Текст книги "Горячий контакт (СИ)"

Автор книги: Олег Леконцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Ты смотри. Другой бы уже в ногах валялся, прося избавить от трибунала, а этот спокойно стоит. Первый бандит текущего набора. Ты когда перестанешь проказничать и начнешь вести себя как примерный молодой пилот?

У меня ухнуло сердце. Неужели так все скверно?

– Откуда ты вообще взялся? – продолжил допрос Сидоров. Я понял, что вопрос риторический и четко ответил:

– Не могу знать!

– Сперматозоид, сегодня твоя задача заключалась не в достижении яйцеклетки, а в аккуратном проигрыше боя. Немного бестолковых маневров, посредственная стрельба. На этом задача была бы выполнена и ты спокойно мог мотать в казарму с тройкой в кармане. Тебя же предупреждали!

– Да, но в случае проигранного боя задание считается сорванным, а тарелка возвращается кибер-пилотом на аэродром, – возразил я. – Мне же было приказано задание выполнить. Истребитель должен только побеждать.

Сидоров грустно посмотрел на меня, спросил у Рымарова:

– Он дурак или притворяется? Я с ним поседею, облысею и умру от сифилиса.

У Рымарова по этому поводу было сложившееся обо мне мнение:

– Дурак. Товарищ подполковник, он уже не первый раз проваливается в своей наивности. И тест вы ему авансом поставили.

Сидоров отрыл рот, чтобы продолжить плодотворный обмен мнениями, когда у него заработала связь.

– Так точно, товарищ генерал! Разбираем полет курсанта Савельева. Того самого, товарищ генерал. Есть!

Он обернулся ко мне:

– Радуйся. Сами Свекольников и Оладьин сейчас прилетят оценивать полет одного бестолкового пилота, чтобы решить его судьбу.

Везет же мне. Отдадут под трибунал? Хотя нет, вопрос надо ставить по-другому – сколько дадут? А еще вопрос – за что?

Свекольников и Оладьин появились быстро. Легкая машинка на гравитационной подушке под названием "газик" шустро пролетела несколько сот метров аэродромного поля и остановилась около нас.

Генерал и его заместитель с любопытством посмотрели на меня. Я стал чувствовать себя манекеном на выставке.

Свекольников был хмуро-спокоен. Он открыл рот, чтобы внести свою долю в обсуждении курсанта Савельева и представить очередной вариант моего происхождения. Но неожиданно на аэродром спикировала сушка, в которой я узнал своего учебного врага. В нарушении всех правил она на большой скорости промчалась по открытой местности и остановилась в опасной близости от нас. Пилот, не дожидаясь, пока тарелка укрепится всеми опорами о землю, буквально выпрыгнул из машины.

Я с завистью посмотрел на него. Ого-го, генерал-майор! То-то выкобенивается. Если бы был курсант, получил бы по первое число от добрых инструкторов.

Впрочем, генерал собирался сам навешать моим командирам. Кажется, начинается спектакль, где главное лицо – НЕ Я. Очень интересно. А жизнь-то налаживается!

– Товарищ начальник курсов, – козырнул генерал хозяину, соблюдая субординацию. На большее его не хватало. Он заорал: – Какая б… сегодня вела учебный бой со мной в квадрате 24–14?

Генерал оценивающе посмотрел на стоящих передо мной офицеров. Свекольников в счет не шел, Оладьин не походил на нахального пилота, Рымаров показался ему мелковатым в виду своего лейтенантского чина. Меня он вообще не видел. Курсант для него являлся настолько мелкой фигурой, что для его рассмотрения генералу нужен был микроскоп. Наиболее перспективным для него показался Сидоров – видный мужчина, с вполне допустимым полетным опытом и еще приличным здоровьем.

– Ты, двухголовая корова колхозного производства, вел бой?

Сидоров, к моему удивлению, не стал взрываться и отвечать вежливым матом. Вообще, все вели себя на удивление спокойно, словно генералу по его чину разрешалось хамство.

– Допустим, – согласился Сидоров, почему-то не заложивший меня.

