Текст книги "Герой нашего времени.ru"

Автор книги: Олег Бажанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Взводный – парень смекалистый, ночью повёл свою группу совсем по другим целям. Провел диверсии и, прихватив «языка», через сутки и сам вернулся, и всю группу привёл без потерь. В тот день к командиру полка снова приезжали чеченцы. А на следующий день командир взвода разведки был в срочном порядке отправлен в краткосрочный отпуск с выездом на Родину. Из отпуска взводный так и не вернулся. Говорили, что погиб, мол, – несчастный случай. А я не верю! Продал его наш «полкан»! Знаю, что солдат некоторые командиры продают чеченцам. Почему бы и офицера не продать? На этой войне всё продаётся.

– Неужели про дела вашего командира полка «особисты» не знали? Или до командования информация не доходила? – спросил Виктор.

– Кому следует, те и без нас знали! Только офицеры поговаривали, что доходами от своей «коммерции» наш «полкан» делился с кем-то «наверху». – Капитан указал большим пальцем в потолок.

– Пристрелить надо было такую сволочь! – высказал своё мнение Виктор. – Слава Богу, что в Десантных войсках мы о таких случаях не слышали!

– А вы не слышали об уголовных делах, заведённых на начальников вещевых служб нескольких военных училищ? – лейтенант с травмой позвоночника даже повысил голос. – Машинами в Чечню обмундирование поставляли. Такса такая: машина сапог или камуфляжа – машина «Жигули» девятой модели.

– Вот гады! – выругался мотострелок. – Взяли их?

– Говорят, что взяли на третьей поставке.

К разговору присоединился лейтенант с ранением головы. С трудом произнося слова, он всё-таки поведал о том, что в январе после первого штурма Грозного подразделения Внутренних войск шли за десантниками и мотострелками, теснившими противника, занимались «зачисткой» территорий, проверяя здания, подвалы и квартиры. В районе действий их подразделения оказалась станция технического обслуживания автомобилей «Жигули» вместе с автомагазином. Боевики оставили этот объект без боя, поэтому ни станция, ни магазин не пострадали. Новенькие автомобили стояли все целёхонькие. Командир подразделения Внутренних войск доложил об этом вышестоящему начальству, от которого получил приказ на усиленную охрану объекта. Уже в конце дня на территории захваченного автомагазина стали появляться первые высокие чины МВД. Из офицеров и прапорщиков в авральном порядке были сформированы две команды для перегона новеньких машин в Россию. Лейтенант попал в состав колонны, которая направлялась в Москву. Из Грозного вышли ранним морозным утром в составе из двадцати пяти машин под охраной трёх бронетранспортёров. Соответствующие документы лежали в каждой машине в «бардачке». Некоторые из машин доверху были нагружены коврами, музыкальными центрами, телевизорами, видеоаппаратурой и даже одеждой. Под охраной бронетранспортёров шли до Ростова. Далее десять машин из двадцати пяти отправились на Москву уже в сопровождении милицейских машин с мигалками. Без происшествий автомобили были доставлены в ближнее Подмосковье в одну из частей Внутренних Войск. Там перегонщики сдали машины, отметили командировку и уже на следующий день вылетели с подмосковного аэродрома военно-транспортным самолётом в Моздок. А оттуда вертолётом в Грозный – в свою часть. Но тогда повоевать лейтенанту не удалось. Вскоре его часть перевели на Ставрополье для выполнения охранных функций. Но через три месяца часть была переброшена обратно в Чечню. И лейтенанту пришлось участвовать в нескольких стычках с «дудаевцами». Но пуля снайпера настигла его не в бою, а в машине при подъезде к полевому лагерю. Пуля, пробив деревянный борт «Урала» и защитную каску, застряла у лейтенанта в черепе. На этом и закончилась, едва успев начаться, его военная карьера.

– Не горюй, лейтенант, – подбодрил его Виктор, – зато с женой тебе повезло! Считай, поймал удачу за хвост!

Молоденькая супруга лейтенанта послала десантнику благодарную улыбку и засмущалась, чувствуя на себе всеобщее внимание.

Тут неожиданно для всех к разговору присоединился всё время молчавший танкист.

