Текст книги "Оружие возмездия"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ЧИСТЫЙ МИЗЕР

СЕРЫЙ АНГЕЛ

Злобин шел по коридору, поигрывая связкой ключей. Несколько раз через открытые двери перехватывал восторженные взгляды мелькавших в кабинетах сотрудников. Кураж от победы все еще приятно щекотал сердце. А что еще мужику надо? Победы, безоговорочной и убедительной. Остальное – суета и томление духа.

У подоконника, на котором утром сидел Твердохлебов, сейчас переминался с ноги на ногу элегантный господин преклонного возраста.

– Добрый день, Эрнест Янович, – намеренно мимоходом поздоровался Злобин с адвокатом и принялся ковырять ключом в замке. – Вот зараза. И чужой не войдет, и сам не откроешь!

Эрнест Янович Крамер бесшумно подошел сзади и замер, вежливо улыбаясь.

Злобин справился с замком, толкнул дверь и обернулся.

– Вы ко мне?

– Буду чрезвычайно признателен, если уделите мне пару минут, – произнес Эрнест Янович с галантным поклоном.

Злобин обреченно вздохнул и первым переступил через порог.

После визита в квартиру Гарика кабинет показался ему до ужаса убогим. Не спасли даже новые обои, белые с серыми крапинками, словно курица наследила. Ремонт закончили неделю назад, еще ощущался специфический запах, а радости это не принесло, интерьер так и остался безликим и давящим. Два разновозрастных стола, оба – немудрящие произведения отечественной промышленности. Стандартные книжные полки, по секции на каждую стену, шкаф из фанеры и сейф, который Злобин велел выкрасить в белый цвет. Интерьер украшали горшки с чахлыми цветами неизвестного сорта на подоконнике и фирменный календарь АО «Торфопродукт – Нестеровское».

Злобин сел в свое кресло, указал Эрнесту Яновичу на стул напротив.

– Присаживайтесь.

Эрнест Янович сначала смахнул что-то с сиденья, потом степенно опустился на стул, закинул ногу на ногу и аккуратно поддернул брючину. На колени положил портфель из мягкой свиной кожи.

«Вот гад, – беззлобно отметил Злобин. – Портфельчик наверняка дороже моей „Таврии“. А костюм, думаю, Крамеру обошелся дороже, чем нам ремонт всего этажа».

Вместе с адвокатом в кабинете возникло облако сладковато-горького запаха. Одеколон, которым пользовался адвокат, на вкус Злобина, был чересчур томным и женственным, что навевало кое-какие подозрения.

У Злобина к Эрнесту Яновичу отношение было двойственным. Фатоватый, с манерами предводителя губернского дворянства, Эрнест Янович Крамер считался звездой адвокатуры области и старательно играл роль местного Генриха Резника. Даже жилетки и галстуки выбирал, следуя своему столичному кумиру. Говорил, также мягко грассируя, длинно и театрально. Заседания с его участием в обшарпанном зале суда превращались в постановку пьесы о Перри Мэйсоне, созданную силами местного драмкружка, с участием заезжего актера, за что Эрнеста Яновича очень уважали народные заседательницы в вязаных шапочках и дежурные милиционеры. От его мягкого баритона, многозначительных пауз и вежливо-непреклонного: «Прошу занести в протокол» – млели барышни-секретарши.

Несмотря на случавшиеся неудачи, адвокатская контора «Эрнест» процветала. Уж во всяком случае туалет у адвокатов был уютней, чем кабинет Злобина. Дело в том, что в уголовных делах Эрнест Янович специализировался исключительно по «экономическим статьям», вальяжно оставляя сухие крохи мелкой мокрухи и хулиганства тонкошеим воробьям, недавно выпорхнувшим с юрфака. И особое предпочтение он отдавал так называемому корпоративному праву: судил, рядил и разводил бизнесменов. Консультациями Крамера пользовалась большая часть членов местного Совета предпринимателей и даже заезжие коммерсанты, облюбовавшие Калининградскую свободную экономическую зону. Он был профессионалом высокого класса, этого Злобин не отрицал, и человеком был умным. Например, чтобы не возникало лишних личных осложнений, Эрнест Янович одновременно вступил в Международную ассоциацию адвокатов, общество «Мемориал» и «НДР». Поговаривали, что в Москве по линии Российского еврейского конгресса у него имеется серьезный покровитель, но этих слухов Эрнест Янович не поощрял, хотя и не опровергал. Зато на корню пресекал все слухи о своей нетрадиционной ориентации, хотя статью за это давно отменили и среди адвокатского сословия гомосексуализм испокон веку считался чем-то вроде профессионального заболевания, как алкоголизм у сапожников. Эрнест Янович откашлялся и начал:

