Текст книги "Чёрная река"
Автор книги: Олаф Локнит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Олаф Локнит
Черная река
Глава первая
Форт Тусцелан
Форт Тусцелан, граница с Пущей Пиктов
Ранняя весна 1286 года по основанию Аквилонии.
Конану здесь не нравилось. Настолько не нравилось, что киммериец с огромным удовольствием плюнул бы на эту бессмысленную и нескончаемую войну, на пиктов, на Аквилонию, на герцога Троцеро вместе с его неуемным наследником и на их безумную затею, собрал дорожный мешок и отправился бы на Полдень, к побережью океана – по крайней мере там тепло, сытно, да и по морю варвар соскучился…
Конан с юности установил для себя обязательное правило: доводить до конца любое дело, за которое взялся. Пускай даже самое безнадежное.
Это было не упрямство, а всего лишь одна из черт варварского характера: негоже бросать начатое, люди уважать перестанут. А к мнению друзей и соратников Конан относился трепетно, поскольку сражался с ними плечом к плечу – нет братства более крепкого, чем братство клинка. Поэтому киммериец останется на Черной реке вплоть до победы. Или смерти.
Так или иначе Конан не любил Пущу. Ему опротивела вечная сырость, из-за которой даже отлично выдубленная зингарская кожа покрывалась плесенью. Раздражали липкий желтоватый туман, вечерами наползающий со стороны реки, черные скелеты деревьев поднимающиеся над волнами зыбкого марева и странные звуки доносящиеся с другого берега – жалобные крики неизвестных птиц, зловещее потрескивание ломающихся сучьев и еще какие-то совершенно непонятные взвизгивания, стоны и хрипы.
Надоело бледное и холодное солнце, здесь казавшееся не золотистым, а сероватым, будто кожа пиктских дикарей. Словом, варвар почитал забытую людьми и богами Пущу истинным проклятием всей своей жизни – доселе Конан не встречал более скверных земель. По сравнению с древним лесом, простершимся от Черной реки до закатного побережья Великого океана, даже мерзлые тундры Ванахейма и вересковые пустоши Гипербореи покажутся вполне гостеприимными и, отчасти, привлекательными своей дикой красотой.
Дурная слава Пиктской Пущи подтверждалась – если между Черной и Громовой реками располагались сравнительно обжитые пространства, земли Великого герцогства Боссонского, то далее к Закату тянулись бесконечные топи, лесистые холмы и непролазные чащобы, населенные не только своими истинными хозяевами, пиктами, но и самой невероятной нечистью и нежитью, в королевствах цивилизованных давно истребленной. Пуща оставалась единственной частью материка, где еще не ступала нога аквилонского картографа, зингарского купца или туранского ученого мужа. Конан видел подробнейшие планы приграничных областей, где были обозначены самые неприметные тропки, но территории за Черной рекой выглядели на них сплошным белым пятном.
Некоторое представление о левобережье было у боссонских следопытов, отваживавшихся проникать в дебри на несколько лиг к Закату, но что происходит в глубинах Пущи не знал никто. Ходили слухи о настоящем пиктском городе, якобы возведенном нынешним вождем дикарей Зогар Сагом, затерянных в лесах тайных святилищах, где серокожие поклоняются неведомым древним божествам, неких «сокровищах» упрятанных в Пуще кхарийцами (ну как же обойтись без кхарийцев, которых привычно обвиняют во всех бедах уже тысячу двести лег!) в стародавние времена крушения Стобашенного Пифона. Конан большинству этих россказней не верил, почитая их старушечьими сказками и плодом фантазии чересчур увлекшихся воспоминаниями о собственных подвигах следопытов.
Но, несомненно, в Пуще что-то было – что-то недоброе, затаившееся в буреломах и болотах. Некая сила, повелевающая дикарями. Это киммериец чувствовал подсознательно, накопленный за годы странствий опыт подсказывал, что наползающая со стороны лесов тьма имеет некий источник. Впрочем, Конан предпочитал не увлекаться высокими материями и размышлять о истинных причинах этой странной войны, побудивших пиктов забыть о долгих столетиях уединенной жизни и атаковать земли Аквилонии – у варвара других дел хватало.
