Текст книги "Крымский Джокер"

Автор книги: Олег Голиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Довези меня, братишка, на моей машине до улицы Горькова. Там где рынок. А обратно тебя кто-нибудь из своих подбросит. А то вот – хулиганы в глаза брызнули чем-то…Ехать не могу.

Таксист приоткрыл окно, с минуту подумал, глядя на купюру, и кивнул:

– Нормально. Сейчас, – только диспетчеру доложу, – и он потянулся к рации.

Клык поковылял обратно. Потом забрался на заднее сиденье своей «шестёрки», и, разорвав свою шапку, кое-как перемотал руку. Глаза всё ещё сильно пекли, но слёз стало какбудто поменьше.

Он посмотрел на своё отражение в зеркало заднего вида. Потом недобро усмехнулся, достал из внутреннего кармана пальто свой мобильный, и набрал номер.

– Здорово, Иван. Это Клык. Встретиться нужно. Срочно – базар есть. Я буду на Горького…

– Жорка назвал адрес. – Понял. Жду.

Он ещё раз криво усмехнулся и сквозь зубы проскрипел севшему за руль водителю:

– Вот так всегда, землячок! Ходишь в школу, ходишь.…А потом бац – вторая смена!

* * *

Тонированный шестисотый «мерс» с разбитым задним боковым стеклом, поплутав в вечерних киевских пробках, выехал на проспект Победы. Подтаявший было днём снег к ночи прихватило морозом, и машины осторожно ползли по ярко освещённой улице.

– Да не три ты глаза, – посоветовал Лось, поглядев в зеркало заднего вида, – хуже только будет. Потом подмигнул: – Что, Корытце, богатые тоже плачут? Ничего, сейчас приедем домой – сразу в душ, и промывай их тёплой водой почаще.

– За нами никто не увязался? – угрюмо спросил, совершенно продрогший в весеннем костюме, Виктор. – Что-то подозрительно легко мы отделались…

Лось свернул на улицу Воровского и пригладил бороду:

– Сам удивляюсь.… Неужто только этот доходяга-смертник тебя пас? Видал, как он в дверь вцепился? Чистый зверь! – потом неуверенно добавил:

– Странно всё это.… И не погнался никто… Может, у озверевших мафиозников денег на бензин не хватает?

Виктор сидел задумчивый. Всё это было более чем странно. Его ведь вычислили стопроцентно. И куда подевались те упыри со страшными рожами, которые маячили перед консульством, когда он стоял в очереди?

«Пожалуй, только сидя в кресле самолёта можно будет полностью булки расслабить. Но в это кресло ещё попасть надо…»

– Приехали… – Игорь притормозил. – Ты шуруй пока домой и сиди там тихо, как мышка.

А я поеду тачку отгоню, и вернусь.

Карытин выбрался из машины и бегом побежал по лестнице на шестой этаж. Взбираясь, Виктор, клацая от холода и пережитого стресса зубами, бормотал: «Надо меньше пить… надо меньше пить.… Ещё заболеть сейчас не хватало для полного ништяка!» Он ввалился в квартиру и, не разуваясь, сразу побежал набирать себе ванну, оставляя на полу мокрые следы от насквозь промокшей летней обувки.

Напустив пены, Витька быстро разулся, сбросил с себя одежду и погрузился с головой в горячую благодать. Потом, немного согревшись, начал тихо напевать песню «Аквариума»: «…закрыв глаза…я прошу воду…вода, очисти нас ещё один раз…»

Вода, внимая просьбам всероссийского гуру Бориса Гребенщикова, послушно очищала и согревала. Витёк аккуратно стал прополаскивать глаза проточной водой. Сразу полегчало.

Он окунулся по самые уши в душистую пену, блаженно вытянул ноги, и зажмурился.

«Бросить бы всё к чертям! Женится, скажем, на Марине, усыновить её дочку… Или удочерить – как там правильно? Может, и своих бэйбиков наплодить. Но люди, бля, гибнут за металл…конкретно! Надо Розову брякнуть – порадовать… Господи – как же отсюда свалить-то?»

Карытин ещё минут двадцать отмокал в горячей воде.

Потом лениво выполз из ванной и стал вытираться большим махровым полотенцем. Высушив феном волосы, он посмотрелся в зеркало. Глаза были в красных прожилках как у алкана со стажем. Да и весь его потрёпанный облик наводил на мысль о долгих скитаниях по привокзальным ларькам.

