Текст книги "Новый мир"
Автор книги: Олег Дивов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Какая досада, – сказала я, – что ты не запомнила того, кому пробила голову. Теперь придется ждать, пока за тобой явится полиция, – она-то нам и скажет, кто тебя шантажировал.
– Да я не помню! – воскликнула Нина со слезами в голосе. – Не помню! Я вообще не знаю, может, я все это придумала! Я в дороге уснула, а мне по пьяни всегда такое снится, что я потом не могу отличить – чего приснилось, а чего на самом деле было! И теперь мне, наверное, уже точно нужно лечиться, а то я убью кого-нибудь, кого люблю.
Леди Памела легонько похлопала ладонью по колену, привлекая внимание.
– Нина, мне жаль тебя, но это не лечится. Как грустно, мы ведь живем не в Средние века и даже не в эти ужасные двадцатые столетия… Но есть проблемы, которые медицина даже сейчас решить не может. Это генетика. Я знаю. Нельзя иметь в предках порченых людей. У меня эта болезнь выражена очень, очень сильно. Поэтому мне никогда не наливают того же шампанского, что и всем. В моем вине нет алкоголя. Оказалось, проще запретить мне алкоголь, чем избавить от страданий. Я узнаю эту болезнь издали, в других людях, мне довольно одного взгляда, чтобы все понять. Знаете, почему я никогда не заведу собаку? А ведь я люблю собак. Я люблю их куда больше, чем кошек. Но держу только кошек. Я объясню, почему. Мне было шестнадцать, и молодой человек, моя первая любовь, подарил мне очаровательного йорка. Я обожала свою собачку. Я носила ее в специальной сумочке, укладывала спать в свою кровать. Моя мама уже тогда заподозрила неладное, но мне казалось, что она придирается ко мне. Однажды мы с моим молодым человеком украли две бутылки вина. Наутро я уже знала о себе все. Мы выпили, поссорились, я хотела ударить его, он увернулся. И тогда я попыталась убить щенка, которого он подарил мне. Ту собачку, которую я любила даже больше, чем парня. Чтобы сделать больно – не знаю, кому. К счастью, мне не удалось… Я скрыла это происшествие от родителей, не рассказала о нем своему психологу. Я решила, что больше никогда не притронусь к спиртному. Но через два года история повторилась. И было то же самое, но хуже. Я была в компании товарищей по школе, один привел свою девушку. Сначала она мне понравилась. Я расточала ей комплименты, совершенно незаслуженные. А потом она мне сказала что-то вроде «отстань, дурочка, хватит уже». Я пришла в ярость. Потом была полиция, скорбные лица моих родителей, адвокат, соглашение сторон, компенсация ущерба… Как это низко – вызывать полицию к несчастной больной девушке, не правда ли?
Нина недоверчиво хмыкнула:
– Ну, это к вам, а я-то просто распущенная…
– Нина, – леди Памела сдвинула брови, – хватит себя винить. Ты не изменишь прошлого. Стыд может испортить тебе будущее, но не спасет прошлое. Стыд делает тебя уязвимой перед любым мошенником. И это я тоже сполна познала на себе. Наступает момент, когда ты готова общаться с кем угодно, потому что теряешь всех друзей, тебя отовсюду гонят. И тогда ты – готовая жертва. Это не твоя болезнь привела к тому, что ты стала жертвой шантажистов. К этому привел твой стыд и неизбывное чувство вины.
– И что мне теперь, радоваться тому, что я натворила?!
– Нет. И бежать от ответственности тоже нельзя. Лечиться необходимо. Но чтобы сделать правильный выбор, ты должна принять себя. Тебе еще предстоит научиться тому, чтобы принимать свой опыт, не отвергая его и не казня себя за него. В сущности, это две стороны одной медали. С одной – полное бесстыдство, с другой – саморазрушение. Одно переходит в другое мгновенно. Ты никогда не знаешь, как проявится груз твоей вины – ты захочешь убить кого-то или захочешь убить себя. Нужно запомнить одно: у тебя слабая психика. И надо так выстроить свою жизнь, чтобы защитить ее. Да, я уже говорила, что полного излечения не будет. Но вполне можно превратить редкие светлые промежутки в постоянную ремиссию. Да, придется жить с осознанием, что ты слабее большинства людей, что тебе никогда не стать такой, как они. Ты можешь научиться притворяться, но притворство будет злить тебя – и настанет день, когда твоя боль прорвется наружу уже в трезвом состоянии. Поэтому притворство для тебя – такой же яд, как и алкоголь, как и наркотики. Тебе придется научиться выпускать свои чувства в тот миг, когда они возникают. И подобрать такое окружение для себя, чтобы оно не было равнодушным к тебе. Твоя болезнь зашла так далеко лишь потому, что окружающие были равнодушны. Они хотели видеть в тебе человека, которым ты никогда не была и никогда не станешь. Им было наплевать на твою боль, которая копилась каждый день и каждый час, отравляя твою жизнь. Тебе нужны другие друзья. Которые помогут тебе быть собой, которые не станут подгонять тебя под свой идеал и тебя же винить в том, что ты не соответствуешь их ожиданиям. Ты всегда слишком низко ценила себя. Ты знала о себе, что больна, из-за этого верила, что ты недостойна нормального общества, и поэтому старалась стать другой, чтобы заслужить внимание и дружбу. Поэтому твоя болезнь начала прогрессировать.
Я старалась не смотреть на леди Памелу. Ничего себе, какие страсти. И какие скелеты хранятся в шкафах этого семейства, предельно замороченного на приличиях.
– Мне очень повезло с мужем, – мягко сказала леди Памела и сделала выразительную паузу. – Со вторым. Был еще и первый. Меня щадят, стараясь ничем не напоминать о той ошибке, которую я совершила. Но только недавно я до конца освободилась от чувства вины. Я тридцать лет прожила как во сне. Мой муж – чудесный человек. Может быть, единственный, кто любит меня по-настоящему. Он выдержал это тяжелейшее испытание – жить с заведомо нездоровой женщиной, с безнадежно испорченной репутацией и год за годом хранить меня от меня самой. Он ни разу не упрекнул меня даже за то, как я поступила со своим единственным сыном. И сын не упрекает меня. Я не чувствую ни стыда, ни вины. Поэтому я теперь могу любить их обоих без страха, что однажды все рухнет.
– Вот, – мрачно сказала Нина, – это я знаю по себе. Я постоянно живу в таком страхе. Не, я понимаю, что этим страхом я как раз и приближаю катастрофу. Ч-черт… Ой, простите. Да, но делать-то мне теперь что?
– Для начала мы попробуем разыскать шантажиста. – Леди Памела раскрыла наладонник с браслета. – Пока мы собирались к чаю, я отправила письмо одному… скажем так, старому знакомому. – Она вдруг засмеялась: – Сейчас это большой человек. А когда-то именно он оформлял протокол после той, первой моей пьяной драки. Очень мудрый и понимающий мужчина… Что ж, вот и ответ пришел. – Леди Памела обвела нас строгим взглядом. – Этого-то я и ожидала. Никто не обращался с жалобой на причинение травм. И никто не жаловался на ущерб в его заведении. Нина, я боюсь, эти люди попытаются шантажировать тебя снова, уже заручившись новыми свидетельствами. Я полагаю, мы должны опередить их.
Она встала.
– Леди Памела? – уточнила я.
– Разумеется, я поеду с вами обеими. Делла, я не самый опытный сыщик, но когда-то увлекалась сочинениями детективных пьес. Мне в сумасшедшем доме больше нечем было заняться. Думаю, Нина должна проверить свой счет из такси и выяснить, с какого места уехала. То заведение должно быть поблизости. Начнем с него.
– Не проще сразу навестить ее бывшего мужа? – спросила я.
– Дел, еще б я помнила, куда он меня привез. Он же сюда на несколько дней прилетел. Это только отели запрашивать. И если он там под своим именем. А то я его знаю – он не любит светиться.
– Тогда нам предстоит немного больше работы, только и всего, – леди Памела радостно потерла ладошки. – Я пойду к себе, переоденусь. Встретимся у ворот. Нина! А потом я отвезу тебя к своему врачу. И мы вместе найдем самый лучший выход.
Она ушла.
Нина изумленно поглядела на меня.
– Я тоже офигела, – только и сказала я. – Едем?
– Спрашиваешь!
* * *
Я уже ничему не удивлялась.
Леди Памела сохраняла изумительную бодрость духа и приподнятое настроение. Нина сначала оживленно, несколько истерично болтала, рассказывая леди Памеле всю предысторию своих отношений с шантажистами. Потом устала и заныла. Ребенок, честное слово. Безнадежно испорченный ребенок, которого можно подлечить, но он останется инвалидом, и придется любить его такого. Хотя я сомневалась, что Нина когда-нибудь будет нуждаться во взрослой любви. Ей нужно чувство принадлежности – любимого, подруг. Так дети любят родителей – за то, что родители их.
От стыда она довольно быстро избавилась, зато теперь легкую досаду испытывала я. Ведь я могла заметить раньше, что происходит неладное. Тоже мне разведчик, профессионально наблюдательный… Значит, не хотела замечать. Бессознательно вытесняла. С другой стороны, а мне нужна такая вечная дочка с неразрешимыми проблемами? Я и так слишком много на себе тяну. С третьей стороны, все друзья Нины рассуждали именно таким образом. Что и привело к беде. Нет, пусть все идет своим чередом. Не буду я ничего решать прямо сейчас. Приедет Август, посоветуюсь с ним.
От этой мысли мне здорово полегчало. Как все-таки приятно, когда есть человек, на которого можно свалить ответственность за свои решения!
И тут до меня дошло, что Нина-то хотела того же самого.
В сущности, мы с ней очень похожи. И пусть у меня нет болезненной тяги к алкоголю, я такая же инфантильная. Но это не означало, что я хочу возиться с Ниной. Вовсе даже не хочу. Почему всегда я? Я от нее уже смертельно устала, от этого ходячего хаоса во плоти, причем хаоса, у которого всегда какая-то беда. Только моя врожденная деликатность не позволяет мне указать ей на дверь. А она этим пользуется.
Как ребенок.
Надеюсь, что врач леди Памелы положит эту воплощенную трагедию в клинику. Так и быть, готова на время лечения Нины присматривать за ее сыном, ее собаками, ее Йеном и ее проблемами с сектой.
Разумеется, мы не потратили никаких усилий на то, чтобы отыскать место, с которого Нина вызвала такси. Горбридж, бывшая деревня, ныне район в городской черте. В Катастрофу пригороды Эдинбурга сильно пострадали – притом что собственно городу почти и не досталось ни от стихии, ни от людской паники. Народ со всех окрестных городков и деревень набился в столицу, надеясь, что отсюда им будет легче эвакуироваться. Эвакуировали многих, преимущественно в Африку, но кое-кто и остался. Тем не менее все мелкие поселения опустели. За десять лет, пока продолжалась неразбериха – сначала голод, потом массовые миграции, – дома и улицы пришли в упадок. И когда жизнь наладилась, пришлось отстраиваться заново. Сохранившиеся кварталы превратились в музейные центры, весь старый Эдинбург стал туристической меккой, а новые кварталы строили уже там, где раньше были окраины и пригороды. Новый Эдинбург превратился в вытянутую полосу от Фолкерка до Норт-Берика, полукольцом охватив прежнюю столицу и вобрав в себя множество населенных пунктов. Старый аэропорт, оказавшийся в центре города, закрыли и превратили в музей-аттракцион, а новый построили аж в Стерлинге.
Разумеется, я не видела прежний Эдинбург. Да и никто из ныне живущих не попробовал его на вкус. Иногда я думала, что он был прекрасным, компактным городом. А иногда – что жить в нем было невозможно из-за тесноты. Но такова судьба всех развивающихся городов: они возникают как военный лагерь, или деревенька, или крепость на скале, а с течением веков расширяются, впитывая в себя окружающую деревню. Там, где было болото, теперь хайвэй, на месте луга, где паслись овцы, стоят банк, церковь, офисный центр и супермаркет, а вдоль сердитого ручья тянется улица с современными домами, а сам ручей тщательно вычищен и охраняется жителями как высшая ценность – еще бы, это ведь часть их природы! Чудом уцелевшая часть.
Некоторым деревням повезло больше, некоторым меньше. Я видела Линлитгоу проездом – а он словно бы и не изменился вовсе, так славно поработали архитекторы над проектом. Но про Горбридж такого сказать было нельзя. Высотные здания, узкие, неприятные улицы, безликие кварталы. Здесь селились люди с низким достатком, не обремененные излишней заботой о своем моральном облике. Я поняла это с первого взгляда, увидев, как впереди нас в переулок свернула полицейская машина. Тыщу лет не видела, чтобы на Земле патрулировали улицы. Интересно, как это местные полицейские не заметили Нину, если она, по ее словам, бегала тут голая по улице? Да еще и в крови? Или это по их меркам чепуха? Жива, на помощь не зовет, никто за ней с ножом не гонится – так и ладушки? Набегается и спать пойдет? Поразительный район. Будь я разведчиком-нелегалом, ни за что не поселилась бы здесь.
Напротив стоянки такси, откуда уехала Нина, высилось неприветливое здание с вульгарной, сплошь залепленной метками вывеской. Отель с феерическим названием «456». Не успела я спросить Нину, как она уставилась на здание и сказала:
– О. Это я помню. Вывеска паршивая. А я думала, оно мне по дороге приснилось. Уж больно похоже на атмосферу моих пьяных кошмаров.
– И что ты тут делала? – спросила я.
– Что-то, – Нина пожала плечами и нервно рассмеялась. – Может, еще кого убивала.
– Ты была там со своим бывшим мужем? – уточнила леди Памела. – Я думаю, нам надо зайти туда и спросить.
– Нет, – Нина замотала головой. – Ни за что. Я не могу.
– Почему? Нина, включи наглость. Сделай вид, что так и было задумано. И все получится.
– А если я и его уделала?!
– Если ты там побывала, то тебя засекла рамка на входе, – успокоила леди Памела. – В худшем случае ты окажешься в полиции на пару часов раньше. Но волноваться не нужно, я пришлю врача даже в тюрьму.
Нину передернуло. С явным усилием она сделала шаг к отелю. Но тут же повернула голову к парковке и воскликнула:
– Точно! Вон его машина!
– Сидите здесь, обе, – я показала на лимузин, в котором мы приехали. – И не показывайтесь на глаза, пока не позову.
Я быстро подошла к машине, заглянула в салон. Света на парковке было мало, но кое-что различить удалось. Заднее сиденье перепачкано. Лежат какие-то тряпки, вполне возможно, что ошметки Нининой одежды. Я несильно пнула машину по колесу, надеясь, что в ней хоть плохонькая система охраны, да есть.
Ждать пришлось недолго. Из отеля выскочил растрепанный белобрысый парень, тонкий и слишком молодой на вид – такое часто случается с тяжелыми наркоманами, они лет до сорока выглядят как подростки, а потом внезапно превращаются в глубоких стариков. Я отошла в тень и присела, чтобы он не сумел заметить меня издали.
Он подбежал к машине, затравленно оглянулся, распахнул заднюю дверь и схватил забытые в салоне тряпки. Я подкралась сзади и похлопала его по спине.
Он обернулся рывком, так быстро, что чуть не упал. Красные глаза, осунувшееся лицо, разбитая нижняя губа, тяжелый запах человека, который недавно начал трезветь.
– Что? – выдохнул он. – Опять! С меня хватит, ясно вам! Так и передайте. Я больше не хочу, не хочу и не буду! Хрен с ним, отсижу! Но больше я в этом не участвую!
– Да ладно тебе, парень, – я позволила себе слабую улыбку. – На этот раз все получится. Гарантирую.
– Идите к дьяволу, – зашипел он. Воровато оглянулся и сунул руку за пазуху.
Конечно, я была наготове. Через полсекунды он стоял на асфальте на коленях с заломленной за спину рукой. Рядом валялся пистолет. Вот зачем ты его таскаешь, если не умеешь пользоваться? Хорошо, я добрая, а кто позлее взял бы да настучал тебе этим самым пистолетом по мордасам.
– Успокоился? – спросила я. Левой рукой раскрыла с чипа наладонник со своим удостоверением, сунула парню под нос: – Специальная разведка, майор Берг. Хочешь поговорить со мной об этом? – я мыском туфли подтолкнула к нему тряпки из машины. Действительно, женские. И в крови.
– Я не убивал ее. Вообще пальцем не трогал. Хотя она ударила меня по лицу. Да я знаю, что она бешеная, если переберет. Но она ушла отсюда на своих ногах. Это вообще не ее кровь. Я видел, как она взяла такси. Запомнил номер машины. Так что это не я.
– А кто?
Он вдруг обмяк и сгорбился. Я выпустила его. Он сел на асфальт, закрыл лицо руками. Плечи его затряслись, но он не плакал. Он просто боялся. Посидев так, он открыл лицо, а руками обхватил себя за плечи.
– Значит, все. Значит, я следующий.
– Пойдем-ка в здание.
Он покорно встал и побрел к отелю, напрочь забыв о пистолете. Ну что за люди, а, никакой ответственности. Пришлось задержаться, разрядить пушку и бросить в багажник машины.
Внутри отель оказался лучше, чем я думала. Мощные рамки, автоматические двери, кстати, хорошо укрепленные. А криминал-то здесь – вовсе не устаревшее слово из древнего словаря…
– Я выбрал это место, потому что здесь безопасно, – пояснил парень. – Ну, относительно. Здесь часто селятся разные… серьезные люди. Они не любят, чтобы их беспокоили. Поэтому здесь самое некрасивое, но и самое тихое место в Эдинбурге. Правда, по-настоящему удобно только на втором этаже, и туда просто так, с улицы, не заселишься. Я на третьем, там с комфортом не ахти.
Мы поднялись в номер. Я с интересом огляделась. Бардак. Понятно, что здесь побывала Нина, она оставляла неизгладимое впечатление о себе всюду, где проводила более получаса. Но именно сейчас я почему-то подумала о ней тепло. Никогда не осуждала людей, которые против казарменного порядка.
– Нина, – виновато сказал парень. Скинул какое-то покрывало со стола в гостиной, освободил стул, предложил мне сесть. – Я хотел, чтобы она помылась. И успокоилась. У нас общая беда. Только у меня никогда не хватило бы смелости оказать сопротивление. А она сильная. Да, знаете, я завидовал ей. Всегда. Когда мы с ней поженились, я надеялся, что она поможет мне отвыкнуть от наркотиков. Я в ней нуждался. Она меня бросила. Наверное, это то, чего я заслужил.
Он педантично сложил покрывало, потом уронил его на второй стул и плюхнулся сверху.
– Нина жива, – обронила я.
Он уставился на меня совершенно бессмысленным взором. Тупым-тупым. И я вспомнила, Нина же говорила, он тоже артист. И я видела его несколько раз. Тонго Тонго, кажется, это его сценический псевдоним. Дурацкий, как по мне, но я никогда не понимала вкусы богемы.
– Как тебя зовут на самом деле?
Он задумчиво поднял левую руку, с некоторым изумлением уставился на свой браслет, словно хотел обменяться со мной визитками. Потом рука бессильно упала.
– Арье. Арье Фридман.
– Звучит лучше, чем твой псевдоним.
И тут он взорвался. Он орал так, что я начала подумывать: если сейчас начнется истерика, что будет лучше, – засунуть его под холодную воду или просто надавать пощечин? Но успокоился он быстро. Сбегал к бару, принес бутылку виски, отпил прямо из горлышка.
– Вам не предлагаю, – хрипло сказал он, вытирая губы. – Вы при исполнении. Дома выпьете. Какого черта вы сразу не сказали?!
– Ну не прикидывайся. Если б ты и в самом деле так переживал за Нину, то не отпустил бы ее одну в неизвестность.
Он скривился:
– Ее еще поди удержи…
– И уж тем паче не выманивал бы ее на встречу с шантажистом.
– У меня не было выхода!
– Поэтому ты предал ее. Понимаю, чего ж не понять. Рассказывай.
– А где доказательство, что вы из разведки? Ну вот серьезно – где? У меня есть приятель, он и не такую электронку навертит!
– И что это изменит?
– Ну да, – он резко сник. – Если вы за мной, то я могу хоть язык себе откусить – на выживаемость это не повлияет.
Он снова приложился к бутылке. Я мысленно прикинула, насколько его печень толерантна к выпивке, дала глотнуть – и бутылку отняла.
– Хватит. Я уйду, тогда хоть все тут выпей. Не забудь только, что для лечения алкоголиков обычной страховки в Эдинбурге недостаточно. Нужна еще и местная. Так что сильно не надирайся.
– И что, тут даже помощь при острой интоксикации не окажут?
– Окажут. В виде транспорта до Манчестера. И все время в пути ты будешь мучиться жестоким похмельем. А если б у тебя внезапно завелась местная страховка, то все мучения тебе купировали бы прямо в номере. И только потом доставили бы в клинику.
– Садизм какой-то.
– Нет, просто тут последние лет двадцать ведется борьба с заезжими пьянчугами. Власти считают, что туристы спаивают местных.
– Это… – он повел рукой в сторону двери, – а прямо отсюда я могу заказать такую страховку? А то у меня нервы слабые – и сейчас надраться хочется, честно скажу. И последствия будут ого-го какие…
– Спроси у администратора. Но вообще-то в любом отеле можно.
– Понял, – он часто-часто закивал. – Хорошо. Расскажу. С чего начать?
– С чего хочешь.
– Тогда я все объясню. Я лечился несколько раз. Безуспешно. Платил огромные деньги этим придуркам-врачам. Но срывался через месяц после выхода из клиники. Потом я махнул рукой, а друзья мне сказали, что с моей бесхребетностью врачи не помогут. Нужно что-то вроде армии. Чтоб была железная дисциплина и годная идея, чтобы я знал, ради чего все терплю. Ну какая мне армия, да? Как раз тогда я встретил Нину. Я на нее очень надеялся. А она вместе со мной… Сейчас уже годы прошли, я перестал на нее обижаться. А тогда, конечно!.. Я считал, что она предала меня, растоптала. Сейчас я лучше понимаю ее. И как раз в момент, когда мне было особенно плохо, подвернулся человек. Я видал его пару раз на тусовке, но даже не знал, как зовут. И тут как-то случилось, что я снова захотел соскочить с наркоты и стал вместо этого пить. Он ко мне подсел, мы разговорились. Его зовут Пин Туссен, он психолог. Я ему пожаловался. Он ответил, что помочь можно. Есть методики. Частные. Но это – Церковь. Все очень правильно и серьезно. Вера основана на Библии, просто другое прочтение. Есть светский орден, есть монашеский. Меня в светский не примут, пока не вылечусь и не проживу без дряни хотя бы десять лет. Только монашеский. Чисто мужской. Так и называется – Орден Адама. Жесткая дисциплина, братья друг друга страхуют. Отбросов вроде меня там хватает, Церковь от них не отворачивается. Наоборот, использует самые гуманные методики. У них есть препарат, который отбивает всякое желание принимать дрянь. На три месяца. За это время психологи помогают выработать новые привычки. Я спросил – а почему в других клиниках нет? Ведь тогда даже психологи не нужны – можно же принимать по четыре таблетки, или что там у них, в год и не париться. А Туссен мне ответил: потому, что Церковь недовольна мировым порядком. Потому что у нас очень несправедливый мир. И это мир виноват в том, что люди вроде меня становятся наркоманами. Вот это наше государство – оно виновато, что наркота попадает к людям. И что люди слабы и уязвимы. Что они ищут утешения не в конструктивном общении, а в иллюзорных снах. Что им нет места. Что даже при излечении на них остается позорное клеймо, навсегда, – в страховках, в полицейских базах, иногда и у федералов остается досье…
Я не спорила – незачем. Я молчала и просто слушала. Не забывая писать на чип.
– Я расспросил подробно. Туссен сказал, что сначала я подпишу контракт. Я могу выбрать такие формы: десять лет монашеского обета – безбрачие, но не целомудрие, и женщину я получу из числа прихожанок. Все будет очень ритуально, и если родится ребенок, то я его даже не увижу, то есть я сразу подписываю отказ от отцовства. Потом – на мое усмотрение. Могу остаться в Церкви, и меня переведут в светскую общину. Там я год буду на испытании, очень строгом, если выдержу – то разрешат жениться. Не выдержу – еще год, но уже с психологом, и после этого опять год испытаний. А могу уйти из Церкви и жить как хочу. Но тогда мне в лагере дадут какую-то простую профессию, рабочую, чтобы я мог зарабатывать на жизнь руками, грубо говоря. В принципе, могу передумать и через десять лет, но без профессии меня из Церкви все равно не отпустят, а с профессией я могу и в светскую общину перейти, тогда срок испытания сократится. Я подумал: интересно! У меня никогда не было нормальной человеческой профессии. Но я еще сомневался. Тогда Туссен дал мне то средство, таблетку, но разломил ее пополам. Сказал: проверь. Этого хватит на месяц. Потом мы встретимся. Я попробовал. Через десять минут я понял, что один только вид выпивки мне отвратителен. Про наркоту даже не вспомнил. Я протрезвел, и мне это понравилось. Я пришел домой, лег спать и проснулся с удовольствием. Я весь кипел, мне хотелось работать. Я даже подумал – не наркота ли это. Особенная. Весь месяц я писал музыку и играл, получалось отлично. Не тянуло ни к чему, кроме еды, воды и женщин. И еще мне внезапно понравилось гулять пешком. В общем, через месяц я испугался, что сорвусь и это чудо кончится. Нет, я хотел излечиться навсегда. Подписал контракт. И поехал в лагерь.
Он замолчал, жадно глядя на бутылку. Я покачала пальцем: потом. Он засмеялся:
– Лагерь на Канузе. Там есть остров, вот он целиком отдан под лагерь. В лагере было все, как и обещали. И еще нас всех – там было человек пятьсот – учили новой вере. Она изумительная. Нет вообще никаких странных толкований, противоречий, все ясно. И действительно, я понял, как несправедливо, лживо устроен наш мир. Я захотел быть одним из тех, кто построит новый. Я отвык от дряни, поправился на пятнадцать килограммов, стал похож на мужчину. Мне не хватало только музыки. Светская музыка у нас была запрещена, а к церковной до окончания лагеря никого не подпускали. Профессию я выбрал строительную. И сейчас в какой-нибудь дальней колонии вполне могу сам возвести простой дом из подручных материалов. Я сдал экзамен, и меня перевели в другую общину. И там я впервые попал на их песнопения. Я музыкант. Я все понял сразу. Это настолько дьявольские мотивы… Господи, на что же я подписался… Но я не подал виду, и в тот вечер мне прислали женщину. Тогда я действительно испугался. Она была вся одета, кроме, пардон, ниже пояса да титек. На лице видны только глаза. Встала раком и застыла. Молча. Я расхотел. Тогда она сказала – единственные ее слова. «Если ты откажешься, меня убьют как непригодную». Сам не знаю, как я справился. Но через два месяца я улучил момент и сбежал. Это оказалось несложно.
– И где расположена эта община?
– Рис, второй радиус. Я вернулся на Большой Йорк. От моего энтузиазма не осталось и следа. Но я держался, не скатывался к дряни. И меня нашли. Они говорили вежливо. Сказали, что я нарушил контракт. Если хочу, чтобы меня оставили в покое, должен выплатить неустойку. Деньгами или услугой. Денег у меня не было. И мне поручили возить наркоту. Как нарочно, а? А может, именно нарочно. Это было хуже всего. Мой партнер был наркоман. Я смотрел на него и думал – неужели я был таким же? Потом у меня сдали нервы. Чтобы понять напарника, я принял… немного. Потом еще. Потом я понял, что он исходно тяжелый психопат. Но было поздно, я сам слетел с катушек. После удачной переправки мы с ним оттягивались. Мне даже нравилось, что он псих. Кончилось тем, что мы попробовали какую-то особенную дрянь. Когда я очнулся, лежа на газоне в парке, рядом со мной был труп. Его. И куча рассыпанной наркоты вокруг. Я подхватился и дал деру оттуда. Там не было камер поблизости, я сумел скрыться. Уехал к родителям, заперся дома. Просидел так полгода. Но меня нашли. Молодая, очень эффектная женщина. Я не знаю, как ее зовут. Но она другого круга. Я б сказал, птица высокого полета. Никогда ее не забуду, врезалась в память намертво. Высокая, с отличной осанкой. Волосы короткие, черные, до мочек ушей, лежат гладко. И белое платье с черным воротником, причем воротник такой… геометрический. Я не очень хорошо разбираюсь в живописи, но мне он напомнил картины абстракционистов. Причем никакой симметрии в этом воротнике не было. А платье – простое. Классическое. До колен. Туфли на плоской подошве. Строгая сумочка и перчатки. Но это я мельком разглядел, меня воротник поразил. Кажется, не было украшений. И она показала мне ролик. Там мы с моим напарником хохотали, он твердил, что ему любая доза нипочем, я его подначивал – а сколько на спор можешь принять. И он принимал. И снова принимал. Я вырубился, он посидел еще с выпученными глазами, у него пошла сначала пена изо рта, потом кровь, потом он пытался меня растолкать, а я пробормотал – отвали со своими шутками, псих ты чертов, ну какая может быть смерть… Потом он упал, и через десять минут я очнулся. Поглядел – и даже не притрагиваясь, убежал. А он был жив, оказывается. Агония началась только через полчаса после моего ухода. Если бы я вызвал врача, он выжил бы. Такой вот компромат на меня. И та женщина сказала, что ничуть не жалеет психов, и поделом моему напарнику, но я так и не расплатился с людьми. Так и быть, нужна другая услуга. Простая. Надо выманить в определенное место мою бывшую жену. Нет, место людное. «Черный монах», это в Ливингстоне. Никакого криминала. Будет лучше, если она придет навеселе и в прекрасном настроении. С ней хотят поговорить. Ну, я все понял.
– И все равно выполнил приказ?
– Я испытал облегчение. Я всегда уважал Нину. Подумал: если она тоже попалась, значит, не я один такой идиот. И на самом деле я хотел поговорить с ней. Она умная, у нее знакомства будь здоров…
– Это ты откуда узнал?
– Та женщина сказала. Я вообще не знал, чем Нина живет-дышит. Она мне рассказала. Что Нина заканчивает консерваторию, как всегда мечтала. Что усыновила ребенка. Что сходила замуж за федерала. Что у нее друзья есть… влиятельные. Я пожимал плечами, а когда женщина сказала, что речь о клане Маккинби, просто рассмеялся ей в лицо. Тогда она показала мне видео. Реальное. Камерные выступления Нины. Знаете, она как профессионал выросла относительно себя же молодой – не на голову, а на десять голов. Но там да, там среди гостей были Маккинби. И я видел, как она с ними общается. В общем, я решил, что мы с Ниной всех обдурим. Маккинби это сила, напрасно секта к ним подкатывает. Если поговорить с Маккинби по-умному, можно секту поставить в такое положение, что сама рада будет отстать. А там кто знает? Нина разошлась с мужем, может быть, нам попробовать еще раз? Я старался, чтобы у нее было хорошее настроение. И мы здорово развеселились. Приехали в это кафе. Я сразу узнал мужика, который шантажировал меня в первый раз и заставил возить наркотики. Той женщины не было. И был еще молодой парень, наглый, циничный. Он полез к Нине. А она этого не любит. Потом он стал ей говорить что-то. Нина резкая, она схватила бутылку – и по башке его. Ее попытались удержать, какое там. Она свалила стол, вцепилась этому парню в волосы, вся перемазалась в его крови… Я просто улучил момент и оттащил ее. На улицу, в машину, говорю – ты вся в крови, уходим, я все придумал, мы спасемся. Привез в отель. Она еще в машине начала стаскивать с себя одежду, швырять ее с негодованием. Испачкала салон и сама перемазалась уже окончательно. А потом еще и убежала. Я ее поймал, уговорил зайти в номер выпить, взял ее джинсы, джемпер, остальную мелочь до утра бросил. В номере она ударила меня по лицу, натянула джинсы и мою куртку и так ушла. Босиком. Я понял, что ничего уже не исправишь. Проследил только, на какое такси она села.
