Текст книги "Тыловики (СИ)"

Автор книги: Олег Геманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Ну, никто особо и не парился. Не только насчет строевой подготовки, но и вообще. Правда, на самих реконструкциях, а особенно на съемках, люди выкладывались по полной программе. Однажды на реконструкции под Москвой при температуре минус пятнадцать шесть часов просидели в мерзлых окопах. А если учесть, что обмундирование наше соответствовало обмундированию немецких солдат сорок первого года, то мы на своей шкуре почувствовали всю прелесть известной поговорки "Мерзнут, как немцы под Москвой". Долго потом шутили между собой по этому поводу. Но на мероприятии никто не ныл, все достойно тянули свою реконструкторскую лямку.

Или вот не далее, как сегодня утром, при температуре под пятьдесят градусов бегали по полю, высунув языки. Каски на голове от жары плавились, но никто и не подумал шлангом прикидываться. Все работали. Беспрекословно выполняя все приказания герра лейтенанта. Ведь можем когда захотим! Значит и сейчас сможем, тем более от этого зависит наша жизнь. Ну, а гражданскую вольницу придушим. Лично я приложу к этому, все свои силы. Жаль, только, что в армии из взвода служили всего трое. Дихтяренко в пехоте, он и там пулемёт на горбу таскал. Андрей Шипилов из первого отделения – связистом на точке торчал, да еще Витя Гущин пограничником лямку тянул. Остальные либо вузовские "пиджаки", как например я, либо без излишних затей, по-простому от армии откосили.

Между тем герр лейтенант закончил своё проникновенное выступление и сразу начал неуклонно повышать нашу воинскую дисциплину, путём отдачи приказа о немедленном приведении дна оврага в нормальный вид посредством аккуратного складывания амуниции и постановки оружия в "пирамиды". После наведения порядка Новиков милостиво разрешил людям с полчасика просто посидеть в тени, а меня с Курковым подозвал к себе и отвел подальше от остальных. Новиков опустился на землю, похлопал рукой рядом с собой:

– Присаживайтесь. Ну, что всё поняли насчет дисциплины?

Мы с Мишкой синхронно закивали головами, мол, всё понятно, не беспокойся отец родной, не посрамим…

– Если так, то слушаете меня внимательно. Я полностью убежден, что мы имеем отличный шанс выйти живыми из этой переделки, – герр лейтенант ткнул указательным пальцем вверх. – Они не просто так выбрали именно нас. Не просто так засунули в этот капкан, критично ограничив наши возможности по прорыву к нашим. Значит задание именно здесь – в тылу немцев! – Новиков закашлялся.

От постоянных разговоров у Николая сел голос. А так как офицерам носить фляги не положено, то Курков отстегнул свою, пустил по кругу. Мы с герром лейтенантом деликатно отпили по одному глотку. Воды осталось совсем немного, и неизвестно когда и где мы её наберем.

Немного переведя дух, Новиков продолжил разговор:

– Получается, что мы должны по-тихому куда-то придти и что-то сделать.

Курков нервно засмеялся:

– Прямо в сказку попали! Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что!

Герр лейтенант усмехнулся, задумчиво посмотрел в небо, как будто желая увидеть там, между облаков ответы на многочисленные вопросы.

– Ты прав, Миша. Именно, что в сказку. Знаете мужики, а ведь таких групп как наша в немецком тылу не было. Конечно, и партизаны по коммуникациям работали, и диверсионные группы РККА от души резвились. Но чтобы так открыто, в немецкой форме, да еще такой толпой красноармейцы по тылам гуляли, я не слышал никогда!

Курков открыл рот, явно вознамерившись возразить Николаю, но Новиков замахал руками, резко замотал головой:

– Знаю, знаю! Попытки заброса таких групп в тылы немцев предпринимались, но к сожалению крайне не успешные. Источники по этому поводу лишь глухо сообщают, что в связи с недостаточным знанием немецкого языка наши диверсанты мгновенно вычислялись немцами.