«Кажется, всё-таки испугался я… – подумал Виктор, рассматривая своё отражение. – Мужик, что стекло в «мерсе» разбабахал, хоть и в странном прикиде был, но глаза у него волчьи – до сих пор в дрожь бросает! И хватка железная… Интересно, почему я его днём не заметил?»

Он надел лосиный халат, который пришёлся ему до самых пяток и вышел в зал. Увидев на полу возле дивана книжку, подаренную Толстым, Виктор поднял «Волшебную Гору» и громко спросил неизвестно у кого:

– Что – обделались, Чёрные Всадники? То-то… – и подняв вверх руку, сжал её в кулак. – Но пасаран! Витька Корыто – форэва!!

Потом взял телефон и стал набирать Розова.

Через минуту как всегда немного сонный голос ответил:

– Хауй…

Это приветствие у Димыча всегда как-то очень изящно получалось. Американцы слышали в его ответе привычное «хай…». Позвонившим ему русским, слышалось не менее знакомое и родное слово из трёх букв.

Витька искренне обрадовался, услышав голос далёкого друга.

– Здорово, раб божий! На работе, поди, зависаешь? Как ты там – не помер ещё на своих плантациях?

– Да не.… Пока горбилю потихоньку… Визу получил?

– Погодь секунду…

Витёк, прижав к уху трубку, развалился на диване и добыл себе из пачки сигарету. Закурив, продолжил:

– Да уговорили меня буржуины взять эту долбанную визу! Сам консул в ногах валялся.…

Дескать, просим, кормилец, не побрезговать… – он придвинул к себе пепельницу. – И даже не простую выдали, а многоразовую, дристуны заморские!

Дима перебил его:

– Погоди-ка теперь ты секундочку…

В трубке послышалась приглушённая английская речь.

Через минуту Розов тихо пояснил Витьку свою паузу:

– Домахался тут, понимаешь вафельник один… Работай, говорит, сука – и хуяк меня кнутом по спине! Ну, всё – вроде отошёл в дальний конец барака… Можно продолжать.

Когда вылетать думаешь?

– Да хотелось бы завтра.… На старом добром наркоманском рейсе – через Амстердам.

Розов сразу почувствовал неуверенность в голосе другана:

– А что мешает?

– Да пристали ко мне какие-то страшилы… Ноют: «Дай миллион, дай миллион!» Никак отвязаться не могу!

Дима немного помолчал. Потом сказал с лёгкой укоризною:

– Говорил же я тебе, уроду безбашенному! Не шуми в своём бычатнике – козлёночком станешь…

Корытин грустно усмехнулся:

– Да я и не шумел особо… Они меня уже в Борисполе встречали. Видно, в Лас-Вегасе нас ещё выпасли.

– Что делать думаешь?

– Пока не знаю. Ща Лось прискачет – может, вместе чего сообразим…

– Так ты у Лосятины тащишься? Привет ему от меня. Короче, думайте пошустрее там. А мне пахать надо.… Вон – надсмотрщик опять косится недобро! Как купишь билет – сразу звони. Или пусть Лось номер твоего рейса доложит – я встречу.

– Давай, чувачок! Пока…

Витька только нажал кнопу отбоя, и тут же телефон запищал снова. Звонил Лось:

– Ты жив там? С кем бакланил?

– Розову отчёт давал. А ты когда дома будешь?

Лося замялся:

– Понимаешь, чел… Я машину поставил – всё путём, да вот по дороге случайно одного очень хорошего человека встретил. С такими классными двумя мячиками впереди, ну ты понимаешь…

Карытин улыбнулся:

– Герлу, что ли, боевую подцепил, старый греховодник? Так тащи её сюда!

– Да не могу, корытная твоя душа! Семейное гнездо… блинчики с повидлом… – потом совесть будет мучить. Да я уже нашёл приличную базу для факсейшена.

– Ладно, давай – мочи рога! Только я рано утром сдуюсь. Попробую на шестичасовом самолёте покинуть родину.

Лось, помолчав секунду, немного грустно пробормотал:

– Ну что – будь здоров, на всякий случай. Ключ на столике оставь – дверь захлопни. И поосторожнее там, в аэропорту!

Потом опять умолк и, что-то прикинув, добавил:

– Ты… это, Витек.… Там в Достоевском на книжной полке.… В «Преступлении и наказании» две штуки зелени лежат. Ты возьми их на всякий случай – вдруг пригодятся. Не везде же банкоматы стоят…

– Ладно – посмотрю. Спасибо. Ну, всё – бывай, Лоська! Глядишь – свидимся ещё!

