Текст книги ""Кузькина мать" Никиты и другие атомные циклоны Арктики"
Автор книги: Олег Химаныч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
О возможных последствиях для своего здоровья от таких полетов мы не знали, даже не подозревали, и никаких разговоров о том не вели. Скажу больше – поначалу даже недоумевали: зачем на самолет нанесли какое-то покрытие? Почему по возвращении на аэродром самолет моют? Потом узнали.
На завтрак под охраной
На своих командиров ни посетовать, ни пожаловаться не могу – они по праву уважаемые люди. Кстати, командовал нашей эскадрильей подполковник Адамович. Условия жизни в гарнизоне – нормальные, кормили хорошо. Скажу, дневной рацион летчиков стоил 28 рублей 50 копеек – по тем временам это большие деньги.
Вот что еще любопытное вспомнил! В нашей столовой несколько раз видел Андрея Дмитриевича Сахарова. Самолеты-носители снаряжались бомбами у нас, и у Сахарова на аэродроме, наверное, были свои дела. Жил он в отдельном коттедже, но не один. Его везде и неотступно сопровождали генерал-майор и два полковника, как я понимаю, из личной охраны. Но охраняли не только они. К столовой Сахаров подъезжал на «Волге», а впереди и сзади автомашину сопровождали «козлики» с автоматчиками. Вот подъедут, откроется дверь – сначала входит генерал-майор, за ним – Сахаров и полковники. Для них в столовой отдельный столик был…
Мне предлагали остаться на сверхсрочную, но я присмотрелся к Оленегорску и решил: нет, в Северодвинске лучше. На том и закончилась моя летная жизнь. Демобилизовался, вернулся на завод, работал и учился, специализировался по механической части, был ответственным сдатчиком атомных подводных лодок, заместителем главного строителя кораблей на Севмашпредприятии.
О здоровье. Здоровьем меня Бог не обидел, да и за работой своих болячек не замечал. Однако с годами те полеты на Новую Землю все же сказались – в крови постоянно повышается гемоглобин. Впервые это обнаружилось лет четырнадцать назад, случайно, когда переболел гриппом.
В 2003 году мне вручили удостоверение ветерана подразделений особого риска, а еще через год товарищи доверили мне руководить городским Советом.
Бывший начальник Новоземельского полигона генерал-лейтенант Гавриил Георгиевич Кудрявцевоставил, как мне кажется, наиболее емкие и точные воспоминания из всех первых лиц, руководивших ядерными испытаниями за Полярным кругом. Еще одна ценность свидетельств Гавриила Георгиевича заключается в том, что он описывает события самого пика испытаний на Новой Земле, который пришелся на время его службы здесь.
– Впервые ядерный взрыв я увидел 10 сентября 1961 года. Сначала в этот день в южной зоне полигона планировали испытать армейскую оперативно-тактическую ракету с ядерной боеголовкой. Руководителем испытания назначили генерал-полковника И.М. Пырских. Ракетная часть Сухопутных войск прибыла на Новую Землю за месяц до этого. Пусковую установку расположили в 30 километрах севернее поселка Рогачево и проложили к ней дорогу с несколькими мостами через небольшие речушки. Ракеты с ядерными боеголовками тогда собирались в специальных помещениях полигона.
Стрелять ракетчики должны были по мишенному полю в 100 километрах от пусковой установки. Здесь в качестве опытовых объектов, установили несколько образцов военной техники Сухопутных войск. Перед этим ракетчики провели несколько пробных пусков и показали отличный результат. Поэтому они и претендовали на первый пуск ядерной ракеты в испытательной программе 1961 года. Однако Министерство среднего машиностроения настояло на том, чтобы первой испытали авиационную бомбу в северной части полигона. Для этого на материке летчики постоянно держали в полной боевой готовности самолет-носитель.
Гром небесный клонит травы
Накануне на полигон прибыли члены Государственной комиссии, со многими из них я познакомился впервые. За сутки до взрыва на Новую Землю прилетели министр Средмаша Е.П. Славский и заместитель министра обороны К.С. Москаленко. Начальник метеослужбы подполковник В.М. Мишкевич доложил о прогнозе погоды, а начальник штаба – об обстановке в районе учения. Госкомиссия сочла возможным провести испытание. Мощность заряда была несколько больше мегатонны. Специальными условными сигналами по радио мы дали знать об этом председателю госкомиссии Н.И. Павлову – он в это время находился на аэродроме, где готовили ядерные изделия. Отсюда же вылетали самолеты-носители. О решении также сообщили министру обороны и главкому ВМФ, отдельные телеграммы отправили командующему Северным флотом и командующему армией ПВО в Архангельске.
Министр Е.П. Славский, начальник 6 управления ВМФ П.Ф. Фомин, академик М.А. Садовский и генерал-полковник В.А. Болятко решили наблюдать взрыв с командного пункта на полуострове Панькова Земля, это в 97 километрах от боевого поля. В моем сопровождении на вертолетах они прибыли на место. На главном пункте в Белушьей губе оставались маршал К.С. Москаленко, члены комиссии и начальник штаба полигона контр-адмирал А.Я. Стерлядкин.
Связь работала хорошо, вскоре мы получили сигнал о вылете с аэродрома двух истребителей для встречи и сопровождения бомбардировщика. Весь личный состав зоны и радиолокационной станции ПВО был выведен из казарм в укрытие. На КП работала дежурная смена специалистов, рядом со мной находились заместитель начальника штаба полигона, сигнальщик, телефонист и радист с рацией.
Время шло медленно. Я заслушивал по телефону доклады, давал указания. Признаться, я очень волновался, хотя старался скрыть эмоции, ведь это был первый взрыв в моей жизни, который я должен наблюдать не как сторонний человек, а как руководитель испытания. Волновался и непосредственный начальник Петр Фомич Фомин. Он часто подходил к карте, лежавшей на столе. На ней была нанесена обстановка, указаны места кораблей, принимавших участие в обеспечении испытания. Е.П. Славский находился здесь же, на площадке, тихо беседовал со своими помощниками, часто смотрел в бинокль, стремясь отыскать в воздухе самолет-носитель, который уже приближался к нам.
Дежурный офицер радиолокационной станции доложил о трех воздушных целях, которые следуют в северном направлении. Это был бомбардировщик и сопровождавшие его истребители. Через несколько минут мы увидели их в бинокли. Истребители шли немного выше и сзади бомбардировщика. Офицер штаба нанес их место на карту. Была включена наружная трансляция – по ней мы слышали сигналы и команды. Радист настроился на волну самолета, и в любой момент мы могли связаться с командиром экипажа, но мы работали только на прием. В это время никто не мог работать на этой волне, за исключением председателя Государственной комиссии и начальника полигона.
Все шло по плану. Сигнал с самолета: «Вижу цель» как– то всех успокоил. Оставались считанные минуты до взрыва, по нашим расчетам – около 9.00. Теперь все зависело от самолета, который дал отсчет «единого времени». С этого момента все радиостанции полигона, самолеты и корабли прекращали свои радиопередачи. Дежурный по КП дал сигнал: «Всем надеть очки. Оптикой не пользоваться». При подходе самолета-носителя к цели истребители резко отвернули в стороны, чтобы уйти на безопасное удаление. С самолета подали предварительные сигналы по включению особой аппаратуры на КП. Включение аппаратуры боевого поля и командного пункта должно происходить после сбрасывания бомбы в определенный заранее момент и только по специальному сигналу. «Автоматика включена» – раздался голос в динамике, и начался отсчет времени. За секунду или несколько микросекунд до взрыва включились киносъемочные аппараты, работа которых была слышна на нашей площадке.
Хотя нас предупреждали о времени «Ч» и велся отсчет времени, но взрыв ядерной бомбы для нас всех был все же неожиданным. Трудно описать это зрелище и те чувства, которые охватили меня и других, кто видел впервые такой взрыв. В воздухе через специальные темные очки я увидел огненный шар, яркую вспышку, а вслед за этим открытыми частями лица и рук почувствовал теплый световой импульс. Вспышка и световое излучение продолжались несколько секунд. Мы сняли очки, и я сел за стереотрубу, продолжая следить за огненным шаром, который бурлил, поднимаясь вверх, увеличивался в своих размерах, образуя как бы грибовидную головку. Через некоторое время мы почувствовали слабое воздействие сейсмической и ударной волн, а потом и раскаты грома. Это были звуки самого взрыва, а затем отраженного удара от поверхности земли и новоземельских гор.
Воздействие воздушной ударной волны мы ощутили дважды. При этом мы, стоявшие на открытой площадке, почувствовали на себе как бы напор ветра в грудь. Он заставил каждого из нас инстинктивно наклониться вперед, а некоторых даже присесть, повернувшись спиной к взрыву. Перед этим мы наблюдали удивительное зрелище. Стоящие перед нами травы, полярные цветы в долине, как бы по команде поспешно наклонялись в нашу сторону, прижимаясь к земле, а затем так же дружно возвращались в первоначальное положение.
Я так был увлечен всем увиденным, что не заметил и не сразу понял, что меня поздравляют министр, главный конструктор, научный руководитель и другие товарищи, прибывшие из Москвы. Они больше меня понимали, что эксперимент превзошел ожидания.
Мы продолжали смотреть в сторону боевого поля. Нижняя часть ядерного шара не коснулась поверхности земли, но из эпицентра взрыва стал подниматься огромный столб пыли, который, однако, не слился с огненным шаром. Расстояние между ножкой столба пыли и огненным шаром начало увеличиваться. По мере его подъема вверх оно стало разрываться на части воздушными потоками и потеряло форму шара. Облако и столб пыли сносились ветром в северном направлении, как и прогнозировали синоптики.
В это время мы получили сообщение с самолета-носителя о том, что задача выполнена, бомбардировщик повреждений не получил – он успел укрыться от прямого светового импульса и воздушной ударной волны за новоземельской горной грядой.
После получения данных с самолета-дозиметриста об уровнях радиации на боевом поле с вертолетов был высажен десант испытателей. Они сняли пленки, а также измерительные приборы, снова зарядили аппаратуру для следующего взрыва. Вместе с испытателями на боевом поле побывал Е.П. Славский и некоторые сопровождавшие его специалисты.
На вертолете мы облетели бронеказематы. Все они были целы, только на одном ударная волна снесла антенны. Уровни наведенной радиации оказались несколько повышены, наиболее высокий зафиксирован в эпицентре. Все металлические уголковые отражатели, установленные в центре поля, были снесены ударом взрыва. Пункты киносъемки не пострадали, автоматические приборы отработали надежно. Кино– и фотопленки на вертолете доставили в Белушью для обработки в лаборатории. Позднее на эсминце в губу Митюшиха прибыл основной десант испытателей. Он полностью восстановил и подготовил боевое поле к очередному испытанию.
Пуск и полет нормальный
В этот же день, используя благоприятную погоду, в южной зоне мы успешно провели испытание оперативно-тактической ядерной ракеты. Эта операция получила кодовое наименование «Волга-1». Часть комиссии находилась на командном пункте южной зоны в 15–20 километрах от места взрыва. Там же был и заместитель командующего ракетными войсками Сухопутных войск генерал-полковник Г.Е. Передельский. Генерал-полковник артиллерии И.М. Пырских, я, мой заместитель В.В. Рахманов расположились на командно-наблюдательном пункте, откуда хорошо было видно ракетные установки. Мне впервые довелось видеть подготовку ракеты, ее пуск и полет.
За летящей ракетой мы сначала следили визуально, а затем по приборам. Белый след показывал направление, высоту полета, и в случае отклонения от заданного курса ракета должна была подорваться. Однако она пролетела около 100 километров и взорвалась в воздухе на заданной высоте над центром боевого поля с небольшим отклонением от установленного знака. Кино-, фото– и другая аппаратура на КП и в районе взрыва автоматически сработала, записав все необходимые параметры взрыва.
С места пуска ракеты мы наблюдали вспышку, а затем грибовидный огненный шар, поднявшийся вверх. Через два часа с генералом Пырских мы уже были на КП южной зоны, а затем с дозиметристом облетели боевое поле, над которым взорвалась ядерная боеголовка. Повышение уровня от наведенной радиации было незначительным
Через трое суток с этой же огневой позиции нам удалось произвести пуск второй оперативно-тактической ракеты в район южной зоны, по боевому полю, куда производился и первый пуск. Взрыв, его мощность составила около 100 килотонн, также был воздушным. Ядерное облако и столб пыли при этих испытаниях были вынесены ветром в северо– восточном направлении, но часть облака вынесло-таки в Баренцево море. Поэтому в поселках Белушье и Рогачево повысился радиационный фон.
Через несколько дней армейские ракетчики покинули наш полигон с полной уверенностью в боеспособности своей техники.
Белые шлейфы «Розы»
После испытания армейской оперативно-тактической ракеты в том же году, с 12 сентября и в последующие дни, на полигоне провели испытания баллистических ракет. Запуск их производился с материка в рамках учения под кодовым названием «Роза». Руководителем испытаний назначили генерал-полковника Ф.П. Тонких.
Полет ракеты, точнее – ее боеголовки и последней ступени, сам взрыв мы наблюдали с командного пункта северной зоны. В атмосфере за боеголовкой, которая шла впереди и выше, и последней ступенью, которая уже отделилась, тянулись белые длинные шлейфы. Полет их засекла и вела радиолокационная станция ПВО. Она располагалась в 100 километрах от боевого поля. Взрыв произошел на заданной высоте с незначительным отклонением от центра. Автоматика КП и боевого поля сработали своевременно. Через два часа министр Е.П. Славский и сопровождавшие его люди, вице-адмирал П.Ф. Фомин и я на вертолете облетели район взрыва. Ядерное облако и столб пыли к этому времени были снесены в северо-восточном направлении – в северную часть Карского моря.
Позднее, но в том же 1961 году в этом боевом поле и в районе его были взорваны еще несколько баллистических ракет. Результаты по всем параметрам превзошли ожидания ученых, испытателей и самих ракетчиков.
Что же касается последних ступеней ракет, то они падали в горах северной части Южного острова Новой Земли, не долетая нескольких десятков километров до места взрыва боеголовки. Попытки обнаружить их с вертолетов не дали результатов.
Подарки съезду
17 октября 1961 года открылся XXII съезд КПСС. Мы слушали по радио доклад Н.С. Хрущева, а затем выступления, в том числе министра иностранных дел А.А. Громыко и обороны РЯ. Малиновского. В это же время по приказу первого заместителя главкома ВМФ адмирала А.Г. Головко готовились испытания двух ядерных торпед в губе Черной. Мощность заряда каждой боеголовки была около 10 килотонн.
В готовности у нас была подводная лодка Б-130. Ею командовал капитан III ранга Н.А. Шумков. До этого лодка долгое время отстаивалась в губе Саханиха. Ее обеспечивал и прикрывал эсминец. Старшим на его борту был капитан I ранга Н.Я. Ямщиков, вскоре ставший контр-адмиралом. Руководителем испытаний являлся заместитель главкома ВМФ адмирал Н.В. Исаченков. Он побывал и на эсминце, и на подлодке, проверил их готовность. Корабли предварительно провели пуски обычных боевых торпед, и показали хорошие результаты.
Однако руководство в Москве больше обращало внимание на подрывы значительно более мощных зарядов. 19 октября, как только погода улучшилась, Госкомиссия совместно <с представителями Минсредмаша сразу решили испытать заряд в несколько мегатонн. На следующий день бомбу взорвали и получили хорошие результаты. А 21 октября разразился сильнейший шторм, который бушевал около двух суток. Все опытовые корабли получили повреждения, а некоторые из них даже сорвало с якорей. Всю ночь испытатели восстанавливали боевое поле. В этих условиях мы не могли проводить стрельбы ядерными торпедами.
К 23 октября шторм стал стихать. Роза ветров была направлена на северо-восток. Поэтому Госкомиссия дала согласие на проведение испытания мощного заряда – около 25–30 мегатонн. Этот взрыв назначили на 8.30, а в 10.30 назначили испытания торпеды.
Ранним утром я прилетел в Рогачево, а оттуда в Белушье. На КП полным ходом шла подготовка испытания. Посоветовавшись с П.Ф. Фоминым, решили корабль-лабораторию ЦЛ-80 с испытателями отвести из губы Безымянной в более отдаленное место в губе Моллера, а весь личный состав северной зоны укрыть в подземных убежищах. В заглубленном КП для обслуживания автоматики и связи оставили только боевую вахту вместе с начальником зоны. На материке и в гарнизонах Новой Земли объявили готовность всем постам дозиметрической разведки, в тылу отвели транспорты от пирсов и приняли противопожарные меры, затем связались с Госкомиссией. Н.И. Павлов подтвердил – время – 8.30, мощность заряда – до 30 мегатонн.
Ровно в 8.00 самолет-носитель сам вышел на связь с полигоном и передал сигналы: «Связь 5 баллов», «Выполняю все по плану», «Вижу цель хорошо», «Проверка времени» После «Вижу цель» напряженность у всех спала. Госкомиссия в это время уже находилась на открытой площадке возле КП Белушье, это в 250 километрах от места предполагаемого взрыва. У каждого из нас были темные очки и бинокли, стояли здесь же и несколько стереотруб, но оптикой разрешалось пользоваться только после мощного светового импульса.
В 8.31 далеко за горизонтом мы увидели ядерный взрыв с мощным световым импульсом. Тепловое излучение я почувствовал открытыми частями тела – лицом и руками. В стереотрубу я наблюдал за бурлящим огненным шаром, который увеличивался в своих размерах и поднимался вверх. Через несколько минут до Белушьей дошли незначительной силы сейсмические и воздушные ударные волны, а затем уже мощные громоподобные удары от самого взрыва, отраженные от гор. Начальник связи доложил, что взрыв нарушил радиосвязь с частями на острове и материком, но телефонная связь действовала. Помнится, больше всех радовался представитель конструкторского отдела, где разрабатывалась бомба
После того как радиосвязь восстановилась, мы узнали, что в казарме и жилых домах половина стекол была выбита, повреждены оконные рамы и входные двери, сломана радиомачта. Но личный состав не пострадал. Эти данные мне сообщили, когда я с группой специалистов уже садился в самолет, чтобы лететь в южную зону полигона. Здесь в тот же день испытывали морское оружие.
«Небольшой» взрыв под водой
На посадочной площадке у вертолета меня ждал адмирал Н.В. Исаченков. С ним мы вылетели в губу Саханиха, где стояли подлодка и эсминец. Оба командира корабля доложили нам по радио о готовности действовать по плану. Других кораблей и катеров, за исключением дозорных, в районе не было видно. На обратном пути мы пролетели над губой Черная – здесь стояли несколько кораблей с установленной на них измерительной аппаратурой. Их экипажи, а также испытателей катерами доставили в район мыса Черный.
На КП адмирал Н.В. Исаченков дал сигнал к началу операции «Коралл-1». Теперь все зависело от точности в действиях подводников. Лодка Б-130 под перископом легла на боевой курс, в расчетной точке выстрелила торпедой и сразу же увеличила ход, чтобы укрыться за островом с южной стороны от входа в бухту.
Ядерная торпеда на глубине 11 метров прошла около 12 километров, затем двигатели ее остановились, торпеда погрузилась, и на глубине около 30 метров сработало взрывное устройство. Автоматика включила кинокамеры, установленные на берегу, а также измерительные приборы на опытовых кораблях.
Мы наблюдали взрыв из амбразуры на КП. Он хорошо запомнился мне, но очень трудно подобрать слова, чтобы описать его. Огненного клокочущего ядерного шара, которым сопровождались испытания в атмосфере, при подводном взрыве мы не наблюдали. Образовалась масса брызг, а затем поднимающийся вверх огромный столб воды белого цвета. Одновременно началось движение ударной волны по поверхности. Через некоторое время над водяным столбом образовалось большое радиоактивное облако. Из облака и водяного столба началось падение огромного количества воды на поверхность залива. В результате у основания водяного столба стала образовываться базисная волна в виде кольцеобразного белого облака. Многометровые поверхностные волны одна за другой выплескивались на западный и восточный берега губы. Примерно через полторы-две минуты столб воды исчез, но базисное белое кольцо продолжало увеличиваться в диаметре, а высота его стала заметно уменьшаться. Радиоактивное облако и базисная волна ветром двигались в северную часть губы Черной. За его продвижением следили два самолета-дозиметриста.
За испытаниями следили также самолеты и корабли западных стран. В средствах массовой информации за рубежом давались подробные данные. Мы читали их. Одна из заметок, «Нью-Йорк тайме» от 24 октября, мне запомнилась: «Вашингтон. 23 октября. Советский Союз произвел крупнейший в истории человечества ядерный взрыв, мощность которого, по некоторым оценкам, соответствует 30 мегатоннам. Через два часа после взрыва в атмосфере был произведен небольшой взрыв под водой».
Союзная печать и радио подробной информации о наших взрывах не давали. Озвучивались только координаты района испытаний, дата проведения и мощность произведенного взрыва. Все остальное считалось закрытой информацией, тайной, относящейся к государственным секретам
Та же подводная лодка Б-130 утром 27 октября выпустила в губу Черную вторую торпеду с ядерной боеголовкой в 10 килотонн. Торпеда прошла 11 километров, всплыла и взорвалась на поверхности. Подъем столба воды и облако, а также другие визуальные параметры отличались от подводного взрыва, но также оставили большое впечатление.
Самый ядерный год
1962 год был самым тяжелым в истории Новоземельского полигона – на него пришелся пик ядерных испытаний. США собирались взять реванш за минувший, 1961-й год, и провели рекордное для себя количество ядерных взрывов – 96. Это был вызов нашей стране в политическом и в экономическом плане.
Наши испытания начались в первых числах августа и закончились в конце декабря! Методика испытаний практически не изменилась, но на полигон пришло новейшее оборудование и приборы, которые позволяли проводить засечку параметров взрыва на больших расстояниях от эпицентра без длительной подготовки боевых полей. Чаще стала подключаться измерительная лаборатория, оборудованная на специальном самолете. Повысились требования по обеспечению безопасности личного состава гарнизона и всех жителей на материковом побережье, примыкающем к Новой Земле.
Во второй половине июля я получил указание подготовить полигон к 1 августа, то есть на месяц раньше обычного. Работы было много – с Новой Земли эвакуировали семьи военнослужащих, женщин, больных, принимали специалистов из институтов и Академии наук.
Утром 5 августа в северной зоне полигона на расчетной высоте мы взорвали ядерный заряд мощностью около 30 мегатонн. Параметры его превзошли ожидания ученых. Яркий световой импульс мы почувствовали на себе, наблюдая за взрывом с расстояния 250 километров. Более того, вспышку заметили на северном побережье материка, в том числе на Диксоне, Кольском полуострове и даже на северном побережье Скандинавии. До нас дошли сейсмические колебания почвы и небольшой силы воздушная ударная волна, а затем мощные и продолжительные громоподобные звуки. Радиосвязь была нарушена на 40 и более минут. Позднее мы узнали, что люди на КП зоны не пострадали, но жилые помещения жилого городка, который располагался в 150 километрах от эпицентра, имели повреждения кровли, рам и дверей, была выбита половина стекол в окнах.
С 10 августа начались испытания ядерных изделий из серии мегатонников, а всего в августе провели 6 взрывов. Все они были успешными. Особых перегрузок испытателей, личного состава авиации и кораблей мы не имели, хотя приходилось работать в сложных погодных условиях и с риском для здоровья.
Особенно напряженными для полигона стали сентябрь и октябрь, и даже не в физическом плане, а по причине тяжелых и труднопредсказуемых отношений между правительствами нашей страны и США. Собственно, конфликт нарастал с 1961 года и в конечном итоге вылился в известный Карибский кризис. В этот период мы провели наибольшее количество испытаний – 10 воздушных взрывов, причем три из них – большой мощности: 19 сентября – 20 мегатонн, 25 сентября -25 мегатонн, 27 сентября – 30 мегатонн.
В ноябре начались переговоры между СССР и США. В том числе и поэтому мы сумели провести испытание лишь трех ядерных изделий небольшой мощности. Мы надеялись, что после Карибского кризиса американцы прекратят свои интенсивные испытания. Этого, к сожалению, не произошло. Переговоры вокруг Кубы шли, а взрывы продолжились, у нас уже в условиях полярной ночи. Например, 24 декабря мы взорвали сразу два мощных изделия, первый – в 10 часов 44 минуты над водной поверхностью Баренцева моря западнее губы Крестовой, а еще через полчаса второй – над водной поверхностью Карского моря в районе залива Незнаемый. Вспышка последнего осветила Белушью губу в полярную ночь, в течении 10–15 секунд было так светло, что можно было читать газету. Огненный шар наблюдался около 40 секунд.
25 декабря в 13 часов 35 минут на полигоне Новая Земля прогремел последний взрыв 1962 года – он был воздушным, мощностью несколько мегатонн. Устройство сработало в районе пролива Маточкин Шар, но его видели на всем северном побережье и островах прилегающих, к Новой Земле.
Командир подлодки Б-130 Николай Александрович Шумковдважды испытывал в губе Черной ядерное торпедное оружие. Сегодня он – капитан I ранга в отставке. Его воспоминания дополняют рассказанное бывшим начальником полигона и свидетельствуют о том, какими виделись испытания не с командного пункта, а непосредственным исполнителям, в данном случает – подводникам, стрелявшим атомными торпедами.
– К 1961 году разработчики вооружений уже решили разработать автономное специальное боезарядное отделение (АСБЗО), которое можно было бы размещать практически в любых торпедах советских подводных лодок. Я тогда командовал лодкой Б-13 °Cеверного флота. Нам поручили испытать новый боеприпас. Мощность его была порядка 20 килотонн.
Время проведения ядерных испытаний всегда диктовалось погодными условиями. В тот день, 23 октября 1961 года, ветер дул с континента в сторону полюса. Наша лодка вышла в расчетную точку, которая находилась на расстоянии 10 километров от боевого поля, и вышла с опережением графика. Поэтому нам пришлось «тормозить», то есть маневрировать, давать задний ход и снова выходить в атаку. Это сказалось на работе корабельного гирокомпаса: прибор стал выдавать ошибку – отклонение порядка 1,5–2 градуса. Эту прискорбную деталь мы выяснили, когда подняли перископ и определились по створу боевого поля.
Загвоздка заключалась в том, что измерительная аппаратура на боевом поле, его размеры – 300 на 300 метров, могла надежно работать лишь считанные секунды. Поэтому важно было сделать выстрел точно в срок. Если бы мы выпустили торпеду с опережением, аппаратуру к этому моменту могли бы просто не включить, а если позже, то некоторые приборы к тому времени вышли бы из строя и результаты испытаний не были бы достаточно точными. Поэтому, когда пришло время залпа, я решил стрелять не по показаниям приборов, а старым, проверенным способом – по пеленгу, прицеливаясь через перископ в створ боевого поля, благо он обозначался шестами с огнями.
Выстрелили. Торпеда вышла из аппарата и попала точно в цель, взорвавшись на глубине 30 метров. В этот день на полигоне не было кораблей-целей. К тому времени технологии ядерных испытаний были отработаны так, что таковые и не требовались. В акватории стояли плавучие стенды с измерительной аппаратурой, которая фиксировала всю необходимую информацию. По расчетам, такие стенды должны были выдерживать ударную волну ядерного взрыва. Однако ближайший к эпицентру стенд, как помню, все-таки перевернулся.
Через четыре дня после первого выстрела атомной торпедой, наша лодка снова вошла в полигон и снова произвела пуск торпеды с АСБЗО. Этот взрыв я наблюдал в перископ через специальные черные очки. Над морем взметнулся грибовидный султан. Мы включили локатор и увидели на экране радара отметины, похожие на снежные хлопья.
После возвращения с позиции мы не проводили никакой дезактивации корабля. Откровенно говоря, на лодке у нас и не было приборов измерения уровня радиации, и никто ее не замерял. Тогда об этом как-то особенно никто и не задумывался. Теперь на все это я смотрю иначе. А тогда мы просто погрузились и таким простейшим способом «смыли» с корпуса и выдвижных устройств подлодки радиоактивную грязь.
О чем думаю? Ведь тогда в губе Черной работали люди. Всего за трое суток после первого нашего пуска ядерной торпеды они приготовили боевое поле для второго взрыва. А ведь первый не только создал обширную зону заражения, но и поднял со дна бухты тонны радиоактивной грязи, сохранившейся там со времени других, более ранних ядерных испытаний. Как и в чем работали люди в этом радиоактивном «супе» – не знаю. Впрочем, тогда мы все руководствовались одним принципом: «Если Родина приказывает-значит, надо этот приказ выполнить.
Полярник, моряк, старейшина архангельских спасателей и водолазов Николай Михайлович Тюриков – ровесник ЭПРОНа. Любопытная деталь его биографии: родился он день в день с этой организацией – 16 декабря 1923 года, и с нею делом был неразрывно связан всю свою жизнь.
Еще юношей Николай Михайлович трудился на подъеме затопленных германских кораблей: крейсера «Лютцов», пассажирских лайнеров «Кордильеры» и «Берлин» – будущих наших «Руси» и «Адмирала Нахимова», затем работал в 79-м аварийно-спасательном отряде в Соломбале, там, где прошли профессиональную выучку лучшие и самые известные водолазы нашего Севера. Водолаз Тюриков ходил в океан на ледоколах и спасателях, зимовал на Севморпути и оставил следы на дне моря Дэйвиса в Антарктиде. Не много сегодня сыщется моряков, которым довелось работать с такими прославленными арктическими капитанами, как Хлебников, Драницын, Федосеев, Поташников, Бызов.
Эсминец «Грозный», поврежденный ударной волной ядерного взрыва на акватории Чёрной губы
Плавбаза «Неман» служила подводникам много лет. Несколько навигаций судно «квартировало» у причалов Новой Земли
Комендант отдельного гарнизона поселка Северный Николай Милютин, 1984 год
Телемеханик-автоматик старший матрос Владимир Алсуфьев, 1969 год
Солдаты четвертого батальона отдельного пулеметно-артиллерийского полка. Странная «эпидемия гриппа» полностью вывела из строя личный состав этой воинской части. Полуостров Рыбачий, 1957 год
Такие минные тральщики называли «пахарями» моря. Эти небольшие корабли держали постоянную связь между материком и Новой Землей
Моряки лабораторно-испытательной роты Новоземельского полигона, 1969 год
А это воздушный взрыв водородной бомбы, каким его увидели летчики. Ядерный гриб вырос, раздвигая своей мощью облака
– Где-то в самом конце 50-х или в начале 60-х пошли мы большим караваном к мысу Желания на Новой Земле. По слухам, там собирались рвать ядерную бомбу и готовили полигон. Грузов было очень много и всяких – начинать-то приходилось в буквальном смысле с пустого места…
