Текст книги "Крымский Джокер"

Автор книги: Олег Голиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Охранники переглянулись. За всех ответил Хохол:

– Та хто его зна… Балакав, що на годыну…

Ломакин разозлился так, что даже топнул ногой:

– Балакав, балакав!.. Шоб через полчаса здесь был этот Ромео, бля! Слышь, Саныч? – он повернулся к Шурику.

– Понял, Иваныч.… Уже звоню.

Дед Гриб ещё раз осмотрел свою гвардию и, успокоившись, подвёл черту:

– Ну, вроде как всё. Сегодня все здесь ночуют. И чтоб никакой травы! – он строго посмотрел на Хохла и погрозил ему кулаком. Тот недоумённо пожал плечами, и Гриб продолжил:

– Завтра с утра Васька Каретник тачки подгонит.… И часам к десяти, ребятушки – по коням – и к посольству. Да оденьтесь как-нибудь попроще. Хотя… – он немного брезгливо посмотрел на стоящих перед ним широкоплечих мужиков в чёрных кожаных куртках и устало махнул рукой: – Куртки хоть свои эти поснимайте.… За версту очко напрягают.

Всё. А Цыган как прорисуется – ко мне его!

И Василий Иваныч пошёл ещё раз обсудить с Афанасьевой предстоящую операцию.

… Внизу во флигеле, бритоголовый Шурик в пятый раз набрал номер мобильного телефона Коли Цыгана. И опять ему ответил монотонный голос оператора, что абонент недоступен.

Колька Цыган был теперь мало кому доступен. Он неловко, со склонённой на грудь головой, сидел в чёрном джипе, припаркованном на ярко освещённой улице прямо у обочины.

Его красивые цыганские глаза, за которые он так переживал во время стычки с Клыком в ресторане, мутно смотрели в одну точку.

На подножку джипа из неплотно закрытой двери, капала тёплая густая кровь, расплавляя тонкий слой первого осеннего снега…

* * *

Утром, одиннадцатого ноября, древний город за одну ночь переместился в царство зимы.

Бледное солнце пробилось из-за уходящих на восток снеговых туч и несмело заиграло огоньками на белом снежном покрывале. К утру снегу навалило столько, что очистительные машины, с рассвета посыпающие улицы песком, делали уже пятую ходку за сыпучими материалами.

Проснувшись, Карытин открыл глаза и резко вскочил с кровати. Яркий, отражённый снегом свет, льющийся из окна, он принял за разгар дня, но, посмотрев на будильник, успокоился. Полдевятого…

Потом он глянул на соседнюю кровать. Она была пуста и аккуратно прибрана. Витёк забрался обратно под тяжёлое пуховое одеяло, и подумал, а не вздремнуть ли ему ещё часок…

Но заснуть никак не получалось. Разламывалась после вчерашнего голова. И даже то обстоятельство, что последнее время, выпивая, Карытин научился жёстко контролировать количество выкуренных сигарет, не помогло скрасить утренний отходняк. Хотя вчера, он несколько раз отказывался от предлагаемых Толстым перекуров, во рту всё равно стоял противный привкус минисигар «Кэптон блэк». Угораздило же в конце пьянки найти эти крепкие сигарретос у Лося на подоконнике и обкуриться ими по-полной!

Поэтому утреннее похмелье было суровым как и раньше, когда при одной мысли о табачном дыме приходилось бежать к унитазу, и там в слезах стоять подолгу, вызывая конвульсии пустого желудка.

«Надо завязывать с бухалом», – мелькнула у Витьки привычная мысль.

Он нехотя выбрался из кровати и неловко поковылял в ванную комнату. Стоя под бодрящими струями горячей воды, Витька с удовольствием вспоминал окончание вчерашнего вечера. Они с Володькой, вдоволь наоравшись и раздав страшные клятвы друг другу в вечной дружбе, попытались вызвать по телефону девиц из объявлений в какой-то газете, которую Толстый надыбал на лоджии. И которая, при более внимательном рассмотрении, оказалась прошлогодним номером «Автомира». Потом заявился заспанный Лось, разбуженный настоятельными телефонными просьбами Карытина прислать им двух роскошных грудастых блондинок. Быстро оценив ситуацию, Лосяра бесцеремонно схватил их с Володькой обоих за шиворот, и как котят отнёс в детскую комнату с компьютером и двумя кроватями. Уходя, обернулся и сердито приказал:

– Тихо сидеть, Квазимоды! По стенкам размажу…

Толстый после таких обещаний, наскоро стащив с себя одежду, сразу покорно засопел А Витька ещё попытался, включив компьютер, выйти в виндовую программу «мессенджер», чтобы в реальном времени пообщаться с Розовым. Но быстро запутался в паролях – и никуда не вышёл…

«Реально посидели… – улыбнулся он, просушивая свои светлые короткие волосы феном, – хорошо ещё, что я до Димона в инете не достучался! А то бы по буху нарассказывал бы ему здешних ужасов…».

