Текст книги "Воин-Врач V (СИ)"

Автор книги: Олег Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ох и вздорожают они там, чую, – озабоченно вздохнул Чародей. – Диких денег стоить начнут. И везти долго. У нас-то закончились. Все вышли, разом, бывает же такое? Говорят, у половцев появятся теперь, да у югославов, и то нескоро. А те, думаю, Венеции продадут. А уж кому да почём Светлейшая Республика отгружать начнёт – то мне не ведомо. Я ж не колдун?

Первым смеяться начал Крут. И уже скоро хохотал весь зал. Домна, зашедшая было со сложенной новой скатертью в руках, замерла в дверях в нерешительности. То Лютовы по терему летают бегом, срочно всех скликая, будто война на носу, а то смех стоит.

– Во, как раз та парна́я на ум пришла, куда мы тогда в Киеве прямиком из поруба попали. Леське расскажу, она на Домниных красавиц глянет, такое нарисует – прямо со станков рвать станут! – резюмировал великий князь. Под общий гогот мужиков за столом.

Обсудив несколько оставшихся деталей, включая то, под чьими стягами толклись корабли у восточного берега Адриатики, проводив румяную и смущённую Домну, а следом за ней и всех остальных, озадаченных сверх меры, остались с Крутом ждать торговых гостей.

– Ты только мне намекни, если я увлекаться начну, – попросил Всеслав соседа и грозу морей.

– Лады. Как увижу, что ты увлёкся – встану да кишки им выпущу. Нет, просто го́ловы посношу, чтоб не мучались, болезные, – согласился тот.

– Вот оно, хвалёное и известное славянское миролюбие и долготерпение.

– Оно самое, точно. А если не согласится? Артачиться начнёт? – руянин с интересом смотрел на полочанина, о котором за полгода появилось больше страшных баек и небылиц, чем о нём само́м.

– Тогда обложим прямо в гаванях, в устьях, у причалов. Подойдём на полверсты с воды да и спалим их корабли к псам. Те, что останутся. Помяни моё слово, Гнатовы парни оттуда просто так не уйдут. Собор там, не собор, но память о нас останется крепкая, – задумчиво отозвался Чародей.

– Полверсты? С воды? Без сшибки борт к борту? – недоверчиво переспросил Крут, цепко ухватив главное.

– Была бы охота людей гробить да лодьи уродовать. У меня ни малейшей нету. Покажу завтра. Как раз затворники мои сказали, что готовы. Ну, как – сказали? Дали понять, – Всеслав почесал шрам над правой бровью, порадовавшись про себя, что Гната в зале уже не было. А то скроил бы скорбное лицо, а потом всю душу вынул, поучая строгой важности охранения военных тайн.

– Темнишь, друже, – кивнул понятливо Крут.

– На том стоим, брат. Не люблю никому полдела показывать, а тем более наперёд хвастать, – согласился великий князь.

– Но полверсты точно?

– Точно. Три четверти, может. Завтра увидим.

– Интересные у тебя заклинания, Чародей. Вроде, и не сказал ничего – а я уже с дюжину крепостиц в уме отложил, какие твоим колдовством можно с воды по́ ветру пустить. А под ними подвалы ох и бога-а-тые, говорят, – испытующе взглянул на соседа руянин.

– Коли не на наших да не на союзных землях те подвалы, то, думаю, как посвободнее будет – доберёмся обязательно. Тогда за вымя их и пощупаем, – чуть подумав, решил Всеслав.

– Ну ты как скажешь… хоть писца с собой води всегда, записывать за тобой, – развеселился Крут. – Но это я, пожалуй, и так упомню. Подойти на полверсты, выжечь всё, а что останется – взять за вымя!

Руки он при этом вытянул ладонями вперёд в таком жесте, что сразу стало понятно: от животноводства морской демон далёк катастрофически. А вот к разудалым бандитским корпоративам на захваченных землях – ближе гораздо. И если у меня, как врача из далёких, не наступивших пока веков, этот его задор одобрения не вызывал, то Всеслав был с Крутом Гривеничем согласен полностью.

В этом времени всё было как-то проще и честнее. Если кто-то копит богатства, то скорее всего именно для того, чтобы нанять и вооружить на них побольше народу, злого до драки и чужого добра. И указать тем жадным до крови ребяткам на соседа. На чьих землях потом, как на них начнут заново расти хлеба́ и травы, можно будет расселить народец мирный, скучный, простой. Который раз или два в год станет самостоятельно свозить в указанные места харчи и серебришко. А тех с лихвой хватит на прокорм и пропой первым, злым и жадным. Которых вскоре нужно будет науськать на другого соседа, чтоб с жиру не бесились да дурью не маялись. Подойти и отнять активы у вероятного противника Всеслав считал мудрым политическим и верным экономическим решением, со всех сторон правильным. И, кажется, я начинал с ним в этом соглашаться. Ждать, когда соберутся с силами латиняне, или Генрих поймёт, что его поход на юг принёс не только папское богатство и условный контроль над Италией, но и миролюбивых и долготерпеливых славян под самую восточную околицу, нам не улыбалось. И так было, чем заняться. А работать на опережение меня давным-давно учил один старый кореец, Ким. Тренер по боксу в институтской секции.

Поэтому когда в зал вошли два коммивояжёра, пусть и очень влиятельных, мы со Всеславом были вновь единым целым, знающим и цели, и пути к их достижению. И уже точно понимали, как пойдёт беседа с торговыми представителями, замершими у дверей в смятении. Глядя на то, как легендарный воин и мудрый непобедимый вождь Крут Гривенич с видом увлечённого энтузиаста производил, так скажем, маммоскопию методом пальпации какой-то невидимой пациентке. Которую, судя по разлёту его пальцев, мать-природа не обделила ничуть.

Глава 11
Вежливо просим

– Слышь-ка, Крут Гривенич, князь руянский, брат мой разлюбезный, – привлёк внимание увлёкшегося морского кошмара Всеслав, – хорош уже… это самое… мять! Глянь-ка, каких к нам важных да красивых дяденек замело.

Крут повернул кисти открытыми ладонями вверх и резко сжал пальцы в кулаки, как дирижёр, обрывающий симфонию на высокой кульминационной ноте. Или боец, что взял соперника за… другое это самое. И был готов в любой момент резко рвануть вниз и в сторону. Судя по лицам вошедших, им на ум пришла ассоциация не с дирижёром.

– Как велят нам законы гостеприимства и древняя Правда, проходите к столу, люди перехожие, отведайте пищи нашей, промочите горло после дороги дальней. А там, глядишь, и поговорим, коли Боги доведут. На сытый желудок и разговор приятнее. И помирать веселее, чем на голодный, да, друже? – повернулся Чародей ко Круту, подпустив в голос зловещего холода. Роли в допросе этих подозреваемых они распределили давно.

– Это только если меча́ в брюхо не доведётся словить. Тогда-то на пустой живот подыхать легче, говорят. Приятнее. А то ещё, бывает, нож степняцкий, кривой такой, сунут под рёбра и давай его крутить там туда-сюда, туда-сюда, – с каким-то озорством и удалью на самой границе с безумием подхватил Руянин. Видимо, перепутав роль доброго полицейского, как говорили в кино и книжных детективах, с сумасшедшим маньяком. Убедительно вполне выходило, надо сказать. Впечатляюще.

Но гости на этот раз попались не из пугливых. Надо полагать, за свою политическую и торговую карьеры доводилось им говорить и с вождями дикарей, и с предводителями воинов после боя, опьянёнными кровью и недавней победой. И, раз уж оба сидели теперь напротив, каждый раз получалось договариваться.

С честью выдержав наши напрочь дружелюбные и насквозь гостеприимные приветствия, гости почти не дрогнувшими алчными дланями нагребли себе на блюда мяса и пирогов. А вот кубки поднимали двумя руками. Видимо, на всякий случай. Мы с Крутом в это время изучали их внимательно, как будто вырезку в мясном ряду выбирали. С улыбками. Волчьими такими, благостно-довольными, что добыча кушает хорошо, а, значит, будет сытой, жирной, с гладкими боками. И чей оскал из наших больше походил на человечий, я определить бы не взялся.

Они были очень разными. Почти квадратный Винсент с короткой светлой бородой имел рожу практически рязанскую, если б не острый хрящеватый нос и не излишне цепкий, оценивающий взгляд. Который будто бы вслух говорил: «мне всё равно». Венецианский купец от коллеги отличался, как борзая от бульдога, разительно. Стройный, сухой, поджарый и изящный, он больше походил на портреты классических аристократов, виденные мной в музеях и картинных галереях. Но вот взгляд был ровно таким же, как у фриза. Оставалось выяснить, что же он там, с той стороны холодных светло-голубых глаз, высчитывал. Свою цену или нашу?

– Ну что, гости торговые из дальних земель, заморили червячка? – радушным, добрым голосом спросил Чародей, когда оба непростых торговца отставили кубки, а фриз ещё и рыгнул от души.

Фраза хозяина заставила венецианца побледнеть и уставиться на блюда перед ним с брезгливостью и отвращением.

– Здесь так говорят, уважаемый Николо. Означает это: «утолили ли вы первый голод, что точил вас изнутри?», – пояснил Винсент. Показав более глубокое знание нашей речи. – Червей в пище не было. Русы в этом отношении гораздо щепетильнее прочих. Жаб, сырых слизняков и рыбу сами есть не станут и гостям не предложат.

– Спасибо за своевременное пояснение, Винченцо, – сдержанно качнул головой венецианец. Обтерев пальцы платочком и убрав его за пазуху, а после разгладив на своём необычном жилете меховую опушку.

Память Всеслава говорила, что подобные жилеты, как и такие красные тоги, были чем-то вроде малиновых пиджаков из анекдотов моей прошлой жизни. К ним полагались ещё чёрные шапочки, вроде бархатных. Такие же, как та, которую не снял посланец дожа, усаживаясь за стол. Дикари западные.

– А ты хорошо знаешь нашу речь, рекомый Винсентом. Что привело тебя на мои земли на этот раз? – спросил великий князь с прохладной вежливостью. Намекая, о своём знании того, что фриз прибыл на Русь не впервые.

– Я счастлив приветствовать тебя, Всеслав, сын Брячислава, и тебя, Крут, сын Гривеня, – начал он. И по лицу было видно, что даже изображать то счастье, о котором говорил, не собирался. – Меня послал на эти земли, не так давно отошедшие под твою руку, Верховный Совет Западных Держав. Входящие в него уважаемые люди велели мне передать их поздравления и восхищение той скоростью, с какой ты вознёсся из-под земли на великокняжеский престол. С какой принял ты удивительно мудрые и дальновидные решения в части негоции и политики. Твои успехи приковывают взоры многих властителей на западе. Те из них, кто решил действовать силой, уже просчитались и сурово наказаны. Те, кто не придал значения новому яркому метеору на небосводе, по молодости или недомыслию, просчитаются вот-вот. Те, кто направил меня на Русь, передали не только торжественные и громкие слова. Я наделён высочайшими полномочиями в части торговых сделок по землям от Северного моря до внутренних вод Средиземного, к западу от латинян.

То, как едва заметно дрогнул в тени неприятной усмешки уголок рта венецианца, мы со Всеславом заметили лишь потому, что глаз у нас с ним на двоих лишь чисто физиологически было два. На деле же – четыре, из которых одна пара принадлежала воину и вождю, а другая – врачу-хирургу. Тем, кому улавливать мельчайшие детали, быстро делать выводы и оперативно реагировать, знать, на роду было написано.

«А они друг дружку не больно-то любят», – задумчиво протянул Всеслав, пока торгаш важно расписывал, какие блага́ мы сможем получить со всего практически известного и населённого мира, начни работать с ним.

«Не говори-ка, княже. Но хитрый, собака. Силу чует за собой, темнит, не договаривает. Ну, мы не торопимся. И спрашивать умеем», – так же медленно отозвался я.

«Помню я, какой ты спрашивать мастак. А ещё на Ставра наговаривали», – одна из наших душ невозможным образом поёжилась внутри общего тела. Которое привычно и бровью не повело.

– Я понял, чего хотят от меня те, кто прислал тебя, Винсент, – поднял ладонь Всеслав, когда фриз начал по второму кругу рекламировать драгоценные камни и привлёкшую моё внимание камфору из земель, населённых маврами и кафрами. Как раз на том моменте, когда торгаш упомянул о жарких и умелых чернокожих наложницах. – Что с этого получу я и мой народ?

Лицо бородатого голландца чуть дрогнуло. Как, видимо, и шаблоны его мышления, и понятия о мироустройстве. Ну, это мы умеем, конечно. Вроде бы понятный и ожидаемый вопрос «а мне что за это?» сопровождался непонятным, о каком-то народе. Причём тут народ?

– О каком народе ты говоришь, Всеслав? – значительно тише и медленнее, чем только что расписывал прелести жгучих выдумщиц-рабынь, уточнил он, подтверждая нашу правоту.

– Мой, Винсент. Тот, что назвал меня своим князем, даровав мне власть. Тот, что вознёс меня из-под сырой земли на престол, равных которому нет и скоро совсем не будет, – спокойно, как маленькому ребёнку объясняя очевидные вещи, ответил великий князь.

– Ты имеешь в виду жителей Киева? – продолжая ничего не понимать, уточнил торговец. И нижнее правое веко его чуть дрогнуло. Говоря, наверное, о том, что он тоже, как один известный киногерой из моей прошлой жизни, не любил, когда чего-то не понимал.

– Нет. Я имею в виду мой народ, весь. Каждого, кто принял мою волю и исполняет её. Строит города, равных которым в мире нет, прокладывает новые торговые пути, растит детей. И народы держав, союзных моей, что приняли волю своих властителей. И делают нас, меня и каждого из них, сильнее и богаче, – объяснил Всеслав.

– Это, наверное, очень много людей, – вежливо, как ему казалось, кивнул скупой Винни. И природа взяла своё, – вряд ли мы в нашей сделке сможем учесть интересы каждого из них хоть парой кун. Да и стоит ли? Может, лучше будет прибавить несколько сотен гривен к твоей доле?

– Ты, Винсент, в Господа веруешь ли? – спросил внезапно Крут. Таким голосом, что я искренне запереживал за будущее фриза.

– Истинно так, князь. Во Христа Спасителя, в мать его, Пресвя…

– Достаточно Христа, – перебил морской демон. – Значит, на мессах бывал, Святое Писание знаешь?

– В меру скудного разума своего, – торгаш моментально преобразился в смиренного праведника. Видимо, тоже чуя неладное.

– Значит, доводилось тебе слышать, как погнал ваш Бог, который сам себе и сын и отец, пинками из храма торговцев? – Крут смены облика будто не заметил, продолжая говорить ровным голосом. В котором была слышна близкая беда.

– Святые апостолы Иоанн, Марк и Матфей оставили о том память в писанных ими текстах, – подтвердил Винсент. А к дрожи нижнего правого века добавилась трепыхавшаяся жилка на левом виске. Никогда бы не подумал, что смогу подмечать такое.

– Ваш терпеливый Бог, тот, что благословлял убивавших его, не противился злу насилием, один-единственный раз за всю свою недолгую жизнь погнал погаными тряпками со святого места людей. А знаешь, почему, Винни? – последний вопрос прозвучал вкрадчиво, как-то по-змеиному, так, что интересно стало даже мне.

– Потому, что менялы шельмовали, мухлевали, как это ещё по-русски… жульничали! – будто бы даже обрадовался торгаш. – Они давали свою цену за священные сикли*, которые нельзя было купить нигде, первосвященники велели чеканить их только в храмах. Очень выгодное решение, кстати!

* Сикль (или современный шекель) – священная храмовая валюта иудеев, единственно допустимая для любых торговых операций в храме. В древние времена был мерой веса драгоценных металлов – серебра и золота, заимствованной евреями у финикийцев. Во времена земной жизни Христа сикль серебра весом чуть более 11 граммов принимался в качестве уплаты храмовой пошлины.

– Молодец! – искренне похвалил его Крут. – За то, чтоб прийти в храм, построенный Иродом, купить тельца или голубя, отдать его жрецу, чтобы тот выпустил на алтаре кровь, а мясо сжёг, иудеи покупали у храмовых менял монетки. И отдавали их тут же слугам жрецов. Выгодное дело, правда?

– Вот и я о том! – воодушевился было торговец. А я снова вспомнил про старого корейца Кима. Он говорил, что никогда нельзя убирать руку от подбородка и разводить локти, если соперник сыплет приметными длинными ударами. Пропустишь короткий.

– Ваш Бог, Винни, был против этого! Сам! И трое его апостолов записали это! А теперь ты приходишь к властителю земли, предлагая ему деньги, которые чеканят те, кто послал тебя? Чтобы потом за них же продать ему то, в чём он не нуждается? – а вот и короткий прямой. И эффект схожий – вон как жабрами захлопал хрен голландский.

– Ты ставишь его наравне с Господом⁈ – а быстро он оклемался, однако. И сразу в ответ попёр. Держит ударчик, молодец. Да только против лома, как тот же тренер говорил…

– Я, Винсент, не стремлюсь в одном ряду с Богами стоять, – спокойный голос Чародея снова смутил фриза, заставив тут же замолчать. – Дело не в том, наравне с кем мы стоим. Дело в том, как мы это делаем и для чего. Свою цель я знаю. Она не в том, чтоб набрать побольше золота. Мой брат Крут говорил о том, что забывших заповеди, живущих не по чести и Правде, сам Христос погнал погаными тряпками. И велел делать так впредь каждому доброму христианину.

– Так ты же… – он только что руками рот не зажал, сообразив, что сейчас не самое удачное время и место для религиозных диспутов.

– Да, торговец. Я верю в своих Богов. Но тот, кому молишься ты, учил той же самой чести и той же самой Правде, какой до него учили Зороастр, Дельфийские оракулы, почитатели Кухулина или Святовита. И мне не важно, кто из них был первым, раз они говорили одно и то же.

А вот тут старый тренер, пожалуй, начал бы считать, выкидывая по одному пальцы. Это был совершенно точно нокдаун.

– А теперь скажу я, Винсент. Ты найдёшь всех славян, кого ты сам, твои люди или твои единоплеменники продали, как скотину. Ты выкупишь тех, кто сам этого захочет. И привезёшь на те земли, откуда они родом. Каждой семье выдашь гривну золотом. И по гривне – за каждого, кто до светлого дня не дожил. Когда это моё условие будет выполнено, мы продолжим разговор. А до той поры в землях моих и союзных не будет ни торговли, ни жизни выходцам из Нижних Земель. Мы потерпим без ваших тряпок, шкур и даже без соли.

– Но… Это же… Как я это сделаю? – «Семь! Восемь! Девять!»…

– Мне всё равно, Винценцо. Мне всё равно.

«Аут!» – воскликнул бы старый кореец.

Когда за озиравшимся ссутулившимся фризом закрылись двери, заговорил Николо Контарини.

– Полагаю, великий князь, мы сможем обсудить сроки, в которые корабли Светлейшей Республики доставят на твои земли твоих соплеменников?

– А вот этот мне по сердцу! – воскликнул удивлённый Крут.

– Да, не безнадёжен, – согласился Всеслав.

С венецианским купцом задержались дольше. Приглашали Глеба и Третьяка, звали и Алеся для отправки срочных телеграмм. Всё-таки, кто бы что ни говорил, но пуганая ворона гораздо более договороспособна, чем непуганая. Орды половцев, появившиеся на восточном берегу Адриатики, как чума, сразу и из ниоткуда, навели дожа и Большой Совет на вполне правильные мысли. С которыми и прибыл к нам его двоюродный брат. Он не стал сватать ни драгоценностей, ни алхимических, гностических или прочих эзотерических святынь, ни разноцветных баб. Николо вежливо интересовался, в чём именно есть потребность у князя и его народа, и не будет ли уважаемый Всеслав столь любезен, чтобы допустить на свои торжища его соплеменников и сородичей. Его венценосный кузен не претендовал на земли, отошедшие к Югославии, но был бы не против, если бы его кораблям было позволено пользоваться тамошними портами и доками.

Хотя «венценосный» – это я, конечно, по привычке так подумал. Память Всеслава содержала слышанные от кого-то рассказы о том, что за венцы носили тамошние венецианские руководители. Вспомнились и мне какие-то картины не то из Эрмитажа, не то из Третьяковки, на которых были изображены надменные старцы, явно с проблемными почками и печенью, судя по лицам и глазам. На головах у них были явно очень дорогие, но крайне странного вида колпаки с вытянутым рОгом на затылке. Пожалуй, в двадцать первом веке подобный головной убор был бы не только путёвкой в сумасшедший дом, но и прямым доказательством существования инопланетян или рептилоидов. Хотя, в покинутом мной времени и без этого парчового безобразия конспирологам хватало всякой ерунды.

С Николо расставались значительно теплее, он даже за руку попрощался с обоими князьями. Ладонь посланника была твёрдой, хоть и влажноватой. Ну да, мы с Крутом немного отошли от выбранных заранее амплуа доброго и злого тиунов-полицейских. Но, как оказалось, импровизация тоже вполне удалась. То, что говорил в одном замечательном фильме прекрасный артист-фронтовик с добрыми глазами про лучшее оружие вОра, помогло нам и на этот раз. Чародей и морской демон были предельно вежливыми, никого не убили, и даже не деформировали. Старались, как могли, в общем, и усилия их были вознаграждены. По крайней мере, Глеб смотрел на подписанную венецианским купцом грамотку с таким видом, будто в лотерею выиграл.