Текст книги "Ролевик: Рыцарь. Книга 2. Выбор"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Знаком всего с двумя, но наслышан о многих, – кивнул я, проводя быструю ревизию в своих информационных запасниках. – Это в вашем мире кроме Создателя как бы и нет никого. А у моих земляков – из небожителей целые пантеоны сформированы.

– В нашем мире? – барон сумел услышать главное. – Ты хочешь сказать…

Владивой даже вперед подался от возбуждения, а дальше повел себя весьма странно. Потянулся, широко зевнул, потом устало провел ладонью по лицу и снова зевнул.

– А, ну их… Хвати молоть глупости. Давай, виконт, лучше спать. Кашу мы доели, вино – допили. Скоро и костер потухнет… Да и с ним – не видать ни зги. Вот придет утро, оглядимся вокруг и покумекаем: как нам быть дальше. Авось, придумаем что путное?.. Как считаешь? – и, не дожидаясь моего ответа, улегся на бок.

А еще минуту спустя, он размеренно засопел, всхрапывая и причмокивая губами, как любой человек, крепко спящий и видящий приятные сны.

Столь странное поведение рыцаря объяснилось в тот самый миг, когда я уловил аромат табачного дыма. А следом, из ночной тьмы в круг, чуть освещенный последними сполохами угасающего огня, смоля папиросу, шагнул Наблюдатель.

– Что же ты творишь, Игорь? – без предисловий наехал он, только что в распальцовку не ударился. – Очень хочется с Хранителями познакомиться? Должен тебя разочаровать – эти, не местные, а настоящие, не станут с тобой цацкаться. Распылят на атомы, и пукнуть не успеешь. Тебя разве не учили, что 'язык твой – враг твой', а 'болтун находка для шпиона'? Себя не жалко – пожалей барона? Думаешь, все расы, как вы – земляне, так легко воспринимают множественность миров? Да он уже только благодаря одному Артасу, с его фокусами, на грани помешательства был, а тут еще ты со своими откровениями. С женой хватило ума не делиться, а сейчас на откровенность потянуло.

– Обстановка, наверно, располагает… – попытался съехать я.

– Помолчи, лучше… – не дал сбить себя Наблюдатель. – Короче, нечего рассиживаться, хватай мешки вокзал отходит. Тебе туда… – он ткнул рукой в направлении Владивоя. – Шагай смело, не промахнешься. А барон пусть считает, что ты ему приснился. Я ему сейчас еще кое-что интересное навею. Так, что и Артас не поймет – был ты здесь, или каким иным путем за Барьер прошел.

– Спасибо.

– Иди, иди, балаболка… Да гляди там в оба. Пока Зерно Хаоса в руках Темна, мне туда не пройти. Так что… – Наблюдатель умолк на полуслове и поспешно сунул в рот папиросу. От глубокой затяжки та аж зашкварчала…

Глава девятая

Не было в Дуброве ни одного заезжего двора или корчмы, стены которой вторые сутки подряд, не сотрясала бы разудалая песня и довольный рев бесшабашных мужских голосов, изредка прерываемый звонким, манящим женским смехом. Словно жители города, в едином порыве решили одним махом отметить все свадьбы, крестины и прочие не менее веселые и любимые народом празднества.

Стоя на излюбленном месте, у окна своей девичьей светелки – Анжелина в полной растерянности вслушивалась в гам, так неожиданно возникший и столь крепко обосновавшийся в ее городе. Раздраженно и недоуменно пожимая плечиками каждый раз, когда от очередного взрыва хохота, звенели оконные стекла. Это повальное сумасшествие было юной баронессе совершенно непонятно. Люди радовались грядущей войне!