– Ах ты цирковая лошадь, где была твоя голова…

Сидоров после такого отношения убьет, но, конечно, не приблудившегося генерала, а меня. Следовало переводить огонь на себя.

– Товарищ генерал, – прервал оратора, – бой с вами вел я.

Генерал повернулся ко мне грозовой тучей с неограниченным количество громов и молний.

– Я сорву с тебя все твои звездочки, и ты начнешь снова…

Его блуждающий взгляд застыл при виде моих погон.

– Ты что за чмо? – недоуменно спросил он.

– Курсант Савельев, – вынужденно простил я ему грубость в свой адрес.

Генерал оказался в раздумье:

– Командира покрываешь? Не может курсант так везти бой. По определению. Подменили, выставили меня на посмешище, как клоуна.

Для него оказалось проще остановиться на Сидорове, чем разбираться с непонятным курсантом.

– Да, Виталий Сергеевич, вам пришлось драться с курсантом, которому вы проиграли. И бой был честным, без всяких подмен, – заговорил Свекольников. Голос его звучал как-то странно. Я скосил на него взгляд. Да генерал веселится! Может быть, моя судьба не столь печально. Настроение, глубоко зарывшееся в могилу, с любопытством высунулось на поверхность.

Генерал остыл.

– Курсант, надо же. Курсант, тебе кто велел технику ломать и нарушать полетные инструкции? Такие маневры категорически запрещены всеми, начиная с конструкторов и завершая главкомом. Мне говорили, что Савельев…, – он оборвал себя, скосил глаза на офицеров, намекая, кто является действительным виновником грубейших нарушений во время проведенного боя.

На присутствующих слова генерала оказали странное воздействие. Они захмыкали, заулыбались – Свекольников открыто, остальные пряча лицо.

– Кстати, – подхватил Свекольников, – надо бы действительно посмотреть, что поломал оглашенный курсант в результате неположенных маневров. Веди, пилот, – обратился он ко мне, – посмотрим на степень твоего сумасшествия.

Он подоткнул меня в спину и мне пришлось выступать впереди массы звездно-погончатой публики. Пулей взлетел в тарелку. Генерал по-хозяйски последовал вторым.

Я вытянулся около перегрузочных кресел. Поскольку сушка была учебная, то помимо кресла для пилота выделялось еще кресло для инструктора.

Свекольников сел в одно из них и, включив звуковой интерфейс, поинтересовался степенью разрушений машины.

Тактический компьютер, соединенный с кибер-пилотом, ответил мгновенно:

– Мелкий ходовой ремонт. Разрешается взлет с экипажем в один человек.

– Уточните характер повреждений! – потребовал Свекольников.

– Сломаны задние стойки правого перегрузочного кресла.

Воевавший со мной генерал, севший в сломанное кресло, наклонился, пощупал стойки, презрительно сказал:

– Перестраховщики, у нас и на куда худших летали без всяких проблем.

Оладьин и Сидоров, кое-как устроившиеся у входа, с ним согласились. Рымаров, для которого места не нашлось, стоял на лестнице и скептически посмотрел на творение моих рук. Потом проверит, – подумалось мне.

Свекольников меж тем, защелкал тумблерами, отдавая какую-то команду:

– Посмотрим, как выглядит, старший беркут под прицелом видеокамеры. Итак, мультик.

В голове у меня словно щелкнуло. Ведь видел же у генерала на груди хищную птицу – парящего беркута и не сообразил, что это генерал Ладыгин, командир XVI авиадивизии, прикрывающей Москву и теперь уже официально носящей название "Беркут". О беркутах и самом Ладыгине создано столько историй и легенд, что хватит на толстенный том. Не зря комдив, наверное, единственный в стране человек, имеющий два Георгия – четвертой и третьей степеней и кучу других отечественных и иностранных орденов. Да, целился в утку, попал в слона. Не захочет ли теперь разъяренный слон растоптать меня? И почему я такой везучий?