Закончив с причёской, Карытин насухо вытерся и пошёл на кухню заценить последствия вчерашнего вечернего выступления. Но там было всё сияло чистотой. Даже в пепельнице на подоконнике не было ни одного окурка. Из приоткрытой форточки тянуло ядрёным морозцем.

«Клёво – чуваки всё поубирали.… Когда же они, интересно, проснулись?»

Довольный увиденным, Виктор включил электрочайник и побрёл в зал. Там он увидел двубортный костюм, который вчера выдал ему Лось. Он, накинув на себя чистую футболку, стал его примерять. Тут в двери провернулся ключ. В комнату из прихожей просунулась огромная голова Игоря.

– Хорош… Прямо натуральный Риббентроп, итить твою! Я же говорил, что в пору будет костюмчик-то!

– Ну да… А длина? Твой отпрыск чо – баскетболом увлекается? – недовольно протянул Витёк, наступая на длинные брюки, – где теперь его подшивать?

– Сам подошьёшь. Тебе в этом прикиде недолго гужеваться… И осторожно шей, лилипутбрюки потом взад отпороть придётся.

Бодрый и свежий от мороза Лось, кряхтя, нагнулся, и стал подворачивать на Витьке брюки. Потом дал приятелю лёгкий подзатыльник и ушёл в другую комнату искать иголку с ниткой. Витька в это время принёс с кухни вскипевший чайник, банку кофе, две чашечки и водрузил всё это хозяйство на столик.

– Эй, сохатый! А Толстозадого где потерял? – спросил он, осторожно наливая кипяток в тоненькие фарфоровые чашечки.

– Так он мне доверенность на свой рыдван накатал, забрал бабло – и сдёрнул на вокзал. А вы что – по-другому договаривались?

Лось, вернувшись со швейными принадлежностями, удивлённо посмотрел на Виктора.

– В принципе нет. Просто я не думал, что он так срулит резко. Не попрощавшись…

– Так вы, бля, вчера всю ночь прощались! Плакали даже… Совсем меня достали!

Витёк улыбнулся и осторожно прихлебнул горячий кофе:

– А-а-а.…Ну, тогда ладушки… Кофе будешь?

Лось кивнул, и порывшись в карманах своего огромного, в серую клетку, твидового пиджака, достал сложенный вдвое листок бумаги:

– Он тут записку тебе чиркнул.… И книжку вот эту… – он показал на полочку возле дивана, где лежала «Волшебная гора», – оставил тебе в подарок.

Виктор поставил на столик чашечку с кофе и развернул протянутый листок.

«Не сердись, чувак, что я так внезапно сдёрнул! Наш договор я выполнил. Но сам понимаешь – полностью погружаться в твои проблемы мне не очень бы хотелось. Спасибо тебе, говоря словами Шарапыча, за доброту, за ласку… Желаю тебе удачно рвануть в штаты. Хотя, честно говоря, не представляю, что тебе, реальнейшему чувачелле, там делать. Будешь в Крыму – заезжай!

Жду писем, посылок, переводов. Толстый».

Внизу был адрес и два телефона – мобильный и домашний. И приписка:

«Могилку твоей тётки сам отыщу – и памятник поставлю. Ну всё, Витёк, бывай!»

Витька грустно вздохнул и стал заносить в свой «Сименс» телефоны Толстого. Не отрывая глаза от клавиш, он спросил:

– А наши как с тобой дела?

Лось достал сигареты и закурил:

– Как сажа бела… Всё джики-пуки – «мерс» с немецкими номерами во дворе посольства ждёт своего часа. Я туда через часик после того, как ты вовнутрь зайдёшь, подтянусь…

Виктор встал и вышёл в прихожую. Через минуту вернулся и положил на стол маленький ключик.

– В ячейке Инвестбанка, которую мы с тобой вчера сняли, пятнадцать косых наликом.

Остальные десять я себе на карточку кинул. Так вот – из них десятка твоя, как обещал.

Пять тонн пусть пока полежат. На всякий случай. И слышь, Лосяра…Если дельце выгорит, я возможно уже завтра на утреннем дилижансе в штаты рвану. Есть там подходящий рейсик в шесть утра. А ты – дуй в Трускавец. В санаторий этот, к семье. Ливер свой дырявый подлечишь, пока уляжется здесь всё. Мало ли что…

Карытин допил кофе и, вздохнув, стал неловко вдевать нитку в иголку. Заметив иронический взгляд приятеля, пояснил:

– С армии ничего не ушивал…

Лось посмотрел на ключ, лежавший перед ним на столике. Потом щёлкнул пальцами, взял его и ушёл в другую комнату. Вернувшись через минуту, спросил у приступившего к делу Карытина:

– Слышь, швея-мотористка. Ну, допустим, выскочим мы из твоего консульства. Тачку я на площадку свою быстренько отгоню и номера фашистские повыкидываю. С месяц под брезентом в отстойнике постоит, а там видно будет. Здесь проблем нет…Но ведь твои злодеи до утра такой кипеш подымут – мама не горюй!

Витёк оторвался от шитья и поднял на друга несколько погрустневшие глаза:

– Давай-ка, не будем гнать в лошадей, Лоська! Может моих злодеев вообще не существует… Может, приснилось всё мне.… И ты в том числе…

Под такой глубокий философский наворот, он снова глубоко вздохнул и вернулся к своему шитью. Игорь осуждающе посмотрел на Витьку и стал собираться. Пересматривая документы в барсетке, он бросил на ходу:

– Как скажешь – хозяин-барин. Но если ты будешь за каждый свой глюк по десятке отстёгивать… Ну, ладно, как подошьёшься – отдыхай часиков до двенадцати. Потом лови тачку, – Лось замолк на секунду, потом продолжил: – Только, знаешь что – под домом не бери – прокатись пару станций на метро, а потом голосуй. Договоришься с водилой на аренду его колымаги до семи вечера – и вперёд! Дальше по плану. А я, пока время есть, по своим делам проскочу. Не скучай, – возле самой двери фыркнул он, – они тебя не больно зарежут!

И уже из коридора добавил:

– Телефон не забудь зарядить – без связи нам сразу кранты! И чуть не забыл – держи! – дверь приоткрылась пошире, и на колени Карытина упала новая бейсболка с вышивкой в виде американского флага.

Затем входная дверь со щелчком захлопнулась, и наступила тишина.

Витька, подшив одну штанину, отложил в сторону брюки, и взял в руки подаренную ему Костровым книжку.

«Погадать что ли…» – и он наугад открыл страницу:

«… Вот и настигли вы меня, зловещие Тёмные Всадники! Что ж – я давно слышал Ваше смрадное дыхание за моей спиной и долгие годы привыкал к шаманским барабанам Ваших подков! Я так устал убегать, что теперь, наверное, сам стремлюсь к нашей встрече. Скрываясь от вас, бывало, я встречал любовь, но чтобы не быть узнанным (о, Вы прекрасно чувствуете её дурманящий запах!), сам убивал её. Если я видел чью-то ненависть – я застывал в изумлении от зрелища незнакомого мне чувства и на цыпочках проходил мимо, старательно заметая плащом свои следы. Но тщетно. Вы вырастали за спиной из моей тени и вновь преследовали меня повсюду! Но теперь я готов…»

Дочитав абзац, Виктор в задумчивости взял со стола сигарету и закурил:

«Оптимистично – ничего не скажешь. Хороший подарочек Толстяк подкинул… – он отложил книгу в сторону, изумлённо качнув головой. – Вот стрём-то! Всадники… Барабаны шаманские… Ладно, не до мистики сейчас – надо портки подшивать…»

И, вдев в иголку новую нитку, он продолжил работу.

* * *

Василия Ивановича Ломакина разбудил телефонный звонок. На часах было около шести утра, когда он поднял трубку и услышал знакомый голос.

– Здравствуйте, Василий Иванович. Извините, что побеспокоил в такую рань. Но дело срочное…

Дедушка Гриб узнал по голосу звонившего, и ему сразу стало не до сна:

– Говори – я слушаю.

– Около часа назад, работники ДАИ обнаружили ваш джип, припаркованный у обочины на пересечении улицы Горького и Сайгадачного. В нём труп. Свежий. Похоже, что кто-то из ваших ребят…

В голове Ломакина сразу мелькнула мысль: «Цыган…Мать твою!» Но он постарался как можно спокойнее спросить:

– От меня что нужно?

– Пока ничего. Будем выяснять личность убитого. Джип ваш уже отогнали на экспертизу.

Всё, что я могу определённо сказать – пострадавшего зарезали в уже стоявшей машине, и причём весьма умело.

– Я всё понял. Спасибо за звонок.

Василий Иванович дал отбой и с ненавистью уставился на телефонную трубку, как-будто только она была повинна в дурном известии. Его мысли стали лезть одна на другую:

«Ёрш твою медь, бля! Вот это запутка прорисовалась – Цыгана хлопнули! А может это не его? А кого тогда? Да нет – всё сходится. На своей трубе вчера он так и не отозвался… А малолетки евойной телефон никто не знает. И адреса.… Хотя, погоди-ка… Саныч вроде как с Цыганёнком её из школы пару раз забирал…».

Ломакин выскочил из кровати и стал быстро одеваться. У самой двери, он посмотрел на сладко спящую жену, и редкое чувство нежности охватило его. «Спит себе спокойно, как дитятко.… А тут разгребай навоз!.. Ничего – дай бог сломим этот куш, сразу валить надо будет отсюда! Устроимся с Верунькой и Андрюшкой где-нибудь в Испании… Внуки пойдут.… А от воров откуплюсь – и так всю жизнь на общак горбатился».

Наскоро ополоснув лицо, он выскочил в одной рубахе на двор, заваленный снегом.

«Цыган в снежки любил играть всю дорогу… Бедолага…» – мелькнула было мысль, но Гриб сразу отмахнулся от неё. В тапочках на босу ногу Ломакин быстро дошлёпал до флигеля. И, распахнув дверь, сразу наткнулся на спящего прямо на стуле возле биллиардного стола Санька.

Гриб резко затормошил его, и парень открыл сонные глаза:

– Ты чего, Иваныч? Рано же ещё…

– Слушай, Санька… Беда у нас – Цыгана завалили…

Сашок помотал головой и стал протирать глаза огромными кулачищами. Потом посмотрел на деда и пробормотал:

– Та не… Ты что-то путаешь, Иваныч… Просто он загулял со своей козочкой. Ща позвоню… – он потянулся во внутренний карман за мобилой.

Ломакин резко перехватил его руку. Потом, строго глядя в глаза бойцу, приказал:

– Просыпайся, паря! Не до перезвонов теперь… Верные люди доложились – умер наш Коля, царство ему небесное…

Дедушка широко перекрестился и, достав из кармана ключи, протянул одуревшему от таких новостей парню.

– Бери, Саныч, машину мою. И дуй к школе, где цыганская любовь штанишки протитрает.

Ты же пару раз там был с ним?

Александр утвердительно кивнул.

– Так вот. Ничего ей пока не говори. Но нам она раньше ментов должна всё порассказать. Усёк? Всё – дуй! И пока никому ни слова. Я буду на связи….

Он вытолкал Санька из флигеля, и, ёжась на утреннем морозе, сам открыл ему ворота.

Потом, закурив, проследил, как огромная, словно акула чёрная «ауди» выехала на просёлочную дорогу и медленно двинулась в сторону шоссе. Не успел он зайти в дом, как за воротами раздались четыре условных сигнала. «Кого это ещё чёрт несёт в такую рань?»

– Иваныч заскочил в прихожую за полушубком, и, матерясь, поковылял к воротам.

Через глазок он увидел широко улыбающуюся физиономию Каретного.

Василий Бегунов уже третий год заведовал в одной серьёзной группировке, связанной с дедушкой Грибом, так называемым машинным бизнесом. Под крышей большого СТО, он лихо перебивал номера, перекрашивал кузова, менял агрегаты – в общем, занимался технической стороной вопроса, который в сводках МВД проходит как «легализация краденного автотраспорта». Кличку свою он получил за неуёмную любовь к песне Высоцкого «На большом Каретном». Да и его вотчину – огромную мастерскую, с его лёгкой подачи все стали именовать «Каретный двор».

Сейчас он нетерпеливо подпрыгивал возле ворот на месте и хлопал себя ладошками по бокам:

– Давай, открывай, Гриб Грибыч! Задубел я.… Ух, морозец, мать его!

Ломакин отворил незаметную калитку, выкрашенную под цвет забора, и запустил во двор красномордого Каретного со свекольным носом из которого свисала маленькая сосулька.

Потом молча поманил его рукой, и они прошли в дом.

– Ты чего так промёрз-то, кореш? – спросил Гриб, глядя на то, как Василий пытается скрюченными от холода пальцами расстегнуть дублёнку.

– Так это ж, бля, твои внезапные задачи меня до туберкулёза доведут! Машины ему неприметные среди ночи добывай.… Только выехал – в этой вонючей «восьмаке» через пять минут печка вырубилась. Вот и прокатился от самого Киева с ветерком!

Он начал дуть на озябшие руки. Дед Гриб, несмотря на дурное настроение, не мог не улыбнуться:

– Ну, пошли, что ли чаем напою, Мересьев хренов…

Красноносое лицо Василия расплылось в блаженной улыбке:

– Ча-е-е-м…. Горячим-прегорячим, и с вареньем…нет – лучше с мёдом… – Васька, поднимаясь за Ломакиным по ступенькам наверх, рисовал себе вслух желанные картины, – и чтоб камин жарко так горел… Поленца трещат.…И коньячок.…А потом в ванну.… С пеной…. А там Афродита такая уже ждёт… Сисястая… Долларов за сто, не больше…

– Будет тебе – раскатал губу, охальник, – оборвал его Василий Иванович. – Камин разжечь можно. И чайковского похлебать. А всё остальное – у себя в Каретном дворе устраивай. Вторая-то машина где?

– Будет тебе и вторая машина часам к восьми. «Опель Астра». Не очень пошарпанная, но с виду совсем потерянная. Где у тебя тут чайник, а, леший?

Ломакин, не обращая внимания на несколько панибратский тон промёрзшего насквозь Каретного, кивнул Василию на крепкий дубовый кухонный шкаф:

– Там всё найдёшь. Тащи с буфета самовар и пошустри с чайком! Только мяты добавь! А я пока каминчик растоплю – люблю я это дело…

Через полчаса оба сидели в высоких креслах возле пылающего камина и молча пили чай из толстых стаканов в серебряных подстаканниках со сталинской символикой. Через пять минут глаза у отогревшегося Каретника стали слипаться. Он как кот жмурился на огонь и с наслаждением подливал себе в чашку душистый, на травах, чай. Ломакин же был хмур и совершенно погружён в свои мысли. Ему очень хотелось налить себе полный стакан коньяка и выпить, чтобы согнать мутную пену с души, которую принесло с собой известие о смерти Цыгана. Он с завистью посмотрел на безмятежно разомлевшего Василия:

– Ты чегой-то? Спишь уже, что ли? Не время, Василёк, сны смотреть! Надо, к примеру, печку в твоей машине починить. Моим хлопцам в ней весь день на морозе сидеть придётся…

Василий громким шёпотом, не открывая глаз, успокоил:

– Починю, Иваныч, починю.… Дай побалдеть немного.… И так всю ночь глаз не сомкнул

– «опель» для тебя тонировал. Да и «восьмаку» только под утро пацаны притянули.… Да не переживай ты – там работы на пять минут. Предохранитель заменю – и будет эта печурка шпарить вовсю!

Опять воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием берёзовых сухих полешек да тихим посапыванием Каретника. Ломакин посмотрел на часы, достал мобильный и набрал Санька:

– Ну что, ты где? Ну, я думаю, с восьми у них занятия.… Не проворонь только её, ради бога! До связи…

Дверь отворилась, и в охотничью комнату тёмной тенью неслышно скользнула Лидия Петровна с неизменной дымящейся папироской. Выглядела она сегодня как-то не очень.

Под запавшими вглубь лица глазами обозначились тёмные круги. И всё лицо пожилой женщины немного потускнело за последние сутки, резко обозначив высокие скулы. Однако, её взгляд был по-прежнему остёр, и она сразу сверкнула глазами в сторону незнакомца, сладко дремавшего возле Гриба.

– Утро доброе, господа-товарищи, – осипшим голосом поздоровалась она. – Погодка, однако…

Скинув мохнатые тапки, Леди с ногами забралась на диван и плотно укуталась полюбившимся пледом.

– Чаем напоите?

Ломакин встал и пошёл к шкафу за чистым стаканом. Вернувшись, налил свежего чая и осторожно, стараясь не расплескать, отнёс к дивану.

Афанасьева приняла горячий напиток в обе руки, благодарно кивнула и внимательно посмотрела на Каретного:

– А это кто там у тебя у камина дохает? Что-то не припомню я его…

– Хлопец верный мой. Старшой по машинам. Слышь, Василий – поздоровайся с дамой, и дуй в биллиардную – буди молодёжь!

– Только пригрелся… – проворчал Каретный, с неудовольствием сползая со стула. Потом поклонился в сторону Лиды – Здравствуйте, простите уж – не знаю, как вас звать-величать…

Ломакин грубовато, по-медвежьи, стал подталкивать его к выходу:

– Да и ни к чему оно тебе. Иди – печурку в машине поковыряй. И хлопцам скажи, пусть попросят Веру Николавну, чтоб она им с собой какой-нибудь снеди собрала. Да термосы охотничьи пусть захватят из «уазика» на заднем дворе! Давай – дуй, родимый!

Лидия Петровна посмотрела на часы. Потом на Ломакина, который взял стул, и подсел к ней поближе.

– Ну, что там у тебя случилось? – сделав из стакана маленький глоток, спросила она. – Я уже с полчаса внизу слушаю, как ты зубами скрипишь.

Ломакин снова поразился проницательности Железной Леди, но виду не показал.

– Парня моего завалили сегодня ночью. Хорошего бойца.… На сегодня ему замену надо искать. А это не так просто. Придётся, наверное, твоего помощника подключать по-полной…

Лида невидящим взглядом смотрела прямо перед собой на пол и осторожно помешивала серебряной ложечкой чай. Затем подняла глаза на компаньона:

– Бориску? Можно, конечно, да он вообще-то кабинетный червячок. В рукоприкладстве от него толку никакого не будет, только помеха одна, – она снова прихлебнула немного остывший чай. – Завалили, говоришь? И именно сегодня? Нехорошо.… А что конкретно известно?

– Сейчас его дивчину привезут. Ты поспрашай её, Лидушка, как ты умеешь, – слегка улыбнувшись, попросил Гриб. – А то я с бабами не очень… Мне страсть как охота за гриву этого мокрушника трепануть! Чтобы одни копыта остались!

Лидия Петровна молча кивнула, и, привстав с дивана, подошла к окну. Раздвинув жалюзи, она посмотрела на укрытый снегом двор, в котором стояла бежевая «восьмёрка» с открытым капотом.

Возле флигеля сонно курили трое парней, и, что-то обсуждая между собой, кидали взгляды на копошащегося в машине Каретника. Дверь флигеля приоткрылась, и оттуда вышел Борис в отутюженных брюках и в длинном кашемировом пальто. С минуту он что-то объяснял бойцам, держа в руках листок бумаги. Они с пониманием кивали и что-то спрашивали, тыкая пальцами в нарисованный план. Потом он показал на «восьмёрку», и видно, пошутил над нелепым видом стоящего на карачках Василия. Мужчины рассмеялись, и один из них слепил крепкий снежок и точным броском заехал в неуклюже оттопыренную задницу Каретного. Тот не остался в долгу, и через пять минут вся братва весело перекидывалась снежками и сосульками, отламывая их с низко свисающей крыши навеса. Борис не стал принимать участие в детской забаве разыгравшихся охранников и быстро скрылся во флигеле. Каретный же после двух метких попаданий в голову, спрятался в салоне «восьмёрки» от превосходящих сил противника. Тут за воротами раздались четыре автомобильных гудка. Прибыл «опель».

Афанасьева прикрыла жалюзи.

– А что там у тебя в том небольшом домике, а, Иваныч? Гарем?

Ломакин удивлённо посмотрел на Лидию Петровну, но потом сообразил, и хмыкнул:

– Гарем – скажешь тоже! Да нет… как бы, комната отдыха для охраны. Ну, бильярд там ещё… Видио с телевизором. Компьютер с этими…стрелялками всякими… Принтер. Другая всякая новомодная техника. Не разбираюсь я в ней, холера её побери! А что?

– Ничего. Пошли-ка на машины твои посмотрим. И заодно воздухом свежим зарядимся.…

Да и ребят твоих уже надо отправлять – времени– то уже полдевятого.

Они стали спускаться вниз. На лестнице Ломакин повернулся и спросил:

– А зачем так рано их посылать, а, Лидунь? Известно же, что тусняк у этого клоуна в посольстве в два часа дня. Может, хотя бы к двенадцати сети расставим?

Лидия Петровна спускалась очень осторожно, поглядывая себе под ноги.

– Не дури, дед… Понастроил лестниц – шею свернуть можно! А ума не нажил… Да заварись такая каша у меня, в Крыму, так я бы на всю ночь дежурство определила бы. Сама бы в дозор пошла! Помни, Грибушка – десятки лимонов…Десятки! – с трудом спустившись с крутой лестницы, она отдышалась и добавила:

– Ты вот что, Иваныч.… Одну машинку туда поставь уже сейчас. А к часу дня – чтоб все на стрёме были!

Потом, задержавшись у двери, подмигнула Ломакину:

– И мы с тобой туда подтянемся.… Чтобы поглядеть, что и как… Когда там девку эту привезут?

Василий Иванович, вспомнив про Цыгана, снова расстроился и, ничего не ответив, пропустил вперёд Лидию Петровну и вышел на улицу, в сердцах хлопнув дверью. Афанасьева удивлённо посмотрела вслед, но промолчала.

Во дворе было людно. Бойцы примеряли разношёрстную одежду, в которой ездили на охоту. Проходя мимо, Ломакин на ходу строго распорядился:

– Пятнистого чтоб ничего не было! Кожаны свои со стволами дома оставьте! Чтоб никакой стрельбы! Хохол – достань рации – они в гараже…

Хохол недоумённо посмотрел на раздражённого хозяина. Василий Иванович пояснил:

– Ну эти, «уоки-чмоки» херовы.… С которыми на охоту ездим! – потом дал лёгкого пинка хлопающему глазами парню. – Не проснулся ты что ли? По одной рации в машину, и одну – тому, кто у входа! Ты поедешь с Лёхой, а с Санычем – крымчанин. Всё.

Тут он увидел свою разрумянившуюся от мороза жену в меховой безрукавке. Она несла к машинам несколько свёртков в сверкающей фольге. Опять щемящее чувство нежности мелькнуло в его груди. «Старею что ли…» – он тряхнул головой, стараясь не отвлекаться от дела, и пошёл смотреть на пригнанные Каретником тачки.

– Ты, Василий, ещё бы мне инвалидки подогнал. Как мои ребятки туда здорового мужика впихнут? – сокрушался он, оглядывая машины.

Каретник только улыбался и шмыгал носом. Он знал, что Иванычу сразу не угодишь – обязательно поворчать старик должен.

Леди, тем временем, направилась к флигелю. Когда она зашла, Борис в расстёгнутом пальто сидел на диване, возле биллиардного стола и вертел в руках незажжённую сигарету.

– Выспался, Боря? – не дожидаясь ответа, она подсела к нему и, заглянув прямо в глаза Фролова своим жутковатым взглядом, спросила:

– А что ты здесь целое утро крутишься?

Борис сегодня проснулся совсем в другом настроении. Все его вчерашние тревоги, навеянные похмельем и перелётом, исчезли, оставив лишь лёгкую самоиронию.

«Ну что? Укакался, малыш?» – думал Фролов, сидя на ранним утром на унитазе. Анализируя обстановку утренним свежим взглядом, он пришёл к выводу, что в конце концов, на Кликунова в этом жутковатом деле можно вполне положиться. Он – тёртый зубр. И потом, кто сказал, что та же Леди всемогуща? Ну, допустим, в авторитете она по жизни, и башка у неё варит неплохо, несмотря на годы. Так если бы не он, Борис, то разводить бы ей лохов по мелочи, до конца дней, играя в подставные турфирмы и пирамидки. Это была чисто его идея – подобраться к американским казино. Да и в Европе он ей реально помог в организации всего зарубежного бизнеса. Хотя Лида всегда его за мальчика на побегушках держала. И даже теперь, когда такой кусок светит, оставила его в стороне от темы. Это раздражало больше всего.

И поэтому сегодня Фролов проснулся раньше всех с ясной головой и полный решимости идти до конца. Сразу после подъёма, в туалете под шум воды, непрерывно бегущей оттого, что Борис придерживал кнопку сливного бачка, он сделал звонок Георгию. Уместив всю информацию в одной продуманной фразе, он услышал в ответ весёлую фразу Клыка:

– Понял. Две машины в два часа. Ты там тоже будешь? Разберусь. Я, Юрич, уже работаю.

Нашим киевским друзьям вчера ох как рамсы попутал! Так что не бзди – прорвёмся!

Беспечный голос Жорки вселил ещё большую уверенность. Страх перед Железной Лидой почти исчез. И теперь, посмотрев спокойным взглядом в бездонные чёрные глаза начальницы, он равнодушно отозвался:

– Поработал с фотошопом и сделал ещё несколько распечаток фотографий. Качество получше стало, – Борис невозмутимо кивнул на монитор. – Почту посмотрел. У Василия Ивановича, кстати, очень неплохая техника, Лидия Петровна. Здесь и ксерокс цветной есть, и выход в Интернет кабельный, пошустрей нашего.

Афанасьева немного успокоилась и, подвинувшись поближе, приобняла Бориса:

– Нервничаю я сегодня, честно говоря… Непривычно как-то. Ты Георгию позвонил насчёт распечаток переговоров?

– Несколько раз. Ещё вчера. Не берёт трубу, может, загулял где… Я вызвонил Леонида.

Он как раз возле Евпатории сейчас на машине едет. Часикам к десяти утра заглянет на местную МТС. Так что к обеду будет факс с переговорами из квартиры Кострова.

В бильярдную заглянул Ломакин:

– А-а-а.… Вот ты где.… Пойдём наверх, разговор есть, – он колюче зыркнул на Бориса острыми глазёнками. – А ты, Борис Юрич во второй машине поедешь. Только поставите тачку чуть подальше от гнезда этого иноземного. Но так, чтоб ворота просматривались.

Борис недоумённо посмотрел на Афанасьеву:

– Так засечь же могут из консульства! Они же после одиннадцатого сентября дёрганные все стали – вызовут наряд СОБРа для проверки подозрительной машины – и финита!

Лидия Петровна резко поднялась и категорично приказала:

– Не время болтать! По пути что-нибудь додумай, Боря. На месте поглядишь, что и как…

Но помни – высмотреть его на выходе твоя задача! Всё остальное – не твоего ума дело.

И она вышла вслед за дедушкой Грибом из флигеля.

У входа в дом они столкнулись с Саньком. Он кивнул на дальнюю дверь:

– Привёз. Там она – в столовой.

На первом этаже в большой овальной комнате с длинным деревянным столом посередине, где Ломакин вчера угощал ужином почётную гостью, на стуле с высокой спинкой, болтая ногами, сидела привлекательная молодая девушка. Она смотрела вокруг озорными глазенками, и всё время облизывала свои пухленькие губки.

Увидев Лидию Петровну и Гриба, она соскочила со стула, и подбежала к ним:

– А вы, наверное, предки Колькины? Прикольно как! А почему Николенька сам за мной не приехал – а послал этого бр-бр… – она брезгливо сморщилась, – Шурмана – наркомана?

Лидия Петровна молча глянула ей в глаза и прошла словно мимо пустого места. Дойдя до конца стола, она села и, придвинув к себе большую хрустальную пепельницу, закурила.

Ломакин крякнул, смутившись, и тоже тяжело опустился на стул. Затем достал свою трубку, молча набил её табаком и запыхтел. Маринка же, ничего не понимая, стояла посреди комнаты, как перед выступлением на утреннике в детском саду.

– Ты вот что, деточка, – мягко начал Василий Иванович, – садись-ка вон на тот стульчик, и послушай, что я тебе скажу… Мы не родители Коли, но очень хорошие его приятели. А Николай по делу отъехал. Просил, чтобы мы с тобой поговорили.

Маринка не сдвинулась с места. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но с дальнего конца стола донёсся хриплый прокуренный голос Железной Лиды:

– Быстро села на стул! И не вякай, пока не спросят!

Девочка, как загипнотизированная подошла к стулу и села. Видно было, что кричат на неё впервые. Она была поражена непривычным отношением – если до этого кто-нибудь и повышал голос в Маринкин адрес, то, во всяком случае, очень редко. Губы её задрожали.

Лидия Петровна встала и подошла к ней. Потом отодвинула от стола соседний стул и присела рядом. Глядя в красивое испуганное лицо школьницы, она внятно и чётко проговорила: