Текст книги "Три недели из жизни лепилы"
Автор книги: Олег Мальский
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
В «Киргизии» Аркаша вел себя, как завсегдатай. Обновляя заказ, щелкал пальцами, оставшись со мной наедине (со Снежаной кто-то танцевал) рассказал о потайной комнате для интима где-то рядом с кухней. По его словам, очень маленькая и неудобная комната.
Посидели классно. Все были довольны и хороши. С балашихинской электричкой решили не связываться.
Утром я очнулся на жестком кухонном уголке в однокомнатной квартире очередной Аркашиной пассии, которая отсутствовала. Аркаша готовил завтрак и рассказывал о себе. Оказывается, он успел дважды развестись, платил алименты (с официальных доходов) и недавно стал дедом. Но остался молод душой и не брезговал компанией молоденьких женщин, чередуя (или совмещая) долгосрочные отношения с мимолетными увлечениями.
Снежана спала в комнате на единственной имеющейся в наличии кровати (двуспальной).
Аркаша не предложил этому никаких объяснений (правильный ход), а я решил не бить ему морду. В конце концов, Снежана того не стоит. Но ее телефонный номер был вычеркнут из моего блокнота (и жизни).
С тех пор мы с Аркашей неоднократно выпивали вместе.
Когда еще через полчаса мне удалось локализовать Аркашу, я чувствовал себя настоящие детективом. Где-то даже разведчиком. О, бедный Шерлок Холмс! Многострадальный майор Пронин! Как хорошо я вас теперь понимаю!
Аркаша хладнокровно отфильтровал эмоции и безапелляционно заключил: «Арагви». На данный момент Аркаша испытывал некоторые финансовые затруднения, поэтому материальное обеспечение операции легло на хрупкие аспирантские плечи.
В «Арагви» мне не понравилось. Вагонообразный подвал с кавказскими сюжетами по стенам и соответствующей публикой.
Но девочки! Лена – в красном жакете и черной юбке по колено – продолжала набирать баллы по условной шкале Королева-Мальского. Ида попроще, но тоже ничего.
Аркаша заливался соловьем. Начал с истории про бабку, которая вызвала бригаду СМП, чтобы узнать мнение медиков о пригодности котлет из холодильника, купленных в кулинарии за месяц до этого. Потом – о шизике, который регулярно вешался, предварительно вызвав «скорую» и убедившись, что спасители со всем необходимым снаряжением загрузились в лифт. Отпирал дверь, залезал в петлю и отталкивал табурет… В один далеко не прекрасный для него день лифт застрял между этажами.
Девушки слушали внимательно. Рассматривая нас, как зоолог рассматривает редкую жабу.
Я углубился в дегустацию. Аркаша все понял и сменил тему.
Рассказал о том, как мужик мучился животом и, ожидая «скорую», вступил в интимную близость с сострадательной супругой – вдруг поможет. Про молодоженов, потерявших презерватив в самом интересном месте. Про инженера, который получил премию за какое-то рацпредложение, купил коньячка, шампусика и отметил с супругой событие. Потом потянуло на интим… В самый интересный момент супруга потеряла сознание. Инженер перетрухал, вызвал «скорую». Оказалось – первый за двадцать лет совместной жизни оргазм.
Вспомнились Боткинские гинекологи, выезжавшие в подшефный колхоз, рассказывали про доярку, которая в ответ на вопрос о применяемых ею методах контрацепции гордо ответила: «Я не кончаю».
Девушки переглянулись и закурили. Я представил, каково людям, не знакомым с нашей спецификой, слушать эту скабрезную ахинею.
А двух бутылок как не бывало. И ресторан закрывается.
Решили продолжить веселье в Коньково, где без отеческого присмотра (родители в загранкомандировке) проживает Ида.
Аркаша засунул в портфель початую бутылку «Белого аиста» и отчитал официанта за никудышное обслуживание. Распорядился оставить его без чаевых. Потом, пошатываясь, подошел к своей «ладе» и погладил пыльный капот.
Аркаша – мастер спорта по ралли. Однажды, когда они с друзьями квасили на даче, прибежал сосед: «Помогите, с женой плохо!» Оказалась нарушенная внематочная беременность с большой внутренней кровопотерей. Пока Аркаша и частично парализованный страхом муж тащили потерпевшую в машину, друзья откинули спинку правого сиденья и соорудили из одеял довольно удобное ложе с приподнятым ножным концом. Раллист хлопнул дверью и как был – датый – помчал в Москву на максимальной скорости.
Местонахождение и котировку большинства столичных лечебных учреждений, равно как и наикратчайшую дорогу к ним, Аркаша знает наизусть. По дороге увязались менты. Петляя переулками и дворами, Аркаша оторвался от погони и сдал больную вместе с ее бледно-зеленым мужем с рук на руки.
Когда вернулся из приемника, у «Лады» уже выставили дозор. «Ваша?» – «В первый раз вижу», а сам к метро. Потом на дом прислали какую-то бумажку. Но машину не тронули.
О своем подвиге Аркаша поведал девушкам в такси.
На кухне мы нашли полбуханки черного хлеба и полпалки копченой колбасы.
Лена и Ида сменили парадную форму на домашние (но также очень соблазнительные) халатики.
Через полчаса кто-то зевнул. Лена ушла стелиться в гостиную.
Памятуя о безобразной выходке Марьяны у Старгородского (ох уж эта женская солидарность!), я подождал минут пять и бесшумно выскользнул из кухни.
Лена не спала. Она потеснилась и ответила поцелуем на поцелуй. Чем все и ограничилось.
Туалет ее состоял из микроскопических трусиков, которые показались мне преградой посерьезней линии Мажино. Самые интимные ласки, самые нежные слова не привели меня к желаемому, вехополагающему и наивысшему с точки зрения самца, результату. Sine qua non[28]28
То, без чего нет
[Закрыть] любви.
– Олег, ну пожалуйста! Давай поспим хотя бы несколько часов.
И тебе, и мне завтра… нет, уже сегодня на работу.
– Но почему?
Она приподнялась на локте и провела рукой по моим волосам.
– Ты что, обиделся? Какой ты смешной! Мы знакомы всего несколько часов. В общей сложности. Куда спешить?
– Тогда надо было положить меня вместе с Аркашей.
– Я не привыкла вмешиваться в личную жизнь своих подруг. К тому же я не хочу спать с Идой.
– А с кем ты хочешь спать?
– С тобой. Но только спать. Когда захочу чего-нибудь еще, ты первый об этом узнаешь.
Утром пары собрались на кухне. Я несчастный, Аркаша злой – тоже пролетел, Ида с похмела. Лена слегка подкрасилась и выглядела свеженькой, как огурчик.
Остаток дня я ходил, как контуженный. Конечно, много принял накануне, спал часа четыре… Но раньше такие комбинации были мне по плечу. По плечу или по какому другому месту, дело не в этом. Все дело в Лене. Как много нужно женщине, чтобы привлечь к себе внимание, и как мало ей нужно, чтобы приковать его намертво.
* * *
«Золотая» молодежь скучковалась в сторонке и шумно делилась впечатлениями.
– Да все то же. Начал с физиологии, фармакологии.
Институтская программа, примитив. Как будто здесь школьники собрались…
Что верно, то верно. Не школьники. В массе своей детки пошли по стопам родителей. «Крутили» науку в элитных заведениях типа ВНЦХ, Института трансплантации и Онкоцентра. Большинство уже защитились.
– Но глубоко копает! Естественно, я перевел разговор, – на аудиторию посыпались «фракции выброса», «индексы работы правого желудочка»[29]29
Показатели функции сердца
[Закрыть] и тому подобные малоприменимые к советской действительности термины, – Кажется, произвело впечатление.
Костя тронул меня за рукав.
– Моя очередь.
Настала очередь простых тружеников клинка. Я хлопнул его по плечу.
– Ни пуха, ни хера!
* * *
Я бредил Леной. Несколько раз встречал с работы, выгуливал по Фрунзенской набережной, провожал до ее безобразного общежития, куда посторонних не пускают. Мы целомудренно чмокали друг друга в щечку и расходились. На предложения заехать ко мне на рюмку чая девушка отказывалась, ссылаясь на занятость.
В один весенний теплый вечер Лена позвонила мне домой.
– Чем занимаешься?
– Скучаю. Жду встречи. Скажи честно, когда у тебя найдется для меня время?
– Возможно сегодня.
– Правда? Здорово! Я встречу тебя на «Щелковской».