Я посмотрел на монитор. Когда генерал говорил про мультик, он имел в виду, что кибер-пилот с помощью тактического компьютера центра управления полетами оценит уровень попаданий, отмеченных видеокамерами, и дорисует ситуацию так, как было бы это, если бы стрельба шла реальным оружием.

На мониторе появилась сушка Ладыгина, та самая, на которой он прилетел сюда. Очередь двух 30-мм пушек пересекла корпус. Машина какое-то время еще летела, а потом взорвалась.

– Твою мать! – прокомментировал Ладыгин.

– Корабль сбит. Пилот проявил небрежность в бою, не заметив маневра атакующего противника. Рекомендуется направить на переучивание.

Свекольников откровенно захохотал, Ладыгин взвыл от нестерпимой злости. Он обвел взглядом кабину, ища на ком бы или, хотя бы, на чем бы успокоить себя. Я благоразумно вжался в стену, генерал гнева комдива не боялся. Остальные могли дать сдачи, не обращая внимания на чины. Ладыгин сжал кулаки от бешенства и уставился на следующий эпизод.

Сушка Ладыгина, маневрируя, уходила в сторону, но я успел зацепить ее прицелом видеокамер. На мониторе это выглядело так: снаряды ударили по нижней задней полусфере, двигатель, частично поврежденный, еще тянул, но машину на высоте не держал, и она полого пошла вниз.

– Машина серьезно повреждена, оценивается, как сбитая, пилот совершил ошибку, грубо сманеврировал. Рекомендуется провести дополнительную переподготовку.

– Товарищ начальник, – почти жалобно сказал Ладыгин, – что он постоянно говорит о переучивании?

– У нас же учебные курсы, – пояснил Свекольников. – Программа учебная, нацеленная на поиск слабых курсантов.

Ладыгин запыхтел. Его уже давно так не унижали.

– Впрочем, – продолжил генерал. – Из уважения к вам я выключу звук.

Он щелкнул тумблер и в дальнейшем комментарий кибер-пилота мы уже не слышали. На мониторе тарелка стремительно уменьшилась – Ладыгин, понимая, что потерял инициативу, решил выйти из боя. Но напоследок я оставил ему еще один подарок. От моей сушки сорвались оставшиеся две ракеты. Как бы быстро не мчалась тарелка, они был быстрее. От одной умный электронный пилот Ладыгина сумел уклониться, используя скорость. Но последняя впилась в заднюю полусферу. Броня не выдержала, ракета взорвались в двигателе, который сдетонировал и снова разнес машину на клочки. Судя по всему, автор компьютерной программы был любителем больших эффектов. Взорвалась сушка так, что любой создатель киношных взрывов позавидовал бы.

Ладыгин матюгнулся, Оладьин и Сидоров переглянулись.

Генерал вернулся к делам учебным.

– Кибер, – приказал он, вновь включая звук, – подсчитать эффективность проведенного курсантом боя.

Кибер сушки собирался с мозгами, анализируя разные аспекты воздушного поединка. На самом деле работал не он – с генералом сообщался тактический компьютер.

Негромко звякнул звонок – анализ окончен.

– Курсант завершил бой победителем. Окончательная оценка – 356 баллов.

– Рейтинг по учебным боям во всероссийском каталоге?

Кибер притормозил, выискивая данные, и сообщил:

– Четвертое.

Свекольников выяснил все необходимое. Он выразительно посмотрел на сидящих и стоящих офицеров, намекая, что им не помешало бы выйти из тарелки и очистить для него путь.

Скорости и ловкости инструкторско-командного состава курсов позавидовал бы любой курсант. Я вышел последним и поплелся к офицерам, понимая, что стрелял-то я хорошо, но наказать меня накажут, что бы другим неповадно было. А то каждый будет соваться к командирам дивизий в намерении их сбить, хотя бы даже условно.

Подошел и встал по стойке смирно.

Свекольников помолчал, решая, какое решение принять.

– Скажите, лейтенант Рымаров, вам, как инструктору курсанта Савельева, не кажется, что его необходимо наказать нарядом вне очереди, – наконец заговорил он, – это у него какое по количеству озорство?