Карытин дал отбой и опять закурил. Ему стало грустно. Всегда, расставаясь с людьми, которые ему были близки, Витька испытывал дурацкое чувство, что расстаются они навсегда. И даже, когда точно знал, что через неделю там, или через полгода они встретятся снова, всё равно накатывала на него эта сентиментальная блажь.

«Выпить, что ли.… Да и пожевать чего-нибудь не мешало бы…» Он пошёл на кухню, и заглянул в холодильник. Достал полбутылки водки, оставшейся после вчерашних посиделок и налил себе рюмку. Поставив на огонь сковородку, Витька щедрыми ломтями нарезал домашнюю колбасу, найденную в холодильнике и бросил её обжариваться. Переворачивая шкворчащие круги ножом, он второй рукой прицепил рюмашку и с удовольствием выпил. Стало ещё теплее. Забив поверх золотистых прожаренных ломтиков три яйца, он покрошил в сковородку укроп с зелёным лучком, накрыл крышкой и стал ждать. Пока доходило блюдо, Карытин успел ещё разок приобщиться к рюмочке. В голове слегка зашумело. Быстро справившись с горячим, он взял бутылку, рюмку и прошёл в зал. Там он удобно устроился на диване, и стал смотреть в аквариум, где медленно плавали причудливые рыбки всевозможных расцветок.

После третьей выпитой рюмки, взгляд его опять упал на «Волшебную Гору», лежащую на столике.

«Назавтра погадать себе, что ли… книга всё-таки прикольная!»

И Карытин закрыл глаза, и резким движением открыл книгу. Справа была картинка какая-то из серии «непонятно что», слева он прочитал:

Об одной дурной привычке.

Однажды Заратустра шёл из города, известного под названием «Пёстрая корова», и увидел на дороге пьяного человека.

И подумал Заратустра:

«Так ли уж пьян этот человек, что лежит посреди моей дороги. Или это стыд заставил его смежить веки и заснуть на холодной земле?»

И тогда обратился Заратустра к друзьям своим со следующими словами:

– Вот лежит человек, который уже не сможет сыграть со мной. Оступившись на полпути, не умеет смеяться он. Недолги были мысли его, и нечего будет ему сказать себе, когда проснётся он. Но найдётся среди вас, друзья, хоть один, способный спокойно перешагнуть через него?

И разве человек не есть сосуд, чтобы наполнять его? Даже могучее дерево в каменистой пустыне без влаги превращается в уродливого карлика.

Но не всякая влага утоляет жажду. И нет на свете более старого и опытного обманщика, чем опьянение. Оно берёт нас за руку, баюкая как ребёнка. Но призрачны крылья его и лживы обещания. Как мираж возникает оно перед нами, но обманчивы улыбки его.

И танцует оно свои танцы на болотах пороков наших. Но как трепещет оно перед истинным опьянением Духа!

Недолог этот путь, и нет на нём достойных препятствий.

Но не торопись бросить камень в пьяницу, ибо этим камнем можешь оказаться ты сам.

Так говорил Заратустра.

– Так это не про завтра – это про сегодня! – воскликнул Витька и захлопнул книжку. Подумав немного, он добавил: – Или про вчера… – потом помедлил и удивлённо проговорил:

– Или про позавчера… или… – тут он как-то совсем смутился. – Во, блин! А когда же я не пил последний раз?

Сев на диван, Карытин озадаченно стал вслух припоминать свой последний день без выпивки:

– Так… у Толстого вечером пили.… В самолёте – это само собой. С Димастым в Бостоне вискарь за день перед вылетом отключали. До этого в казино – это тоже само собой. Вот это номер! – Витька даже взволнованно привстал. – Выходит последний раз я был совершенно трезвым больше месяца назад!

Он с уважением посмотрел на чёрную книжку и с каким-то трепетом, протяжно повторил:

– Так говорил Заратустра.… Это вам не водку в подворотнях трескать! Вот так-то! – он огляделся – Скучновато только… одному выпивать.

И тут в глазах Витьки появился весёлый огонёк, и он ринулся в ванную комнату.

Вернулся Карытин оттуда с костюмом, в котором он получал визу. Достав вчетверо сложенный листок, он довольно улыбнулся: «Как же я мог забыть! А Мариночка?»