Потому что началось это повальное безумие, после того, как Любомир объявил на площади, о наборе добровольцев в дружину. Не прошло и часа, а в сборный пункт, возле городских казарм начали стекаться все парни, коим минуло шестнадцать лет и все молодые мужчины, еще не успевшие обременить себя женами и детишками. А к вечеру добровольцев, желающих поступить в ополчение, насчитывалось свыше ста восьмидесяти человек. После чего Любомир огласил, что набор закрыт, а всех остальных, желающих отправиться в Бобруйск бить северян, но не попавших в списки, заверил, что отчаиваться не следует, ибо набор этот, наверняка, не последний. Записанные добровольцы проорали 'Слава!' и разбрелись по домам. А ближе к вечеру – закипела потеха…

– Не понимаю я этого, – неизвестно в который раз повторила Анжелина, отходя от окна и присаживаясь на диване, рядом с Любомиром. Достаточно близко, но все еще сохраняя определенную дистанцию. – Не по-ни-ма-ю…

– Чего именно? – переспросил молодой рыцарь, вздыхая украдкой, поскольку считал, что баронесса могла вести себя с ним хоть чуточку нежнее. – Скажи определеннее. Может, я сумею объяснить?

– Как можно радоваться предстоящему кровопролитию, смерти, увечьям?.. Ведь многие из добровольцев не вернуться домой. Их родные осиротеют, невесты не выйдут замуж, не родят детей. Это же горе! А они хохочут, будто их не в бой позвали, а посулили дармовую выпивку… Нет, не понимаю.

– Потому что ты… – Вепрь хотел сказать: 'ребенок', но вовремя спохватился и произнес с запинкой, – 'женщина'… – и поспешно пояснил, видя, как насупились брови девушки. – Мужчина не только внешне иначе выглядит. Он и внутри по-другому устроен.

– Если мерилом отличия считать отсутствие ума и здравого смысла, то не могу не согласиться с твоим утверждением, – ехидно согласилась баронесса. – Мужчина действительно похож на волка, которого – сколько не корми, все на лес поглядывает. Вместо того, чтоб делом заниматься, вы норовите оружием бряцать, силой и удалью бахвалиться.

Если б эту обличительную речь произнесла матушка, Любомир может и сдержался бы. Но, из уст девчонки, капризом судьбы и стечением недобрых обстоятельств усаженной в кресло баронессы, подобное нравоучение звучало столь нелепо, что рыцарь не удержался от короткого смешка. За что был немедленно вознагражден испепеляющим взглядом. А после того, как эта мера наказания не возымела на него надлежащего действия, еще и чувствительным тычком в бок.

– Прекрати немедленно, – потребовала Анжелина. – Твое поведение, по меньшей мере, бестактно. Я не сказала ничего смешного. Моя матушка именно так выговаривала отцу, а после – отчиму. А, может, ты тоже подвержен героическому сумасшествию? В таком случае, я велю позвать лекаря.

– Извини, Анжелина, – повинился Любомир. – И ты сама, и все остальные – матери, жены, невесты, сестры и подружки совершенно правы, требуя от парней степенности, присущей вашим… дедам. Но!.. вы не понимаете, что как не нагулявшийся жеребец никогда не станет хорошим конем, так и мужчина, прежде чем превратиться в достойного семьянина, должен пройти все ступени взросления. А не прыгать в семейную степенность с отроческих лет. Становая жила лопнет. И сам надорвется и весь род искалечит. До определенного возраста каждому мужчине свобода – вот единственная и самая желанная из всех женщин.

– Как ты можешь произносить подобную чушь? – возмущенно воскликнула Анжелина, вскочив с дивана. – Да такие мысли только харцызу впору! Стыдитесь, господин рыцарь! Или вам свобода тоже дороже любимой женщины?

– Зорька ты моя, ясная, – нежно произнес Любомир. – Во-первых, я лишь повторяю слова Ставра, а он-то уж наверняка знает, что говорит. Особенно, когда спорит с матушкой… А во-вторых, когда приходит настоящая любовь, мы взрослеем очень быстро. И вообще, давай не будем ссориться и переходить на личности. Все эти, молодые юноши и мужчины празднуют не столько обретенную свободу, сколько долгожданную возможность проявить себя еще в чем-то кроме вспашки поля, косовицы и разбрасывания навоза. Согласен, все перечисленные работы необходимы и достойны, иначе люди умерли бы от голода, но, и ты согласись: романтики в них маловато. Еще никто не стал героем – выкосив лужок быстрее соседа. А ведь хочется…

– Вот вся ваша мужская глупость и обнаружилась, – торжествующе подняла вверх указующий перст Анжелина. – Скажи, на милость, кому нужен мертвый герой?