Конан, вместе с Эмертом Боссонцем, непревзойденным лучником, записались в армию его светлости Троцеро минувшей зимой. Пуантенские герцоги платили наемникам щедро и в отличие от многих других владык предпочитали своим воинам не лгать Троцеро прямо говорил, что будет трудно, война становится затяжной и больших жертв не избежать. Главное – избавить Аквилонию от непрекращающихся набегов и надежно перекрыть дикарям дорогу на Восход. Сделать это можно одним способом: максимально укрепить рубежи по Черной реке, выстроить неприступные форты и однажды нанести пиктам сокрушительное поражение, которое навсегда отобьет у серокожих охоту соваться на правый берег Черной.
Варвар на своем веку немало повоевал и мог понять, что ни о каком «генеральном сражении» даже речи быть не может. Тактика пиктов никак не согласуется с правилами благородной военной науки, это вам не зингарцы или немедийцы, с тяжелой кавалерией, лучниками, пикинерами, осадными машинами и прославленными полководцами, изучавшими заумные трактаты! Дикари просачиваются в Боссонию небольшими отрядами, соединяются, наносят чувствительные удары, сжигая поселки и даже замки дворян вкупе с небольшими городками и вновь растворяются в чащах и буреломах. «Правильной войны» в условиях Пущи и порубежья не добьешься. Надо или полностью изолировать дикарей густой сетью фортов и застав, или… Или уничтожить первопричину войны, ту самую неизвестную силу, толкающую серокожих на самые невероятные безумства. Но в чем она, первопричина? Этого не знал никто.
Оказавшись в Тусцелане, форте на самой границе, Конан сразу получил в подчинение десяток следопытов: командовавший здесь многоопытный сотник Рагнар из Шамара моментально понял, что имеет дело с прирожденным воином. Киммериец сотнику понравился – Конан прошлыми заслугами не кичился, был деловито-серьезен и умел руководить людьми. А чего, спрашивается, ждать от человека некогда служившего в гвардии туранского императора и хауранской королевы, и хаживавшего в отряде Ночных Стражей, всем известных «охотников на монстров»?!
Довольно скоро от десятка остались только двое – сам варвар да молчун-Эмерт, остальные погибли. Ждать пополнений было неоткуда, людей катастрофически не хватало, в Тусцелан удалось отправить лишь отряд асиров числом в сто десять клинков: конуги-вожди нордхеймских дружин прослышали, что герцог Троцеро собирает наемную армию, после чего к войску Пуантенских властителей начали присоединяться как небольшие, так и вполне многочисленные отряды с Полуночи.
В этом не было решительно ничего необычного – нордлинги отличные вояки, а в числе наемников в Конаджохаре можно было встретить выходцев практически из всех стран Заката, от Зингары до Гипербореи и от Аргоса до Турана. Однако, для того, чтобы прикрыть рубежи Аквилонии требовалась армия десятикратно большая!
Тусцелан представлял из себя небольшую крепость выстроенную из обмазанных глиной бревен с четырьмя квадратными башнями по углам. Несколько общинных домов, кузни, склады продовольствия, конюшни, оружейня – вот и все селение.
У единственной таверны, выстроенной ушлым гандером по имени Фульк, даже названия не было. За спиной Боссония, впереди Пуща, а вокруг унылые серо-зеленые леса.
Крепость, как и положено, стояла на холме возвышавшемся над неторопливой полноводной рекой, деревья, кусты и трава вокруг форта были вырублены и выжжены на расстояние в триста шагов, все пространство отлично простреливалось, никакой пикт не подберется незаметно. На Восход уходила единственная дорога, весной и осенью превращавшаяся в размолотый копытами лошадей и колесами телег поток жидкой грязи. Жить здесь удовольствие невеликое, особенно если учитывать постоянный риск попасть под шальную пиктскую стрелу или попасть в плен к дикарям – ничего хуже и представить нельзя, из лап пиктов никто еще живым не уходил, а серокожие являются большими выдумщиками на предмет пыток и самых изощренных казней!