– А мне тоже повезло. Вытащили меня чеченцы из подбитого танка. Несколько попаданий броня выдержала, но гусеницы, гады, перебили. И механика-водителя убили. А я из пушки стрелял, пока самого не оглушило. Достали они меня, привели в чувства и стали бить. Потом отвезли куда-то и пытались вербовать. Много чего обещали. Снова били. Но потом поняли, что без толку со мной возятся. Вывели в лесок, показали место, дали лопату и велели копать себе могилу. Я выкопал. Они в последний раз предложили на них поработать. Я отказался. Поставили меня на колени на краю ямы и стали целиться из пистолета. Мне уже всё равно было. Выстрелили почему-то мимо. Но привели другого мужика, избитого всего, и приказали, чтобы я смотрел. Прострелили ему голову и – в яму. Заставили меня закапывать. На следующий день процедура повторилась. На этот раз на моих глазах зарезали молодого солдата.

А вечером того дня я понял, почему меня сразу не убили. Я родом из Быково Волгоградской области. Так там мы с Шервани Басаевым в техникуме в одной группе учились. И даже дрались. В одной из драк я сломал ему нос. Ещё раньше в этом техникуме его брат учился – Шамиль Басаев. Брата я не знал, хотя он и приезжал к Шервани. Ну враждовали мы с Шервани не то чтобы очень, но и друзьями не стали.

Так тем вечером позвал меня Шервани к себе. Оказалось, что это его отряд меня взял. И Шервани с самого начала за мной наблюдал. Накормил он меня тогда, угостил водкой, похвалил за то, что я мужественно держусь. Повспоминали студенческие годы. Потом Шервани сказал, что убивать меня не станет. А вот сломанный нос – не простит. Позвал он своих молодцев, положили они мои руки между двух табуреток, а третьей ударили сверху. Вот так с переломанными руками и завязанными глазами вывезли они меня на дорогу и бросили. Даже повязку не сняли. Не знаю, сколько я там просидел, но подобрала меня тыловая колонна какой-то воинской части.

Танкист закончил свой рассказ. В палате повисла тишина. Чего только не случается на войне? Но с человеческой жестокостью не может сравниться никакая звериная. Иванов попытался хоть как-то смягчить тяжёлое впечатление, произведенное рассказом:

– Сергей, а мы с тобой земляки. Я из Волгограда.

– Надо же! – удивился танкист, приподнявшись на кровати и посмотрев на вертолётчика. – В одной палате встретились.

– Везёт тебе на «земляков»! – пошутил капитан-мотострелок.

– Я, вообще, везучий, – согласился Сергей.

– А ты женат? – поинтересовался Иванов.

– Женат, – ответил танкист. – Моя обещает скоро в госпиталь приехать. Сегодня с ней по телефону разговаривал.

– И дети есть?

– Дочка. Три годика.

– Счастливый ты, – вздохнул Иванов.

В последнее время всё чаще его собственные мысли возвращались к бывшей жене Светлане. Как сложилась у неё жизнь? Как их сын? Иванов ничего о них не знал. Ведь не будь тогда его измены, наверное, Светлана сейчас, как и жена лейтенанта, сидела бы у постели своего мужа. И была бы у них семья. Как далеко тот уютный тёплый мирок со светящимся на кухне окном, которое Иванов видел всегда при заходе на посадку на ночной аэродром. Это окно далёким маяком осталось в море прошлой жизни, где шторма превратили в обломки лодку счастья Иванова. И теперь пережитое даже кажется нереальным. А ведь у него растёт сын. Сколько ему сейчас? Годик и четыре месяца? К сыну Иванов так и не успел привязаться, но любил его всегда. Он помнил маленький тёплый комочек в своих руках и переполнявшее огромное чувство радости, что это его сын! Сейчас сынок подрос. Наверное, Иванов не узнал бы его среди других детей. Сколько он не видел сына? Почти год.

Иванов закрыл глаза и попытался представить свою бывшую жену. Но вместо нее он снова видел Наташу. Но Наташа погибла. Её нет. Нет и всё! Иванов поднялся и подошёл к открытому окну. Вечер за окном манил лёгким запахом травы и цветов. Затянувшиеся сумерки мягко переливались в ночь, на территории госпиталя начинали вспыхивать холодным белым светом электрические фонари. Иванов решил перед сном пройтись. Он вышел из здания, сел на лавку и стал смотреть на ещё не яркие звёзды до тех пор, пока у него не закружилась голова. Из-за кирпичного госпитального забора доносился затихающий шум уставшего за день города. И с ощущением тёплого летнего вечера Иванов вдруг почувствовал острое желание жить. Жить полнокровной, наполненной радостью и заботами жизнью. Он поднялся и побрёл по асфальтовой дорожке, бегущей вдоль забора. Навстречу ему шла молодая женщина в белом халате. Издалека она напомнила Иванову Наташу. Он впервые видел эту женщину, но, поравнявшись с ней, улыбнулся и поздоровался:

– Добрый вечер!

