Текст книги "Три недели из жизни лепилы"

Автор книги: Олег Мальский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Говорят, метит в профессора.

Боря Мамчин, Таня Сомакова и Сережа Песцов уволились по собственному желанию. Боря в «ЛИК»[68]68
  Тогдашнее название Центрального института эндохирургии и литотрипсии (дробления камней)


[Закрыть] на «дробилку», Таня и Сережа – по разным Управам.

Зайчука вышвырнули по статье.

Санитар-полиглот из «приемника» по имени Веня повесился.

* * *

Я прибыл за полчаса до начала регистрации.

Рейс отложили на неопределенное время. Мой мозг отказывался понимать происходящее.

По радио сообщили о государственном перевороте. Незнакомые мне люди «контролировали ситуацию» и призывали сограждан соблюдать спокойствие.

Оставаться на своих местах.

Но мне срочно нужно в Москву!

* * *

Первый в моей жизни кафедральный выездной цикл начался с претензий. Нелли Алиевну не устраивали купейные места. Я был вынужден снова тащиться на вокзал, чтобы поменять ее билет на «СВ». Да, тяжела шапка хозассистента!

Соседом шефини оказался горячий семидесятилетний кавказец с видами на небольшую поездную интрижку.

Нелли Алиевна недолго слушала витиеватые речи земляка. В конце концов профессор, главный эксперт страны по конфликтным ситуациям в анестезиологии, член Президиума ВФОА, резво подхватила пакеты с выпивкой и закуской и присоединилась к нашей холостяцкой компании в соседнем вагоне.

В тот момент репатриант Силанский рассказывал о своих достижениях.

Виталий Владиславович пробыл в Штатах меньше года, но закупочную программу выполнил и перевыполнил. Умудрился даже получить заветный сертификат, за который тамошние студенты сорок восемь долгих месяцев грызут гранит науки. Не доедая и не досыпая с лицами противоположного (или одного с ними) пола.

Силанский с ходу закорешил с бывшими советскими. Те поводили его по операционным – к больным иностранных стажеров и близко не подпускают, – покатали по Калифорнии и под конец выдали «корочки».

С сексом в Америке Силанскому не повезло. Занимался аутотренингом. Ибо приглашать жену дорого, кадрить местных еще дороже, а пользоваться надувными бабами мы пока еще не научились.

Я слушал вполуха. Врач, получивший формальное право заниматься медицинской практикой в США и вернувшийся в «совок» по карьерным соображениям, для меня перестал существовать.

Остальные зловеще молчали. Компания распалась на того, кто гулял по мосту «Золотые Ворота», и тех, кому дали подержать в руках фотографию, запечатлевшую этот исторический момент.

Завидев шефиню, Львов полез в бутылку. В нескольких словах смысл его сбивчиво-гневной тирады сводится к следующему: «Всех надо посылать: и меня, и Сашу, и Эдгара Фомича. На конгрессы, на симпозиумы. Хоть какая-то компенсация за наше прозябание. Разве это жизнь? Разве это зарплата?»

Леониду Никаноровичу с его частным собачьим клубом грех на жизнь жаловаться. Никто его выступления не поддержал.

Александр Сергеевич Сопилов знает, что, если не будет выеживаться, успеет поездить по конгрессам и симпозиумам. Сороковник – считай мальчик.

Эдгару Фомичу под шестьдесят. Отдал институту четверть века.

Признан лучшим лектором кафедры. В эпоху демократизации, кооперации и приватизации остался у разбитого корыта. Ждать милостей от начальства просто некогда. Его сманила богатенькая медсанчасть в пяти минутах ходьбы от дома. Предложили заведовать «реанимацией» и несколько сотен сверх нынешнего оклада. У нас дорабатывает последние месяцы.

Со мной все ясно.

Нелли Алиевна загадочно улыбнулась и подняла свой бокал за дружбу.

Мы засиделась допоздна. Виталий Владиславович, как наследник престола, и Александр Сергеевич, как галантный мужчина, проводили шефиню до ее купе.

Любвеобильный сосед уже спал. Видимо понял, что девушка ангажирована на этот вечер и на все последующие. Больше не приставал.

Мы путешествовали назад во времени. За окном наступала зима.

Не суровая – все-таки конец апреля. Но со снегом и лыжникам. Чудно!

