Текст книги "Искатель. 2013. Выпуск №5"

Автор книги: Олег Азарьев

Соавторы: Юрий Соломонов,Валерий Бохов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Тут будет наше стойбище! – провозгласил он. – Где-то здесь мы раскладывали костер… Тэк-с… Кострище тут было… камнями обложенное… Хм… Видно, за зиму песком занесло. Или смыло… Ерунда! Откопаем или новое выложим. – Он поставил ногу на бревно, наполовину скрытое в песке. – Главное – смотрите, плавника сколько. Топлива для костра на месяц хватит, не только на четыре дня.

– В общем-то, мне и в самом деле тут нравится. – Петя, поднатужившись, установил покосившуюся корягу ровнее, присел, поерзал, устраиваясь поудобнее. – Ты смотри – почти как в кресле…

– Рано рассиживаться! – объявил Костя. – Надо вытащить лодку повыше на берег и разгрузиться.

– И лагерь неплохо бы поставить, – напомнила Марина.

– Да уж как-нибудь без ваших напоминаний, – отозвался Петя.

Костя ладонью звонко шлепнул Петю по голой спине.

– Пошли!

– Только без фамильярностей, – сказал Петя. – Я могу неправильно понять.

– А ты что, поменял ориентацию? – осведомилась Марина.

– Я – нет. А вот за него не ручаюсь.

– Он тоже, – улыбнулась Марина. – Я за него ручаюсь.

Петя с недовольным кряхтением поднялся и поплелся к лодке. Костя энергичной походкой вечного лидера снова бодро шел впереди. Марина посмотрела им вслед, прикрывая ладонью глаза от солнца.

– Костя!

Тот остановился и обернулся.

– Ну?

– А мне что делать? – скучным голосом спросила Марина. У нее не было никакого желания таскать тяжелые рюкзаки и ставить палатки.

– Погуляй пока, осмотри остров. А мы потрудимся. Так уж и быть.

– Как скажешь, команданте, – согласилась Марина не без радости. – Кстати, а мобилка здесь работает? Домой я могу позвонить?

– А вот это – фигушки! – усмехнулся Костя. – Четыре дня как-нибудь обойдемся без мобилок.

Марина разочарованно вздохнула, вернулась к шлепанцам, подобрала их и пошла к холмику с деревцами.

По песку Марина ступала осторожно, внимательно глядела под ноги, поскольку вдруг вспомнила, что в песке, раз уж тут побывали люди, может притаиться что-нибудь неприятное, – развороченные консервные банки, осколки стекла или еще что-то колюще-режущее.

Выше по склону песок слежался плотно и не сыпался, не проваливался, здесь кое-где пробивалась серо-зеленая травка. Марина снова надела шлепанцы – шагать стало удобнее и быстрее. Она обогнула корявые кусты и направилась к вершине холма.

Два деревца на холме были выше Марины не более чем на ее вытянутую вверх руку – она ради любопытства измерила. Тонкие голые стволы, и на верхушках – по пучку веточек с пучком тускло-зеленых листочков на каждом. Под ветром листочки тихо шуршали. Внизу, по другую сторону холма, в нескольких шагах от Марины накатывали наискось на узкую полоску пляжа небольшие волны. К воде вел короткий, но довольно крутой песчаный склон, а из песка торчали угловатые края нескольких камней. «Да, на заднице тут не съедешь, – подумала Марина – Но по камушкам, как по ступенькам, вполне можно добраться при желании…»

Впрочем, купаться ее не тянуло, она успела накупаться и позагорать за те четыре дня, что они с Костей прожили в поселке до приезда Пети.

Марина посмотрела с холмика в сторону лодки. Костя и Петя выгружали ящик с пивом. Поодаль уже лежали три рюкзака, три двадцатипятилитровых пластиковых канистры с водой, два Костиных закопченных котелка и плотно набитая армейская сумка, похожая формой на маленький аэростат.

Костя еще с осени твердил им о необитаемом островке в получасе от цивилизации. Дескать, в прибрежном поселке – некогда суровом рыбацком, а теперь насквозь курортно-балаганном – лодку для путешествий на островок сдает внаем жилистый пропитой старик, отставной рыбак. С компасом Костя хорошо знаком, недаром полжизни провел в походах по горам и лесам не такой уж и необъятной родины. Так что в море тоже найдет дорогу туда и обратно. Костя обещал не отдых, а четыре дня райского наслаждения… К лету он таки уговорил их.

Марина поискала место, чтобы присесть. В трех шагах от деревьев из песка выступали серые шершавые камни. Крайний, с плоским, словно грубо обтесанным верхом, торчал очень удобно. Марина потрогала его. Он был теплым. Марина присела на камень, спиной к своим спутникам, – так легче было представить, что на острове, кроме нее, больше никого нет. Отсюда густая, темная синева моря, подернутая рябью мелких волн, казалась бесконечной, а мир – совершенно безлюдным. «Хорошо бы, чтоб и впрямь никто чужой здесь не объявился за эти четыре дня», – подумала Марина, глядя на море.

Когда в поселке Костя и хозяин лодки ударили по рукам, старик объявил, что насчет неожиданных и непрошенных гостей на катерах или яхтах, а также погранцов он ничего не гарантирует, потому как никому ничего запретить не может, он не Господь Бог и даже не владелец острова. «Тут, блин, ребятушки, дело такое, – сказал он, разя наповал неистребимым перегаром и дымом от «Примы» с отломанным фильтром. – Тут как повезет. Риск же ж – благородное, блин, дело? А? Ну вы ж, блин, хотите приключений, я вижу. Вот и рискуйте, блин… Только лодку, блин, вернуть не забудьте…»

Марина спросила у него, откуда взялся остров? Костя уже объяснял ей, но как-то туманно, и она не очень-то ему поверила. В самом деле, разве так бывает, разве так может быть? Сегодня нет никакого острова, а завтра на том же месте торчит из воды песчаный бугор, а через неделю, месяц или год его снова нет, как и не было.

Старик, почесывая щеку в грубых морщинах и неряшливой седой щетине, поведал, что такие островки в нескольких километрах от берега и в самом деле после штормов то появляются, то исчезают. Их понемногу намывает на месте мелей, а также вокруг подводных скал «и прочей ерунды». Одни островки существуют лишь до следующего шторма, другие держатся несколько лет, а то и десятилетий, увеличиваются или уменьшаются в размерах, меняют форму, зарастают травой, деревьями, некоторые умники даже хибарки на них сколачивают, а потом в море изменяется течение или еще что происходит («ученым тут, конечно, виднее, блин, чего и как»), и рано или поздно после очередных осенних штормов и зимних бурь островки эти тоже исчезают – вместе с деревьями и хибарками, а бывает – и с людьми. «Вот такое у нас море, – сказал старик. – Непредсказуемое… А вы думали – хухры-мухры?» – И он присосался к бутылке с пивом, которую принес ему Костя – скромное жертвоприношение местному сатиру на пенсии, чтобы тот благословил их путешествие…

Солнце давно миновало зенит и заметно склонилось к горизонту. Оно больше не палило нещадно, а просто ласково грело. Марина закрыла глаза и легла спиной на камень, сунув под голову ладони. Лежать было почти удобно. Теплый ветерок уносил прочь голоса парней, так что Марина слышала только тихий плеск волн и слабый шорох листьев и ощущала непривычную безмятежность. Нечасто ей было так хорошо. Разве что с Костей после бурных занятий любовью, когда она, расслабившись в сладостной истоме, как будто медленно уплывала в блаженное забытье, словно после хорошей порции травки.

Марина была на год младше Кости и Пети. В этом году они окончили четвертый, а она третий курс медицинского университета. Полтора года назад, когда она была на втором курсе, перед зимней сессией она познакомилась с Петей.

Марина после занятий сидела над учебником по общей терапии в читальном зале институтской библиотеки. Свободных мест, как всегда перед сессией, оставалось немного.

В зал вошел парень, которого она приметила еще с первого курса. Рослый, кареглазый, с прямым чуть длинноватым носом и твердой линией губ. Темные волосы над высоким лбом коротко пострижены. Через подруг в общаге она знала, что звать его Петр Захаров. Марина считала его довольно красивым. Впрочем, она приметила, что так полагают и другие студентки. Когда Петя попадался ей в коридорах института, нередко его сопровождала какая-нибудь смазливая сокурсница. «Сучка! Очередная сучка!» – думала ей вслед Марина, потому что самой Марине никак не выпадало познакомиться с Петей поближе.