Бросив на него удивлённый взгляд, незнакомка улыбнулась и, лишь на мгновение замедлив шаг, ответила:

– Добрый вечер.

И, не оборачиваясь, пошла дальше. А у Иванова на душе стало хорошо и радостно.

«Спокойного Вам дежурства!» – пожелал ей мысленно Иванов.

Возвращаясь с прогулки, он уже принял решение, что завтра вечером, когда уйдут врачи, идти к Светлане и сыну.

Иванов, одетый по «гражданке» пришёл во двор дома, где жили его бывшая жена и сын, когда уже стемнело, и в окнах стал зажигаться свет. Знакомое окно на кухне тоже светилось, подсказывая Иванову, что в квартире кто-то есть. Как ни пытался Иванов хоть что-нибудь рассмотреть через неплотно закрытые шторы, но напрасно. Четвёртый этаж девятиэтажного дома не просматривался со двора. Испытывая сильное волнение, Иванов, отказавшись от лифта, поднялся по знакомой лестнице на четвёртый этаж. Тут ничего не изменилось за несколько лет. Он долго стоял у знакомой двери, не решаясь нажать кнопку звонка, чутко ловя каждый звук, доносящийся из квартиры. Ему показалось, что несколько раз он слышал детский голос. У Иванова стучало сердце, тряслись и потели руки, и он всё не мог сконцентрироваться на том, что скажет, если дверь откроет Светлана. Наконец, собравшись с силами, Иванов решился нажать на кнопку звонка. Тот отозвался почти забытой трелью. За дверью послышались лёгкие шаги, щёлкнул замок, и на пороге в домашнем трико появилась Света. Иванов узнал и не узнал её. Она немного поправилась, но эта полнота делала её женственнее, Светлана высветлила волосы, и новая причёска шла ей. Но глаза. Выражение её глаз тоже изменилось. Раньше она не так смотрела на Иванова.

– Это ты?.. – первое, что произнесла с удивлением Светлана. В её голосе Иванов не уловил радости.

– Я, – выдавил, волнуясь, Иванов. – Здравствуй, Света.

– Ты… Вы зачем?

– Повидать тебя и сына. Войти можно?

– Входи…те. – Светлана выглядела растерянной. Она почему-то упорно старалась называть Иванова на «Вы».

– Света, кто там? – Услышал Иванов с кухни мужской голос. Он всё понял. Светлана, видимо, испытывая не меньшее волнение, побежала на кухню, оставив Иванова глупо стоять в прихожей. На кухне возник какой-то разговор шёпотом, слов Иванов разобрать не мог. Но по интонации он понял, что Светлана о чём-то просит находящегося там мужчину. Тот отвечал односложно. Через пару минут она вышла в коридор.

– Тут подарки малышу. – Иванов протянул пакет с игрушками, за которыми днём съездил в центральный универмаг.

– Поставьте там. – Светлана стояла довольно далеко и не попыталась подойти. – У нас всё есть. Нам ничего не нужно.

– Ну, а ты как? – Иванов, поставив пакет, посмотрел по сторонам.

– Нормально. Ни в чём не нуждаюсь.

– А сын где? – Иванов остановил взгляд на Светлане.

Преодолевая волнение, бывшая супруга произнесла:

– Давайте с Вами договоримся: Вы – не отец. Сын Вас не знал. Скоро у него будет другой отец.

– Сына покажи, – потребовал Иванов.

– Нет, – твердо ответила Светлана. – Повторяю: у него будет другой отец.

– Никогда! – прорычал Иванов. – У него есть и всегда будет настоящий отец.

– Тогда мы скажем, что его папа – лётчик, разбился, когда он был маленьким. У него будет один отец.

– Света, что с тобой? – Иванов старался поймать её ускользающий взгляд. – Покажи сына.

– Незачем на него смотреть. Всё равно Вы его скоро забудете.