Виктор сел на диван и стал вводить телефоны своей новой знакомой в свой мобильник.

Потом нажал вызов:

– Добрый вечер, Марина! Это Виктор. Не забыли ещё меня? Может, посидим – выпьем где-нибудь? Нет? Ну, не знаю.… А вам удобно будет? Да нет же – я не против. Хорошо – диктуйте адрес, записываю…улица Щорса…дом.… Понял. Через час – хотя нет, – поправился он, вспомнив, что остался без верхней одежды, – где-то через два часа, буду. До встречи…

Виктор пошёл в спальню за своей одеждой. Натягивая джинсы, он думал:

«Странные у этих киевлянок заморочки… Малознакомого мужика сразу в квартиру приглашать. Дочка, говорит, приболела… Может, это любовь с первого взгляда? Но это же – полный бред! Скорее всего просто давно не расслаблялась с противоположным полом.

Хотя по ней не скажешь, что с этим у неё проблемы могут быть – такая фигурка! Ладно – посмотрим… Так-так-так… Если я у неё заночую – значит сюда уже больше возвращаться мне смысла нет? Рано утром прыгну в такси – и в Борисполь».

Он начал складывать свои немногочисленные пожитки в пакет.

«Надо хоть сумарик какой-нибудь поприличнее прикупить. А то с пакетом целлофановым – и в Бостон. На таможне не поймут таких приколов. Так… носки, трусы…щётка зубная…О! чуть не забыл – книжка волшебная…Кажется, всё. Документы на месте. Стоп.

Подобьём шуршики!

На «Визе» десятка зелени – раз, в кошельке почти полторушка грина… Это – два. Маловато может быть – дорога дальняя… Неясно ещё как там вообще всё срастётся… Что там Лось про Фёдор Михалыча говорил?»

И Витька пошёл к книжному шкафу. Достав с полки «Преступление и наказание», он вынул оттуда двадцать сотенных купюр и, сложив их пополам, спрятал в кошелёк.

Потом быстро написал записку, положил её на столик. Сверху примостил ключ от квартиры. Огляделся. И вышел, с нажимом захлопнув дверь.

* * *

…В биллиардной Гриба было тихо как в гробу. Лидия Петровна с папиросой во рту сидела за компьютером и, прищурившись, смотрела в монитор. Заработал принтер. Она вынула из него листок и, бегло просмотрев, удовлетворённо кивнула.

В дверь заглянула веснушчатая незнакомая физиономия охранника:

– Извините, Леди… Василий Иваныч наверх просит.

Не удостоив его ответом, Афанасьева опять стала набирать что-то на клавиатуре. Потом резко выпрямилась и поднялась. Взяла в руки два листа, выползших из принтера и, задумчиво посмотрев на ждущего ответа парня, хищно ухмыльнулась. Затем коротко бросила:

– Пошли!

Они поднялись наверх в давешнюю комнату с камином. Кроме дедушки Гриба, в кресле сидел какой-то незнакомый маленький совсем седой человечек с большими залысинами, и рассматривал фото Карытина. На вид ему было за пятьдесят, но, несмотря на небольшой рост, в широких плечах коротышки чувствовалась недюжинная физическая сила. Слегка выпуклые, глубоко посаженные глаза, широкий расплющенный нос и аккуратные ушки делали похожим его на носорога – опытного и очень опасного зверя.

Лидия Петровна прошла к столу. Ломакин указал ей на сидящего в кресле:

– Вот Лида, познакомься. Это – Генрих. Он у меня в казино всем ведает. Может, подсобит нам чем. Про тебя, и про наши проблемы, так сказать, я ему уже рассказал.

Седой крепыш встал с кресла, и немного наклонил голову. Афанасьева внимательно посмотрела на него, и тоже кивнула. Потом подошла чуть поближе и насмешливо спросила:

– Группенфюрер Мюллер, случайно, не родственник вам, а, Генрих?

Дедушка Гриб зашёлся тихим лающим смехом:

– О-хо-хо… В точку, Лида! Ох, и глазастая ты! – и посмотрел на хмурившегося мужчину:

– Да будет тебе, Мюллер – раскололи тебя! Я ж тебя предупреждал – наша Лидия Петровна всех насквозь как рентген видит.

Потом обернулся к Афанасьевой и пояснил:

– Кличут нашего гостя, действительно, Генрих. Имя такое. А Мюллером себя называть он далеко не всем позволяет. Но, тебе, я думаю, можно. Так ведь, Генрих? – и согнав с лица остатки веселья, жёстко сказал: – Давайте-ка о делах поговорим. Ты ребят своих захватил?

Мужчина, всё ещё хмурясь, коротко ответил:

– Четверых.

Афанасьева ещё раз глянула на Мюллера и взяла со стола пепельницу. Удобно устроившись в кресле, что стояло поближе к камину, она спросила:

– А герои наши давешние где?

Дедушка Гриб хмыкнул:

– По разным комнатам сидят. Небылицы свои выдумывают. Ну, ничего – сейчас мы их послушаем…

Ломакин взял мобильный.

Но Лида жестом остановила его:

– Погоди-ка, Василий Иваныч, первым делом вот что…

Она развернула свои листки и один протянула Ломакину:

– Срочно пробей этот киевский телефон. Нужен адрес. На него из Крыма звонил наш…тут лицо Лидии Петровны болезненно дёрнулось – …уж не знаю как и назвать этого скользкого мурчика, крестник, что ли.… Это очень срочно, Иваныч!

Дедушка Гриб кивнул и протянул листок Генриху. Тот тут же встал и отошёл к окну. Там достал мобильный и стал тихо с кем-то разговаривать. Афанасьева проводила его взглядом, потом вопросительно посмотрела на Гриба. Тот успокаивающе кивнул. Тогда она продолжила:

– А второе тоже срочное, но, возможно, с часик потерпит. Вот рейсы всех самолётов, которыми можно добраться до Америки из Киева. Включая транзитные. Первый – в шесть утра через Амстердам. Но люди в этот раз нужны в порту серьёзные, – она строго посмотрела на Гриба и с нажимом повторила: – серьёзные, Иваныч…

Тот развёл руками:

– Найдем – как не найти…

Подошёл Генрих и бесцветным голосом сообщил:

– Улица Горького. Строение тридцать семь. Квартира сто пятая. Хозяин – Ладышев И.В.

Потом посмотрев на Лидию Петровну злыми носорожьими глазками, добавил:

– Надо ещё двоих на железнодорожный вокзал послать. К международным кассам…

Ломакин секунду подумал, и сказал:

– Давай, старина, действуй! К этому Ладышеву надо немедля ехать! Только тебе там и двух хлопцев хватит. Да и мы с Лидой, возможно, через часок подтянемся. А двоих засылай-ка ты прямо в Борисполь! И этого… Ну, спецназовца своего – обязательно старшим!

А с вокзалом, – он на секунду призадумался, – я сам распоряжусь. Фото этого человечка у тебя есть. Лида, – дай ему расписание самолётов. Всё, Генрих – давай, с богом!

Мюллер вышел и тихо притворил за собой дверь.

Лидии Петровна заметила:

– Этот, вроде, дело знает…

Ломакин молча прикрыл веки в знак согласия, поднял телефонную трубку, что-то выслушал и коротко приказал:

– Обоих.

Через некоторое время за дверью послышались шаги. Робко постучавшись, в комнату вошли Хохол с Лёхой.

Лидия Петровна сидела спиной к дверям на стуле перед камином и молча смотрела на огонь. Ломакин развалился в кресле у столика, раскурил трубку и с минуту пристально вглядывался в растерянные лица своих подручных, как-будто видел их впервые. Потом кивнул:

– Давайте только покороче.… Говори, Леха.

Небольшого роста, с широким шрамом возле уха и татуированной шеей парень недоумённо пожал плечами:

– А тереть особо не о чем.… Ждали.…После меня была очередь Санька у ворот топтаться.

Этот ваш крымский подтвердил, что Саныч вышел. Потом, минут через двадцать…

– Та ни… – вмешался Хохол, – хвылын сорок…

Гриб метнул на него злой взгляд. Хохол заткнулся и Лёха продолжил монотонным усталым голосом:

– Может и сорок… Темно уже совсем было. Короче, выехала большая машина от посольства, и там возня какая-то началась. Мне показалось, что мужика какого-то она сбила. Ну, я думал пойти, глянуть, а тут крымский на связь вышел и я сначала ни хера не понял…

Какой-то «мерс»… в нём, типа, этот лох сваливает… Потом я врубился, что к чему, и дал по газам. Тут эту бричку занесло нах! И юзом мы пошли… Я выскочил…

– Та ни – цэ я выскочил! – опять вмешался Хохол. – Бачу – колисо пустэ…Зовсим…

Леший виновато посмотрел на Гриба:

– Ну, Иваныч.… Сам помысли – не домкратить же его там! – он обречённо махнул рукой. – Да и не было наверняка там никакой запаски. Пришлось рыдван этот бросить.

Ломакин с минуту сидел, и пускал кольца в потолок. Потом, немного повернувшись, через плечо спросил у Лиды:

– Что скажешь, Лидия Петровна?

Афанасьева отозвалась глухим голосом:

– Пусть выйдут…

Дедушка Гриб процедил:

– Идите.… Во дворе снег почистите. И сосульки с крыши посбивайте, если ничего другого делать не умеете!

Парни вышли, а Ломакин поднялся и заметался как зверь по комнате. На его красных морщинистых щеках гуляли желваки.

– Я тебе отвечаю, Леди, – тут каким-то боком твой помощничек замешан! Мои – сама видишь, хоть и не академики, но справно делают, шо им накажут. А эта хитрожопая шняга что-то своё по ходу мутит! Ну, бля, если этот твой фрайер подрезать нашу тему началраздавлю!

Он пошел к столику, налил себе рюмку коньяка и выпил. Потом взял мобильный, и рыкнул в трубку:

– Третьего давай.

Минуты через две, рыжий верзила завёл в комнату понурого Бориса. Фролов был совершенно раздавлен случившимся. Весь его всегдашний лоск испарился, не оставив и следа от былой презентабельности. Он уставился в одну точку, стараясь не смотреть на старого вора, который буравил его ненавидящим взглядом.

Лидия Петровна, не оборачиваясь, вежливо спросила:

– Как же так всё произошло, а, Боря?

Дедушка Гриб продолжал смотреть в упор на опустившего голову Юрича.

Борис откашлялся и тихо сказал:

– Не знаю.… Но скорее всего, этот ваш Саныч скрысился, – тут он с опаской посмотрел в сторону Гриба. Тот прищурил правый глаз и скрипнул зубами.

Терять Фролову было нечего, и он торопливо стал рассказывать наспех придуманную им версию:

– Началось с того, что Саныч на толчок бегал каждый час.… А я так думаю теперь, что может и не на толчок… Потом его время пасти ворота пришло. Когда он из тачки вышел, то попросил, чтоб я, мол, подежурил за него пять минут, ему припёрло вроде как опять в гальюн. Я пошёл к воротам. Покрутился там минут двадцать.… А тут смотрю – Карытин выходит из консульства и в «мерс» шестисотый садится. Ну, я пацанам сразу сообщил и побежал к своей машине. Думаю, может, вернулся Саныч.… И главное – ключи-то от тачки у него! А он с концами исчез!

Борис беспомощно развёл руками:

– Ну и что я должен был по-вашему делать? Не бегом же за «мерином» гнаться…

Ломакин, не разжимая зубов, спросил:

– В туалете смотрел?

– Первым делом, Василий Иванович! – уже более твёрдо соврал Фролов. – Закрыто там всё было… – тут он впервые открыто посмотрел в глаза Гриба: – Потом вижу – машину с Хохлом и Лешим развернуло, и они из неё повыскакивали. Ну, я им передал, что уходим, мол – америкосы ментов наверняка сразу вызвали. «Восьмака» выезд из посольства наглушняк перекрыла.

Он вздохнул, и просительно посмотрел на Василия Ивановича:

– Коньячку можно?

Тот ещё раз обжёг Бориса тяжелым взглядом. Потом широкими шагами подошёл к столику, налил одну рюмку коньяка и выпил сам.

Борис сразу понял, что его дело худо. От волнения взмокла подмышками рубаха. Появилась какая-то незнакомая противная дрожь в ногах и струйки липкого пота поползли по спине. Но больше он ничего не собирался говорить в своё оправдание. Да и бесполезно это было. Нужно было ждать.

Гробовая тишина воцарилась в комнате. Слышно было, как потрескивают дрова в камине и тикают старые ходики. Тик-так…тик-так… пиз-дец…пиз-дец…

«Не поверил, старый гандон.… Да и Лида молчит – ох, как это нехорошо всё! Неужели приговорят меня эти две мумии? Нет – надо до последнего всё отрицать. Клыка они не найдут, думаю, он далеко теперь зароется…Главное – куда же всё-таки Жорка этого братка запаковал? Тихо…тихо… уже мокрый я весь… Надо поспокойнее… Иначе – край!»

Гнетущую тишину нарушил голос Афанасьевой:

– Поди-ка ты, Борис Юрьевич вниз. Отдохни пока.

Фролов тихой поступью вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице. Внизу его ждал рыжий охранник, который молча показал ему на дверь комнаты.

Когда Борис вышел, Леди закурила папиросу, поднялась из кресла и подошла к окну. Дедушка Гриб молча ждал, что теперь ему скажет его старая знакомая. И он был зол. Причина была очевидна – Ломакин хотел крови этого напомаженного говнюка. Он нутром чуял, что Фролов врёт и ждал, когда Лидия Петровна первая заговорит об этом.

Афанасьева пускала вверх дым и размышляла, глядя в тёмноту за окном.

«Борис, понятно, всё гонит. От начала до конца. Но зачем ему это? Сам он никогда не влезал ни в какие разборки. Работал башкой и получал за это реальные бабки. Пронюхал про сумму? Возможно.… Тем более, что сегодня из штатов письмо пришло на мою личную почту с пометкой «повторно». А где тогда первое? Подождём – через полчаса всё ясно станет. Когда ответ придёт».

Но ситуация прояснилась гораздо раньше.

В охотничью комнату без стука ввалился тяжело дышащий парень с листком в руках:

– Вот, Иваныч… Фоторобот той суки, что Цыгана мочканула! Только что по факсу от нашего мента пришёл!

Ломакин взял листок из рук возбуждённого помощника. На нём был изображён короткостриженный мужчина суровой наружности, спокойно смотрящий немного вбок. Только глубокий шрам над удивлённо приподнятой бровью попадал в графу «особые приметы».

Афанасьева подошла сзади и молча смотрела из-за плеча дедушки Гриба на фотографию.

Василий Иванович протянул листок парню:

– Сделай пяток копий. Раздай нашим.… Хотя мусора его, наверное, раньше возьмут.

Тут из-за спины раздался глухой голос Железной Лиды:

– Не надо ничего делать! Дай-ка мне этот рисунок.… А ты, паренёк, приведи-ка, Бориса.

Ну, того, что в нижней комнате отдыхает.

Потом взяла из рук удивлённого Гриба листок с фотороботом, подошла к двери, и стала ждать.

Когда дверь открылась, и Фролов сделал шаг, чтобы переступить порог, Леди сунула ему фото прямо в лицо:

– Не знаешь, Боренька, кто бы это мог быть, а?

Борис Юрьевич Фролов поднял глаза, и сердце его рухнуло в пустоту.

С сероватого листа бумаги на него смотрел Клык.

«Пиз-дец…» – протикали ходики над камином.

* * *

…Кликунов, посмотрев в глазок, открыл дверь.

Капкан, не разуваясь, широкой поступью прошёл в жоркино логово и сел посреди комнаты на стул. Наскоро оглядевшись, бросил:

– Только давай быстро. Мне через два часа на смену.

Клык исподлобья посмотрел на своего старого боевого товарища. Тот сидел, закинув нога на ногу, и насмешливо рассматривал Жоркин нелепый наряд, как попало раскиданный на диване. Кинув взгляд на перебинтованную руку Кликунова, Иван поинтересовался:

– Ты что, Клык – в сэкондхенде отовариваешься? Скидки – то хоть есть?

Жорка, встряхнувшись, игриво отозвался:

– Типа того… – и подмигнул: – Дело у меня к тебе. Нужно владельца одной тачки установить. Адрес там и прочее.… Но только это очень срочно – заплачу сколько надо!

Иван не стал тратить время на пустые расспросы и понимающе кивнул:

– Надо так надо – поехали, – он встал и пошёл к двери.

Кликунов, достав из сумки новую кашемировую укороченную куртку, последовал за ним.

В прихожей, присмотревшись к Жоркиному лицу, Капкан поинтересовался:

– А с глазами у тебя что, братан? Клей нюхаешь, что ли? Ну, ты даёшь, Клыкастый!

И он опять усмехнулся.

Жорка махнул рукой, мол, ерунда, и, стараясь не задеть раненную руку, стал неловко обуваться.

Через полчаса они подъехали к старому двухэтажному дому, с потемневшей от времени штукатуркой, на крыше которого совершенно нелепо примостилась большая спутниковая антенна. Поднявшись по крутой скрипящей лестнице, мужчины подошли к двери. Капкан выразительно посмотрел на Георгия:

– Только, слушай, Жора. Сам сюда никогда не наведывайся. А лучше вообще сотри этот адресок из памяти – и спи спокойно.