– Но, ведь не обязательно погибать… – нежно приобнял за плечи девушку Любомир. – Я и в схватке с драконом остался победителем, а Игорь казаков у Песьего Лога посек. Где были б сейчас те поселянки, коих ему отбить удалось? Если б не наше умение 'бряцать' оружием?

– Немедленно пообещай, что не будешь рисковать напрасно! Пожалуйста, – повелительные нотки в голосе девушки сменились нежным воркованием. – Я не хочу еще и тебя потерять. Обещай вернуться! Или я своей волей запрещу тебе покидать Дубров! Небось, твой старший брат не поедет в Бобруйск? Я права?

– Да не волнуйся ты так. Вернусь я… В Бобруйске есть свой воевода. И пока враг не высадился, ни Ставру, ни мне там делать нечего. Зачем нам у него и короля под ногами путаться? Отведу ополчение, погощу пару деньков, осмотрюсь немного… Просто так, для интереса. И обратно. Поверь, солнышко, мне и самому тебя покидать не хочется.

– Правда? – Анжелина пристально взглянула в глаза молодого мужчины. – А не обманешь? – и, видя, как тот вскинулся, погладила его мозолистую сильную руку своими тонкими пальчиками. – Пойми, Люб, боюсь я… Мать отца любила. Потом – Владивоя… тоже… любила. А как страшно все закончилось. Я не хочу так! Я хочу – чтоб на всю жизнь. Чтоб – даже если умирать, так вместе. Понимаешь?

Единственное, что Любомир действительно понимал, так это то, что слова сейчас ничего не значат и произносить их, только время терять. Поэтому, прижал к себе девушку и нежно поцеловал повлажневшие глаза. Да и что он мог ответить? Разве жизнь и судьба спрашивают: чего мы хотим и к чему стремимся? Правда, и тот, кто совсем не прилагает усилий для достижения цели, отдавая себя воле рока, уж точно никогда и ничего не добьется…

В коридоре, за приоткрытой дверью деликатно прокашлялись, а потом под сводами комнаты гулкий бас прогрохотал витиеватое приветствие.

– Да пребудет в добром здравии пресветлая баронесса Анжелина. Разрешено ли мне потревожить ее покой?

Хранитель внешнего круга и лекарь Дуброва Удал своим обликом напоминал поставленное на коротенькие ножки крупное румяное яблоко. Поскольку ростом не вышел, и был ко всему прочему чрезвычайно тучен и краснощек. Может именно поэтому судьба, подчиняясь очередной прихоти, наградила его неимоверно густым басом. Гулкий зычный голос так не вязался с детским лицом лекаря, что как только он открывал рот, все невольно начинали вертеть головами, выискивая взглядом того невидимого богатыря, что соизволил заговорить с ними.

Любомир не стал исключением из общего правила. Взглянув поверх головы лекаря и никого там не увидев, он в недоумении оглянулся на Анжелину. Но та лишь коснулась его рукой и степенно ответила.

– Мы всегда рады видеть любого Хранителя. Какие заботы привели тебя ко мне, на сей раз?

Маленький человечек бочком протиснулся в дверь и изобразил попытку поклониться.

– Я позволил себе потревожить госпожу баронессу исключительно из-за только что доставленного голубиной почтой письма из Оплота.

– И что пишет нам Мастер Остромысл? – поинтересовалась Анжелина.

– Мастер-хранитель обеспокоен событиями, происходящими в королевстве, и рекомендует не спешить с отправкой в Бобруйск добровольцев. Будет война или нет – неизвестно, а остаться на зиму без хлеба Зелен-Лог может. Нельзя отсылать в период страды сотни самых работящих рук.

