Текст книги "Поваренная книга медиа-активиста"

Автор книги: Олег Киреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Русский кампайнинг

Первой волной кампаний в России можно считать многочисленные и высокоэффективные экологические лагеря протеста начала 1990-х. Активисты экологических организаций устраивали палаточные лагеря и акции-демонстрации возле экологически опасных объектов, что вызывало симпатию со стороны местного населения, и в акциях, кроме сотен приехавших, участвовали тысячи местных жителей. Также, организаторы более поздних акций протеста, например, антиядерная группа «Экозащита!», эффективно пользовались возможностями местной прессы: в силу того, что организованное мероприятие было локальным событием, репортажи о нем появлялись на первых полосах важнейших региональных изданий. Но в те времена, когда это происходило, в России еще не было опыта тактических медиа.

В начале 1990-х население перестало участвовать в политической жизни. Некоторая инерция с 1991 года еще оставалась, однако все, кто попадал тогда на какие-либо политические мероприятия, помнят глубокую депрессию и моральный упадок, охвативший бывших участников демократического движения – вероятно, потому, что целеустремленные люди, нацеленные на создание в стране гражданского общества и развитие прогресса, оказывались повсеместно отстранены от управления, а власть в организациях получали чиновники, партийные карьеристы, недавние комсомольцы, будущие функционеры "Единой России". В этих условиях действовать начали не разочарованные активисты, а художники. Их действия временами были экстремальны, шокирующи, однако только в свете понимания, что в действительности тогда происходило, можно по достоинству оценить их историческое значение. Движение художников-акционистов (О. Кулик, А. Бренер, А. Тер-Оганьян, А. Осмоловский, Д. Пименов) не осознавало себя в качестве леворадикального движения, но испробовало и применило много тактик, полезных для будущего левого радикализма. Первой из них был медиальный скандал. Многие описывали медиа-политику радикалов как продолжение эпатажной традиции, начавшейся с футуристов и дадаистов – но московские радикалы работали не с историей искусства и не с историческим акционизмом, нет, они работали с общественным мнением. Их задача заключалась в том, чтобы вызвать на свет и продемонстрировать законы действия общественного мнения, такие, как стратегии исключения, остракизм, или признание, поощрение. Обязательным условием радикальной акции является не только сама акция, но и реакция контекста на акцию.

Весной 1991 года Анатолий Осмоловский и группа ЭТИ ("Экспроприация территории искусства") выложили своими телами слово «хуй» на Красной площади. Это повлекло за собой возбуждение уголовного дела, закрытого лишь после событий августа того же года. В январе 1998-го года Александр Бренер в музее Стеделик в Амстердаме зеленым спреем написал на картине Казимира Малевича "Белое на белом" знак доллара. За это и он попал под суд и в тюрьму на шесть месяцев. В том же году в декабре на ярмарке искусства Art Manege Авдей Тер-Оганьян устроил акцию, в которой предлагал любому желающему порубить топором картонные православные иконы. По протестам группы верующих было возбуждено уголовное дело, и Тер-Оганьян бежал из России в Прагу. Так же широко известны становились акции Олега Кулика в России и за границей. Особенно знаменитой стала акция 1995-го года, когда в галерее «Риджина» Кулик зарезал свинью – это вызвало протесты общественности самого разного рода, от православных до «зеленых». Однако и сейчас мало кто знает, что настоящий смысл акции заключался в том, что она была реакцией на принятую тогда же ГосДумой отменой моратория на смертную казнь, – и против этой отмены никто не протестовал, в то время как действие, которое ежедневно массово осуществляется на бойнях и на рынках, вызвало бурю протестов. Все эти действия ставили задачу диагностировать состояние общества, побудить его к ответным действиям репрессивного характера. Во всех этих случаях художники-акционисты пользовались тем, что, при достаточно открытой прессе, сенсации такого рода получали широкое освещение, кроме того, художественные критики и журналисты из отделов культуры в газетах принадлежали к общему с ними арт-кругу – так что медиа-политика была обеспечена. Такой подход к масс-медиа тогда приносил желаемые дивиденды.

