Текст книги "Ликвидация безграмотности"
Автор книги: Олег Болтогаев
Жанр:
Эротика и секс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Глава 6
Они встречались, как и прежде. Зима заканчивалась, и Сашка с нетерпением ждал весны. Ему хотелось пойти с Наташей в лес. Ему казалось, что там им никто не будет мешать. Или к речке. Дома они все время оказывались под присмотром, и хотя каждый раз они закрывали дверь и ласкались до одури, все равно Сашка даже не предпринимал решительных действий, так как знал, что совсем рядом, за стенкой кто-то есть.
На Восьмое марта он совершил подвиг. Он раздобыл для Наташи розы. Введя себя в режим жуткой экономии, он смог к нужному дню собрать необходимую сумму и, несмотря на заоблачную цену, Сашка таки купил три заветных цветка. Цветам Наташа очень обрадовалась.
Она сразу все поняла. Так и сказала: «Ты, наверное, месяц не обедал?»
Она ошиблась на пару дней.
Но Сашка был доволен. Он видел, как ее тронули его цветы.
Двенадцатого марта состоялась свадьба его двоюродной сестры. И Сашка позвал Наташу. Молодежи было довольно много, и когда все слегка выпили, то вдруг выяснилось, что в природе имеется избыток любви. Дело в том, что Сашкина сестрица выходила замуж за парня, родители которого имели собственный дом.
Разгоряченный вином и танцами молодняк стал то и дело выскакивать во двор.
– Пойдем, прогуляемся, – прошептал Сашка прямо в ушко Наташе.
– Пойдем, – ответила она, почему-то погрозив ему пальчиком.
Сашка балдел оттого, как классно она выглядела. Короткое розовое платье с большими белыми цветами, Застежка на груди, книзу такое широкое. Когда она танцевала, то ее ножки обольстительно обнажались. А прическа! Вроде ничего особенного, но ее волосы лежали по плечам так классно, что Сашка во время танца не мог удержаться, чтоб не погладить их ладонью.
А еще во время танцев, когда слегка притушили свет, он притянул Наташу к себе и обалдел, он словно впервые ощутил холмики ее грудей, касания ее коленей.
И вот теперь они шли прогуляться.
Вечер, к счастью, был теплый, не пришлось надевать плащи.
Поднималась луна. Огромная, оранжево-желтая.
– Куда пойдем? – спросила Наташа.
– Сюда, – сказал Сашка и потянул ее за руку.
Хотя, честно сказать, сам не знал, куда им идти.
И они пошли по двору, с трудом различая предметы вокруг себя.
Перед Сашкой выросло некое строение, он догадался, что здесь хранят сено. Он потянул к себе Наташу и оперся спиной на дощатую стенку. Целоваться начали сразу, жадно, страстно, словно не виделись целую вечность.
Сашка поразился тому, какая была Наташа. Она словно прилипла к нему. Она сама прижималась к нему, будто замерзла. Прежде он всегда должен был преодолеть ее некое сопротивление. Это было, как ритуал, она всегда его немного отталкивала, словно не хотела объятий. Это все, конечно, было только в начале. Потом она забывала про все.
Но сегодня перед ним была совершенно другая Наташа.
Видимо, на нее повлияла атмосфера свадьбы, легкое вино и танцы впотьмах.
И Сашка почувствовал, что Наташа хочет.
Да, да, именно это сладкое и немного вульгарное слово отражало ее состояние. Она хотела. И Сашка хотел. Они оба хотели. И что они должны были делать?
Что они могли делать?
Что Сашка должен был делать?
Здесь у стенки сеновала. Что делать?
– Наташенька, Наташенька, – шептал он, скользя ладонями вверх по ее бедрам.
Наташа тихо вздыхала и совсем не отталкивала его руки.