Возможно, если бы эти слова произнес кто-то другой – купец, ремесленник, только не Хранитель, Любомир воспринял бы содержание послания совершенно по-другому. Но после многих лет постоянного противостояния Вышемиру, он накопил недоверие и раздражение вообще ко всему, хоть немного имеющего отношение к Оплоту. Поэтому, как только Удал умолк, Любомир порывисто вскочил на ноги и, едва сдерживаясь, чтоб не перейти на крик, громко поинтересовался:

– С каких это пор Оплоту разрешено вмешиваться в ратные дела королевства? Или Закон о военном времени вас не касается? Могу напомнить, если запамятовали!.. Там четко оговорено, что с момента объявления в Зелен Логе мобилизации и до окончания военных действий, вся полнота власти переходит воеводам. Вся! И не вам решать, какие силы, когда и куда отправлять. А если Мастер Остромысл так обеспокоен уборкой хлеба, то пусть лучше пришлет в помощь всех своих дармоедов, зря протирающих штаны на ученических скамьях!

Дав витязю высказаться, Хранитель снова прокашлялся и беспристрастно прогудел.

– Кхе-кхе… Извини, воевода… Но не гоже правителю… демонстрировать несдержанность и глупость… Причем, и одно, и другое одновременно. Даже, с учетом юношеской горячности… – и, не обращая внимания на возмущенный взгляд Любомира, неспешно продолжил. – Во-первых, и тебе это известно, на время страды в Оплоте остаются только больные и хранители самого преклонного возраста. Остальные отправляются по домам именно для оказания помощи в сборе урожая. А во-вторых, Мастер не вмешивается в мирские дела, а лишь на правах человека более опытного, хотя бы из-за разницы в возрасте, дает совет. Поверь мне на слово, Любомир, если б Оплот хотел приказать, то и слова нашел бы соответствующие. Засим, госпожа баронесса, разрешите откланяться. Больные, знаете ли, ждут…

Прощальный поклон удался Хранителю чуть лучше приветственного, да и выскользнул он обратно значительно резвее, чем вошел. Похоже, несмотря на напускную вальяжность, Удалу совершенно не хотелось отдуваться за все шероховатости, издавна существующие в отношениях между Оплотом и королевской властью.

– Чего ты взбеленился? – немного раздраженно спросила Анжелина, покусывая стебель ириса, который перед тем задумчиво вертела в руке. – Как по мне, вполне дельный совет. Может и в самом деле не стоит спешить с отправкой добровольцев?

– Терпеть не могу, когда кто-то считает себя умнее всех. Даже если прожил чуть дольше и прочитал на одну книгу больше, – резко ответил Любомир, раздраженно прохаживаясь по комнате. – Неужто ты кажешься такой беспомощной и глупой, что Оплот решил за тобой особо приглядывать? Хотел бы я видеть, как Остромысл напишет подобное послание моей матушке!..

Напоминание о ее излишне юном возрасте Анжелине тоже не понравилось и, если буквально минуту назад девушка еще собиралась спорить с Любомиром, то теперь была полностью на стороне витязя.

– Тем более, что я планировал отправить в Бобруйск только обозы, в сопровождении охраны из полусотни ратников, необходимой для их безопасного передвижения. А остальных дружинников придержать до окончания страды. Собственно и в Бобруйск собирался именно с целью: разобраться во всем на месте. Издали многое видится иначе. Возможно, задержка в месяц ничего не изменит, и будет на благо Зелен-Логу, а возможно…

Он приблизился к Анжелине, опустился перед ней на колено, взял в ладони ее пальцы и взглянул в глаза. В этот раз девушка не отвела взгляда.

– Если ты пришлешь голубя, клянусь: я отправлю на помощь все мужское население Дуброва. Даже, если нам всем после придется питаться желудями. Ты только останься жив. А остальное как-нибудь сладиться.