Первый опыт использования тактических медиа имел место в ходе предвыборной кампании 1999 года "Против всех партий". Кампания ставила задачу предвыборной агитации за голосование "против всех" на выборах, которые должны были произойти 19 декабря. Согласно российской Конституции, голосование "против всех" предоставляет легальную возможность фактического ниспровержения государственной избирательной системы, так как в случае, если графа "Против всех" набирает голосов больше всех остальных, то выборы объявляются недействительными, переназначаются, и на следующие из выборов не имеет права идти никто из прежних участников. Именно эту цель преследовала кампания "Против всех партий", зародившаяся в недрах журнала «Радек». «Радек» уже прекратил существовать, а кампания осуществлялась небольшими разрозненными группами активистов. Проводились акции: граффити на стенах городских домов (надписи "Против всех партий!", «Война-выборы-война» и пр.), агитация с мегафоном на рок-концертах, листовки (например, "Главное дело уходящего года"), была издана самиздатовская книга "Против всех партий" (набор статей, стихов и призывов). В интернете распространялись тексты и лозунги, посвященные кампании, например, один из них являлся стенограммой сверхсекретных переговоров между мэром Москвы Лужковым и олигархом Березовским, которые вели между собой непримиримую войну в предшествующие месяцы в средствах массовой информации. Враждующие стороны говорили:

"Ю.Л.: – Я думал, мы делаем бизнес, а не разборки!.. Прекратите спонсировать «Против всех партий»! Немедленно!

Б.Б.: – Юра, Юра, кончай. Юра, это не серьезно. Неужели ты думаешь, я сними как-то связан? Они у меня у самого вот где!

Ю.Л.: – Это вы бросьте. Вся Москва заклеена листовками. На всех стенах граффити. Я не для того договаривался по Давосу, чтобы теперь мне все ломали. Каждый день акции! Еще не хватало, чтобы ОРТ начал это обмыливать, понимаешь ли…

Б.Б.: – Юра, они меня заебали самого! Клянусь, я думаю, это Чубайс. «Против всех партий»! Смешно!

Ю.Л.: – Если не вы, Борис, я не знаю. Я не знаю, как быть. С вами можно договориться всегда…

Б.Б.: – Юрик, Госдума у меня уже вся в кармане! Ее не выбрали еще, а они уже вся у меня здесь вот. У меня с ней уже запланированы голосования по налогам на январь. Смета уже вся составлена, понимаешь? Уже лидеры будущих фракций аванс наперед получили. Но они ж нам все ломают, эти суки! Я тоже волнуюсь, Юра."

В конце концов оба непримиримых противника договаривались о сотрудничестве перед лицом опасности.

Кульминацией кампании стали акции двух различных тактических групп: 7 декабря одна из них взобралась на Мавзолей им. Ленина и растянула там плакат "Против всех", другая 18 декабря, накануне выборов, забросала центральный подъезд Государственной Думы бутылками с красной краской. После революции, безусловно, участникам этой акции на ее месте будет воздвигнут памятник.

Кампания "Против всех партий", к сожалению, не добилась непосредственно поставленной цели, однако она без сомнения достигла внимания аудитории. Все годы, последовавшие за 1999-м, число голосов "против всех" на региональных и федеральных выборах постоянно росло, доходя местами даже до 30 %, и это неизменно становилось предметом беспокойства политиков и политтехнологов, которые то задавались идеей "перетянуть себе протестный электорат", то пытались принять меры к исключению графы "Против всех" из бюллетеней на выборах. Но к следующим выборам 2004-го года провести кампанию "Против всех" оказалось нереально. Проект «гетто» посвятил идее голосования "Против всех" большие информационные усилия, и в течение осенне-зимних месяцев 2004-го на его сайте обильно публиковались материалы, посвященные критике представительной демократии и выборов. Как известно, те выборы стали основным рубежом практического оформления авторитарной власти у нас в стране, когда посредством предвыборных манипуляций в Государственную Думу были не допущены либерально-оппозиционные партии СПС и «Яблоко», а единственная массовая оппозиционная партия КПРФ была лишена большой части голосов посредством остроумной интриги, заключавшейся в создании партии «Родина», которая посредством спекуляции на левом популизме и национализме отобрала у коммунистов большое число голосов. Благодаря работе альтернативной счетной системы под названием "Fair Game", которая стала возможной благодаря договоренности, достигнутой между партиями СПС, «Яблоко» и КПРФ, об объединении усилий наблюдателей на выборах (наблюдатели сообщали свои данные с участков в штаб-квартиру системы, откуда они передавались на сервер), нам известно, что на тех выборах вброшено в урны было примерно 3,5 млн бюллетеней. В случае, если либерально-оппозиционные партии смогли бы преодолеть 5 %-ный барьер и пройти в Государственную Думу – в ней имелась бы критическая масса оппозиционных депутатов, способная блокировать часть решений пропрезидентского большинства.

