Текст книги "Тыловики (СИ)"

Автор книги: Олег Геманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Когда немцы, подгоняя прикладами Котлякова и оставшихся вместе с ним в живых двух красноармейцев, погнали остатки взвода сквозь камыш, на кургане еще шел бой.

Бывший командир минометного взвода младший лейтенант Павел Петрович Котляков, ныне военнопленный, медленно шагал по дороге. От ударов прикладов конвоиров болела спина, ныло плечо. Но Котляков не обращал на это никакого внимания. Шаркал босыми ногами по пыли, беспрерывно прокручивая в голове события двух предыдущих дней. Впереди понуро брели Тухватуллин с Агаповом. А сзади устало плелись пятеро пехотинцев. Всё, что осталось от усиленной роты.

Немцы, раздосадованные большими потерями при штурме кургана, сразу добили всех раненых бойцов. Возле небольшой группы пленных столпились несколько разгневанных гитлеровцев, защелкали затворами винтовок. Котляков уже приготовился к смерти, как к пленным подошел офицер, что-то резко пролаял своим солдатам. Те немного потоптавшись на месте, отошли в сторону, ненавидяще зыркая глазами на красноармейцев.

На ночь пленных загнали в траншею на кургане, а как только рассвело, трое солдат погнали их на запад. Воды немцы не давали со вчерашнего дня…

Котлякова совершенно дико мучила жажда, но совсем невыносимо на душе становилось от мысли, что для него всё законченно. Особую боль, доставлял Павлу тот факт, что он не сможет выполнить зарок, данный самому себе после гибели под Волоколамском его фронтового друга Степана Ермилова. Тогда Павел твердо решил, что немцы должны стократно заплатить за погибшего товарища.

Вспомнив Степана, младший лейтенант от злости и бессилия до крови закусил губу. Впереди идущий немец остановился, оглянулся на пленных, сдернул с плеча винтовку:

– Хальт! – и добавил на ломанном русском пару ругательств.

К нему подошел долговязый унтер-офицер с автоматом на груди, достал бинокль, с минуту вглядывался вдаль. Помахал каской над головой, и сказал несколько слов спокойным голосом. Потом закинул "МП" на плечо и махнул рукой. Жидкая колонна пленных снова двинулась вперед.

Пройдя пятьдесят метров, Павел увидел причину неожиданной остановки. Навстречу пленным двигались два отделения немцев. В голове колонны шагает офицер с холеным, надменным лицом. Котляков сразу подумал, что этот фриц наверняка аристократ. Какой-нибудь барон или маркиз. Следом за бароном шел огромный унтер-офицер. Котляков зло отметил, что фриц настолько здоровый, что самый рослый и сильный красноармеец роты Агапов кажется на его фоне худосочным школьником. Лицо у гиганта-унтера откровенно туповатое. Фриц неотрывно смотрит себе под ноги и монотонно шевелит губами, словно считает шаги. Гитлеровцу жарко. Края пилотки мокрые от пота, сапоги белые от дорожной пыли. Следом за унтером идет еще один здоровяк. Этот поменьше первого, но не намного. Пулемет на его плече как будто ничего не весит. Фриц что-то говорит невысокому соседу и передает ему пулемет.

Немцы идут словно хозяева. Никуда не спешат, ничего не боятся. Волна гнева накрывает Котлякова с головы до ног. «Сволочи, сволочи, сволочи…» – крутится в голове единственная мысль. Павел с силой сжимает кулаки и устремляет полный ненависти взгляд на огромного фрица. Идущая навстречу колонна поравнялась с пленными и внезапно останавливается. Барон небрежным тоном произносит короткую фразу на своем собачьем языке.

* * *

После весьма продолжительно отдыха идем бодро. Только всё сильнее и сильнее хочется пить. Герр лейтенант долго идет, молча, потом неожиданно смеётся и поворачивается к нам:

– Я тут подсчитал от нечего делать. Смотрите, мужики. Мне сейчас двадцать семь лет. Это значит, что в две тысячи пятнадцатом мне исполнится ровно сто лет!

Равнодушно пожимаю плечами, а Курков, наоборот, оживляется:

– Да это еще ничего! Я только что понял, что оба мои деда живы! Один под Мурманском против егерей воюет, а второй сейчас в госпитале!

Меня как молнией ударило. А ведь и правда! И мои деды живые! И нет никаких надгробных плит на Северном кладбище с ненавистными датами смерти. Стоп! А ведь я могу, при определенном везении увидеть своих дедов! Понятно, что дело это малореальное, но осознание самого факта, что мои горячо любимые деды живы, придало мне уверенности. К горлу подкатил комок. Уже почти десять лет вся наша семья собирается на девятое мая, а на столе стоят две одинокие рюмки водки, накрытые кусками черного хлеба. И две фотографии молодых красноармейцев на стене.

Глаза предательски повлажнели, я провел рукавом по лбу, заодно незаметно смахнул нежданную слезу. Моё сентиментальное настроение прервал крик Гущина:

– Герр лейтенант! Венцов ногу натер, дальше идти не может!

Новиков ругается сквозь зубы, раздраженно хлопает ладонью по бедру и останавливает движение. Санитар деловито суетится возле крайне смущенного Венка, остальные ребята, словно бывалые солдаты, моментально расселись вдоль обочины. Только заранее назначенный наблюдателем Игорь Одинцов из моего отделения, отбежал в сторону, задрал голову вверх и бдительно всматривается в небо. Не летит ли кто по нашу душу. Люди измученны жаждой. Ребята сплевывают густую, тягучую слюну на землю, трут запекшиеся губы рукавами кителей. Но никто не жалуется, все терпят. Несколько минут сижу, наслаждаясь тишиной и покоем.

Мельников подбегает к командиру, докладывает о том, что с Андреем теперь всё более или менее нормально, и он снова может ходить.

– А почему он ноги натер? – озабоченно спрашивает Николай.

– Сапоги новые. Кожа по ступне еще не села.

Новиков понимающе кивает и строит взвод в походный порядок. Где-то в небе раздалось еле слышное жужжание, быстро сменившиеся басовитым гулом. Гораздо левее от нас, на малой высоте плотным строем пролетели одиннадцать "Юнкерсов" с отчетливо выделяющимися на крыльях черными крестами в белой окантовке. Народ, задрав головы, рассматривал "лаптежников" до тех пор, пока эскадрилья не скрылась за горизонтом. Замечаю, что Одинцов, открыв рот, смотрит вместе со всеми на бомбардировщики. Показываю Игорю кулак и жестами тонко намекаю на страшные кары, неминуемо ожидающие незадачливого наблюдателя за ненадлежащее исполнение своих обязанностей. Обычно вышеупомянутые кары заключались в дополнительном получасе занятий строевой подготовкой. А сейчас как наказывать? Непонятно.

Новиков проводив злым взглядом последний самолёт, громко прокомментировал:

– Вообще, в эскадрилье двенадцать "Юнкерсов" должно быть. Надеюсь, что один "лапоть" наши на переправах в Дон сбросили.

Я утвердительно закивал. На переправах сейчас творится настоящий ад. Огромные массы наших войск переправляются через Дон, другие реки и речушки, под постоянной бомбежкой. Кроме войск перед переправами скапливаются беженцы, вперемешку с бесчисленными стадами скота, и прочим колхозным имуществом. И вся эта мешанина являла собой отличную мишень для немецких бомбардировщиков. Представив себе, как только что пролетевшая над нами эскадрилья бомбит скопление людей на переправах, я поморщился. Да уж. Не позавидуешь тем людям, которые сейчас идут под разрывами бомб, по ходящим ходуном понтонам.

Снова тихо хрустит песок под ногами. Снова впереди маячит порядком поднадоевший мне за последнее время затылок Новикова. Мишка пытается завязать со мной беседу, но мне сейчас не до разговоров. Сильно хочется пить. Украдкой провожу ладонью по фляге. Эх! Сейчас хоть один малюсенький глоточек сделать. А лучше два. А еще лучше три.

Замечтавшись, я не заметил, что Новиков уменьшил шаг, и чувствительно впечатался ему в спину. Герр лейтенант крякнул, недовольно покосился на меня:

– Так и затопчешь когда-нибудь ненароком. Даже фамилии не… – Николай замолчал на полуслове, нервно вцепился мне в рукав. – Смотри! Там на дороге какое-то движение. Давай посмотрим.

Старая, потертая оптика бинокля давала на большом расстоянии нечеткую картину. Но и смазанное временем изображение меня потрясло. Вытянувшись тонкой цепочкой на дороге стояли с десяток наших пленных, а чуть в стороне от них, высокий унтер-офицер рассматривал нас в бинокль. Кроме унтера заметил еще двух рядовых. Унтер опустил бинокль, снял с пояса каску и энергично помахал ей над головой. Новиков немедленно проделал тоже самое. Тем самым показав, что поводов для беспокойства нет. Всё в порядке. Свои.

Унтер-офицер успокаивающе махнул рукой, и колонна медленно пошла нам навстречу.

– Взвод! Внимание! – голос Новиков ощутимо дрожал от напряжения. – Впереди движется колонна пленных под конвоем трех немцев.

Народ заволновался, непроизвольно загремел амуницией. Дихтяренко подался вперед, нервно спросил:

– Ну, и что в этот раз делать будем?

Герр лейтенант не задумываясь, ответил:

– Мочить. Мочить будем! Такого шанса нам больше может и не представиться. Их всего трое! – Николай со второго раза повесил каску на автоматный подсумок, несколько секунд помолчал и начал отдавать приказания. Нестеров, Курков! Унтер-офицер ваш. Смотрите – у него "МП"! Не дай, Бог успеет стрельнуть! Федя, второй немец твой…

Новиков подробно рассказывал, что и кому делать. А у меня, чем ближе мы подходили к немцам, тем сильнее тряслись колени. Что бы немного успокоиться, несколько раз глубоко вздохнул полной грудью. Потом расстегнул чехол, вытащил саперную лопатку, засунул её за пояс. Черт! Неудобно! Быстро вытащить лопатку мешает граната. Затолкнул гранату в сапог. Вот теперь другое дело! Теперь всё хорошо..

Курков стиснув зубы, смотрит прямо перед собой. Его сильно трясёт. Герр лейтенант вытирает пилоткой мокрый лоб:

– Когда я скажу: "Пройсс, дай флягу", сразу начинаем атаку. Всё понятно? И расслабьтесь, на вас лица нет. Не забывайте – мы солдаты непобедимого Рейха. Мы прошли от Бреста до Волги, по пути видели тысячи, сотни тысяч пленных. Мы их не замечаем, они для нас никто! Они вообще не люди!

Я считаю шаги. Десять, двадцать. Сзади тяжело дышит Дихтяренко. Он передал пулемет Жеке, что-то мычит себе под нос. Снова считаю. Тридцать, сорок. Нет сил, хочется лечь на землю, и бездумно смотреть в небо. Пятьдесят, шестьдесят. Уже отчетливо видно лицо впереди идущего фрица. Он весь какой-то нескладный, худой, приклад винтовки за малым не достает до земли. Семьдесят, восемьдесят. За мелким фрицем первыми в колонне пленных шагают два красноармейца. Один такого же роста, как и конвоир, со смешными оттопыренными ушами на круглой стриженной под ноль голове. Кто по национальности не понятно, но явно не славянин. Второй выше его на голову, кряжистый, длинные руки безвольно болтаются вдоль тела. Девяносто, сто. Немцы отдают честь Новикову, тот вяло отвечает. Один из пленных, молодой парнишка с одним кубиком на петлице окидывает меня таким ненавидящим взглядом, что я буквально физически его ощущаю. Проходим мимо унтера. Он, почему-то чуть приоткрыв рот, смотрит прямо на меня, автомат беспечно болтается на плече. Новиков оборачивается:

– Пройсс, дай флягу, пить хочется!

Взвод останавливается, сзади хрипит Фёдор. Делаю два шага направо, подхожу к унтеру, подмигиваю ему правым глазом, в следующее мгновенье выхватываю из-за пояса лопатку и со всей силы, наотмашь бью немца по голове. В последний момент рука дергается, лопатка летит унтеру прямо в лицо, немец визжит. Бью еще раз. Потом еще раз и еще. Наш строй рассыпается, мелькают приклады. Фёдор броском сшибает конвоира, идущего сбоку от пленных, и уже лежачего, прижав всем телом к земле, бьёт отверткой в горло. Возле Фёдора бестолково размахивая винтовкой, суетится кто-то из наших. Сзади крик, мелкого немца бьют кулаками по лицу. Торопов мёртвой хваткой вцепляется в его винтовку. Неожиданно немец вырывается из рук парней, с дикими криками бежит в поле. Его догоняют, валят на землю, месят прикладами. Над дорогой стоит сплошной мат. Красноармейцы замерли неподвижно, похоже, даже не дышат.

У меня под ногами валяется на спине унтер с изрубленной головой, дорожная пыль жадно впитывает в себя кровь. Её много. Дрожащими руками безуспешно пытаюсь вложить лопатку обратно в чехол. Подходит Курков, его лицо заляпано кровью. Не понимаю. Кто, где?

– Миша, что с тобой! Зацепило?

Курков с явной опаской смотрит на саперную лопатку в моей руке:

– Сергей, я же стоял за спиной у немца! Ты, что меня не видел?

В ушах звон, в висках стучит скоростным экспрессом кровь. Трясу головой, пытаясь сбросить с себя неприятное состояние. Медленно показываю рукой на мертвого унтера:

– Не видел, Миша. Так это тебе от него прилетело!

В голове перестаёт шуметь, звуки вновь обретают чёткость, наваливается тяжёлый запах свежей крови. Ого! А меня основательно во время боя прихватило. Не ожидал. Внимательно разглядываю убитого мной немца. Зрелище крайне отвратительное. Вот уж не думал, что я так смогу. Честно говоря, до сегодняшнего дня и представить не мог, что убью человека. Впрочем, лежащий возле моих ног унтер-офицер – не человек. Это жестокий, крайне опасный враг, пришедший для того чтобы захватить мою землю и уничтожить мой народ. Мне ничего объяснять и доказывать по этому поводу не надо. Я всё отлично помню. Ничего не забыл.

Сзади чья-то рука опустилась мне на плечо. Оборачиваюсь. Герр лейтенант с эффектно висящим на груди мосфильмовским автоматом несколько секунд пристально смотрит мне в глаза, и негромко произносит:

– Смотрю с тобой все в порядке, – потом еще раз внимательно окинул меня взглядом, довольно кивнул, и обратился к стоящему рядом Куркову.

– Собрать оружие! Вообще, собери всё ценное. Потом разберемся. Трупы оттащи с дороги подальше в поле!

Мишка непонимающе посмотрел на Новикова и озадаченно спросил:

– Герр лейтенант, а что, я один трупы таскать буду?

Николай, жалостливо посмотрел на командира первого отделения:

– Михаил, ты что идиот? Бери своё отделение и действуй.

Курков явно обрадованный таким поворотом событий, построил своих ребят и немедленно занялся делом.

Всё это время пленные продолжали, как завороженные, неподвижно стоять на дороге. Красноармейцы явно не понимали что произошло. Переминались с ноги на ногу, чесали в затылках, украдкой бросали взгляды за спину, где отделение Куркова стащив трупы немцев в кучу, занималось активным потрошением их амуниции.

Герр лейтенант построил моё отделение в шеренгу и шагнул к пленным:

– Die Hauptleitung der Gruppe komm zu mir!

Красноармейцы вздрогнули, некоторые вжали головы в плечи, но из строя никто не вышел. Новиков напрягся, грозно насупил брови:

– Вы что по-русски не понимаете? Я же ясно сказал: "Старший по званию – ко мне", – герр лейтенант выразительно посмотрел на молодого младшего лейтенанта. Пленные вскинули головы, в глазах некоторых бойцов мелькнула радость. Из шеренги медленно вышел молодой парень с кубарем в петлицах, еле волоча ноги, подошел к Новикову, посмотрел прямо в лицо:

– Вот теперь понимаем. А немецкому языку мы не обучены.

Николай критическим взглядом оглядел парнишку, поморщился:

– Отставить, товарищ младший лейтенант! Вернитесь на место и доложите, как положено докладывать старшему по званию. Ко мне обращаться – товарищ майор.

Красноармейцы встрепенулись, над дорогой пронесся удивленно-радостный вздох. Я же про себя отметил, что обязательно поздравлю Новикова с таким удивительным карьерным ростом. Из руководителя военно-исторического клуба сразу шагнуть в майоры РККА это не каждому по плечу. Впрочем, имеется и промежуточная стадия – лейтенант вермахта.

Младший лейтенант вернулся в строй, развернулся и подошел к герру лейтенанту достаточно четким строевым шагом. Хотя далось это ему совсем непросто. То ли сказывалась усталость, то ли просто он не выносит самого вида немецкой формы. С трудом козырнув, парень хриплым голосом отрапортовал:

– Товарищ майор! Младший лейтенант Котляков, явился по вашему приказанию! – и после секундной паузы совершенно не по-военному удивленно спросил. – А вы кто?

Новиков засмеялся, вслед за ним расхохотались и мы. Смеялись от души, до слез. Возившиеся возле дохлых фрицев ребята поднялись на ноги, уставились на нас. Новиков успокаивающе махнул им рукой и обратился к Котлякову:

– Свои мы парень, свои. Всё в порядке. Фронтовая разведка. Немцев среди нас нет.

А вот это – просто отлично! Я, зная некоторую склонность Новикова к театральным жестам, опасался, что сейчас герр лейтенант ляпнет, что мы подчиняемся непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования. Но обошлось, а то отвечай потом на вопросы красноармейцев насчет того, кто нам приказы отдаёт. Берия али сам Иосиф Виссарионович? Наглядно представив во всех подробностях это действо, я внутренне усмехнулся и мысленно поаплодировал герру лейтенанту за то, что на этот раз он весьма разумно ограничил полет своей фантазии.

Котляков пошатнулся, закрыл ненадолго глаза, несколько раз глубоко вздохнул:

– Товарищ майор! Разрешите обратиться!

Новиков утвердительно кивнул.

– Товарищ майор! Мы почти сутки без воды и еды! Скоро бойцы сознание терять начнут!

– Твою мать! – с герра лейтенанта мгновенно слетела напускная строгость. – Сейчас организуем!

Красноармейцы выпили всю нашу воду. Опорожнили и три трофейные фляжки, заботливо принесенные Курковым. Бойцы оживились, постепенно угрюмое выражение на их лицах сменилось на вполне нормальное. Конечно, быстро стрессовое состояние у бывших военнопленных не пройдет, но они уже явно оправились от первоначального шока. Вон, некоторые начали улыбаться, раздался первый радостный смех.

Новиков построил красноармейцев по росту в шеренгу. Прошёлся несколько раз перед ними и, остановившись в излюбленной позе, резко скомандовал:

– Равняйсь! Смирно! С этого момента, как старший по званию принимаю командование вашим подразделением на себя.

Красноармейцы крайне внимательно слушали герра лейтенанта, но чувствовалось, что немецкая форма жутко раздражает людей. Бойцы непроизвольно кривились, зло сплёвывали на землю. Это не укрылось от взгляда Новикова. Он зло рубанул рукой перед собой:

– Отставить плевки! Дома, после войны харкать будете! Наша группа выполняет задание командования фронта. Здесь, в глубоком немецком тылу. И вам придется научиться спокойно реагировать на форму врага! Кто не может – научим, кто не хочет – заставим!

Ого! А Николай разошелся не на шутку! Он что, хочет с собой пленных взять? Я-то думал, что сейчас мы пленных отпустим, они пойдут своей дорогой, а мы своей. А здесь, вон, что получается. Меня откровенно задел тот факт, что Новиков принял такое ответственное решение сам, даже не спросив нашего с Курковым мнения. Не иначе свежеприобретенные майорские погоны плечи жгут. Кстати, сейчас в Красной Армии не погоны, а петлицы. Значит две майорские "шпалы" шею пекут.

"Майор" критически осмотрел притихших красноармейцев и недобро прищурился:

– Присягу для вас, никто не отменял! Если кто не хочет Родину защищать, – герр лейтенант энергично потряс автоматом, висевшим на плече. – Пусть катится на все четыре стороны! Никто держать не будет! Нам трусы и предатели не нужны!

Бойцы намек поняли, расправили плечи. Новиков удовлетворенно обвел взглядом замерший строй:

– Командиром вашего отделения назначается младший лейтенант Котляков. Вопросы и подробности – позже. Котляков, слушай приказ…

Бойцы Котлякова с шутками и прибаутками выкопали глубокую яму, в ста метрах от дороги. Первый раз в жизни я увидел, как люди рыли могилу с абсолютно счастливыми лицами. После того, как трупы немцев подтащили к краю могилы, Новиков отправил красноармейцев к месту боя, убирать следы крови. Николай снял с плеча киношный автомат и с явным удовольствием бросил его вниз. Следом отправились и две мосфильмовские винтовки. Герр лейтенант принял из рук Куркова трофейный "МП-40", провел по нему рукой и закинул пистолет-пулемет себе за спину. Заскрежетав зубами, я отвернулся, чтобы не видеть невыносимо довольную рожу Николая. Честно говоря, лелеял планы забрать "МП" себе. Всё-таки, именно я завалил его владельца. Но герр лейтенант решил иначе. Ладно. Значит в следующий раз, сразу трофейный "МП" заберу себе и никому его не отдам! Пусть хоть расстреливают перед строем!

Две боевые винтовки вместе с полными подсумками и штык-ножами Новиков торжественно вручил Шипилову и Гущину. Вот это в отличие от крайне отвратительного присвоения моего законного автомата – правильный поступок. Парни надежные, в армии служили. Тем более Шипилов заядлый охотник, и дома у него в сейфе стоит куча оружия. В том числе и нарезного.

После того, как разобрались с оружием, спихнули ногами в могилу мертвых немцев. Здесь им лежать будет хорошо. Лет через двадцать, всё здесь распашут под поля, никакие "черные копатели " не доберутся. Холмики земли над захоронением разровняли, разбросав перемешанную с землёй глину далеко вокруг, и тщательно замаскировали всё травой.

Новиков махнул рукой:

– С этим закончили. Пошли, немного отдохнём, потом дальше потопаем.

Мы вперемешку с красноармейцами сидели на обочине. Народ активно дымил "трофейными" сигаретами, купленными в "Ашане" перед поездкой. Герр лейтенант предупредил наших, чтобы лишнего не болтали, языки держали за зубами. Если будут задавать неудобные вопросы – не отвечать, ссылаясь на секретность. Красноармейцам же, Николай по-простому сказал: "Меньше будете знать, вам потом легче будет в Особом Отделе проверку проходить". Этого оказалось вполне достаточно.

Герр лейтенант, по-походному повесив себе на грудь "МП-40" подошел к куче амуниции снятой с немцев, подозвал к себе меня и Куркова:

– Значит так. Ремень у Венцова – просто хлам, необходимо поменять, – Новиков опустился на корточки, начал перебирать вещи. – Пусть выбрасывает вместе с бляхой. Она тоже фуфломициновая, китайский новодел, даже клейм на обратной стороне нет. У кого котелки дырявые, пусть поменяют. Так, каски подписаны, хреново дело. Жаль, но придется выбросить.

Герр лейтенант подхватил с земли планшет убитого мной унтер-офицера, с явным любопытством открыл:

– Ага! Молодец Курков, вижу ты, и солдатские книжки не забыл у немцев забрать?

Михаил весьма довольный похвалой с достоинством кивнул:

– Как такое забудешь! Правда, я их еще не смотрел! А ещё я и жетоны в планшет положил.

Новиков начал листать одну из трех книжек. Сначала медленно, так сказать, чисто из академического интереса, а потом всё быстрей и быстрей. Внезапно герр лейтенант выругался и с раздражением бросил документ на землю. Я угодливо, как заправский лакей подскочил к Николаю, поднял с земли книжку, елейным голосом спросил:

– Товарищ майор! Неужели вы получили пренеприятнейшие известия из столицы, что происки гнусных завистников не позволят вам сегодня к вечеру получить звание генерала?

Новиков тяжело сел на землю, бездумно уставился вперёд, расстроено протянул:

– Сергей, сейчас не до смеха. Я думал, мы своими новодельными документами, хоть кого-то сможем обмануть. Но… Сами посмотрите.

Теперь мы с Курковым зашелестели страницами.

– Твою дивизию! Это полный песец! – от огорчения я даже почти перестал обижаться на герра лейтенанта за кражу моего автомата. Настоящая книжка отличалась от наших, практически во всём. Десятки записей в ней сделаны разными почерками и разными чернилами. Множество разномастных печатей и штампов густо украшали её страницы. Некоторые штампы – красного цвета. А в наших книжках везде гордо красуется одна единственная печать сто семнадцатого пехотного полка. Кроме этого, фактура бумаги совершенно другая, и даже толщина картонной обложки сильно отличалась от новодельной. В довершение всех бед, страницы настоящего документа были основательно потрёпаны. Увы, но наши новодельные документы, изготовленные, как нам казалось практически безупречно, годились лишь на самокрутки красноармейцам Котлякова.

Курков огорошено почесал в затылке, и неожиданно щелкнул пальцами.

– Я знаю, как исправить ситуацию! – и, посмотрев на наши с Николаем удивленные лица, Михаил эффектно закончил фразу. – Нужно красным карандашом крупно написать на обложке: "Эта солдатская книжка выдана русским диверсантам для предъявления немецким патрулям. И подпись: маршал Ворошилов".

Герр лейтенант с силой хлопнул ладонью себя по ноге и яростно сжал кулаки:

– Смотрю у вас с Нестеровым игривое настроение? Сейчас я быстро вам его исправлю!

Не знаю, какие кары собирался обрушить на нас с Мишкой герр лейтенант, но этому по-настоящему интересному мероприятию помешал Дихтяренко. Он как-то бочком, с обиженным выражением на лице подскочил к Николаю. Левый рукав Фединого кителя багровел затертыми пятнами крови. Причем оттирал пятна, Федя явно землей. Понятное дело – когда в горло отверткой пыряешь, трудно ожидать, что останешься не запачканным.

– Я тут по делу поговорить пришел, – протянул пулеметчик, усаживаясь рядом с нами.

Новиков с шумом выдохнул воздух, зыкнул недовольно взглядом по нашим с Курковым физиономиям:

– Что там у тебя, Федя. Давай выкладывай.

Дихтяренко стянул с головы пилотку, бросил в траву рядом с собой:

– Тут это… – Фёдор замялся, зачем-то начал застегивать верхнюю пуговицу кителя. – Ну, это…

– Да, что "это"? – взвился герр лейтенант.

– В общем, я пришел просить, чтобы мне винтовку боевую отдали. Я её захватил, мне её и носить.

У Новикова от удивления округлились глаза:

– Да ты что? Совсем с ума сошел? Какую на хрен винтовку! Ты же пулеметчик, Федя! Окстись, старик! Тебе винтовка даже по штату не положена!

Опустив глаза, здоровенный Дихтяренко словно обиженный ребёнок заплямкал губами:

– Ну, не положена. Ну и что из этого? А я и винтовку, и пулемет свободно унесу! А патроны в пулемётный подсумок насыплю.

Николай вскочил на ноги, гневно закричал:

– Вы что? Сговорились все? – герр лейтенант возмущенно указал на нас с Курковым. – Эти вон, два клоуна представление сейчас устроили, а теперь и ты, Федя туда же? У нас, что – выездное выступление цирка?

Насупившийся пулеметчик, поднялся на ноги и преданно посмотрел на Николая:

– Коля! Ну, хоть штык-нож отдайте! А то отверткой совсем неудобно работать, – Федя недовольно покосился на свой испачканный рукав. – Штыком-то оно явно сподручней будет.

Немного поколебавшись, Новиков обреченно махнул рукой:

– Ладно. Скажи Гущину, пусть штык тебе отдаст. Всё, иди.

Сияющий от счастья пулеметчик подхватил пилотку с земли и помчался к отдыхающим бойцам. Федя напоследок обернулся, и я заметил плутовскую улыбку на его лице. Вот же хитрый крестьянин, как ловко он это дело со штыком провернул! Ну, жучара, такую комедию разыграл! Винтовку пришёл просить! Да она ему совсем и нужна была! За штыком, стервец приходил!

Герр лейтенант потряс головой, несколько раз с силой зажмурил глаза, и недоуменно спросил:

– А о чем мы, вообще, до прихода Дихтяренко разговаривали?

Мы с Курковым захохотали. Мишка похлопал рукой рядом с собой:

– Садись, Колёк, в ногах правды нет. Курить будешь?

– Пить сильно хочется, да и никотин из ушей брызжет. Повременю с куревом пока.

Мишка достал из портсигара сигарету, покрутил её в руках и положил обратно. Курков спрятал портсигар в карман и уже серьёзным голосом, спросил у герра лейтенанта:

– Слушай, а ты твердо решил красноармейцев с собой взять?

– Да. А что же еще нам делать?

Командир первого отделения немного помолчал, вполоборота повернулся к нам и тихо произнес:

– Варианты были. Мы могли к примеру их просто отпустить. Но теперь уже всё, поезд ушёл. – Курков задумчиво потер щёку ладонью и неожиданно выпалил. – Николай! А почему ты перед принятием столь ответственного решения не посоветовался со мной и Нестеровым?

Лицо Новикова побагровело, взгляд стал жестким:

– Да потому что я здесь командир! И я здесь решаю, что и кому делать! Это понятно? Или у кого-то есть сомнения в этом вопросе?

– У меня сомнений нет. Ты не кипятись, мы с тобой не один год дружим. Просто есть определенные… – Курков запнулся, покрутил замысловато перед собой пальцами. – Ну, скажем вопросы. Вот смотри. Ты принял пленных в отряд. Так?

– Так. И что?

– А ведь ты даже не узнал как они попали в плен! Ты же прекрасно знаешь, что приказ номер двести двадцать семь не просто так выпустили! И еще, мы даже не знаем из какой они части!

Герр лейтенант с силой закусил губу, сжал кулаки до такой степени, что костяшки пальцев мгновенно побелели:

– Это всё?

Отрицательно мотнув головой, Курков продолжил:

– Скажи честно, Николай, ты знаешь, что нам делать с пленными дальше?

Разжав кулаки, Новиков тяжело дыша, зло прошипел:

– Не знаю! Но бросить красноармейцев на произвол судьбы не мог! Даже мысли об этом у меня не возникало!

Во время разговора я сидел тихо, как мышка. Курков на правах старого друга, и раньше говорил в лицо Николаю нелицеприятные вещи. Я в такие дела обычно не лезу, у меня в клубе и своих забот хватает. Но сейчас не вытерпел, подключился к разговору:

– В общем, так, мужики. Что сделано, то сделано. Обратно не вернёшь. Сейчас надо вопрос с красноармейцами решать. Курков дело говорит: надо узнать все обстоятельства их пленения. И от этого дальше плясать будем.

Явно ободрённый моей поддержкой Курков, быстро спросил:

– А если окажется, что они… – Михаил резко замолчал и отвел взгляд.

К этому моменту Новиков почти полностью успокоился. Безусловно, ошибки, на которые указал ему Курков, целиком на совести нашего командира. Но надо отдать должное Николаю, он не стал кричать и размахивать руками перед нашими лицами. Или того хуже – становиться в позу несправедливо обиженного. Просто отвернулся от нас, положил автомат на колени и на пару минут замер в неподвижности. Лишь время от времени поглаживал автомат ладонью и вытирал рукавом пот со лба.

– Нестеров, дай мне планшет, – неожиданно скомандовал герр лейтенант. Лихорадочно отстёгивая свой планшет от ремня, я усиленно соображал, зачем Николаю он понадобился.

– Да не твой! Трофейный дай!

Виновато улыбаясь, передаю Новикову снятый с мертвого унтера планшет. Герр лейтенант, незамедлительно начал внимательно исследовать его содержимое.

– А вот и оно! – Николай помахал перед нами ладонью с зажатым в ней листом бумаги. – Я знал, что найду его!

Мне стало любопытно:

– Что ты там нашел?

Герр лейтенант, с довольной улыбкой пояснил:

– Это приказ командира батальона о конвоировании пленных в Морозовск. Здесь пофамильный список наших солдат и приписка имеется, – Новиков широко улыбнулся и торжественно прочитал. – Захвачены в ходе боя. Оказывали упорное сопротивление. Все пленные из семьсот восемьдесят восьмого стрелкового полка, двести четырнадцатой дивизии.

У меня, словно камень с души свалился. Значит, не сдались, дрались, мужики!

Курков виновато захлопал глазами:

– Получается и допрашивать не надо!

– С чего это вдруг? – удивился герр лейтенант. – Обязательно допросим. Есть у меня задумка одна насчет этих парней. Но сначала с Котляковым поговорим. Прощупаем, так сказать почву.