Так-так. Как это ни удивительно, но при полном молчании этих неизвестных парней, которые забросили нас в пекло войны, потихоньку начало складываться вполне чёткое понимание того, что они ждут от нас конкретных действий. Иначе эти парни из будущего, просто не стали вкладывать в наши черепушки знание немецкого языка. И как только грузовик роты пропаганды остановился возле нас, так сразу всё очень быстро для нас и закончилось. Интересно, а почему нам одновременно с немецким языком не дали четкие распоряжения? Пойдите в пункт "А" сделайте там то-то и то-то, а потом идите в пункт "Б". Наверно, на этот счет у наших потомков существуют ограничения. Может нравственные, религиозные, а может и просто технические. Здесь остаётся только гадать…

В отличие от меня, Новиков не занимался гаданием на кофейной гуще, а резкими рублеными фразами вбивал факты в наши с Мишкой головы:

– А вот немецкие диверсанты, особенно в начальный период войны действовали пусть не самым лучшим образом, но, увы, весьма неплохо. Недоброй памяти батальон "Бранденбург-800" натворил немало бед, пролил много крови, – Николай немного помолчал, резко поднялся, и сильно волнуясь на одном дыхании, выпалил:

– Не пора ли отдать должок немцам? Как вы считаете, мужики?

Курков скосил глаза на пришитого чуть выше правого кармана кителя немецкого орла со свастикой в лапах, провёл по нему рукой, недобро улыбнулся:

– Хоть в "Бранденбурге" не только немцы служили, но должок всё равно именно за ними записан! Я вот сейчас шёл, про Брестскую крепость вспоминал, так меня всего просто наизнанку выворачивало, – Мишка, как прилежный школьник поднял вверх руку, – Я согласен. А ты, Нестеров?

Широко разведя руки в стороны, я шутливо пробасил:

– Ну, дык. Мы в деревне никогда супротив хорошего дела поперёк не идём. Озимые там вспахать, иль яровые взопреть, енто мы завсегда согласные!

Герр лейтенант от души рассмеялся, но неожиданно помрачнел и озабоченно спросил:

– А как там настроение у Мареева? Парень в себя пришел?

С лица Михаила мгновенно слетело веселое выражение. Он нервно провел рукой по лбу и печально ответил:

– С Витей дело плохо. Мне кажется, у него серьёзный нервный срыв. Постоянно бормочет что-то насчет шоу и всё время кого-то проклинает. Ни с кем не разговаривает. Даже со мной. Не нравится мне его поведение. Сильно не нравится.

Новиков печально вздохнул и тихо произнес:

– На ночевку станем, надо Витьке грамм триста водки налить. Для снятия стресса. Кстати. У нас с собой водка есть?

– Водки нет, причем совсем, – молниеносно отозвался я, но через мгновение смущенно уточнил. – Водки нет, но для такого дела найдем.

– Хорошо, – обрадовался герр лейтенант. – Теперь пошли к ребятам обсудим нашу идею насчет диверсантов.

В этом обсуждении, в отличие от предыдущего, я принял самое живое участие. Отчаянно спорил с товарищами, выдвигал предложения, яростно напирая на то, что в прошлом году прочитал одну главу из книги "Тактика партизанской войны в период 1941–1944 годов". В общем, проявлял недюжинную активность. Честно говоря, проделывал все эти действия, для того, чтобы хоть немного приободрить людей, внушить им уверенность в свои силах. К сожалению, некоторые ребята сидели с весьма растерянными лицами. А где растерянность, там, как известно вскоре вырисовывается уныние и тому подобные безобразия.

Минут через двадцать пришли к закономерному выводу – необходимо добыть оружие. Решили, что для этого дела, нам нужно держаться подальше от скоплений войск, а при встрече с малыми группами немцев действовать по обстановке. Ну, а первым делом необходимо найти воду. К сожалению, в овражке её совершенно не наблюдалось и герр лейтенант, построив взвод, дал команду на начало движения. Мы дружно затопали сапогами по пыли. По обе стороны дороги простиралась бесконечная донская степь.

В такт шагам негромко позвякивает амуниция, песок тихо хрустит под подошвами сапог.

За моей спиной между собой тихо переговариваются товарищи. Ветер гнет к нашим ногам непокорный ковыль, кружит в бесконечном хороводе полевое цветущее разнотравье. Вокруг чирикают невидимые птицы, а высоко в небе над нами парит степной орел. Красота! Вот только с каждой минутой всё сильней и сильней хочется пить. Но отцепить фляжку и напиться нельзя. Герр лейтенант приказал экономить воду. Чтобы отвлечься от мыслей о воде, оборачиваюсь к Феде, показываю рукой вверх:

– Смотри орел, какой здоровый.

– Да я и так смотрю, – печально отвечает Дихтяренко и устремляет взгляд в небо. – Сергей, мне одному кажется, что гудит где-то?

Я завертел головой по сторонам. Точно! Вот теперь и я четко услышал непривычное гудение. Оно то, отдалялось, то приближалось, словно кто-то по широкой дуге описывал круги вокруг нас. Блин! Это же в небе летает самолёт! Поделившись своим открытием с Федей, я успокоился и, отгоняя от себя мысли о весело журчащих струях воды, сосредоточил взгляд на бритом затылке шагающего впереди Новикова. Между тем жужжание усилилось, слева от нас быстро промелькнул силуэт самолета. Герр лейтенант вскинул голову и заинтересованно обратился к Куркову:

– Михаил, ты заметил, что за самолет пролетел?

Мишка прищурился и пожал плечами:

– Да кто его знает. Я эти самолеты видел только в кино и компьютерных играх. Не специалист в этом вопросе, – Курков широко улыбнулся. – Но это точно не "Юнкерс".

Николай явно заинтересовался самолётом, тем более, что впереди снова раздался приглушенный звук авиационного мотора. Черная точка самолёта надоедливым жуком повисла над дорогой. Новиков приложил ладонь ко лбу, несколько секунд всматривался вдаль, потом обернулся и громко крикнул:

– Мужики! Кто самолёт успел разглядеть?

Уже не точка, а хорошо видимый силуэт, низко распластавшийся над землёй, стремительно увеличивается в размерах. Из середины строя донёсся басовитый голос Шипилова:

– Успел, герр лейтенант. Это наш "Лагг".

– Наш? – пораженно выдохнул Новиков и в туже секунду, срывая горло, протяжно закричал:

– В-о-о-о-здух! С дороги! Убираемся с дороги!

Взвод дрогнул, рассыпался в разные стороны. Боковым зрением отмечаю, что парни моего отделения быстро бегут в степь. За ними с винтовками в руках несутся Шипилов и Торопов.

Меня кто-то сильно толкает в спину. С разбега падаю на бок. Прямо передо мной шлёпается чья-то винтовка, за малым не угодив по лицу. Над головой дикий рев, стучат пулеметы. Пораженно смотрю на красные звезды под крыльями. Страха нет, есть мучительное, тягостное ощущения крайней неправильности, даже несправедливости происходящего. Сжимаю кулаки, кричу летчику в небо, словно он меня может услышать:

– Здесь свои! Что же ты сволочь делаешь!

На дороге, где пару секунд назад шагал взвод, не шевелясь, стоят Мареев и Венцов. Виктор бросил оружие на землю, неистово машет руками над головой и, срывая голос, страшно кричит:

– Ненастоящее! Это всё ненастоящее! Слышите вы! Ненастоящее!

Венцов, наоборот, замер в полной неподвижности, намертво вцепился руками в ремень винтовки. В широко раскрытых глазах плещется животный ужас. Две пулеметные дорожки, выбивая из дороги султанчики пыли, неумолимо приближаются к ребятам. Мареев дико хохочет и что-то бессвязно выкрикивает. Венцов растеряно оглядывается по сторонам и валится как подкошенный в облако пыли. В противоположную от новобранца сторону падает Мареев.

Совсем рядом со мной яростно ругается Дербенцев, метрах в двадцати от меня, Вася Гущин из моего отделения невероятно быстро ползет по-пластунски в мою сторону. Резко вскакиваю, на подгибающихся ногах бегу на дорогу к ребятам. Сердце учащенно бьётся. Живы ли парни? Переворачиваю Венцова на спину. Лицо бледное, но крови нигде не видно. Жив? Нет? Андрей открывает глаза, непонимающе смотрит на меня, что-то неразборчиво мычит.

– Андрей! Ты ранен? Говорить можешь?

Венцов протягивает ко мне руки, пытается встать.

– Лежи, лежи! Я сейчас, – набираю полные легкие воздуха изо всех сил ору. – Мужики, Андрея ранило! Идите сюда! Помощь нужна!

Оглядываюсь по сторонам. Наши лежат в поле, видно лишь, как в некоторых местах сам по себе шевелится ковыль. Над дорогой – тишина. Из травы в полный рост поднимается Курков, с опаской смотрит в небо. И тут замечаю лежащего в луже крови Мареева. Пуля попала ему прямо в голову. Вместо лица чудовищное кровавое месиво.

За спиной раздаётся испуганный голос Венка:

– Герр унтер-офицер, со мной вроде всё в порядке.

Оборачиваюсь. Андрей сидит на земле, растеряно улыбается, ощупывает себя руками.

– Ничего не болит? Точно? – наклоняюсь к новобранцу, аккуратно поднимаю его на ноги.

Венцов трясёт головой, трёт локоть:

– Ничего, герр унтер-офицер. Только рука немного ноет. Видимо ударился при падении… – Андрей неожиданно замирает, взгляд стекленеет, винтовка соскальзывает с плеча и беззвучно падает на дорогу.

Понимаю, что Венцов увидел убитого Мареева. Подхватываю Венка под локоть и тащу его прочь от дороги. Навстречу нам, подавленно оглядываясь по сторонам, медленно идут ребята. Лица растерянные, многие без оружия. Сажаю Венка на землю, с силой хлопаю его по щекам. Взгляд Андрея приобретает осмысленное выражение. Вкладываю ему в руку почти пустую фляжку.

– Попей немного. Сиди здесь, никуда не уходи. Это приказ, – рычу я и бегу обратно на дорогу.

Над телом Виктора стоит на коленях Петр Мельников, наш штатный санитар. Возле Пети лежит в дорожной пыли раскрытая сухарная сумка. Внутри видны одноразовые шприцы, стерильные бинты, упакованные в пергаментную бумагу и какие-то глянцевые коробки из-под лекарств. Вокруг нестройной толпой сгрудились ребята. Бестолково топчутся на месте, нервно размахивают руками. Мельников медленно поднимается на ноги и сдергивает с головы пилотку.

– Витя мертв, – тихо произносит санитар, поднимает сумку и безуспешно пытается её застегнуть.

Обвожу взглядом парней. Практически у всех растерянные лица, люди потупили головы, плечи безвольно опустились вниз. Подавленная, аморфная масса, годная лишь на то, чтобы пойти и утопиться в ближайшем сортире. Как же привести ребят в чувство? Напряженно размышляю, как найти выход из этой безнадежной ситуации. Но в голову не приходит ни одной дельной мысли. От злости до хруста сжимаю кулаки и закрываю глаза, чтобы не видеть ничего вокруг.

– Мельников бегом к Венку! Проверь что с ним! – мертвую тишину разрывает на мелкие лоскуты жесткий голос Новикова. – Второе отделение – собрать разбросанное оружие, потом доложить мне об его исправности. Первое отделение ко мне…

Люди сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее начинают выполнять приказы. Для всех сразу находится множество дел. Кто-то ищет в высокой траве брошенные винтовки, кто-то далеко в поле копает саперными лопатками могилу.

Герр лейтенант постоянно подгоняет народ громкими командами. Вместе с Дихтяренко кладем тело Мареева на плащ-палатку, и тяжело дыша, несем его к уже наполовину вырытой могиле. С меня ручьем льется пот. Проходим мимо Венцова. Он уже пришел в себя, сидит, поджав ноги, и гладит рукой трепещущий на ветру ковыль. От Андрея сильно пахнет нашатырным спиртом. Лицо спокойное, ужаса в глазах нет. К нам подходит Мельников. Берется за свободный угол плащ-палатки:

– Мужики, давайте помогу.

Втроем быстро доносим убитого до свежего раскопа, а сами с разрешения герра лейтенанта устраиваем небольшой перекур. Петя деликатно интересуется нашим самочувствием. И убедившись, что с нами всё в порядке, поспешно убегает.

Мельников работает в небольшой ветеринарной клинике. Успешно проводит санацию ушных раковин котам и катетеризацию кобелям. А на реконструкциях Петр не менее усердно лечит наши мелкие травмы и помогает бороться с губительными последствиями злоупотребления спиртными напитками. Петька на каждом клубном собрании торжественно обещает в самое ближайшее время сделать аутентичный набор амуниции санитара, но дальше громогласных заявлений дело не пошло. Так и бегает Мельников в обычной пехотной униформе. Но его сухарная сумка и противогазный бачок до упора набиты медикаментами и прочими перевязочными материалами. Причем взводные остряки упорно распространяют слухи, что все препараты Петька покупает в своей ветеринарной клиники.

Похоронили Мареева как-то буднично, словно уже много таких могил было на нашем пути. Без соплей и истерик пару минут постояли с непокрытыми головами над свежим холмиком земли. Речей никто не произносил. Да и что тут скажешь? И так всё понятно без слов.

Герр лейтенант пару раз провел ладонью по волосам, надел пилотку и поднес руку ко рту. Командирский свисток трижды протяжно заливается трелью. Пару секунд соображаю, что это означает, потом вспоминаю – сигнал общего сбора! Судорожно достаю из левого нагрудного кармана свисток на красивом витом шнуре и дублирую для своего отделения команду герра лейтенанта. Парни быстро выстраиваются в походный порядок. Честно говоря, ожидал, что сейчас начнется небольшой, часа на три "разбор полётов", но ничего подобного не произошло. Новиков отдал команду и взвод снова, как ни в чём небывало, зашагал вперед по дороге. Только теперь ребята постоянно обводят небо настороженными взглядами.

А вот то, что люди не ударились в панику – крайне меня удивило. Конечно, в строю велись тихие разговоры о произошедшем. Ребята негромко делились своими впечатлениями, иногда тяжело вздыхали. Но всё происходило без фанатизма, как-то по обыденному. Не знаю с чем это связанно. Возможно, люди абсолютно четко осознали, в каких обстоятельствах они очутились. Да и герр лейтенант своим серьёзным видом и суровым лицом мало способствует возникновению обсуждения гибели Мареева.

Иду, шагаю по дороге, пока ход моих неспешных рассуждений о превратностях жизни не прерывает герр лейтенант. Он поворачивается к Куркову, и упирает указательный палец ему в грудь:

– Пусть Гущин возьмёт шефство над Венцовым. Чтобы Гущин от новобранца ни на шаг не отходил! Венка без присмотра оставлять нельзя! Он совершенно зелёный.

Мишка козыряет и быстро топает в центр колонны.

Да. Венк конечно хороший парень, но абсолютно не приспособленный к армейской жизни. Подозреваю, что и в обычной жизни он точно такой же мямля. Даже строевым шагом ходить не умеет. Я с ним провел всего пару занятий до поездки, научил становиться по стойке смирно, да с грехом пополам козырять. Внезапно понимаю, что сейчас необходимо по-дружески поддержать Венцова. Спрашиваю разрешение у Новикова и вихрем несусь к Андрею. Пристраиваюсь рядом с ним и отвешиваю ему хороший подзатыльник:

– В следующий раз – рот не разевай! Делай то, что приказывает командир. Сейчас тебе сильно повезло, парень. Очень сильно.

Венк понятливо кивает и перебрасывает винтовку на другое плечо. Возвращаюсь в голову колонны и спрашиваю Новикова:

– Герр лейтенант, а куда мы идем?

Николай не оборачиваясь, коротко бросает:

– Вперед, Нестеров. Идем вперед.

Глава четвертая

Командир миномётного взвода Павел Котляков, с силой всадил штык лопаты в землю, сел на приятно пахнущую прохладой свежевырытую груду земли, устало махнул рукой:

– Всё. Перекур десять минут. Основная позиция готова, потом начинаем оборудовать запасную.

Красноармеец Финаев, весь мокрый от пота, сверкая на солнце белым торсом, присел рядом с командиром, достал кисет, ловко свернул две "козьих ножки" одну из них протянул Павлу:

– Угощайтесь, товарищ младший лейтенант.

Котляков благодарно кивнул, с наслаждением затянулся крепкой махоркой.

– Спасибо. Ух, хороша чертовка! – Павел закашлялся, нашел взглядом расторопного наводчика второго расчета:

– Тухватуллин! Собери фляги, дуй на речку. Возьми с собой Ахметшина. Бегом!

Вокруг командира постепенно собрались все бойцы взвода. Со всех сторон раздавалась русская речь, вперемешку с башкирской и татарской.

– Тихо! – незлобно рявкнул Котляков. – Расшумелись как бабы на базаре.

Люди примолкли, расселись возле Павла поудобнее, задымили самокрутками. Котляков улыбнулся. Сейчас начнутся привычные расспросы. Из всего взвода только он уже побывал на фронте, поэтому, несмотря на молодость, пользовался среди своих бойцов неподдельным уважением. Как всегда, первым вопрос задал здоровенный сержант Агапов. Вообще, во взводе много крепкого народа оказалось. Это и не удивительно, иначе тяжелые минометные стволы и плиты не утащить.

– А скажите, товарищ командир, как вы думаете, остановим мы немца?

Котляков вскинул голову:

– Конечно, остановим! Вот смотри, я когда в декабре под Москву попал, то же самое спрашивал у своего взводного. Знаешь, Агапов, что он мне ответил?

Сержант, уставившись во все глаза на командира, недоуменно развел руками.

– Взводный тогда сказал: "Ну, раз, ты Котляков теперь на фронте, то беспокоиться не о чем! Немец дальше не пройдет!" Бойцы сильно смеялись тогда. А ведь так и получилось! Погнали мы немца от столицы, ох и хорошо погнали!

Младший лейтенант замолчал, докурил самокрутку, поднялся во весь рост:

– Ну, а сейчас я здесь! Да не один, а вон, с какими богатырями, – Котляков обвел рукой внимательно слушающих его людей. – Значит не только немца остановим, но даже обратно его на запад поганой метлой выметем!

Бойцы оживились, одобрительно зашептались между собой. С гребня высокого берега быстро сбежали посланные за водой красноармейцы, раздали мокрые фляги, присели к остальным. Хорошо приложившись к фляге, Котляков, спросил:

– Что там, Тухватуллин?

– Пехота копает, пыль столбом стоит! Говорят, к вечеру первую траншею отроют.

Младший лейтенант кивнул. В прошлом месяце в штаб батальона прислали новые наставления. Теперь требовалось пехоте в обороне копать окопы полного профиля. Хотя дело это очень тяжёлое, но оно того стоит.

Павел взглянул на часы. Десять минут отдыха истекли.

– Взвод! Собираем шанцевый инструмент, приводим себя в порядок, строимся!

Бойцы шустро забегали. Младший лейтенант подошел к своей аккуратно сложенной форме, начал натягивать гимнастерку. Слева от позиций раздался зычный голос батальонного посыльного:

– Младшего лейтенанта Котлякова, срочно к командиру роты!

Старший лейтенант Рамазанов сразу огорошил Павла:

– Значит так. Твой взвод направляется в усиление роте Петрухина. Ты его знаешь, шрам у него через всё лицо. Дальше действовать будешь под его командованием, – старлей достал из планшета сложенный пополам лист бумаги. – Вот приказ. Сейчас иди на склад, получай по сто мин на ствол. С интендантом я уже договорился.

– Товарищ старший лейтенант! Мы же четыреста мин на себе не утащим!

– Пехота подмогнет. Всё иди, у меня и без тебя дел по горло.

После обеда перейдя по наведенному сапёрами мосту, неширокую, но довольно глубокую Цимлу, взвод Котлякова потопал по унылой, выжженной солнцем степи вслед за пехотной ротой. Пехотинцы навьюченные деревянными ящиками с минометными минами тихо матерились, кидали недовольные взгляды на бойцов Павла.

Два раза навстречу красноармейцам попадались казавшиеся бесконечными отары овец. Их гнали на восток, за Дон, неулыбчивые, малоразговорчивые бабенки. К вечеру, после изнурительного марша вышли в заданный район. Рота, коротко передохнув, начала окапываться на невысоком кургане. Взвод Котлякова расположился прямо за ним, на берегу небольшого, безымянного ручья заросшего камышом-сухостоем. Ночью на западе грохотала канонада, а утром мимо кургана потянулись жидкие ручейки отступающей пехоты. Усталые, пропыленные красноармейцы с удивлением рассматривали свежеотрытые на кургане окопы, мрачно качали головами. Вскоре поток отступающих иссяк. Последней пропылила полуторка с простреленными в нескольких местах бортами, загруженная под завязку раненными бойцами.

Котляков долго еще смотрел вслед давно скрывшемуся за пыльной завесой грузовику. Потом с трудом сбросив с себя непонятное оцепенение, побежал в очередной раз проверять сектора обстрела.

Как к кургану подкатили немецкие мотоциклисты, младший лейтенант не видел. Сидел в окопе второго расчета, беседовал с красноармейцами. Безо всякого предупреждения с высоты длинной очередью саданул пулемет, и сразу густо защелкали винтовочные выстрелы. Пока Котляков пытался понять, что к чему, бой уже закончился. На дороге проходящей чуть левее высоты горели два тяжелых мотоцикла с колясками и валялись четыре трупа в ненавистной серой форме. Через полчаса с высоты прибежал посыльный, снисходительно зыркнул взглядом на встревоженных миномётчиков, степенно, как и положено бывалому фронтовику протянул:

– Вас, товарищ младший лейтенант наш ротный к себе вызывает! Насчет связи погутарить.

Котляков привычно одернул гимнастерку, нацепил на голову каску и побежал за "бывалым фронтовиком" изо всех сил скрывая улыбку.

Петрухин приветливо встретил Павла, протянул целую пачку трофейных сигарет, демонстративно щелкнул немецкой зажигалкой:

– Угощайся, младшой! Наверняка, такие еще не курил.

Котляков взял сигареты, покрутил в руках желтую плоскую пачку:

– Старый знакомец. Под Москвой мы много таких собирали. Толку от них немного, слабые очень. И вкус отвратительный.

Петрухин помрачнел, быстро спрятал трофейную зажигалку в карман гимнастерки:

– Ладно, Котляков. Как у тебя, всё в порядке?

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Сектора размечены, запасная позиция готова, – Павел протянул командиру заранее приготовленную схему секторов обстрела. – Думаю, по три мины на ствол для пристрелки кинуть. Жалко мины конечно, но потом это нам здорово поможет.

Петрухин привычным движением провел ладонью по шраму на лице, затянулся сигаретой:

– А ты прав, Котляков, – старший лейтенант зло бросил на дно окопа не докуренную и до половины сигарету. – Гадость страшная, аж в горле всё кисло стало. Махорочка-то наша не в пример получше будет!

Старлей замолчал и долго смотрел на еще чадящие тонкими струйками дыма мотоциклы, потом неожиданно спросил:

– Как настроение у твоих бойцов? Не струсят?

Павел собравшийся было обсудить с ротным систему связи, совершенно не ожидал такого вопроса и в первый момент даже растерялся:

– А чо… А… Простите, товарищ командир! С бойцами всё в порядке. Горят желанием дать бой гитлеровцам.

Командир роты заметил первоначальную растерянность Павла, кинул на него острый взгляд:

– Смотри, младшой, нам оборону до утра держать. Чуть попозже к тебе на батарею политрук придет. С людьми поговорит, политинформацию проведет, – Петрухин привалился спиной к стенке окопа, достал из планшета тетрадь. – А сейчас, давай-ка мы с тобой поподробнее определимся насчет подачи сигналов, а то у нас с этим делом явная недоработка получилась.

Минут через пятнадцать, исчеркав красным карандашом целый лист в записной книжке Петрухин довольно пробасил:

– Вот теперь – порядок! Иди, Котляков к своим. Всё, ждем гостей…

Младший политрук Зенбулатов, рассказывал бойцам батареи о перспективах открытия второго фронта союзниками, когда с кургана донесся истошный крик: "К бою"!

Спокойно сидящие вокруг политрука люди вскочили, подгоняемые окриками Павла бросились к своим миномётам. Политрук несколько секунд постоял, нервно озираясь по сторонам, потом выхватив на ходу пистолет из кобуры, и побежал на курган.

Разрозненно захлопали первые выстрелы, деловито застучали пулеметы. Над позициями завизжали мины, и на кургане распустилась цепочка разрывов. Несколько мин, разорвались, не долетев тридцать метров до окопа четвертого расчета. После небольшой паузы очередная серия небольших разрывов накрыла высоту.

– Похоже, у немцев только пятидесятимиллиметровые минометы есть, – с удовлетворением отметил Павел, выглядывая из окопа. – Сейчас мы их раскатаем. Черт! Что же корректировщик цели не даёт!

Курган ощетинился огнем, на фоне суматошной стрельбы отчетливо выделялись басовитые выстрелы противотанковых ружей. Через несколько минут по резко усилившемуся огню стало понятно, что немцы сосредотачиваются на левом фланге. С кургана отчаянно засемафорили флажками.

Котляков прокричал наводчикам данные для стрельбы, подождал пока командиры расчетов вскинут руки вверх сигнализируя о готовности к стрельбе:

– Батарея! По три мины на ствол, беглым – огонь!

Несколько раз с кургана корректировали огонь батареи. Миномётный обстрел немцев сначала ослаб, а потом и вовсе прекратился. Стихла перестрелка и на левом фланге. Павел зло осклабился. Видать немцу сильно не понравились наши "гостинчики". Именно так в батарее любовно называли восьмидесятидвухмиллиметровые мины.

Вскоре стрельба и вовсе прекратилась. Немцы откатились назад.

Пехота потеряла убитыми двенадцать человек. Погиб и политрук. Он не добежал до окопов всего несколько метров, мина разорвалась прямо за его спиной. Взвод Котлякова потерь не понес. Раненые пехотинцы, поддерживая друг друга, неспешно спустились с кургана, и пошли сквозь позиции минометчиков в тыл. Котляков поймал себя на мысли, что завидует этим бойцам. Они уже всё – отвоевались. Совсем скоро они будут лежать на чистых простынях в госпитале, лопать молочную кашу и напропалую флиртовать с медсёстрами. Отогнав неуместные мысли, младший лейтенант подозвал к себе расчет второго миномёта во главе с улыбающимся во весь рот Тухватуллиным:

– Стволы почистить, пустые ящики собрать и оттащить в сторону. Через десять минут доложишь, сколько осталось мин на ствол.

Красноармейцы, весело гомоня, кинулись исполнять приказание командира. Следующие несколько часов прошли спокойно. Немцы вели себя тихо, даже не обстреливали высоту из миномётов.

Слева и справа от кургана поднялись к небу пыльные тучи. Гитлеровцы, больше не ввязываясь в бой, обошли высоту и покатили дальше. У Котлякова заныло сердце. Как там раненные пехотинцы? Дойдут ли до позиций батальона? Внезапно на западе громыхнуло, начался плотный артиллерийский обстрел, а еще через полчаса прилетели "Юнкерсы"…

Младший лейтенант, и сам не понял, как остался жив. Когда на позициях взвода начали рваться бомбы, Павел, прикрыв голову руками, рухнул в тесное нутро хода сообщения. Наверху грохотало, сотрясалось и смертельно визжало. "Лаптёжники" отбомбились, и немцы снова пошли в атаку. На кургане пехота редко защелкала винтовочными выстрелами, застучала одиноким пулемётом. Выбравшись из-под кучи земли, нанесенной в окоп бомбами, Котляков кинулся к ближайшему миномету. Из его расчета в живых остался только красноармеец Тухватуллин, сам же миномет, завалившись на бок, лежал на земле. Оглядевшись по сторонам, Павел увидел, что остальные миномёты вообще не пригодны для ведения огня. Младший лейтенант, матерно крича, собрал вокруг себя бойцов, с их помощью поднял уцелевший миномёт, судорожно начал отделять от него ствол, сильно забитый землей. В пылу боя, горя нестерпимым желанием помочь отчаянно обороняющейся на кургане пехоте, Котляков совершенно упустил из виду, то обстоятельство, что за его спиной необеспеченный тыл. Лишь пересохший ручей и мертвый камыш. Вот из него, прямо на позицию взвода и выскочили немцы. Занятый чисткой ствола Павел сразу и не понял, почему прямо перед ним, лицом в землю упал Ахметшин, а справа дико что-то заорал по-татарски красноармеец Маннапов…