Несколькими месяцами позже во время весенних президентских выборов ситуация сложилась так, что было очевидно: единственная возможность противостоять кремлевским манипуляциям состоит в организации неявки на выборы, т. е. массового бойкота выборов. Одна из статей Бориса Кагарлицкого в это время называлась "Бойкот – это единственное, чего Кремль боится всерьез". В этой особенной ситуации и проект «гетто» принял решение примкнуть к бойкоту, хотя до этого не переставая спорил с более традиционными анархистами о том, что именно голосование "против всех" является активной формой протеста, в отличие от пассивной неявки, на которой те традиционно настаивали. В последнее время неоднократно появлялись сведения, что Центризбирком рассматривает возможности законодательного отказа от включения в бюллетени графы "против всех", однако, судя по всему, в ближайшие годы эта мера не будет принята. Поэтому нет сомнения, что скоро, вместе с новыми выборами, снова наступит пора агитировать и голосовать "Против всех партий".

Современные гражданские кампании на Западе

В фокусе нашего внимания – анти-корпоративный активизм, зародившийся в западных странах в середине 1990-х. Предшествующие десятилетия, начиная с 1960-х, хорошо знают массовые движения и массовые мероприятия, наподобие Вудстока или антивоенных демонстраций. Известны также формы создания «автономных зон» – начиная с «кислотных» поселений типа Хейт-Эшбери или Христиании, включая экологические колонии на природе, такие, как Фридрихсхоф, и заканчивая массовым бегством хиппи, детей цветов, в уголки мира, удаленное от западной цивилизации – в Индию, Африку… Кампании, как высокоорганизованные формы социального движения, мало знакомы этому хаотическому поколению, желавшему слишком многого, но не сумевшему сформулировать, чего именно. Относительного успеха в области политических действий на волне протестов 1968-го добились только «зеленые», экологические партии и движения – от Greenpeace, начавшего делать свои провокативно-героические, медиальные акции в начале 1970-х, до немецкой партии «зеленых», добившейся электорального успеха в начале 1980-х и к настоящему моменту полностью растратившей все кредиты доверия (последний немецкий «зеленый» того поколения Йошка Фишер стал министром внешней политики Германии незадолго до начала войны в Ираке и активно ее поддерживал). Хотя, конечно, есть также примеры кампаний за права человека, кампаний за легализацию наркотиков, против производства атомного оружия, но все же чаще это были не организованные усилия, а спонтанные движения в форме демонстраций и беспорядков. Также кампаниями можно назвать акции американских битников за распространение кислотной культуры или за популяризацию религии Кришны, включавшие, например, знаменитую операцию по «очищению Пентагона от скверны» путем скандирования мантр. Но эти явления лучше описываются в рамках истории складывания контркультуры. По уровню сознательной ангажированности в решение политических вопросов они не могут сравниться с тем, что делал в то же самое время Мартин Лютер Кинг. Так что перейдем к более поздним временам – когда сознательная целенаправленная работа была отделена от революционной спонтанности, и современный жанр кампайнинга выкристаллизовался во всей его чистоте.