Но на этот раз ей повезло. Петя оглядел читальный зал, встретился взглядом с Мариной – она не отвела глаз – и направился к свободному стулу за ее столом. Она прилежно склонилась над учебником, но слова на странице больше не складывались в понятные фразы.

Петя со скрежетом отодвинул стул, – гулкое эхо пронеслось по залу, и кое-кто недовольно оглянулся, – положил на стол увесистый том медицинского атласа и уселся рядом с Мариной. Она почувствовала, что непроизвольно краснеет, – вероятно, от удовольствия и возбуждения. Щеки и даже лоб горели, как при высокой температуре. «Не хватает еще вспотеть, как лошадь после скачки, – с досадой и отчаянием подумала Марина. – Хорошо, хоть дезик стойкий».

Она лихорадочно придумывала повод, чтобы обратиться к Пете, завязать разговор, а потом и знакомство. Он в это время листал атлас, потом зевнул, покрутил головой, выискивая знакомых, никого не обнаружил, повернулся к Марине и принялся открыто и нахально разглядывать ее.

Она не выдержала, зыркнула исподлобья, глухо и злобно спросила:

– Чего? – И тотчас подумала, помертвев от ужаса: «Вот идиотка! Да полюбезней же ты с ним!.. А то встанет и уйдет».

Петя наклонился к ней и тихо проговорил:

– Смотри не переучись, а то мозги из ушей полезут. От натуги. И так уже аж бордовая. Того и гляди – гм… самовозгоришься.

Марину подмывало сказать что-нибудь дерзкое, но она боялась, что Петя оскорбится и пересядет на другое место, поэтому только пробормотала:

– Хочешь поделиться опытом – как это бывает?

Петя хмыкнул.

– Да ты, похоже, настоящая ведьма. И, небось, ядовитая, как отвар из поганок.

«Ну, все, сейчас уйдет», – потерянно решила Марина.

Но он не ушел. Слово за слово, и он уговорил ее прогуляться после читалки. Впрочем, она не очень-то и отнекивалась – для виду разве что.

На прогулке Марина вдосталь наслушалась о нем и его лучшем друге Константине Смирнове, об их интересах, об учебе… и местные байки о преподавателях и профессорах. На прощание Петя назначил ей встречу – или свидание – на следующий день, сразу после занятий.

Роман их стремительно развивался до конца сессии, которую она из-за частых и продолжительных свиданий с Петей чуть не завалила. Впрочем, до интимных барахтаний в постели не дошло. Сессия помешала. Да и Петя не очень-то настаивал и не лез руками куда не положено. Свидания проходили весьма пристойно. Марина недоумевала – почему? Или она ему не так уж и нравится, или он и в самом деле втрескался в нее не на шутку, в таких случаях всякое бывает. Впрочем, Марина, исходя из личного опыта, сомневалась, что в нынешние расхлюстанные времена подобная трепетность вообще возможна…

Потом, уже после сессии, к ним присоединился третий – Костя. Рослый красавец-варяг, белокурая бестия. Потенциальный лидер, надежный, притягательный, всегда уверенный в себе, – правда, порой до безудержной самоуверенности. А также самовлюбленный, надменный и нетерпимый с теми, кто ему не по нраву… А с Мариной – любезный, обходительный, предупредительный, ласковый, этакий романтический кавалер из романов Вальтер Скотта, Александра Дюма-отца и старых французских киношек. Да еще и с весьма перспективными родителями… И у Марины начался новый роман, в котором Костя, не в пример Пете, без особых рассусоливаний, настойчиво и очень быстро добился того, что нужно мужчине от привлекательной женщины.

А Петя получил очень вежливую отставку. Во время решительного объяснения Марина как можно мягче и ласковее проговорила:

– Петя, милый, ты не представляешь, как сильно я тебя уважаю…

После долгой и угрюмой паузы Петя ответил севшим голосом:

– Ну что ж, я все понял… Уважуха – штука хорошая. Но не в этом случае.

Однако их компания не развалилась. Через пару месяцев они снова, как ни в чем не бывало, встречались втроем, пили пиво, отправлялись на дискотеки, вечеринки и дни рождения, в кино, кафе и на концерты. И снова шутили, хохмили, пикировались. Только теперь не Петя обнимал Марину – нежно, трепетно, осторожно, как хрупкую вазу или колбу, а Костя – крепко, по-хозяйски, как собственник прижимает удачно приобретенный предмет. И все трое делали вид, что ничего особенного не произошло. Петя не хотел терять Марину и Костю. Костя – Петю, Марина – Костю и Петю. И потому они не копались в подсознании, не ковырялись в психологии, не поминали Фрейда. Они старались просто жить.

Когда Петя покидал их компанию, Марина с Костей отправлялись либо к Косте домой, когда его родителей не было, либо на родительскую дачу, либо в недорогую гостиничку с почасовой оплатой, где Костя показывал, на что способен в постельной премудрости…

Марина вздрогнула от чужого прикосновения и проснулась. Увидела черные плавки и серую футболку своего варяга-рыцаря.

– Мы думали, ты купаешься вовсю, а ты спать завалилась, – проговорил Костя. – Ну, ты даешь!.. И нашла, где пристроиться. На камнях. Застудить себе решила всё, что имеешь? А еще медик…

Марина села и потерла кулаками глаза, чтобы избавиться от дремы. Костя примостился рядом, обнял за талию. Солнце повисло над самым горизонтом. Оно было тускло-желтым, как будто за день основательно выгорело. Камень под Мариной был еще теплым, но ветерок с моря похолодал, и Марина зябко подняла плечи и прижалась к теплому Косте. Волны уже не плескались, а шумно плюхались на песок и с шипением растекались по узкой отмели внизу.

Костя нежно прошелся ладонью по спине Марины, снизу вверх, так, что ладонь оказалась под топиком. Двумя пальцами он провел вдоль ее позвоночника, сверху вниз. И его ладонь, словно бы невзначай, оказалась под резинкой ее шортов.

– Я хочу тебя, – прошептал Костя.

– Прямо здесь? – покосилась на него Марина.

– А что, можно и здесь.

– На виду у Пети?

– Он там ужин готовит, ему не до нас.

– Да? Не уверена.

– Давай спустимся пониже.

– Там волны весь пляж заливают.

– А мы стоя.

– А мне так не нравится.

– Как – так?

– По-собачьи.

– Раньше нравилось.

– Кто тебе сказал?

Костя помолчал, раздумывая.

– Что будем делать? – спросил он удрученно.

– Пойдем Пете помогать.

Костя состроил огорченное лицо.

– А как же э-э-э?..

– Ночью в палатке.

– А Петя услышит… – ехидно заметил Костя.

– Зато не увидит. И мы тихонько будем.

– Ты?.. Тихонько?..

– Может, совсем не будем? – спросила Марина вкрадчиво.

– Согласен, в палатке, – быстро сказал Костя.

2

Под котелком горел огонь, трещали, постреливая искорками, сухие ветки и щепки. Над котелком поднимался пар.

Костя устроился на коряге, походившей на кресло абстракциониста, и с затаенным вожделением втягивал носом долетавшие из котелка запахи.

– Ну что, скоро? – нетерпеливо поинтересовался он.

– Успеется… – сосредоточенно буркнул Петя.

– И кому я поручил такое важное дело, – проворчал Костя. – Если бы я готовил – все уже были бы сыты и довольны.

Петя с деревянной ложкой в руке стоял у костра и смотрел, как в котелке булькает нечто среднее между кашей и супом, приправленное тушенкой. Он наклонился над котелком и тоже потянул носом – громко и демонстративно.

– А что, очень даже вкусно пахнет… – И тут же задумчиво добавил: – Или просто с голодухи кажется?..

Марина лежала, подпирая голову рукой, на старом и прочном, еще советской работы, надувном матрасе из прорезиненной ткани, и смотрела на костер. Ей было очень удобно на упругой поверхности матраса, очень спокойно и мирно. Прыгающие язычки пламени завораживали, и она была готова задремать. Но ей не хотелось уплывать в сон из этого умиротворения, и потому она старалась отвлечься, прислушиваясь к разговору парней и временами вставляя пару едких слов.

– Сильно голодные люди, Петя, – заметила она, – запросто могут слопать нерадивого повара. Сырым!