Конан, однако, старался не унывать – если провидение занесло его в это немыслимое захолустье, значит не стоит противиться велениям фатума. Судьба и удача редко подводили варвара и всегда преподносили ему самые неожиданные сюрпризы. Ничего, однажды бестолковое сидение на Черной реке окончится чем-то весьма и весьма захватывающим…
Пока же киммерийцу было очень скучно – ни мира, ни войны, а единственным развлечением являются вечеринки в безымянном кабаке с новыми приятелями-асирами.
* * *
– Пополнение прибыло, пошли смотреть!
Конана настойчиво толкали кулаком в плечо и варвар не мог стерпеть подобного нахальства. Не открывая глаз он схватил левой рукой валявшуюся на лежанке поодаль набитую сеном подушку и запустил ею в злодея, осмелившегося нарушить вожделенный покой.
– Сам по себе черный эль злом не является, – сообщил невидимый мучитель. – Но чрезмерное усердствование с его потреблением – зло истинное. Вставай, бездельник!
Подушка полетела обратно.
– Сигвальд, ты же варвар, – прохрипел киммериец, усаживаясь. – Нам, варварам не положено выражаться так, будто мы прошли через горнило тарантийской Обители Мудрости! Посмотри на меня…
– А чего смотреть? Жалкое зрелище. Я вчера выпил не меньше, а поднялся с рассветом.
– Ты молодой еще. Боги милостивые, голова раскалывается!
– Держи!
Асир торжественно вручил Конану деревянную кружку с медовухой – пьется как сладкая водичка и замутненное винными парами сознание проясняет.
В отряде конуга Хальвдана Сигвальд, сын Орма, выполнял очень важную роль: он был жрецом или, как говорили нордлинги, годи. Грозных духов Полуночи асиры уважали и славились исконным отеческим благочинием и богопочитанием, особенно яростно проявлявшимся в битве – Вотан, Доннар и Бальдур являлись богами-воителями, их потомки тоже являлись народом войнолюбивым и доблестным. Асиры не поленились притащить с собой в Тусцелан трех здоровенных деревянных истуканов, вкопали идолов возле общинного дома и каждодневно приносили им жертвы.
Поначалу Конан удивился, что жрецом асиры выбрали двадцатитрехлетнего Сигвальда – парень был не особо высок ростом и ничуть не походил на грозного старца-годи, какими обычно представляют себе людей, общающихся с великими духами мира невидимого. Тем не менее хирдманны Сигвальда даже слегка побаивались: он близок к богам, умеет говорить с Вотаном и его ближними, а значит способен разрушить таинственную границу между сферой, в которой обитают смертные, и обителью бессмертных. Такими способностями обладает не каждый, только избранные!
Киммериец и молодой асир подружились моментально – Сигвальд был умен, страха не ведал (это выяснилось довольно быстро в первой же стычке с пиктами) и прекрасно обращался с любым оружием, от нордхеймского меча до метательных кинжалов и топориков, справедливо утверждая, что годи должен быть примером для всех хирдманнов. Жрецами никогда не становились убогие и слабосильные, а что ростом не вышел (Сигвальд был по грудь длинному Конану) – так это еще ничего не значит! Между прочим, в споре на метание ножей асир Конана обставил, все десять лезвий в цель, тогда как варвар попал только девять раз.
– …редкостные болваны по моему мнению, – Сигвальд присел рядом, на широкую, застеленную мягкими шкурами лавку. Киммериец сразу отметил, что асир блюдет надлежащую осторожность, под кожаной курткой, подшитой мехом, тускло поблескивают звенья кольчуги. – Я, в смысле, про новобранцев. Знаешь сколько их? Двадцать! Всего! Ты вроде бы хотел снова набрать десяток? Тогда поторопись, другие разберут.
– Мне болваны, тем более редкостные, не нужны, – твердо ответил Конан. – Мы и вдвоем с Эмертом неплохо справляемся.