И, о, боже, он стал трогать ее там, между ног, поражаясь тому, как ладненько на ней все сидит, и снова она не противилась. Значит, можно? Но как? Как? Он резко развернул ее и прижал к стенке, но что это меняло? Раздевать ее прямо тут, в чужом дворе? Да ведь их обоих видно за десять метров!
Что делать?
И неожиданно для себя самого он, словно мелкий воришка, стал отодвигать в сторону ее трусики как раз там, в самом узком месте, некоторая свобода в ее одежде позволяла это сделать, и, удивительно, у него получилось.
У него получилось! Под его пальцами была… Что было под его пальцами?
Ну, да, это самое. Густые волосики, небольшой холмик, разделенный бороздкой. И Сашка сделал то, что уже делал не раз прежде. Он провел пальцем раз, другой и с диким восторгом почувствовал, что его (палец) пропускают внутрь.
И он ввел его, и Наташа громко охнула, дернулась всем телом, но Сашка, словно зверь чувствовал, что это не все, что можно попытаться достичь большего. Он освободил левую руку и стал быстро расстегивать молнию на своих брюках. Его напряженный герой выскочил на свободу со скоростью и прытью засидевшегося на привязи кобеля.
Сашка что-то хрипло и горячо шептал Наташе, но это были лишь слова, главное происходило там, внизу. Сашка двинул своего героя туда, где уже была его ладонь, но ему что-то мешало, и он понял, что.
– Раздвинь ноги, – прошептал он, ужасаясь своей наглости.
Но самое удивительное, что он был услышан и что она слегка развела колени.
Теперь вроде ничего не мешало, он стал тыкаться в том направлении, где уже был его палец, но странное дело – ничего не получалось. Еще и еще. Еще.
И никак.
Он задыхался, он чувствовал, что еще немного, и он не выдержит этой сладкой пытки, ему казалось, что его кровь вот-вот закипит, и вдруг ему почудилось, что он на правильном пути, он дернулся, и в это мгновение Наташа вдруг резко вскрикнула:
– Ой, мне больно! Мне больно! Ты слышишь, мне больно! Перестань!
«Целка! Я ломаю ей целку!» – мелкнуло в его разгоряченном мозгу.
И в ту же секунду дикий, неудержимый оргазм сотряс его тело, и он стал кончать, выплескиваясь куда-то туда, в жаркую долину ее лона, но никакого контакта уже не было, он жадно, страстно прижимался к ней и делал свои дерзкие, бесстыдные движения, но все это было уже не то, он понял, что опять оконфузился, может быть, еще хуже, чем было в тот раз, у него дома.
– Что ты наделал? – это были ее первые слова, когда они пришли в себя.
– А что? – спросил он.
– Кажется, ты меня всю обрызгал этим…
– Да нет, не всю.
«Господи, что несу?» – подумал он.
– Как мне идти в дом? – прошептала Наташа, совсем не оценив его юмора.
– На, вытрись моим платком.
– Давай его сюда. Боже, как много!
И она взяла его платок и, подняв подол, стала вытирать бедра, а он стоял рядом и смотрел, как она это делает, и ему хотелось одного – разреветься от досады. Ведь она хотела, она ему давала, а он…
Какой пассаж!
Затем он взял ее за руку, и они медленно пошли обратно. В доме они никак не могли привыкнуть к яркому свету. Кто-то что-то ему говорил, предлагали выпить за счастье молодых, и он выпил. Затем он почувствовал, что Наташи рядом нет, и хотел идти ее искать. Однако вместо этого ему снова предложили выпить за здоровье молодых. «Каких молодых?» «Ах, все тех же!» «А они что, после предыдущего тоста не выздоровели?» Его юмор оценили. Грохнул смех. И он опять выпил. И почувствовал, что его повело, почему-то стало очень весело. И он снова с кем-то выпил. Потом ему стало грустно. Он стал читать Есенина какой-то длинноногой девушке, потом они танцевали, и он предлагал ей пойти измерить объем сеновала, вдруг животным не хватит на зиму сена, она хихикала, а Сашка пытался украдкой расстегнуть застежку ее юбки.
И совершенно неожиданно ее юбка упала вниз. Как-то так, вся сразу. Раздался громкий визг, но Сашка никак не мог увязать падение юбки со своими деяниями. Последнее, что он помнил, было то, что кто-то заботливо и решительно выводил его в другую комнату, там почему-то было темно и прохладно. Кажется, он уткнулся мордой в холодную подушку. Или ему помогли уткнуться?
И эта подушка была самым лучшим ощущением свадебного вечера.
Глава 7
Утром сильно болела голова. Но самым ужасным было воспоминание о том, что произошло у сеновала. Ведь это уже второй раз! Что делать дальше?
Как смотреть в глаза Наташе?
Как?
Весна стала быстро вступать в свои права. На крышах сараев заорали кошки, озабоченные извечной проблемой размножения. Диспуты в туалете обрели новый импульс. Девчонки сбросили зимние одежды, что вызвало особый прилив живого непреходящего интереса к ним со стороны пацанов. Еще бы, платья и юбки девочек стали такими короткими, что почти любое движение их обладательниц приводило к тому, что мелькал край маленьких трусиков, и это приводило всех парней в жуткое возбуждение. Дух любви заполнил школьные коридоры.
А особенно раздевалки, куда все еще нужно было сдавать плащи и куртки, но именно здесь, в раздевалке, девчонку можно было слегка зажать в угол, и, если она не сильно сопротивлялась, что означало, что ей приятны такие заигрывания, так вот, если она не визжала, не кусалась, а лишь молча старалась отдернуть жаркие, обхватившие ее грудь ладони, то можно было еще понаглеть и скользнуть к ней рукой под юбку, в диким восторгом ощутив под пальцами ее тугой, плоский живот, ладно обтянутый тонкими колготками поверх маленьких, смешных трусиков.
А если девчонка была без колготок! Тогда это был полный отпад!
В середине марта Лешка радостно объявил, что «сделал Ленке». Теперь он стал почти на одну ступень с Петькой, а Сашка чувствовал, что скатывается все ниже и ниже, что его скоро будут пускать в туалет только по нужде.
Сделал и проваливай! И хотя никто его никак не унижал, над ним не смеялись, но он сам чувствовал свою ущербность. Пацаны громко смеялись над очередным анекдотом, а он молчал, особенно, если в анекдоте шла речь о том, как у кого-то не получилось. В анекдотах это было смешно, но Сашка знал, что это совсем не смешно в жизни. В анекдотах у кого-то «плохо стоял», а у Сашки с этим было все чудесно, но он все равно очень переживал из-за того, что у него с Наташей ничего не выходит.
– Как живете-можете?
– Живем хорошо – можем плохо!
– Значит, выходит – хорошо?
– Выходит хорошо – входит плохо!
Петька громко ржал, рассказывая этот анекдот, а Сашка думал, кто сочиняет эти анекдоты? Все новые и новые! Неужто они рождаются сами?
Сашка очень страдал.
Хотя его отношения с Наташей, казалось бы, не изменились. Теперь они подолгу гуляли вечерами, у них была своя беседка в детском садике, часто они шли на стадион или в школьный двор, всюду они находили тихое местечко, где им никто не мешал и можно было целоваться до боли в губах, расстегивать многочисленные пуговицы и трогать, ласкать горячую девичью кожу, грудь, бедра, живот.
И там, внизу, между ног.
Это было какое-то волшебное место. Когда его пальцы достигали горячей, влажной щелки – Наташу словно подменяли. Она стонала и охала, она крепко сжимала его руку, сжимала, но не отталкивала, Сашка знал, что ей очень нравится то, что он делает, он даже спросил ее, как ей лучше, когда его палец вот тут или тут. «Чуть выше», – едва слышно прошептала она. Он стал трогать ее повыше, удивляясь, что навстречу его пальцу выскочил какой-то маленький язычок, Сашка слегка коснулся его, и девушка громко застонала, она стала резко дергаться на его коленях, она вскрикнула, что это с ней, и тут он понял, он вспомнил, что Петька говорил, как девчонки кончают оттого, что их гладят в этом месте. Поэтому он еще крепче прижал к себе Наташу, она дергалась так, что могла и упасть, но Сашка все держал и держал ее, продолжая свои бесстыдные погружения пальца.
И вдруг она затихла. Ее тело как-то странно потяжелело.
Она дышала жарко и глубоко. Ее голова бессильно лежала на его плече.
Сашка продолжал слегка шевелить пальцем.
– Не надо больше, – едва слышно прошептала она, тронув его руку.
– Что с тобой? – спросил он тихо.
– Не знаю.
– Тебе было хорошо?
– Да. Но мне стыдно.
– Почему?
– Не знаю. Какие-то животные инстинкты.
– Знаешь, что это было?
– Что?
– Ты, похоже, кончила.
– Да, наверное.
– Я слышал, девчонки сами себе так делают. Это правда?
– Да, некоторые делают.
– А ты делаешь?
– Нет.
– Значит, это впервые?
– Так сильно – да. Прежде было что-то похожее, помнишь, в подъезде?
– Помню. И что ты чувствуешь?
– В голове пусто. Все тело звенит, как после гриппа. Легкость какая-то.
– Наташа.
– Что?
– Я очень хочу по-настоящему. Что ты молчишь?
– Не знаю, что сказать.
– Давай сделаем это.
– Я боюсь.
– Чего боишься? Мы ведь любим друг друга. Правда?
– Правда. Но я боюсь.
– Ты не представляешь, как я хочу. Я умираю от любви к тебе.
– А если мы договоримся с тобой?
– О чем?
– Ну, я знаю, что эта проблема не только у нас с тобой…
– А у кого еще?
– Почти у всех девочек, которые встречаются с мальчиками.
– И что?
– Я знаю, что почти все делают так.
– Как?
– Ну, так, как ты сделал мне сейчас. А девочки это делают мальчикам.
– Как?
– Не придуряйся! Ты знаешь, как.
– Но ведь это совсем не то.
– А ты знаешь, как «то»?
– Нет. Но я думаю, что совсем по-другому.
– Но если нельзя иначе, то лучше так, чем никак.
– Ну, наверное. Только почему нельзя?
– Можно подумать, ты не знаешь!
– Не знаю. Почему?
– Потому что я еще ни с кем.
– Ну, так давай со мной. Или ты мне не доверяешь?
– Доверяю. Но нужно потерпеть.
– Сколько терпеть? Ты посмотри на наш класс. Или на ваш. Все перетрахались!
– Как грубо ты говоришь! Так уж и все!
– Не все, конечно. Развитие у многих задерживается.
– Что значит «задерживается»?
– А то и значит, что у некоторых девочек ни сиськи, ни письки.
– Фу, какой ты!
– Ну, посмотри на Таню Горелину.
– А что? Она очень хорошая девочка.
– Не спорю. Но Танечка не вызывает никаких греховных мыслей.
– Потому что вы все коты.
– Кто коты?
– Вы – парни. Только об одном и думаете.
– А вы, девочки, об этом не думаете? Только честно.
– Думаем. Но иначе, чем вы.
– Не смеши. Вы просто боитесь, вот и вся разница.
– А вы не боитесь?
– Чего?
– Беременности. Огласки.
– От беременности есть средство. От огласки тоже.
– Какое?
– Выбирать парня, которому доверяешь.
– Дело в том, что мы, девчонки, мечтаем, чтобы звучала одна нота, а вам, парням хочется пробежаться по клавишам.
– Говоришь мудрено, но понятно.
– И потом мы все же кое-что теряем, а вы нет.
– Ну эта потеря только для первого раза.
– Но каждый хочет, чтобы первым был он.
– Тут ты права. Но я-то о другом.
– О чем?
– О том, что многие обогнали нас с тобой.
– Ну ведь не все.
– Еще не хватало, чтобы – все.
– Потом, пацаны часто привирают. Так что – не все нас обогнали.
– Конечно! Не все, но большинство. Но главное даже не в том, все или нет.
– А в чем?
– В том, что я хочу тебя. Люблю, понимаешь?
– Понимаю. Если любишь – потерпишь.
– Сколько?
– Не знаю. Я еще не готова к этому.
– Что значит «не готова»? Ты вспомни свадьбу или как тогда у меня дома!
– Что ты хочешь сказать?
– Что ты была вполне готова! Просто я был лопух.
– Тебе не кажется, что ты мне хамишь?
– Кажется. Извини. Хотя, согласись, я был лопух.
– Ты мой глупенький, хороший мальчик.
– Да, да. Твой. Глупенький. Я хочу тебя.
– Терпи.
– Скоро терпелка лопнет.
– Не лопнет.
– Лопнет.
Наташа притихла. Ему даже показалось, что она заснула.
Он сидел, не шевелясь, боясь ее потревожить. Он думал.
Он был поражен.
Никогда они с Наташей еще не говорили так откровенно.
Поди ж ты! Что важнее, добиться физической близости или вот такой степени откровенности? Разве он мог говорить так с какой-нибудь другой девчонкой? Нет, конечно.
Но все равно очень хотелось.
Глава 8
До весенних каникул оставалась всего неделя. Весна выдалась ранняя и теплая. Сашка совсем очумел. Оказалось, что те ласки, о которых они договорились с Наташей, только сильнее распаляют его. Он стал плохо спать. Каждую ночь ему снилось, что он овладевает Наташей, овладевает по-настоящему, при этом ему было так хорошо, так чудесно, что проснувшись, он долго не мог прийти в себя и понять, что это был лишь сон.
Еще оказалось, что когда Наташа трогала его там, внизу, то получалась как-то не то, чтобы грубо, но как-то жестко, его орган требовал более нежных прикосновений, но Сашка стеснялся сказать об этом девушке.
Они стали ходить в дальний угол парка, вечерами там просто витала аура любви. То тут, то там раздавались подозрительные шорохи и тихий шепот, который невозможно спутать с каким-то другим звуком. Это был шепот любви. Поначалу Наташа не хотела идти в эту таинственную темноту, но Сашка вел ее, вел, крепко держа за руку, вел почти насильно. И Наташа шла.
Однажды они чуть не наступили на парочку, которая, расположилась прямо на молодой травке, видимо, они лежали на плаще, и несмотря на то, что видно было очень скверно, Сашка замер от вида голых женских ног, они, эти ноги, были бесстыдно раскинуты, полусогнуты в коленях, но самое жуткое было в другом, между этими голыми ногами сильно и ритмично двигался мужской зад, жаркое дыхание сопровождало всю эту сцену. Сашка едва не задохнулся от волнения, когда взглянул на все это. Он потянул Наташу в сторону, он знал, что и она все это видела, и ему хотелось только одного – повалить ее на траву и делать ей, делать так, как делал тот парень, лежащий на своей девушке в двадцати шагах от них.
А вдруг это был Петька?
Сашка обнял Наташу, некоторое время они целовались стоя. Потом он согнул ее назад, его руки непрерывно гладили ее, он расстегивал ее плащ, задирал короткую юбку, трогал плоский живот, туго обтянутый тонкими трусиками.
Ему хотелось снять с нее трусики, но мешали эти чертовы резинки для чулок.
И он сделал, как обычно. То есть сдвинул трусики в сторону.
И совсем потерял голову. Шепча хриплым голосом: «ну, пожалуйста, ну, прошу тебя», он бережно уложил ее на свой плащ и страстно прижался к ней, он торопливо, словно опаздывал, расстегнул свои брюки и начал тыкаться в жаркое местечко между ее бедрами, он навалился на Наташу, совсем как тот парень, что расположился невдалеке со своей девушкой, но у него, у Сашки, в отличие от того парня, ничего не получалось. Он чувствовал, что тычется то в ее живот, то в бедро, то в ткань трусиков.
Страсть его нарастала, и он разрядился, как всегда, то есть, мимо.
Да что же это такое!
Некоторое время он лежал сверху, опираясь на локти, чтоб не сильно давить на нее. Затем он откинулся и лег на спину. Сквозь ветви деревьев были заметны яркие звезды. Откуда-то издалека доносились звуки городской жизни.
Наташа села, стала поправлять одежду и вытираться платочком.
– Приди завтра ко мне, – сказал он вдруг жестким и твердым голосом.
– Хорошо. Во сколько? – тихо и покорно спросила она.
– Сразу после школы, – ответил Сашка, сказав себе: «Все! Или – или!»
Уже с утра он начал волноваться. А вдруг мать вернется с работы раньше обычного. Братан учился во вторую смену, но и он мог ввалиться в самое неподходящее время.
И презерватив. Сашка так и не разжился этой штуковиной. Можно было сделать попытку попросить у Петьки. Но как сделать так, чтобы тот не понял для чего?
И Сашка решил спереть у Петьки презерватив.
Обстоятельства снова оказались на его стороне. В этот день была физкультура. И когда все пацаны, как оголтелые, бегали по спортзалу, Сашка тихо выскочил в раздевалку, подбежал к шкафчику, в котором висела Петькина одежда и ловко и безошибочно сунул руку в верхний карман его куртки. Он чуть не подпрыгнул от радости – заветные пакетики были на месте. Сашка схватил два из них и, не останавливаясь, бросился обратно в зал, на ходу пряча добычу в карман своих спортивных брюк. Наверное, это было первое воровство в его жизни.
Но ведь для святого дела!
Домой он не шел. Он летел. Слава богу, никого не было. И первым делом он решил научиться надевать это изделие, так как хорошо помнил рассказы Петьки про то, как кто-то не так надел.
Нет, вроде все было просто и понятно. Он все время думал о Наташе, его орган задорно торчал кверху. Сашка приложил изделие к кончику и покатил его вниз.
Получилось. И что теперь? Так и ходить, поджидая Наташу?
Так сказать, «всегда готов!»
Ну, не снимать же! Потом, вдруг он порвется, когда начнешь снимать?
Жалко!
Еще возникла мысль, а цело ли изделие? Но тут он беспокоился недолго.
Наверняка цело. Пакетик-то был неповрежден. Сашка походил по дому.
Ощущение было непривычным. Словно чья-то рука крепко держит за суть.
Раздался звонок, кто-то пришел. Сашка подошел к двери.
Это была она.
О, она даже не заходила домой! Так и пришла в школьной форме.
Привет тебе, любимая! А я вот принарядился к твоему приходу!
Конечно, он так подумал, но не сказал.
Она стала разуваться, а Сашка погладил ее по спине и прошептал:
– Как хорошо, что ты пришла.
– Я не стала заходить домой, – прошептала Наташа.
– И правильно.
– Что правильно? Через час мне надо быть дома, иначе начнут искать.
– Да ну! Разве ты под таким контролем?
А сам подумал: «А мы успеем за час?»
И они пошли в его комнату. Наташа даже не спрашивала, где его мать и брат.
Все и так было ясно.
Сашка потянул ее к дивану. Они сели рядом, он обнял Наташу. Сколько раз они уже так сидели, сколько раз обнимались? Но впервые их объятия были дополнены новыми ощущениями. Во-первых, Сашка чувствовал: «Наташа знает, зачем пришла», и, во-вторых, у него была надета эта штуковина, создававшая такое незнакомое ощущение там, внизу.
– Не бойся, – прошептал он, заваливая ее на диван. Она покорно легла.
Торопливо и несколько суетно он стал раздевать ее. Нет, конечно, не догола. Расстегнул застежку платья на груди. Дальше была голубая комбинация, белый лифчик. Он стал целовать ее в шею, а сам начал гладить ее ноги выше колен.
Она не противилась.
Его сердце буйно колотилось. Неужели? Неужели сейчас?
– Приподнимись, – хрипло прошептал он, стаскивая с нее белые трусики.
Он бережно положил их на стул и припал к ее губам, лаская рукой ее бедра.
Затем решительно, он сам удивился, как сравнительно спокойно он это сделал, он расстегнул свои брюки и сдвинул их вниз вместе с трусами. Наташа дышала жарко, резко, Сашка прижался к ней.
– Саша, Сашенька, я боюсь, – зашептала она.
– Не бойся, я надел это, – хриплым голосом ответил он.
К его удивлению Наташа скосила глаза вниз, словно хотела удостовериться в том, что он сказал. Но оказалось, она увидела другое.
– Боже, какой он огромный, я боюсь, Сашенька!
– Не надо бояться, я буду осторожен, ну, пожалуйста, ну, милая.
– Нет, нет, ты что, он не войдет в меня!
– Войдет, вот увидишь, все будет хорошо. Ну, Наташа! Ну, пожалуйста!
Ну ты ведь трогала меня, знаешь, какой он. Наташа, ну, Наташа.
Он стал раздвигать ее ноги, которые она пыталась судорожно сжать. Она же продолжала что-то лепетать про невозможность их близости, а Сашка вдруг решил, что нужно просто начать целовать ее, не давая ей опомниться.
И он припал к ее губам. Свободной рукой он гладил ее грудь, пытаясь запустить пальцы под лифчик, но последнее получалось плохо, и он сдвинул ладонь вниз на более знакомую территорию. И это подействовало.
Наташа больше не сжимала ноги. И Сашка, хмелея от предчувствия, бережно и осторожно раздвинул ее колени и лег на девушку. Лег, опираясь на локти, ему казалось, что ей будет неприятно, если он навалится на нее всем своим весом. Безумно хотелось только одного. Терпеть было невозможно.
И Сашка стал двигаться, ища заветную щелку. Он тронул место предполагаемой высадки пальцами, там было жарко и влажно. И он направил туда свой орган, своего принаряженного героя. Ему показалось, что он на верном пути, и он сделал толчок. Лицо Наташи исказила гримаса, и она всхлипнула.
– Мне больно, Сашка, что ты делаешь! Мне больно!
– Наташенька, милая, я люблю тебя, – прорычал он и толкнул снова.
– Больно, ты с ума сошел, мне же больно!
– Наташа, я сейчас, так и должно быть, Наташенька, – и он снова толкнул.
Но его не пропускали. Может, толкать надо было сильнее?
Или он не туда попадает? И еще эти ее протесты!
И он решил остановиться и успокоить ее. И, наверное, зря. Потому что в ту же минуту Наташа заплакала, заплакала горько, громко, навзрыд.
– Что с тобой, что с тобой? – испуганно спрашивал Сашка.
Он по-настоящему испугался. Слезы ручьем текли из ее глаз, и казалось, что она никогда не перестанет плакать. Господи, что делать, как ее успокоить?
Все его желание, весь его любовный пыл вмиг улетучился, и, словно жалкая сосиска, свисало его достоинство в сморщенном чехле резинотехнического изделия.
– Наташа, Наташа, не плачь, ты что, я ведь ничего не сделал.
Она же захлебывалась от слез. Сашка не мог знать, что это нервный срыв.
Но он поступил верно. Он перестал ее успокаивать и просто лег рядом, заботливо одернув подол ее коричневого форменного платья.
Он лег рядом и стал легко гладить ее по плечу, и удивительно, но она вдруг затихла. Ему даже показалось, что она уснула, так как она почему-то повернулась лицом к стене и закрыла глаза. И что теперь делать?
Что делать?