– Мстишь? Да, я виноват перед тобой! Но не перед сыном.

– Уходите. И не приходите к нам больше.

Тут до слуха Иванова с кухни донёсся детский голос. Услышав его, Иванов, отстранив с пути Светлану, решительно направился туда. За столом сидел крепкий мужчина средних лет и кормил из ложечки сидящего на его коленях симпатичного малыша. Мужчина без эмоций посмотрел на незваного гостя и снова переключил внимание на ребёнка. При виде сына Иванов не испытал никаких новых чувств, кроме тех, что всегда испытывал, думая о нём, – волнение. При виде семейной идиллии решимость Иванова улетучилась. Малыш посмотрел на гостя, но, видимо не найдя ничего интересного, снова сосредоточил своё внимание на тарелке с кашей. По всему было видно, что ребёнку хорошо на руках у мужчины. Поглядев на ребёнка несколько секунд, Иванов, ничего не сказав, развернулся и направился к выходу. Проходя в коридоре мимо плачущей Светланы, Иванов проронил:

– Прости меня. Если сможешь…

На улице Иванов сел на лавочку возле подъезда и просидел там довольно долго, борясь с подступавшими к горлу слезами и стараясь разобраться в своих чувствах от встречи с бывшей семьёй. Не такой он представлял себе эту встречу. Светлана стала совсем чужой. Как и этот дом. Да и мальчику, видимо, хорошо с новым папой. А Иванов здесь лишний…

В один из будних дней на пороге госпитальной палаты с сумками и пакетами неожиданно появился Андрей Ващенка, одетый по гражданской моде в светлую рубашку и брюки. Скучная госпитальная жизнь уже порядком надоела Иванову, и появление Андрея стало для него настоящим праздником.

Сложив перед тумбочкой подарки, со словами: «Еле нашёл тебя, командир», – Ващенка как ребёнок кинулся к Иванову. Они крепко обнялись.

– Андрюха, как я рад тебя видеть! – не скрывая эмоций, воскликнул Иванов. Затем он представил своего «правака» всей палате:

– Друзья, а это тот самый незаменимый Андрей, про которого я вам рассказывал.

Танкист и мотострелок подошли и пожали Ващенке руку как старому знакомому. К тем, кто не мог встать, Андрей подходил сам. Иванов представлял всех по именам. Последним Ващенка поздоровался с Виктором.

– Ну и здоров же ты! – прокомментировал Андрей крепкое рукопожатие богатыря.

– Уже не такой, как раньше, – ответил десантник.

– Будешь ещё лучше! – пообещал Ващенка с видом врача.

– Ну, пошли, поговорим, – с нетерпением потащил Иванов своего «правака» на улицу.

Для разговора Иванов и Ващенка уединились в самом дальнем конце госпитального хоздвора, где их не могли видеть врачи, и открыли пиво, принесённое Андреем.

– За встречу! – произнёс тост Иванов, поднимая откупоренную бутылку.

– За здоровье! – поддержал Ващенка.

Рассказав о делах в полку в Моздоке, Ващенка сообщил, что звено Иванова почему-то раньше времени откомандировали обратно на базу и дали отпуск. Последнее время в Чечне летали меньше, чем при Иванове, возили, в основном, груз и раненых. Всё время не хватало топлива. Стрелять уже не приходилось. В звене потерь нет. Фархеев неплохо справляется на должности временно исполняющего обязанности командира звена. Мужики все соскучились, передают большой привет! Очень ждут обратно в часть. Собрали деньги на подарок, но Ващенка так и не решил, что купить, поэтому отдаёт всю сумму Иванову, пусть решает сам. Фрукты Андрей купил и принёс. Хватит на всю палату.

– Прокурорская проверка в полку нарушений не выявила. После того, как узнали, что ты попал под обстрел, «особисты» успокоились, – докладывал Ващенка, потягивая из бутылки тёплое пиво. – Командир полка и начальник штаба передали тебе в подарок штурманские часы. Держи! – Андрей протянул Иванову картонную коробочку. – И пожелания скорейшего выздоровления! Девчонки из госпиталя просили тебя расцеловать. Но трезвым я этого делать не буду! Сейчас выпью ещё пару бутылочек, тогда поцелую. А вот письмо от Тамары.

