Текст книги "Ликвидация безграмотности"

Автор книги: Олег Болтогаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 12

– Заждались мы вас, молодежь, заждались, – защебетала тетка.

– Мы так славненько прогулялись, мамочка, ты не представляешь!

Это сказала Катя. А Сашка не знал, куда глаза девать. Ему казалось, что тетка может догадаться, как «славненько» они прогулялись. Упаси боже.

Он прошел на кухню. В нос ударил запах алкоголя. Сашка понял, что мать с теткой раздавили бутылочку. Он не любил, когда мать выпивала, потому что после этого она начинала долго и нудно учить его и братана премудростям жизни. Собственно, премудрость была одна: нужно хорошо учиться и любить свою маму. Потому что ближе человека нет и не будет.

Но удивительное дело, сегодня мать не стала читать ему нравоучений.

– Поешьте, а мы устали, пойдем спать.

Она поднялась и пошла к себе. Сашка сел за стол, через минуту вошла Катя.

– Набрались наши матушки, – прошептала она.

– Дай им бог здоровья, – сказал Сашка.

– Твоя часто прикладывается? – спросила Катя.

– Нет. Но бывает.

– И моя также. Отец злится, но терпит.

– Давай пожуем, – предложил Сашка.

И они стали есть. Потом попили чаю.

– Половина двенадцатого, – сказал Сашка.

– Спать пора, – зевнула Катя.

– А как же твое обещание? – Сашка почувствовал волнение.

– Какое?

– Что ты ко мне придешь. Ночью.

– Но ведь мы уже…

– Не помню.

– Ты жулик.

– Ты обещала.

– Не помню.

– Катя!

– Что?

– Давай еще!

– Ты ненасытный.

– Но если хочется.

– Я устала.

– Не ври. Когда ты успела устать?

– Тогда, когда.

– Катя, приди ко мне. Или, хочешь, пойдем сразу?

– Знаешь, что?

– Что?

– Давай лучше здесь.

– Здесь? На кухне?

– Просто здесь нас наверняка не услышат…

– И где мы…

– Принеси одеяло.

Сашка вскочил и побежал в свою комнату. Его диван уже был заботливо застелен. Сашка схватил свое одеяло и повернулся, чтобы идти к двери, и замер от удивления. У противоположной стены стояла раскладушка, на которой спал его братан. Ничего себе! Мать и тетка решили переселить его к Сашке. И тут он вспомнил, что завтра мать хотела сделать помин по его отцу. Значит, поэтому они с теткой постелили братану в Сашкиной комнате. Значит, не судьба им с Катей побыть сегодня в его комнате.

Катя все также сидела за столом и ждала его.

– Братана переселили ко мне, – сказал Сашка.

– Видишь, значит, наше место здесь, – засмеялась Катя.

Дальнейшее произошло очень быстро. Они погасили свет и отодвинули к стене кухонный стол. Сашка положил на ковер одеяло и обнял Катю. Он раздел ее быстро и уверенно. Катя даже помогала ему. И вот она осталась в коротенькой комбинации и трусиках. Теперь Сашка разделся сам. До трусов. Затем он обнял Катю, и они легли на одеяло. Нет, целовались недолго. Сашка стал на колени и стал снимать с Кати трусики. Она приподнялась, чтоб ему было удобнее. Потом он разделся сам. И упал на нее.

– Подожди, подожди, – прошептала она.

– Что, что? – спросил он. Тоже шепотом.

– Я комбинацию тоже сниму.

Когда он обнял ее, совершенно голую, то сразу понял, что это совсем другое. Когда и он, и она без одежды. Он жадно нетерпеливо обнимал ее, раздвигал ее ноги. Ласкал ее упругие груди.

– Подожди, подожди, – услышал он ее голос.

– Что? – он ласкал ладонью ее живот. И там, ниже.

– Не надо так спешить. Слышишь? Не спеши.

И он ее услышал. И стал ласкать ее, не торопясь. Вот оно, оказывается, что!

Конечно, так приятнее и волнительнее, когда не спешишь. Вот оно что!