– Есть там один интересный человечек, – загадочным тоном проговорил годи. – Обрати на пего внимание, пригодится. Надевай сапоги, покажу. Другим десятникам он не подошел, хлипковат. Тощий, невзрачный, рожа прыщавая…
– Спятил? – поморщился Конан. – Зачем мне такой?
– Увидишь, разберешься. Поверь моему слову, из этого парнишки выйдет толк.
После доброй кружки медовухи киммериец ощутил прилив сил. Надел две рубахи и безрукавку волчьего меха (снаружи было прохладно), щелкнул фибулой закрепляя края войлочного плаща на плече. Выбрался на крыльцо.
– Вот он, у коновязи, – подсказал Сигвальд. – Совсем один остался. Жаль беднягу. Мы не возьмем, сотник отправит хлевы чистить. Даже ножа на поясе нет, заметил?
– Н-да, у тебя странное представление о «правильных людях», – разочарованно протянул Конан. – Заморыш заморышем. Зачем он вообще в армию нанялся?
– А ты с ним поговори… Первое впечатление обманчиво.
Рядом с громадным медведеподобным Конаном избранник жреца выглядел сущим ребенком, хотя и был повыше Сигвальда (небольшого, но широкого, будто граскаальский гном) на целых три пальца. На вид зим восемнадцать или двадцать, темные длинные волосы, схваченные в хвост дешевой медной заколкой, лицо узкое, глаза серо-зеленые, внимательные и несчастные. «Видно, не везет в жизни», – снисходительно подумал Конан. Силы в человеке не видно, плечи узкие, ноги тонкие и длинные. Одет плохонько, бедно. Но был в этом лице с красноватыми прыщиками какой-то непонятный отсвет, различимый лишь тем, кто умеет видеть незримое. Сигвальд-годи таким родился, а Конан научился различать необычности – варварское чутье преумножилось долгими годами странствий и незаменимым опытом.
– Можешь называть меня Конаном Канах, из Киммерии, – сказал варвар подойдя к юнцу. – Я десятник войска его светлости Троцеро Пуантенского. Кто таков, откуда родом? Что умеешь?
– Риго из Толозы, Полуденный Пуантен, к услугам, – парнишка неожиданно изящно раскланялся, чем вызвал очередное неудовольствие Конана. Не иначе вагант или того хуже, – странствующий песнопевец и шут. Или (защити Иштар!) младшенький дворянский сынок, сбежавший из дома в поисках приключений. Но отсвет, отсвет есть, никуда от этого не денешься… – Я пятый, ненаследный сын графа Гугона из Кастельно. И я маг.
– Чего? – киммериец аж поперхнулся холодным сырым воздухом. – Чего-чего?
– Маг, – твердо ответил юный месьор Риго.
Конан выразительно посмотрел на Сигвальда, асир пожал плечами. Худшие подозрения насчет желторотого дворянчика, жаждущего совершать подвиги (и сложиться в первом же бою, погубив по глупости и остальных) сбывались. Мало того, этот Риго еще и сумасшедший!
– Значит, маг? – Конан сдвинул брови, не зная, смеяться ему или плакать. – Какого конклава? Золотой Лотос? Алое Пламя Равновесия? Белая Рука Гипербореи? А может… – варвар не удержался от смешка, – Может, Черный Круг Стигии? Где обучался?
– Я сударь, понимаю ваше недоверие, – спокойно ответил пуантенец. – Однако…
– Не называй меня «сударь». Мы тут не в замке владетелей Толозы. Вполне хватит имени. Или просто «десятник».
– Как угодно, десятник. Я не состою в Великих Конклавах, а обучался искусству сам, по книгам. У меня… не знаю, как правильно сказать… У меня само получается.
Конан тяжко вздохнул. «Само получается», извольте видеть! Магия – это величайшая из наук, только для овладения ее основами надо затратить десятилетия и учиться с раннего детства! Конечно, встречаются довольно сильные маги никогда не касавшиеся пыльных гримуаров и обходившиеся без мудрых наставников, например деревенские колдуны или ведьмы (вовсе не обязательно злые и зачастую оказывающие значительную помощь своим соплеменникам!), но это скорее исключение чем правило.