– Я не знаю, во сколько освобожусь. Сейчас на свадьбе у подруги. Ничего, сама доберусь. Объясни, как проехать.
– Где гуляете?
Она назвала неизвестное мне кафе на окраине Москвы.
– Как ты поедешь одна в такую позднеть? Перезвони перед выходом, мне собираться пять минут.
– Не переживай, тут целая компания в твою сторону. Проводят.
– Ну пожалуйста!
Долгая пауза.
– Ладно. Перезвоню.
Я пропылесосил ковер и мягкую мебель, протер свежевставленные стекла, вымыл пол, прогладил брюки и свежую рубашку. В холодильнике негусто, но для перфекционизма не осталось больше сил. Цитируя Пашу: «Что-нибудь да будет, как-нибудь да будет. Никогда так не было, чтоб никак не было». Наверное, Паша сам кого-нибудь цитирует, причем неточно.
Терпеть не могу ждать и догонять. Через дорогу от моей двенадцатиэтажки находится премилый винный магазин, где всегда в наличии вполне съедобный портвейн.
Тикали настенные часы. Черствел хлеб. Зеленела вареная колбаса. Бычки уже не умещались в пепельнице. Один за другим от сердца отрывались куски и падали на бумагу.
С двенадцатым ударом я отложил ручку и поставил четвертую пустую бутылку под стол. На пол скользнул исчерканный листок.
Лена позвонила на следующее утро.
– Алик, извини, но я не могла тебе позвонить.
– Я ждал.
– Знаю. Милый, хороший, я ничего не могу сейчас тебе объяснить.
– Понятно.
– Ничего тебе непонятно. Но я обещаю. Подожди немного…
Суббота. Таким утром было бы приятно понежится в объятьях Лены. Но, видимо, я не создан для блаженства. В сумку легли средства для поддержания беседы, томик Монтеня, чистый халат и операционная форма.
Прощальным взглядом я окинул вылизанную квартиру и уже в прихожей задержался у телефона.
– Паша, привет.
– Ты что, офуел в такую рань?
– Кто рано встает, тому Бог подает.
– У кого рано встает. А что, ты сегодня выступаешь в роли Господа?
– Есть немного.
– Тогда приезжай. Ну ладно, до встречи. Посплю еще.
Поравнявшись с остановкой, откуда автобус обычно уносит меня к Венере и где он высаживает ее в дни ответных визитов, я пережил минуту душевной слабости. Нет, на сегодня женских штучек мне достаточно!
* * *
Костю обрабатывали больше получаса.
Его не встречали фанфарами и овациями, да он в этом и не нуждался – сразу приступил к «предполетному инструктажу». Андрей засыпал Костю вопросами.
* * *
День выдался жарким. Я ввалился к Паше, поставил дипломат на кухне и отправился в душ.
– Жрать хочется, – донеслось сквозь шум воды.
– Открой «дипломат», там колбаса, сыр и банка варенья, – время от времени и мои предки радовали сына домашними заготовками, – Код три «шестерки».
– Антихрист фуев.
– Сам такой. Хлеб-то у тебя есть?
– Помоешься, сходишь.
– Не хами гостю.
– Ща у меня гость получит… «четвертной» на две бутылки коньяка.
Неужели осталось от аванса?
– Все свое ношу с собой.
Паша щелкнул замками и присвистнул.
– Так что топай сам.
– Откуда это?
– Бог послал.
На счет Бога я покривил душой: бутылка голландского ликера была украдена из отцовского бара, пузырь шотландского виски подарен шведскими фирмачами, с которыми я терся на выставке «Медицина-90». Сделал вид, что заинтересовался ненужным мне (и наверняка слишком дорогим с точки зрения Минздрава) флоуметром.
Паша сервировал стол в большой комнате (то есть в собственной спальне). И грамотно сервировал! Распахнул балконную дверь.
Жухла листва. Лениво чирикали подвяленные птички. Мы пили холодный «Кон-Тики» и беседовали о женщинах.
– …давай перечислим их мотивы. Одним нужны деньги или то, что обычно покупают за деньги. Другие рассчитывают на брак. Третьих интересует физическая сторона вопроса. Приятно. Четвертым не приятно, но признаться в этом стыдно – все вокруг е*утся.
– Согласен, – подхватил я, – Первые куклы, вторые молоденькие девочки – в общем, честных правил. Третьи середнячки по внешним или возрастным параметрам. Самая благодатная категория…
– Так обычно говорят о почве.
– В которую роняют семя. Поясню свою мысль. Возьмем два полюса: красоток типа «кто таких е*ет» и страшилищ. Первые считают, что сам факт обладания красивым телом делает мужчину счастливым. Лежат, как бревна. На страшных не встанет. Между этими полюсами середнячки.
Большинство. Не производят отталкивающего впечатления и осознают, что секс – не просто палку в дырку. Работают над техникой. Не избалованы мужским вниманием. Благодарны. Дешевы.
– Дешевле.
– Пардон. Все относительно.
– Это точно. Кто-то ограничивается «мерзавчиком» в подворотне, а кто-то ведет бабу сразу в кабак.
– Не бабу…
– Извините, пожалуйста. А когда денежки кончатся, что скажет твоя королева? «Пошел на фуй, нищий доктор!» Дело, конечно, твое, но я бы заканчивал так, как ты начинаешь. Лучше шикануть под занавес, чтоб потом вспоминала.
– Какой занавес? Еще не дали первый звонок.
– Ты что, даже не спал с ней?
– Спать-то спал. На одной кровати.
Паша недоумевающе покачал головой.
– Не узнаю былого Мальского. Что с тобой? Ведь у тебя были бабы. Поменьше, конечно, чем у Соломона, но все-таки… С ними ты вел себя адекватно. Она что, целочка?
– Да нет…
– Уже лучше. Среди целочек попадаются такие экземпляры… У нас на потоке одна трахалась с двумя приятелями. Попеременно и одновременно. Но только в рот и в попу. Потом пригласила обоих на свадьбу. Все были счастливы.
Особенно муж – после первой брачной ночи.
– Венера рассказывала…
– Это лаборантка из твоего родного города?
– Да. В десятом классе она решила отдаться доктору-гинекологу. Доктор был человек восточный, понимал суть проблемы.
Сначала обследовал. «Отверстие большое, – говорит, – Края эластичные. Потихоньку растянем». И растягивал дня три, пока ей не надоело. Сама подмахнула…
– Я начинаю тебе завидовать.
Я и сам снова захотел повидаться с Венерой. Жаль, что в ее коммуналке нет телефона.
– Еще у ее подруги приключилась аналогичная ситуация. С той лишь разницей, что подруга армянка, назревает свадьба, а дефлоратор и жених, как в том анекдоте, два разных человека. Надо что-то предпринимать. Любовник предлагает наложить шов, договорился на определенный день, а она не пришла.
Встречает ее через месяц. «Ты еще жива?» – «Да все нормально». Оказывается, незадолго до официального «пуска в эксплуатацию» семья жениха нанесла визит семье невесты. Родители оставили молодых за кофием и старыми альбомами, а сами отправились погулять. Обжимания, поцелуйчики… Раздел, ввел на полсантиметра.
Вырвалась, убежала. Нашел ее в ванной – плачет, «кровь» отмывает. Вода из крана Ниагарой. «Ты меня открыл! Что теперь делать?» – «Ну что ты, успокойся. Так и так скоро ломать».
– До какого маразма люди доходят! Перверты! У нас в хирургии Сережка работает – так однажды нарвался на мастурбантку. На каком-то слете туристической песни – увлекается этим делом – в палатке приласкал одну туристку. Хотел уже засадить, а она руку в п***у чуть не по локоть засунула, дрочит. Аж глаза закатила… Второй лишний!
– Еще когда санитарил в Балашихе, видел злостную онанистку – показали по знакомству. Подобрала «скорая» у самой больницы. Сидела на бордюре, стонала. Хирург, естественно, сразу давай щупать живот – вроде спокойный. «Мочилась?» – «Нет» – «Спустить мочу». Попробовали – не получается. Меняли руки, катетеры, глицерины, вазелины – без маза. Баба лежит спокойно, никакого протеста. Потом сама поссала. «Спасибо». И ушла бы – случайно подвернулся врач из роддома. В администрацию приезжал. Узнал ее – навещала их неделю назад. С той же проблемой. Тогда уже заинтересовались по-настоящему. Проверили сумочку и нашли пар двадцать трусов. В одном отделении чистые, в другом использованные – в фурацилине, смазке. Прочесывала, сучка, все подмосковные стационары. По очереди. О своих анатомических особенностях узнала, когда беременная была.
Тогда же первый раз кончила. А так ничего, симпатичная…
– Сколько хорошего материала пропадает! А лесбиянки…
– Эх, бля, – я отнес на кухню пустую бутылку и вытащил «литруху». Паша махнул рукой.
– Не надо. Завтра с утра на тренировку. Возьмешь чего-нибудь помельче. Деньги есть?
– А то!
– Заодно сигарет купишь. Все равно твоя очередь идти. В чемодане лежал блок «Ротманс Интернэшнл» – Лена просила для Иды. Лучше промолчать.
Когда я вернулся, на тарелке лежали два неизвестно откуда взявшихся яйца.
– Не шибко налегай. Нам на двоих.
– Последние?
– Тут все последнее. Кстати, мы не обсудили последнюю категорию баб.
– Напомни какую.
– Е**я из принципа.
– У меня таких не было.
– «У вас на стройке несчастные случаи были? Будут!» Так вот, про Наталью Васильевну. Ну та, с мамой-астматичкой и вечно прикрытыми сиськами.
– А-а-а.
– И знаешь, чем все закончилось? Звонит мне недавно: «Маме плохо». Съездил. Ничего нового. Закономерный финал очень печальной и не менее старой оперы. Строфантин, АТФ – все прописано. Через неделю померла. За эту неделю дочка меня затрахала. «Может, еще что-нибудь назначить?» Назначай – не назначай… Короче, несколько раз вызывала «скорую». Приезжали разные, но больше всего понравился один. Бородатый, внимательный, обходительный. Объяснил, что сердцу трудно биться в слое жира – ожирело оно. Потом съел тарелку супа и забрал две пачки сигарет. Работы много, в «табачку» заехать некогда.
– Дура.
– Не дура, а типичная представительница… На прошлом дежурстве привезли мужика с напряженным пневмотораксом. Пришел с работы – ужин не готов. Начал разбираться – помешал жене досмотреть очередную «Изауру». И еще встрял в самый неподходящий момент сто восемьдесят пятого сексуально-рабовладельческого кризиса. Представляешь, ножом пырнула!
– Физики-шизики и химики-органики.
– Твои еби-граммы неуместны. Простые советские люди.
Наверное, Паша прав. Мы живем в больном мире и сами больны.
– Помнишь Кунцево?
– Никто не забыт и ничто не забыто. И что же Кунцево?
Разрушено землетрясением?
Я рассказал Игореву легенду о СПИДе.
– Идиот! Карантины, дежурства, стихийные бедствия – все это проверяется элементарно, набери только номер. Не пять раз, так пятьдесят пять.
Если очень нужно. Обязательно попадешь на чужого, который не в курсе. В конце концов, можно приехать лично.
С Гошей так и случилось. Жена ему не шибко доверяла и однажды, устав от привычного телефонного блуждания по корпусам, приехала лично.
Из «приемника» позвонила по местному. «Где?» – «В гинекологии». А дежурство было всамделишным и в самом деле тяжелым. На этот раз Гошу, как «своего» анестезиолога, вызвали к молодой девке в «процедурку» на коллапс. Не смертельно, но требует определенных мероприятий. В первую очередь – приподнять ноги больной для улучшения венозного возврата к сердцу. Стула под рукой не оказалось, и Гоша использовал в качестве опоры свое левое бедро.
Когда вошла заранее разъяренная супруга, он расстегивал верхние пуговицы фланелевого халатика, облегчая девице вдох. Представляете сценку?
И это еще цветочки. Хуже всего несогласованная отсебятина.
Когда младший и средний медперсонал по собственной инициативе охраняет двойную жизнь эскулапа. «Он там-то, там-то, там-то». А он, ни о чем ни подозревая, едет домой. И отпирает дверь посреди очередной «консультации».
– Нам хорошо рассуждать. Ни жен, ни проблем с квартирой.
Другим приходится отрываться где попало.
Паша помрачнел.
– Каждый сам создает себе проблемы. Это не так уж здорово – приходить в пустую квартиру и ложиться в холодную постель.
– Спасибо, что открыл мне глаза.
– И что же было дальше?
– На следующий день жена звонит Игорю на работу: «Карантин отменяется. Приезжай, какой есть – инфицированный, неинфицированный. Рискнем».