– Уважаемый Андрей Ильич, привело меня к вам следующее обстоятельство. Прибыл я за допуском к задержанному Филиппову и краем уха услышал, что такая же участь постигла гражданина Яновского. – Эрнест Янович выдержал паузу. – По странному совпадению также являющегося моим клиентом. Желаете посмотреть договор?

– Без надобности. Дело ведет следователь Стрельцов, к нему и обращайтесь.

– А вы?-поднял густую бровь Эрнест Янович.

– Я лишь начальник следотдела и по совместительству наставник молодежи. – Злобин демонстративно посмотрел на часы. По опыту судебных заседаний знал: если старого лиса не подгонять, быстро узнаешь, что такое бесконечность времени и пространства. – Еще есть вопросы?

Эрнест Янович почесал крупный благородный нос, задумчиво протянул:

– Н-да. Юноша чрезвычайно молод. Для него лично это плюс. А для работы неопытность как неизбежное следствие молодости может обернуться проблемами. Как вам в связи с этим видится судебная перспектива этого дела, позвольте поинтересоваться?

– Она пряма, как магаданский тракт. – Злобин широко улыбнулся. – Даже наша уборщица тетя Клава отставит швабру и без проблем получит обвинительный приговор для Фили и Гарика. Тут у меня сомнений нет.

– Вы так уверены? – вежливо улыбнулся Эрнест Янович.

Злобин подался вперед и, понизив голос до шепота, произнес:

– Только между нами, Эрнест Янович, ладно?

Эрнест Янович бросил взгляд на дверь и наклонил голову, приготовившись принять конфиденциальную информацию.

– Они сядут, будьте уверены, – прошептал Злобин. – Потому что, если вашими стараниями Гарик Яновский выйдет из зала суда, я свинчу его на пороге по вновь открывшимся обстоятельствам. По новомодной сто семьдесят четвертой[32]32
  Статья 174 УК РФ – «Легализация денежных средств, приобретенных незаконным путем».


[Закрыть]. – Злобин указал на календарь на стене и добавил лишь одно слово: – Торф.

Эрнест Янович на секунду опустил морщинистые веки, других признаков беспокойства не проявил, но Злобин понял: удар попал в цель.

Махинациями с торфом занималась фирма «Торфо-продукт», календарь которой украшал стену. Торф из месторождения Нестеровское за бесценок продавался офшорной компании, зарегистрированной на британском острове Норфолк, а оттуда прямиком шел в Россию, при этом цена, естественно, умножалась на порядок. Операция банальная для наших дней. Но подлость заключалась в том, что фирма «Торфопродукт», получив экспортные льготы и . дотации от областной администрации, товар никуда не вывозила, весь «импорт-экспорт» существовал только на бумаге. Значит, прибыль следовало умножить минимум. еще на два. И сам Бог велел делиться с теми, кто подписывал бумажки в администрации области.

До обыска у Гарика это были лишь слухи, но теперь они стали фактами, потому что Гарик исправно вел отчетность по вложению в недвижимость «торфяных» денег, полученных подписантами из администрации области. Злобин, произнеся магическое слово «торф», поставил вопрос ребром: либо Гарик тихо сядет по деду Фили, либо будет скандал до небес с последующим арестом многих и многих влиятельных персон.

– М-да, ситуация. – Эрнест Янович аккуратно поддернул манжету рубашки. – Я могу встретиться с гражданином Яновским?

По закону допуск адвоката к делу разрешается с момента предъявления обвинения подозреваемому, Гарика и Филю можно было мариновать в камере еще десять суток, но у Злобина были свои правила игры. Он на своем опыте убедился, что чем раньше появится в деле адвокат, тем меньше нарушений потом всплывет в суде. А в данном случае он решил провернуть то, что американцы называют «сделка с правосудием».

– Безусловно. Гарик сейчас на исповеди у Твердохлебова. Сами понимаете, РУБОП может заставить признаться даже в убийстве президента Кеннеди.

– Но при чем тут РУБОП? -с трагической театральной интонацией произнес адвокат.

– Твердохлебов желает закрыть вопрос о пяти трупах. Почему бы ему не дать шанс доказать правомочность применения оружия?

Эренест Янович пошевелил густыми бровями, похожими на черных мохнатых гусениц.

– Пожалуй, я соглашусь с вами,-задумчиво протянул он. – РУБОП – овчарка правосудия. И коль скоро завел собаку, следует смириться, если у нее появятся блохи. А если собака хорошо притравлена, не удивляйся, когда она кусает всех подряд.

– Замечательно сказано, Эрнест Янович. Поверьте, всегда с удовольствием слушаю ваши выступления в суде.

– Вы мне льстите, Андрей Ильич. – Адвокат польщенно улыбнулся.

– Что вы! Я непременно передам ваши слова Пете Твердохлебову. Пусть повесит лозунг в кабинете: «РУБОП – это овчарка правосудия!»

Злобин внимательно следил за реакцией собеседника.

Эрнест Янович в отличие от многих посетителей этого кабинета владел собой великолепно. На лице отразилась лишь спокойная и несуетливая работа мысли. Словно старый гроссмейстер анализировал чужую партию.

– Получается, Твердохлебов – герой, а Гарик и Филя безропотно идут по своейстатье, что никого не должно шокировать,– подвел итог рассуждениям Эрнест Янович. – Признаться, утром, получив информацию, я посчитал, что сыграть в сложившихся обстоятельствах вам не удастся. Снимаю шляпу, Андрей Ильич, вы сыграли чистый мизер. – Последнее слово он произнес на французский манер – «мизэр».

– Колоду надо лучше заряжать, Эрнест Янович, – торжествующе усмехнулся Злобин. – Кстати, маленькая деталь. У Гарика мы изъяли некоторую сумму в валюте. Мне бы не хотелось, чтобы к концу дня у нее появился хозяин. Ну, знаете, как бывает. Вдруг кто-то на днях подписал договор залога с Гариком, положил ему в ячейку деньги? Предъявит закладные и по суду уведет деньги из-под ареста. Чем очень огорчит меня и Твердохлебова.

По тому, как дрогнули пальцы адвоката, поглаживающие гладкую кожу портфеля, в недрах его наверняка содержалось что-то, напоминающее закладные Яновского. Сработать их за несколько часов труда не составляло, были бы бланки с печатями и подписью Яновского. Атакой жук, как Эрнест Янович, просто не мог ими не запастись.

– Если не секрет, каково, на ваш взгляд, происхождение денег? – понизив голос, поинтересовался адвокат.

– Вы склоняете меня к разглашению тайны следствия, а сами официально к делу не допущены, – не без намека произнес Злобин. – Впрочем, из уважения к вашему профессионализму скажу. Но прошу о моей откровенности до вашего формального допуска к делу никому ни слова. Уговор?

Эрнест Янович приложил ладонь к сердцу и сделал такое лицо, словно давал клятву комиссии конгресса США.

– Это деньги Музыкантского, которого мы даем в розыск по линии Интерпола по подозрению в организации преступного сообщества.

– Уверены? – Адвокат изогнул бровь.

– На сей счет имею собственноручные показания Гарика Яновского. А со времен Вышинского добровольное признание считается королевой доказательств.

Эрнест Янович, вспомнив о членстве в «Мемориале», сыграл возмущение.

– Да будет вам известно, Вышинский от имени Временного правительства вел следствие по делу Ленина и полностью доказал, что вождь большевиков – немецкий агент. С такой-то компрой в личном деле он и штамповал любые приговоры. Не подписал бы хоть раз, Сталин его в лагерь законопатил бы!

– Эрнест Янович, вы же юрист, как и я. Нам ли не знать, что законы, писанные на бумаге, есть лишь отражение представлений о справедливости, добре и зле, бытующих на данный момент в обществе. Так стоит ли теребить прошлое, когда у нас такое интересное настоящее. – Злобин указал на календарь и еще раз произнес: – Торф.

– Мизер поймать не удалось. – Эрнест Янович цокнул языком. – Но никто не упрекнет, что я не старался.

– Я надеюсь, запрещенных приемов не будет? Мне Лишние трупы в СИЗО не нужны, – уточнил Злобин.

– Да бог с вами, Андрей Ильич! – сыграл возмущение адвокат. – Мы же интеллигентные люди. Все будет в рамках приличия.

– И Твердохлебову новой работы подкидывать не надо, – продолжил гнуть свое Злобин. – Я имею в виду, что дырку на рынке, что образовалась в результате ареста Гарика, местный Совет предпринимателей заполнит без стрельбы и взрывов.

– В этом можете не сомневаться. – Эрнест Янович красивым жестом вскинул руку, посмотрел на выскользнувший из-под манжеты «роллекс». – М-да, как бы не опоздать... Вы позволите сделать звонок?

– Конечно. – Злобин придвинул телефон.

– Если вы не против, я воспользуюсь своим. – Эрнест Янович достал мобильный, отщелкнул крышку. Наклонил так, чтобы Злобин не видел набора. – Алло. Это я... Нет... Все, как я предсказал, но возникли некоторые детали... М-да, принципиального характера. – Он бросил взгляд на Злобина. – Образно говоря, чистый мизер. Надо дать отбой. И насчет Твердохлебова тоже... А ты успей. И пожалуйста, перезвони мне через пару минут.

Эрнест Янович отключил связь, трубку убирать не стал.

Злобин достал сигареты, закурил. Отвернулся к окну, прищурился на яркий солнечный свет.

«Прав Батон, умеем работать, когда прижмет. Представляю, какой перезвон сейчас идет по городу. Одна крыса другой звонит и дает отбой. Потом все забьются по норам и будут долго думать, как отыграться», – подумал он.

– Хотите, историю расскажу? Из адвокатской, так сказать, практики, – нарушил паузу Эрнест Янович.

– Давайте. Кстати, курите, если хочется. – Злобин указал на пепельницу.

– Андрей Ильич, увы. Я в том возрасте, когда уже надо кое от чего отказываться. Выбрал курение. – Он сменил ногу, устроился удобнее на жестком стуле. – Так вот. На днях вышел такой казус. Выступал я на процессе. Дело скучнейшее и абсолютно безденежное. Иногда надо же проявить альтруизм и защитить какого-нибудь бомжа.

– Для разнообразия, – вставил Злобин.

– Для имиджа, – поправил адвокат. – М-да. Только закончилось заседание, как в коридоре ловит меня за локоть господин... Впрочем, фамилия не важна. И у него, оказывается, проблемы! Знаете французскую поговорку: нищие ищут денег, а короли – любви. Но в данном случае он не мог избавиться от бывшей возлюбленной. Так вцепилась, что не оторвать. В глубине души я ее понимаю. Кроме глянцевых журналов, такие барышни ничего не читают. А там постоянно пишут, сколько слупила грудастая модель с очередного мужа-миллионера. Естественно, и ей того же хочется, тем более что у мужа десяток-другой миллионов имеется. Поверьте, мой доверитель чуть не плакал. Год не может развестись!

– Грохнул бы – и все проблемы, – подсказал Злобинй

– Очевидно, приняла меры, – грустно вздохнул Эрнест Янович. – Короче, просит, бедолага, почти умоляет взяться за это дело. И сразу же сует мне пять тысяч долларов в качестве предоплаты. А время обеденное, слушание на четыре часа назначено. Решил я перекусить и обдумать стратегию защиты. Для чего пошел в клуб. Как на грех, там, если знаете, рулетку крутят. И я, старый дурак, решил время убить. Каюсь, грешен азартом. – Эрнест-Янович смущенно кашлянул в кулак.

– Через полчаса от гонорара осталась сотня. Я, признаться, приуныл. Дело разводное – тухлое, хоть и денежное, браться за него не хотелось. И тут я подумал: за то, что я бомжа все-таки прописал в квартиру, откуда его перед отсидкой выписали, должно же мне выйти хоть какое-то снисхождение от Господа? И, помолясь, поставил я сотню на черное. И что бы вы думали? Через час отыгрался, а потом и выиграл кое-что. Вернулся в суд с восемью тысячами в кармане, отсчитал клиенту его пятерку и объяснил, что дело неперспективное, судья сама разведенка, председатель в запое и согласовать с ним передачу дела своему судье я не могу. Согласитесь, Андрей Ильич, в таких обстоятельствах я ничего гарантировать не мог. А репутация моя не один год зарабатывалась.

– А три тысячи? – напомнил Злобин.

– Я же законопослушный гражданин, Андрей Ильич. Можете быть уверены, все до цента провел через кассу фирмы как гонорар за консультацию. – Эрнест Янович первым расхохотался раскатистым смехом. Бархатный баритон играл обертонами, словно оперный певец разминал горло.

Эрнест Янович оборвал смех, крякнул в кулак и нейтральным тоном спросил:

– Не задумывались о дальнейшей карьере, Андрей Ильич?

«Вот лис старый! На вшивость проверяет, а как элегантно», – сообразил Злобин и сделал заинтересованное лицо.

– С моим характером мне максимум светит должность прокурора по надзору за законностью в местах лишения свободы, – ответил он.

– Ну зачем же так пессимистично? С вашим опытом и хваткой... – Эрнест Янович прищурил один глаз, словно снимал со Злобина мерку. – Отличный вышел бы адвокат, это я вам говорю!

– Поживем – увидим. – Злобин решил не отвечать категорическим отказом, чтобы окончательно не разозлить крыс, которым наступил на хвост арестом Гарика.

В руке адвоката запиликал телефон.

– С вашего позволения, -пробормотал Эрнест Янович, поднося трубку к уху. – Да? Очень хорошо. Детали я согласовал... Нет, повода для беспокойства нет.

Он защелкнул крышечку на мобильном, сунул его в карман пиджака. С минуту разглядывал Злобина, потом протянул через стол ладонь.

– Ну-с, Андрей Ильич, до встречи в суде.

– Как всегда, с удовольствием выслушаю вашу речь, Эрнест Янович. – Злобин вежливо пожал мягкие пальцы адвоката, хотя очень хотелось сжать их до хруста.

– Странно, что вас прозвали Злобой. Вы вполне здравомыслящий и компромиссный человек.

– Это злые языки слухи распускают, – усмехнулся Злобин.

Эрнест Янович встал, привел в порядок костюм и лишь после этого направился к дверям. Злобин, не вставая с кресла, следил за адвокатом. Как и ожидал, Эрнест Янович, взявшись за ручку двери, оглянулся и произнес:

– Подумайте о моем предложении.

– Уже думаю,-кивнул Злобин.

Дверь за адвокатом закрылась, и Злобин тут же схватил трубку телефона. Быстро набрал номер.

– Твердохлебова, срочно. Скажи, Злобин зовет. – Пока на том конце провода висела тишина, он успел закурить новую сигарету. – Батон? Только не прыгай от радости, но наезда на тебя не будет... Да, договорился. С тебя стакан, хотя я и не пью. Быстро заканчивай с Гариком... Что, уже до задницы раскололся? Очень хорошо. Подробности расскажешь при встрече. Я к тебе Виталика Стрельцова направляю, учти, у него на хвосте появится старый Эрнест. Отходи в сторону, дальше все будет по закону. Все, привет!

Он нажал на рычаг, набрал местный номер.

– Виталик, ты еще живой? Зайди ко мне. Да, захвати материалы по трупу на Верхнеозерной.

Злобин встал, обошел стол и с треском распахнул окно. Дух присутственного места в смеси со сладким одеколоном Эрнеста Яновича и сигаретным дымом породил букет, от которого взвыли бы от восторга все кутюрье нетрадиционной ориентации от Москвы до Парижа.

– Парфюм «русский прокурор», – поморщившись, пробормотал Злобин, принюхаваясь к шлейфу запахов, выплывающих в окно.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
НЕЖНЫЙ ВОЗРАСТ

СТРАННИК

Максимов загнал «фольксваген» на платную стоянку у гостиницы.

Забросил на плечо сумку с ноутбуком. Пиджак повесил на руку.

– Ну и что дальше? – спросил он сам себя. В ближайшие планы входило переодеться в полувоенную униформу, более подходящую для разворачивающихся событий, чем светлый костюм.

А дальше? Что делать дальше, он еще не знал. Побрел по дорожке ко входу в гостиницу На крыльце, подстелив под себя куртку, прямо на парапете сидела девушка в белом платье в мелкий горошек.;

Волосы прятались под забавной черной шляпкой, лица со спины, конечно же, не разглядеть, но у Максимова екнуло сердце.

Едва поставил ногу на первую ступеньку, девушка сорвалась с места и в секунду оказалась на груди у Максимова. Пришлось подхватить свободной рукой.

«Вес – полмешка картошки», – прикинул Максимов тяжесть ее тела.

– Карина, брысь, люди смотрят! – прошептал он в прижавшееся к его губам ушко.

– Пусть смотрят. На меня уже час вся гостиница глаза пялит.

Максимов осторожно опустил ее на землю. Провел ладонью по своей щеке. Пальцы стали влажными.

– Ты что?

– Реву как дура. Думала, ты не придешь.

Карина смахнула с лица очки с круглыми черными стеклами. Оказалось, под ними прячутся заплаканные до красноты глаза. При этом она сияла по-детски открытой улыбкой.

– Тяжелый случай. – Максимова раздирали два чувства. С одной стороны, он был искренне рад, что его предчувствие не подтвердилось и Карина пока не попала под перекрестный огонь. А с другой – он отдавал себе отчет, что держать рядом с собой такой генератор хаоса и магнит для неприятностей – удовольствие невеликое и это обязательно выйдет ему боком.

Карина сбегала за курткой и плоским кожаным рюкзачком.

«Не дай бог», – ужаснулся Максимов, подумав, что в рюкзаке она принесла все свои пожитки.

– Пошли к тебе? – Карина взяла его за руку.

– Ладно, пошли. – Максимов решил, что не стоит устраивать сцены на публике. Если выяснится, что Карину проще мягко, но настойчиво задвинуть в тень, чтобы не путалась под ногами, то лучше это сделать без свидетелей.

Дежурная в холле привстала, чтобы лучше разглядеть их из-за барьерчика регистрации. Мужчина и тонкая девчушка ростом ему по плечо. То ли папа с дочкой, то ли брат с младшей сестрой, то ли черт его знает что при нынешних нравах.

Охранник у лифта собрался что-то сказать, но, встретившись взглядом с Максимовым, стушевался и отвернулся.

– Слушай, я тут эту мегеру встретила. Ну, что ты из аэропорта привез. Как ее зовут? – Карина сняла шапочку и теперь нервно похлопывала ею по бедру

– Элеонора. – Максимов нажал кнопку вызова лифта.

Карина фыркнула, забавно наморщив носик.

– Имечко подходящее! Во-первых, ей давно пора сделать короткую стрижку, не так будет заметен возраст. А во-вторых, меньше завидовать окружающим, иначе окончательно крыша поедет.

– Когда это вы пообщаться успели? – удивился Максимов.

– Если точно, мы даже не познакомились. Я сидела на парапете, а она проходила мимо. Вернее, вела под ручку какого-то побитого молью иностранца. Зыркнула на меня так, словно я ей миллион должна.

– Странно, что она тебя узнала.

Карина сегодня сменила кожаный костюм на длинное легкое платье, бутсы – на тупоносые туфли и белые гольфы и превратилась в отличницу, прогуливающую занятия в колледже. Очевидно, так одевалась, когда училась в своей французской школе.

– Ой, Максим, ты такой глупый! Баба бабе враг до старости. А врагов надо знать в лицо.

«Только любовного треугольника мне для полного счастья не хватало!» – с ужасом подумал Максимов.

Дальнейшие расспросы он решил отложить, у охранника от любопытства вот-вот могла вырасти вторая пара ушей.

Спустился лифт, они вошли в него, и Карина сразу же уткнулась лицом в грудь Максимову В этом движении было столь неприкрытое желание защиты, что Максимов не удержался и свободной рукой обнял ее за плечи. Карина всхлипнула, что-то пробормотала, но за гудением лифта Максимов ничего не расслышал.

Он ожидал, что в номере она, как кошка, сначала осмотрит все углы, но Карина сразу же бросила рюкзачок и куртку на пол, забралась в кресло, поджала ноги и расплакалась.

Слезы одна за другой текли из глаз. Без всхлипов и рыданий. Просто катились по щекам, как вода из прохудившегося крана. Максимов уже видел такое в горячих точках. Так плачут дети, уставшие бояться смерти. Они уже по-стариковски мудры и знают, что слезы бесполезны, но еще не разучились плакать. Карина смазывала слезы ладошкой, но горячие ручейки на щеках никак не просыхали.

Максимов сел в кресло напротив, с минуту ждал, не последует ли истерика.

– Что случилось?-тихо спросил он.

Карина зажмурилась, словно хотела выжать остатки слез.

– Максим, кроме тебя, у меня никого нет. Понимаешь, мне просто не к кому пойти.

Максимов знал, что где-то болтается папа Дымов, в квартире над подвалом-студией живет его отец да еще имеется дедушка Ованесов, весьма известный в городе человек. Но возражать не стал.

– Ты сильный. Ты добрый, я же чувствую.

Максимов подумал, что Леня, отдыхающий сейчас в лесочке, наверное, имеет право думать иначе, но спорить не стал.

– Ты мне поможешь?

В глазах Карины плескалась такая боль, что Максимов посчитал чересчур жестоким употребить свою любимую отговорку: «Конечно, все брошу – и займусь твоими проблемами».

– Для этого я должен знать, что случилось.

Карина пожевала нижнюю губку и, судорожно всхлипнув, сказала:

– Папу убили.

«Черт, все-таки зацепило девчонку».. Максимов на секунду сомкнул глаза.

Быстро взял себя в руки, достал сигареты, предложил Карине, закурил сам. Отметил, что пальцы ее мелко дрожат, а нутром почувствовал, что девчонка не играет. Конечно, часто конспирации ради или в силу иных подлых причин выдумывают и не такое, но сейчас Максимов был уверен: она сказала правду.

– Подробнее. Только не плачь.

– Угу. – Она старательно вытерла ладошкой щеки. -Утром дед Дымов прибежал. Чуть дверь не снес, так стучал. Позвонила папина жена. Она француженка и по-русски говорит еще хуже, чем дед после запоя. Дед ни фига не разобрал, но понял, что с папой что-то случилось. – Карина замолчала, пережидая, пока слезы отхлынут от глаз. – Убили папу. Анну-Мари вызывали в Гамбург на опознание. Они три года живут отдельно, но других родственников не нашли. У папы двойное гражданство, вот русский консул и спихнул проблему французам. Хорошо, что Анна-Мари позвонила, мы так ни фига и не узнали бы. Правда, ее больше интересует, что делать с телом.

– Почему ты сказала «убит», а не «погиб»? – с ходу уточнил Максимов.

– Я знаю, что его убили. Это Анна-Мари сказала, что погиб. А я знаю, что папу убили! – Карина упрямо надула губы.

– Когда это произошло?

– Неделю назад, в Гамбурге. Только приехал, и в тот же день...

Максимов быстро наклонился, цепко сжал ее кисть. Истерика, которая могла вот-вот начаться, от неожиданности и резкой боли отступила. Увидев, что взгляд Карины прояснился, Максимов разжал пальцы.

Карина растерла белые следы от его пальцев на запястье, бросила на него укоризненный взгляд.

– Расскажи все подробно, только тогда я решу, чем могу тебе помочь, – не кривя душой, пообещал Максимов. Он уже понял, что никуда от этой сумасбродной девчонки ему не деться.– Как зовут папу, кстати?

– Иван Дымов. Ты его фотографии в студии видел.

– Да? – сыграл удивление Максимов. – А какой черт его понес в Гамбург?

– Папа поехал продавать антиквариат. Очень редкий и очень дорогой.

– Погоди, мне пришла в голову мысль!

Максимов встал с кресла, постаравшись, чтобы движение не вышло излишне резким. Прошел в спальню. Быстро осмотрел контрольки. Без сомнения, в номере побывали посторонние. Обыскали качественно и профессионально. Большинство контролек вернули на место.

