Текст книги "Королевы не плачут"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– О да, моя принцесса. Мы много чего обнаружили... то бишь кого. Но обо всем по порядку. – Он бухнулся на диван рядом с Фернандо и похлопал его по плечу. – Боюсь, приятель, ваш сообщник здорово подставил вас.

– Как это понимать? – спросила Бланка.

– Сейчас объясню, сударыня. Но прежде всего – чем закончилась ваша беседа с княжной? Если я не ошибаюсь, ей ровным счетом ничего не известно.

– Ошибаетесь, граф. Она кое-что знает.

– Вот как! И что же?

Бланка бросила на брата испепеляющий взгляд.

– Оказывается, Фернандо, вместе с иезуитами, готовит покушение на жизнь Альфонсо. Они разработали план его отравления.

– Черти полосатые? – выругался Филипп.

– Господи Иисусе! – бледнея от ужаса, произнес Симон.

Маргарита пробормотала что-то насчет Пречистой Девы Памплонской, наградив ее весьма нелестными эпитетами.

– Это правда... кузен? – спросила она у Фернандо, с трудом выговорив последнее слово.

– Я не собираюсь комментировать слова этой сучки, – злобно огрызнулся тот, неизвестно, кого имея в виду – Бланку или Жоанну.

Филипп встал с кресла, подошел к Фернандо и наотмашь ударил его по лицу.

– Это тебе за сучку, – спокойно произнес он и возвратился на свое место.

Фернандо было вскочил на ноги, но Эрнан тут же толкнул его обратно на диван.

– Все в порядке, приятель, не петушитесь. В дальнейшем, чтобы не утруждать Филиппа, я буду сам давать вашему высочеству по светлейшей образине за каждое бранное слово в присутствии дам... Итак, моя принцесса, – повернулся он к Бланке. – Прошу вас, продолжайте. Княжне известны какие-нибудь детали заговора?

– Нет. Это все, что она узнала от брата.

Фернандо снова подхватился.

– От БРАТА?! – в неописуемом ужасе вскричал он. – Так это он сам рассказал ей! Она ничего не подслушала!

Эрнан опять усадил его и испытующе посмотрел ему в глаза.

– Ну? Теперь вы поняли, монсеньор, как жестоко вас надул ваш же сообщник? Может быть, начнем понемногу раскалываться?

Однако Фернандо плотно сжал губы и промолчал.

– Ладно, – сказал Эрнан. – Госпожа Бланка, у меня к вам еще один вопрос. Вы, случайно, не спрашивали у княжны, когда брат поведал ей о заговоре дона Фернандо?

– На следующий день после вашего приезда.

– Так, так, так. Ясненько. И как же он преподнес ей свой рассказ?

– Дескать, Фернандо доверился ему, рассчитывая на поддержку, но он не намерен впутываться в это грязное дело и собирается убедить Фернандо отказаться от своих планов.

– И, конечно же, взял с нее слово молчать?

– Да. Александр сказал, что покушение намечено аж на ноябрь, и если к концу празднеств ему не удастся отговорить Фернандо, он сам сообщит обо всем Альфонсо.

– И княжна поверила ему?

– Ну, разумеется! Вы просто не знаете Жоанну – она так доверчива.

– И кроме того, – добавила Маргарита, – Жоанна явно преувеличивает достоинства брата, приписывает ему какие-то несуществующие добродетели... Не все, хватит об этом. Теперь ваш через рассказывать, господин де Шатофьер. Что вы обнаружили в покоях Фернандо? Есть ли у вас объяснение всему происходящему?

– Да, пожалуй, есть. Но я попрошу у вас, сударыни, еще минуту на размышления. Мне нужно согласовать новые факты с моими предположениями и кое-что уточнить для себя. – Поскольку дамы не возражали, Эрнан немного помолчал, собираясь с мыслями, затем заговорил: – По-моему, все сходится. Более того, рассказ госпожи Бланки и реакция на него дона Фернандо позволяют мне уже не предполагать, но утверждать. Итак, не подлежит никакому сомнению, что дон Фернандо сговорился с Инморте убить своего брата, чтобы занять его место на престоле. Несомненно также и то, что он поведал графу Бискайскому о своих планах.

– Но зачем? – спросила Маргарита.

– Зачем? – повторил Эрнан, вопросительно глядя на Бланку. – Если я не ошибаюсь, дон Фернандо, хоть и редкостный интриган, человек, в сущности, наивный, не отличается особым умом и не умеет держать язык за зубами.

Бланка кивнула.

– Это не лестная, но очень меткая характеристика, господин граф. Фернандо таков. Разумеется, он не стал бы поверять свои тайны первому встречному, но они с Александром сдружились еще в прошлом году в Толедо...

– И я подозреваю, – добавил Филипп, – что граф Бискайский также и соратник Фернандо по тайному братству иезуитов.

– Как же так? – недоуменно отозвался Симон. – Ведь они оба женатые. Как они могут быть иезуитами?

Бланка и Маргарита одновременно взглянули на него – одна с изумлением, другая с умилением.

– Будь здесь Гастон, – улыбаясь, произнес Филипп, – он бы сказал: "И за кого только я выдал свою единственную сестру!"

Бланка взяла Симона за руку и терпеливо объяснила:

– Филипп просто-напросто имел в виду, что как и мой брат Фернандо, мой муж каким-то образом связан с Инморте.

– И это очень существенно, – отметил Эрнан. – В противном случае, моя теория окажется несостоятельной. Впрочем, я уверен, что не ошибаюсь; таким типам, как граф Бискайский, прямая дорога в соратники Инморте. И кстати. Габриель де Шеверни рассказывал мне, что когда Хайме де Барейро вызвал графа на поединок, у того было такое удивленное выражение лица, точно он не мог поверить своим глазам: дескать, как же так, друг Хайме хочет сразиться со мной! А граф де Барейро, по моему мнению, просто выбрал себе самого слабого противника, чтобы без особого труда победить его и занять его место... Ай! Ладно, перехожу к делу. Итак, дон Фернандо прибыл в Памплону в тот же день, когда прибыли мы, и тут же похвастался графу Бискайскому, что месяца через три он станет королем Кастилии и Леона.

Бланка устремила на брата такой пронзительный взгляд, что тот весь съежился.

– А на следующий день, – между тем продолжал Эрнан, – граф пригласил дона Фернандо прогуляться с ним на ристалище и там сообщил ему, что княжна Жоанна якобы подслушала их вчерашний разговор и теперь угрожает разоблачением. Она, мол, требует, чтобы дон Фернандо сознался во всем дону Альфонсо, и дает ему время на размышление – предположительно, до окончания празднеств...

– Постойте, – перебила его Бланка, не отводя глаз от побледневшего, как полотно, Фернандо. – Держу пари, что вы правы в своих догадках. Но с чего вы взяли, что этот разговор состоялся на следующий день и именно на ристалище?

– И к тому же разговаривали они на арабском, вернее, на мавританском языке, – с важной миной добавил Шатофьер. – Однако все предпринятые ими меры предосторожности не помогли им, ибо в шатре, возле которого они вели столь милую беседу и который они считали пустым, находился человек, достаточно хорошо знающий арабский язык, чтобы понять, о чем они говорят.

– И это были вы?!

– Да, я. К сожалению, тогда я как раз вздремнул и не слышал начала их разговора. Первое, что я разобрал, проснувшись, было: "Она должна умереть, хочешь ты этого или нет. Я уже вынес ей смертный приговор." Так сказал дон Фернандо.

– Но ведь там его не было! – озадаченно произнес Симон. – Там были граф Бискайский и виконт Иверо.

– Молчи, Симон! – щелкнул пальцами Филипп. – Молчи. Кажется, я понял, в чем дело.

Эрнан виновато склонил голову.

– Друзья мои, должен вам покаяться: я ошибся. Я был слишком самоуверен, слишком убежден в своей правоте, в своей непогрешимости, и эта моя ошибка едва не привела к роковым последствиям. Мне страшно подумать, что случилось бы, выбери граф Бискайский на роль козла отпущения не виконта Иверо, а кого-нибудь другого. Это будет мне уроком на всю жизнь проверять, перепроверять и еще перепроверять, Я не распознал беседовавших по голосам, и не только потому, что еще не был с ними знаком. Плотные стенки шатра, арабский язык, на котором они говорили с грехом пополам, чмокая и хрюкая, расстояние, наконец, – все это не позволило мне определить индивидуальные особенности их голосов. Содержание разговора заставило меня уверовать, что это были Александр Бискайский и Рикард Иверо, но я был просто обязан проверить свою догадку, расспросив рабочих на ристалище, слуг во дворце... Увы, я этого не сделал. Несколько услышанных мною фраз прямо таки заворожили меня, и я не видел никакой необходимости искать дополнительные подтверждения тому, что (видите ли!) и так было для меня яснее ясного. Вы только послушайте, о чем они говорили дальше! Граф Бискайский: "Боюсь, мне придется смириться с этим." Дон Фернандо: "Тем более, что она поступила с тобой по-свински..."

– Жоанна поступила с Александром по-свински? – удивилась Маргарита.

– Минуточку, сударыня, вскоре я изложу вам свои соображения по этому поводу. А пока продолжу. Итак, граф Бискайский: "Да, ты прав." Они немного помолчали, затем дон Фернандо спросил... – Слово за словом Эрнан принялся пересказывать подслушанный им разговор. На реплике Фернандо: "В конце концов, она отступилась от тебя – так что же ты колеблешься?" – он остановился. – Вот это, пожалуй, больше всего прочего ввело меня в заблуждение. Если бы речь шла о госпоже Маргарите, эти слова могли быть адресованы лишь одному человеку – Рикарду Иверо. Как, собственно, и упоминание о том, что она поступила с ним по-свински... Вы уж простите меня за откровенность, сударыня.

– Все в порядке, господин граф, – ответила Маргарита. – Сейчас не время для церемоний. Мы обсуждаем дело, к тому же... – Она запнулась и покраснела. – Прошу вас, продолжайте.

– Очевидно, что в том разговоре, я имею в виду их первый разговор, речь шла не только о заговоре дона Фернандо, но и о некоторых проделках графа Бискайского, предположительно, о его планах завладеть наваррским престолом.

– Не сомневаюсь, что таковые у него имеются, – прокомментировала Маргарита.

– Поэтому граф, для пущей убедительности, сказал дону Фернандо, что госпожа Жоанна, якобы подслушивавшая тот их разговор, угрожает разоблачением им обоим.

– Ага! Это объясняет все – и то, что "она поступила с тобой по-свински", и "мы одной веревкой связаны", и "она стоит у нас на пути", и "она отступилась от тебя" – сестра, решившая предать брата. Пожалуй, вы правы, сударь.

– Идем дальше. Дон Фернандо заявил, что ради короны он готов пожертвовать всеми без исключения родственниками, но тут же добавил, что присутствующие не в счет. "Ой, не заливай! – ответил ему граф. – Для тебя моя жизнь не стоит ни гроша. Просто я полезен тебе и не стою на твоем пути." Тогда дон Фернандо... – Эрнан сделал паузу и в некотором смятении поглядел на обеих принцесс. – Сударыни: я лишь дословно передаю вам то, что сказал дон Фернандо, ничего не добавляя от себя: "Зато эта сучка, то бишь кузина – вот она-то стоит на моем пути." Он так и сказал – кузина, хотя говорили они по-арабски. По идее, это должно было насторожить меня. Если бы речь шла о госпоже Маргарите, и эти слова принадлежали графу Бискайскому, он наверняка сказал бы: "дочь брата моего отца". Дон Фернандо употребил слово "кузина", поскольку не мог подобрать в арабском языке краткого выражения своей родственной связи с княжной Жоанной, и вместе с тем, видимо, не хотел лишний раз напоминать графу, что она его сестра. К сожалению, я отнес это на счет плохого знания языка... Потом они стали обсуждать способы убийства. И тут я совершил еще одну ошибку – я перепутал говорящих. Это можно объяснить (но не оправдать!) тем, что инициативу в разговоре перехватил граф Бискайский. Дон Фернандо спросил: "Так что же мы выберем – кинжал или яд?.."

Когда Эрнан закончил свой рассказ, в комнате надолго воцарилось тягостное молчание. Наконец, Бланка задумчиво промолвила:

– Таким вот образом мой муж подбил моего брата на убийство Жоанны. И не просто подбил – он подстроил все так, что Фернандо сам настоял на этом. А Жоанне он рассказал про готовящееся покушение на Альфонсо с тем, чтобы ее поведение в присутствии Фернандо было именно таким, как если бы она действительно подслушала их разговор. Что ж, хитро задумано... Но вот вопрос: зачем граф впутал в это дело Фернандо? Неужели только для того, чтобы он выкупил у евреев векселя Рикарда? Конечно, это была немаловажная часть его плана, и тем не менее...

– Вы правы, сударыня, – кивнул Эрнан. – Будь это так, он бы просто занял у вашего брата деньги. Однако в планы графа Бискайского входило не только и даже не столько убийство княжны Жоанны (хотя, по определенным причинам, ему было желательно избавиться и от нее также), но главным образом он замышлял убийство самого дона Фернандо.

При других обстоятельствах подобное заявление произвело бы эффект разорвавшейся бомбы. Но в том состоянии глубочайшего потрясения, в котором находились Филипп, Бланка и Маргарита, их уже нечем было удивить. А Симон и вовсе потерял ощущение реальности, и появись перед ним сам Сатана собственной персоной, он бы принял это как должное и лишь вяло перекрестился бы, изгоняя нечистого прочь.

– Убить меня?! – изумленно воскликнул Фернандо. – Он собирался убить меня?!

– Да, приятель, – ответил Эрнан. – Как это для вас не прискорбно, но это факт. В ваших покоях мы не нашли графа Бискайского – видимо, он что-то заподозрил и исчез, оставив в вашей спальне горничную со свернутой шеей, а в прихожей – вашего камердинера с перерезанным горлом.

– О боже! – прошептала Бланка.

Маргарита снова помянула Пречистую Деву Памплонскую.

– Кроме того, – повествовал дальше Эрнан, – в прихожей на полу валялась скомканная записка, якобы написанная княжной Жоанной. – Он извлек из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, который вначале был смят, а потом расправлен, и передал его Маргарите: – Вот, сударыня, посмотрите.

Она развернула записку и пробежала ее быстрым взглядом.

– Но ведь это почерк Жоанны! Точно! Ее почерк, чтоб мне пусто было!

– Вне всякого сомнения, это работа брата Гаспара, бывшего "пса Господня". Искусная подделка, очень искусная. Если вас не затруднит, сударыня...

– О да, конечно, – сказала Маргарита и прочла вслух:

"РИКАРД.

Я никак не могла тебя найти, но дело не терпит отлагательства, и потому я велела Доре обязательно разыскать тебя, даже если ей придется не спать всю ночь. Она и передаст тебе эту записку.

Мне стало доподлинно известно, что все твои векселя кузен Фернандо держит при себе. Они здесь, в Кастель-Бланко, в его спальне. Сегодня днем Дора случайно увидела под одной из подушек на его кровати (надеюсь, ты понимаешь, при каких обстоятельствах) большой синий пакет – я уверена, что это тот самый. Вполне возможно, что он еще там, и если Фернандо будет ночевать у Марии, попытайся пробраться в его покои и выкрасть пакет. Дора поможет тебе в этом. По ее утверждению, камердинер Фернандо немного глуховат и спит, как сурок.

Это, конечно, нечестно, но, боюсь, другого выхода у нас нет. К тому же поступки Фернандо в отношении тебя честными уж никак не назовешь

Желаю тебе удачи и хочу надеяться, что избавившись от шантажа, ты все же согласишься претворить в жизнь положительную часть плана Фернандо – я имею в виду его идею насчет нашего брака. Но это, разумеется, лишь мое пожелание.

Жоанна."

– Ясненько, – произнес Филипп, как только Маргарита закончила читать. – Стало быть, Александр отправил Фернандо к Жоанне, предварительно подменив содержимое пакета, а сам свернул шею горничной, перерезал горло камердинеру, "обронил" в прихожей записку и стал ждать возвращения сообщника, чтобы прикончить и его – мавр сделал свое дело, мавр может уйти... из жизни. Если бы его план увенчался успехом, то завтра утром, обнаружив в спальне Жоанны двух мертвецов, а в покоях Фернандо – аж трех, и ознакомившись с содержанием записки, все пришли бы к выводу, что Фернандо шантажировал Рикарда Иверо выкупленными векселями, угрожая затеять процесс и отсудить часть графства его отца – если тот, конечно, не отречется от сына. Однако виконт прознал, где находятся его расписки. Вместе с горничной Жоанны он пробрался с спальню и забрал пакет – но тут нагрянул хозяин. Завязалась драка, в результате которой погибли горничная и Фернандо, а Рикард Иверо бросился бежать, прирезав по пути проснувшегося камердинера и потеряв во время схватки с ним записку. Потом он явился к Жоанне, рассказал ей обо всем, она, естественно, впала в истерику и решила вызвать стражу. Они повздорили, в пылу он убил ее, но при этом оступился, упал, ударился о что-то головой и тоже погиб. – Филипп поежился. – Жуть какая!.. Не усни тогда Эрнан в моем шатре на ристалище, завтра нам осталось бы только гадать, какие же планы строил Фернандо в отношении Жоанны и Рикарда Иверо.

– Гадать не пришлось бы, – ответил Шатофьер. – У меня хватило ума порыться в шкатулке с деловыми бумагами дона Фернандо... Прошу великодушно простить меня, ваше высочество, – с сардонической ухмылкой добавил он, что я сломал замок шкатулки, но цель оправдывает средства – так ведь говорят ваши друзья иезуиты? В числе прочих бумаг, тоже небезынтересных, я обнаружил весьма любопытную петицию, написанную почерком дона Фернандо, но наверняка рукой уже упомянутого мною брата Гаспара, и адресованную Августу Инморте...

– Где же она?

– Вместе со шкатулкой я передал ее на хранение коменданту замкового гарнизона. Вкратце содержание этого письма таково: дон Фернандо ЯКОБЫ предлагает Инморте организовать убийство госпожи Маргариты и свалить вину за это на графа Бискайского с тем, чтобы возвести на наваррский престол княжну Жоанну и Рикарда Иверо, которых он намерен поженить. Дон Фернандо ЯКОБЫ утверждает, что крепко держит обоих в узде – угрожая виконту его векселями, а за княжной, дескать, водятся некоторые грешки, – и уверен, что заставит их дать письменные обязательства, чуть ли не присягу на верность иезуитам. А поскольку, говорится в послании, и княжна Жоанна и Рикард Иверо слабовольные и безынициативные, к тому же она попросту глупышка, а он постоянно витает в облаках, то вскоре после смерти короля дона Александра Наварра фактически превратится еще в одну область ордена Сердца Иисусова, которой на самом деле будут править ставленники Инморте. Вот так-то.

Маргарита покачала головой.

– М-да... В чем, в чем, но в уме и хитрости кузену Бискайскому не откажешь.

– Но зачем? – недоуменно спросила Бланка. – Зачем ему убивать Фернандо? Я ничего не понимаю!

Филипп внимательно поглядел на нее и произнес.

– Ты просто отказываешься это понимать, боишься посмотреть правде в глаза и признать, что все это – следствие проявленного тобой малодушия, когда ты отвергла предложение падре Антонио. Он был готов прибегнуть к обману, солгать ради твоего же блага, но ты предпочла до конца оставаться праведницей и вышла замуж за графа Бискайского, а не за меня. Ты стала женой нелюбимого и неприятного тебе человека, зато, видишь ли, не осквернила себя ложью. И вот тебе результат: твой муж, это скотина, едва не взошел на престол твоего отца по ступеням, обагренным кровью Жоанны, Рикарда Иверо и обоих твоих братьев. И только благодаря Эрнану ты избежала незавидной роли невольной и ничего не ведающей соучастницы этого ужасающего преступления.

Бланка резко вскочила на ноги и в гневе выкрикнула:

– Прекрати, Филипп! Сейчас же прекрати!.. – Вдруг она вся сникла и тихо всхлипнула. – Не мучь меня, дорогой. Прошу тебя, не надо...

Филипп подошел к ней и обнял ее за плечи.

– А в чем, собственно, дело? – отозвался озадаченный Симон. – Что происходит?

Эрнан тяжело вздохнул.

– Глупенький! Граф Бискайский рассчитывал, что устранив дона Фернандо, он все же убедит Инморте не отказываться от задуманного им убийства дона Альфонса.

– Ну и что с того?

– Да у тебя не мозги, а решето, друг мой любезный. Кто тогда унаследует престол, спрашивается? Конечно же, не годовалая дочурка Фернандо Уэльвы, а госпожа Бланка, и вместе с ней граф Бискайский – как ее муж.

Тут раздался пронзительный вопль Фернандо. Бланка мигом отпрянула на Филиппа и во все глаза уставилась на брата, лицо которого было перекошено от бессильной ярости и злобы. Он наконец понял все, осознал, как был глуп и беспечен, с какой легкостью его провел тот, кого он считал своим другом. И этот крик был криком тонущего в безбрежном океане отчаяния рассудка.

В комнату ворвались два охранника с обнаженными мечами – Маргарита жестом велела им выйти.

– Фу! – брезгливо произнесла она. – Как он противно кричит! Господин де Шатофьер, если вас не затруднит, велите ему заткнуться.

Эрнан велел Фернандо заткнуться, для пущей убедительности пнув кулаком его в живот, затем наклонился и подобрал с ковра все долговые расписки Рикарда.

– Сударыня, – сказал он, обращаясь к Бланке. – Эти векселя по праву принадлежат вашему брату. Однако сейчас он находится под арестом и, следовательно, недееспособен, а посему вам решать, что с ними делать.

Бланка молча взяла у него кипу векселей и методично разодрала каждый в мелкие клочья.

– В мерзкой затее Александра был, впрочем, один положительный момент, – промолвила она, глядя на Фернандо с кротостью, повергнувшей того в ужас. – Надеюсь, все вы понимаете, что я имею в виду. И у меня аж руки чешутся привести в исполнение эту часть несостоявшегося плана. Пойдем, Филипп, иначе я за себя не отвечаю.

– Ты уходишь, кузина? – вяло спросила Маргарита.

– Да.

– Но ведь у тебя Жоанна.

– Я... Я буду у Филиппа.

Принцесса вздохнула:

– Ну что ж, ладно, ступайте. Мы с господином де Шатофьером сами решим, что делать дальше... Но нет, постойте! Не думаю, что эта хорошая идея – тебе, Бланка, провести ночь у мужчины, пусть и у Филиппа. Уж лучше останьтесь здесь, а мы сейчас пойдем ко мне, прихватив с собой кузена Фернандо, разумеется, – полагаю, вам он не понадобится. Таким образом, вы с Жоанной просто поменяетесь покоями; рокируетесь, говоря на языке твоей любимой игры.

17. ДОЧЬ КАСТИЛИИ

Первое, что увидела Бланка, проснувшись, было склоненное над ней лицо Филиппа и были слезы, стоявшие в его глазах.

– Почему ты плачешь, милый? – спросила она.

– Это я от счастья, родная... Вправду от счастья.

С его ресниц сорвалась крупная слеза и упала ей на губы.

– Не обманывай меня, Филипп. Взгляд у тебя такой печальный, а слезы так горьки... О чем ты думаешь? Что тебя мучит?

Филипп положил голову на подушку, крепко обнял Бланку и зарылся лицом в ее волосах.

– Я вспомнил нашу первую встречу... Почему мы сразу не поняли, что любим друг друга? Почем мы не поняли это позже? Ведь у нас было столько времени! Целых пять лет мы были слепы. Даже когда я просил твоей руки даже тогда я не понимал, что люблю тебя, я не настоял на немедленном браке, я принял условия твоего отца, не заподозрив в них подвоха. Проклятье!..

– Ты очень жалеешь об этом?

– Я проклинаю себя за это. Ведь мы могли пожениться, всегда быть вместе, жить счастливо... Боже, да что и говорить! Упустили, проворонили мы наше счастье, Бланка...

– Однако тогда ты не смог бы жениться на Анне Юлии, и наследством Арманда Готийского, вероятнее всего, завладел бы граф Прованский.

– Ну и что с того? Ну, пришлось бы мне повоевать с ним за галльский престол – эка беда! В конце-то концов я бы все равно вышел победителем... Знаю, это нелогично, неразумно, не по-государственному, но когда говорит любовь, рассудок молчит.

Бланка вздохнула.

– Любовь... Ты слишком часто употребляешь это слово. Боюсь, оно значит для тебя не больше, чем банальное желание обладать женщиной...

– Но, милочка...

– Молчи, Филипп. Твой язык, пусть и против твоей воли, становится лживым, когда ты разговариваешь с женщинами. Прошу тебя, не надо опошлять словами то единственное прекрасное, что осталось у меня – мою любовь к тебе. На первое время ее хватит на нас обоих, а потом... Потом видно будет, время само расставит все на свои места. У нашей любви нет будущего, зато есть настоящее, и пока я с тобой, я буду жить лишь текущим днем. Со вчерашнего вечера меня больше ничто не связывает с графом Бискайским, и я буду с тобой до тех пор... – Она умолкла, подняла к Филиппу лицо и пристально поглядела ему в глаза. – Имей в виду, дорогой: вчера, отдавшись тебе, я потеряла от любви голову, но вся моя гордость осталась при мне. Я ни на мгновение не забываю и никогда не забуду о том, что я принцесса Кастилии, дочь и сестра кастильских королей. Разумеется, я не стану требовать от тебя верности – право, это было бы смешно. Ты уже неисправим, ты до такой степени развращен и любвеобилен, что будешь путаться с другими женщинами, даже если действительно любишь меня, любишь так, как люблю тебя я. К тому же вскоре у тебя появится жена...

– Насчет Анны можешь не беспокоиться. Она предпочитает девчонок, и вряд ли ее вкусы изменятся.

– Это несущественно, Филипп. В любом случае она должна родить тебе сына или дочь. Твое право на галльскую корону станет бесспорным только тогда, когда твои и Анны родовые земли будут объединены общим наследником. Впрочем, речь сейчас не о том. За прошедшие восемь месяцев я во многом изменилась. Я уже не та маленькая твердолобая святоша, которую ты тщетно пытался совратить с пути истинного, я поняла, что реальную жизнь никак нельзя втиснуть в прокрустово ложе ханжеской морали, исповедуемой моими воспитательницами-кармелитками. Я приняла как должное факт существования внебрачных связей, и даже сама грешила этим. Я отдаю себе отчет в том, что мы с тобой будем любовниками, и я согласна на это, я этого хочу. Однако запомни, хорошенько запомни: мы будем вместе, пока я буду владеть всеми твоими помыслами, как ты владеешь моими. Время от времени мне придется делить тебя с другими женщинами – но сердце твое должно целиком принадлежать мне одной, иначе... Как только я почувствую, что ты охладеваешь ко мне, что у меня появилась соперница, которая. с твоего позволения, покушается на мое единовластие, я не стану бороться с ней ибо я не жена тебе, а насильно удерживать любовника будет для меня унизительно, – но я первая уйду от тебя. Я уйду прежде, чем ты сам осознаешь, что теряешь ко мне интерес. Ты будешь утверждать, что произошло ужаснейшее недоразумение, будешь клясться, что любишь меня больше всех на свете, и это не будет ложью. Но я все равно брошу тебя. Брошу навсегда.

– Никогда...

– Не зарекайся, Филипп. Если тебе кажется, что ты любишь меня, так люби, пока тебе кажется. Но наперед не загадывай... Лучше поцелуй меня.

Он поцеловал ее, а затем они любили друг друга, пока им хватало сил.

Около трех пополудни Бланка встала с постели и накинула пеньюар, собираясь вызвать горничную, чтобы дать ей распоряжения насчет обеда и воды для купания. Но едва лишь отворив дверь, она тут же остановилась на пороге, как вкопанная. Из груди ее вырвалось изумленное восклицание:

– Брат!

Филипп быстро набросил на себя одеяло и в два прыжка очутился возле нее. Челюсть у него отвисла, и он недоуменно уставился на сидевшего в кресле в дальнем от двери углу комнаты человека.

– Альфонсо!

Король Кастилии попытался доброжелательно улыбнуться им, но то, что у него получилось, больше походило на отчаянную гримасу боли.

– Мне, конечно, следовало бы обождать в прихожей, но вы так красиво занимались любовью, что просто загляденье... Нет, нет, я, пожалуй, неточно выразился. Разумеется, я не подглядывал за вами, – но звуковое сопровождение было потрясающим. Честное слово, после всех тех гадостей, что мне довелось услышать в последние несколько часов, мне было несказанно приятно послушать, как вы самозабвенно любились. Я даже немного воспрянул духом.

Смущенная Бланка подошла к брату, поцеловала его в щеку и присела рядом, сжимая его руку в своих руках. Следовавший за ней Филипп пододвинул еще одно кресло и расположился напротив них, кутаясь в одеяло, как в широкий плащ.

– Рад вас видеть, Альфонсо, – сказал он. – Жаль только, что при таких обстоятельствах. Когда вы приехали?

– В начале одиннадцатого.

– А? – удивилась Бланка. – Как ты успел?

Король нервно усмехнулся.

– Скорее, я опоздал. Мне надо было выехать еще вчера днем, как только я получил письмо от невестки.

– Мария послала к тебе гонца?

– Да. Собственно, потому я и приехал так рано. С господином де Шатофьером мы встретились на полпути.

– Мария что-то знала о планах Фернандо?

– Кое-что, но ничего существенного. Оказывается, Фернандо имеет привычку разговаривать во сне, особенно, когда выпьет. До поры до времени Мария молчала, потому что любит его, но вчера ночью он нес такую жуть, что она, хоть и ничего толком не поняла, не на шутку испугалась и решила немедленно известить меня, что Фернандо, по ее мнению, влез в какую-то опасную авантюру. Особо Мария упомянула его слова о том, что, дескать, святой хрыч вот-вот издохнет.

– Святой хрыч? – пораженно переспросил Филипп; он знал, что так иезуиты прозывают между собой Павла VII. – Инморте готовит покушение и на папу?

– Боюсь, что УЖЕ не готовит, – хмуро ответил Альфонсо. – Как раз вчера вечером пришло сообщение, что Святой Отец при смерти.

Бланка перекрестилась.

– Матерь Божья! Да что же это делается такое?!

– Всю ночь я переколотился, не зная, как мне поступить. Лишь к утру я наконец принял решение, взял с собой два десятка гвардейцев и отправился к вам. Но, увы, опоздал.

– Ты уже разговаривал с Фернандо?

– Да. Он умолял простить его, клялся, что впредь ничего подобного не повторится. Он утверждает, что это была инициатива Инморте, а сам он ни о чем таком не помышлял. По его словам, Инморте соблазнил его, вскружил ему голову. Теперь он обещает немедленно порвать с иезуитами и вести себя паинькой.

– Он раскрыл тебе детали заговора?

– Фернандо сказал, что на эту тему Инморте с ним не шибко откровенничал. Ему известно лишь то, что меня должны отравить и что покушение намечено на конец ноября. И кстати. Фернандо подтвердил, что болезнь Святого Отца – дело рук иезуитов. Инморте прознал о готовящемся отлучении его ордена от церкви и устроил отравление папы.

Бланка снова перекрестилась.

– Ну, это уже слишком! Они вконец обнаглели, еретики!.. Будем надеяться, что с Божьей помощью Святой Отец вскоре поправится.

– Однако, – добавил Филипп, – ему лучше не медлить с изданием буллы об отлучении.

Альфонсо еще больше помрачнел.

– Для этого необходимо собрать заседание священной конгрегации. А это может сделать либо папа, который, судя по сообщению, очень плох, либо кардинал-камерлинг – а его лояльность к иезуитам общеизвестна.

– М-да, дело дрянь, – резюмировал Филипп. – Теперь вам, Альфонсо, надо быть начеку. Коль скоро иезуитам удалось добраться до Святого Отца...

Король кивнул.

– Отныне я буду начеку. Главное, что я предупрежден; а кто предупрежден, тот вооружен. Я незамедлительно издам указ о лишении Фернандо всех прав на престол и буду молить Бога, чтобы он поскорее даровал мне наследника.

Филипп с сомнением покачал головой.

"В Кастилии королевские указы редко переживают своих королей," подумал он.

А Бланка сказала:

– Ты знаешь, брат, я не жестокий человек. И не кровожадный. Но на твоем месте...