Началом массовых кампаний против корпораций – антикорпоративного активизма – на Западе Наоми Клейн считает 1995 год. Хотя в течение предшествующего времени в прессу западных стран просачивались сведения о рабских условиях труда на филиалах крупных западных фабрик в третьем мире, об активистах-защитниках лесов Амазонки и Гималаев, убитых наемниками по заказу промышленных компаний, хотя в результате халатного отношения к обеспечению безопасности рабочих на предприятии в 1993 году произошел крупный пожар на фабрике игрушек Кадер в Бангкоке, унесший жизни 189 работниц, большинство из которых были девушками до 20 лет (и много подобных пожаров происходило до и после этого), хотя иногда в журналах можно было увидеть фотографии жилищ филиппинских рабочих, сбитых из листов железа и расположенных на раскаленных крышах многоэтажной оффшорной фабрики, хотя становились известны случаи вооруженных расправ над бастующими, организованных руководством корпоративных предприятий в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии, хотя сообщалось, что кроссовки Nike, продаваемые в Европе и США за $50, производят рабочие, которым за их труд платят менее десяти центов в час, – все же достаточно мало людей на тот момент связывали в своем уме эти прискорбные факты с теми товарами, которые они ежедневно покупают в магазинах себе и своим детям. К сведениям о рабских условиях труда, эксплуатации детей и «потогонках» (sweatshops – когда рабочих заставляют работать внеурочно, не повышая оплату труда или бесплатно), прибавилась информация о хищническом отравлении природы, загрязнении Тихого океана и рек Азии, вырубке лесов, истреблении животных. 1995 год, по Наоми Клейн, стал моментом, когда у людей коллективно «кликнуло» в сознании. Ранее инвестиции крупных корпораций в экономику стран третьего мира рассматривались как гуманитарная миссия западных государств, в особенности Америки: как же, своими деньгами они помогают развивающимся нациям, создают рабочие места! Одновременно, такая политика вызывала у консервативной части населения возмущение с националистической окраской: в то время, как в их странах сохраняется определенный процент безработицы, государства создают рабочие места и платят мексиканцам или вьетнамцам. После 1995-го года агрессивно-националистическое отношение "Они крадут наши рабочие места", согласно автору "No logo", в основном, сменилось на более человечное "Наши корпорации крадут их жизни". В повестку дня была поставлена такая тема, как "корпоративная ответственность". Для того, чтобы это случилось, некоторым пришлось расстаться с жизнью: этот год стал трагической датой потери Кена Саро-Вивы – писателя, активиста и защитника прав коренного населения Нигерии, возглавившего протесты против компании Shell, которая своими отходами делала непригодной для жизни бассейн реки Нигер: security компании захватили его и выдали представителям марионеточной нигерийской власти (естественно, получающей свои дивиденды от деятельности компании). Саро-Вива была повешен.

Здесь требуется отвлечься на несколько слов, чтобы сказать об истоках корпоративной экономической политики, имеющей происхождение непосредственно в процессах мировой глобализации. Продолжающееся сегодня мировое наступление консервативных правительств под знаменем политики нео-либерализма берет начало в середине 1980-х, когда правительства Рейгана в Америке и Тэтчер в Великобритании решительно снизили налоги на крупные корпорации и переложили основную тяжесть платежей на мелкий и средний бизнес. Еще в начале ХХ века одним из пяти признаков империализма В.И. Ленин назвал "вывоз капитала" – и теперь новый империализм на всю мощность приступил к осуществлению этой политики. Чуть позже Роза Люксембург сделала из этого революционный вывод, что в своем распространении по планете капитализм неминуемо должен подкупать «привилегированных» рабочих мирового центра, покупая у них лояльность, и в то же время на периферии опираться на элементы некапиталистического производства. Эти элементы некапиталистического производства – рабовладельческие и феодальные отношения в странах третьего мира с их богатыми природными ресурсами и дешевой рабочей силой.

Итак, середина 1990-х годов стала началом множества гражданских инициатив, вдохновлявшихся совершенно этическими идеями и требованиями: против «потогонок» и рабских условий труда, против вырубки лесов и отравления водоемов. Поэтому инициативы в защиту прав человека шли параллельно с инициативами экологического характера. Применялись методики открытых судебных процессов (пример: дело «MacLibel» против корпорации McDonald's в Лондоне), голодовок и забастовок, медиальные протесты. Но главным было указание на то, что основную ответственность за преступления несут транснациональные корпорации – организующие вывоз капитала и эксплуатирующие человеческие и природные ресурсы третьего мира, не уступая самым жестоким из времен "дикого капитализма". Вскоре следом подоспела теория. Не далее как в 1996–1998 появились труды основных теоретиков, положивших начало понятию «глобализация» – Мануэля Кастельса и Саскии Зассен. Утверждалось, что транснациональные корпорации неподконтрольны никаким правительствам, их способы принятия решений непрозрачны, и более того, – что они действуют поверх национальных барьеров и отнимают у государств те функции принятия решений, которые им принадлежали раньше. Национальное государство классического образца становится лишь одним из игроков на арене мировой политики, вместе с банковскими системами, PGO (постгосударственными организациями, крупными капиталодержателями) и NGO (негосударственными организациями, общественно-политическими движениями). Все это имеет множество последствий, связанных с иммиграцией, репрессией рынков третьего мира, образованием новых профессиональных каст, изменением национальных политических структур; все это исторически происходит из сверхконцентрации капитала в этих корпорациях и объясняется заинтересованными лицами с помощью идеологии неолиберализма, то есть, свободы экономических действий, принципа laissez-faire и т. д. С тех прошло не так много времени, но решительно изменилась только одна вещь. После "11 сентября" "национальные государства", которым прогрессивные мыслители уже пропели отходную, вернулись на свет более живыми, чем были раньше. Каким же образом и зачем же кому-то потребовалось восстанавливать к жизни эти государства? – вероятно, затем, чтобы они эффективно продолжали выполнять свою изначальную, так сказать, внутренне им присущую функцию "аппарата насилия", уже утратив свои остальные функции экономического регулятора, гаранта социальных прав и соблюдения законности: "Они, – пишет в 2000-м году в "Галактике Интернет" Мануэль Кастельс, – фактически лишались своего суверенитета, поскольку должны были делиться властью и соглашаться на общие стандарты регулирования: они сами превратились в сеть, сеть регулятивных и полицейских органов".

Термин "art of campagning" появился в конце 1990-х, фактически предвосхищая скорое наступление антиглобализма как сети индивидуальных, но внутренне единых гражданских инициатив. Кажется, он был впервые использован на третьей конференции next5minutes в Амстердаме. Одной из первых серьезных попыток «кампайнинга» в неолиберальной Европе стала партия-движение Кристофа Шлингензифа "Chance 2000" ("Шанс 2000"), основанная в Берлине. Кристоф Шлингензиф – театральный режиссер, снявший несколько иронических фильмов в трэш-эстетике. В театре он работал с идеями террора и насилия, но признавался, что вообще-то не очень любит сцену. "Классическое театральное пространство является для меня тупиком в художественном смысле, потому что оно и его возможности по созданию провокации всегда остаются одними и теми же… Мой талант – это талант вампира, который может работать с актерами или другими людьми только тогда, когда они или полностью вырваны из своего нормального жизненного окружения, или когда я могу устроить вместе с ними некое приключение". Именно перенос театральности в более широкое социальное пространство стал сюжетом его новой постановки "Шанс 2000" – серии скандальных акций в публичном пространстве, для участия в которых он как актеров привлекал бомжей и безработных.

Одним из первых шагов Шлингензифа было учреждение партии "Шанс 2000" и ее региональных подразделений, для регистрации которых необходимо было привлечь как минимум две тысячи подписей. Сбор подписей проводился под лозунгом признать занятие безработных в качестве профессии: "Быть безработным – тяжелая работа!" Провозглашалось, что в Германии шесть миллионов безработных, которые остаются неопознанными в качестве социальной группы. Эта акция привела к созданию сети региональных «партийных» отделений по всей Германии.

В августе 2000 года Шлингензиф призвал миллион бомжей со всей Германии приехать к резиденции Гельмута Коля на берегу озера Вольфгангзее и войти в воду, чтобы она поднялась и затопила резиденцию. Сам режиссер выступал там в костюме автогонщика с пародийными рекламами его недоброжелателей. Бомжей приехало недостаточно для осуществления замысла, но акция получилась шумной. В Берлине во главе толпы бомжей он посетил супердорогой и суперэлитный магазин KDW ("для приличия" бомжи забрызгали там себя дорогими парфюмами), а также сайентологический центр. Сам режиссер возглавлял процессии в костюме лютеранского проповедника и с мегафоном: в сайентологическом центре, например, он кричал: "Что вы делаете с людьми?". На одной демонстрации Шлингензиф переоделся в полицейского – и полицейские были озадачены, когда пытались его арестовать.