Ващенка достал из сумки сложенный пополам запечатанный конверт. Взяв письмо, Иванов положил его в нагрудный карман госпитальной куртки со словами:

– Потом прочитаю. Рассказывай, мне всё интересно.

– После известия, что ты попал в госпиталь в тяжёлом состоянии, Тамара высохла вся, – тихо произнес Ващенка. – Это она разузнала, где ты находишься, и дала мне адрес. Она пока ещё в Моздоке, но скоро переводится в Ростов. Там в письме всё написано. Кстати, её тоже «таскали» в особый отдел: про тебя расспрашивали. Саня, ты ответь ей обязательно.

– Отвечу, – пообещал Иванов. – А как твои отношения с Мариной?

– Мы с Мариной решили пожениться, – сообщил Ващенка.

– Серьёзно? – воскликнул Иванов. – Рад за вас! Вот Маринка – молодец!

– Молодец, – улыбнулся Андрей. – Знаешь, командир, полюбил я её. Помнишь наши разговоры о любви? Всё случилось так, как ты говорил. Не представляю теперь без неё жизни.

– Когда свадьба?

– Сегодня на неделю еду к её родителям торжественно просить руки дочери. Она там будет меня ждать. Там и заявление подадим.

– Мне приглашение пришлите.

– Обязательно. Только куда?

– Куда? – Этот вопрос озадачил Иванова. – Я сам тебе позвоню.

– Ладно. А хочешь послушать какой номер «отколол» Мишка Ковалёв?

– Какой? – Иванова интересовало всё, связанное с Ковалёвым.

– Он в Моздоке из вертолёта помогал разгружать убитых. Привезли ребят, подорвавшихся ночью в составе колонны. Трупы складывали прямо на бетон. Ковалёв перепачкался кровью и, как обычно, тут же «принял на грудь». День стоял жаркий, Михаила развезло. Он не нашёл ничего лучше, чем улечься на носилки рядом с убитыми. Пришла машина-труповозка. Комендатура в суматохе не разобралась и вытащила у Ковалёва документы из кармана. Так Михаил попал в список убитых. Когда его стали грузить в машину, Ковалёв очухался, чем перепугал солдат. Сбежал с аэродрома без документов. Потом их кое-как вернул. Но самое смешное было после, когда в часть пришёл запрос из военкомата о пропаже тела. Похоронка вместе с медалью домой пришла, а тела нет. Ковалёв поехал разбираться. Рассказывает, что теперь «достаёт» военкома, чтобы тот выделил ему деньги на памятник. Говорит, что похороны его не скоро, боится не дожить… Кстати, большой привет тебе от него.

– Узнаю Ковалёва! – от души смеялся Иванов.

– Это ещё не всё. По возвращению из отпуска Ирка «наградила» Мишку триппером. Вместе лечились. Но он её не бросил.

– По Мишке и штанишки! – усмехнулся Иванов.

Ващенка замолчал. По его глазам Иванов определил, что Андрей хочет ещё что-то сказать, но не решается.

– Что-нибудь ещё? – поинтересовался Иванов.

– Я решил уходить из армии. Ты правильно говорил, что сейчас никто никому не нужен. Освободилась должность командира экипажа, а меня не утвердили… Квартира мне не светит. Тебе по твоей выслуге должны дать… Перспектива по службе у меня тоже – не очень…

– Это всё? – Иванов чувствовал, что Андрей что-то не договаривает.

– Понимаешь, – пряча глаза, начал Ващенка, – за ту операцию с фермой нас наградили…

– Всех? – у Иванова появилось нехорошее предчувствие.

– Орденами Мужества. Всех… – с трудом проговорил Ващенка и запнулся.

– Не тяни!

– А тебе дали медаль Нестерова.

– А Мельничуку? – спросил Иванов, похолодев.

– Ему орден.

– Кто изменил представления? Я же не внёс Мельничука в общий список! – не годуя, закричал Иванов.

– Замполит этим занимался с командиром эскадрильи, – тихо ответил Ващенка.

– А что командир полка, начальник штаба?!

– Не знаю. На тот момент над всеми висела прокурорская проверка, может, поэтому всё так получилось? – предположил Ващенка и показал Иванову коробочку с медалью и наградную книжечку. – Вот, командир, в полку просили тебе передать, – извиняющимся тоном произнёс «правак».

– Дожили! – Иванов с досадой стукнул кулаком по лавке, на которой сидел. – Даже вручить медаль по Уставу не могут. А трусу – орден! Не стыдно было Мельничуку брать этот орден?