– Фу, какие гадости вы говорите, мадам! – отозвался Петя, тщательно перемешивая варево.

– Это она нарочно, чтобы отбить нам аппетит, – пояснил Костя.

– Понятно. Чем меньше мы съедим, тем больше ей достанется.

– Не претендую, – сухо отозвалась Марина. – Сомневаюсь, что ужин будет объеденьем.

– А ты встань и понюхай котелок, – обиженным тоном сказал Петя. – Запах просто божественный. – Сам он понюхал ложку, подул на нее, хотел было облизнуть, потому как запах незамысловатой стряпни ему и в самом деле нравился, но решил, что совать после этого ложку в котелок будет антисанитарией. Он решил снять пробу позже, когда масса в котелке окончательно дозреет. Ждать оставалось недолго.

– Видишь, Костя, он даже ложку лизнуть опасается, – съехидничала Марина. – Чтобы потом всю ночь по кустам не бегать, морской воздух не портить.

– Язва Сибирская… – горестно сказал Петя в пространство. – Лишу жратвы и наследства.

– Наследства? – не удержалась Марина. – Пары рваных трузеров и стоптанных кроссовок?.. Али-Баба Корейко!

– Ты, Петя, лучше ей дай ложку облизнуть, – подсказал Костя, усмехаясь. – Если останется живой, значит можно и нам откушать.

– Ну да, верно. Кобра от яда не умирает, – вздохнул Петя.

– Фиг вам, сами облизывайте, – отозвалась Марина. – Я бы сейчас горячего чайку…

– Или холодного пивка… – мечтательно молвил Петя.

– Ну не-е-ет! – заявил Костя. – Вот этого точно не будет! – Он погрозил пальцем в ту сторону, где в мокрый песок у самого прибоя был зарыт ящик с пивом. – Не дам! Холодное пиво – для жаркого дня! А для такого вечера – и горячий чай сойдет. Тоже, между прочим, неплохо.

– Холодное пиво для жаркого дня… – повторила Марина задумчиво. – Какой слоган!

– Небось по телику слышал, – встрял Петя.

– Клевета! – возразил Костя. – Только сейчас озарило.

Петя изогнулся над котелком, шумно потянул носом и зачмокал губами.

– Ты, Питер, – сказала Марина, – сейчас похож на ведьму из сказки про Элли. Которую пришибло не по-детски. На Гингему… или Бастинду… как их там…

– Осталось только домиком ему по башке треснуть… – добавил Костя мстительно.

Петя зачерпнул из котелка и принялся старательно дуть на густую пахучую смесь в ложке. Потом, вытянув губы, начал осторожно, чтобы не обжечься, пробовать.

– Ну? – спросил Костя. – Что там твоя адская кухня, придворный отравитель?

– М-м-м… – Петя закрыл глаза. – Чудо!.. Какой изысканный вкус! Именины желудка.

Марина слушала, как Петя и Костя хорохорятся, треплются и хохмят, как они весь день и весь вечер играют в веселье и бодрость, как они демонстративно показывают ей и друг другу, что им обоим всё нипочем, – слушала и при этом неторопливо, урывками, раздумывала: почему они так заметно ершатся-петушатся? Не потому ли, что сами не очень-то уверенно чувствуют себя на островке посреди моря и что-то гнетет и беспокоит их – что-то подспудное и темное, древнее, полузабытое, загнанный в самый дальний угол, но так и не изжитый полностью животный страх перед неизвестностью и опасностью – страх, который теперь, ощутив эту опасность и неизвестность, пытается высвободиться из пут и оков цивилизации. Маленький такой страшок, усохший за тысячелетия, но по-прежнему назойливый, живучий… Ей и самой на этом островке было немного не по себе. Особенно сейчас, к ночи, тьме…

Костя резко встал.

– Так! Ну, всё! – сказал он грозно и решительно. – За попытку уморить нас голодом я отстраняю тебя от котелка и поварешки…

– Поздно! – перебил его Петя со злорадством. – Харч готов. Садитесь жрать, пожалуйста. – Он взял перекладину с котелком за концы, снял с рогулек и поставил котелок рядом с кострищем.

Не прошло и минуты, а в котелок уже окунались три деревянные ложки, стремительно выгребая в старые эмалированные миски тягучее варево.

– Да, пахнет стряпня недурно, – приговаривал Костя. – Хотя на вид…

– Если на вкус она такая же, как и на вид… – недоверчиво сказала Марина.

– Миски проглотите! Кладите больше! – напутствовал Петя. – Тут даже мясом попахивает. Где-то рядом с тушенкой лежало…

Когда миски оказались полными, а котелок и в самом деле пустым, Костя вспомнил о хлебе. Марина подсказала, что хлеб у него в палатке, в армейской сумке. «И остальное тоже», – добавила она.

– Ах, ну да! – отозвался Костя. – Надо же обмыть новоселье!.. Петя! А ты чего расселся? А чай кто поставит? Ты же у нас дежурный кок сегодня!.. Давай, дорогой. А то лишу боевых ста грамм.

Петя застонал, бережно поставил миску на песок и с кряхтением поднялся с бревна, покрытого свернутым спальником.

– Только ради ста грамм.

Он быстро подвесил маленький котелок с водой над огнем, пошуровал кривой веткой в угасающем костре и подбросил на угли щепок и сучьев.

Марина опять лежала на матрасе, ей по-прежнему было удобно и спокойно, разве что малость прохладно и свежо – с моря начал задувать сырой и зябкий ветерок. Она терпеливо ждала, пока стряпня в ее эмалированной миске остынет, а ребята угомонятся.

По стенам внутри Костиной палатки метался желтый круг света – Костя рылся в вещах. Временами было слышно, как он чертыхается. Наконец полог в палатке откинулся и появился Костя – в одной руке фонарик, в другой поллитровая бутылка водки с пластиковыми стаканчиками на горлышке, слева подмышкой круглый черный хлеб в запаянном пакете, справа – охотничий нож в ножнах. Он сел выключил фонарик и бросил рядом с корягой.

– Питер, тебе поручаю хлеб, – сказал он озабоченно. – А я займусь розливом драгоценной влаги.

Бутылка осторожно приземлилась рядом с фонариком, хлеб перелетел в руки Пети, нож воткнулся ножнами в песок возле костра. Петя дотянулся до ножа и начал вспарывать пакет на хлебе, а Костя вытаскивал стаканчики, как матрешек, друг из друга и ввинчивал их донышками в песок. Потом открутил крышку на бутылке и бережно разлил жидкость по стаканчикам.

– Держите посуду. – Он по очереди передал полные стаканчики в протянутые руки.

– Ах, как славно, – вздохнул Петя полной грудью. – Минуты райского блаженства.

– Заметьте – обещанного, – не без гордости добавил Костя.

«А ведь он прав», – подумала вдруг Марина. Ей тоже почудилось, что наступили минуты если не счастья, то покоя и блаженства, когда можно забыть обо всем, что осталось за пределами этого островка, забыть о прошлом и будущем и наслаждаться только безмятежным настоящим.

– Ну, готовы? – произнес Костя торжественно. – Тогда за остров! «Сбылась мечта идиотов», как сказал бы незабвенный Ося Бендер.

И они дружно выпили.

Каша закончилась очень быстро. Костя вертел в руках пакетики из-под каши и супа быстрого приготовления. Марина свернулась клубочком на матрасе, а Петя грустно смотрел в костер. Все молчали. Тишину нарушал шумный накат ночных волн и треск веток в костре. Потом Костя пошевелил ногой жестяную банку из-под тушенки и задумчиво произнес:

– Когда я собирался сюда, отец покрутил эти концентраты, вот как я сейчас, и говорит: эх, нам бы такие, когда мы были студентами и шастали по лесам и горам.

– Ну-у, тогда много чего не было, – подал голос Петя.

– Тушенка и тогда была, – заметила Марина.

– Но, говорят, лучше качеством… – сказал Костя. – Да и не о ней речь.

– Зато не было ни мобилок, ни компьютеров, ни плееров, ни флэшек, ни спутникового телевидения, ни компьютерной графики, ни три-дэ анимации, – проговорил Петя. – Каменный век за углом. И как они только жили?

– В самом деле, – пробормотала Марина. – И как они жили без СПИДа, экстази, героина, «паленой» водки, мафии, террористов, инфляции, взрывов и стрельбы на улицах, мировых кризисов, заказных убийств, извращенцев, маньяков и прочих нынешних прелестей?

– В общем-то, дружно и весело, – сказал Костя с легкой завистью. – Как ни странно, веселее, чем мы сейчас. – Он скомкал пакетики и бросил в костер.

– Чему же завидовать? – пожал плечами Петя, нарезая хлеб. – Диктатура, цензура, очереди, еще что-то там такое… дрянь всякая.

– Наверное, это их только сплачивало. А дрянь… Отец говорит: нынешние уроды-политики о хорошем почему-то стараются не вспоминать. А дрянь всякая, как ты это назвал, – она, как была, так и осталась. Ну, может, кое-что слегка видоизменилось. Политики стали брехливее и подлее. Хотя при коммуняках их, собственно, у нас и не было. В политику нашу нынешнюю все помои слились – бездари с раздутым тщеславием, подонки с ворованными деньгами, аферисты со связями, чиновники-взяточники… Все осталось, как было, только в более крупных и менее потаенных масштабах… Я отцу верю. В самом деле, человек своим внутренним складом в принципе измениться не может. Какой была его натура три… нет, тридцать тысяч лет назад, такой она и осталась. Если брать по крупному, наша жизнь не очень то отличается от допотопной. Ну, в чем-то немного лучше, а в чем-то немного хуже. Только технический прогресс добавился, да и то лишь за последние сто лет. – Костя достал из кармана шортов сигареты и зажигалку, закурил. – Как я понял, им, тогдашним студентам из отцовской компании, было весело, потому что им повезло: подобралась дружная группа единомышленников… А можно и так сказать, что жили они в то время – вопреки тому времени. Но не все. Отец говорит, те из тогдашних студентов, кто был начальскими жополизами, подлецами и шестерками, теперь, как правило, большие чиновники, но остаются прежними жополизами, подлецами и шестерками. Только теперь не особенно и скрывают это. Да и некоторые нормальные тоже спаскудились…

– Тут я с тобой согласен, – раздумчиво промолвил Петя, открывая банку бычков в томате. – В каждом из нас хватает дерьма. И все мы что-то скрываем друг от друга. Врем, утаиваем правду, уходим от ответа и так далее. При этом одни прячут свое дерьмо подальше и держат под замком, а другие им пользуются – кто втихаря подличает, а кто и не скрывается. И, наверное, ничего с этим не поделаешь. Какой-то умник сказал: «Так было, и так будет…»

– Ну вы, философы! – проговорила Марина сварливо. – Развели трепотню не по делу. Весь кайф сломали. «Райское блаже-е-енство», – передразнила она Петю. – Вы лучше о чае позаботьтесь… И вообще, я замерзла!

Пока Петя сосредоточенно делал бутерброды с бычками и бутерброды с окороком и соленым огурцом, заваривал чай в котелке и вскрывал пакет с кусковым сахаром, а Костя, попыхивая сигаретой, разливал в неустойчивые стаканчики вторую порцию «огненной воды», озябшая Марина отправилась в Костину палатку, надела джемпер и притащила на матрас старый, еще бабушкин, тонкий от многочисленных стирок шерстяной плед.

Петя, взглянув на Марину, хлопнул себя ладонями по коленям и удивленно сказал:

– Нет, вы посмотрите на эту сибаритку! Как дома на диване устроилась!

– Вижу – ты жутко завидуешь, – откликнулась Марина и подумала тотчас: «Блин, он ведь может неправильно понять!» И договорила прежним тоном: – Так тебе и надо.

– Завидую? – Петя помедлил (у него вдруг мелькнула мысль: «Смотря, что ты имеешь в виду, Мариша»), потом пожал плечами. – Тебе только кажется.

Он протянул по бутерброду Косте и Марине. Костя погасил окурок в песке. Марина села на матрасе по-турецки, закуталась в плед.

После второго тоста – «Ну, за классный отдых!» – Петя и Костя закурили, а Марина, разглядывая звезды, съела еще один бутерброд с окороком и огурцом.

Потом Костя разлил из бутылки остатки, принес гитару, снял чехол и взял несколько аккордов, которые едва перекрыли неутомимый шум волн.

– Если бы не волны, – задумчиво сказал Петя, – можно было бы подумать, что мы на привале где-нибудь в лесу.

Костя отставил гитару и взял стаканчик. Помолчав, отозвался:

– В общем-то, похоже. Только там ветер шуршит листьями, а тут волны шуршат песком.

– И ветерок тут ничуть не теплее, чем в ночном лесу, – добавила Марина с матраса, кутаясь в плед. – И так же жутко… Нет, жутче. Как представишь себе, что вокруг сплошь вода – и вширь, и вглубь. Да еще ночью, когда ее не видишь, а только слышишь, чувствуешь. Оторопь берет. – И она передернула плечами.

– Может, все-таки допьем, а потом уже будем разговоры разговаривать? – предложил Петя.

– Принято! – Костя одной рукой поднял стаканчик повыше, а другой принял у Пети бутерброд с бычками в томате. – За что пьем на этот раз?

– За яростных и непокорных, – сказала Марина. – Как в песне… вы знаете…

– Ну да, как раз в тему, – сказал Петя. – Море, ночь, остров, черт знает кто вокруг острова плавает во тьме. Нам тут лишь пиратов и клада не хватает. Для полного счастья.

– А кто может плавать… там? – вдруг тихо спросила Марина.

– Не знаю, – сказал Петя и поглядел во тьму, где волны гулко падали на песок. – Какие-нибудь кракозябры… с клешнями и щупальцами. И размером с лошадь. А по ночам они выползают на маленькие островки обсушиться. И перекусить туристами.

– Тьфу на тебя! – в сердцах воскликнула Марина.

Петя рассмеялся.

– Давайте так! – предложил Костя. – Выпьем за то, чтобы приключения яростных и непокорных всегда имели счастливый финал.

– Я не против, – сказал Петя со вздохом. – Только вот правильный Костя своим правильным тостом весь ужастик испортил.

– Не нужны нам здесь никакие ужастики, – хмуро проворчала Марина. – Нам тут и без них неплохо.

– Ну, поехали, – сказал Костя.

– Ладно, будем толстенькими! – провозгласил Петя.

– Ну, за это я точно пить не буду! – возмутилась Марина.

– Мы пьем за счастливое окончание любых приключений, – объявил Костя. – Остальное – в сортир.

И они выпили и снова замолчали, слушая море и редкие потрескивания догорающего костра. Костя взял гитару и начал наигрывать одну из забытых песен забытого Окуджавы, но Марина попросила его не бренчать. Все равно нет настроения ни петь, ни подпевать. Да еще такому старью. Пусть вокруг будут лишь звуки природы. Костя обиделся и сказал, что Окуджава вовсе не старье, а он, Костя, не бренчит, а играет.

Петя усмехнулся, набирая кружками чай из котелка. Профессионал от дилетанта отличается именно тем, что один играет, а другой лишь бренчит. Причем, в любом деле. Но зачем обижать друга? И Петя высказался в том смысле, что согласен с Мариной, лучше послушать стихию…

Костя вздохнул и отставил гитару. Закурил новую сигарету и осведомился:

– Ну, так почему же здесь страшнее, чем в лесу, Мариша?

– Во-первых, там, на материке, везде земля, – проговорила Марина рассудительно. – Иди, беги – под ногами твердь. А тут крохотный кусочек… и не земли даже, а так, песка… а вокруг ночная тьма и черная, как ночь, вода. Невероятное количество воды, а посреди – горстка песка и три идиота. Впрочем, я, кажется, повторяюсь… – Она немного помолчала. – И хоть нас трое, все равно, как подумаю, тут же у меня в груди начинает шевелиться какой-то ком… из одиночества и страха. – Она медленно покивала в подтверждение своих слов. – Во-вторых, я не знаю, чего ждать от этой воды. Может, за ночь она смоет островок вместе с нами… – Она понизила голос. – Недаром настоящий Робинзон… как его… Селкирк, тронулся рассудком. И, наверное, тронулся ночью… – И, немного подумав, она неторопливо договорила: – Я люблю тепло и уют. Походы по горам и лесам для меня – определенный экстрим. Я доказываю себе, что способна на что-то. А тут, если экстрим и есть, то зависит он не от тебя, а от безмозглой природы. И непонятно становится, что я, собственно, здесь делаю?