Сигвальд, как ни странно, остался невозмутим, а ведь всем известно, что нордлинги относятся к магии с подозрением, а то и с откровенной враждебностью. Больше того, асиры полагают, что волшба есть занятие для мужчины недостойное и терпят только магичек-женщин, причем никогда не позволяют жить им в своих поселениях: уходи в лес, или в горы, колдуй там сколько душе угодно. Свирепые в битве и неустрашимые перед лицом любой опасности нордлинги панически боялись колдовства!
– Пойдем-ка пива выпьем, заодно человека накормим, – сказал Сигвальд, перехватив взгляд киммерийца. – Видишь, он замерз совсем. А ты, Риго из Толозы, больше никому не говори о своих умениях.
– Почему?
– Могут неправильно попять. Обещаешь?
– Хорошо, обещаю. Но я не понима…
– Вот и договорились. Никому ни слова!
* * *
Конан очень быстро уяснил, почему Сигвальд отнесся к странному заявлению Риго абсолютно спокойно: парень норманном не является, а по святому убеждению нордлингов представители иных народов могут чудить как хотят. В этом отношении асиры и их ближайшие родственники, ваны, были удивительно терпимы. Если ты иноземец, следовательно на тебя обычаи и традиции Полуночи не распространяются – нам безразлично каким божествам ты кладешь требы и каким ремеслом добываешь себе пропитание.
Магия?
Ну что ж, колдуй сколько хочешь, только нас не трогай! Споров нет, нордлинги прославились на всю Хайборию агрессивностью и даже жестокостью, но при этом всегда оставались невероятно снисходительны к чужим недостаткам, что было, пожалуй, самой симпатичной чертой асиров – никто не мог упрекнуть их в отсутствии учтивости и злоязычии по отношению к дружественным ближним и дальним соседям. Любые странности, кроме совсем уж вызывающих, прощались только потому, что «эти люди другие, не нам их судить».
Было хорошо заметно, что Риго очень проголодался, но кушал графский отпрыск аккуратно и пил в меру. Пока варвар и асир не начали расспросы, он предпочитал молчать и выглядел смущенно.
Конан выбрал самый дальний стол, в глубине таверны – не хотел лишних ушей. Бесспорно, никто не стал бы подслушивать нарочно, люди здесь простые и честные, но и они могут невзначай услышать то, что слышать не нужно. Киммерийцу не хотелось, чтобы по Тусцелану поползли нехорошие слухи, поскольку слова «магия» или «колдовство» в сознании обитателей форта были прочно связаны с пиктами и их таинственным вождем, Зогар Сагом…
– Ты должен уяснить, что здесь, на Черной Реке идет самая настоящая война, – втолковывал киммериец. – Причем совсем не такая, как в героических балладах. Никаких рыцарей в блистающих доспехов, развернутых знамен и пения боевых труб. Стрела из зарослей, отравленный дротик, яма-ловушка с кольями на дне – я тебя не пугаю, это реальность. Никаких благородных поединков тоже не будет, обычно пикты наваливаются гурьбой, режут всех, а того кто выжил запытают до смерти.
– Мне известно о том, что пикты – варвары.
– Нет, дружище, варвары это мы с Сигвальдом, а пикты – дикари. Большая разница, однажды ты поймешь о чем я говорю. Если, конечно, останешься в Тусцелане. Я могу дать тебе хороший совет – вернуться домой – но ты ведь оскорбишься?
– Верно, оскорблюсь, – кивнул Риго. – Нельзя отступаться от однажды принятого решения. Кроме того, вербовщик в Толозе заплатил мне за десять седмиц вперед из казны нашего герцога. Не могу же я вернуть деньги и сбежать?
«Точно, идеалист, – подумал киммериец. – Наверняка не подойдет».
– С оружием хорошо обращаешься? – без особой надежды спросил Конан.
– Я дворянин, – напомнил Риго. – Ненаследных сыновей всегда обучают воинскому искусству, мы вправе надеяться только на свой меч.