Рымаров подумал, выдавил из себя:

– Из обнаруженных – третье. А в реальности – бог его знает. Я, товарищ генерал, еще при прошлом нарушении порядка, предлагал выделить курсанту наряд вне очереди.

– Хорошо. А вы, товарищ подполковник, как командир роты, что считаете?

Сидоров тоже не возражал против наряда вне очереди. Как, впрочем, и опрошенный Оладьин. Свекольников, как заправский бухгалтер подсчитал, присовокупив свой наряд:

– Итого четыре наряда вне очереди.

– И один от меня, – кровожадно добавил Ладыгин. Это было уже нечестно. Но генерал хладнокровно сообщил:

– Тогда пять.

Я хотел скукситься, как до меня дошло. Все наказание свелось к нескольким нарядам вне очереди. Гальюны мыть? Помоем! Зато я сбил самого Ладыгина. При чем не один раз.

Свекольников повернулся ко мне:

– Вы слышали, курсант? Передайте Коро… мичману Возгальцеву, что вам выдано пять нарядов вне очереди.

Свекольников, не торопясь, направился к своей машине, и они вместе с Оладьиным на пологой дуге ушли к штабу. Учебные полеты никто не отменял. Ладыгин повернулся к своей сушке, но внезапно остановился. Он повернулся ко мне, внимательно рассмотрел, словно до этого не видел. Вдруг решительно снял с груди значок с изображением беркута:

– Носи, курсант. Заслужил, самого комдива сбил.

И ушел, уже не оглядываясь. Рымаров, шедший посади, поднял большой палец, что во все времена означало большой плюс.

Глава 8

Вечером произвели общее построение. Вообще, это был исключительный случай. Рымаров, как-то говорил, что общий сбор совершается вначале учебы очередного набора, при присяге и в конце, когда каждая сестра получает по своей серьге – кто диплом пилота 3-го класса, а кто пенделя. Плюс пара внеочередных сборов, вызванных сверхважным событием. Видимо, сегодняшний был из разряда последних.

Генерал Свекольников почему-то был в парадном мундире и уже ожидал нас. Он не торопясь ходил по дорожке плаца, ожидая, когда курсанты построятся. Когда раздался ревун, сообщавший об истечении выделенного времени, курсанты уже стояли ровными рядами.

– Товарищи! – обратился к нам генерал. – В связи с изменившейся практикой комплектации частей ВВКС и истечением половины срока вашего обучения командованием принято решение произвести предварительное распределение курсантов. В связи с этим сейчас работники отдела кадров сообщат о прикреплении курсантов к соответствующим летным частям.

Один из кадровиков, знаменитых своими равнодушными взглядами, принялся вычитывать фамилии и сообщать о направлении. По моим подсчетам, десятка три было намечено направить на российский Дальний Восток, несколько на полуостров Ямал, в Западный военный округ – до ста человек, Крым, Кавказ, Средняя Азия поглотили остальных. Я все ждал, когда прозвучит моя фамилия, но ее все не было. А когда назвали, то это оказался однофамилец Лешка Савельев из первой роты.

Эй, ау, меня забыли! Или не забыли? Я встревожено посмотрел на Свекольникова. За наглый полет не пустят в небо?

Генерал вскоре дал ответ на мой вопрос. Дождавшись, пока кадровик закончит свою работу, он произнес:

– Курсант Савельев, не получивший распределения, выйти из строя.

На полусогнутых ногах я вышел из строя, подошел к генералу и доложил о себе. Генерал развернул и поставил рядом с собой.

– Товарищи курсанты! Все вы знаете об учебном полете Савельева, который настолько отличился в прямом и переносном смысле, что заставил принять верховное командование необходимые меры. За грубейшее нарушение более двадцати инструкций и должностных приказов главнокомандующий Военно-воздушными и космическими силами (ВВКС) Российской Федерации генерал-полковник авиации Захаров лично добавил вам, Савельев, еще один наряд вне очереди и потребовал использовать только на самых грязных работах. Мы, курсант, тут посоветовались и решили, что количество может перейти в качество и посему до самого окончания курсов вы каждый вечер после отбоя будете мыть гальюны, предназначенные для переменного состава курсов.

Четыреста с лишним человек за сутки поглощают больше килограмма пищи каждый и примерно столько же выделяют, используя десятка два отхожих места. Хотят, чтобы сам сбежал? Все равно доучусь.

– Кроме того, – продолжал перечислять генерал «пряники» для меня, – Савельеву выделяется сводный сборник базовых приказов и инструкций по проведению полетов и состоянию летных частей. Он их тщательно изучит и сдаст зачет на знание документации компетентной комиссии. Может быть, после этого курсант научиться соблюдать дисциплину.

Я помрачнел окончательно. Видел однажды этот сборник в базе данных тактического компьютера курсов. Лев Толстой со своей «Войной и миром» отдыхает. И когда я буду спать? Первая половина ночи уйдет на мытье туалетов, вторая – на чтение служебных бумажек. И, как говорится, бери больше, кидай дальше, пока летит, отдыхай.

– Вместе с тем, командование справедливо посчитало, что учебный бой был выдающимся. Курсант получил 356 баллов и вошел в десятку лучших результатов по России за все время существования рейтинга. В связи с этим главнокомандующий ВВКС объявил вам, курсант Савельев, благодарность, наградил денежной премией и именным оружием, утвердил решение командира XVI авиадивизии «Беркут» генерала Ладыгина о зачислении курсанта Савельева в резерв дивизии с назначением в ее состав в соответствующее время после окончания курса обучения.

Генерал вручил мне карточку с логотипом Сбербанка, принял из рук адъютанта кобуру с оружием, торжественно вынул сверкающий на солнце пистолет «Единорог». Я оценил подарок главкома, простив ему дополнительные наряды вне очереди и изучение многочисленных инструкций. «Единорог» был штучным оружием и предназначался для старшего и высшего начальствующего состава, и выдающихся героев. Не перегнул ли палку Захаров?

Получив в руки оружие, я залюбовался им.

– Кстати, а где знак беркутов? – прервал мои мысли генерал. – Рымаров говорил, Ладыгин подарил вам свой.

Разругав про себя болтливого инструктора, вытащил из нагрудного кармана металлическую бляху с изображением хищной птицы. Свекольников не торопясь закрепил на правой стороне груди. С учетом того, что крепилась она на две скобы, времени ушло немало. Но генерала это не смущало. Он полюбовался на итоги своей работы и сообщил собравшимся:

– Со своей стороны командование курсов решило внести свой вклад, – в третьем лице сообщил о себе Свекольников. – Курсант Савельев, вам досрочно присваивается звание сержанта, квалификационная комиссия единодушно удостоила вас квалификационным званием пилота – истребителя 3-го курса.

Ух ты!

Глава 9

Очередная неделя принесла нам новый сюрприз. Нас включили в состав боевых дежурств и теперь мы круглосуточно несли вахту на аэродромной пятке. Такая милость происходила не от щедрости Свекольникова. Сообщения с фронта военных действий из космических просторов были одно хуже другого. Сарги постепенно оттесняли земной флот все ближе к поверхности планеты. Единственно, где земляне еще держались, были районы около подпространственных окон – поражение здесь означало бы позорную капитуляцию. На остальных участках земной флот был отодвинут к Земле и это давало саргам больше, чем раньше, возможностей для прорыва к земным объектам. Они наладили массовую транспортировку легких атмосферных машин, оснастив ими базу на Луне. Это позволило им наводнять окрестности Земли небольшими аппаратами и потихоньку вредить людям.

Пришлось поднимать все летательные средства, включая даже допотопные реактивные самолеты. Последние, правда, больше пугали, но своим присутствуем хотя бы заставляли саргов быть осторожнее.

В таких условиях командование решило, что авиационные учебные заведения не только способны защищать себя, но и близлежащие объекты. Вот мы и получили возможность попробовать себя не только в учебных боях.

А уж сушки, которых при курсах стало с вновь полученными десять штук, сам бог велел пускать наперерез пролетающим вражеским машинам и защитить пространство над собой и соседями.