В качестве предвыборной программы Шлингензиф предложил лозунг "Выбирай самого себя". Идея была в том, чтобы каждый избиратель зарегистрировался в качестве кандидата – для такой регистрации в Германии требуется собрать всего 200 подписей. "Шанс 2000" превратился в «шанс» для каждого – кандидаты назывались "Шанс Шмитт", "Шанс Мюллер"… С одной стороны, идея проблематизировала демократическое представительство, с другой, предлагала альтернативу процедуре выборов в виде необычной и рискованной игры. Эта акция тоже представляет собой своего рода параллель движению "Против всех партий".

В 1999 году Пьер Бурдье предложил "Хартию для нового европейского социального движения", в которой была указана платформа для солидарности разных общественных инициатив, просто путем их перечисления: "разнообразные коллективы по всей Европе, профсоюзы, ассоциации безработных, бездомные, «безбумажники» (нелегальные иммигранты и беженцы), студенческие координационные комитеты, женские группы, объединения геев и лесбиянок, неправительственные экологические, правозащитные и т. п. организации". Именно этот принцип – объединения совершенно различных общественных сил на общей платформе против капитализма – лег в основу возникшего годом позже во время протестов в Сиэтле антиглобалистского движения. Кроме названия, в Сиэтле была предложена также организационная структура протестной сети, которая получила выражение в виде разветвленной структуры сайтов IndyMedia. Отныне все инициативы самых разных организаций могли осуществляться на собственный страх и риск, но внутри общего широкого фронта, в постоянном контакте и обмене опытом. Преимущество сетевого сопротивления заключается хотя бы в том, что возможный провал одного из звеньев не приводит к крушению или разрыву связей в целой сети, как было бы в иерархической организации.

Книга Наоми Клейн "No logo", появившаяся в то же время, стала мощным источников энергии и информации для антиглобалистского движения. Кроме того, что она прекрасно написана, в ней приводится также обильная статистика, отражающая экономические аспекты глобализации, и обильные исторические данные. Также она отличается тем, что впервые за долгие годы смогла сформулировать некоторые базисные предпосылки общественной деятельности, и эти предпосылки оказались никем иным, как моралью: в свете аргументов Наоми Клейн и ее эпитетов, таких, как «человечное» отношение, «сочувствие», «солидарность», становятся ясными и понятными те общественные отношения, которые многие современные философы тщетно пытаются объяснить с помощью таких туманных понятий, как «множества», «репрезентации», «поверхности» и прочее. Однако в последние годы мы вступили в другую эпоху – эпоху «Матрицы». До определенного момента отношения в мире могли оставаться для кого-то неясными в силу неосведомленности. Поступавшая информация была неполной, манипуляторам Спектакля удавалось затушевать или отредактировать сведения. Но сейчас в распоряжении любого, кто хотел бы разобраться в ситуации, достоверной информации достаточно. После войн в Афганистане и Ираке, непонимание может быть только добровольным. Общественное мнение уже достаточно информировано, – тем не менее, большие массы людей по-прежнему голосуют за Буша. В этих условиях все большей поляризации сил возможно переходить к прямым действиям – от кампаний, посвященных информированию общественности, к кампаниям, наносящим противнику прямой вред, выставляющим его в позорном свете. Робкими первыми ласточками сопротивления такого рода были индивидуальные радикальные акции конца 1990-х годов – "торты в лицо" представителей мирового капитала Билла Гейтса (директора Microsoft), Роберта Шапиро (Monsanto), Ренато Руджеро (WTO), Милтона Фридмана, экономиста-архитектора неолиберальной "свободной торговли", брошенные бельгийцем Ноэлем Гудином и его товарищами из Biotic Baking Brigade, которые говорили: "To their lies, we respond with pies!". Их можно сравнить с действиями их далеких российских товарищей-радикальных художников.

Вслед за артистами и активистами, постепенно стали поднимать голову и сами угнетенные – в первую очередь, иммигранты, выполняющие в западных странах роль той же дешевой рабочей силы. Государствам удобно, с одной стороны, пропускать через границы потоки иммигрантов, которые бегут на Запад в поисках лучшей жизни, чтобы они выполняли низкооплачиваемую работу на предприятиях, с другой стороны, использовать их для разжигания в стране националистической пропаганды, удобной для того, чтобы отвлекать внимание избирателей от более насущных проблем. В то же время, работодатели используют бесправных наемных рабочих дважды: один раз – для того, чтобы выполнить работу, и второй раз – для того, чтобы избежать оплаты труда, предоставления жилья, медицины, соблюдения трудовых гарантий. Поэтому в конце 1990-х годов в Париже появилось движение sans-papier – нелегалов, лишенных документов (sans-papier означает "безбумажник"). Новое консервативное правительство приняло новые визовые правила, по которым даже представители третьего-четвертого поколения иммиграции, много лет жившие в стране, должны регулярно обновлять свои визы. Нелегалы захватывали административные здания и церкви, чтобы привлечь к себе внимание и озвучить свои требования (потому что в противном случае им угрожала депортация). Протестующие нелегалы привлекли к себе внимание критических интеллектуалов. Пьер Бурдье и многие другие знаменитые ученые, литераторы, актеры, художники часто присоединялись к протестам. В Германии, где аналогичная проблема стояла особенно жестко (после Второй мировой войны, стремясь искупить свою вину, страна широко открыла свои границы для желающих эмигрировать) появилась массовая протестная кампания под показательным названием "Kein Mensch ist illegal" ("Люди не бывают нелегальными"). Первой инициативой "Kein Mensch ist illegal" стало проведение международных лагерей протеста на приграничных территориях. В 1998-99 первые лагеря проводились на восточных границах Германии, где поток иммигрантов был особенно плотным и население приграничных районов относилось к ним особенно нетерпимо. У лагерей появилось также второе название – "No border!" ("Нет границам!"). Весьма эффективным проектом группы "No border" стала кампания "Lufthansa – deportation class" ("Lufthansa – депортационный класс"), осуществленная в 2001-м году. Она была посвящена деятельности авиакомпании Lufthansa, осуществляющей депортацию нелегальных беженцев из Германии в их родные страны. За несколько лет на борту самолетов Lufthansa было депортировано несколько тысяч беженцев.

Иммигранты и беженцы из Африки, Азии, Восточной Европы не хотят возвращаться домой. Многие из них покинули родину по политическими причинам, и дома их ждет смерть или пожизненное заключение. В 2000-м году гражданин Алжира Ади Агиб умер на борту самолета Lufthansa, потому что в полете ему не было оказано необходимой медицинской помощи, и капитан приказывал продолжать полет, несмотря на жалобы стюардессы.

Первой акцией кампании Deportation class стала раздача уличных прокламаций и листовок, очень похоже копирующих рекламную стилистику Lufthansa. При этом, оформление было сделано таким образом, что параллелизм со стилистикой рекламы Lufthansa не давал оснований для того, чтобы подавать в суд за нарушение авторских прав. В листовках и проспектах приводились данные по количеству депортированных в самолетах Lufthansa и по смерти Ади Агиба. Листовки гласили:

LUFTHANSA – ДЕПОРТАЦИОННЫЙ КЛАСС

Посмотрите на мир по-новому! Выберите экзотическое путешествие с депортационным классом Люфтганзы.

Вы не ошибетесь, если выберете наше специальное предложение полета по специальным ценам, из Северной Америки и Европы в любых направлениях по всему миру.

Мы постоянно улучшаем и расширяем сервис нашего депортационного класса, который по-прежнему остается наиболее экономичным способом путешествовать по свету. С депортационным классом Люфтганзы вы можете попасть в десятки захватывающих мест по всему миру – Тунис, Дамаск, Джакарта, Алма-Ата, Хараре, Лима… И их достижение – всего лишь часть удовольствия!

Используя депортационный класс для путешествий по десяткам городов в тридцати пяти странах, вы получаете самую большую скидку с самой низкой цены. Более того, регистрируясь на полет в нашем депортационном классе, Вы автоматически становитесь участником нашей торжественной программы приветствия. В дополнение к тому, что наши цены являются беспрецедентно низкими, к Вашим услугам следующие службы: