Текст книги "Три недели из жизни лепилы"

Автор книги: Олег Мальский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

– Зайти на помойку.

– Зачем?

– За тяжелым тупым предметом. Кстати, у тебя есть резиновые перчатки? Можно хозяйственные. И непрозрачный пластиковый пакет.

– Совсем сбрендил. Перчатки на кухне. Пакеты только рваные.

– Ничего, сойдет.

– Тогда посмотри там же. За дверью.

В лифте я натянул черные резиновые перчатки и вытащил из видавшего виды пакета «Кэмел» обрезок водопроводной трубы. Чаша зла на какое-то мгновение перевесила. Скоро баланс будет восстановлен.

Вот она, заветная дверь. Теперь за угол и на две ступеньки вверх.

В замочной скважине заскрежетали ключи. Скрипнули петли.

Раздались неровные шаркающие шаги – Батыриха страдает коксартрозом. Я покрепче сжал свое оружие и выглянул из своего укрытия.

В три притопа старуха повернулась на девяносто градусов, выудила из бесформенной сумочки ключи и стала рассматривать из через толстые очки. Уронила связку. Смешно отклячила задницу в сторону и, кряхтя, наклонилась. Сумочка соскользнула с плеча и упала на бок. По кафелю рассыпались конвалюты и тубы. Моему взору предстала тонзура внушительных размеров, покрытая пигментными пятнами и чешуйками мертвой кожи в обрамлении редких седых волос.

Нет, ты не дождешься от меня coup de grace[70]70
  Смертельный удар, прекращающий страдания и нанесённый из милосердия


[Закрыть]. Живи еще тридцать лет. Поменяй развалившиеся тазобедренные суставы на железные, поставь керамические зубы на танталовых скобах. Жри таблетки, облысей и ослепни полностью. Выживай из ума, ходи под себя. Только успей почувствовать на собственной шкуре лояльность твоих учеников, которые забудут твой телефон и даже имя на следующий день после того, как деканат вышвырнет тебя на пенсию.

Я засунул в пакет ненужную теперь трубу, стянул перчатки и, отфутболив косметичку, прошел к лифту. Наши взгляды встретились. Слова были не нужны.

Я опередил отцовскую «двадцатьчетверку» на несколько секунд.

Как это все-таки приятно – иметь дело с пунктуальными людьми!

Папа потянулся через правое сидение и открыл дверцу.

– А где моя будущая невестка?

– Лишние слезы…

Эпилог вместо эпитафии
31 декабря 1998 года

 
… вот из-за стены
Встают его мечети, багровея,
Как будто на огне раскалены.
 

Данте, «Божественная комедия», Ад VIП-70, город Дит

Я сделал последнюю затяжку и оттолкнулся от нагретого за день водяного бака. За моей спиной, пробираясь между заполонившими небо яркими и крупными йеменскими звездами, взошла луна. Через шесть часов она прибудет в последнюю точку своего декабрьского маршрута и скроется за Старым городом.

Зрелище впечатляющее: желтовато-голубоватое марево, черная неприступная скала, самую верхушку которой облепили прямоугольные дома-бастионы. Не хватает дивов и ковров-самолетов. Только усталый дизель, который вот уже двадцать лет чадит и тарахтит под горою, отнюдь не бесперебойно снабжая Махвит электричеством, напоминает о двадцатом веке.

С соседних гор на шестидесятикоечный республиканский госпиталь клочками наползал холодный ночной туман.

Снизу раздался недовольный лай. Я подошел к барьеру, ограничивающему периметр крыши одноэтажного докторского дома и, скрываясь в тени спутниковой антенны, глянул вниз.

Местная дворняга опрокинула мусорный бачок и, аккуратно разложив содержимое по газону, разгрызала очередной пакет из-под лабана[71]71
  Отдаленно напоминает наш кефир


[Закрыть].

Окурок, очертив огненную дугу, приземлился метрах в двух от цели. За ним последовала пустая сигаретная пачка, скомканная для улучшения аэродинамических характеристик. С тем же результатом. «Взял в вилку», обнадежил бы себя артиллерист, но я нагнулся за камнем, благо в них недостатка не было – когда я, замученный бледностью своих кожных покровов, приблизительно раз в месяц поднимался на крышу позагорать, йеменская шпана с господствующих высот наглядно демонстрировала мне суровую непреклонность исламской морали.

Выбрав, наконец, снаряд, не очень тяжелый, но и не слишком легковесный, то есть способный передать мудрость пророка далее по эволюционной лестнице, я обнаружил отсутствие аудитории. Дворняга, закаленная в борьбе за выживание, сложила два и два и поспешила ретироваться – без лишнего рыка и топота.

Я спустился по лестнице, стараясь не смотреть на закрепленную над головой железную трубу, изображающую турник. Скоро пять лет, как я оставил всякие и всяческие физические упражнения, но (заметьте!) продолжал ежедневно мыться, регулярно готовил пищу, периодически убирался в квартире и даже иногда подравнивал бороду.

Квартира слева пустовала. Хозяин – главный и единственный хирург Махвитской провинции (а я здесь, соответственно, главный и единственный анестезиолог) – третий день гуляет в столице с земляками. Там у него много земляков. Чуть не половину всех иностранных специалистов, работающих в этой маленькой стране, затерявшейся где-то между Африкой и Аравийским полуостровом, составляют дагестанцы. Которых (для справки) в местах компактного обитания не наберется и трех миллионов.

Я зашел к себе. На плитке в скороварке доходила до кондиции курица с картошкой, помидорами, луком и специями. Я с тоской подумал о свиных отбивных и открыл холодильник. В холодильнике красовались промытая с мылом и марганцовкой зелень, купленные вчера и уже успевшие окоченеть лепешки и четыре бутылки «Севен-ап» – все, что оставались в соседнем дукане[72]72
  Минимаркет-недомерок


[Закрыть]. Глаз радовали полтора литра самогона из таиландского сахара и французских дрожжей, бродивших в саудийской канистре до полного обвисания индийского презерватива, затем пропущенных через все ту же скороварку (китайскую) и змеевик неустановленного происхождения. Далее следовало осаждение сивушных масел советской марганцовкой и адсорбция оставшейся гадости немецким активированным углем.

Начало двенадцатого. Можно накрывать. Выпивка, закуска, разномастная посуда и четвертое поколение стовосьмидесятимиллилитровых индонезийских стаканчиков, предшественники которых нашли свой безвременный конец на жестких и холодных кафельных полах, перекочевали в спальню – самую обжитую комнату. Тараканы и малярийные комары, буквально наводняющие квартиру во влажный сезон, отступили после недавней газовой атаки «Актеликом». В наличии имеется шкаф с треснутым зеркалом на дверце, две тумбочки, старенький, но выносливый телевизор от госпиталя, пара стульев и огромный стол, на краю которого примостились 17-дюймовый монитор, принтер и системный блок. Моя гордость – Пентиум, 200 мГц, ОЗУ 32 Мбайта, 6 Гбайт на жестком диске, неплохой модем. Телефонная связь здесь надежная, поэтому недостатка в современной медицинской информации и обнаженных блондинках (что актуальнее) не испытываю.

Все оставшееся пространство комнаты занимает двуспальная кровать.

На своей половине спала трехлетняя кошка Лейла. Час назад она сожрала тарелку вчерашнего супа, но, почуяв съестное, вскочила и принялась охотиться за моими пятками. Это у них так просят. Йеменские кошки никогда не насыщаются и не полнеют. Куда деваются калории, не представляю. Наверное, глисты.

Да подавись ты! Я бросил Лейле ножку – как-никак, Новый год.

Ни я, ни кошка не обращали внимания на постоянно вещающий ТВ-6 – единственный канал, волны которого, почти не искажаясь, долетали сюда от ближайшего российского спутника. Лейла никогда не знала, а я уже не узнавал той страны.

Двадцать три сорок пять. Нарочито медленно я проверил занавески. Ни щелочки.

На моей половине кровати лежала пестрая смада[73]73
  Йеменский головной платок


[Закрыть] и шелковый ливанский балахон (до сих пор никак не запомню его арабское название) небесно-голубого цвета. Я стянул через голову футболку. Периферическое зрение зафиксировало в зеркале седобородого субъекта с двумя стремительно взбегающими по лбу залысинами и намечающимся пузом.

В последнюю минуту из морозилки выгружается лед, и, взятый спокойными и стерильными докторскими пальцами, в стакан звонко падает кубик.

Пахучим водопадом на него обрушивается джин «Аль-Махвит», но, несмотря ни на что, белый кусочек всплывает.

Счастливого плавания!