Обычно смена состояла из инструктора и двух курсантов. Наличие бывалого пилота показывало, что дежурства не учебные. Если бы не такая обстановка, я бы млел от счастья. После тяжелого трудного начала, едва не загнавшего добрую половину курсантов на тот свет, жизнь стала веселее. Я со своей репутацией пусть озорника, но очень талантливого, пользовался негласным разрешением нарушать дисциплину… чуть-чуть, в меру возможности. И за один учебный бой получил больше, чем иные за всю свою боевую карьеру. "Единорог" – это, конечно, не орден, но отличие все равно большое. Особенно с накладной пластинкой "За отличный учебный бой от главнокомандующего ВВКС РФ".

Пистолет и кобура часами порхали где-то в курсантских рядах. Наверняка, если не все, то каждый второй мечтал иметь такой же, пусть даже и без благодарности главнокомандующего ВВКС. Каждый раз к отбою приходилось давать общий атмосферный сигнал среди курсантов, прося принести оружие.

Штатный ПМ я сдал. Оружейник, равнодушно сверил номер с ведомостью, смел Макарова на полку, больше не обращая на него внимания. Зато "Единорог" рассматривал долго, цокая языком и пуская слюну от зависти. Мичман Савич был настоящим фанатом стрелкового оружия и безмерно завидовал мне.

А если еще учесть зачисление к беркутам, то курсанты единодушно признали меня счастливчиком судьбы и предложили стать символом набора, чтобы часть успеха перешла к ним.

Наказание гальюнами оказалось неожиданно легким. Объявив мне о нарядах вне очереди и о количестве гальюнов, начальство "забыло" снять дежурные смены, результаты деятельности которых тщательно проверял дежурный по курсам. В результате, когда я после отбоя вышел с ведром воды и тряпкой в район гальюнов, мысленно награждая "приятными" эпитетами и Захарова, и Свекольникова, и Оладьина, и остальных офицеров по очереди в зависимости от звания и должности, оказалось, что все уже убрано. Гальюны по уровню блеска могли пройти проверку на самом высоком уровне. Я немного пометался. Дежурный – техник-лейтенант, мало мне знакомый, но вызывающий симпатию своей веселостью, порекомендовал не отсвечивать, а идти спать.

– Тебе сказано отмыть курсовые уборные, – объяснил он. – Они отмыты. А то, что это не ты сделал, так то не твоего курсантского умишка проблема.

Так и жили.

На третьи сутки черед дежурить в воздухе пришел и мне. На пару со мной попал Марат Шахов, а всем нашим интернационалом командовал Рымаров. Инвалида тоже вытащили в воздух. По этому поводу он облачился в старенький, неоднократно ремонтированный комбинезон, в котором начал свою боевую деятельность. Глаза горели боевым огнем.

У нас, курсантов, большого восторга боевое дежурство не вызывало. К этому времени первый всплеск энтузиазма прошел, представление о себе героическом, в первом же бою доблестно отправившем на тот свет десяток саргов, сменилось пониманием, что боевое дежурство – это восемь часов ничегонеделания. И если первые несколько часов душу еще грела мысль об обманутом Коромысле, которому ты не достался для такого важного дела как бег с препятствиями или строевая шагистика и ряды курсантов хотя бы немного, но поредели, то остальное время оставалось тупо смотреть в панель сушки или бродить около нее. Режим дежурства был под номером два и нам даже порекомендовали (то есть жестко приказали) обязательно каждый час не менее двадцати минут прогуливаться для сохранения нормального кровообращения. Тяжелый противоперегрузочный костюм с двумя болтающимися шлангами жизнеобеспечения и несколькими шнурами связи, пистолет в кобуре на боку вначале придавал пикантность и поднимал о себе мнение (в этих костюмах отменялось чинопочитание и не надо было отдавать честь проходившим офицерам), но потом надоедал своим приличным весом и сковывающей походку жесткостью корпуса. И это не говоря о пропущенном обеде и физиологических проблемах. Сухой паек хотя и снижал спазмы голода, но горячего питания не компенсировал.

