко ступала посередине процессии, едва касаясь вершин травинок. Казалось, что вот-вот, и она взлетит, пойдёт прямо по воздуху. И такое тоже бывало: иногда в траве образовывались прогалины, ямы, но волшебное существо не оступалось, не припадало, а продолжало идти по невидимой воздушной дороге.
Но и сам Домициан, будто красуясь, без тени смущения применял свои божественные Дары. Кое-где он изменял ландшафт, чтобы сделать свой путь безупречно прямолинейным.
Люди Неаполя, попавшие под действие звуков процессии, будто просыпались ото сна. Как едва прогнавшие дрёму, они принялись тереть глаза потому, что вдруг неведомым образом разглядели туман, невидимый для них ранее.
Два дня продолжалось очищающее шествие, и вот вдалеке туман растаял и показал довольно высокую насыпь из пепла, туфа и прочих вулканических камней.
– Разбираем лагерь! – приказал Домициан.
Недоумение посторонних быстро развеяли члены легиона: без разведки и подготовки на такого противника как Маркус Габий Апиций не осмелится напасть даже великий император, богоравный Домициан. Бесполезные смерти никому не нужны.
Богоравный одарённый даже помогал разбивать лагерь, применяя свой Дар управления землёй – после буйства Везувия не так-то легко найти действительно ровную площадку.
Именно за этим занятием его застал неожиданной гость.
– Добрый друг Домициан! Как я рад, что ты зашёл меня навестить, – голос Апиция, а его многие узнали, прозвучал точно так же, как когда-то речь самой Минервы: не звуком, а прямо в головах. Определить, где он сам, никто не мог.
И даже сквозь звуки гимна проникло ощущение присутствия чего-то божественного.
Туман рывком сузил кольцо вокруг лагеря: сердца неофитов дрогнули, их вера ослабла, а вместе с ней и возможности менять реальность, транслируя волю их бога.
– Почему гостеприимный хозяин не встречает своего императора? – легионеров охватило чувство гордости за смелость своего предводителя. Домициан держался как подобает императору великого Рима: гордо и высокомерно.
– Разве? – в этот раз голос раздался не в головах. Его источник вполне видим.
Апиций стоял посреди ещё не до конца воздвигнутого лагеря и ухмылялся самой гнусной плотоядной улыбкой, какую только можно себе вообразить.
– Что ж вы встали у порога? Приглашаю зайти... Если не побоитесь, – нагло заявил он.
Люди ощетинились дротиками, выстроили стену из щитов, но император вскинул руку, останавливая от необдуманных действий: Дар не утратил только сам Домициан, а Апиций силён. Это чувствуют даже неодарённые. Да и логика подсказывает, что плевать он хотел на гимны: вокруг него так и клубится синий волшебный туман, формируя подобие не то одеяния, не то доспехов.
***
Возвращаем слово Маркусу
Извините, но я не могу долго рассказывать, что происходит. Просто дело в том, что мне с трудом даётся человеческая речь. Нет-нет, я не разучился говорить. Проблема не в этом: мне пока ещё трудновато концентрироваться на одной ветке событий. Разум распараллелился после одного события... Потом! Всему своё время. И так трудно. Так что постараюсь рассказать всё коротко, а вот "последовательно" не обещаю.
Цепочку событий запустила неожиданно клюнувшая мне в висок мысль: а какого чёрта я цепляюсь за этот мир? Зачем пытаюсь его изменить? Это чужое мне место, а теперь ещё и враждебное. В противостоянии с богами я долго не протяну, а они те ещё мастера придумывать вечные муки для особо дерзких. Полистайте какие-нибудь сборников античных мифов, и, желательно, не в детской версии, всем знакомой. Смотрите ту, что без купюр.
Вот я и решил: "Домой, пора домой!"
