Текст книги "Оружие возмездия"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

Голос н е и з в е с т но г о: Яков Михайлович?

Я. М.: Не морг, а бардак! Вы по какому вопросу?

Голос неизвестного: Вы закончили с трупом с Верхнеозерной?

Я. М.: В конце концов, когда это кончится ?!Вы же видите, я еще работаю! Заключение не готово. Мне надо провести дополнительные исследования. Да, и, простите, с кем имею честь?

Звук падения тела. Хрип.

Звук шагов – длительность две минуты.

Звук закрывшейся двери.

Пауза – длительность пятнадцать минут.

Стук в дверь.

Голос: Яков Михайлович, мы... эта... Требуху убрать.

Голос № 2: Да входи ты. Баклан! Михалыч, ты где ?

Голос № 1: Может, у Клавдии сидит? Голос № 2: А я почем знаю ? Наше дело бак оттащить. Ты куда попер?

Голос № 1: Колян, смотри!

Голос № 2: Етрыть твою...

Голос № 1: Колян, может, он еще живой ?

Голос №2: Ты шо, жмуриков не видел ? Грохнули Михалыча, как суслика.

Голос № 1: Надо Клавку позвать. Я мигом слетаю!

Голос №2: Куда, Баклан ?! Закрой хавало и встань на щухере.

Голос № 1: Ты чо творишь, Коля? Западло мертвяка шмонать!

Голос №2: Пошел ты... На фига ему котлы?

Голос № 1: На нас же все повесят!

Голос №2: Не мы грохнули, не мы и шмонали, понял? О, смотри, какая фиговина.

Голос № 1: Эта... Диктофон его... Колян, не трогай, спалимся.

Голос № 2: Не каркай, козел... Конец записи.

* * *

Из протокола допроса подозреваемого

гр. Малахова Николая Васильевича, 1930 г. р., ранее судимого,

прож.по адресу: г. Калининград, ул. Качалова ,28 (фрагмент)

Ответ: Взял часы, мелочь из бумажника. Всего денег было рублей сто, с мелочью. Полсотни я отдал Зыкову, чтобы молчал. Диктофон еще взял. Он на столе лежал, где трупы потрошат. Бумажник сбросил у автобусной остановки.

Часы и диктофон решил продать знакомому продавцу ларька на ж. -д. вокзале.

Вопрос: Чем объясняете свои действия ? Ответ: Вчера сильно выпил. Утром добавили. Между прочим, сам Яков Михайлович по сто грамм спирта отлил. Вот меня и переклинило. Корысти никакой не имел. Когда меня на вокзале взяли, я так и заявил, что чистосердечно раскаиваюсь. И умысла у меня не было.

Вопрос: Опишите неизвестного, который прошел в прозекторскую.

* * *

Внимание-розыск

По подозрению в совершении особо тяжкого преступления разыскивается неизвестный мужчина, на вид тридцать лет, спортивного телосложения, рост -выше среднего, волосы – темно-русые, стрижка короткая, лицо – овальное. Особых примет нет. Был одет в джинсы темно-синего цвета, светлую рубашку с короткими рукавами. Может иметь на руках поддельное удостоверение работника правоохранительных органов.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
СУЕТА СУЕТ И ТОМЛЕНЬЕ ДУХА

СЕРЫЙ АНГЕЛ

Злобин брезгливо поморщился. Дух в районной ментовке оказался еще паршивей, чем в родной прокуратуре. Сразу же попросил открыть в кабинете окно, но запахи присутственного места, в котором круглосуточно курят и регулярно пьют мужики, никак не хотел покидать родных стен. За время допроса воздух в комнате насытился кислыми испарениями потного тела, вдобавок от Коляна Малахова разило формалином и чем-то специфически сладким, трупным. Злобин время от времени ощущал позывы к рвоте, но списывал это на голодный желудок, все-таки остался без обеда, решив раскрутить дело по максимуму, пока не остыли следы.

Колян безучастно разглядывал свои пальцы в синих пятнах татуировок. Злобин представил, как этими плебейскими обрубками Колян шарил по карманам Черно-:мора, и едва сдержался – уже который раз за допрос. Подследственных он принципиально не бил. Если требовалось нажать, для этого есть опера с незаконченным заочным образованием. А если подозреваемый наглел до крайности и уходил в глухую несознанку, стоит отписать поручение – и такого прессовали спецы по внутрикамерной работе.

– Что же ты, Малахов, так скурвился – мертвых шмонать начал? – спросил Злобин,

Колян дрогнул испитым лицом, глубокие морщины:, поехали к вискам, словно кто-то сгреб на затылке дряблую кожу и дернул что есть силы. В разъехавшихся губах тускло блеснул металлический зуб.

– Ты вокруг посмотри, начальник! – процедил он. – Сами беспредельничаете, как отморозки позорные, а к босякам с моралью лезете. Сами-то по какому закону друг, дружке глотки грызете?

– Что ты гонишь, Малахов? – зло прищурился Злобин.

– На что хочешь побожусь, мент это был. И ксиву нам под нос сунул.

– Ты его никогда раньше не видел?

– Говорил уже, нет. – Малахов принялся раскачиваться взад-вперед на стуле.

– Не возьму на себя, хоть убейте, не возьму. Не возьму.

– Кончай маячить! – ровным голосом приказал Злобин.

Малахов время от времени пытался ввести себя в психопатическое состояние, чтобы потом закатить истерику в лучших зековских традициях. Но Злобин на этот прием уже давно не попадался.

– Пойдешь по сокрытию улик в особо опасном преступлении.

Малахов замер, настороженно стрельнул в следователя взгляд ом.

– А мокруха? – быстро спросил он.

– Не твоя статья, – как о решенном ответил Злобин. Малахов свободной рукой (правую пристегнули наручниками к стулу) смахнул капельку с кончика носа. Пожевал дряблыми губами.

– Говорили верные люди: кто за Злобой сидел, беды не знает. Ты, начальник, по справедливости судишь...

– По справедливости тебя удавить надо, чтобы воздух не портил, – поморщился Злобин. – Ох, ввели бы хоть на полгода военное положение – я бы экологию почистил, на век хватило бы!

– Тебе только дай, начальник!-Малахов испуганно сморгнул.

– Не дают, твое счастье. Демократы говорят, что перевоспитывать надо. Но на этот безнадежный процесс денег они не дают. А лично у меня нет желания сволоту перевоспитывать. Проще и дешевле было бы пристрелить. – Он развернул к Малахову листки протокола, бросил сверху ручку. – Короче, подписывай – ив камеру.

Колян непослушными пальцами сгреб ручку. Нацарапал в углу подпись. Сдвинул лист, прицелился ручкой на нижнюю строчку.

– А читать не будешь? – поинтересовался Злобин.

– Я же за Злобой сижу, – резонно возразил Малахов. Он подписался на предпоследнем листе. – Как сейчас пишут, по-новому или как раньше?

– "С моих слов записано верно, мною прочитано", – устало продиктовал Злобин.

Малахов долго выводил классическую фразу на последнем листе. Положив ручку, поднял заискивающе глаза на Злобина.

– А папироской не угостите, гражданин начальник? – попросил он.

Злобин помедлил, потом придвинул к его краю стола свою пачку.

Малахов кургузыми пальцами неожиданно ловко вытянул сразу три сигареты, сломил фильтры. Наклонился, сунул сигареты в носок.

– Боишься, братва в камере не подогреет? – прокомментировал происходящее Злобин.

Малахов откинулся на спинку стула, выставил в улыбке гнилые зубы.

– До братвы еще дожить надо. А кто меня в одиночке табачком подогреет? – Улыбка исчезла, морщины легли на место, и на лице вновь установилось выражение измордованного жизнью человека. – Посели меня в одиночку, начальник. Слышь, Злобин, как человека прошу, – свистяще прошептал он.

– А путевку в дом отдыха МВД не надо? – холодно усмехнулся Злобин.

– Вилы мне, не ясно? -Малахов приставил к подбородку рогульку из пальцев.

– Ну, ты, чо, не догоняешь? Я же по этой мокрухе эпизодом иду. Свой срок возьму, ты не боись... Но я же еще свидетель, так? – Он дрогнул кадыком. – Если менты Черномора грохнули, то, сам понимаешь, они меня под нож уже приговорили. В общей камере отморозки по их наводке меня в момент порешат. Кто же вашего мента беспредельного, кроме меня, опознает?

Злобин задумался, забарабанил пальцами по столешнице. По большому счету, на дальнейшую судьбу Малахова ему было наплевать. Но матерый зек рассчитал верно, жизнь его, подлая хуже некуда, сейчас приобретала для Злобина определенную ценность.

– Первое: от своих показаний не отказываешься, – начал Злобин. – По делу идешь тихо, без выкрутасов.

– На чо хощь побожусь... – с готовностью подхватил Колян.

– Ты Бога, паскуда, не поминай, он с тебя еще свое возьмет, – оборвал его Злобин. Длинно выдохнул, чтобы от глаз отхлынула красная пелена. Успокоившись, продолжил: – Подельнику своему маляву пошлешь, чтобы и он себя прилично вел. Начнет дурика валять и играть в провалы памяти – размажу по стенкам камеры. Сначала его, потом тебя.

Колян втянул голову в плечи, совсем как старая уродливая черепаха. И глаза его от страха сделались стеклянными и бездумными, как у пресмыкающегося.

– И последнее. – Злобин забарабанил пальцами, намеренно затягивая паузу. – Одиночку тебе не дам. Не американский шпион, обойдешься. – Он вскинул ладонь, не дав Коляну возразить. – Молчи и слушай! В камере с тобой будет еще один кадр. Из фраеров. Зовут Гарик. Взят сегодня утром по экономической статье. Будет строить из себя крутого, а ты не верь.

– На зоне чалился? – беззвучно, одними губами спросил Колян.

– Был. Но весь срок прокукарекал.

Морщины на лице Коляна задергались, он издал крякающий смешок.

– Слышь, начальник, а за какие заслуги ты меня в одну хату с козлом сажаешь?

Злобин сжал кулак, и Колян настороженно затих.

– Еще раз выставишь зубы, я разозлюсь окончательно, и разговор перенесем в подвал, – ровным голосом пообещал Злобин. – Я хочу знать все, что делает, говорит и думает Гарик. Даже сколько раз он на очко за ночь ходит. Понял?

– Чего уж тут не понять. – Колян шмыгнул носом. – Как с тобой, начальник, связаться, если что путное узнаю?

– На допрос просись.

Злобин вышел из-за стола, распахнул дверь, поманил сержанта, подпиравшего стену.

– В изолятор. – Он указал на Малахова. – Бумаги на него возьми на столе. Клиент числится за РУБОПом, Твердохлебов позвонит и скажет, в какую хату его поселить.

Пока сержант занимался Малаховым, Злобин прошелся по коридору, разминая ноги и снимая напряжение.

Отделение милиции жило своей суетной жизнью. Более или менее приличные граждане встречались только на этаже паспортного отдела. На остальных, где властвовали обозленные на все опера, витала гнетущая аура горя, насилия и страха. Отделение в страдные дни начала недели всегда напоминало Злобину комбинат по переработке бытового мусора. Все, что спалили, порезали, набили, забили, пропили, раскрошили, вкололи, поставили на кон, подняли на нож, нашли, украли, обнаружили и потеряли граждане района, все доставлялось сюда. Весь мусор, кровь и гниль человеческой жизни через дежурную часть всасывались внутрь и порциями разливались по кабинетам.

– Андрей Ильич! – окликнул Злобина знакомый голос.

У дверей кабинета стоял начальник убойного отдела Жариков, крепкого вида невысокий мужчина. Внешность у него была самая невыразительная, какая и должна быть у хорошего опера. Манерами и речью он уже ничем не отличался от своих.клиентов, при случае легко сходил за матерого пахана, на что по неопытности клевали приблатнен-ные малолетки. В глазах у него была та усталость, что поселяется в опере, когда сходит молодой азарт, а до пенсии еще далеко. У нормального человека, как правило, преступления случаются не чаще раза в жизни. Некоторым вообще везет, ни самому, ни близким не довелось побывать в шкуре потерпевшего. У Жарикова дня не проходило без выезда на криминал.

Злобин обреченно вздохнул и вернулся к кабинету.

– Закончил, Андрей Ильич?-поинтересовался Жариков, распахивая перед ним дверь. Малахова в кабинете уже не было. Злобин втянул носом оставшийся после трупо запах.

– Жариков, ты бы мужикам клизму ставил. Ну трудно, что ли, бомжа с улицы привести или из камеры кого-нибудь, пусть кабинет отмоет. В хлев превратили, ей-богу! – Злобин присел на угол стола. – Смотри, бутылки в углу. Закуску не дожрали, в корзину бросили.

– Разберусь, – кивнул Жариков. – Малахова расколол?

– Смотря на что. – Злобин принялся разминать в пальцах сигарету

– На мокруху, естественно.

– Он не убивал. – Злобин чиркнул зажигалкой.

– Ну ты даешь, Андрей Ильич! – Жариков сделал круглые глаза. – Ты же знаешь: кто труп нашел, тот первый подозреваемый. Сейчас в пресс-хату сунем, пару раз по ребрам...

– Ага, и он на себя убийство Кеннеди возьмет, – усмехнувшись, выдал любимую присказку Злобин.

– Кого? – насторожился Жариков. – Блин, ежели иностранца замочили?

– Расслабься, это не в твоем районе было. – Злобин спрятал улыбку

– Ну и черт с ним, – облегченно отмахнулся Жариков. – Ты, конечно, извини... Уверен, что Малахов тебе мозги не запудрил?

– Исключено. Не его стиль. Малахов хитрый, но примитивный. Такие по бытовухе идут. Залил глаза, башку переклинило, и хватается за то, что под руку попадет. По сути, аффект чистой воды на почве алкогольной интоксикации и наследственной дегенерации. А тут действовал человек с рефлексами убийцы. Не с аффектом, а с рефлексом. Большая разница. – Злобин сложил указательный и безымянный пальцы, тюкнул ими по столу. – Удар называется «клюв орла», мне Твердохлебов объяснил. Хороший каратист тебе висок им пробьет или ключицу вырвет.

– Ну что за жизнь! – простонал Жариков. – Батону палочку за Малахова, а мне очередного глухаря. По таким приметам я хрен кого найду! Вернее, полгорода можно смело брать.

– У тебя есть другие варианты?

– Нет. – Жариков ладонью растер лицо. – Будем искать. – На дряблых щеках Жарикова заалели борозды.

В соседнем кабинте забубнил низкий голос, неожиданно сорвался в крик. Стенки были тонкие, слышимость идеальная.

– Ты почему до сих пор не на нарах, знаешь?! Ты землю когтями рыть должен и сюда таскать, сучара! Работать надо,понял?!

За тирадой последовал гулкий удар в стену. Портрет Дзержинского в пыльной раме угрожающе дрогнул, едва не сорвавшись с гвоздя.

«Удар нанесен тупым твердым предметом, предположительно – головой», – вспомнил Злобин обычные строчки экспертизы.

– Кто там лютует? – Злобин кивнул на стену.

– Федор задачу агентуре ставит. – Жариков тяжело засопел. – А чего ты хотел? Сказал искать, вот мы и ищем. Как умеем.

– Поаккуратней, мужики. – Злобин расплющил сигарету в пепельнице. Потянулся за пиджаком. Но снять его со спинки стула не успел.

– Андрей Ильич, за тобой,труп с Верхнеозерной? – спросил Жариков.

– Ну. – Злобин развернулся.

– Я опера в гостиницу «Калининград» направил отрабатывать личность потерпевшего. Другой вокруг кафе шарит. А тут свидетель заявился. Может, окучишь, коль скоро ты здесь?

Злобин, досадливо поморщившись, помял воротничок рубашки. Домой еще не заезжал, а одежда после морга напрочь пропиталась потом и запахом дезинфекции. Сейчас все швы на рубашке, казалось, до крови растерли кожу.

– Андрей Ильич, мужик из Москвы, потом хрен найдем, – предупредил Жариков.

– А больше некому? – без всякой надежды спросил Злобин.

– Народ в поле. – Жариков указал за окно. – Роет носом землю, как и положено. Злобин нехотя уселся в кресло.

– Слушай, кофе у вас можно угоститься? Не жрал еще ни черта. – Он помял живот. – Сосет уже от голода. И башка трещит.

– Для прокуратуры всегда пожалуйста. В верхнем ящике стола два пакетика. – Жариков направился к двери. – Кипяток сейчас принесу. Вести клиента?

– Веди,-махнул рукой Злобин. Взял с подоконника кружку с отколотой ручкой. Понюхал.

– Паршивцы,-пробормотал он.

Со дна чашки поднимался концентрированный водочный запах. Еще свежий. Кто-то приспособил чашку из темного стекла под дежурный стакан. Другую посуду Злобин искать не стал, по опыту знал: из всех емкостей непременно будет разить спиртом.

Жариков вошел первым, неся на вытянутой руке электрочайник.

– Проходите, проходите, гражданин. – Он поманил за собой высокого сухопарого мужчину. На непропорционально маленькой голове торчал венчик седых волос.

– Посели душегуба в хату к Гарику. Так надо. Все, Петя, договорились. -Злобин положил трубку. -Лей. – Подставил кружку под струю кипятка, мельком взглянул на свидетеля.

Он сразу же показался Злобину странным, абсолютно не соответствующим обстановке кабинета в райотделе милиции. Одежду носил небрежно, словно абсолютно не придавал значения тому, что на него надето. Галстук чуть съехал набок, один угол воротника рубашки загнулся. Костюм не безумно дорогой, но вполне приличный, только слегка помят. Лицо морщинистое, с остро выпирающими скулами. Надменная складка губ. Глаза смотрят холодно, как-то отстраненно. Такие приходят в милицию только качать права и требовать ускорить поиск мерзавцев, обчистивших квартиру. Впрочем, ходят недолго. За таких, как правило, потом звонки от самого высокого начальства.

– Проходите, – повторил Жариков.

– Я просил о встрече со старшим по этому делу. – Голос у старика оказался скрипучим, с неприятно резавшими слух требовательными нотками.

– Старше меня в этом деле нет. – Злобин придвинул к себе кружку. Ложку не нашел, кофе пришлось помешать карандашом. – Позвольте представиться: Злобин Андрей Ильич, начальник следственного отдела прокуратуры.

Старик смерил его взглядом, удовлетворенно хмыкнул и прошел в кабинет.

Он без приглашения сел на стул, перед этим немного сдвинув его, что по канонам психологии свидетельствовало о самостоятельности и уверенности в себе.

«В данном случае – апломб на грани маразма», – подумал Злобин.

Старик полез в нагрудный карман, достал визитку и положил перед Злобиным.

– Прошу, – скупо обронил он.

– Ну, я пойду, Андрей Ильич. – Жариков подозрительно быстро пошел к дверям. – Чайник мужикам верну. А вы пока работайте.

Злобин проводил начальника убойного отдела долгим взглядом. Нехорошее предчувствие подтвердилось, когда он посмотрел на визитку.

– "Мещеряков Владлен Кузьмич, профессор, почетный член Академии парапсихологии", – прочел он вслух. А про себя добавил: «Гад Жариков, подставил! Только экстрасенса мне не хватало».

Мещеряков исполнил полный достоинства поклон. Льдистые глаза надолго вцепились в лицо Злобина.

– Паспорт, пожалуйста, – протянул руку Злобин. Он долго изучал паспорт Мещерякова. По всем признакам, документ оказался подлинным. Жизненный путь профессора, отмеченный штампиками прописки, протекал в пределах двух столиц. Странным показалось двухлетнее пребывание в Богом забытом Заволжске. Но спецотметок об отбытии наказания Злобин не нашел.

– Значит, приехали вы из Москвы...Где остановились в Калининграде?-спросил Злобин.

– В одноименной гостинице. Номер тридцать второй.

– Цель приезда?

– Научная работа.

– А поточнее? -попросил Злобин.

– Работаю в архиве местного отделения Фонда культуры и в краеведческом музее. Интересуюсь временами Тевтонского ордена. – Мещеряков вскинул подбородок. – Если требуется рекомендация, свяжитесь с профессором Ованесовым из вашего университета.

– Понятно... Давайте поговорим, Владлен Кузьмич. – Злобин отложил паспорт. Потрогал кружку. Стенки уже накалились, пить без ручки было невозможно.

– А вы разве не будете вести протокол? – Мещеряков изогнул кустистую бровь.

Злобин помолчал, настраиваясь на собеседника. Весь день прошел в общении с криминалитетом, а тут требовался особый подход.

– Разговор у нас будет вполне официальный. Само собой, я предупреждаю об ответственности за дачу ложных показаний. Но, знаете ли, опыт подсказывает, что с интеллигентным человеком требуется сначала поговорить, а потом необходимое занести в протокол. – Он мягко улыбнулся. – Иначе бумаги не хватит.

– Резонно,-согласился Мещеряков.

– Тогда начнем. – Злобин откинулся в кресле. – Вы стали свидетелем происшествия у кафе «Причал», так?

Мещеряков уставился взглядом в окно. На секунду глаза его подернулись птичьей поволокой. Показалось, что он смотрит, но ничего вокруг не видит.

– Я действительно был у кафе за несколько минут до выстрела. Даже зашел в кафе на несколько секунд. Потом вышел. Отошел шагов на двадцать. И услышал выстрел.

– Иными словами, вы находились на улице в двадцати шагах от места происшествия, – уточнил Злобин. – Уже неплохо.

Мещеряков резко повернулся.

– Послушайте, я не для того пришел, чтобы рассказать вам то, о чем и без меня известно, – проскрипел он.

– Чем больше свидетельских показаний, тем полнее картина, – спокойно возразил Злобин.

Мещеряков уставился на него своим птичьим бесстрастным взглядом. Злобин с неприязнью ощутил холодное , посасывание в переносице.

– Я чувствую, вам я могу довериться, – после долгой паузы произнес Мещеряков. – Вы верите в паранор-мальные явления. Иначе у вас не стояла бы мощнейшая блокировка на спиртное. Не банальная кодировка, а высочайшего уровня блокировка сознания!

– Владлен Кузьмич, если честно, мне сейчас не до паранормальных явлений. – Злобин мысленно пообещал себе устроить Жарикову порку с летальным исходом. – В другое время, в другой обстановке – с превеликим удовольствием. Но сейчас давайте поговорим о том, что привело вас в отделение милиции. Что вы можете показать по сути происшедшего? – Он решил, что пора переходить на сухой официальный тон.

– Андрей Ильич, в местной газетке я прочел, что у погибшего не обнаружено следов насильственной смерти, – это так? – Мещеряков выжидающе замолчал.

– Вообще-то вопросы здесь задаю я. – Злобин помял воротник рубашки, резавший шею.

– Возьму на себя смелость утверждать, что вскрытие установило все признаки моментальной смерти. Как то: полнокровие внутренних органов, мелкие кровоизлияния в соединительной оболочке глаз... Не буду перечислять все. Скажу лишь, что причиной признана острая сердечная недостаточность. Как вариант – инфаркт. – Мещеряков произнес все тоном профессора, читающего лекции по основам анатомии.

Злобин медленно выдохнул.

– Откуда вам это известно?

Мещеряков усмехнулся, явно довольный произведенным эффектом.

– Я отвечу на все ваши вопросы, Андрей Ильич. Но прежде позвольте заявить, что я полностью отвечаю за свои слова. Во-первых, я дипломированный психиатр, доктор медицинских наук, имею печатные труды. Во-вторых, я, как указано в визитке, почетный член Академии парапсихологии и имею некоторое представление о том, какими средствами можно вызвать дистантное поражение жизненно важных органов человека.

Злобин успел взять себя в руки. Придвинул к себе кружку, погладил горячее стекло пальцем.

– Андрей Ильич, я дотрагивался до кружки? – Неожиданно спросил Мещеряков.

– Нет

– И в кабинет я вошел, когда вы уже здесь находились, так?

– Конечно. – Злобин с трудом подавил раздражение. Ситуация вышла из-под контроля, и все начинало походить на дурацкий спектакль.

– Значит, чистоту эксперимента можно гарантировать. – Мещеряков достал из кармана плоскую коробочку, не больше сигаретной пачки. Поставил рядом с кружкой. Нажал кнопочку. – Смотрите.

Злобин протянул руку, чтобы смести со стола неизвестный приборчик, но замер, от неожиданности вдруг сперло дыхание.

Темная жидкость в кружке пошла мелкой рябью, потом загустела снизу и через несколько секунд разделилась на прозрачную воду сверху и плотный осадок на дне.

– Что это? – Злобин поднял тяжелый взгляд на Мещерякова.

Тот сидел, с таким видом, будто ничего особенного не произошло. На губах играла саркастическая улыбка.

– Черная магия, – проскрипел он. – Или чудо техники. Выбирайте, что вам более по вкусу.

– Я задал вопрос, – надавил голосом Злобин.

– Это маломощный излучатель, опасаться нечего. – Мещеряков взял приборчик, щелкнул кнопкой. – Внутри капсула с кристально чистой родниковой водой. Излучатель переносит ее свойства на любую жидкость. То, что вы сейчас видели, называется структурированием воды. Очистка – лишь побочный эффект. Я его использую не по прямому назначению, очищаю ту гадость, что течет из крана. А на самом деле он придает воде нужные свойства. Можно святить воду не хуже, чем это делают в церкви.– Он со значением посмотрел на Злобина. – А мог бы вставить капсулу со спиртом и превращать воду из-под крана в водку.

– А убить таким способом можно? – настороженно спросил Злобин.

– Безусловно, – авторитетно кивнул Мещеряков. – Вставим капсулу с анальгином, получим любое количество водного раствора анальгина и излечим головную боль. Если облучим цианистый калий – эффект будет, как вы понимаете, обратный. Но! – Он вскинул острый сухой палец. – На самом деле мы получим не раствор, а воду, имеющую свойства цианида. Понятна разница? Химическая формула воды останется, как в школьном учебнике, Аш-два-0, а структура вещества изменится. По своим свойствам она ничем не будет отличаться от раствора цианида. И действие произведет соответствующее.

– Иными словами, экспертиза яда не найдет, – заключил Злобин.

– Вы уловили суть, – похвалил его Мещеряков, словно принимал зачет у студента.

Злобин отодвинул от себя кружку. Обратил внимание, что кофе начал смешиваться с водой, цвет жидкости медленно выравнивался, становился мутно-коричневым.

– Да-да-да, – усмехнулся Мещеряков, перехватив его взгляд. – Через некоторое время вода вновь становится обычной водой. И никаких следов яда. – Он откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу. – Спешу упредить вашу профессиональную подозрительность, Андрей Ильич. Прибор абсолютно легален. Имеется российский, европейский и американский патенты. Япошки патентовать отказались. Как у них водится, модифицировали до нужного уровня и оформили патент на себя.

– И почему это чудо техники не выпускают серийно?

– Именно потому, что чудо! – Мещеряков покрутил в пальцах свой приборчик.

– Ерунда, копейки стоит, но в серию в ближайшее время не пойдет. Кто же согласится остановить мощнейшие очистные сооружения, полностью переделать производства? И кто позволит загубить мировую индустрию лекарств? Не забудьте проблему экологии. Массам вбили в голову, что дальнейший рост производства погубит природу, чем подсознательно привили мысль, что машин, микроволновок и прочих благ цивилизации на всех не хватит, можно не выступать. Да, чтобы приблизиться к поводу нашей встречи, скажу, что американцы вклю-чили излучатели подобного типа в новый класс вооружений. Так называемая программа нелетальных средств ведения войны, не слышали?

– В смысле оружие массового поражения? – нахмурился Злобин.

– Нет, это дикость! – поморщился Мещеряков. – Всякие там атомные бомбы, зарины, фосгены и иприты... Красиво получилось с Хиросимой, но наш Чернобыль отрезвил даже самые горячие головы. Война в двадцатом веке стала экологически опасной. Подумайте сами: зачем бомбить запасы бензина противника, когда вот таким приборчиком можно облучить цистерну – и бензин превратится в воду?

Злобин по-новому взглянул на собеседника. Ни под одну из привычных категорий он не подходил. Таких, как Мещеряков, до сих пор доводилось видеть только по телевизору в передаче «Очевидное – невероятное».

Мещеряков тоже разглядывал Злобина. Вернее, ощупывал взглядом. Сначала Злобин ощутил холодное посасывание в переносье, затем в горле и под сердцем. Профессор уставился в его солнечное сплетение, Злобин: вспомнил про пятна на рубашке и придвинулся к столу.

– Что вы так смотрите? -спросил он.

– Да так... – Мещеряков усмехнулся своим мыслям. -Впрочем, это не так уж важно. Перейдем к делу?

– Давно пора. – Злобин приготовился записывать.

– Можете занести в протокол, что против погибшего вчера вечером было применено психотронное оружие направленного действия. Или оружие второго уровня, если придерживаться общепризнанной классификации. Я отдаю себе отчет в том, что вам привычнее иметь дело с более примитивными орудиями преступления. Но в данном случае вы столкнулись с выходящим за рамки вашего обыденного сознания.

– Да уж, марсиан арестовывать не доводилось. Но клиенты,убежденные, что к убийству их склонили зеленые человечки, попадались. – Злобин отложил ручку.

– Неужели я показал этот фокус только для развлечения? – Мещеряков указал на чашку. – Вы же разумный человек, Андрей Ильич. Так сделайте небольшое интеллектуальное усилие и придите к мысли, что диапазон средств убийства значительно шире, чем вам до этого представлялось.

Злобин невольно вспомнил всех прошедших через его руки убийц: опустившихся алкоголиков, психопатов, отморозков, перепуганных насмерть глупцов, по чьей халатности случайно гибли люди. Вспомнил музей орудий убийства в криминалистической лаборатории: стволы всех марок и времен, обрезки труб, гантели, ножи от кухонных до раритетных. И бесчисленные фотографии жертв.

– Убивает не оружие, а человек, – произнес он.

– Именно! – Мещеряков восторженно всплеснул руками. – Вы даже не знаете, насколько вы правы. Понимаете, человек ничего не создает, а лишь отражает свои свойства на окружающий мир. Вся материальная культура, что мы нагородили вокруг себя, есть лишь отражение нашей сути и свойств. И ничего более! – Он вскинул острый палец. – Оружие, как и всякое орудие труда, с одной стороны воплощает в себе функцию, для которой оно предназначено, а с другой – несет в себе нашу сущность. Нож предназначен для колюще-режущего удара. Принципиально не важно, из чего он изготовлен: из рыбьей кости, камня или стали. По форме и функции он подобен зубу человека, это очевидно. А суть... В любом оружии, если отстраниться от технической стороны, сокрыто наше желание ударить, убить, растерзать врага. В хищниках это проглядывает в каждой складке тела. Они по своей сути и функции – орудие убийства. А человек стал цивилизованным интеллектуалом, потому что сумел сбросить с себя жажду убийства на технику. Если хотите образ, пожалуйста: нож – это застывший в стали импульс к убийству. Он замолчал, дожидаясь реакции Злобина. А Злобин вспомнил времена марксизма-ленинизма, когда такие же высоколобые, с горящими глазами профессора-обществоведы читали лекции для оперсостава. Опера спали с открытыми глазами, зная, что через день они с заоблачных высот теории рухнут в помойку практики.

– Владлен Кузьмич, понимаете, я всего лишь следователь, работаю на земле. На философские рассуждения у меня не хватает времени, а если честно, просто не остается сил. – Он еще раз скользнул взглядом по сидевшему напротив старику. -Так что давайте поконкретнее. И заранее извините, если мои вопросы покажутся вам глупыми. Безусловно, я кое-что читал о психотронном оружии. Но дальше газетных статей и дешевых брошюрок дело, признаюсь, не пошло. А вы считаете себя экспертом по психотронному оружию – я правильно понял?

– После десяти лет работы, думаю, я имею право так называться, – без тени смущения ответил Мещеряков. – Думаю, мои знания могут помочь следствию, поэтому я и пришел.

– Похвально, похвально, – кивнул Злобин. – Насколько я понимаю, все, что связано с новым оружием, является секретным. Не боитесь откровенничать на запретные темы? – спросил Злобин.

– Конечно же, нет!– Мещеряков скривил губы в саркастической ухмылке. – Что касается тайны, так я давно пришел к выводу, что государственная или любая иная тайна, придуманная людьми, есть лишь фикция, химера и плод самомнения. Замысел Творца – вот единственная тайна. Остальное – детские забавы взрослых дяденек в погонах и без. Образно говоря, они пытаются засекретить конструкцию будильника, не зная, а что, собственно, есть время. Вы поняли мою мысль?