– Тогда почему я не вижу перевязи у тебя на плече?
Пуантенец густо покраснел:
– Пришлось продать, я оказался в тяжелом положении… Это не важно.
– Наоборот, очень важно. Если ты окажешься в моем… кхм… неполном десятке, нам придется драться вместе. Я должен быть в тебе уверен, а это значит – никаких секретов. Иначе ничего толкового не выйдет. Я нечасто встречал графских сыновей, записывающихся в наемную армию. Рассказывай, что с тобой приключилось и почему ты оказался на Черной Реке.
… По нынешним, тяжким для Аквилонии временам, история Риго выглядела в общем-то заурядно. В Пуантене, на золотом Полудне, дворянские семьи всегда были многочисленны – старый граф Кастельно произвел на свет десятерых отпрысков, причем девочка была только одна. По законам Великого герцогства Пуантен, земли, титул и отцовское богатство отходят к: старшему сыну, остальные в соответствии с традицией обязаны поступить на службу к другим сеньорам. Примечательно, что граф был вправе отдать ненаследному сыну только пятьдесят золотых кесариев. Сумма не слишком значительная, по на первое время должно хватить с избытком – аквилонская монета все еще ценилась, несмотря на затянувшуюся войну и скверное положение в государстве вызванное казнокрадством и бездеятельностью приближенных короля Нумедидеса.
Одна беда: молодой Риго из Кастельно давно и прочно считался в Пуантене умалишенным – он избегал обычных дворянских забав наподобие охоты и турниров, в четырнадцать зим упросил отца отправить его в Тарантию, чтобы пройти курс обучения в Обители Мудрости, знаменитейшем учебном заведении королевств Заката, а вернувшись домой к своему восемнадцатилетию выяснил, что в родовом замке пятого сына его светлости решительно не ждут: полуночные области Пуантена, как и Боссония, были разорены набегами пиктов, графство оборонялось… Отец выдал непутевому отпрыску кошель с монетами и настоятельно посоветовал заняться делом, достойным благородного человека и позабыть о странных фантазиях.
Впрочем, говорить о «фантазиях» не приходилось – способности Риго были вполне реальны и подтверждены таким авторитетом как Озимандия Темрийский, о котором поговаривали, будто он является самым сильным магом Аквилонии.
Знающие люди уверяли, что Озимандии давно перевалило за сто зим и волшебник, входящий в Конклав Золотого Лотоса выжил из ума. Действительно, старик уединение в отдаленном замке почти на границе провинции Темра с Киммерией, учеников не заводил, а в столице появлялся крайне редко – государь Нумедидес открыто не одобрял магию, опасаясь, что возможные заговорщики (новый король до дрожи в коленях боялся мятежа!) используют волшебство для того, чтобы лишить его короны. Тем не менее, во время очередного визита старого мага в Тарантию мэтры Обители Мудрости представили ему Риго, уверяя, что мальчик талантлив.
Озимандия недолго поговорил с пуантенцем и посоветовал пойти в обучение, например к Пелиасу Кофийскому – это было невозможно по многим причинам. Во-первых, глава Конклава Света живет очень далеко, едва ли не на другом конце материка. Во-вторых, он требует с учеников изрядной оплаты за свои труды, а таких больших денег у Риго нет. Да и малых тоже. В-третьих, нужны солидные рекомендации. Таким образом, совет оказался бесполезным.
Среди благородных семейств в Кастельно и ближайшей округе о необычных способностях Риго поговаривали уже много зим, причем далеко не всегда с благосклонностью – люди очень не любят «странностей» и не терпят, когда один из них оказывается «не таким, как все». Особенно ярко подобная нетерпимость проявляется в провинции где незамужняя девушка в восемнадцать зим уже считается старой девой или редкостно оригинальной особой, а молодой человек проводящий время за книгами вместо соколиной охоты немедленно обвиняется в отсутствии черт, присущих истинному рыцарю…
– Подожди, – Конан прервал обстоятельный рассказ пуантенца. – Ты можешь внятно объяснить, что именно ты умеешь? Я слышал о людях, обладающих врожденными магическими способностями, но рождаются они довольно редко. Среди твоих предков были маги?