Да, мой старый мир тоже не подарок, но уж если менять, то его. Благо, мне там никто и возразить-то не сможет. Жаль только, что кроме Домициана никто не способен протолкнуть мою душу назад, сквозь время и пространство. Пришлось создавать видимость готовности восстановить "взаимовыгодное" сотрудничество.
Как вы понимаете, всё, что я устроил мне одному не по силам. Но я относительно легко смог убедить моих покровителей за меня «впрячься». Как я это сделал? Да просто: они же боги низших потребностей, близким к рефлексам. Оттого их всегда обходят всякие богини мудрости как Минерва или Марс-воин, то есть кое-что понимающие в тактике и обмане.
Убедил их помогать мне переселиться в мой прошлый мир легко: рассказал, что там, откуда я пришёл, население Земли 8 миллиардов, а это значит в разы больше силы для богов, особенно без какой-либо конкуренции. Боги же – это всё равно что гигаваттные электростанции, а но это бесполезная мощь, ибо где-то далеко. Чтобы они эту силищу проявили в нашем мире, мы протягиваем к ним провода, кабели и тонюсенькие жилки – кто на что способен в меру веры, жертв и десятка иных факторов. Строим для них связь нашей реальностью.
Осталось только намекнуть на размер населения в том времени, к которому я привык. Только в Кампании будущего, территории которую они помогли мне покрыть туманом, живёт шесть миллионов человек, а в Италии около шестидесяти. Во всей нынешней Римской империи около сорока. И это вместе с провинциями в Африке, Азии и Европе. Да что сравнивать-то! Во всем мире чуть больше двухсот миллионов, так ведь ещё с конкурентами надо делиться!
А в моём мире кроме Деда Мороза им конкуренцию никто и не составит. Кстати, этот старик всегда для меня был эталонным представителем религии: все дети в него верят, а если встретите взрослого, который говорит, что Дед Мороз (или Санта, или Йоулупукки) существует, то он либо хочет вас обмануть, либо он отстал в развитии. Аналогия с религиями – самая прямая и буквальная.
Помню, где-то в районе "святых 90-х" видел по ТВ, как один брутальный математик красиво и вдохновенно рассказывал про уровни погружённости в его дисциплину, и сокрушался, что застрял где-то чуть выше середины этой перевёрнутой пирамиды. Ну, и рассказал про своё отношение к религии. Сказал, что бог есть, что это он стоит за красотой математики, а сам он глубоко верующий. Шокировал меня, конечно. Так ему недолго и пифагорейцем стать! Те тоже красоту в числах и цифрах искали, да собратьев-математиков убивали за ересь.
Я-то сам, по его классификации, и вовсе едва-едва в здание вошёл. Когда-то, в прошлой жизни, инженерный минимум освоил, и на этом – всё.
Скажете, куда я в таком случае со своим свиным рылом, да в калашный-то ряд? Так я и не спорю о том, что некомпетентен кого-то оценивать как учёного. Я вовсе не о высоких уровнях науки хочу поведать, а о тех, что в той этажности со знаком "минус" должны быть. Так вот, скажу вам как начинающий бог, тут, в божественной области, даже первым этажом научного мировоззрения не пахнет! Богам чужда человеческая логика, особенно математическая. У них всегда двенадцать колен и семьдесят две гурии. Я вроде вам рассказывал, что пифагорейцы в вашем мире убили своего коллегу, доказавшего иррациональность корня из двух? В этом мире такой же случай был. Вот вам самый характерный пример взаимоотношения богов и математики.
Я уже, вроде, рассказывал о своей уверенности, что нельзя учёному совмещать свою деятельность с религией. Развитие той же математики в вашем мире неплохо коррелирует с ослаблением влияния догматов религии на светское общество. Для любого учёного признать существование божественного, это всё равно, что согласиться с непознаваемостью мира, то есть самостоятельно построить стену, за которую не сможешь перелезть, а только сможешь заглядывать за неё и говорить, что там у боженьки хорошо, но нам, простым смертным, туда хода нет.