Поцелуй, которым они скрепили, уложенный союз, был по-настоящему жарким с обеих сторон…

* * *

Как ошибаются физически здоровые люди, конфузливо отводящие взгляд при виде слепого. Во всяком случае Островид давно не чувствовал себя ни увечным калекой, ни тем более – ущербным. Разве ж найдется среди тех же зрячих человек, которому удастся отличить пчелу, вылетевшую из улья, от пчелы – возвращающейся с взяткой? Или, к примеру, распознать по едва слышимому писку беззаботного комара и жаждущую крови комариху? А мириады запахов и оттенков, рассказывающих обо всем на свете тому, кто спрашивать умеет? То-то же…

Вот и сейчас, никого не видно, даже топота копыт не слыхать, а ветер уже принес слепому провидцу весточку. Гости к нему едут… И не кто-нибудь, а его любимец – атаман Медведь поспешает, торопиться. Совсем коней не щадит. Да и сам притомился изрядно… С чего бы это он? Вроде только виделись недавно? В тот самый день, когда они с Ханджаром о поединке в Роще Смирения рассказывали… Неужто случилось что? Вряд ли. Откройся Барьер, даже он, недоучившийся хранитель, столь мощный выброс магической силы непременно почувствовал бы. Иное что-то произошло. Ну, да чего гадать, вон уже и топот слышен. Значит, вскоре гость и сам пожалует.

Островид, не нарушая установленной им же традиции, поднялся и вышел во двор, навстречу… Раньше он так поступал намеренно, чтоб удивить, мужественных, жестоких сердцем, но по-детски наивных харцызов, внушить им почтение, а там и привык. Давно уже нет в Степи более уважаемого человека, чем слепой провидец, а он по-прежнему, неизменно встречает каждого, сидя на лавочке перед домом.

Топот становился все громче, пока не приблизился к краю буерака. Там Медведь придержал коня, и вроде неспешно, но быстрее чем обычно, съехал вниз.

– Здорово, батька! – заорал, по обыкновению, еще не спешившись. – Как оно живется-можется?

– И тебе не хворать, Медведушка. Хвала, Создателю, ползаю еще…

– Вечно ты, батька, прибедняешься… – приблизился атаман. – А самого и оглоблей не пришибить.

– Может и так, – не стал спорить Островид, хитро улыбаясь. – Есаулу войска харцызкого виднее.

Тот только охнул.

– Вот сколько лет мы уже знакомы, а все удивляюсь: как ты это делаешь? Есаулы что, по-другому пахнут?

– Шуршат иначе… – рассмеялся Островид, довольный произведенным эффектом. – На тебе не обычный шелковый кушак, а расшитый золотом. Что в Кара-Кермене является знаком отличия есаула великого Хана, если я не ошибаюсь.

– Ты, батька, никогда не ошибаешься и никогда ничего просто так не делаешь и зря не скажешь… – чуть серьезнее подтвердил Медведь, присаживаясь рядом. – Одно мне не понятно: куда вы с Владивоем так поспешно исчезли? Я потом едва угомонил разобиженных неуважением атаманов. Только имя Али Джагара и успокоило всех. Потому как еще ни разу твои поступки не были во вред степной вольнице. А советы и предупреждения спасли не одну жизнь… Значит, важное что-то случилось и некогда было объяснять и прощаться…

– Постой, постой, – удивился Островид. – Это ты о чем сейчас толкуешь? Когда это я за Ханджаром приходил?

Медведь растерянно замолк, но сбивчивое дыхание есаула выказывало, нешуточное волнение.

– Так три дня тому. Как раз после пира по случаю провозглашения Владивоя Ханом и Ханджаром вы оба и исчезли.

– Угу… – задумался провидец. – Очень интересно. Может, ты и не поверишь моим словам, есаул, так как чувствую – сам тоже правду говоришь, но я не покидал заимку с того дня, как вы с Владивоем у меня гостили. Хоть у Арины спроси.

Посылание на прислужницу, как на свидетеля, верней всего убедило харцыза, что Островид не шутит. Ибо нет большего оскорбления для мужчины, чем перепроверять его слова у женщины.

– Ты хочешь сказать, что… Но, я же собственными глазами…

– Ну, ну, – заинтересованно повернул голову к есаулу провидец. – Поведай слепцу, что такое видели зрячие, чего, на самом деле, быть не могло.

– Зрячий! – возбужденно вскричал Медведь. – Ах, ты ж лихоманка меня возьми! Как я сразу не заметил! А ведь почудилось что-то странное. Но я был уверен… Вот раззява!