Судя по количеству курсантов, поделенных на число штатных боевых мест, и суток до конца окончания курсов, мне придется еще два раза выходить на учебное дежурство. Тоска зеленая. Сарги ни разу не показывались, и мы бесполезно торчали у дежурных сушек. Правда, на других боевых участках, особенно в центральной России, инопланетяне были более активны. А вот Сибирь их почему-то интересовала слабо. И мы, кучка дураков, стоим в полной готовности в состоянии грустного ничегонеделания.

Ближе к концу дежурства, когда я уже поглядывал на небольшой экран индикатора времени на левом рукаве летного комбинезона, раздался сигнал тревоги. Третий за время сегодняшнего дежурства. Командование никогда не забывало о нас грешных, лиц переменного состава. Учиться, учиться и еще раз учиться. И динамика наблюдалась. Если в первый раз, услышав сигнал боевой тревоги, я действовал хаотично и немного растеряно, путая гнезда шнуров и неловко подсоединяя шланги, то на третий раз наметился определенный автоматизм. Растем!

Ну а вместе с нами за одним доставалось и постоянному составу, я имею в виду нашего инструктора лейтенанта Рымарова. Тот воспринимал учебные тревоги стоически, но его лицу не хватало счастливого выражения выполненного долга. Чувствовалось, что за эту работу он получает деньги и действует исключительно в рамках приказа.

Поднялся на борт сушки. Соединил провода и шланги. Кибер-пилот сообщил о полной готовности машины к бою – горючим заправлена, боеприпасами снаряжена. Пилот на месте. Выслушав, доложил начальнику сам, хотя знал – на пульте у командира звена, которым являлся Рымаров, загорелся огонек готовности. Расслабился, ожидая отбоя.

Вместо этого лейтенант, у которого была связь с локаторным постом, скомандовал:

– В стратосфере два нарушителя, идем на перехват. Троих многовато, со мной идет Шахов, или нет, Савельев. Если чего, ты будешь отстреливаться из "Единорога". Шахов, будь готов прийти на помощь.

Ба, да инструктор наш, оказывается, умеет шутить. И давно это у него, болезного? Мать их так и разэтак… не наиграются никак взрослые дяди со своими большими стреляющими игрушками. Сколько можно нас гонять? Не просто заставили изготовиться к полету, так еще потребовали в воздух подняться. Надеюсь до учебного боя не дойдет? А то, у-ух, я за себя не ручаюсь. Ладыгина просто шуганул, а над этими поиздеваюсь. А если еще против меня выдвинут Рымарова – такое тоже возможно – руками разорву и скажу, что так было.

Поднялись на десять километров и зависли. Хватит уже, пожалуйста, – мысленно возопил я, – у нас смена завершается, тренируйте следующих. А нам кушать хочется, вот-вот обед начнется, опять же памперсы полны…

Мои немые вопли на корректировку действительности не подействовали. При взлете сразу заработали все системы сушки, большинство из которых на стоянке были в режиме пассивного ожидания. Я глянул на показавшийся на экране монитора окошечко активного локатора корабля и застонал. Так и есть – летят две сушки, почти такие, как у нас, только более поздней модели и даже не собираются сворачивать в сторону.

Все-таки отцы – командиры собираются устраивать учебный бой. Целую пару выдвинули, лейтенанта нашего придержали, хотя его с какой счастья. Могли бы одиночным поединком ограничиться. Я немного напрягся. Опять будем махаться видеокамерами и смотреть мультики. Ладно, воевать, так воевать, нападу сразу на двоих. Где моя родимая кобыла. А Рымаров чем займется? Будет отслеживать ошибки и держать за штаны, если я задумаю своевольничать? Опять будет выдвигать версии моего происхождения?

Распалившись от злости на командование я не сразу обратил внимание на изменение положения. И лишь чуть позже спохватился. Что это? Кибер-пилот бортового компьютера моего корабля, идентифицировав сушки, не окрасил их в зеленый цвет и не объявил отключенной систему подачи боеприпасов. Нет, сушки обозначились каймой красного цвета. Это означало, что на сигнал свой – чужой кибер-пилоты встречных машин правильного пароля не дали. Продолжение учений? Не слишком ли они приближаются к реальным боевым? Прикажите нанести пушечно-ракетный удар?

– Что случилось? – спросил я у своей консервной банки. Распознав пилота, бортовой комп должен был с ним сотрудничать. По крайней мере, до тех пор, когда в диалог человек – машина не вмешается третий, обладающий более высокой степенью ответственности.

Доклад компа, высветившийся на мониторе, заставил меня поперхнуться:

"На запрос свой – чужой получен пароль трехдневной давности. На просьбу проверки личного идентификационного номера пилотов получил запрет. Предполагается на тридцать семь процентов, на обнаруженных Су летят нарушители летного режима, которых необходимо захватить или хотя бы остановить".

На учебный бой это тянуло все меньше. Хотя от командиров можно всего ожидать. В том числе провокацию. Неужели и с Рымаровым так шутить будут? Эй дружище, спой что-нибудь, ты же командир!

Инструктор молчал. Скорее всего, его кибер выдавал сейчас такую же информацию, что и мой, и лейтенант напряженно думает. Я бы уже сказал о своих размышлениях и определил оценку предлагаемых командованием действий, но тормозило то, что подачу боеприпасов никто не отключал. А по технике безопасности в случае учебного боя это требуется обязательно. Погонов можно лишиться за такое грубейшее нарушение инструкции. Как бы командование не резвилось, но базовые принципы безопасности должны соблюдаться. Иначе это будет не армия, а бардак. Кажется, на верхах всерьез собираются воевать.

– Командир, на горизонте вероятный противник, – напомнил я Рымарову о своем существовании. Пусть решает, раз звездочки имеет.

Тот в ответ коротко выругался. Чувствовалось, что ему очень хочется толкнуть речугу на полчаса и только из русских простонародных выражений, но эфир прослушивался и записывался, а вышестоящему начальству по большому счету было все равно – курсант или рядовой инструктор. За замусоривание радиоволн и использование нецензурных выражений накажут, потом догонят и еще раз накажут. Благо у него уже существовало нечто вроде устного замечания за излишнее словоизвержение во время моего кувыркания в небе с командиром беркутов.

Рымаров наконец решился.

– Оставайся на месте, я выйду на визуальное расстояние и покажу этим чуркам, что пароли надо периодически менять, – приказал он.

– Но инструкция…, – попытался возразить я. В вопросах военного делопроизводства с некоторого времени мне не было равных. Сначала я читал файлы скинутой мне на планшетник электронной папки по принуждению. Но уже первое же обнаруженное нарушение распорядка курсантов, допущенное с письменного разрешения Оладьина и настойчиво проводимое инструкторами, показало наличие отнюдь не теоретических оснований для изучения юридической базы обучения военных пилотов. В субботу нам полагался дополнительный час для пополнения культурных знаний – посмотреть фильм, почитать книжку. Проще говоря, замаскировавшись под зрителя или читателя, можно было часок поспать, о чем мечтали все без исключения. Курсанты хронически не досыпали.

Оладьин нарушал инструкцию… чуть-чуть, буквально на нанометр. В этот час курсанты изучали такие темы по истории отечественной культуры как "Роль высоты в воздушном бою", "Учет плотности воздуха при огневом контакте на высотах 5… 15 км" и т. д.

Я перебросил ему на планшетник свой рапорт, скромно пометив – копия направлена командиру курсов и отправился на плац, в руки к Коромыслу, маршировать, отдавать честь, бегать, прыгать…, ну и остальные 232 команды. Мичман всегда был изобретателен в вопросах физической нагрузки. Впрочем, я в его списках, как это ни странно, уже навечно попал в позитивные примеры, и если моя фамилия появлялась в его устах, то только для похвалы. Произошло это после поединка с Ладыгиным. Сам мичман полетал немного, на третьем вылете попав под луч карася, и продолжил службу на земле, а почему высоко оценивая любые успехи в полете. Даже в рамках учебных боев.