– Иван сиял от радости, когда получал его перед строем полка, – ответил Ващенка и положил руку на плечо Иванова. – Не переживай, командир, это ведь не единственная несправедливость по жизни. Много их было и много ещё будет. Не рви здоровье. Звено знает, кто настоящий герой! И не в орденах счастье.

– Да, орденов-то мне хватит! – зло бросил Иванов. – Убивает несправедливость! Ну и гнида этот Косачаный!

– Редкая сволочь, – согласился Ващенка. – Да, на Мельничука пришёл приказ о переводе в другой полк с повышением.

– И хрен с ним… – Настроение Иванова на весь день было испорчено.

– Слушай, Андрей, – попросил Иванов, чувствуя жгучую обиду, – принеси водки, пожалуйста. Пару бутылок.

– А тебе можно? – осторожно поинтересовался Ващенка.

– Можно. Уже больше месяца спиртного в рот не брал. А сегодня надо.

– Понимаю, – Ващенка поднялся. – Ты извини, командир, что всё так получилось…

– Тебя-то за что извинять? Всё нормально, Андрюха! Водку неси.

– Где тут ближайший магазин?

– Не выходил ещё, но по старой памяти – за углом налево.

– Ну, я пошёл.

– Жду тебя здесь. – Иванов проводил Ващенку долгим взглядом. Потом посмотрел на коробочку с медалью и, не открывая, сунул её в боковой карман куртки. Смотреть на медаль сейчас Иванов не имел ни малейшего желания. Пока Ващенка ходил за водкой, Иванов припомнил все мельчайшие детали того злополучного полёта. Если бы ему просто не дали орден – это ещё полбеды. Но вручить Мельничуку орден, а ему медаль – это позор и унижение!

Ващенка принес две бутылки водки, но пить не стал, отказавшись мешать пиво с водкой перед дальней дорогой.

– Не знаешь, на той высотке кто-нибудь из моей команды уцелел? – задал Андрею вопрос Иванов, открывая первую бутылку.

– Никто не уцелел, Саня. Снаряд попал почти в самую вершину. Одни куски от людей… Если бы ты не спустился ниже – не разговаривали бы мы сейчас.

– Светлая память этим ребятам, – Иванов сделал первый глоток из бутылки. – Хорошие парни были!

– Знаю, что уголовное дело заводить не стали. Списали на боевые потери, – Андрей глотнул пива.

– Кто бы сомневался!.. А что с историей с теми ящиками?.. Помнишь?

– Тишина. Как-будто не было ничего…

– Ты думаешь, зря я тогда?..

– Я этого не говорил.

Посидев немного, Ващенка попрощался с Ивановым и поспешил на вокзал, чтобы успеть на ближайший поезд на Москву. После прощания и ухода «правака» на душе Иванова стало ещё хуже, да так, что ему не хотелось жить. Пригубив первую бутылку водки, Иванов, не закусывая, выпил сразу половину. Потом он помнил, как пошёл в палату, где с мотострелком и танкистом допил остальное. Виктор только чуть притронулся к налитой на дно стакана водке. Потом Иванов уже ничего не помнил.

Ночью у Иванова сильно разболелась голова. Боль отогнала сон. Он сел на кровать возле открытого окна, достал из кармана коробочку и в полумраке стал рассматривать медаль. В луче света, падающего от уличного фонаря, небольшая отливающая бледностью медаль показалась Иванову уродливой. Её планка голубого цвета не вызывала никаких эмоций, кроме обиды на случившуюся несправедливость. Взвесив круглый кусочек металла на ладони, Иванов со всего размаха выкинул её в окно. Размышляя о человеческой несправедливости, он так и не заснул до утра.

Утром он не смог подняться с постели. Голова кружилась и болела, таблетки не помогали. Становилось хуже. Лечащему врачу было доложено, что пациент вчера напился, а сегодня почувствовал себя плохо и не может встать. Врач появился в палате, когда Иванову ставили вторую инъекцию. Иванову казалось, что его череп сейчас расколется от невыносимой боли. Мысли лихорадило – он не мог связать и двух слов. Перед глазами всё плыло. Руки стали непослушными и мелко тряслись. Кончики пальцев немели и пробивались изнутри мелкими иголками. Тошнило. Не хватало воздуха.