На конечной станции нас ждали белые «волги» и радушные хозяева в «алясках».

Я вздохнул с облегчением. Ответственность за организационные увязки и утряски перегружалась с хрупких плеч кафедрального куратора – а кураторами выездных циклов традиционно являются хозассистенты – на могучую спину моего мурманского эквивалента.

Разместили нас в загородном доме отдыха на берегу холодного моря. Ковры на лестницах, дубовые панели, мраморные статуи в коридорах. Сауна, бильярд, тренажерный зал. Номера «люкс» с телефоном, кабельным телевидением, финской сантехникой, крепкой мебелью, чистым бельем и большим холодильником.

Большие холодильники на выездных циклах, как правило, ни к чему. В самых непохожих друг на друга уголках страны коллеги принимают столичных преподавателей одинаково тепло. Стараются по максимуму заполнить их досуг и желудки. Готовы перевернуться через голову. Тоже традиция.

На вечер «профессоров» из Москвы пригласил главный анестезиолог области. Не в кабинет естественно – на собственную виллу.

На вилле боссы шелестели расписанием цикла, а подчиненные налегали на мясные и рыбные блюда, ледяную водку и клюквенную настойку.

Кафедра составила весьма ненадрывный план занятий. Наши хозяева приняли его без возражений. Конечной целью выездных циклов является раздача квитков о повышении квалификации, которые необходимы для получения или подтверждения категории. Категории необходимы для пятнадцати-тридцатирублевой прибавки к жалованию.

Я уточнил только один вопрос – рецепт «клюковки».

Утром нас провезли по лечебным учреждениям города.

Познакомили с заведующими отделений анестезиологии и реанимации.

В десять при большом стечении народа последовало торжественное открытие.

Обязательная программа мало изменилась за последние двадцать лет: конференции, дискуссии по клиническим казусам, показательнее обходы. Потом в центральной областной больнице запряженные по графику преподаватели читали лекции.

Остальных развлекали местными достопримечательностями, которые ограничены баром гостиницы «Арктика», дворцом творчества «Лапландия», капищем культуры и техники им. С.М. Кирова, плавательным бассейном и рынком.

Меня сразу отвозили в номер.

В номере я валялся на широкой кровати и страдал. Капало с конца.

Наградила-таки Глаша. Или Бог наказал за Моргулиса – к проблеме можно относиться по-разному.

Обходя в случайном порядке окрестные аптеки, нашел только фурагин. Эффекта не почувствовал и попросил своего эквивалента достать трихопол. Универсальное средство – убивает «трихомошек», лечит язву и алкоголизм. Сослался на боли в желудке – не повредит моей репутации. Конечно, глушить флору вслепую – не лучший вариант. Но куда сдать мазки?

На четвертый день лечения я практически выздоровел и присоединился к экскурсии в Мончегорск. Хотел прокатиться на горных лыжах – впервые за двадцать девять лет.

Номера в гостинице «Лапландия» не в пример нашим, да ладно – одну ночь переспать.

В ресторане нас ждала ширма, а за ширмой – отдельно накрытые столы и переделанная в официантку толстая повариха.

Мурманская анестезиологическая элита извлекла из чемоданчиков «боеприпасы». Вскоре разговор перешел на производственные темы.

Я незаметно выскользнул в общий зал.

Там кучками и группками циркулировали люди. Прибывали, сосредоточенно принимали пищу куда менее аппетитного вида, чем за ширмой, и рассасывались по этажам. В городе никаких развлечений, кроме склона, об этом нас предупредили.

Я задумчиво побрел к выходу и в проходе столкнулся с юной горнолыжницей в спортивном костюме. Горнолыжница выронила какую-то баночку.

Баночка упала на кафельный пол и разлетелась вдребезги.

– Простите пожалуйста! Я совсем … Я сейчас…

К нам подскочила брюнетка лет двадцати пяти.

– Никакого базара! Быстро садитесь! Сейчас убирать заставят, – прошипела она. Мы стремительно уселись на свободные стулья.

– Ну вот, лишили девушек калорической прибавки к ужину.

– Я куплю! Что это было?

– «Неженка». Уже все закрыто, кроме бара. Сами решайте, как возместить нанесенный ущерб.

– Рита, прекрати, – подруга незакомплексованной брюнетки густо покраснела.

К этому времени я ее хорошо рассмотрел. Лет восемнадцать.

Перистая блондинка. Серые глаза. Легкий загар с оливковым оттенком. Носик с еле заметной горбинкой. Алые губки бантиком. Родинка на левой щеке (я непроизвольно потрогал свою – на том же самом месте). Лебединая шея, маленькие кисти с тонкими запястьями. Но, как на картинах Боровиковского, лицо притягивает к себе львиную долю внимания. Лицо особой, некукольной красоты. Я не мог отвести от него взгляда. Как ни банально это звучит.

– А правда, пойдемте в бар!

– В трениках? Нет, бар вы исследуете самостоятельно, Кстати, как вас зовут?

– Олег.

– Очень приятно. Рита, – уже уразумел, – А это Оля.

Оля потупила глазки.

– Договорились. Когда доложить о результатах?

Рита сверилась с крохотными «Сейко».

– Через час. В двадцать один ноль-ноль.

– Слушаюсь, – я поднялся и щелкнул каблуками, – Вы остановились в «Лапландии»?

– 608-й. Шестой этаж, восьмая комната.

Я позаимствовал у порядком подгулявшей компании за ширмой бутылку водки. В баре купил шампанское и апельсины.

Сложив все в двухрублевый пакет «Мальборо» из коммерческого ларька неподалеку, с полчаса курил у лифта и оценивал перспективы.

Рита – беспроигрышная лотерея, но с некоторых пор я разлюбил «блицкриги». Оля… Оценивать ее по балловой шкале почему-то не хотелось. Почти школьница. Невинный цветочек. Наверняка единственное ненаглядное чадо интеллигентных родителей. Судя по говору, москвичка или подмосковная. Хотя два слова – скудный материал для лингвогеографического анализа.

Я постучался в поцарапанную лыжным причиндалами дверь в

20-45. 608-й оказался крохотной конурой с двумя кроватями и санузлом. Мой

304-ый на этом фоне выглядит летней резиденцией падишаха. Летней потому, что из щелей в окнах по номеру разливается освежающая прохлада.

Здесь атмосфера была куда теплее.

Молодой атлетически сложенный дилер из соседней гостиницы безбожно лапал Риту. Я до сих пор плохо разбираюсь в маклерах, дилерах и брокерах. «Мой персональный инструктор», – пояснила бессовестная брюнетка.

На столе между пружинными койками стояли полупустая бутылка «русской», килька в томате и три стакана.

Не ждали.

– Оль, потчуй гостя. И подрежь еще хлеба.

Оля выполнила Ритины инструкции и снова забилась в уголок.

Я присел на другой конец кровати и вылил остатки водки в чайный бокал – очевидно, последнюю приличествующую моменту емкость, – после чего извлек на свет Божий «столичную».

Голубки приободрились. Оля отказалась наотрез.

Вскоре дозы приблизились к адекватным, но беседа не клеилась.

– М-да… Мы в неравном положении. Непорядок. Как вы относитесь к шампанскому? Для знакомства.

Прекрасная школьница пожала плечами.

С видом фокусника я выудил из пакета «огнетушитель» и обдал Олю сладкой струей.

Рита и Жоржик разразились хохотом. Оля убежала умываться.

– Рита, дай, пожалуйста, мою красную сумку.

Судя по голосу, не сильно расстроилась.

Девушка переоделась в зеленые шорты и короткую розовую маечку. Форма, безо всякого сомнения, чересчур откровенная для местного бара. Трансформацию, которая в другой обстановке показалась бы мне полной глубокого смысла, Оля объяснила просто и естественно.

– Больше ничего чистого не осталось. Завтра уезжаем.

Моему взору предстало то, что раньше только угадывалось. И превзошло все отроческие, юношеские и последующие фантазии. Описанию не поддается.

И все же совершенство тела лишь подчеркивало необычайную, неземную красоту ее лица.

В тот момент я пытался найти какую-нибудь тряпку, чтобы вытереть стол. Застыл в изумлении. Потом, наконец, совладал со своей нижней челюстью.

– Извините. Сегодня одни ляпсусы.

– Еще один такой ляпсус, и я подумаю, что вы нарочно. Да вы садитесь. Я сама вытру.

Я подчинился. Наполнил Олин стакан. Через минуту она плюхнулась рядом.