– Пра-прадед по материнской линии, жил двести зим назад. Если верить семейному преданию, он владел некоторыми способностями. Что я умею? Посмотри в сторону двери.
Конан послушно взглянул на тяжелый деревянный притвор, повернулся в сторону Риго и… И никого там не обнаружил. Сигвальд хмыкнул – асир прекрасно видел обоих, и Конана, и пуантенца.
– Отвод глаз, – услышал варвар голос Риго. Сигвальд заметил как он повел ладонью, снимая заклинание. – Довольно простенькое заклятье, не требующее особых усилий. Но серьезная магия, например боевая, мне недоступна. Еще я умею убеждать, могу направить действия животных – успокоить взбудораженного коня или вызвать ярость у собаки, открыть любой замок…
– В Шадизаре тебе цепы бы не было, – усмехнулся Конан. – Короче говоря, простенькие магические фокусы.
– Именно, – согласился пуантенец. – Озимандия сказал мне, что способности надо развивать, но для этого нет никакой возможности. Магические книги стоят очень дорого, да и найдешь их не во всякой библиотеке… А денег совсем нет. Может быть здесь заработаю, герцог Троцеро обещал щедро платить наемникам.
– Значит, ты пошел в наемную армию только из-за денег? – вздернул бровь киммериец.
– Говоря откровенно, я ехал в Тарантию, – смущенно проговорил Риго. – В столице можно неплохо устроиться, пойти в помощники к какому-нибудь алхимику, кое-чему научиться. Но отцовское золото я… гм… потерял. Остался без единой монеты.
– И как же тебя угораздило? – осведомился Сигвальд.
– Меня ограбили, – Риго снова покраснел. – Слышали про Биркарта из Абсема?
– Ого! – Конан присвистнул. – Как же! Слыхал, еще во времена, когда жил в Зингаре! Знаменитый и неуловимый рыцарь-разбойник, гроза Пуантена! Не везет тебе, парень!
Биркарт, барон Абсем, владелец крохотного лена на самой границе с Зингарой, стал легендой полтора десятилетия назад, слава о нем расползлась от Полуденного Побережья до Бритунии и Заморы, а власти Великого герцогства давно оставили любые попытки поймать Биркарта и отправить его на галеры – эшафота он не заслужил, поскольку никогда и никого не убивал, все его жертвы оставались живы. На его счету были самые громкие ограбления в Аквилонии – к примеру, исчезнувший караван королевских мытарей в 1281 году, еще при царствовании Вилера! Если быть совсем точным, сами мытари, сборщики налогов, никуда не подевались – пятерых королевских чиновников и десяток латников охраны обнаружили на следующий день привязанными к деревьям и с кляпами во рту в леске неподалеку от Гайарда, пуантенской столицы. А вот три повозки, нагруженные золотом и серебром, действительно сгинули в никуда.
Злосчастные чиновники вместе с вояками в один голос уверяли, что Биркарт и двое его сыновей (молодые люди с удовольствие пошли по стопам папаши) действовали только втроем. Это утверждение вызвало у коронных дознавателей справедливый вопрос: как могут три разбойника противостоять пяти тройкам отлично вооруженных людей? Одной только удалью Биркарта такое не объяснишь, поэтому в ход пошла версия о магических способностях барона… Со временем его разбойничья милость стал такой же достопримечательностью Пуантена, как Башня Леопардов в Гайарде или замок Нарбонет в Толозе. О рыцарственном поведении Биркарта ходили самые невероятные слухи: доходило до того, что некоторые благородные девицы прихватывали с собой из дома тяжеленькие кошели и в одиночестве разъезжали по дорогам Пуантена, надеясь встретить месьора Биркарта и обменять золото на его любезности. Некоторым везло.