– Кто же после контузии пьёт? Умереть захотелось? – по-отечески пожурил Иванова доктор. – В реанимацию…

Иванов потерял сознание…

Иванов очнулся в незнакомой палате. Он лежал, укрытый простынёй по грудь. В руку была вставлена игла капельницы. Он осмотрелся. Кроме него в палате стояли ещё четыре занятые койки. Лежащие на них не подавали признаков жизни. Что-то тихо шелестело, гудел какой-то аппарат. «Реанимация», – понял Иванов.

Неслышно зашла пожилая женщина в белом халате. Иванов хотел спросить про письмо, которое не успел прочитать. Но вместо слов у него вышло только мычание – слова не выговаривались. Он поднял свободную руку и призывно махнул ей. Женщина, обратив внимание, подошла.

– Вам что-то нужно? – тихо поинтересовалась она.

Иванов еле заметно кивнул и жестом показал, что хочет написать. Он уже понял, что не может говорить. Женщина отошла и вернулась с тетрадью и ручкой.

– Попробуйте написать, – она держала тетрадку так, чтобы Иванову было удобно выводить буквы.

Иванов вывел корявым почерком одно слово «Письмо».

Женщина удивилась:

– Вы хотите написать письмо?

Иванов отрицательно покачал головой и показал на грудь.

– Не понимаю… – вздохнула женщина.

Проверив капельницу, она вышла из палаты.

Через три дня Иванова вернули на его место в общую палату.

– Здорово, летун! – радостно приветствовал его Виктор. – Пока ты неделю отсутствовал, Василий выписался. Привет тебе от него большой и от его супруги тоже. Держи их адрес – тебе оставили.

Десантник достал из тумбочки сложенный тетрадный листок и передал Иванову. Тот кивнул в знак благодарности.

– На месте Василия теперь новенький – связист, – продолжил Виктор.

Иванов посмотрел в ту сторону. Кровать пустовала.

– Он ходячий. Гуляет, – Виктор внимательно смотрел на Иванова: – А ты, говорят, не разговариваешь?

Иванов кивнул.

– Да!.. – тяжело вздохнул товарищ. Потом его лицо просветлело, – А у меня радость! Протезы мне везут! Скоро выписываюсь.

Иванов улыбнулся и понимающе посмотрел на друга.

Через неделю Иванов в госпитальном костюме сидел в большом зале перед комиссией из пяти пожилых врачей.

Председатель комиссии, просмотрев историю болезни, проинформировал остальных:

– Случай тяжёлый, коллеги. Серьезнейшая контузия. Пациент шёл на поправку, но какое-то нервное потрясение, усугублённое принятием алкоголя, – сделало своё дело. Координация нарушена незначительно, но пациент не может говорить. Как долго это продлится, – сказать трудно: может, год, а может, и всю жизнь. Возможно ухудшение слуха. Надеюсь, коллегам понятно, что здесь очевидна группа инвалидности. Комиссуем.

Сидящий рядом с председателем доктор посмотрел на Иванова:

– У пациента есть вопросы?

Иванов отрицательно покачал головой.

Председатель ещё раз пролистал толстую папку и посмотрел на Иванова:

– Случай не безнадёжный, молодой человек. Но необходимо себя беречь. Никаких нервных потрясений, алкоголь исключить. Вам понятно?

Иванов кивнул.

– Ну что ж, готовим к выписке… – произнёс председатель.

Когда Иванов, одетый в военные брюки и рубашку с погонами, с небольшим чемоданом вышел из дверей госпитального здания, на улице шёл мелкий дождь. За Ивановым тихо закрылась дверь, и он оказался один под прохладными каплями. Он остановился и поднял лицо им навстречу. Падающие капли, словно из душа, секли не больно, ударяя по щекам и закрытым глазам. Это даже бодрило. Постояв немного, Иванов в последний раз оглянулся на госпиталь и пошёл к выходу. Уже почти дойдя до дверей проходной, он остановился от неожиданности. У выхода под навесом стояла маленькая хрупкая девушка. Иванов всматривался в знакомый силуэт и не верил своим глазам: там стояла Лена. Девушка, поняв, что он её узнал, сделала шаг навстречу. Капли дождя тоже стали попадать на её лицо и платье.

Иванов всё стоял и стоял, и не понимал, почему катящиеся по лицу дождевые капли такие солёные…