– Трогательный пример жертвенного отношения к супружескому долгу.
Я поражаюсь Пашиному цинизму и способности связывать слова в красивые фразы, несмотря на состояние приличного алкогольного опьянения.
– И чем же все закончилось?
– Пока искали мужа, жена успела поделиться ихней семейной бедой со «старшей». Та разболтала сестрам. Сестры устроили комедию – обходят Игоря стороной.
– Кажется, история с твоим французиком повторяется.
– История вообще повторяется…
– Когда с тобой, как трагедия, когда с другими, как фарс.
– Ты какой-то агрессивный. Пойдем-ка лучше прогуляемся.
Ближайшее подходящее для прогулок место – детский парк рядом с кинотеатром «Гавана». Когда троллейбус поравнялся с винным магазином напротив «Сатирикона», мы синхронно заметили небольшую очередь.
Говорят, что очереди – родимые пятна социализма. Называйте, как хотите, но очередь перед винным магазином – точнейший индикатор спроса и предложения, а точнее, их соответствия. Отсутствие очереди так же плохо, как и длиннющий хвост. Паша катапультировался, я следом.
Через несколько минут с заднего хода за умеренное, почти символическое вознаграждение нам вынесли два «портвейна».
В детском парке детей не наблюдалось.
Мы нашли тихую аллейку и уже допивали первую бутылку (даже стакан взял – предвидел, зараза), когда на противоположный край скамейки подсела дама лет тридцати пяти. Поглядывает в нашу сторону с явно корыстными намерениями.
Но с «куклами» (первая категория по Пашиной классификации) близко не лежала.
Столкновения теории с практикой обычно заканчиваются плачевно. Для теории.
Паша предложил даме «портвейна». Дама сначала отказалась.
После второй у нее развязался язык.
Медсестра из «Бакулевки» («Встреча медиков! Случайная! Как трогательно! В этом видится перст судьбы!»), разведена, дочери семнадцать лет (что же ты ее с собой не прихватила?). Спиртные напитки под открытым небом с незнакомыми мужчинами распивает впервые (ха-ха!).
– Зачем же под открытым небом?
Последовало приглашение и душераздирающий рассказ о мясе в морозилке.
Дальнейшее помню смутно. Очнулся на диване в большой комнате. Паша спал на ковре.
– Паш, ты живой?
– А-а? – он сел.
– Че было?
– «Че было?» Приволок тебя в коме один-два[30]30
Всего насчитывают четыре степени угнетения центральной нервной системы
[Закрыть]. Потрахались на ковре.
– С ней?
– Ну не с тобой же!
– А че на ковре?
– А ты всегда поперек кровати ложишься?
Кстати, на ковре неплохо. Никогда раньше не пробовал.
– Где она?
– Ушла. И телефон не оставила. Не надо было нажираться, и тебе бы обломилось.
– Тьфу! Зовут-то как?
– Не спросил.
Я осторожно спустил ноги с дивана. Конечности словно ватные.
– Что сегодня на ужин (есть не хотелось)?
Паша махнул в сторону двух открытых ампул на тумбочке.
– Напильником отпилил, – пилочки для ампул маленькие, вечно теряются.
– Спасибо за заботу.
– Не за что. Могу предложить только диазепам. Рогипнол в больнице закончился, – он вытряхнул свою порцию в кружку.
Рогипнол посильнее – сон без сновидений до утра гарантирован. Но, как говорится, на безрыбье и сам…
– А если серьезно, – Паша прихлебнул из кружки и поморщился, – Когда во Вселенной закончатся все транки[31]31
Транквилизаторы (анестезиологический сленг).
[Закрыть], я, наверное, повешусь.
– Зачем же вешаться? Набери павулона с кетамином[32]32
Мышечный релаксант (вызывающий их расслабление) и препарат для внутривенного наркоза, соответственно
[Закрыть] в один шприц – приятно и быстро. А, главное, надежно.
Сознание вернулось ко мне сразу, целиком и полностью. Как будто королевич Елисей поцеловал невесту в сахарные уста и… Я резко сел в кровати. Ни один хрустальный гроб этого бы не выдержал.
Почему я здесь? Почему помутился мой разум? Почему память – моя гордость – не зазвонила, не забила во все колокола?
Я безумно хотел видеть Лену. Немедленно.
– Ида, здравствуй. Лена у тебя?
– Здравствуй. Секундочку, – пробасила Ида. Трудно понять, как это вечно недовольное мужеподобное создание затесалось среди подруг моей богини, причем лучших.
– Привет.
– Точнее, спокойной ночи. Ты знаешь, который час?
– Нет.
– Двадцать пять минут двенадцатого.
– Лена, я должен тебя увидеть.
– А я должна спать.
– Но ты же не спишь.
– Собиралась.
– Это очень важно.
После минутной паузы она тяжело вздохнула.
– Ладно, – а дальше холодно и деловито, – У тебя есть полчаса или около того. После двенадцати тебе просто не откроют дверь. До встречи, – и положила трубку.
Застегивая на ходу рубанку, я выудил из «дипломата» виски.
Возможно, таксист просто испугался, увидев бледного лунатика с гротескно вытянутой рукой, в трансе пересекавшего Шереметьевскую улицу. И затормозил.
Через дверь было слышно, как Идины часы, идентичные моим кухонным, пробили двенадцатый раз. Трясущейся рукой я нажал кнопку звонка.
Дверь открыла Лена.
– Алик! Как хорошо, что ты приехал! – и кинулась мне на шею, теплая и пьяненькая.
Однако, какие смены настроения!
Из кухни доносился звон бокалов. Ба, да у нас гости.
Гостем оказался импозантный перс по имени Фарид. Фарид третий год учится в Союзе неизвестно на кого. Неизвестно почему лишился иранского подданства, но на советское пока не решился. Лицо без гражданства.
Лицо без гражданства угощало «Грантом». А ведь у меня в пакете такая же треугольная бутылка! Вот от каких мелочей порою зависит честь нации.
Фарид шутил, рассказывал про Францию, где гостил два месяца у знакомого и, в целом, выступал душой компании. Ида слушала его, раскрыв рот.
Не хватало только тягучей слюны с нижней губы и до пола.
Лена подсела ко мне на колени и всячески ласкалась. Я отвечал те же.
Казалось, Фарид не обращал на наши игры никакого внимания.
Вообще он вел себя по-джентельменски – не залезал Иде под халатик, не тащил в ванную, не смотрел ежеминутно на часы. Вот вам и восточные мужчины. Воспитание-с.
Или непоколебимая уверенность в неизбежности развязки.
Мы с Леной досидели до часу, после чего извинились и предоставили событиям на кухне развиваться своим чередом.
Я понимал, что после всего выпитого за отчетные двадцать четыре часа лучше спокойно смежить вежды. Поэтому пристал к Лене скорее для очистки совести.
– Это абсолютно необходимо?
– Абсолютно.
А как еще я мог ответить?
Лена плавным движением (я скорее почувствовал, чем увидел его в слабом свете ночника) сняла свои символические трусики.
Я выдавил из себя вялую «палку» и расстроился. Не из-за первого блина – он и должен быть комом. Из-за очевидной индифферентности моей девушки. Комом, так комом, какая разница!
Утром Лена проснулась первой и, пока я потягивался в кровати, красилась и подкручивала волосы, напевая что-то из Асмолова. Потом отметилась дома.
После завтрака прояснились наши планы на день. Фарид оставил два билета на японский автосалон.
Лена любит красивые вещи. Красивые и дорогие. А в моей душе чужие вещи и чужие деньги не поднимают высоких волн – только рябь и зыбь. Даже от самых шикарных вещей и самых бешеных денег. Ну, дадут потрогать, может, даже подержать. Все равно рано или поздно придется положить назад. Или пойдешь дальше, как на этой выставке. Вот если бы твое, собственное… Но когда это будет? И будет ли вообще?
Мы бродили среди разноцветных «тачек» последних моделей. С керамическими цилиндрами, искусственным интеллектом на борту и немыслимыми системами безопасности. С полуголыми длинноногими девочками – на капоте, багажнике или у дверцы. Фотомодели и манекенщицы очередного призыва. Кого не фотографируют, а «снимают» – в любое и на любое время.
Лена завидует даже таким. Словами не выражает, но в глазах…
Лично у меня в глазах рябило.
Часа за два до моего возвращения к Паше с полной сумкой «чекушек» заехал знакомый по Лефортовскому моргу. Меня – кислого и готового поделиться своими разочарованиями с кем угодно – усадили за стол. Под столом, рядом с отопительной батареей выстроилась другая, и уже довольно внушительная, батарея пустых бутылок.
– Нет плохого или хорошего опыта. Есть негативный и позитивный, – воскликнул Паша, когда я вкратце рассказал ему содержание предыдущей серии, – Зря, конечно, поил этого араба…
– Перса.
– Один фуй – перса. И его блядь. Не говоря уже о такси. И вообще, ночные прогулки по Москве, – он затянулся «Беломором», – Опасны для вашего здоровья. А постельная самокритика… Отгадай загадку. «Ни в п***у, ни в Красную Армию».
– Ну?
– Импотент с плоскостопием.
– Спасибо, – плоскостопие средней степени у меня имеется.
– А вот еще загадка. «Ни кола, ни двора», – я обиженно молчал, – Импотент без квартиры. А если серьезно… Займись аутотренингом.
Сколько ты на нее уже потратил?
– Надо подумать.
– И думать нечего. Кабак на четверых, пузырь виски… Подарочки были?
– Были.
– Сотни две минимум.
– Где-то так.
– Вспомни об этом, когда в следующий раз будешь ее е*ать.
Успех гарантирован.
В туалете зашумела вода, и через минуту Стасик вернулся на свой табурет.
Симпатичный парень, не наглый и пить умеет. Представляя его, Паша в шутливой форме сообщил о кооперативной квартире в Строгино и «жигулях», купленных Стасиком на кровные нетрудовые. Без долгов и родительской помощи.
Интересно, Паша никогда не сожалеет о своей врачебной карьере? Девять лет учебы и куча специализаций, мягко выражаясь, ничего ему не дали – по меньшей мере, в материальном плане. А Стасик как санитарил, так и санитарит.
Нет, мой друг никогда ни о чем не сожалеет. «Что толку, все равно уже не исправишь». А как, наверное, хотелось бы! Год перед ординатурой Паша проработал завотделением ГБО на Соколиной горе. На одну барокамеру для санобработки полагается больше трех килограммов чистого спирта в месяц.
В отделении ГБО Боткинской три камеры. Не все функционируют, но вместе с реанимационной палатой литров двенадцать набирается. Умножаем, делим, еще раз умножаем – шестьдесят бутылок водки. Все это изобилие исчезает – резко и без остатка – где-то на уровне старшей сестры Анжелики Семеновны. «Следствие ведут знатоки», да и только. Паша когда-то пожаловался, что дежурить с одинокими сорокалетними сестрами – сплошное наказание. И трахнуть не трахнешь, и спирта не дают – все домой уносят. Мужиков приваживают. Безусловно, они квалифицированно колют вены и насасывают лекарства в шприц, а фигли толку?
Мы сами это делаем не хуже.
Анжелике Семеновне слегка за сорок. Но двенадцать литров!
Либо у ее мужика очень крепкая печень, либо мужиков несколько. Или много подружек с похожими проблемами.
Стасик тоже загадал загадку. Что с ними сегодня?
Назовите единицу советской конвертируемой валюты достоинством около ста долларов. Почему около? В разных городах курс разный. Не въехали? Слово из пяти букв, начинается на «п», кончается на «а» Опять не въехали? Значит, вы никогда не гуляли по улице Горького вечером.
Паша попытался объяснить, как трое мужчин с различными венерическими заболеваниями и двумя презервативами могут по очереди отыметь одну женщину, ничем не обменявшись и ее не наградив. Запутался. Откопал старый блокнот и обгрызенный карандаш. Изобразил графически. Сначала Б на А, потом Б, потом Б на А, вывернутый наизнанку.
Если вы и на этот раз не въехали, просим обращаться к академику Покровскому.
Стасик предложил осмотреть свою квартиру улучшенной планировки в Строгино. Паша с готовностью согласился.
– Но ведь ночные прогулки по Москве…
– Иди на фуй! Я Шварценеггер! Я качок! У меня есть нунчаки.
Они нас голыми руками не возьмут! – он зарылся в куче хлама под столом, – Казанова, Казанова. Зови меня так…
Таксисты продают водку в любое время дня и ночи. Преимущественно ночи. «…мне нравится слово. Ты – моя женщина…»