– Что ж! После душа из шампанского грех не попробовать на язык.

Вместе с нарядом Оля сменила стиль.

Я составил ей компанию.

Оля рассказала о себе. Через месяц заканчивает 2-й Московский мединститут. Они с Ритой учатся в одной группе, одногодки – по двадцать три – и лучшие подруги.

Оля занимается горными лыжами с детства. Рита давно хотела попробовать и вот – попробовала.

Девушки досрочно сдали зачеты (не все) и выкроили недельку перед финальной сессией.

Я вспомнил о своей родной Ставропольщине и принялся копировать президента. Оля смеялась от души. Призналась, что тоже провинциалка – калужская.

В нашу оживленную болтовню вмещалась Рита.

– Синдром трех «К».

– ??

– В Калуге, Курске и Костроме куются самые качественные кадры. Всегда этим славились. А вы не знали?

Только сейчас я заметил, что мы с Олей уже перешли на «ты».

Ритина острота вернула нас на землю. Точнее, в 608-й номер мончегорской гостиницы «Лапландия».

С полчаса или около того мы напрочь игнорировали Риту и Жоржика. Жоржик, напротив, не сводил с Оли глаз. Кажется, он только сейчас понял, что ошибся с выбором цели.

– Ребята, а не перекинуться ли нам в картишки? – руки Жоржика начали профессионально тасовать колоду.

По первому кругу сыграли в подкидного, по второму в переводного, по третьему двое на двое. По четвертому Жоржик предложил «на интерес».

Девушки замялись – откуда у студенток деньги, тем более на исходе недельного «отрыва».

– Интерес это не только деньги, – Жоржик уже разметывал колоду по углам стола, – Слышали о стрип-покере?

Как же, слышали. Прелюдия к «ромашкам», «свэпу» и прочим буржуазным извращениям.

– Ну так вот. Можем соорудить новую игру. Прямо сейчас. «Стрип-дурак».

Оле идея не понравилась. Видимо, Жоржик тоже это почувствовал.

– Дамы и господа! – он поправил несуществующий галстук и откашлялся, – Вы неправильно меня поняли. Никакой порнографии. Никакой «групповухи». Вообще ничего предосудительного. Шутки ради. Подперчить вечер. Вы что, испугались? Девушки! Вы правда решили что вас собираются изнасиловать? В переполненной гостинице за фанерной дверью? Бизнесмен и доктор – серьезные уважаемые люди?

Собственно, доктор еще ни под чем не подписывался.

Пьяненькая Рита усмехнулась и с вызовом посмотрела на Олю.

Оля ответила ей протяжным взглядом. Гордо вскинула голову.

– И какие правила?

Жоржик оживился, – Кавалеры ставят за себя и за дам. В долг. Дамы отдадут, когда выиграют. У доктора «двадцарик» найдется?

– Найдется.

– Отлично. Значит, по «чирику» на кон. «Пятера» жентлемена устраивает?

– Устраивает.

– Эквивалент ставки – любая деталь гарнитура. Очки, часы, кольца тоже засчитываются.

Рита изменилась в лице.

– Да не переживай ты за свои котлы. Играем понарошку. Без аннексий и контрибуций. С двенадцатым ударом каждый и каждая снова вольны распоряжаться своим имуществом, как посчитают нужным. Ну как? Решайте скорее, до полуночи рукой подать.

Жоржик соорудил новую игру на изумление быстро и гладко. Без единой запинки. Интересно, в который уж раз?

– А если я выиграю, – робко подала голос Рита, – Выиграю…

– Ты имеешь в виду «капусту». Капуста останется у победителя. Но, повторяю: каждый расплачивается, чем хочет. Например, я, – он помахал толстой пачкой, – Сегодня наличностью располагаю.

У доктора наличность тоже имеется. Но не в таком количестве.

Зато сообразительности – хоть отбавляй.

– Пардон, пардон! В «покере» один победитель…

– … а в «дураке» один дурак? Не проблема! Кто первый выходит, забирает весь банк. Идет?

А почему бы и нет? Будет занятно изучить реакции участников.

Когда я увидел свои карты, понял, что живу. Пять козырей. «Вышел» первым и радостно сгреб на соответствующий угол пятнадцать рублей. Реакции окружающих не заметил – был всецело поглощен собственной. Что ни говори, выигрывать приятно.

Во второй партии финишировала Оля. И это неплохо. Вернула мне «десятку».

Рита осталась без «копья». Позеленела.

В третьей повезло и ей. Торжество длилось несколько секунд – Жоржик незамедлительно изъял свой «чирик».

Игра спорилась. Мне хотелось наказать этого самодовольного петуха. Оле, кажется, тоже. Рита, похоже, не прочь ободрать всех.

Очередной куш сорвал Жоржик. Удача двигалась по часовой стрелке.

Я особо не пострадал – теперь вся циркулирующая «капуста» поровну разделилась между кавалерами.

Дальше хуже. К Жоржику поперла карта. Что и не удивительно, сдавал-то он. Ведь мы играли без дурака – единственного и незаменимого исполнителя «черной» работы.

Оля сняла серебряную цепочку.

Мы идиоты! Не предусмотрели явного неравенства в гарнитуре.

На Рите-то напялено… А Оля даже часов не надела. Тапки… А, черт!

Тапки покоились под кроватью.

Я предложил девушке новый заем. Жоржик был непреклонен. «Больше никаких кредитов!»

За цепочкой последовали носки, шорты и майка. Оставались трусики.

Жоржик пожирал Олю глазами, отчего Рита зеленела еще больше.

Мои попытки укрыть божественное создание одеялом («Ведь замерзнет!») были отбиты. С каким-то остервенением. «Мы так не договаривались!»

По сравнению с Олей Рита просто закована в броню. Лифчик, треники и «Сейко».

Время давно перевалило за полночь, о чем я и напомнил честной компании.

Теперь запротестовала Рита – видимо, надеялась на реванш.

Для Оли игра закончилась. Полным поражением, но не капитуляцией.

Наяда встала, грациозно рассталась с трусиками, потянулась и, слегка пошатываясь, направилась в душ.

Зажурчала холодная «горячая» вода. Раздалось отчетливое «б-р-р».

Через пять минут Оля снова предстала нашим взорам.

Причесанная, свеженькая и …трезвая.

Я побултыхал под столом «огнетушитель». Пустой.

Жоржик рисковал захлебнуться слюной.

Не обращая внимания на нездоровый (или, наоборот, здоровый) интерес мужчин, Оля плавно и нарочито медленно, как на подиуме, прошествовала к кровати. Едва касаясь пола.

Остановилась, закинула руки за голову. Махровое полотенце скользнуло на пол.

– Извините, забыла. Полотенце против правил, – и нырнула под одеяло.

– Прекрати сейчас же! – запоздало взвизгнула Рита.

– Тебе свет не мешает? – шепнул я Оле на ушко.

– Продолжайте, продолжайте, – промурлыкала она, засыпая.

Продолжать не имело смысла. Он шулер.

Я попытался незаметно для окружающих сосчитал уцелевшую наличность. Из кармана со звоном выпали ключи от 304-о.

Зажав в руке купюры, я нырнул под стол. «Пятнарик». До конца сеанса не хватит. Если, конечно, Рита не надела штаны на голое тело.

Решение лежало у меня на ладони.

– Ребят, вам спать не хочется? Второй час. Жорж, ты абсолютный чемпион. Ныне и присно. Я готов сейчас же капитулировать в обмен на… – и протянул ему ключи, – У меня хороший номер на третьем этаже. Белье чистое. Зачем гулять по морозу?

Рита с готовностью согласилась, Жоржик уперся. Вот сука! По принципу: и сам не ам, и другим не дам.

– Не хотите, как хотите…

Рита схватила ключи и потащила своего персонального инструктора к двери.

Наконец мы остались одни.

Оля дышала ровно и глубоко.

Я не ожидал такой развязки и даже не знал, как мне поступить. Разбудить девушку приставаниями? Но правомерно ли рассматривать вынужденный стриптиз в присутствии двух мужчин как приглашение для одного из них?

Сказать по совести, мне ничего тогда и не хотелось.

Встретить воплощение своей мечты, нет, богиню, и трахнуть ее в первую же ночь?

Б-р-р!

Взять и просто завалиться на свободную кровать? Не посчитают ли меня после этого козлом, как в известном анекдоте про поезд? Ведь в голову к ним не залезешь!

Я присел рядом со спящей Олей и стал шарить под простыней.

Оля перевернулась на живот.

– Олег, ну пожалуйста! Так спать хочется.

И в самом деле, хочется. К тому же я еще не вполне здоров, а презервативов под рукой нету.

Я проснулся от мощной струи холодного воздуха, обтекающей меня по пути от широко распахнутого окна к двери.

Потянувшись к ближайшей створке, я уронил на себя горные лыжи с пристегнутыми ботинками – в общей сложности килограмм двадцать.

– С добрым утром, соня!

Оля уже экипировалась. В черном обтягивающем комбезе она походила на эбонитовую статуэтку.

– Чай, печенье… Чем богаты.

– Сейчас. Только спущусь в свой номер.

– Я только что оттуда, – и протянула мне пакетик с туалетными принадлежностями, – Надеюсь, не обидишься за проявленную инициативу.

Какие дальнейшие планы?

– Покататься.

– Тогда тебе повезло. Посмотри лыжи. Да, те самые, – я осторожно подтянул к себе зеленое чудовище, – Не «Атомик», конечно, – в прокате только польские. Палки в другом углу. Должны подойти. По себе подбирала.

Рост у нас и вправду одинаковый, – Как там поживают Рита с Жоржиком?

– Нормально. На склон сегодня решили не ходить. Жоржик одолжил тебе свою «фирму».

На аккуратно застеленной Олиной кровати был аккуратно разложен новенький комбинезон небесного цвета. «Эластик» Жоржика болтался на мне, как на швабре.

С четверть часа мы пилили пешком до склона. Там переобулись и оставили пакет с термосом в хибаре рядом с отключенным бугелем.

– Ничего, сейчас включат, А пока пройдись. Туда-сюда.

Лыжные ботинки это вам не «Саламандра». Хиляешь на полусогнутых, чувствуя себя гибридом робокопа и уркагана.

– У тебя здорово получается. Теперь потренируйся с креплением.

Вскоре я уже бороздил окрестные холмики, отрабатывая «елочку».

– Что ж, неплохо для первого раза. Завтра попробуем слалом.

У меня поезд после обеда.

– Я сегодня уезжаю.

– В Москву?

– В Мурманск.

– Надолго там задержишься?

– Неделю-полторы.

– Тогда, может, еще выберешься. Сюда или в Кировск.

– Не знаю.

– Ладно, – Оля озорно встряхнула головой. Отливающие золотом локоны рассыпались по плечам, – Спускаемся прямо сейчас. С самого верха. Под мою ответственность. Рискнешь?

Я скептически смерил расстояние до флажка на вершине.

– Не бойся. Делай, как я тебя учила. Чувствуешь, что «разносит», падай на бок. Склон-то детсадовский. Или подожди меня здесь. А то я совсем застоялась.

Я купил десять талончиков.

На четвертом подъеме меня снова похвалили.

– Прогресс потрясающий. Растешь на глазах. Мне везет с учениками.

Я соскочил с перекладины и подождал, пока Оля со мной поравняется. Прицепился сзади.

Оля огрела меня лыжными палками.

– Не зазнавайся! Со склоном шутки плохи. Можно шею сломать.

На четвертом спуске я отказался от «плуга» и прочих тормозных маневров. Маневры отнимают столько сил! Ноги болели и дрожали, как, наверное, они сейчас дрожат у Жоржика.

Я устремился вниз по прямой.

Не запаниковал от скорости, никого не задел. Умудрился на полном ходу поднырнуть под провисший трос от старого, давно заброшенного бугеля и даже не снес себе полчерепа. Только шапку смахнуло.

Оля ждала у хибары. Я лихо подрулил к ней и развернулся, обдав снежной пылью тетку с выводком горнолыжников лет пяти-восьми.

– Лихо. По-моему, ты увлекся. Едем последний раз.

Острие моей лыжной палки начертило большой неправильный овал рядом с ее «Эланом».

– Да, я увлекся…

Девушка уже петляла по склону, а я задержался на вершине.

Прощаясь с Мончегорском – когда еще сюда выберусь!

Белоснежная горка искрилась в ярких, уже весенних лучах солнца. Ветер трепал флажок. Однако, ветрило!

Я выбрал общее направление движения и заскользил по накатанному склону.

Разноцветные фигурки сливались в пеструю вереницу и размазывались в периферических полях зрения. Когда впереди мелькнул знакомый комбез, падать на бок было уже поздно.