Он опустил голову чуть пониже и стал целовать ее грудь. Поймал губами сосок ее груди. Пальцами он трогал, гладил ее другую грудь. И удивился, почувствовав, что ее соски стали твердыми. Он вдруг понял, что она гладит его по спине, что ее руки касаются его лица, словно она была слепая и знакомилась с ним на ощупь. Он опустил руку и коснулся ее заветного холмика, там его, похоже, ждали, потому что его дерзкий палец был легко пропущен в святая святых ее тела. И она тихо застонала. Сашка почувствовал, что Катя раздвигает ноги и воспринял это как сигнал, как зов.

Он навалился на нее, стараясь не давить, Катя охнула, Сашка направил себя по уже известному ему пути и проник в нее. Легко, словно делал это прежде много раз. Катя снова застонала, обхватила его ногами и прошептала:

– Давай, миленький, давай!

И миленький стал давать. Он погружался в нее сильно, глубоко, каждый его толчок сопровождался ее сладостным, сдавленным стоном. Потом Катя стала вдруг мотать головой из стороны в сторону, она громко вскрикнула, Сашка испугался и прекратил свои толчки.

– Что с тобой, Катенька, что с тобой? – спросил он озабоченно.

– Не останавливайся, не останавливайся! Давай! – прошептала она.

И тут он понял. Он понял, что вот теперь она по-настоящему кончает.

Не то, что там, у забора. И он опять задвигался, а она снова стала стонать, Сашка, боясь, что их услышат, нежно прикрыл ей рот ладонью, но она неожиданно укусила эту его ладонь, она вдруг тонко и забавно заскулила, все ее тело выгнулось дугой навстречу его непрекращающимся толчкам. Она стала, как пружина, ее грудь под его ладонью была твердой, словно зеленое яблоко, ее голова снова заметалась, Сашка почувствовал, что она колотит его сзади пятками, и в это мгновение он стал кончать. Его трясло. Он изливался в нее. Всей своей страстью. В самую глубину! Боже, какой это был кайф. Так вот оно как должно быть… Вот как… Он тихо рычал. Он умирал. Он жил. И это было прекрасно.

Боже, как хорошо, что мать и тетка выпили и спят богатырским сном.

Иначе они бы непременно услышали стоны юных любовников. Как все удачно!

Само провидение было на их стороне.

Глава 13

Сашка чувствовал, что после всего случившегося можно задавать любые вопросы.

– Хочу тебя спросить.

– Спрашивай.

– Ты давно уже?

– Что?

– Ну… Ты когда в первый раз?

– А! В прошлом году. Летом. Шестого июля.

– Не в честь эсеровского мятежа?

– Причем тут эсеровский мятеж? Шутки у тебя…

– Ну, так выходит. И кто это был?

– Не скажу. Смеяться будешь.

– Не буду. Скажи.

– Честно?

– Честное слово.

– Это был мой троюродный брат.

– Кто, Анатолий?

– Нет, ты его, наверное, не знаешь. Эдик. Это по линии моего отца.

– Ты, что, специализируешься на родственниках?

– Не издевайся.

– Я не издеваюсь. Просто так получается. И как это случилось?

– Что?

– Ну, то, что он тебя…

– А! Да как-то так, глупо.

– Ты этого хотела?

– Да, пожалуй, хотела. Насилия с его стороны не было.

– Расскажи подробнее.

– Зачем тебе?

– Сказать?

– Конечно скажи.

– Я встречаюсь с девушкой. Мы уже столько раз были на грани… Но у нас ничего не выходит. У меня не получается.

– С Наташей? Почему? Она что, девственница?

– Ну да. И я тоже еще ни с кем. Ты у меня теперь первая.

– Вон оно что. И что ты хочешь узнать?

– Все.

– Ты хочешь, чтоб я дала тебе совет или рассказала, как это было у меня?

– И то, и другое.

– Встречались мы тайком. Они с другом приходили к нам в гости. Друг его к сестрице моей старшей имел большой интерес. Сидели, слушали музыку. Танцевали. Анекдоты травили. Стали как-то выключать свет. Парням это очень понравилось. Сидим на разных диванах, темно, но постепенно глаза привыкают, и вижу я, как друг его ласкает мою сестрицу. Откидывается она на диван, он целует ее безотрывно. А я не могу отвести глаз от его руки, которая блуждает по ее коленям. И ныряет эта рука под ее юбку, сминает кверху, а у меня спирает дыхание. А Эдик, братец мой троюродный, начинает тихо и нежно меня поглаживать. Вот так и пошло-поехало.

– Нет, нет. «Пошло-поехало» не пойдет. Так и в книжках пишут: «Он повалил ее на диван и овладел ею». Извини, я хочу детали.

– Да ты сладострастник!

– Я готов быть кем угодно, только ты рассказывай. Ты влюбилась в него?

– Ну, что-то вроде этого. Волнение было какое-то необъяснимое.

– И как вы к этому подошли? Он предлагал, или ты сама все затеяла?

– Скажешь тоже! Конечно, это он стал меня уговаривать.

– Как? Как он тебя уговаривал?

– Ну, говорил, что любит, что страдает без меня.

– Где говорил, прямо там, на диване, при сестре?

– Нет, конечно. Мы с ним вынуждены были уходить из дома, так хотела сестра. У нее, видимо, настала пора, когда мы с Эдиком стали им мешать. Место мы себе нашли, лучше для бездомных быть не может. Во дворе института стоял катер, так мы в него залезли. Эдик подобрал ключи от входной дверки. Кубрик, кажется, это так называется, был очень тесным, но нам хватало. Вот в этом катере и проходили наши свидания.

– И что, на полу этого кубрика? Как мы сейчас?

– Нет, конечно, ты что никогда не был на катере? Там две скамеечки по бокам, а посредине…

– Что посредине?

– Посредине – столик.

– Так, значит, на столике?

– Нет, в начале мы сидели на одной из скамеечек. Столик был потом.

– Это случилось на столике?

– Да.

– Рассказывай.

– Ну, что рассказывать? Ты уже все знаешь.

– Здрасьте! Мы так не договаривались. Давай подробности!

– Какие подробности? Прямо – допрос.

– Ты боялась залететь?

– Нет, он использовал резиночку.

– Ты видела, как он ее надевал?

– Обычно нет. В последний момент он немного возился там, и все.

– Откуда же ты знала, что он не обманывает тебя? Ты ведь не видела.

– Он говорил, я ему верила. И, потом, звук очень специфический.

– Звук чего?

– Звук надеваемой резинки! Вот ты зануда!

– А как было в первый раз, ты боялась?

– Да, конечно, боялась. Но, сказать честно, я была немного пьяна.

– Вот как! А он?

– И он был немного пьян. Поэтому все произошло без визга с моей стороны.

– Какого визга?

– Ну, чтоб ты знал. Первый раз чаще всего бывает, ну, полу-насильно, что ли.

– Да ну!

– Да, если девчонка даже совсем согласна, все равно, в тот момент, когда она почувствует, что ей вставляют, она чисто инстинктивно начинает кричать и сопротивляться. И парень не должен ее отпускать. Он должен входить в нее, и все. Несмотря на ее вопли. Иначе процедура будет отложена на другой раз, а у девчонки и у парня останется лишь неприятный осадок.

– Слушай, а ведь у меня с Наташкой именно так. Она начинает плакать, и я ее отпускаю. Хотя мы оба хотим этого.

– Вот и имей в виду, что здесь что-то похожее на прыжок в воду. Нужно решиться. Конечно, при условии, что она согласна.

– А тебе было больно? Первый раз?

– Первый раз – да. Но то, что я была малость пьяна, как-то заглушило боль.

– Ты плакала?

– Обязательно! Это ритуал.

– В процессе или потом?

– Процесс был таким коротким, что расплакаться не успеешь. Потом так, чуток.

– А крови много было?

– Ты прямо как гинеколог! Полпервого ночи, могла ли я видеть много там или мало?

– Ну, потом ты ведь могла оценить.

– Ты ужасный! Вытерлась трусиками, бросила их в кусты, и все!

– То есть – немного.

– У кого как. Ой, я уже спать хочу! Пойду к себе.

– Нет, полежим еще. Смотри, что у меня произошло. Потрогай.

– Нет, больше не будем. Хватит.

– А зачем же он так себя ведет?

– Это твое, ты и спрашивай себя.

– Но это для тебя. Спрашивать нет смысла. Действовать надо.

– Что я слышу! Не мальчик, но муж! Но, Сашенька, я больше не хочу.

– Тебе было хорошо со мной?

– Да, очень! Но мне надо идти.

– Слушай, а у тебя после первого раза много было?

– Чего «много»?

– Ну, с ним или с другими… Не понимаешь, что ли?

– Понимаю. Ты знаешь, с ним у нас как-то странно. То – нет-нет. А то вдруг придет он ко мне, и нет сил терпеть. Вот и грешим потихоньку.

– Так, значит, ты только с ним?

– В том-то и дело, что нет. То есть, близость только с ним, но у меня есть еще и, так сказать, перспектива. Студентик ходит ко мне. Думаю замуж за него выходить. Через годик.

– Это не очень цинично?

– А то, что я с тобой на этом одеяле, а ты мечтаешь о Наташе – не цинично?

– Цинично. Но я без тебя, наверное, бы пропал.

– Теперь не пропадешь! За одного битого двух небитых дают.

– Слушай, а еще…

– Что?

– Про сроки. Как это и что?

– Ты про женский календарь?

– Ну да.

– Это надо на бумажке рисовать. Одно тебе скажу – дней для радости мало.

– Ты мне нарисуй завтра. Но почему «мало»?

– Нарисую. А мало, потому что природа мудра. Все направлено к одному.

– К чему?

– К зачатию. К новой жизни.

– А ты не беременела еще?

– Типун тебе на язык!

– Ну, если ты так часто…

– Ничего не часто. Например, через два дня – прием закончен.

– Кать, а что ты испытываешь, когда…

– Когда что?

– Ну, в разные моменты. А особенно в конце.

– Наверное, тоже, что и ты. Мне хорошо. Это не расскажешь.

– А ты чувствуешь, когда парень кончает? Например, я?

– Какой ты любопытный!

– Ну, скажи, ты чувствуешь, когда в тебя ударяет струйка?

– Ничего не ударяет. Это почти неощутимо. Так – слегка.

– Значит, ты не чувствуешь?

– Я больше воспринимаю другие признаки.

– Какие?

– Не смеши! Ну, поведение, звуки, дрожь тела. Ты лезешь в такие тайны…

– Ничего я не лезу. Мне просто некого спросить.

– Наверное, я тебе все рассказала.

– Не все.

– Нет, все. Давай, я уже пойду, а то вдруг наши мамочки захотят пи-пи.

– Да, это вполне возможно.

– Давай одеваться.

– Давай.

Глава 14

Утром, еще в полусне, Сашка вспомнил все, что произошло вчера. Он – мужчина! Он сел в кровати и стал думать. И что теперь? Конечно, Катя – девочка странная. Наверное, про таких говорят: «испорченная». Скоро они уедут, а он останется. Что это было между ними? Любовь? Или элементарная похоть?

Слово какое-то некрасивое. «Похоть». Нет, он испытывал к Кате что-то особенное. Какую-то благодарность. Ведь это она, Катя, ввела его во взрослый мир. И, кажется, все получилось не так уж и плохо. Теперь он знал, что нужно делать и как. Он снова и снова вспоминал сцены их вчерашней близости, и ему было хорошо. Еще он подумал, что давно уже не спал так крепко и спокойно, как сегодня. Значит, это, близость с женщиной, ему необходима? Выходит – так. Как было бы здорово, если бы Катя жила где-нибудь рядом. Они бы встречались тайком.

Сашка откинулся на подушку. Опустил руку вниз. Потрогал себя.

«Ты молодец, – сказал Сашка своему герою. – Не подвел».

«А как же Наташа?» – вдруг подумалось ему.

На душе стало скверно.

Надо вернуть ее. Что это она стала ходить с Димкой? Конечно, отбить девушку у десятиклассника непросто. Но ведь сама Наташа разве перестала любить его, Сашку? Не может быть, чтоб вот так, раз, и разлюбила.

Собственная логика показалась ему железной.

Но тут же он подумал о Кате. Сколько они еще у них пробудут? Четыре дня.

И что, каждый из этих дней он, Сашка будет иметь возможность…

Как бы это сказать?

Общаться с Катей.

Вот, как можно сказать.

А как же Наташа? Мысль о Наташе не давала ему покоя.

Когда Сашка вышел из своей комнаты, то понял, что подготовка к поминкам по отцу идет полным ходом. Прошло три года, как отец умер, но мать каждый год тщательно и трепетно готовилась, чтобы, пригласив родственников, отметить печальную дату.

Мать, тетка и Катя дружно суетились в кухне.

Сашке был дан большой индивидуальный план, так сказать, по мужской линии.

После того, как съездили на кладбище, началось застолье. Все говорили хорошее об его отце. Сашка немного выпил, и добрые слова об отце волновали его. Собрав все мужество, он старался, чтобы никто не заметил, как увлажняются его глаза.

Катя сидела рядом. Вскоре Сашка ощутил, что ее коленка коснулась его колена. Это было очень волнительно. Сашка понимал, что вечером все снова улягутся пораньше, и они с Катей опять останутся наедине.

Он думал только об одном, чтобы братан сегодня спал в своей комнате.

А для этого нужно было навести порядок после поминок непременно сегодня.

Кажется, и Катя это поняла.

Стимул был столь велик, что несмотря на уговоры тетки и матери о том, что «все это можно будет сделать завтра», несмотря на это, Сашка и Катя проявили трудовой героизм, и к восьми часам вечера в доме не было и следов сегодняшнего печального сбора. Если не считать переполненного холодильника.

А у братана не было повода спать в Сашкиной комнате.

Зато пришлось почти до десяти вечера ждать, когда он, братан, досмотрит очередную опупею своего любимого сериала. Это Сашка придумал такое слово, производное от «эпопея» – «опупея». Многим нравилось. Итак, Сашка ушел раньше, всем видом показав, что эта жвачка его совершенно не интересует.

Уходя, он многозначительно посмотрел на Катю. Их взгляды встретились.

– Бессовестный. Ты спишь, – услышал он тихий шепот.

Во дурко. Он и правда задремал.

– Не сплю, – соврал он нарочито бодро.

– Еще и врешь. Как тебе не стыдно!

Сашка мгновенно продрал глаза. Катя стояла рядом с его постелью.

Полутьма не могла скрыть ее стройного юного тела, на котором, казалось, серебрилась коротенькая комбинация с кружевами сверху и снизу. Сашка сел.

– Иди сюда, – прошептал он.

– Бессовестный! Ты спал, – как заведенная повторяла Катя.

Сашка схватил ее за руку и притянул к себе.

– Ты заперла дверь? – спросил он.

– Ну, ты нахал. Сам запирай.

Сашка хотел встать, но она рассмеялась.

– Заперла, заперла. Сонный рыцарь ты мой.

– Катя, Катя, – шептал Сашка, увлекая ее на постель.

Под комбинацией на ней ничего не было.

– Подожди, сниму, а то порвешь, – прошептала Катя.

Подумалось, что вчера такая фраза уже была. Сашка обнял ее, обнаженную.

Все произошло быстро. Он навалился на нее. Катя послушно раздвинула ноги.

Сашка тронул ее пальцами там, между ног. И понял, что она готова принять его. Катя не просила, чтобы он не спешил, она сразу резко и жарко задышала, громко охнула, когда он проник к нее. И почти сразу стала стонать и вскрикивать. Сашка впился поцелуем в Катины губы, чтобы заглушить ее вопли.

– Тише, Катенька, тише, – шептал он.

Диван предательски скрипел, но Сашка не снижал темпа, ему нравилось именно так – резко, быстро, энергично. Он ощутил, как тело девушки напряглось, он понял, что она на вершине, и, ухватив ее за зад, он еще глубже проник в нее.

И началась кульминация.

Полная. Острая. Сладостная. Невыносимая.

Еще минуту он лежал на Кате, нежно целуя ее лицо. Никаких сил не было.

Он откинулся. Катя повернулась на бок и прижалась к нему. Все ее тело мелко вздрагивало.

– Как здорово, – прошептала Катя.

– Тебе понравилось?

– Да.

– С Эдиком, наверное, лучше.

– Нет. С тобой лучше.

– Почему?

– Не знаю. Наверное, потому что мы с тобой больше подходим друг к другу.

– В смысле.

– В том самом смысле.

– А… – протянул Сашка.

Через некоторое время желание возникло вновь. Сашка не знал, можно ли вот так сразу, второй раз. Он стал гладить девичье тело. Прижался к ней.

Катя сама разрешила его сомнения.

– Ого, – прошептала она, коснувшись его там ладошкой.

– Что? – спросил Сашка.

– Мне нравится эта штучка.

– Правда?

– Да. Хочешь, я буду сверху?

– Сверху?

– Ну да, – рассмеялась Катя.

И нежно оседлала его. Сашка поразился тому, какая она легкая. Но больше всего его поразило другое. То, что Катя сама направила его в себя. Прямо так, бережно обхватив пальцами его твердый орган, она ввела его в себя.

Села на него.

Сашка охнул. И Катя охнула. Настолько глубоко он проник нее.

Это было что-то фантастическое. Сашка понимал, что девушка сама управляет процессом. Он лишь помогал ей. Он поднял руки, и в его ладони влились ее нежные и тугие груди. Сашка жадно ласкал их. Он отмечал, что Катя делает какие-то разнообразные движения. Не то, что он – как поршень вперед-назад. Нет, она двигалась иначе, иногда немного вбок, иногда, он чувствовал это, она старалась, чтоб только кончик его естества был погружен в ее влажную тайну. Но вот она стала дергаться резче, сильнее, ага, кажется, она взлетает, и здесь природа взяла свое, она стала двигаться так, как двигался бы и Сашка, если бы был сверху. Сам Сашка был еще далеко от вершины, и, собственно, он не очень стремился к этому, ему хотелось, словно со стороны, посмотреть, как это происходит у девушек. Катя что-то горячечно шептала, Сашка стал вслушиваться в ее бессвязный лепет.

– Ой, как хорошо, мамочка, как мне хорошо, – смог разобрать он.

«Видела бы тебя твоя мамочка», – усмехнулся Сашка про себя.

И вот она вскрикнула, прижалась к нему так, что он оказался погружен в нее полностью, она задрожала, ее дыхание стало жарким, неровным, страстным. Сашка понял – она кончила.

Потом она лежала на нем, и он чувствовал, что она все же что-то весит.

Но ему было приятно ощущать на себе ее тяжесть. Неужели это любовь?

Видимо, они оба ненадолго заснули. А когда проснулись, то еще раз занялись любовью. Только теперь Сашка был сверху. И вершины они достигли одновременно. И снова заснули.

Катя ушла от него только под утро.

А через два дня они уезжали. Сашка смотрел на Катю, на ее красное пальто, на шапочку, а сам думал только об одном, об ее крепком юном теле и о том, что она, Катя, теперь навсегда останется его первой женщиной.

Он пытался определить степень своего родства с ней, но его знаний не хватило. Ее мать – двоюродная тетка его матери. А кто он для Кати? А она для него? Нет, он не знал названий для таких родственников.

«Вы любовники», – он вздрогнул, настолько явственно услышал он чей-то голос.

Сашка тревожно посмотрел вокруг. Нет, это ему показалось.

– Мне тут так понравилось, – щебетала Катя.

– Вот и хорошо, – отвечала мать Сашки.

– Мамочка, я хочу тут остаться, – капризно сказала Катя.

И очень выразительно смотрела на Сашку.

А ему казалось, все знают, что между ними было.

Поэтому, когда поезд наконец тронулся, Сашка вздохнул свободно.

Гора с плеч.

Каникулы кончились. В первый же учебный день Сашка, как всегда, до начала первого урока зашел в туалет. Пацаны стояли в кружок. В центре, как всегда, был Петька. Сашка подошел поближе. Петька солировал: «А она говорит: „Меня мама ругать будет“. А я ей: „Ты что, мне не доверяешь?“ А сам трогаю ее рукой между ног, а она руки моей вроде и не замечает! Ну, думаю – пора! Тяну вниз ее трусики, а она говорит: „Порвешь, я сама“».

– Привет, Сашок! – Петька прервал свою песню.

– Привет, – Сашка пожал протянутые ему лапы.

– Что-то твою Натулю видели с Димкой? Поругались, что ли?

– Да, немного, – ответил Сашка.

– А тебя видели в обществе такой приятной леди. Очень и очень…

– Да ладно тебе. Это дочка двоюродной тетки моей матери.

– Троюродная племянница моему забору, – заржал Петька.

– Ты только об одном и думаешь!

– Можно подумать, вы беседовали о чистоте человеческих отношений!

– Может, и беседовали.

– Как говорил классик – «не верю!».

– Я ждала и верила, думала, рожу, а когда проверила, с триппером хожу!

Это пропел Лешка. Сашка засмеялся и шутливо толкнул его в бок.

– Ну, так вот, стала она сама снимать трусики, а я, лап-лап по карманам, презервативы дома забыл. Что делать?

Петька продолжил свою песню. Жизнь продолжалась.