Текст книги "Поваренная книга медиа-активиста"

Автор книги: Олег Киреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Это драгоценное слово «share»

Самыми яростными ревнителями интеллектуальной собственности и авторского права в последние годы стали звукозаписывающие компании. Они требуют, чтобы их продукцию покупали в магазинах, поэтому любой способ послушать музыку как-то еще представляет опасность для их бизнеса. Такие же проблемы возникали в 1980-е в связи с распространением видеомагнитофонов, и тогда точно так же киноиндустрия видела в них угрозу, что потребители будут копировать друг у друга фильмы вместо того, что покупать каждую отдельную копию в магазине. Теперь музыкальная индустрия увидела угрозу для себя в файлообменных сетях. Кроме того, что музыку, записанную в файл в формате mp3, можно передать другу на CD-Rom'е, ее можно также послать по электронной почте, а также можно организовать файлообменные (пиринговые) сети, из которых пользователи будут скачивать то, что они хотят. Пиринговые сети (от «peer-to-peer» – приблизительно «от равного к равному») организованы так, что пользователи, установившие у себя на компьютере (опять же из сети) программу для скачивания, выставляют собственные mp3-коллекции для всех, и также могут скачивать у других пользователей то, что находится на компьютерах у них. Первой такой пиринговой сетью стала возникшая в 1999 году Napster. Когда группа Metallica узнала, что ее музыку можно скачать из сети за бесплатно, то подала иск, в результате которого Napster был закрыт. Теперь это – коммерческий интернет-магазин музыки, в котором за скачивание музыкальной композиции ты расплачиваешься онлайн со своей кредитной карты. Но с тех пор возникли новые сети E-Donkey, KAZAA, Soulseek и другие, которые пока избегают карающей пяты закона. Тем не менее, война идет пока не на смерть, но ее предметом является свобода. Иски, поданные звукозаписывающими корпорациями MPAA и RIAA в суды США осенью 2004 года, включали несколько сотен обвиняемых, среди которых больше половины составляли студенты, скачивавшие музыку из домовых сетей. Иски предусматривали штрафы в размере от 30 до 100 тысяч долларов за каждую скачанную композицию.

Неизвестно, что подвигло группу Metallica подать свой иск, но их случай был на всю катушку использован звукозаписывающими компаниями, которые кричат на каждом углу, что они "охраняют интересы музыкантов". Надо спросить, сколько же прибыли получают музыканты от компаний, так защищающих их интересы. Может быть, Metallica или какие-нибудь другие популярные исполнители, типа Бритни Спирс или Энрике Иглесиаса, продающие ежегодно несколько миллионов дисков, получают больше, но средний процент прибыли, которую музыкантам уделяют от продаж – 8-15 %. Для рядовых или молодых исполнителей, не имеющих столь обеспеченного менеджмента, звукозаписывающие компании – это "неизбежное зло", а, в частности, пиринговые сети – редкая возможность «раскрутиться», стать известными. Поэтому многие из них, например, испанский певец Игнасио Эскобар, выступают под лозунгом: "Please pirate my songs!"

Также существуют пиринговые сети для программного обеспечения, сети с «крякнутыми» программами и с «кряками» для программ, и с ними тоже ведется беспощадная борьба. Но дело заходит гораздо дальше. Современная культура и, в частности, цифровые технологии естественно породили ряд художественно-артистических практик, напрямую сфокусированных на свободном обмене информацией и непосредственном цитировании чужого труда. Хорошо известное представление культуры постмодернизма о «гипертексте», казалось бы, напрямую требует интеграции разных текстов в одно глобальное общее произведение, свободного цитирования разных текстов. Постмодернистская теория находит свое продолжение в практике диджеев, микширующих музыкальные трэки. Не так давно в Италии был арестован и приговорен к фантастическому штрафу в 1,4 млн евро бразильский диджей, за то, что использовал в своем сете нелицензионные трэки! В большинстве стран Европы и США за клубами наблюдают специальные аудиторы – официальные представители звукозаписывающих компаний в сопровождении сотрудников правоохранительных органов. "Музыкальный спецназ" следит за тем, чтобы в клубах звучали только лицензионные композиции. При этом музыка на самописных носителях априори считается пиратской – если диджей играет с CD-R, в той же Великобритании или Канаде могут запросто прекратить вечеринку, закрыть клуб и оштрафовать не только диджея, но и руководство заведения – почти как за распространение наркотиков.

Проблемы возникают, даже если на болванке записана еще нигде не изданная композиция, полученная лично от автора.

На фоне событий такого рода уже не кажется удивительным то, что в последние годы между предприятиями индустрии развлечений и индустрии потребительской электроники установился компромисс: последние платят первым своеобразные «отступные» за то, что их техника позволяет выполнять действия, нарушающие авторские права, и таким образом дает потребителям возможность бесплатно скопировать то, что они должны покупать, Например, производитель принтеров подсчитывает примерную сумму убытка, которую повлечет выпуск данного количества принтеров для книгоиздателей, поскольку на принтерах смогут бесплатно скопировать книгу, которую могли бы купить в магазине. Этим производителям есть что делить.

В России пока благополучно действуют законы "темного рынка", на котором нелицензионное копирование программного обеспечения имеет такие размеры, что с ним заранее безнадежно бороться. Но у нас – в отличие, например, от Венесуэлы или Бразилии, где нарушение монополии «Майкрософта» является почти государственной политикой – напротив, государство и надзирающие органы постоянно показывают свое желание поддерживать интересы корпораций и принимать для этого самые драконовские меры. Со вступлением в ВТО такие меры, безусловно, будут становиться все более драконовскими. По-прежнему можно ощутить традиционные русские нравы Горбушки и Митино в том, с каким вкусом и любовью к делу действуют российские пираты и хакеры, какие приятные послания часто можно обнаружить при использовании «крякнутых» программ. Технологически сознательные художники не уступают. Например, в 1997-98 гг. группа зАиБИ проводила артистическую кампанию против лицензирования видеокассет, требуя от своих друзей самостоятельно изготовить нелицензионную коробку для видеокассеты – только при этом условии изготовителю дарили запись собственно видеоработ зАиБИ. Одна из коробок была особенно замечательной: она состояла из сплошного куска свинца. В 2004 году в Рунете случились прецеденты с попытками запретить публикацию книги Наоми Клейн "No Logo" на портале Avtonom.org, а также наезды на сетевую библиотеку Максима Мошкова, с намерением потребовать с него деньги за публикацию отдельных произведений, – которые закончились показательными скандалами в прессе: общественное мнение неизменно поворачивалось в пользу обижаемых. Можно думать, что, пока тактические медиа не перешли в наступление, российские хакеры и пираты и дальше будут выполнять роль "дубины народной войны" в киберпространстве.

Ну и, наконец, первым прецедентом встречи русского кибер-андеграунда с корпоративной глобализацией стала описанная Евгением Горным в "Летописи Рунета" история с хакером Иванопуло:

1999, Март – Иванопуло vs Macromedia. Представитель американской компании Macromedia Inc. Стив Возняк требует, чтобы русский хакер Иванопуло удалил со своих сайтов программы, позволяющие взламывать продукты Macromedia. Иванопуло отказывается, ссылаясь на закон РФ "О правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных", согласно которому в России дизассемблирование программ само по себе законом не преследуется.

Свободное ПО и глючная винда

Open source существует и развивается, но с большим трудом. Очень большое внимание привлекли первые шаги по его созданию, но после того, как явление достигло уровня общепризнанного мирового движения, возникло множество проблем, требующих преобразований на новом уровне. Некоммерческое развитие программного обеспечения требует постоянной работы квалифицированных сотрудников, трудящихся над одними и теми же приложениями. Каждые два-четыре года требуется проводить фундаментальные обновления систем, модифицируя их для совместимости с новыми версиями программ, новыми устройствами, языками программирования и т. п. Джонатан Пайтцер, долго трудившийся в этом секторе, утверждает, что человек должен как минимум 6–7 лет работать в одной области свободного ПО, чтобы иметь право считаться экспертом. Это, естественно, связано с проблемой денег. Есть добровольцы, поддерживающие серверы и сайты по Open source, но достаточно ли их для того, чтобы сделать движение рыночно конкурентоспособным, снабдить программы необходимым интерфейсом для рядовых пользователей?

Есть совершенно некоммерческие версии свободного ПО, у которых совершенно не разработан пользовательский интерфейс и все команды подаются из командной строки (такие, как Debian), распространяемые совершенно бесплатно. Есть примеры противоположного характера – типа ОС Suse производства компании Novell, которые предельно облегчены для пользования и даже имеют игры (которых вообще-то в свободных ОС практически нет). Ее можно скачать из сети бесплатно, но только при условии хорошего соединения, причем качаться она будет около трех суток, а в продаже ее можно приобрести за 60–70 EUR – что на порядок меньше, чем проприетарную ОС, но все равно ощутимо. Оправдывая продажу свободного ОС, производители заявляют, что в соответствии с лицензией GNU цена берется за "носитель и руководство по использованию".

Одна из фундаментальных проблем – это «доведение» программ с открытыми исходниками до потребителя. Существует известное «высокомерие» Linux-программистов по отношению к тем, кто не умеет управлять своим компьютером из командной строки. В 2002 году автор "Собора и базара" Эрик Реймонд разразился новым замечательным сочинением "Роскошь неведения", когда обнаружил, что не может подключить к своей машине сетевой принтер из-за того, что любители-разработчики не предусмотрели этой простейшей опции. Он обвинил программистов Open source в невнимании к нуждам и потребностям рядового пользователя. С подобными проблемами приходится сталкиваться, встречая, например, местами смешную и неловкую русификацию Open source-программ.

Именно эти моменты использует Microsoft, утверждая, что свободное ПО «невыгодно» с точки зрения будущего человечества, поскольку неспособно обеспечить широкие инвестиции в разработку приложений, на некоммерческом распространении информации люди не смогут получать деньги, и так далее. Это действительно основная проблема «базарной» модели разработки ПО, но здесь есть и обнадеживающие тенденции. Заказанное Microsoft'ом в 2002 году компании IDC исследование рынка показало, что по общей стоимости оборудование предприятия продуктами Linux обойдется дороже, чем продуктами MS, но совершенно ясно, что разница в стоимости достигается засчет оплаты труда программистов, работающих на Linux, поскольку они более высококвалифицированны и их труднее найти. Также очевидно, что с распространением свободного ПО в мире, с его большей доступностью, такая проблема исчезнет.

Поэтому главный вопрос – это распространение свободного ПО в мире. Он также является вопросом о рынках сбыта софтверной продукции. И поэтому здесь в отношении не-западных и развивающихся стран Microsoft действует со всей жесткостью, продолжая классические традиции империализма. Одно измерение этой проблемы – аутсорсинг (использование дешевой рабочей силы программистов), но аутсорсинг непосредственно внедрен в экономические процессы глобализации и является только продолжением ее механизмов в сфере индустрии ПО. Другое дело – империализм, заложенный в саму структуру пользовательского интерфейса Windows, такой, как стандарт Unicode, необходимость регулярных обновлений, в результате которых под угрозой оказывается постоянный доступ к устаревшим данным (который должен быть неограничен), которые ставят пользователей в прямую зависимость от поставщика программного продукта, а также собственно закрытость кода, вызывающая подозрения о том, не отправляет ли регулярно система куда-нибудь отчеты о содержании компьютера. Результатом использования продуктов Microsoft становится ни что иное, как физическая зависимость от этой компании, продолжающаяся и после приобретения лицензии. Страны третьего мира, правительственные учреждения которых оснащены компьютерами под управлением Windows, часто подумывают о том, не перейти ли им на свободное ПО, что резко сократило бы затраты: была бы достигнута экономия на лицензиях, хотя, конечно, пришлось бы тратиться на миграцию и оплату специалистов. Английский теоретик и активист свободного софта Грэм Симэн суммирует выгоды для государств от использования свободного вместо проприетарного софта:

1. в отличие от закрытого ПО, которое легко научиться использовать, освоение свободного ПО требует повышения квалификации;

2. следовательно, использование свободного ПО в госструктурах может дать толчок развитию собственной программной индустрии.

По этой причине правительства Перу, Бразилии, Мексики не раз делали попытки перейти, или частично переводили свой парк госучреждений на Linux (см. часть I, гл. "Инновационная экономика"). Ответом были незамедлительные действия Microsoft, от обещаний широких инвестиций в образование и национальную ИТ-индустрию этих стран до прямого или косвенного подкупа лоббистов, сенаторов и президентов. MS широко практикует такие формы неформальных отношений с правительствами, как приглашение на региональные конференции, частные переговоры с Биллом Гейтсом, и тому подобное. Однако, последней среди решительных сторонников перемен была Бразилия, объявившая весной 2003 года о переходе на Linux 80 % парка госучреждений. Практически одновременно с этим на Linux стали переводиться управленческие инфраструктуры больших европейских городов Мюнхена и Парижа, а в октябре того же года Еврокомиссия призвала государственные учреждения европейских стран полностью отказаться от использования продуктов корпорации Microsoft. Также заявления о собственных национальных разработках в области открытого ПО сделали Южная Корея, Филиппины и Китай.

Отдельным фронтом работы по демократизации программного обеспечения являются усилия локальных активистов по адаптации интерфейсов программ для местных языков, например, представленный иранскими программистами на четвертом фестивале next5minutes перевод десктопа KDE на язык фарси.

Культура хакеров и активистов тактических медиа предлагает другой вид взаимоотношений между мировыми центром и периферией: вместо культурного империализма здесь происходит свободный обмен идеями и технологиями с налаженной обратной связью, в результате чего активисты западных стран имеют возможность наблюдать свои изобретения в новом, усовершенствованном и адаптированном к новым условиям, виде. Словом, свободное ПО развивается в надежде, что оно сможет дойти, и будет востребовано, даже в самых отдаленных уголках мира. Может быть, поэтому приверженцы свободного софта отличаются склонностью к экзотическим видам животных: символом движения Linux является пингвин, Фонд свободного программного обеспечения выбрал для своей эмблемы антилопу гну, а ОС Suse компании Novell имеет своей визитной карточкой саламандру.

Политика открытого кода

Угрозы в отношении новых технологий знания, связанные с коммерциализацией, стали появляться, как только программное обеспечение вышло за пределы лабораторий и университетов. Ричард Столлман покинул Artificial Intelligence Lab (MIT), чтобы начать целенаправленную борьбу за свободу информации. Борьба требовала не только противодействия монополизации ПО и интеллектуальной собственности на ПО, но и создания собственного софтвера, который не мог бы быть монополизирован и запатентован. В 1991 году, руководствуясь этим принципом, Линус Торвальдс создал свою Linux. Но значительно раньше Столлман и его товарищи из Фонда Свободного программного обеспечения приступили к работе над ОС Hurd. «Чтобы свободно пользоваться компьютерами, нашему сообществу нужна была свободная операционная система. У нас не было денег, чтобы купить и освободить существующую систему, но было умение, чтобы написать новую».

Эксперты говорят, что архитектура ОС Hurd необычайно глубока и интересна, и она намечает совершенно новые подходы к строительству программного обеспечения, в частности, благодаря примененной там технологии микроядра открывается возможность практически беспрепятственно совмещать Hurd с программами других ОС. Но факт, что ОС Hurd до сих пор нет. Этот проект встретил препятствия, имеющие основания в самой специфике работы свободных программистов и хакеров.

Признанный публичный оратор open source-движения Эрик Реймонд в 1999 году издал книгу "Собор и базар", где централизованные, запланированные попытки организовать что-либо уподоблялись строгой архитектуре "католического собора" с его иерархией, а сообщество Linux-программистов – «базару», на котором бывает возможно непродуктивное распределение усилий, но действия происходят стихийно, а решения принимаются сообща. Естественно, «базар» воспринимается как более демократичная и работоспособная модель. Можно также увидеть, что «собором» в этой аналогии оказывается не только иерархизированная и оптимизированная корпоративная структура Microsoft, но и идеологическая структура Столлмана. Опыт Linux показывает, что часто замечательные результаты достигаются как результат стихийности, веселой неупорядоченности, или, словами Ильи Пригожина, порядка, возникающего из хаоса. Впрочем, здесь есть и более далекоидущие заключения.

В небольшой книге, написанной Кастельсом совместно с автором "Хакерской этики" Пеккой Химаненом ("Информационное общество и государство всеобщего благосостояния. Финская модель"), авторы показывают, что из опыта open source-программистов, из самой структуры интернета вырабатывается новая модель межчеловеческого взаимодействия – "нодальная структура". Вместо иерархического способа организации, эффективным становится способ распределенной организации – в которой нет вершины власти, нет пирамиды, а есть оперативное взаимодействие структурных ядер, каждое из которых, при полной собственной ответственности и свободе принятия решений, выполняет собственной набор действий. Ядра сообщаются между собой внутри общей организационной структуры, обладают способностью взаимозаменяться и обмениваться функциями. Кастельс и Химанен разбирают пример финской компании Nokia, показывающий, что именно такой способ организации позволяет успешно действовать в условиях информационной экономики. Из книги возникает представление, что нодальная структура является своего рода новой эволюционной формой общества.

И действительно, можно подтвердить, что нодальная структура появляется в последнее время во множестве разных областей человеческой деятельности. Подчиняются и выполняют команды – подчиненные в традиционной иерархической организации, но не равноправные партнеры. А информационные технологии предоставляют свободу взаимодействия и требуют от участников способностей управления. Это означает новые широкие возможности для отдельного индивида, но только для того, кто обладает такими навыками. Чем больше автономных, выполняющих разумные действия индивидов, тем больше «ядер» в сети. Аналитик и координатор Молодежного Левого Фронта Илья Пономарев рассказывает об этом так:

Современные технологии позволяют нам уходить от традиционных иерархических построений, которые, с точки зрения математики, затрудняют прохождение сигналов, то есть, увеличивают количество звеньев, через которые сигнал доходит от одного центра к другому. С помощью информационных технологий мы переходим к распределенным сетевым структурам, где вообще политическая структура может не иметь четко выраженного центра.

При этом, в этой системе могут быть формально неравноправные ядра, которые будут выполнять какие-то текущие организационные функции. Но эту систему можно развернуть так, что ядра, которые в одном случае более важны, становятся в другом случае менее важны. Парадигма изменяется, из пирамидальной она становится шароообразной, – модель построения политической организации, – то есть, среднее время прохождения сигнала внутри этой конструкции существенно уменьшается.

По принципу распределения ресурсов создается в настоящее время т. н. «Интернет-2» (проект GRID): когда сеть будет строиться на основе взаимодействия мощных компьютеров-серверов, обладающих высокой пропускной способностью, и, например, сохранение документов будет происходить не на жестком диске, а документы будут «распыляться» в сетевое пространство, чтобы в следующей раз при простой команде их можно было точно так же обратно «собрать». Джон Лебковски анализирует предвыборные кампании 2003–2004 гг. в США и приходит к выводу, что в них значительную роль оказывают на общественное мнение и на результаты выборов формы «распределенного» политического участия граждан, такие, например, как блоги, поэтому он использует для обозначения нодальной политики также синоним "open source politics" ("политика открытого кода"): «информация распространяется от многих к многим, без какой-либо единой, предустановленной точки исхода. Информация может возникнуть из любой точки в сети и виртуально распространиться во множестве направлений» .

Естественно, что в терминах именно такой структуры понимается медиа-активизм – как возможность образования международной сети людей, обменивающихся опытом и делающих общее дело без всякой координации и общего центра.

По этой причине принципиально чужеродным явлением в мире "политики открытого кода" становится цензура: словами теоретика ПО Джона Гилмора, "Интернет воспринимает цензуру как техническую ошибку и обходит её".

Нодальная структура организации часто напрямую ассоциируется с левыми общественными движения. Алекс Каллиникос, английский социалист, далекий, однако, от понимания информационной парадигмы, в "Антикапиталистическом манифесте" часто повторяет определение "сетевой организации" как нечто уже давно выясненное и как бы «закрепленное» за антиглобалистскими «автономистскими» движениями. Но по-прежнему существует много примеров непонимания новой парадигмы и внутри самого движения, даже такой продвинутой его части, как Linux-сообщество. Например, фильм "The code Linux", посвященный истории open source-движения и лицензии GNU, не смог избежать наивной фетишизации образа Линуса Торвальдса: в фильме показаны видеокадры семейных хроник Линуса, его родители, рассказывающие о "детстве гения", и т. п. Все это выглядит забавно, поскольку там же Линус сам заявляет, что моралистические и политические оценки не нужны там, где действует другая модель деятельности и организации, где процесс производства и обработки информации распределен между десятками равноправных сотрудников – процесс, как бы, говорит сам за себя.