Я налетел на Олю со скоростью курьерского поезда. В последний момент успел развести лыжи, и два молодых тела избежали столкновения с твердыми предметами. Просто покатились кубарем вниз – сработали крепления.

Через несколько секунд и пятнадцать метров я склонился над пострадавшей.

– Ты как?

Девушка застонала.

Я наклонился поближе, готовый к оценке повреждений.

Молниеносным движением Оля схватила меня за руку и легко перекинула через себя.

Не дав опомниться, победно уселась верхом.

– Ты еще спрашиваешь! Второй день на меня покушаешься.

– Я не хотел.

– А чего ты хотел? Я же предупреждала!

Я привлек ее к себе и поцеловал в мягкие, пахнущие мятой губы.

– Вот чего я хотел.

В Мурманске я выдержал еще четыре дня. Псевдоязва снова обострилась и мучила меня нещадно. К этому времени Нелли Алиевна отчитала все свои лекции и свалила, оставив Силанского за старшего. Старший назначил куратором цикла А.С. Сопилова. Лечиться на месте я отказался.

Где-то на уровне Петрозаводска мы разминулись со специалистом по всем болезням профессором Дуровым, который наверняка оставил бы меня до конца цикла – еще на неделю.

* * *

Обращение ГКЧП к согражданам зачитали снова. О моем рейсе даже не намекнули, Я потер виски. Пульсирующая головная боль не отпускала.

Оставалось только выкинуть голову на помойку или обратиться в медпункт.

Я зажал чемодан между коленями и бережно донес страждущий орган до мягкого конца сумки. Сумка все еще пахла ее духами.

Я закрыл глаза.

* * *

С Ленинградского я поехал в общежитие 2-о Меда. По пути заскочил в Боткинскую бросить вещи и еще глубже погрязнуть в долгах.

На «Юго-Западной» купил бутылку шампанского. Чего-то не хватало.

Подумай! Чем мужчины обычно подчеркивают свое отношение к женщине? Особое отношение. Чего ты почти никогда не делал, отправляясь на свидание?

Ну конечно же, цветы!

Круглогодичные гвоздики из солнечной Грузии банальны. А этот непонятный веник у вас вообще никто не возьмет. Сколько? Даже не думайте! И за бесплатно не возьмут.

А вот это уже теплее.

Я выбрал кроваво-красный букет из одиннадцати полураспустившихся роз. День должен запомниться. Одиннадцатое мая.

Заветная дверь на одиннадцатом (тоже одиннадцатом!) этаже педиатрического корпуса была заперта.

Суббота. Три часа дня. Занятия уже закончились. Значит, уехала в Калугу.

Розы бессильно склонили свои головки к земле. Бутылка чуть не выскользнула из рук. Я постучался еще и еще раз. Безрезультатно.

Бывает. Оставим записку. «Оля! Мне необходимо тебя увидеть. Не знаю, где ты, но, ради Бога, приезжай скорее! Буду ждать у этой двери – и завтра, и послезавтра.

Олег».

Я просовывал записку в щель, когда за моей спиной зашумел лифт.

– Ты?

Передо мной стояла Оля. Легкий сарафан едва прикрывал загорелые колени.

Я хотел встать и не мог. Записка застряла и не поддавалась моим попыткам выдернуть ее из щели. Чтобы разорвать или съесть.

Оля присела рядом со мной и неуловимым движением высвободила записку, ослабив мою бдительность мимолетным поцелуем. Зажала в руке свой трофей.

Я подхватил стоящий в углу букет.

– С праздником Победы! Твоей победы.

Оля улыбнулась глазами. Потом повернула ручку на девяносто градусов по часовой стрелке, потянула дверь на себя и чуть приподняла.

– Вот мы и дома.

– Ты не запираешь?

– Замок с секретом.

– Не боишься, что секрет узнают?

– Секрет знают те, кто этого заслуживает.

Комнату, рассчитанную на двух студенток, занимали шкаф, холодильник, письменный стог со стулом и просторное ложе. При ближайшем рассмотрении ложе оказалось двумя пружинными матрасами, сдвинутыми вместе.

Спинки и прочие скрипучие детали были сложены в углу.

Я шагнул на незанятый мебелью пятачок вытертого паркета.

– Твоя подруга тоже принципиально не пользуется ключами?

– Я живу одна.

– Наверное, любишь спать по диагонали?

– Мама тоже задавала вопросы. Нет, я люблю спать на расстоянии.

– От кого?

– От подруг, например. Иногда остаются на ночь.

Над столом висели книжные полки.

Вперемешку с профессиональными томами – Бредбери, Толкиен, Андерсен, Грин и Уайльд. Интересно, какие сказки она предпочитает – с хорошим или плохим концом?

Обернувшись, я увидел, как моя записка медленно, словно осенний лист, опустилась на пол.

– На эти выходные я почему-то решила остаться в Москве.

Все произошло до восторга естественно. Как восход солнца, первый снег и первый крик младенца. Мы забыли о приличиях, времени и соседях за стенкой.

Мы забыли о бутылке шампанского, брошенной за дверью.

Точнее, забыл я, а Оля весело рассмеялась, услышав об этом, и посоветовала не беспокоиться: шампанскому наверняка давно нашли применение.

На следующие тридцать восемь часов маленькая комната с большими окнами превратилась в сладкую тюрьму, дворец Тамары, шатер Шамаханской царицы.

Мы несколько раз спускались в кафе на первом этаже интеркорпуса. В полупустом кооперативном кафе на мою девушку пялились негры и арабы, а я чувствовал себя гордым обладателем самого бесценного сокровища в мире.

В понедельник я бесшумно перелез через Олю и сбрил двухдневную щетину. Мое существо переполняла необъяснимая бодрость.

Для кого-то любовь равнозначна половому акту, а половой акт – по энергетическим затратам – разгрузке энного количества железнодорожных вагонов. Несчастные! Им неведомо, как можно все брать и все отдавать. Все, что есть – без остатка. Без калькуляции дебита и кредита. Даже не брать и отдавать, а слиться, смешаться в коктейль, который не разделить на Ее и Его.

Я отметился на работе. Профессорша слиняла в начале двенадцатого.

В двенадцать я ворвался в Олину комнату с полной продуктовой сумкой на перевес. Лифт сломался, и мы решили, что одиннадцать этажей вниз и одиннадцать этажей вверх (да еще сто метров до интеркорпуса) – непозволительная роскошь.

Оля ждала меня в постели – убежала с лекции.

В пятницу я заехал домой. Забрал самое необходимое. Переезд в Балашиху всерьез не обсуждался, поскольку ежесуточно будет стоить нам трех с половиной часов, украденных у жизни.

Спустя неделю мы стали выходить в свет. У Оли потрясающий гардероб на любые случаи: длинные вечерние туалеты, тугие короткие платьица с немыслимыми молниями – спереди, сзади, до попы, от попы и на всю длину, джинсовые юбочки с разрезами…

Впрочем, для прогулок по окрестностям ей больше всего подходят штаны. Подышим свежим воздухом и так разохотимся, что на одиннадцатый этаж взлетаем, как две ракеты. Пока стаскиваю с нее брючки (Оля никогда сама не разоблачается), дохожу до точки кипения.

Самоистязание хорошо не всегда. Только под определенное настроение. Иногда угадаешь, иногда нет. Поэтому в качестве стандартной формы для вечернего моциона мы остановились на сарафанах для нее и трениках для меня.

Зачем вообще куда-то бегать?

Мы «освящали» не только придорожные кусты зеленой зоны Тропарева. Нас помнят камыши Клязьминского водохранилища, куда по расписанию ходил прогулочный катер с буфетом. Да и сами воды – в пятнадцати метрах от «лягушатника». И, естественно, катер, где мы исследовали все подсобные помещения.

В моменты острого взаимного влечения мы проявляли феноменальную изобретательность. Развратничали в дальнем углу театрального фойе – после третьего звонка, на заднем ряду в кино – после журнала, и даже на крышах жилых домов – в сухую погоду, а если шел дождь и дверь на крышу была заперта, довольствовались последним пролетом лестничной клетки. Мы предпочитали многоэтажки. После того, как однажды застряли в лифте. Тогда нам показалось, что ремонтники проявили чрезмерную прыть.

Олины госэкзамены проходили на «ура». Она, как и я, ощущала необычайный прилив сил и красноречия, хотя, надо признать, никогда и не ходила в троешницах.