– Ты не торопись, Медведушка. Не части. Давай, сначала… – остудил разволновавшегося харцыза Островид.

– Тот, который выдавал себя за тебя, при разговоре переводил взгляд. Значит, не слепой. А мы и внимания не обратили. Да кто ж мог подумать?..

Видя, что у есаула все равно получается не слишком связно, провидец усадил его обратно и заговорил сам.

– Я понял так: в Кара-Кермен, на торжество по случаю провозглашения нового Хана и первого Ханджара, явился некто, в моем обличии? Верно?

– Угу.

– И он же увел Владивоя?

– Увел, батька! Увел! – опять вскочил на ноги Медведь. – Что ж нам теперь делать?

– Ничего, – пожал плечами Островид.

– То есть как? – опешил есаул. – Ты предлагаешь мне сидеть, сложа руки, когда с Ханджаром невесть что приключиться может?

– Именно, – кивнул старец. – Да ты не горячись, Медведушка. Рассуди сам. Во-первых, не нам тягаться с тем, кто людские личины, как одежду менять может. Поверь на слово: такое и не всякому магу дано. Тем более – рядом с Барьером, впитывающим всю силу, до которой только дотянется. Кто-то очень могущественный в Кара-Кермен приходил. А во-вторых, ничего непоправимого с Владивоем не случится, пока он свою миссию не исполнит. Иначе – я бы другое будущее узрел. И, вообще, откуда тебе знать: может он сейчас именно там – где и должен быть? Уразумел?

Медведь неопределенно пожал плечами.

– Вот и ладно, – как всегда слепой верно истолковал и его сопение, и это движение. – Лучше поведай, есаул: как тебе куренных атаманов остудить удалось? Это даже для меня непростая задача. Особенно, когда они вином хорошенько разогретые…

– Это как раз сущая безделица, – довольный похвалой самого Али Джагара, степенно ответил тот. – Любого воина можно отвлечь от чего угодно, если в поход позвать…

– О как?! – пришла очередь удивляться Островиду. – И куда ж вы решили коней поворотить?

– На Дубров…

Теперь провидец умолк надолго. Есаул даже заерзал от нетерпения, получить взбучку или одобрение своему решению.

– Что ж, это не так глупо, как кажется на первый взгляд. Дать возможность воинам размяться перед решающей битвой с мертвяками, а заодно и убедиться, что Хан по какой-то неведомой причине не сбежал обратно в Зелен-Лог. Ну, а если – паче чаянья, Владивой все же их предал, то достойно покарать предателя. Но, тогда, меня тоже следует казнить… Ведь это я увел Ханджара.

– Как ты можешь, батька? – возмутился есаул. – О тебе худого слова никто не сказал. Наибольшее: предполагали, что Владивой сбежал после вашего разговора, потому что испугался чего-то.

– Спасибо и на том… – усмехнулся Островид, хотя полностью скрыть, что ему приятны такие слова, все ж не сумел. – И когда в поход?

– Так уже… Круг куренных назначил наказным Секирника, а я с полдороги к тебе завернул. Думаю, завтра к вечеру уже замок и обложат. Вообще-то меня атаманы еще кое-что спросить просили… Теперь и не знаю, как быть. Ведь о грядущей войне с северянами тот, который не ты, сказывал. Верно аль нет?

– Не знаю… – чуть растеряно произнес провидец. – Мне такого видения не было.

– Обманул, значит… – насупился есаул. – Тогда поспешать надо. Своих предупредить! Ведь хлопцы думают, что в замке только малая часть дружины осталась, а они все там засели.

– Можешь не торопиться, – махнул рукой Островид. – О войне с Княжеством мне ничего не ведомо, но о том, что третьего дня часть Дубровской дружины и еще две сотни ополчения вместе с обозом в Бобруйск отправилась – знаю. Так что не ждут вас там. Кстати, крови не вижу… Похоже, легкая победа достанется. А если так, удержи хлопцев от ненужного насилия.

– Добро, батька. Обещать не буду, но попытаюсь.