Текст книги "Ликвидация безграмотности"

Автор книги: Олег Болтогаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Олег Болтогаев
Ликвидация безграмотности

Глава 1

С одной стороны вроде бы все было понятно, с другой – хотелось знать больше.

Сашка задумался. Кого спросить, с кем посоветоваться, что почитать?

Он вдруг почувствовал, как поверхностны и неглубоки его знания.

«Учиться, учиться и еще раз учиться!» Для кого сказано?

Ему стало немного стыдно. Доучился до девятого класса и все еще мальчик. Ладно – мальчик, но ведь он не знал главного – как? То есть, знал, но не настолько, чтобы не бояться оконфузиться при прохождении практики.

А ведь какие примеры перед глазами! Вон, Петька. Каждый день в туалете, закурив сигарету, и с понтом пуская дым вверх, рассказывает, как он и с кем. И какие имена он называл! Марина из параллельно класса, Ленка из восьмого, Ольга из (страшно сказать) десятого. Пацаны слушали, открыв рты. И Сашка слушал. Сказать по правде, иногда ему казалось, что Петька заливает. Но слушать было все равно интересно. Поэтому Петьку никто никогда не перебивал. Иногда кто-нибудь робко начинал описывать свои похождения, но получалось как-то коряво, и тогда Петька перехватывал инициативу и снова продолжал петь про свои подвиги.

К примеру – вчера.

После Петькиного рассказа у Сашки два урока горели уши.

Перед Сашкой стояла задача – отделить правду от лжи и понять, что и как?

А все потому, что его отношения с Наташей дошли до такой стадии, что Сашка вдруг понял, что девочка готова дать ему. Конечно, не сама по себе. Уже два года они, так сказать, дружили, об этом все знали. Он приходил к ней домой, она к нему. Наташа училась в параллельном классе. Это была очень красивая девочка. Добрая и доверчивая. Сашка сразу же влюбился в нее.

Ее отец был офицером морских погранвойск, они жили у самого гарнизона. Далековато, но Сашка не ощущал этого расстояния. Казалось, что вовсе и нет этих четырех километров. Четыре туда, четыре обратно. Очень полезно.

Они гуляли вечерами, ходили в кино. Еще в восьмом, под Новый год они впервые поцеловались и – пошло-поехало. Летом было здорово. Они ходили купаться на речку. Туда, где она впадала в море. Дюны, три красивые сосны. Было классно.

Собиралась шумная, большая компания, но каждый раз Сашка и Наташа ухитрялись уединяться в прибрежных кустах. Целовались до одури, девочка позволяла ему развязывать тесемки купальника и Сашка совершенно чумел от вида ее голых грудей с большими коричневыми сосками. Он осторожно и бережно трогал это чудо, слегка сжимал, каждый раз заботливо спрашивая, не больно ли ей.

– Совсем нет, – смеялась Наташа.

– А так? – и он сжимал сильнее.

– И так – нет.

– А так?

– Так, конечно, больно, дурной, перестань.

Теперь он знал, как больно, а как не больно.

Первое время кореша подкалывали его, спрашивая, как у него с Наташей. Сашка отмахивался, что означало, что никаких дел нету. Ему верили, все знали, что Наташа – маменькина дочка и бегать за ней – зря терять время. Постепенно пацаны перестали его спрашивать, хотя ему уже было, что им рассказать. В сентябре, это уже в девятом классе, Наташа как-то пришла к нему домой позаниматься алгеброй. А он был дома совсем один.

Так получилось. Обычно кто-то был, а тут – раз, и все разбежались.

Ни матери, ни братана.

Наташа немного смутилась, что никого нет, похоже, даже хотела зайти в другой раз. Но Сашка крепко взял ее за руку и втянул в комнату. Наташа была в короткой черной юбке и в желтой кофточке.

Началось все как-то глупо, неловко. Он стал целовать ее прямо у вешалки. А она вроде бы его отталкивала. Но почему-то он этого не запомнил. То есть, ему показалось, что она совсем не противится и заранее на все согласна.

Возможно, что они еще долго целовались бы у вешалки, но у Сашки вдруг так резко и сильно… Ну, это… Встал торчок-торчком. Раньше в такой ситуации он обычно деликатно отодвигался от Наташи, а тут, наоборот, стал прижимать ее к себе, да так, что она не могла не почувствовать его напряженный орган.

Сначала она дернулась, как лань, попавшая в браконьерский силок, но Сашка был сильнее и держал ее очень крепко. Что управляло им? Несомненно, что основы знаний были заложены там, в школьном туалете. Реальным воплощением этой науки стала его нога, которую он продвинул вперед, и его колено вдруг оказалось между ее коленей. Все пацаны говорили, что это нужно сделать перво-наперво. Раздвинуть ее ноги своим коленом. И теперь Сашка с диким, непередаваемым восторгом почувствовал, что получилось. Он продолжал целовать Наташу, но все его чувства сосредоточились теперь в его коленке. Затем он слегка согнул ногу и оказалось, что девочка как бы сидит на его бедре. Вот это да! Так вот для чего нужно было вставлять ей свою ногу! Ну, класс!

И теперь он вспомнил следующую науку. Нужно было провести ладонью вверх по ее бедру. Причем так, чтобы ладонь скользила под юбкой, а не поверх ее, как было всегда. И Сашка решился. Собственно, он раздумывал не долго. Возможно, что туалетные познания были тут уже ни при чем. Ему и безо всяких подсказок очень хотелось погладить Наташины ноги. Было, что гладить.

И он, продолжая прижимать Наташу левой рукой, положил свою длань на ее гладкую коленку. Было еще по-летнему тепло, и девочка была без чулок. По правде сказать, коленки и немного повыше она позволяла ему трогать и прежде. Почему-то чаще всего в кино. Хотя вокруг было столько сверстников. Может, потому, что все делали это? Смешно, но когда внезапно включали свет, многие девчонки, сидевшие в обнимку с парнями, дергались, как ужаленные и судорожно одергивали свои юбчонки. Глупые, если бы они сидели спокойно, то может, никто бы и не заметил, что они позволяют своим кавалерам! Сашка тоже осторожно ласкал Наташины ноги выше колен, но его рука была всегда аккуратно прикрыта Наташиной юбкой. Да и трогать себя Наташа позволяла невысоко, так, только до верхнего края чулок. Сашка хорошо знал границы дозволенного и вел себя паинькой. Он был рад и этому. Кино, где он мог ласкать Наташу, было для него особой радостью, потому что ни у него дома, ни у нее такая ласка уже не допускалась. Она боялась, что кто-то войдет. Но никто не входил. Но она все равно резко и даже злобно отталкивала его. Если он пытался.

Ну, нет так нет.

Сашка всегда с волнением вспоминал, как он трогал Наташкины ноги впервые. Он это хорошо запомнил. Это было еще в восьмом классе, где-то в мае. Они, собрались у Андрея, чтоб отметить его день рождения. Слегка выпили. Кто-то выключил свет. А когда включили, выяснилось, что в комнате остались только четверо. Сашка, Наташа, Вовка и Нина. Причем Вовка с Ниной самозабвенно целовались. Сашка ощутил себя лопухом и, взяв Наташу за руку, тихо произнес:

– Пойдем на лоджию, тут жарко.

Он, словно зверь, чувствовал, что вторая комната, кухня и даже ванна, скорее всего заняты парочками, которые так торопливо слиняли, когда погас свет. И он оказался прав. Всюду было занято. Но на лоджии никого не было. Зато здесь стояло большое кресло, в которое Наташа сразу уселась. Сашка робко попытался примоститься рядом, но Наташа что-то недовольно пробурчала, и он присел у ее ног. Прямо перед его глазами были ее коленки, туго обтянутые тонким капроном. Сашка взглянул в Наташины глаза, словно спрашивая разрешения, ему показалось, что она согласна, что она не против того, чтобы он потрогал ее. И он положил ладонь на ее колено.

Нужно было что-то сказать, но что? Не объясняться же сразу в любви!

– Это у тебя колготки или чулки? – хрипло произнес Сашка.

И повел руку вверх, до самого края ее короткой юбки. К его радости Наташа не возмутилась, не треснула его по физиономии, а ответила, видимо, в полном соответствии со степенью своего опьянения.

– А ты как думаешь?

Он ничего не думал. Ему хотелось только одного, переместить ладонь повыше.

И он скользнул пальцами под кромку ее юбки. У него сперло дыхание. Он нежно ласкал ее бедро, хотелось достичь больших высот, но внутренний голос строго шептал ему, что это невозможно. Радуйся, тому, что имеешь! Ему хотелось поцеловать Наташу, но для этого надо было встать. Но при этом он утратил бы свои нынешние завоевания. И тогда он просто положил голову на ее колени. И посмотрел снизу вверх.

Словно верный пес.

– Ты смешной, – улыбнулась Наташа.

– А ты мне нравишься, – прошептал Сашка.

И тут он услышал, что балконную дверь кто-то дергает. К сожалению, они с Наташей ее не закрыли. Да и не могли закрыть. Разве что забаррикадироваться. Сашка убрал руку. Наташа одернула юбку. Идиллия разрушилась. Им помешали.

Но сегодня им никто не мешал. Или она не почувствовала его ладони? Или была так увлечена поцелуем? Сашка неожиданно понял, что, то, как он ее целует, и есть поцелуй взасос. Боже, слово-то какое! Взасос! Нет в русском языке другого слова, которое бы так точно, так метко отражало и процесс, и всю гамму ощущений. Взасос! Есть в этом что-то лихое, ухарское, гусарское, так и кажется, вот он, восемнадцатый век, только так, а не иначе должны были целовать своих девушек Пушкин, Лермонтов, кто у нас там еще по программе? Только так, взасос ее, взасос! Чтоб знала, как ее любят. Взасос!

А рука? Вот они, шаловливые пальчики, то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. И до Сашки вдруг дошло, что вверх нужно двигать до того самого момента, до того уровня, пока оно, это дерзкое движение, не будет замечено, пока не возникнет реакция с противоположной стороны, а там уже нужно действовать по обстоятельствам. Но, главное, никак нельзя довольствоваться тем, что дают.

Это вам уже не кино.

Нужно рисковать и требовать большего. Хоть на сантиметр, хоть на секунду, но больше, чем позволено, чуть наглости, все равно будешь прощен.

Здесь, как нигде, был важен олимпийский девиз: «выше, быстрее, сильнее».

Сейчас была особенно актуальна первая часть девиза, то есть – «выше».

И Сашка скользнул рукой выше, у него захватило дух, еще выше, он снова понял, что давит своим напряженным органом в ее живот, но главные события теперь происходили совсем в другом месте. Его пальцы касались девичьего тела там, где он еще никого и никогда не трогал. Он знал, что скоро должен наткнуться на ее трусики, но рука его все ползла и ползла вверх, а трусиков все не было и не было. Да где же они? Неужели она их не надела?

Под его рукой уже было то, что никак не могло называться ногой.

Это называлось иначе.

Если ласково, то это была попка. Аккуратная, крепкая девичья попка. У этого места было еще много названий, но они грубые и режут слух.

Потому здесь им не место.

Не в силах удержаться от искуса, Сашка слегка повернул голову, чтобы скосить взгляд туда, вниз, на завоеванное. И, видимо, этим он разрушил некую идиллию. Потому что Наташа резко и сильно (да она, оказывается, сильная!) толкнула его в грудь, и он отлетел к противоположной стене. Словно на моментальном фото отложилась в его памяти картина: Наташа – с пунцовым лицом, Наташа, жадно хватающая ртом воздух, Наташа – с высоко задранной юбкой, мелькнули на миг маленькие белые трусики, почему он их так и не коснулся? Наташа выпрямилась, резко одернула юбку. Девочка дышала глубоко и неровно.

– Ты что, Свечкин, чокнулся, что ли? – спросила она дрожащим голосом.

Когда она сердилась, то всегда называла его по фамилии. Сашка что-то промычал в ответ. Дурак! Надо было признаваться в любви! А он стал говорить что-то вроде: «Прости, я не хотел». Идиот! Что значит – «не хотел»? Врать-то зачем? Очень даже хотел! Это уже потом он долго думал, что и как нужно было сказать.

Странно, но после такого волнующего, нервного события они с Наташей все же сели за стол и позанимались алгеброй. Правда, формулы прыгали перед глазами.

– Не сердись, – шептал Сашка и чуть не плача трогал ее пальцы.

– Рассказывай про логарифмы, – тихо говорила Наташа.

– Я только хотел тебя потрогать.

– Про логарифмы давай.

– А ты не будешь сердиться? – канючил Сашка.

Идиот! Никакой логики. Ведь если бы она сказала ему, что не сердится, то это бы означало, что она не против, чтобы он возобновил свои притязания. И даже если она действительно хотела этого, разве она могла такое ему сказать? Это Сашка тоже понял потом. «Какая я сырость и серость!» – подумал он про себя.

Но он таки добился от нее, она сказала ему, что больше на него не сердится. Правда, это случилось тогда, когда она уже уходила от него. Сашка повеселел.

Удивительное дело, Наташа теперь снилась ему почти каждую ночь.

И все сны были из тех, про которые говорят «кроме детей до шестнадцати».

Глава 2

Несколько дней Сашка боялся даже прикоснуться к Наташе. И выяснилось, что таким ангельским поведением он добился совершенно неожиданной реакции со стороны своей подружки. Не зря сказано: «терпение и труд все перетрут».

Они сидели у нее дома и долбили злосчастную алгебру. Прежде Сашка мог слегка приобнять девочку, чмокнуть ее в щечку, но теперь, после того случая, он сидел, как дундук, как истукан, и ему было обидно до слез.

И вдруг Наташа взяла его за руку и тихо сказала:

– Ну, хватит дуться.

А он и не дулся вовсе. Он думал, что это она все еще сердится.

А Наташа, повернулась к нему лицом и поцеловала его. Сама! Во дела! Но самое удивительное произошло секундой позже. Если бы Сашке кто сказал, он бы в жизни не поверил, что так бывает. Даже Петька такое не мог придумать.

Наташа продолжала тянуть к себе его ладонь, к себе, к себе, а Сашка и не противился. И она положила его руку прямо на свое тело. Да, да, именно туда, между своих ног! Конечно, поверх платья, но Сашка едва не подскочил, он сразу почувствовал под пальцами бугорок ее лона. А от ее следующих слов он едва не потерял дар речи.

– Потрогай, раз тебе так хочется, – тихо сказала Наташа.

Сашка очумел от счастья.

Можно? Правда?

И он потрогал. Осторожно и бережно.

Совершенно естественно их поцелуй продолжился, но это был уже совсем другой поцелуй, потому что вздрагивающие, нетерпеливые пальцы паренька касались тела девочки, и она его не отталкивала. И он провел рукой ниже, и, захватив край юбки, снова двинул ладонь вверх, и его опять не останавливали.

Значит, можно? Неужели, можно? Но спрашивать было глупо, и Сашка продолжил двигать руку, под ладонью была неописуемо нежная, волшебная кожа, и вдруг, (почему-то получилось вот так, вдруг) он коснулся ее трусиков.

Сашка всегда удивлялся, почему этот предмет девчачьего туалета имеет такую притягательную силу? Даже тогда, когда он, этот предмет, существует, так сказать, сам по себе. Сашка ловил себя на том, что он часто останавливался у витрины магазина, где были выставлены всевозможные образцы указанных изделий, и тайком рассматривал их. Каких тут только не было! И в клеточку, и с цветочками, и кружевные, и голубые, и белые, и розовые – на любой вкус! Сашка смотрел и не мог оторвать глаз. Придумают же! Вот эти, с застежками, как же их снимать? А к этим приделаны еще и резинки для чулок. Сложно как! А эти в клеточку, прямо на них нарисован какой-то кроссворд. Интересно, когда его нужно разгадывать? До или после? А вот семьдесят второй размер. Про такие пацаны говорили: «Чехлы от танков». А вот конструкция – три тонких ленточки. Такие, наверное, должны резать попку. Как же иначе? Должны резать. А эти, черные, какие они… Сексуальные. Сашка смотрел и смотрел на витрину.

Хотя, если по правде сказать, в таком безотносительном виде заветные вещицы волновали Сашку не столь сильно. Другое дело – на девичьем теле. Чего только ни придумывали пацаны, чтоб увидеть, хоть мельком увидеть то, что, казалось бы, надежно упрятано под юбкой. В этом деле дальше всех пошел, пожалуй, все тот же Петька. Это он придумал приклеить на носки своих туфель маленькие, круглые зеркальца. Изобретение имело бешеный успех. И Сашка себе наклеил. Если кто спрашивал, для чего это? «Так модно», – был ответ. Но приспособление имело сугубо практическую цель. Подходишь вплотную к девушке, заводишь разговор о том, о сем. А сам смотришь вниз, на носки своих туфель, на зеркальца. Все видно, не очень хорошо, но видно. Очаровательными столбиками уходят вверх девичьи ножки. Там, вверху, таинственная, манящая темнота, но если очень захотеть, если юбка достаточно коротка, плюс хорошее освещение, то бывает, что повезет и можно разглядеть, угадать, какого цвета трусики на этом милом создании, именуемом одноклассница.

И что же видит смекалистый и любознательный паренек?

Так! Сегодня Леночка надела голубые штанишки, а вчера были желтые. А какие на Тамаре? Для ответа на этот вопрос достаточно было подойти к Тамаре. Плохо было только одно. Девчонки быстро раскусили сущность изобретения и нажаловались классухе. Крах предприятия был скорым и ужасным. Всех стахановцев вызвали к директору. Снятие зеркал напоминало отдирание наград с гимнастерок разжалованных орденоносцев. С той лишь разницей, что виновные должны были сами совершать над собой экзекуцию.

Но поражение не подавило прогрессивную мысль. И пацаны придумывали другие способы удовлетворения своего естественного интереса. Хотя, само собой, высшей степенью познания предмета оставалось желание, мечта, надежда, что когда-нибудь найдется девушка, которая позволит пареньку погладить ее именно там, погладить так, чтобы это изделие волнительно зашелестело под его вздрагивающими пальцами.

И Сашка дожил до такого счастья.

Итак, Сашкина ладонь достигла края девичьих трусиков и замерла. В ту же секунду на его руку легла Наташина ладонь. Что означало: «выше – ни-ни».

И Сашка повиновался. Сегодняшний успех казался ему неописуемым триумфом. Он даже забыл основной постулат – требовать чуть больше, чем позволяют.

Они продолжали целоваться, и его стреноженная рука покорно лежала на завоеванной территории. Захотелось воздуха. И Сашка прервал поцелуй. Наташа тоже вдохнула так, словно вынырнула из морских глубин.

Теперь надо было разговаривать. Но слов не было.

Ее глаза, нос, губы – все это было совсем рядом.

Сашка стал целовать ее нос и щеки мелкими, частыми поцелуями.

– Наташа, я люблю тебя, – выдавил он из себя.

Ого!

– Я знаю, – тихо ответила Наташа.

Здрасьте! Рушились все каноны. Она должна была отвечать «и я тебя» или еще лучше «я тебя тоже люблю», а тут – «я знаю». Ну и что, что ты знаешь? Ведь не новости по телику смотришь! В голове все смешалось. Хотелось прямо так и спросить: «А ты меня любишь?» Но Сашка почему-то теперь робел.

Он вновь потянулся к ее немного припухшим губам, и они стали опять целоваться.

Если бы в эту минуту ему сказали: «умри за Наташку», то он бы умер.

Глава 3

С этого дня в их отношениях открылась новая, чудесная страница. Теперь Сашка имел право ласкать Наташины ноги под юбкой и даже трогать ее там, повыше. От этих ласк захватывало дух. Почему-то стало катастрофически не хватать времени. Стоило им сесть за стол, якобы, чтобы учить уроки, как тут же они начинали обниматься. Казалось, проходило совсем немного времени, и вдруг вежливый стук в дверь сообщал им, что пора…

О, боже, оказывается, прошло уже три часа!

А казалось, минут тридцать, не больше.

Может, братан нарочно подводил часы?

Нет, он, как оказалось, такого придумать не мог.

Прошло несколько недель и выяснилось, что обниматься, сидя на стульях, крайне неудобно. У Сашки все чаще стучало сердце от одной мысли, что вот, совсем рядом, стоит диван, на который можно (в перспективе!) усадить Наташу. Почему-то в Петькиных байках все девчонки сами буквально с первого раза прыгали в его кровать, а тут пределом мечтаний были обычные скрипучие стулья.

Действительно, не мог же он сказать Наташе: «Пойдем на диван!»

Сто процентов, что она спросит: «Зачем?»

И что отвечать?

И Сашка понял. Нужен был повод.

И мысль пришла.

Он трудился весь вечер. Но Наташа словно не заметила его трудов. Она, как всегда, сразу уселась на свой любимый стул. Сашка сел рядом. Курс алгебры оказался по обыкновению кратким, благо, на учебнике так и было написано – «Краткий курс алгебры». Позанимавшись, они стали целоваться. Но теперь у Сашки была проблема, нужно было как-то обратить ее внимание на его работу. Но Наташа никуда не смотрела. Вообще, целуясь, она слегка прикрывала глаза. И Сашка решился.

– Смотри, какие у меня фотки, – гордо сказал он.

– Где? – словно очнулась девушка.

– Вон, – и Сашка показал взглядом в сторону дивана.

Наташа посмотрела. Все пространство над диваном было превращено в домашнюю стенгазету. Чтобы с ней ознакомиться, нужно было подойти поближе. В этом и заключалась Сашкина эротическая хитрость. Словно кролик, загипнотизированный удавом, Наташа встала со стула и подошла к дивану. Сашка скромно стал сзади.

Он был готов давать комментарии, словно художник на персональной выставке.

Чего только не было на стене! И Майкл Джексон, и Пугачиха, и Апина, и На-на, и Расторгуев, и Сталлоне, и сам Сашка в различные годы жизни. Фото были и большие, и маленькие. Сашка предусмотрел и это. Чтобы лучше рассмотреть те, что поменьше, нужно было придвинуться совсем близко, а еще лучше влезть на диван. Например, встать на него коленками. Это и было Сашкино ноу-хау.

И приманка сработала.

Наташа подошла к дивану вплотную. Сначала они рассматривали те фото, что были побольше. Затем Сашка решил подать хороший пример и влез коленями на диван и стал комментировать фото поменьше. Наташа осталась стоять рядом. Но ей уже было плохо видно. И тогда Сашка стал тыкать пальцем в совсем маленькие фотографии.

– Ничего не могу рассмотреть, мелко, – капризно сказала Наташа.

– А ты влезай сюда, – ответил ей Сашка.

Так, запросто. Как будто это был их общий диван.

При этом он собрал в своем голосе все возможное на данный момент простодушие.

И Наташа, слегка смутившись, влезла коленками на диван. Теперь они опять были рядом, и сердце Сашки едва не выскакивало из груди. Слегка, почти по дружески, он обнял Наташу за плечи. При этом свободной рукой он продолжал делать свои поясняющие движения. Правда, соображал он уже плохо.

– Спокойно, спокойно! – стучало в левом ухе.

– Давай, ну, что же ты, – хрипел кто-то Петькиным голосом в правом.

– Не торопись, не спеши! – это опять в левом.

– Заваливай ее, она уже готова! – раздавались в правом ухе советы бывалых.

– Не спугни девичьего доверия! – назидательно шипели в левое ухо.

Сашка немного вытянул руку и почувствовал под пальцами Наташину грудь, чашечку ее лифчика. Он обнял ее сильнее и прижал к себе. Теперь ему было не до фоток, он поцеловал девушку в щеку, затем в губы и стал осторожно и бережно заваливать ее на диван. К его великому удивлению Наташа совсем не противилась, более того, она как-то странно засмеялась. Мелким и тихим смехом. В итоге они легли. То есть, не то чтобы уж совсем, нет, а как-то так, полулежа, что ли. Но это было немыслимо! Наташа, его девушка, лежала на его диване! И он был рядом с ней! Фантастика!

Но, видимо, этот день был отмечен в небесной канцелярии каким-то особым знаком. Потому что после долгих и жарких поцелуев, когда Сашка в очередной раз прошептал в ушко Наташе, что он ее любит, она вдруг сама поцеловала его и, погладив по голове, тихо прошептала: «Я тебя тоже люблю, Сашенька».

Так и сказала! Ну, класс!

От этих ее слов, Сашку словно взорвало. Он стал жадно и торопливо целовать Наташу, а его шаловливые руки будто зажили своей жизнью. Казалось, кто-то другой управлял ими, Сашкиными руками. И, видимо, он превысил свои полномочия. В какой-то момент Наташа крепко схватила его за руки (да она сильная!), и он прекратил свою бурную, спонтанную атаку.

– Перестань, пусти, ты с ума сошел, – тихо и обиженно прошептала Наташа.

– Да, кажется. Сошел, – жарко дыша, согласился Сашка.

Он немного отодвинулся от девочки, скосил взгляд вниз, увидел ее всю, и вдруг какое-то тихое, светлое чувство зародилось в его душе. Он понял, что она как-то по-новому доверяет ему, что она не опасается его напора, что они теперь несоизмеримо ближе, чем прежде. И ему стало ее жаль. Да, да, это была именно жалость, ему неожиданно захотелось защитить ее и пожалеть. Защитить – хотя бы от себя самого.

– Прости меня, – прошептал он хриплым голосом.

Затем он стал аккуратно поправлять ее юбку, словно это вовсе и не он минуту назад так бессовестно задирал ее кверху. Когда рамки приличия удалось хоть как-то восстановить, он поднял глаза и встретил ее взгляд. Легкое удивление, вот что увидел он на ее лице. Сашка поцеловал Наташу.

– А дверь ведь не заперта, – усмехнулась Наташа.

– И правда, не заперта, – сказал Сашка.

Он сел на диван, Наташа последовала его примеру. Они еще поцеловались. Затем она встала, подошла к зеркалу, взглянула на себя, ахнула и стала поправлять прическу, что-то там шевелила и двигала в одежде.

– Сколько вреда я тебе причинил, – улыбнулся Сашка.

Он был горд собой.

Наташа встряхнула волосами. Сашке нравилось это ее движение.

Он все так же сидел на диване. Ему было хорошо.