Клык криво усмехнулся:

– Как скажешь, командир…

Капканенко наклонился и нажал на какой-то скрытый рычажок. Затем повернул своё лицо к маленькому глазку камеры наблюдения, замаскированному в боковом откосе стены.

Прошло около трёх минут, пока щёлкнул замок, и двери открылись. Изнутри они оказались железными и толстыми, как в бомбоубежище. Клык, удивлённо глазея по сторонам, прошёл за Иваном в странную квартиру.

Но это уже была не квартира. О том, что здесь вообще когда-то жили люди, напоминал только туалет с тускло светящимся красным плафоном над входом. На плафоне чёрным было выведено слово «Ахтунг!». Всё пространство огромной комнаты занимали компьютерные блоки, мониторы, серверы, модемы и куча другой хитроумной техники. Всё это хозяйство, расставленное на пяти больших офисных столах, было соединено между собой толстыми кабелями. И ещё вся эта техника непрерывно потрескивала, жужжала и поскуливала так живописно, что возбуждённому Клыку на миг показалось, что война с умными машинами в будущем всё-таки неизбежна.

На вертящемся кресле сидел худощавый парень в толстых очках и жевал «сникерс». Кругом валялись пустые бутылки из-под пива и кока-колы. Не оборачиваясь, он поздоровался:

– Вечер добрый, Иван Владимирович. С чем сегодня пожаловали?

– Здравствуй, Миша. Да вот – приятель машину собрался покупать. Да переживает – не ворованная ли? Владельца надо установить. И адрес его.

Паренёк крутнулся на стуле, и равнодушно глянув на Кликунова, объявил:

– Сто долларов.

Жорка согласно кивнул головой и парнишка повернувшись обратно к монитору, приступил к делу:

– Марка, цвет… Год.… И номер, желательно…

Георгий беспомощно посмотрел на Капкана. Тот безразлично рассматривал какой-то хитрый агрегат, мигающий разноцветными маленькими лампочками. Потом бросил через плечо:

– Не дури, Клык! Если я тебя сюда привёл – значит отвечаю за всё! За качество в том числе. Базарь, что знаешь – и быстрее давай!

Жорка подошёл поближе к очкарику и сообщил:

– «Мерседес». Не новый. Сто сороковой кузов… Тёмно-зелёный, скорее всего… Может, тёмно-синий. Номера транзитные немецкие. Первые три цифры четыре, семь и восемь.

Возможно, недавно пригнали из Германии. Может, ещё нерастоможен. Вроде как всё.

Очкарик, не оборачиваясь, удвоил ставку:

– Двести баксов, – и спокойно пояснил: – Извините – но данных у вас – кот наплакал.…

Потому и дороже.

Георгий кинул недовольный взгляд на Ивана, но тот безучастно пожал плечами. Клык, с минуту подумав, согласился:

– Годится, паря – делай за двести!

Пальцы паренька быстро забегали по клавиатуре. Набрав данные, он нажал клавишу «Enter», и откусил кусочек шоколадки. Через пару минут, тихо зашипел принтер: Кликунов нетерпеливо смотрел на выползающий оттуда листок. Компьютерный мальчик взял его и протянул Жорке:

– Вот. Под ваше описание подходит только эта машина. Это с учётом баз данных таможенного терминала, баз постановки транспортных средств на учёт, а так же всех киевских сайтов продаж подержанных авто. Но это я только по Киеву смотрел. Может по всем украинским базам ещё пробежаться? Это будет стоить…

Но Клык отрицательно мотнул головой, и стал внимательно изучать бумагу.

«Мерседес… кузов зелёный. Номер кузова.…Это не надо… Прошёл таможню двадцать восьмого октября… На постоянный учёт не поставлен… Получены временные номерные знаки…Так-так-так… взамен немецких транзитных… – Жорка пошевелил губами. – Цифры вроде сходятся, что тут ещё? Выставлен на продажу второго ноября на сайтах… Ну, это тоже мне не нужно…Ага – вот! Владелец – Ладышев Игорь Владимирович, шестьдесят шестого года рождения.… Проживает…Город Киев…улица Воровского…Нормально вроде как он.… Во, бля! Не иначе как фарт опять проступил!»