Однако, будь барон Абсем рыцарем или нет, воспитанным человеком или грубияном, сути это не меняло: он являлся самым опасным разбойником в Аквилонии, грозой купеческих обозов и просто мирных путешественников. Герцог Троцеро, которому смертно надоели бесконечные жалобы подданных и иноземцев, отобрал в казну замок и земли Биркарта и хотел лишить его дворянства, но уложения короля Сигиберта Завоевателя запрещали отнимать титул – дворянин остается таковым даже на плахе.
От потери наследственного лена барону было ни холодно, ни жарко – жалкий клочок земли и каменная развалюха более напоминавшая сарай, чем крепость, не стоили и сотой доли награбленного. Где Биркарт прятал такое огромное количество золота никто, ясное дело, не знал, но среди коронных корсаров Зингары, в числе которых ходил и киммериец несколько зим назад, ходили упорные разговоры о том, что его милость частенько наведывается в Кордаву под чужим именем – отдохнуть от своих сомнительных подвигов и вложить очередную долю награбленного в торговые дома шемитов. Никаких сомнений, с возрастом Биркарт устанет от разбойничьих забав, на сбережения купит лен в Аргосе или Коф и станет добропорядочным дворянином…
Впрочем, это были чистейшей воды домыслы. На покой Биркарт Абсемский пока не собирался, что наглядно доказала недавняя история с Риго.
– Какой из тебя маг, если ты не мог отвести глаза грабителю? – поинтересовался Конан. – Или россказни о колдовских способностях барона Абсема имеют под собой основание?
– Не знаю, – тяжко вздохнул Риго. – Еду но дороге, впереди всадник… Судя по одежде, человек благородный. Он остановился, навел на меня тяжелый самострел, приказал спешиться. О какой магии может идти речь, если ты находишься под прицелом арбалета?
– Тот-Амон моргнул бы левым глазом, и от Биркарта мокрого места не осталось бы, – со знанием дела ответил киммериец. – Равно и от его арбалета. Спишем на то, что ты явно не Тот-Амон. Что было дальше?
Дальше Биркарт и двое сообщников появившихся из-за деревьев обобрали беднягу до нитки. Вежливо, но весьма настойчиво отобрали – лошадь, меховой плащ, поклажу, меч, фамильный гербовый перстень и кошелек с отцовскими кесариями.
– Прошу простить меня, сударь, – раскланялся Биркарт напоследок. – Просто вы оказались в плохое время в плохом месте. Сожалею, но моя репутация не позволяет оставить вам и единой серебряшки. К искусству грабежа на большой или малой дороге следует подходить так же серьезно, как и к любому другому ремеслу. Я обязан забрать всё. Прощайте, юноша. Надеюсь, это была наша первая и последняя встреча.
Риго пешком добрался до Толозы (идти пришлось две лиги) и понял, что единственным выходом из столь плачевного положения будет предложение герцогских вербовщиков, расположившихся на главной площади города – армии Троцеро действовавшей на Черной реке, в Боссонии и полуденном Пуантене остро требовались люди. Десятник, записывавший новобранцев, вначале посмотрел на Риго с сомнением – уж больно неказист, – но когда тот продемонстрировал неплохие навыки обращения с холодным оружием, уплатил за ближайшие две с половиной луны пятнадцать полновесных кесариев и отправил Риго с обозом идущим в Боссонию через форт Велитриум, считавшийся своеобразной «столицей» закатных владений Аквилонии. Именно там и располагалась ставка герцога Троцеро. Из Велитриума Риго и два десятка таких же наемников прибыли в Тусцелан.
Вот и вся история.
– Одного не понимаю, – Конан побарабанил пальцами по столу, – почему тебя, дворянина, не пристроили получше? Мог бы остаться в Велитриуме, там поспокойнее, а кроме того грамотному образованному человеку можно найти теплое местечко при его светлости… Куда только сотник смотрел?
– А никуда, – грустно улыбнулся Риго. – Сотник был пьян. Кроме того я сам хотел попасть именно на Черную реку?
– Совершать подвиги? – нахмурился киммериец.
– Не знаю, – развел руками пуантенец. – Видишь ли, я отчасти владею даром предчувствия, как и любой человек с магическими способностями. Мне показалось, будто здесь, в Тусцелане, я окажусь нужен.