«Черт! Если в номере жучки, сгорю в один момент. А здесь, как выяснилось, особо не цацкаются, сразу же завалят, как Гусева. Земля ему пухом».

Он вернулся с проводом для модема. Достал из сумки ноутбук, подсоединил провод к телефонной розетке.

– Круто! – прокомментировала Карина.

– Не то слово, – согласился Максимов, быстро щелкая клавишами. – Пока помолчи, не отвлекай, ладно? Если хочешь, садись рядом.

Она пересела на подлокотник его кресла. Положила руку ему на плечо, наклонилась так низко, что Максимов ощутил ее дыхание на своей щеке.

«Бог с ним, лишь бы не так слышно было», – подумал он.

На сервере полиции Гамбурга в разделе «Информация о преступлениях» он нашел фамилию Дымов.

– Насильственная смерть. Одиннадцатое августа, – перевел он строчку для Карины.

– А подробности? – Пальцы больно сжали ему плечо.

– Подробности в уголовном деле, но нам их не дадут, – ответил Максимов. – Спросим у других.

Через поисковую систему он нашел веб-адреса гамбургских газет. Выбрал менее известные желтые издания. В номере за 11 августа электронная газета «Woo!», дальняя родственница отечественного «Мегаполиса», поместила репортаж об убийстве в публичном доме на Рипербан. Текст был на английском, и Максимов не сразу сообразил, что Карина тоже может прочесть его. Хотя по трем кадрам с места происшествия можно было и без знания языка понять, что и где произошло. Вход в заведение с красным драконом, обнаженная женщина вырывается из рук двоих мужчин. Явно тайка, значит, из этого салона. И мужчина, распятый на большой кровати. Грудь и лицо в чем-то красном.

– Мамочка!-всхлипнула Карина.

«Папочка! – мысленно поправил Максимов, не сдержался и добавил: – Козел!»

Он дал команду сохранить информацию в отдельном файле и выключил компьютер.

– Сволочи, как они его... Мамочка!

У Карины по щекам вновь побежали ручейки, одна слеза капнула Максимову на подбородок.

Хотел авторитетно пояснить, что такие ликвидации дорого стоят и никто не станет тратиться, если можно просто дать кирпичом по голове в темном месте.

– Что он повез в Гамбург? – как можно тише спросил

Максимов.

– Янтарные кубки старинной работы. Очень редкие, – прошептала Карина, теснее прижимаясь к нему.

Максимов одной рукой обхватил ее за талию, без труда встал на ноги и вынес Карину на балкон. Осторожно опустил.

– Тише, Кариночка. Все серьезнее, чем я думал. – Он положил руки ей на плечи, притянул к себе, – Хочешь, чтобы я помог тебе?

Она кивнула и снова закинула голову вверх: из-за своего роста иначе смотреть в глаза Максимову не могла.

– Расскажи все подробно. С самого начала.

Оказалось, что первопричиной всех бед была сама Карина. Дед, профессор Ованесов, душу не чаял во внучке и с детских лет позволял ей копаться в своих бумагах. Архив у энтузиаста поиска Янтарной комнаты скопился весьма солидный. Где-то среди тысяч документов Карина и нашла рапорт немецкого офицера о гибели четверых солдат, заваленных в подвале на Понарте вместе с каким-то ценным грузом. Рапорт составили со слов свидетелей, чем и ограничились, потому что русские уже взяли город в кольцо, и, естественно, никто откапывать солдат не стал. Дед особого значения документу не придал, потому что высчитал: в трубу, где погибли солдаты, Янтарную комнату уместить было невозможно, а интересовала его только она. А Карина быстро установила, что подвал этот цел. Более того, родной папочка в нем оборудовал студию.

Мальчики мечтают убить папу, а девочки тайно влюблены в отцов, утверждал озабоченный Фрейд. Бог Яхве ему судья, но без психоанализа дальнейшее объяснить сложно.

Дымов приехал в Калининград зимой, но, как ни мал город, с Ованесовым он ни разу не повстречался. Дед не простил Ивану поругания чести дочери и разгильдяйский образ жизни. Во внучке дед, как часто бывает, не чаял души. А Карина любила Дымова, как только может любить ребенок родного, но далекого отца. Поэтому открытием ; своим поделилась с отцом, а не с дедом.